Сводные, (не) любимые Осетина Эльвира

Эльвира Осетина

Сводные, (не) любимые

Аннотация:

«Извини, милая, но тебе придется пожить тут некоторое время, пока я не найду нам защитника», – сказала мне мама, оставляя в интернате среди обычных человеческих детей.

И было это десять лет назад.

И теперь она вдруг позвонила мне и сообщила:

«Ну всё, дорогая, собирайся, приезжай, буду знакомить тебя со своим мужем!»

Вот только меньше всего я ожидала, что мой отчим иногда бывает лохмат и воет на луну, а еще у него есть взрослые сыновья, которые почему-то посмели положить на меня свой взгляд и загребущие мохнатые лапы.

И это на меня! Чистокровную эльфийку! Дочь великого леса!

Да как они посмели даже мысли допустить, что я опущусь до этих животных?

Пролог

– Детка, хорош выпендриваться, – лениво протянул один из качков.

– Сколько? – спросил второй, прижав меня к капоту своей навороченной спортивной тачки.

Я плохо в машинах разбираюсь, тем более в их моделях, но уж обычную от спортивной могу отличить.

– Что сколько? Вы что, решили, что я шлюха? – зло выплюнула я.

– А разве нет? – удивился первый. – На трассе стоишь, голосуешь. Одета как шлюха.

– Да что бы вы в моде понимали, мужланы! – рыкнула и попыталась ударить с силой «второго» по яйцам, но реакция у него была будь здоров, и чел умудрился увернуться.

Еще и резко крутанул меня, уложив животом на капот, и руку больно вывернул, так что я зашипела от боли и негодования, а сам прижался к моей спине и заднице. Еще и движение сделал такое характерное, впечатывая меня своей тушей в машину.

– Эй, брат, полегче, помнешь еще тачку, я же только-только её купил, – весело рассмеялся «первый».

– Да она мне чуть яйца не отбила, – недовольно фыркнул «второй».

– Отпустите меня, идиоты! Я не шлюха! – процедила я, еле сдерживаясь, чтобы не начать уже материться во всё горло.

– Тогда что ты тут делаешь? – спросил «второй», наклонившись и прошептав мне на ухо, почти задев его острый кончик.

Почти… Ведь там была иллюзия, и кончика этого быть не должно.

И таким этот жест интимным получился, да еще и задел в моей душе странные нотки, о которых я даже не подозревала, что я неожиданно для самой себя ощутила легкое томление внизу живота.

А этот бугай вдруг начал принюхиваться, словно обычный пёс, как будто я чем-то воняла, а затем еще и высказался:

– Братан, да я ей нравлюсь.

И столько радостного ликования было в его голосе, что мне захотелось резко опустить его с небес на землю.

– Что? – чуть ли не заорала я. – С чего это ты взял? Ты себя вообще в зеркало видел? Урод!

– Девушка говорит, что ты лжешь, – усмехнулся «первый».

– Да ты сам её понюхай, – с обидой (как мне показалось) в голосе ответил второй.

Мля, он еще и обижается на меня?

Ну капец.

Я думала, что первый что-нибудь скажет, типа: «Иди ты», но нет, он реально подошел ближе и тоже начал принюхиваться прямо возле моих нижних девяносто.

Мать моя женщина! Они кто, вообще, такие? Нарики какие-то, что ли? Или из дурки сбежали? А может, грибов обожрались? Или что там сейчас богатенькие буратины кушают, чтобы глюки ловить?

– Хм, и правда слегка нравишься, – ответил «первый», заставив меня насторожиться и начать говорить иначе.

Плаксиво, как Фич учил. Чтобы прониклись сильнее. Глядишь, и правда отпустят.

– Слушайте, ребята. Отпустите, а? Я к маме еду. Она в Тупике должна жить. Это деревня такая.

– Что? Тупик? – переспросил «второй» изменившимся тоном голоса.

– Детка, ты ничего не попутала? – недовольно рыкнул «первый».

– Да с чего же я попутать-то что-то могу? Я блин, дура совсем, что ли? – огрызнулась я. – И вообще, пусти меня уже, руку больно! Могу сообщение мамино показать, если не верите!

– Пусти её, пусть показывает, – сказал «первый».

