Написано кровью моего сердца Гэблдон Диана
От напыщенной желчной речи перехватило дыхание, и герцог мучительно закашлял, хватаясь за колени, чтобы не повалиться в конвульсиях на кровать.
Я схватила со стола веер и замахала, направляя на герцога облачко дыма от жаровни. Тот жадно вдохнул, закашлялся и наконец затих, чуть похрипывая.
– Я велела бы вам не нервничать, если бы существовал хоть малейший шанс, что вы меня услышите, – заметила я, протягивая кофейную настойку эфедры. – Выпейте. Только медленно… Что до Джона, то он собирался вам написать, когда узнал о намерениях Дотти. Но не стал: надеялся, это лишь мимолетная прихоть, и когда девочка столкнется с реальностью, в которой живет Денни… э-э-э… это ее жених, доктор Хантер… то может и одуматься. А если так, незачем лишний раз тревожить вас с супругой. Джон никак не рассчитывал, что вы вдруг приедете.
Хэл неуверенно вдохнул сквозь кашель.
– Я и не собирался. – Он отставил чашку, кашлянул напоследок и бессильно упал на подушки. – Это военное ведомство решило переправить мой полк для усиления войск генерала Клинтона в рамках новой тактики. Я просто не успел написать.
– Что за новая тактика? – спросила я без особого интереса.
– Отделить южные колонии от севера, подавить там восстание и заставить северян голодать – пусть уймутся… И заодно выдавить чертовых французов из Вест-Индии. Вы и правда считаете, что Дотти еще может одуматься? – спросил он с сомнением, но не без надежды.
– Вообще-то нет.
Я потянулась и провела пальцами по влажным волосам, мягко стелившимся по шее и щекотавшим лицо.
– Я-то гадала, кто именно, вы или ваша супруга, наградили ее столь редкостным своеволием. Однако стоило вас встретить – и все стало понятно.
Он прищурился, но все-таки снизошел до улыбки.
– Да, она такая, – признал герцог. – И Бенджамин, мой старший сын, тоже. Генри и Адам – те нравом уродились в мою жену. Хотя это не значит, что они не ищут собственных путей, – задумчиво добавил он. – Просто действуют более дипломатично.
– Хотела бы повидать вашу супругу. Джон говорил, ее зовут Минни?
– Минерва. – Герцог улыбнулся еще шире и куда более искренне. – Минерва Куннегунда, если быть точным. Но я же не могу звать ее Кунни.
– По крайней мере, не на людях.
– Наедине тоже не стоит, – заверил он. – Она ужасная скромница… на первый взгляд.
Расхохотавшись, я покосилась на жаровню. Никогда бы не подумала, что дым от сожженной марихуаны обладает тем же эффектом, что и сигареты. Однако травка оказывала благотворное влияние на настрой Хэла, да и сама я чувствовала, что мой собственный мирок понемногу играет яркими красками. Я все еще переживала за Джейми, и за Джона тоже, но тревога уже не давила на плечи, а витала над головой тусклым лилово-серым облачком. Точь-в-точь как свинцовый воздушный шарик. Как бы не пришиб ненароком. Я фыркнула со смеху.
Хэл растянулся на матрасе, с каким-то отстраненным интересом наблюдая за мной из-под полуприкрытых век.
– А вы красивая женщина, – чуть удивленно сказал он вдруг. – Хотя и совсем не скромница, – добавил он и хохотнул. – О чем только думал Джон?
Я знала, о чем он тогда думал, но говорить не стала – по целому ряду причин.
Вместо этого полюбопытствовала:
– А что вы имели в виду? Когда говорили о сделке с Господом?
– А. – Он неторопливо смежил веки. – Когда я сегодня утром… подумать только, неужто прошел всего день? Когда я прибыл к генералу Клинтону, меня ждали дурные вести… и письмо. Отправленное несколько недель назад из Нью-Джерси. Мой старший сын, Бенджамин, схвачен повстанцами в Брендивайне, – проговорил он почти бесстрастно. Однако именно что почти: в тусклом свете я все равно заметила, как крепко он стиснул зубы. – Поскольку у нас с американцами нет соглашения по обмену военнопленными, он остается в заключении.
– Где? – встревоженно спросила я.
– Не знаю, – коротко ответил тот. – Пока не знаю. Однако приложу все силы, чтобы выяснить.
– Удачи вам, – от всего сердца пожелала я. – Письмо было от Бенджамина?
– Нет. – Он снова заиграл желваками. – Письмо отправила некая женщина по имени Амаранта Коуден, которая сообщила его светлости герцогу Пардлоу о том, что является супругой его сына Бенджамина и матерью внука, Тревора Ваттисвейда Грея, трех месяцев от роду.
Значит, родился уже после того, как Бенджамин угодил в плен… Знает ли он вообще о ребенке?
– Из-за отсутствия мужа юная миссис Грей оказалась в крайне стесненных условиях, поэтому хотела бы переехать к своим родственникам в Чарльстоне. Ей неудобно обращаться к герцогу за помощью, но состояние ее таково, что выбирать не приходится. Она лишь надеется, что он простит ей дерзость и любезно прислушается к просьбе. К письму она приложила прядь детских волос – возможно, его светлость будет рад такому подарку от внука.
– Господи… – пробормотала я. И, замешкавшись, все же спросила, потому что Пардлоу и сам наверняка об этом думал: – Считаете, она не врет?
Он вздохнул с тревогой и раздражением.
– Почти уверен, что не врет. Девичья фамилия моей супруги Ваттисвейд, но за пределами семьи этого никто не знает. Письмо в кармане, можете сами прочитать, если хотите.
Он кивком указал на шкаф, куда миссис Фигг повесила его мундир. Я махнула рукой, вежливо отказываясь.
– Теперь понимаю, что за сделку вы решили заключить. Хотите жить, чтобы увидеть внука… и сына, разумеется.
Он снова вздохнул – и тело, и без того худощавое, будто уменьшилось в размерах. Миссис Фигг – не без борьбы – расплела ему волосы, расчесала и просто перевязала их лентой; теперь каштановые пряди с редким проблесками седины рассыпались по плечам, в свете огня отливая золотом и медью.
– Не совсем. Да, этого хотелось бы, но… – Он медлил, подбирая слова, что так не вязалось с его обычным красноречием. – Я отдал бы за них жизнь. С радостью. За всю свою семью. И в то же время думаю: Господи, а мне ведь нельзя умирать! Иначе что тогда с ними будет? – Он криво усмехнулся. – Хотя прекрасно понимаю, что в любом случае ничем не смогу помочь. Они должны жить своим умом.
– Увы, так и есть.
Порыв ветра взметнул муслиновые шторы и разметал облачко дыма.
– Хотя внуку вы помочь сумеете.
Я вдруг вспомнила, как лежал у меня на руках Анри-Кристиан и его тяжелая головка давила на плечо. Я ведь спасла ему жизнь, удалив миндалины и аденоиды – хвала небесам, вовремя. А Мэнди… храни ее Господь! Это я заметила, что она больна, и подсказала Бри, как ее спасти… хотя сама вылечить ее сердечко не смогла, о чем тоскую теперь каждый божий день. Если бы только в этом веке у меня была необходимая аппаратура… Им бы не пришлось тогда уходить…
Шторы вновь зашевелились, и сквозняк понемногу разогнал дурман. Я вдохнула свежий воздух, чувствуя запах озона.
– Дождем пахнет. Где-то идет.
Герцог не ответил, но лицо к окну повернул. Я встала и распахнула створки, впуская в комнату свежий ветерок. Снова выглянула на улицу; быстро плывущие облака то и дело закрывали луну, отчего казалось, что свет ее пульсирует, точно трепещущее сердце. Улицы были темны, разве что порой мелькали отблески фонарей, напоминая о беспокойстве в городе.
Дождь приглушил бы шаги и бегущих лоялистов, и наступавших им на пятки американцев. Может, под прикрытием бури Джейми сумеет пробраться незамеченным? Однако ливень вскоре размоет дороги, превратив их в болото…
Свинцовый шар вновь придавил плечи. Настроение резко испортилось: то ли из-за усталости, то ли из-за надвигающейся бури, то ли сказывался побочный эффект марихуаны, уж не знаю. Я поежилась, хотя воздух еще не остыл, и в голову сами собой полезли мысли о том, что могло бы случиться ночью с одиноким путником, попавшим между двумя воюющими армиями.