А «второй» еще сильнее (хотя куда уж сильнее-то) прижал меня к своей тачке и тихо на ухо сказал:

– Только без глупостей, а то я добрый до поры до времени.

Я в ответ лишь пренебрежительно фыркнула. Нашел чем пугать, пуганная уже, и не раз.

– Я предупредил, – добавил «второй» и, о чудо, развернул меня к себе лицом, даже слегка отошел в сторону, давая мне возможность достать телефон из рюкзака, что болтался на моём плече.

Очень сильно хотелось отвлечь этих двоих чем-нибудь и свалить, но эти качки перегородили мне дорогу, зажав меня у своей машины, так что бежать от них было попросту некуда.

Мысленно выругавшись на то, что я, дура, проспала свою остановку и теперь вынуждена с этими уродами тут объясняться, залезла в свой телефон и нашла сообщение от мамы, а затем повернула его экраном к этим двоим.

– Вот.

– Дай сюда! – вырвал у меня «первый» телефон прямо из рук и начал смотреть всю переписку.

Но я-то знала, что он там ничего интересного не найдет.

Мама, как и всегда, была очень лаконична.

– Хм-м, и правда, – нахмурился качок и с удивлением перевел взгляд на своего брата. – У нас что, кто-то новенький появился?

– А я почем знаю? – ответил тот. – Мы, вообще-то, если ты не помнишь, вместе не были дома уже больше пяти лет.

– Но мало ли, вдруг тебе Галя что-то рассказывала. Ты же с мелкой часто общаешься.

– Я с этой прилипалой не разговаривал с тех пор, как мы уехали, спецом заблочил её в социальных сетях, – хмыкнул «второй».

Первый же поморщился и, посмотрев на меня тяжелым взглядом, сказал:

– Ладно, садись в машину, поедем узнаем, где там твоя мама живет.

– Что? Опять за дуру меня принимаете? Да я с вами теперь никуда не поеду! Другую попутку подожду, – офигела я от их предложения и попыталась забрать свой телефон у «первого», но он поднял его повыше над головой.

Прыгать я, конечно же, не стала.

Знаю, как это по тупому выглядит, но на ногу с силой этому бугаю наступила и состроила тут же испуганную моську.

– Ой, прости, я случайно!

– Ну и дрянь, – процедил «первый» и кинул в меня моим же телефоном, еле поймать успела.

– Эй! Охренел? Он же мог разбиться! – крикнула я на идиота.

– Эта туфта стоит копейки, где ты вообще её откопала? – пренебрежительно высказался «второй».

– Для вас, может, и копейки, а для меня вполне нормальный и функциональный телефон, – пробурчала я, убирая телефон в сумку и вспоминая, сколько пришлось полов вымыть в подъездах, чтобы заработать на эту «туфту».

– Давай в машину садись, довезем с ветерком, – сказал «первый», потирая свою ногу.

Я же, мысленно злорадствуя, протянула:

– Ты глухой? Я же сказала, что никуда не поеду с вами.

– Поедешь, куда денешься, – хмыкнул «второй» и, открыв заднюю дверь машины, втолкнул меня внутрь, да с такой силой, что я еле успела голову пригнуть, лишь бы не удариться о крышу машины.

– Вот козел! – выругалась я, а этот псих уже запихивал мои ноги и закрывал дверь.

Я попробовала тут же сесть и открыть ее, но она, зараза, не хотела открываться.

Мне что-то стало не по себе.

Вот так вот меня еще никогда в машину не закидывали.

Первый со вторым сели на передние сиденья и резко дали по газам, отчего меня вжало в спинку сиденья.

Черт, как же вырваться-то теперь, а?

Ну и влипла ты, мать…

1 глава

Сколько я себя помню, вечно мы куда-то бежали и прятались.

Мама не рассказывала мне, почему и от кого мы прячемся, она лишь объясняла, что нельзя, чтобы кто-то понял, кто мы такие.

А мы были эльфами.

Чистокровными эльфами. Дочерями великого леса. Который я совсем не помню.

Мы были с мамой единственными эльфами на всей планете Земля. Почти единственными, если не считать наших преследователей, конечно же.

По крайней мере, так утверждала мама.

И я ей верила, потому что похожих на нас я ни разу не видела.

С помощью портальной магии мама смогла сбежать из своего мира на Землю с новорождённой мной и продолжала прятаться. Ибо по нашим следам пустили кровожадных наемников – дроу. Темных эльфов.

Как только мне исполнилось двадцать пять – первое совершеннолетие по меркам моей расы – и у меня открылась родовая магия, доставшаяся мне в наследство от отца, мама решила оставить меня в интернате для человеческих детей.

Выглядела я почти как местная четырнадцатилетняя девочка, если не считать некоторых мелких отличительных черт: длинных застроенных ушей, субтильного телосложения, слишком больших глаз и светящейся белой кожи. К тому же взрослела я по меркам людей слишком медленно. А в пятьдесят лет и вовсе должна буду застыть и остаться такой навечно.

Почти навечно. По меркам людей, само собой.

Как поясняла мне мама, в свои пятьдесят я буду выглядеть как местная двадцатилетняя человеческая девушка.

Но мы всё же старели. Только очень-очень медленно. Моей маме было пять сотен лет, а выглядела она так, будто ей было не больше двадцати пяти.

Где-то к тысяче лет она, скорее всего, выглядела бы как местная тридцатилетняя девушка.

А вообще, эльфы могли доживать и до пяти тысяч лет.

Никакие болезни нас не брали благодаря внутренней магической защите.

А вот убить эльфа можно было.

Правда, сложно.

Достаточно отрубить голову.

Колотые раны, даже в сердце, нас не страшили. Конечно, они для нас были очень болезненными, но в течение двух дней мы могли полностью восстановиться.

Проверено на себе лично.

Как и отращивать потерянные конечности.

На это только уходило больше времени. Как-то я лишилась пальца, и на его восстановление у меня ушло больше месяца.

Тогда я была еще слишком юной и не всегда успевала реагировать на опасности, поэтому и получала от милых детишек, с которыми жила в интернате.

Моя магия позволяла мне скрываться от тех, кто заведовал интернатом, ведь я владела магией иллюзий и умела надевать любые личины, но поначалу я еще плохо её контролировала и не ожидала, что настоящую опасность представляли не взрослые, а как раз дети.

На адаптацию в новых для себя условиях у меня ушло больше года.

И опыт этот был ужасным.

Много раз я думала уйти оттуда, но останавливало то, что я не представляла, как буду выживать вне стен интерната. Здесь поят и кормят. Есть где помыться, поспать. И даже одевали детей очень даже неплохо.

Короче говоря, абсолютно все условия для жизни.

Конечно, если не считать детей, пытающихся тебя либо избить, либо изнасиловать, либо и вовсе убить.

Но благодаря этому опыту, магией иллюзий я овладела в совершенстве.

И если поначалу пользовалась ей от силы три раза в день, чтобы воспитатели не заметили во мне чужачку, то через год я научилась держать иллюзию даже во сне.

Иллюзию моего полного отсутствия.

Да-да, я научилась качественно прятаться.

Драться я не умела, физически была довольно слабой, слишком худая, слишком тонкокостная, но вот делать вид, что меня вовсе не существует, или изображать другого человека (дети часто сбегали, и можно было пользоваться их личинами), но при этом получать свою еду, одежду и койко-место – это без проблем.

Конечно, мама не отправила меня в свободное плавание без обучения.

Она рассказала мне подробно, как пользоваться своей магией и в теории, и на практике. Мы тренировались с ней целый год.

И только лишь после этого она уехала искать нам дом и защиту.

Пару раз в месяц мама отправляла мне магический вестник, в котором подробно рассказывала о том, где была этот год и что делала, а я в ответ рассказывала ей о своей жизни.

Мама давала мне советы и всегда напоминала о том, чтобы я помнила, кем являюсь, и ни в коем случае ни с кем не заводила близких отношений, ибо не пристало дочери Великого Леса со всякими низшими даже близко общаться, не то что думать о чем-то другом. К тому же люди могли рассказать о том, кто я, нашим врагам, у которых магия на более высоком уровне, и тогда нас обеих убьют.

Вот так я и жила.

В полном одиночестве.

Часто, порой раз в неделю, создавая себе новую личину. Или вообще надевая отвод глаз.

Ни друзей, ни близких. Только редкие переписки с мамой.

И единственное, чем я могла довольствоваться, – это подглядывание за другими.