Одиноким ли? А как же Джон – что с ним? Джейми ведь не мог…
– Мне был двадцать один год, когда умер мой отец, – заметил Хэл. – Совсем взрослый. Жил уже своей жизнью, успел жениться. – Он замолчал, скривив губы. – Даже и не думал, что отец мне нужен… и вдруг его не стало.
– Что он мог для вас сделать? – спросила я, вновь усаживаясь в кресло. Мне стало любопытно и хотелось за разговором отвлечься от дурных мыслей.
Хэл пожал одним плечом. Ворот его ночной сорочки был развязан из-за духоты и чтобы я могла следить за пульсом. Теперь он распахнулся, и ткань прилипла к телу, выставляя напоказ острые высокие ключицы.
– Просто быть рядом. Выслушать. Возможно… одобрить мои планы. Или не одобрить… – Последние слова он произнес вполголоса, почти шепотом. – Просто чтобы был.
– Понимаю, что вы имеете в виду, – сказала я, скорее себе, нежели ему. Мне повезло: когда погибли родители, в моей жизни тут же оказался дядя. И так уж сложилось, что он всегда был рядом. Я тяжело переживала его смерть, хотя к тому времени успела уже выйти замуж… Меня вдруг накрыло чувством вины, когда я вспомнила о Фрэнке. И еще сильнее – когда вспомнила о Брианне. Сперва я ее бросила, потом она – меня…
Эти мысли повлекли шквал новых болезненных воспоминаний: о Лири, оставшейся без обеих дочерей. Она никогда не увидит внуков, которые теперь мои. О Джеме и Мэнди… И Джейми.
Где же он? Почему еще не пришел? Вдруг Джон и впрямь ему признался…
– О боже, – пробормотала я под нос. Глаза опять защипало от непрошеных слез, грозя снести плотину моего самообладания.
– Знаете, а я, как ни странно, зверски голоден, – удивленно произнес Хэл. – В этом доме найдется чем перекусить?
У Джейми заурчало в животе, и он кашлянул, чтобы замаскировать этот звук, но, как оказалось, в этом нет нужды. Девочки уже свернулись спина к спине у очага под залатанным одеялом и похрапывали парочкой пьяных шмелей. Миссис Хардман сидела на скамье и что-то напевала ребенку. Слов Джейми разобрать не мог и песню не узнал, но предположил, что это какая-то колыбельная. Хотя в горах женщины порой укачивали младенцев под гэльскую балладу «Редчайшая из дев», которая изобиловала кровавыми подробностями вроде отрубленных голов. Впрочем, миссис Хардман из квакеров, вряд ли ей по душе подобный фольклор. Скорее уж она предпочтет «Большого Силки с острова Сьюл-Скерри». Как видно, квакеры не чураются плотских отношений…
Это напомнило ему о чертовом Джоне Грее, и Джейми скривился, еле сдержав стон, – спина очередным прострелом дала знать, что даже столь незначительное движение будет незамедлительно караться.
Песня для него звучала не более чем бормотанием, но голос у миссис Хардман был приятным, так что Джейми, проверив, под рукой ли кинжал и пистолет, осмелился прикрыть глаза. Он устал до чертиков, но не думал, что сумеет уснуть. Даже не поворочаться теперь без диких вспышек боли, пронзающих спину дьявольскими вилами.
Сколько же лет прошло с последнего приступа. Спина ныла частенько, особенно по утрам, но чтобы не разогнуться… лет десять вроде? Этот день он помнил очень ярко. Они только-только прибыли в Ридж, вместе с Яном возвели хижину. Джейми пошел на охоту, напал на след лося, побежал за ним – и вдруг осознал, что валяется у подножия скалы, не в силах пошевелить ни рукой ни ногой.
К счастью, Клэр отправилась на поиски (Джейми усмехнулся: как она гордилась, что прошла по следу). И если бы она его не нашла… Он провалялся бы там целую вечность, рискуя попасть на зуб пантере, медведю или волку. От холода бы вряд ли умер, но вполне мог потерять еще несколько пальцев…
Шорох за пределами дома заставил Джейми встрепенуться. Спину тут же прострелило болью, но он стиснул зубы, не обращая внимания, и вытащил из-под подушки пистолет.
Миссис Хардман тоже вскинула голову. Посмотрела на него, удивленно распахнув глаза, но тоже услышала шум и торопливо встала. Снаружи доносились шаги, причем не одной пары ног. Женщина хотела было положить ребенка в колыбель, но Джейми покачал головой.
– Держите младенца на руках, – вполголоса велел он. – Если постучат, ответьте. И откройте, если попросятся зайти.
Она нервно сглотнула, но все-таки послушалась. Гостей было трое или четверо, судя по мужскому смеху и низким голосам, доносившимся с крыльца. В дверь заколотили, и миссис Хардман отозвалась:
– Кто там?
– Друзья, хозяйка, – невнятно пробормотал пьяный голос. – Впусти нас!
Она бросила на Джейми испуганный взгляд, но он кивнул, и она подняла засов на двери. Первый мужчина шагнул было в дом, но, увидев на кровати Джейми, замер и разинул рот.
– Добрый вечер, – вежливо сказал тот, не спуская с гостя глаз. Пистолет лежал прямо на виду.
– Ох!
Гость смущенно затоптался на пороге. Он был молодым и крепко сбитым, в охотничьей куртке с милицейским значком. Через плечо он покосился на приятелей, которые толпились в дверях.
– Я… это… добрый вечер, сэр. А мы-то… Думали…
Он прочистил горло.
Джейми улыбнулся, прекрасно понимая, что у них было на уме. Присматривая за ним краем глаза, он повернулся к миссис Хардман и жестом предложил ей сесть. Та послушно заняла стул и склонилась над ребенком, прижавшись губами к чепчику дочери.
– Нам нечего предложить вам из пищи, джентльмены, – сказал Джейми. – Но в колодце есть свежая вода, а в сарае можно устроиться на ночь, если хотите.
Двое мужчин шаркали на крыльце ногами. От них несло спиртным, но буянить они не спешили.
– Ничего не надо, – сказал молодой охотник, оглядываясь на друзей. Круглое лицо раскраснелось: и от выпивки, и от смущения. – Мы просто… Простите, если потревожили.
Остальные склонили головы, и вся троица ретировалась на заплетающихся ногах, в спешке налетая друг на друга. Последний гость прикрыл дверь, но не до конца. Миссис Хардман толчком захлопнула ее и, закрыв глаза, прислонилась спиной, прижимая к груди ребенка.
– Спасибо! – прошептала она.
– Не за что, – отозвался Джейми. – Они больше не вернутся. Теперь положите ребенка и задвиньте засов, хорошо?
Так она и сделала, потом повернулась, опираясь на дверь и прижимая к груди руки. Посмотрела на пол у своих ног, протяжно выдохнула и медленно выпрямилась.
Ее простенький жакет был заколот булавками: то ли она, как все моравы, считала пуговицы излишней роскошью, то ли из-за нищеты их просто не водилось. Пальцы неловко затеребили верхнюю булавку, и вдруг женщина вытащила ее и положила на стол. Посмотрев в лицо Джейми, взялась за следующую. Длинная верхняя губа была закушена, и над ней блестели капельки пота.
– Даже не помышляйте об этом, – велел Джейми. – В нынешнем состоянии я и с дохлой овцой не смогу. Не говоря уж о том, что по возрасту гожусь вам в отцы. Тем более я женат.
Губы у нее задрожали: не то от обиды, не то от облегчения. Пальцы поникли, и она бессильно уронила руку.
– И не надо платить мне за еду, – предупредил Джейми. – Это был подарок.
– Да… я знаю. Благодарю тебя, Друг. – Она отвела взгляд, сглотнув. – Просто… Я надеялась, что, может, ты останешься. Хотя бы на время.
– Я женат, – негромко напомнил он и после неловкой паузы спросил: – И часто бывают подобные гости?
Ведь очевидно, что мужчины в округе наслышаны о молоденькой квакерше, живущей с тремя дочерями.
– Я отвожу их в сарай! – выпалила она, заливаясь пурпурной краской. – Когда девочки уснут.
– Хм… – пробормотал он после очередной долгой паузы.
Джейми покосился на колыбельку, но тут же отвел глаза. Интересно, давно ли мистер Хардман ушел из дома? Хотя это не его дело.
И тем более не его дело, как ей удается прокормить троих дочерей.
– Спите, – велел он. – А я посторожу.
Глава 13
Утреннее омовение с ангелами
Следующим утром Джейми проснулся от запахов жареного мяса. Он крепко потянулся в постели… совсем забыв о проклятой спине!