Поначалу я считала себя невероятно крутой, ведь у меня, в отличие от бездарных людишек, была магия, и поэтому я несколько раз серьезно была ранена.

После этих увечий и пяти лет жизни в интернате я научилась уважать и бояться тех, кто меня окружал.

И что бы ни говорила мне мама про «жалких людишек», я вдруг осознала, что мы с ней более жалкие, чем они.

Время шло, я взрослела и понимала, насколько сильно я одинока.

Больше того, я начала завидовать тому, что даже в таких условиях выживания взрослеющие и никому не нужные дети создавали самые крепкие союзы.

Здесь, в интернате, было именно так.

Если ты не научишься любить и доверять тому, кто рядом, ты просто не сможешь выжить.

Поэтому, наверное, все эмоции у детей были утрированы. Если ненависть, то лютая, если любовь, то до гроба.

Здесь страсти кипели почище всяких мелодрам, которые мы иногда смотрели, собираясь всей гурьбой перед сном у телевизора в общем зале для игр.

Взрослым по большей части было плевать на подростков. И в межличностные конфликты они почти не вмешивались.

Их задача была накормить, одеть, помыть, отправить в больницу, если заболел, или в школу на учебу, а дальше дети были предоставлены сами себе.

Даже тех, кто сбегал, они не искали. Вернулся – и ладно, живи дальше. Не вернулся – ну и бог с тобой. У нас таких, как ты, еще пять сотен человек, надо, чтобы они были одеты, обуты, умыты. Всё. Дальше сами как-нибудь.

Через семь лет жизни я начала жалеть малышей или тех, кто попал в интернат из тепличных условий, враз лишившись всех родителей. Потому что хоть и была уже взрослой (все же двадцать пять по меркам людей уже прожила), но всё равно понимала, что я почти такая же, как они.

Враз лишилась мамы и более-менее нормальных условий для жизни.

И поэтому иногда защищала их от местных.

Но быть с ними рядом слишком долго я не имела права, ведь я не взрослела физически, поэтому постепенно мне приходилось уходить в тень и прощаться с ними навсегда.

Сама не понимаю, зачем это делала. Наверное, чтобы не сойти с ума от одиночества. Не иначе.

А может, просто решила взять под своё покровительство «жалких людишек».

Так я порой успокаивала себя.

Ведь я дитя Великого Леса, и не пристало мне опускаться до них…

Но порой было так тоскливо, что хотелось хоть какого-то общения.

И привязывалась к ним, как бы мне ни хотелось этого избежать.

Позже я продолжала присматривать за детьми, уже маскируясь под другой личиной.

Так я случайно обрастала друзьями, хотя эти друзья и не подозревали об этом. Но зато уже не чувствовала такого сильного одиночества.

И вот настал час икс, мама наконец-то нашла нам дом и защиту. Точный адрес она скинула мне в смс-сообщении на мой новенький телефон, который я заработала честным трудом.

Можно было, конечно, его и украсть, тем более что для меня это не представляло никакой опасности, но не пристало заниматься воровством дочери Великого Леса. Поэтому я устроилась в местный ЖЭК поломойкой и драила подъезды.

Для дочери Великого Леса работать своими руками было не зазорно, а даже почетно.

Мама рассказывала, что всех, кто работал руками, очень уважали.

Тем более что я ничего толком и делать-то не умела.

В школу я не ходила, ибо все знания я уже получила и мне было бы там скучно, а других заведений для интернатовских детей никто не предлагал.

Может, среди людей мыть полы и считалось чем-то зазорным, но я помнила мамины рассказы и гордилась тем, что сама что-то делаю. Даже такие несложные вещи, как мытье полов.

Хотя на деле, конечно, не такими они и «несложными» оказались. Но благодаря этой работе я стала очень выносливой.

Устроилась совершенно случайно. Просто подслушала разговор одной пьяненькой женщины, которая не хотела работать и собралась уезжать из города с каким-то мужчиной. Заходить в ЖЭК она не стала, чтобы сказать, что увольняется, и у меня появился шанс на легальную работу.

Я надевала её личину и трудилась.

И мне еще и зарплату выплачивали ежемесячно.

Благо карту я указала свою. А им там пофиг было, чья карта. Лишь бы работа выполнялась вовремя.

И вот после маминого звонка я отправилась в путь.