– Господи, помилуй! – миссис Хардман обернулась через плечо. – Я таких воплей не слыхала с тех пор, как мой супруг, Габриэль, резал свинью.
Покачав головой, она вернулась к своему занятию: наливать тесто в чугунную сковородку на угольях: чадящую и нещадно плюющуюся маслом.
– Прощу прощения, мэм…
– Меня зовут Сильвия, Друг мой. А как твое имя? – полюбопытствовала она, приподнимая бровь.
– Друг Сильвия, – повторил он сквозь стиснутые зубы. – Меня зовут Джейми. Джейми Фрэзер.
Он подтянул к груди ноги и рывком сел, обхватывая колени. Зарылся лицом в укрывавшее их ветхое одеяло и попытался разогнуть непокорную спину. Правую ногу тут же прострелило болью, а левую скрутила судорога, отчего Джейми взвыл в голос и шумно запыхтел, ожидая, когда же наконец отпустит.
– О, ты уже сидишь, Друг Джеймс, – заметила Сильвия Хардман, протягивая ему тарелку с колбасой, жареным луком и кукурузными лепешками. – Как понимаю, тебе лучше?
– Немного, – выдавил он улыбку, стараясь не застонать в голос. – У вас, как вижу… есть свежая еда?
– Да, хвала Господу! – с пылом ответила та. – Я отправила Прю и Пейшенс утром на главный тракт, посмотреть, едут ли фургоны в Филадельфию, и девочки раздобыли фунт сосисок, два фунта кукурузной муки, мешочек овса и дюжину яиц. Ешьте!
Она поставила рядом с ним на кровать деревянную тарелку, возле положила деревянную же ложку.
За ее спиной Пруденс и Пейшенс старательно собирали с давно опустевших тарелок мякишем колбасный сок. Джейми медленно откинулся назад, опираясь спиной о стену, спустил с кровати ноги, взял тарелку и тоже принялся завтракать.
Еда приятным грузом улеглась в желудке, и он, отложив тарелку, задумался о том, что же делать теперь.
– Я бы сходил в уборную, Друг Сильвия. Однако, боюсь, мне потребуется помощь.
Кое-как выпрямившись, он понял, что может передвинуть ногу лишь на пару дюймов, не более. Пруденс и Пейшенс тут же подхватили его под руки, нырнув под мышки парочкой удобных костылей.
– Не бойся, – велела Пруденс, расправляя тощие плечики. – Мы тебя не уроним.
– Ничуть не сомневаюсь! – всерьез заверил ее Джейми.
Девочки и впрямь, несмотря на тщедушное сложение, оказались полны сил и помогали ему удержаться на ногах, когда он останавливался через каждые пару футов перевести дух.
– Расскажите мне о фургонах, которые едут в Филадельфию, – попросил он во время одной такой остановки. – Они только по утрам ездят?
– Чаще всего да, – ответила Пейшенс. – И возвращаются пустыми за час или два до захода солнца. – Она расставила ноги. – Все хорошо. Обопрись на меня. А то тебя шатает.
Он рискнул перенести на ее плечи толику веса. И впрямь пошатывает… А до тракта полмили, не меньше, даже с девочками идти около часа; тем более есть риск, что спину опять прихватит и на полпути он просто-напросто упадет. До Филадельфии точно не доберется. Может, завтра?..
– А солдат на дороге вы видели? – Он шагнул чересчур бодро, и ногу прострелило до самой стопы. – Ох!..
– Видели. – Пейшенс покрепче перехватила его под локоть. – Смелее, Друг! Ты справишься. Мы видели два отряда милиции и офицера верхом на муле.
– А еще британских солдат, – добавила наблюдательная Пруденс. – Они шли с обозом, только в другую сторону.
– В другую… то есть из Филадельфии? – У Джейми екнуло сердце. Выходит, эвакуация британских солдат уже началась? – А что в обозе, не видели?
Пруденс пожала плечами.
– Мебель. Сундуки всякие, корзины. В одной из повозок ехали дамы, хотя почти все идут пешком. Там же места совсем нет. Придержи рубашку, Друг, а то твое благочестие пострадает!
Утро было прохладным, и внезапный порыв ветра взметнул полы широкой рубашки, приятно холодя потную кожу, хотя зрелище и впрямь было не для невинных девичьих глаз.
– Дай я завяжу полы между ног, – предложила Пейшенс. – Я умею делать бабин узел, прямой и рифовый. Меня папа научил!
– Не будь дурочкой, Пейшенс! Если ты завяжешь рубашку, как он будет в уборной ее задирать? Она слишком туго их завязывает. Ее узлы невозможно развязать, – предупредила Пруденс гостя.
– Неправда! Ты врушка!
– Уймись, сестра! Вот скажу маме, как ты меня назвала!
– А где ваш отец? – перебил их Джейми, пока они не вцепились друг другу в волосы.
Девочки замолчали и странно переглянулись, прежде чем ответить.
– Не знаем, – тихо и грустно заговорила Пруденс. – Он ушел на охоту год назад и не вернулся.
– Может, его индейцы забрали, – добавила Пейшенс, стараясь не терять надежды. – Тогда он сбежит и обязательно к нам вернется!
Пруденс вздохнула и уныло согласилась:
– Может… А мама думает, его ополченцы застрелили.
– Почему? – удивился Джейми, глядя на них сверху вниз. – Зачем им в него стрелять?
– За то, что он квакер, – пояснила Пейшенс. – Он не хотел воевать, поэтому они сказали, он лоялист.
– Ясно. А он… он и правда лоялист?
Пруденс нежно посмотрела на Джейми, без слов благодаря за то, что он говорит об их отце в настоящем времени.
– Я бы не сказала… Но мама рассказывает, что на ежегодных собраниях только и твердят, что все квакеры должны быть за короля, ведь король хочет мира, а повстанцы хотят войны. Так что… – она пожала плечами. – Люди думают, мы лоялисты.
– Папа не был! Он не такой! – вставила Пейшенс. – Он говорил о короле всякое, а мама умоляла его придержать язык. Вот и уборная! – неохотно объявила она, отпуская локоть Джейми и открывая перед ним дверь. – Только полотенцем не вытирайся, оно для рук. Там в корзине есть кукурузные листья.
Джон Грей проснулся совершенно разбитым. Его трясло в лихорадке, голова раскалывалась. Оба глаза залепило липкой коркой гноя, левый не открывался вовсе. Ему всю ночь снилась какая-то сумятица, мешанина образов, голосов, эмоций. Вот Джейми Фрэзер, весь черный от гнева, кричит на него, а потом все вдруг пропадает и начинается кошмар. Они будто бы бегут вместе через болото, зыбкую трясину, в которой вязнут ноги; Фрэзер проваливается, орет, чтобы Грей скорей уходил, но тот не может – ноги уже засосало, и он стремительно тонет, размахивая руками, но не в силах нащупать опору…
– Эй!
Кто-то затряс его за плечо, вытягивая из трясины. Грей разлепил здоровый глаз и сквозь пелену увидел силуэт молодого человека в темном пальто и очках, отчего-то смутно знакомого.
– Джон Грей? – спросили его.
– Да, – отозвался тот и с усилием сглотнул. – А мы… мы имеем честь быть знакомы, сэр?
Визитер вдруг вспыхнул и ответил вполголоса:
– Да, Друг Грей. Я…
– Ах да! – тот стремительно сел. – Ну конечно же вы… О господи!..
Голова из-за столь разительной перемены положения, казалось, вот-вот слетит с плеч и впечатается в ближайшую стену. Молодой человек… Хантер, всплыло наконец его имя из мешанины мыслей. Доктор Хантер. Тот самый квакер Дотти.
– Думаю, тебе, Друг, лучше все-таки лечь.
– Думаю, сперва мне лучше избавиться от лишнего в желудке…
Хантер вовремя выхватил из-под кровати горшок. Потом подал стакан воды – «Только пей медленно, Друг Грей, иначе ее тоже не удержишь» – и устроил Джона на подушках. Тут за спиной у него неожиданно возник полковник Смит.
– Что скажете, доктор? – взволнованно нахмурился тот. – Он в своем уме? А то посреди ночи вдруг начал петь, а потом до утра стонал и бредил. Да и вид у него…
Смита так выразительно перекосило, что Грей задумался, неужто и впрямь выглядит столь жутко?