Пришлось добираться целую неделю до странной деревеньки под названием Тупик. И под конец пути я настолько сильно устала, что уснула и проспала свою остановку. От неё, как пояснила мне мама, всего пять километров пешком до Тупика.

Она скинула мне координаты на карте.

Покинуть деревню и приехать за мной мама не могла, боялась, что может случайно попасться на глаза нашим врагам и еще и на меня их вывести. Поэтому мне предстояло добираться одной, еще и не самым удобным транспортом.

И это мягко сказано.

Иногда приходилось даже стоя ехать несколько часов.

Короче, я настолько вымоталась, что уснула. А когда проснулась и проверила свой навигатор по телефону, поняла, что уехала черт-те куда.

Поэтому пришлось быстро просить водителя остановиться и выпускать меня. А затем искать попутку.

И надо же было мне нарваться на этих двух психов!

Я и не думала, что они первые притормозят. Да еще и спросонья не успела подумать о своей внешности и как-нибудь её переделать под какую-нибудь страшилку. Чтобы такие вот индивиды не принимали меня за женщину легкого поведения.

А они остановились, еще и приставать начали и гадости всякие говорить. Я и растерялась, не понимая, как себя вести. А точнее, включила уже своё обычное поведение. Слишком много лет я провела в интернате, а там нельзя было давать спуску. Нельзя быть слабым, иначе загрызут.

Хотя понимаю, что надо было как-то изначально сбавить обороты, но не получилось. Не готова я была к такой встрече, да еще и организм мой повел себя очень странным образом.

Я никогда в жизни не испытывала подобного влечения.

Нет, я знала, что оно существует. Но у меня его никогда не было. За все мои тридцать пять лет!

Никогда!

Я видела, что взрослые подростки в интернате уже не только кино для взрослых смотрели, но и сами сексом занимались, особенно по ночам. И слышала их разговоры о том, как им это нравится.

Но, повторюсь, никогда ничего такого не ощущала сама.

Мама когда-то говорила, что мы – дети Великого Леса – находим себе пару на всю жизнь. И только с ней испытываем влечение.

Больше ни с кем и никогда!

Я, даже стыдно вспомнить, сама пробовала хотя бы поцеловаться с Фичем – парнем, с которым продолжила общение, даже когда он ушел из интерната и ему исполнилось уже восемнадцать.

Но, кроме неловкости, вообще ничего не ощутила и поняла, что, скорее всего, хоть что-то ощутить я смогу с себе подобным, а точнее, с эльфом.

Просто люди – другие существа. Как мама меня и предупреждала. Они низшие. И ничего, кроме отвращения, мы не должны к ним испытывать.

А сегодня я ощутила.

И это для меня было шоком.

И вот теперь еду со скоростью света не пойми куда и не пойми с кем.

И трясусь от страха, потому что не представляю, как буду от них сбегать.

Но вскоре один из них достал свой телефон и начал кому-то звонить. А я навострила свои острые уши.

– Ага, здорова. Да, едем. Скоро будем. Угу… Ага. Норм. Слушай, тут девчонку одну на дороге прихватили, говорит, что к нам едет. Чего? Тебя как звать? – Он обернулся и требовательно на меня посмотрел.

– Таиси… я, – кое-как вспомнила я своё человеческое имя. От страха чуть настоящее не ляпнула, хоть и не пользовалась им черт-те сколько лет.

Качок с удивлением приподнял бровь и спросил уже в трубку:

– Она?

Затем какое-то время молчал, выслушивая того, кто говорил ему на том конце, при этом продолжая на меня пялиться, и в конце концов, усмехнувшись, сказал:

– Понял. Значит, скоро будем.

А затем обернулся к своему брату и спросил:

– Всё слышал?

– Ага, – ответил тот, чем сильно меня удивил, потому что я вообще ничего не услышала. А мужчина, повернувшись ко мне, добавил: – Ну здравствуй, сестренка.

– Чего? – приподняла я брови от удивления.

– Мама твоя за нашего отца замуж выскочила, – пояснил мне первый.

– Если это шутка, то вообще не смешная, – процедила я, раздражаясь.

Потому что мама точно не могла выйти замуж за человека. Это безумие какое-то.

Она сказала, что нашла нам защитника и покровителя. Я и подумать не могла, что она решит замуж за него выходить!

Да это же… просто…