– У него сильный жар, – определил Хантер, смерив Грея пронзительным взглядом сквозь очки. Он наклонился, чтобы пощупать у него пульс. – И, Друг Смит, видишь, что у него с глазами? Перевозить его крайне опасно. Может случиться кровоизлияние в мозг, и тогда…
Смит недовольно хмыкнул и поджал губы. Оттолкнув Хантера в сторону, сам склонился над Греем.
– Подполковник, вы меня слышите? – произнес он чуть ли не по слогам, будто разговаривал с умалишенным или иностранцем.
– Ich bin ein Fisch… – тут же пробормотал Грей, зажмуриваясь.
– Пульс неровный, – предупредил Хантер, держа Грея за запястье. Рука у него была холодной и успокаивающе твердой. – Я не готов брать на себя ответственность за последствия, если все-таки решите его перевозить.
– Ясно…
Смит помедлил немного. Грей слышал, как тот тяжело дышит, но открыть глаза и посмотреть не рискнул.
– Что ж, хорошо. – Полковник невесело хохотнул. – Раз Магомет не может прибыть к горе, значит, доставим к нему гору. Пошлю генералу Уэйну письмо. А вы, доктор, уж постарайтесь, чтобы этот человек выглядел вменяемым.
Раненым глазом Грей видел Дензила Хантера, и это обнадеживало: значит, он не ослеп. Пока что… Хантер снял очки, чтобы взглянуть на пострадавший орган поближе. У него самого были привлекательные глаза: светло-карие, цвета мякоти зрелой маслины, с крохотными зелеными прожилками в радужке.
– Посмотри наверх, пожалуйста.
Грей попытался поднять глаз.
– Ай!
– Нет? Тогда вниз.
Эта попытка тоже оказалась безуспешной; да и вправо-влево глаз двигаться не желал. Казалось, он засел в глазнице, будто сваренное вкрутую яйцо. Грей поделился этим наблюдением с Хантером, и тот улыбнулся, хоть и несколько обеспокоенно.
– Слишком сильный отек, нельзя пока говорить наверняка. Что бы с тобой ни случилось, удар нанесли с большой силой. – Хантер, осторожно нажимая подушечками пальцев, ощупывал лицо Грея. – Здесь болит?..
– Да. Можете не спрашивать: болит все, от скальпа до шеи, включая ухо… А насчет кровоизлияния в мозг – вы это серьезно?!
– Такая вероятность существует. – Однако Хантер улыбнулся. – Впрочем, я не вижу симптомов: ни обмороков, ни спутанности сознания – спиртное не в счет, – и, судя по всему, после ранения ты некоторые время провел на ногах. Так что шансы, думаю, невелики. Хотя под склерой наблюдается кровотечение… – Холодные кончики пальцев коснулись налитого века. – Глазное яблоко ярко-красное, и кожа вокруг тоже. Выглядит… весьма впечатляюще.
В его голосе слышалась откровенная насмешка, и Грей счел это успокаивающим знаком.
– Отлично, – сухо сказал он. – И сколько надо времени, чтобы все прошло?
Хантер поморщился и покачал головой.
– Краснота спадет через пару недель. Может, месяц. По сути, это обычный синяк, просто лопнули крохотные кровеносные сосуды под кожей. Куда больше меня беспокоит, что ты не можешь двигать глазом. Кажется, у тебя перелом костной орбиты, из-за которого случилось ущемление орбикулярной мышцы… Жаль, здесь нет твоей жены, она в этом разбирается лучше…
– Моей жены… – безучастно повторил Грей. – Ах да!
Вспомнив случившееся, он неожиданно воспрянул духом:
– Она ведь мне больше не жена! Уже нет! – добавил он с усмешкой и наклонился к Хантеру прошептать тому на ухо: – Джейми Фрэзер жив!
Хантер удивленно моргнул, снял очки и пристально всмотрелся в Грея, словно все-таки усомнившись в его здравомыслии.
– Это он меня ударил, – пояснил Грей и добавил, когда врач нахмурился: – Все хорошо. Сам виноват.
– Хвала Господу! – прошептал тот, расплываясь в широкой улыбке: скорее всего радуясь новостям о спасении Фрэзера, нежели тому, что Грей сам напросился на кулак. – Йен будет просто…
Он бурно зажестикулировал, не в силах описать словами чувства Йена Мюррея.
– А, Друг Клэр! – воскликнул он, округляя глаза за очками. – Она-то знает?
– Да, но…
Внезапный звук шагов заставил Грея упасть на матрас, неподдельно застонав от боли. Он зажмурился, повернул голову набок и мучительно закряхтел.
– Кажется, наша гора сейчас у генерала Вашингтона, – несколько озадаченно сказал Смит, останавливаясь возле койки, задев при этом ноги Грея. – Доктор, что хотите делайте, но завтра он должен быть готов к переезду. Если надо, положим его в фургон.
Честнат-стрит, дом 17
Его светлость проснулся с красными, как у хорька, глазами и с настроением бешеного барсука. Будь у меня успокоительное, не колеблясь вколола бы ему двойную дозу. А так пришлось ограничиться щедрой порцией бренди в утреннем кофе, сдобренном к тому же (после непродолжительной борьбы с совестью, напоминавшей о клятве Гиппократа) толикой лауданума.
Злоупотреблять им не стоило – он среди прочего угнетал дыхательную систему. Однако я, отсчитывая пахучие красновато-коричневые капли, убедила себя, что это более гуманный способ совладать с герцогом, нежели огреть его ночным горшком или позвать миссис Фигг, чтобы та подержала Хэла, пока я привязываю его к кровати.
А мне было крайне необходимо, чтобы он притих хоть ненадолго. Мистер Фигг, проповедник Общества методистов, привел двух юношей из числа своей паствы – плотников, которые должны были поставить на место дверь и заколотить окна нижнего этажа на случай нападения толпы. Я сказала миссис Фигг, что та, конечно же, вольна рассказать обо всем мужу (да и как бы я помешала?), однако о его светлости лучше лишний раз не упоминать – ради безопасности лорда Джона, не говоря уж о самом герцоге, который, в конце концов, очень дорог моему супругу.
Миссис Фигг с радостью обваляла бы герцога в смоле и перьях, однако, услыхав имя лорда Джона, к которому всегда питала особую слабость, согласно закивала. Она справедливо заметила, что если его светлость не будет кричать из окон или бросаться в рабочих подсвечниками, о его присутствии в доме никто не узнает.
– Однако… что вы собираетесь с ним делать, леди Грей? – спросила она, опасливо поглядывая на потолок. Мы стояли в дальней гостиной, совещались вполголоса, пока Дженни кормила Хэла завтраком, попутно следя, чтобы кофе с бренди тот выпил до дна. – Вдруг кто из солдат придет о нем справиться?
Я беспомощно развела руками и призналась:
– Даже не представляю. Надо просто дождаться возвращения лорда Джона или моего… э-э-э… мистера Фрэзера. Они решат, как с ним быть. Что до военных, если вдруг кто заявится его искать, то я… хм… сама поговорю с ними.
Она бросила на меня выразительный взгляд: мол, слыхали мы планы и получше, но все-таки неохотно кивнула и отправилась за своей корзинкой для покупок. В осажденном городе всегда первым делом кончаются запасы еды, и, если вдруг в Филадельфию саранчой слетится Континентальная армия, продуктов из окрестных сел на всех не хватит. Фургоны с продовольствием уже сейчас могут перехватывать на полпути.
Однако у самых дверей миссис Фигг замешкалась.
– А если Уильям вернется? – строго спросила она. – Что тогда?..
С одной стороны, миссис Фигг надеялась на его возвращение (она очень переживала за мальчика), с другой, терзалась ужасом от того, что случится, если он вдруг обнаружит своего родного дядюшку в пленниках у мачехи.
– Я с ним поговорю, – твердо сказала я.
Забежав по ступенькам, увидела, как Хэл зевает над почти опустевшим подносом, а Дженни аккуратно стирает яичный желток у него с губ. Ночевала она в типографии, но утром вернулась, притащив потрепанный чемодан, доверху набитый всякими полезными вещами.
– Его светлость славно позавтракал, – сообщила она, довольно обозревая результаты своего труда. – И опорожнил кишечник. Я заставила его сделать это прежде, чем он выпьет кофе. Не знала, как быстро тот подействует.
Хэл наградил ее то ли обиженным, то ли удивленным взглядом. Зрачки реагировали на свет уже слабо, отчего вид у него был крайне пьяным. Герцог моргнул и замотал головой, словно пытаясь развеять туман.
Читать бесплатно другие книги:
