Легенды умирающей Земли: Кугель и Неборазрывный Брызгосвет; Риальто Изумительный Вэнс Джек
Когда Кугель вернулся наконец на палубу, он услышал, как Дрофо говорил Сачковскому:
– Состояние твоего наружного червя заметно улучшилось! Так держать!
Кугель прошелся по спонсону, чтобы взглянуть на наружного червя Сачковского поближе… Странное дело! За одну ночь язва, разросшаяся на спине желтушного червя Сачковского, полностью зажила, не оставив ни малейшего следа, в то время как на спине здорового розового червя Кугеля возникло катастрофическое заражение тимпом!
Хорошенько поразмыслив над этим обстоятельством, Кугель перепрыгнул с мостков на спину зараженного червя и, проведя скребком по бугоркам этой твари, обнаружил под новой голубой краской желтую.
Кугель еще немного подумал, после чего поменял местами своих червей, пристегнув здорового червя в наружной позиции.
Позже, когда Кугель и Сачковский ужинали в столовой, Кугель пожаловался на свои невзгоды:
– Удивительно, как быстро образуются язвы тимпа и закупорки! Мне пришлось весь день прочищать и обрабатывать больного червя, и сегодня вечером я переместил его поближе к спонсону, чтобы его удобнее было обслуживать.
– Удачное решение! – похвалил Сачковский. – Мне удалось наконец излечить одну из тварей, да и вторая вроде бы выздоравливает. Ты слышал? Мы зайдем в порт Лаусикаи, чтобы мадам Сольдинк нырнула в Пафниссийские воды и вышла из них омоложенной девственницей.
– Могу кое-что тебе сообщить, исключительно между нами, – доверительно наклонился к собеседнику Кугель. – Юнга говорит, что в Помподуросе Дрофо собирается нанять ветерана-червячника по имени Пульк.
Сачковский закусил губу.
– Почему бы ему понадобился третий помощник? У него уже есть два червячника.
– Трудно поверить, что он намерен уволить одного из нас. Тем не менее я не вижу никакой другой причины.
Сачковский нахмурился и молчал на протяжении всей дальнейшей трапезы.
Кугель подождал до тех пор, когда Сачковский приляжет, чтобы немного выспаться, после чего тихонько спустился на спонсон правого борта и нанес глубокие порезы на бугорки больного червя Сачковского, а затем, вернувшись на левый спонсон, он принялся изображать бурную деятельность, массируя и умащая язву на спине червя.
Краем глаза он заметил, что сверху к поручню подошел Дрофо – задержавшись на несколько секунд, старший червячник удалился.
В полночь корзины с приманкой подняли на палубу, чтобы черви передохнули. «Галанте» безмятежно дрейфовала на почти зеркальных водах. Рулевой зафиксировал штурвал; юнга дремал под огромным носовым фонарем – несмотря на то, что обязан был бдительно нести вахту. Над головой мерцали все еще живые звезды, среди них – Ахернар, Алголь, Канопус и Канзаспара.
Из своего закутка за камбузом вылез Сачковский. Прокравшись по палубе, как огромная черная крыса, он бесшумно спрыгнул на спонсон правого борта, отстегнул больного червя и слегка пришпорил его. Червь тронулся вперед.
Устроившись на спине червя, Сачковский повернул рулевые бугорки, но их нервные стебли были подрезаны, и движения седока только причиняли животному боль. Вспенивая воду прихвостнями, гигантский червь стремительно поплыл на северо-запад; уцепившись шпорами за роговые пластинки шкуры, Сачковский лихорадочно хватался за бугорки – но безрезультатно.
Наутро исчезновение Сачковского стало предметом всевозможных догадок. Старший червячник Дрофо, капитан Бонт и мастер Сольдинк встретились в большом салоне, чтобы обсудить ситуацию. Через некоторое время в салон вызвали Кугеля.
Сидя в кресле с высокой спинкой из резного скиля, Сольдинк прокашлялся и произнес:
– Кугель, как вам известно, Сачковский уплыл непонятно куда на черве, представлявшем собой ценное имущество. Не могли бы вы пролить какой-нибудь свет на это таинственное обстоятельство?
– Подобно всем остальным, я могу только высказывать предположения.
– Мы были бы рады узнать, что вы об этом думаете, – вежливо предложил Сольдинк.
Кугель ответил осторожно-задумчивым тоном:
– Насколько я понимаю, Сачковский осознал, что никогда не станет компетентным червячником. Его черви болели, и Сачковский не желал прилагать усилия, необходимые для восстановления их здоровья. Я пытался ему помочь. Я позволил ему взять одного из моих здоровых червей, чтобы позаботиться о его слабеющей от язвы твари (что, скорее всего, не преминул заметить Дрофо, хотя он предпочел хранить необычное молчание по этому поводу).
Сольдинк повернулся к старшему червячнику:
– Так ли это? Если Кугель говорит правду, его намерения делают ему большую честь.
Дрофо глухо пробормотал:
– Вчера утром я дал Кугелю соответствующие указания.
Сольдинк снова обратился к Кугелю:
– Будьте добры, продолжайте.
– Я могу сделать только один вывод: чувствуя себя отверженным, Сачковский решился на отчаянный шаг и похитил червя.
– Но в этом нет никакого смысла! – воскликнул капитан Бонт. – Если он настолько отчаялся, что хотел покончить с собой, почему бы ему просто-напросто не броситься в море? Зачем похищать ценного тяглового червя? И какую пользу ему может принести такая кража?
Кугель задумался, после чего неуверенно предположил:
– Может быть, он хотел вызвать скандал, чтобы о нем говорили, чтобы на него обратили внимание.
Сольдинк раздул щеки:
– Так или иначе, своим поступком Сачковский всем нам причинил большое неудобство. Дрофо, что мы будем делать? У нас осталось только три червя.
– Никаких особых трудностей не предвидится. Кугель сможет обслуживать оставшихся червей, работая на обоих спонсонах. Чтобы упростить задачу рулевого, мы удвоим количество приманки с правого борта и сократим его наполовину с левого борта. Это позволит нам доплыть до Лаусикаи, а там мы сделаем все необходимое для пополнения состава червей и червячников.
Капитан Бонт уже взял курс на Лаусикаю, чтобы мадам Сольдинк могла принять ванны в Пафниссийских источниках. Задержка не радовала Бонта, надеявшегося как можно скорее доплыть до Порт-Пердусса. Теперь капитан внимательно наблюдал за Кугелем – он хотел убедиться в том, что черви используются с максимально возможной эффективностью.
– Кугель! – кричал капитан Бонт. – Отрегулируй пристяжку наружного червя, он тащит нас влево.
– Так точно, сэр!
Уже через несколько минут капитан снова волновался:
– Кугель! Твой правобортный червь едва шевелится! Загрузи ему в корзину свежую приманку!
– Там уже двойная порция, – проворчал Кугель. – Я спустил корзину всего лишь час тому назад.
– Тогда залей в него одну восьмую пинты возбудителя Хайдингера, и пошевеливайся! Я хочу бросить якорь в Помподуросе завтра до захода Солнца!
Оставшись в одиночестве, ночью правобортный червь стал беспокоиться и шлепать по воде прихвостнями. Разбуженный этим шумом, Дрофо поднялся из каюты на палубу. Облокотившись на поручень, он наблюдал за тем, как Кугель бегал взад и вперед по спонсону, пытаясь заарканить тросом прихвостни непослушного червя.
Через некоторое время Дрофо определил причину затруднения и гнусаво посоветовал:
– Всегда поднимай приманку, прежде чем забрасывать аркан… Почему червь бесится, что случилось?
– Понятия не имею – он то ныряет, то встает на дыбы, то бросается в сторону, – угрюмо откликнулся Кугель.
– Чем ты его кормил?
– Как обычно – «Чалкорексом» пополам с «Лучшим кормом» Иллема.
– Попробуй давать ему меньше «Чалкорекса» завтра и послезавтра. Эта припухлость за глазным возвышением, как правило, свидетельствует о неправильной диете. Сколько приманки ты положил?
– Двойную порцию, согласно полученным указаниям. Кроме того, капитан приказал влить ему одну восьмую пинты возбудителя Хайдингера.
– Поэтому он и возбудился! Ты глупо злоупотребил приманкой и стимулятором.
– Я это сделал по указанию капитана!
– Такое оправдание хуже отсутствия всякого оправдания. Кто из вас червячник, ты или капитан Бонт? Ты знаешь своих червей, ты обязан обслуживать их так, как подсказывают опыт и здравый смысл. Если Бонт будет вмешиваться, попроси его спуститься на спонсон и порекомендовать тебе методы профилактики червячной чумы – ему больше не придет в голову распоряжаться червячниками… Сейчас же замени приманку и промой червя «Слабительной выжимкой» Благина.
– Как вам приспичит, ваше благородие, – процедил сквозь зубы Кугель.
Бросив критический взгляд на море и горизонт, Дрофо удалился к себе в каюту, а Кугель занялся впрыскиванием выжимки в хоботок червя.
Капитан Бонт приказал поднять парус, надеясь воспользоваться порывами ночного бриза. Через два часа после полуночи поднялся поперечный ветер – плещущий парус колотился об мачту, производя частые надоедливые звуки, разбудившие капитана. Бонт выскочил на палубу:
– Где вахта? Эй! Червячник! Да, я тебе говорю! Почему вокруг никого нет?
Взобравшись на борт с мостков, Кугель ответил:
– На палубе остался только дозорный – он храпит под фонарем.
– А ты? Почему не подтянул парус? Ты что, оглох?
– Нет, сэр. Я находился под водой, промывая червя «Слабительной выжимкой» Благина.
– Что же ты стоишь столбом? Возьмись за нок-гордень, навались хорошенько и привяжи конец ближе к корме, чтобы эти чертовы хлопки больше никому не мешали спать!
Кугель поспешил подчиниться; тем временем капитан Бонт подошел к правобортному поручню. То, что он увидел, вызвало у него новый приступ раздражения:
– Червячник, где приманка? Я же приказал спустить двойную порцию и залить в червя возбудитель!
– Так точно, сэр. Но промывать червя невозможно, пока он рвется к приманке.
– Зачем же ты его промываешь? Я не приказывал давать ему слабительное!
Кугель с достоинством выпрямился:
– Сэр, я промываю червя, потому что мой профессиональный опыт и здравый смысл свидетельствуют о необходимости такой процедуры!
Капитан Бонт выпучил глаза, всплеснул руками, развернулся на месте и вернулся в постель.
Спускаясь по небосклону, Солнце заслонилось низкой грядой облаков – сумерки сгустились рано. В неподвижном воздухе плоская поверхность океана напоминала глянцевую атласную ткань, точно отражавшую небо, – казалось, судно парит в пространстве, наполненном чудесным сиреневым сиянием. Только клинообразно расходившиеся носовые волны, переливавшиеся черной и сиреневой рябью, позволяли найти взглядом поверхность моря.
За час до захода Солнца на горизонте появилась тень острова Лаусикая, почти потерянная в лиловом сумраке.
С наступлением темноты на набережной Помподуроса зажглась дюжина мерцающих огней, отражавшихся золотистыми дорожками вдоль гавани и тем самым упрощавших навигацию – с точки зрения капитана Бонта.
Городская пристань выглядела как толстая черта, затушеванная чернее ночи и проведенная поперек отражений фонарей. Будучи в незнакомых водах и подходя к берегу в полной темноте, капитан предусмотрительно решил бросить якорь, а не пытаться пришвартоваться к причалу.
Стоя на квартердеке, Бонт приказал:
– Дрофо! Поднять приманку!
– Есть поднять приманку! – отозвался Дрофо и прокричал другим тоном: – Кугель! Убрать приманку всех червей!
Кугель быстро поднял корзины, висевшие перед двумя левобортными червями, пробежал поперек палубы, спрыгнул на правобортный спонсон и убрал приманку последнего червя. «Галанте» все еще двигалась вперед, но едва-едва, подчиняясь ленивым всплескам прихвостней трех червей.
Послышался следующий приказ капитана:
– Дрофо, набросить шоры!
– Есть набросить шоры! – откликнулся Дрофо и повернулся к Кугелю: – Кугель, надеть наглазники на всех червей! Живо!
Кугель натянул наглазник на правобортного червя, но при этом упал в воду и не сразу добрался до левобортных тварей, в связи с чем капитан Бонт пожаловался:
– Дрофо! Кого вы там хороните? Судно вертится! Боцман! Приготовить якорь!
– Кугель, где левые шоры? – закричал Дрофо. – Не волочи ноги!
– Якорь готов, капитан!
Наконец шоры были надеты на всех червей; «Галанте» почти остановилась.
– Бросай якорь! – приказал Бонт.
– Якорь в воде! Дно в шести фатомах!
«Галанте» мирно покачивалась посреди гавани. Кугель ослабил пояса червей и скормил каждой твари ее рацион.
После ужина капитан Бонт собрал команду на средней палубе. Наполовину спустившись по сходням квартердека, он соблаговолил сказать несколько слов об острове Лаусикае и о Помподуросе:
– Каждый, кто уже побывал в этих местах, знает, почему я предупреждаю других. Короче говоря, некоторые обычаи островитян отличаются от общепринятых. Они могут показаться странными, причудливыми, смехотворными, постыдными, колоритными или похвальными – в зависимости от точки зрения. Как бы то ни было, мы должны принимать эти обычаи во внимание и соблюдать их, так как лаусикайцы не станут отдавать предпочтение нашим представлениям о приличиях.
Отметив вежливой улыбкой присутствие мадам Сольдинк и трех ее дочерей, капитан продолжал:
– Мои замечания относятся почти исключительно к находящимся на борту мужчинам, причем мне придется затронуть вопросы, которые обычно не обсуждаются в благовоспитанном обществе, в связи с чем заранее прошу прощения у достопочтенных дам.
Сольдинк ворчливо прикрикнул:
– Кончайте бить себя в грудь, Бонт! Говорите! И команда, и пассажиры – в том числе мадам Сольдинк – знают, откуда ноги растут!
Моряки расхохотались; капитан Бонт подождал, пока уляжется веселье, после чего сказал:
– Очень хорошо! Взгляните на набережную: вы можете заметить, что под фонарем стоят трое мужчин. Лицо каждого из них закрыто чадрой. Для такой предосторожности есть основательная причина, а именно – несдержанный энтузиазм лаусикайских женщин. Они настолько легко возбуждаются, что мужчины не осмеливаются открывать лица, опасаясь подвергнуться бесконтрольным домогательствам. Женщины доходят до того, что карабкаются по стенам и заглядывают в окна мужского клуба, где представители сильного пола собираются, чтобы спокойно выпить пива, – и при этом иногда приподнимают чадру.
Слушая капитана, мадам Сольдинк и ее дочери нервно хихикали.
– Невероятно! – воскликнула супруга мастера Сольдинка. – И таким образом ведут себя представительницы всех слоев общества?
– Все, поголовно!
Меадре смущенно спросила:
– Юноши предлагают девушкам вступить в брак, не открывая лица?
Капитан Бонт почесал в затылке:
– Насколько мне известно, делать такого рода предложения здесь никому не приходит в голову.
– Как можно растить и воспитывать детей в таких условиях? – удивилась мадам Сольдинк.
– По-видимому, обычаи Лаусикаи не оказывают практически никакого нежелательного влияния на детей, – ответил капитан. – Вплоть до десятилетнего возраста мальчики время от времени показываются с открытыми лицами, но даже в этом нежном возрасте их приходится защищать от настойчивых приставаний девочек. Но как только мальчику исполняется десять лет, он надевает чадру.
– Как это скучно – для девушек, я имею в виду! – вздохнула Салассера.
– И недостойно! – выразительно прибавила Табазинта. – Допустим, я замечу молодого человека привлекательной на первый взгляд наружности, побегу за ним, догоню его, повалю на землю и сорву с него чадру, а потом окажется, что у него торчащие желтые зубы, нос огурцом и узкий лоб. Что дальше? Придется встать и уйти, чувствуя себя последней дурой.
– Ты могла бы просто извиниться и объяснить, что хотела спросить, как пройти на набережную, – предложила Меадре.
– Так или иначе, – продолжал капитан Бонт, – лаусикайские женщины выработали методы, позволяющие им поддерживать равновесие во взаимоотношениях полов следующим образом.
Островитяне мужского пола любят лакомиться жареными спралингами – это такие маленькие юркие рыбки-двухвостки. Рано утром они всплывают на поверхность прибрежных вод. Поэтому женщины встают до рассвета, заходят по пояс в море и ловят столько спралингов, сколько смогут, после чего возвращаются к себе в хижины.
Те, кому удалось собрать приличный улов, разводят огонь в очагах и вывешивают объявления типа «СВЕЖИЙ СПРАЛИНГ, С ПЫЛУ С ЖАРУ!» или «ХОТИТЕ ПОЛАКОМИТЬСЯ СПРАЛИНГОМ? ПРИГОТОВЛЮ ПО ВКУСУ!».
В свое время мужчины тоже просыпаются и бродят по городу. Нагуляв наконец аппетит, они останавливаются у тех хижин, где предлагается самая привлекательная, на их взгляд, закуска. Нередко, если им нравится, как приготовлен спралинг (и если им по душе компания поварихи), они остаются в хижине до ужина.
Мадам Сольдинк фыркнула и что-то пробормотала дочерям – те только пожали плечами и покачали головами.
Сольдинк поднялся на две ступени сходен.
– Не пропускайте мимо ушей замечания капитана! Перед тем как выходить на берег, надевайте поверх обычной одежды что-нибудь вроде длинного халата или окутывающей все тело шали и каким-нибудь образом закрывайте лицо, чтобы не провоцировать неприличные и неприемлемые инциденты! Все понятно?
Капитан прибавил:
– Утром мы пришвартуемся у причала и займемся различными делами. Дрофо, предлагаю плодотворно воспользоваться этим перерывом. Обработайте своих животных целебными мазями, проследите за тем, чтобы у них не было никаких ссадин, царапин и язв. Ежедневно упражняйте их в гавани – от безделья у червей начинаются закупорки. Излечите их от любых инфекций и хорошенько прочистите им жабры. Время, проведенное в порту, ни в коем случае нельзя терять – каждую минуту, днем и ночью, необходимо использовать максимально эффективно.
– Я тоже так считаю, – отозвался Дрофо. – Кугель получит соответствующие инструкции.
Сольдинк повысил голос:
– Еще несколько слов! Побег Сачковского, похитившего наружного правобортного червя, причинил бы нам множество неудобств, если бы Дрофо своевременно и предусмотрительно не принял меры. Предлагаю прокричать «Ура!» в честь достопочтенного Дрофо!
Дрофо ответил на признание своих заслуг сухим кивком, дал указания Кугелю, прошел на носовую палубу, облокотился на поручень и принялся задумчиво обозревать гавань.
Кугель работал до полуночи, обрабатывая червей резаками, шлифовальными напильниками и зачистным буром, после чего занялся втиранием мазей, предотвращавших образование коросты, спорогноя и тимпа. К тому времени Дрофо давно ушел с палубы, капитан Бонт тоже удалился на покой пораньше. Кугель потихоньку сложил инструменты и горшки, спустился в трюм и улегся на койку.
Не прошло и нескольких минут (по меньшей мере так ему показалось), как его разбудил юнга Кодникс. Протирая глаза и позевывая, Кугель поднялся из трюма и обнаружил, что Солнце уже показалось над горизонтом, а капитан Бонт нетерпеливо расхаживал по палубе.
Заметив Кугеля, капитан резко остановился:
– Подумать только! Ты наконец оказал нам честь своим присутствием! Конечно же, мы можем подождать с делами и не швартоваться, пока не выспится такая важная персона! Ты готов, наконец, приступить к работе?
– Готов, капитан!
– Спасибо, Кугель, это очень любезно с твоей стороны! Дрофо! Вот ваш червячник, явился наконец!
– Я им займусь, капитан. Кугель, тебе нужно научиться быть под рукой, когда требуются твои услуги. Теперь пойди затяни червям пояса. Нам пора швартоваться. Держи шоры наготове и не пользуйся приманкой.
Капитан Бонт поднялся на квартердек, Дрофо бдительно наблюдал за процедурой на носу, а Кугель обслуживал червей, бегая по палубе с одного спонсона на другой и обратно. «Галанте» постепенно переместилась к причалу. Портовые рабочие в длинных черных халатах и высоких шапках с закрывавшими лица чадрами поймали швартовы и привязали их к причальным тумбам. Кугель натянул на червей наглазники, ослабил их пояса и накормил каждую из тварей.
Капитан Бонт поручил Кугелю и юнге дежурить у трапа; все остальные, одевшись надлежащим образом и завесив лица вуалями, спустились на берег. Кугель тут же замотал лицо кушаком, оставив узкую щель для глаз, закутался в плащ и тоже сошел на берег; вскоре за ним последовал и юнга.
Давно, уже много лет тому назад, Кугель побывал в древнем городе Кайине в Асколаисе, к северу от Альмерии. Запущенное великолепие некоторых сооружений Помподуроса всколыхнуло в нем тревожные воспоминания о Кайине – главным образом этому способствовали руины разрушенных дворцов на склоне холма, ныне поросшие наперстянкой, каменицей и редкими карликовыми кипарисами, формой напоминавшими камыши.
Помподурос занимал засушливую впадину, окруженную низкими холмами. Его нынешние обитатели использовали замшелые камни развалин в своих целях: из них были сооружены городские хижины, здание мужского клуба, купол над рынком, две больницы – мужская и женская, одна скотобойня, две школы, четыре таверны, шесть храмов, несколько небольших мастерских и пивоварня. На центральной площади возвышались, отбрасывая резкие черные тени под бледными красноватыми лучами Солнца, двенадцать белых доломитовых статуй, теперь уже в той или иной стадии разрушения.
Улиц как таковых в Помподуросе практически не было: горожане – мужчины и женщины – ходили по своим делам из одного места в другое по открытым участкам и проездам, расчищенным среди развалин. Высокие и худощавые мужчины носили длинные халаты и шапки. Женщины наряжались в плетенные из стеблей дрока юбки, окрашенные в темно-зеленый, темно-красный, серый или серо-фиолетовый цвет, шали с бахромой из кисточек и украшенные бусинами чепчики, в каковые самые кокетливые из них вставляли плюмажи из перьев морских птиц.
Между развалинами Помподуроса время от времени перемещались небольшие наемные экипажи, запряженные приземистыми толстоногими существами – здесь их называли дроггерами. Пустующие коляски, ожидавшие пассажиров, выстроились вереницей перед мужским клубом.
Бундервалю поручили сопровождать мадам Сольдинк и ее дочерей во время экскурсии по окрестностям Помподуроса; они наняли экипаж и отправились осматривать достопримечательности. Капитана Бонта и Сольдинка встретили и провели в мужской клуб несколько представителей местного правительства и деловых кругов.
Скрывая лицо под самодельной чадрой, Кугель тоже зашел в мужской клуб. Подойдя к стойке, он заказал оловянный кувшин пива и отнес его на стол в окруженном невысокими перегородками отделении, примыкавшем к другому такому же отделению, где Сольдинк, капитан Бонт и еще несколько человек пили пиво и обсуждали вопросы, относившиеся к плаванию «Галанте».
Прижимая ухо к перегородке и внимательно прислушиваясь, Кугель мог разобрать почти каждое слово высокопоставленных соседей.
– У этого пива исключительно необычный привкус, – говорил Сольдинк, – напоминающий смолу.
– Насколько я понимаю, его варят из дегтярной травы и других сходных ингредиентов, – заметил капитан Бонт. – Говорят, это питательный напиток, но он спускается по пищеводу в желудок как кошка, отчаянно цепляющаяся когтями… Ага! Вот и Дрофо!
Сольдинк чуть приподнял вуаль:
– Откуда вы знаете, что это Дрофо, если он завесил лицо?
– Его невозможно не узнать. Он носит желтые сапоги старшего червячника.
– Да, действительно. А кто его спутник?
– Подозреваю, что это его приятель по имени Пульк. Эй, Дрофо! Мы здесь!
Новоприбывшие присоединились к Сольдинку и капитану. Дрофо произнес:
– Позвольте представить вам червячника Пулька, о котором я уже упоминал. Я намекнул ему о наших затруднениях, и Пульк согласился рассмотреть возможность оказания нам необходимой помощи.
– Замечательно! – одобрил капитан Бонт. – Надеюсь, вы упомянули также о том, что нам нужен тягловый червь – предпочтительно из породы «волношлепов» или «магнахвостов»?
– Что скажете, Пульк?
Пульк неторопливо ответил:
– Думаю, червя с такими характеристиками мог бы предоставить мой племянник Фускуль – особенно в том случае, если его назначат червячником на борту «Галанте».
Помолчав, Сольдинк сказал:
– Тогда в составе команды окажутся три червячника, не считая Дрофо. Это нецелесообразно с практической точки зрения.
– Разумеется, – согласился Дрофо. – По степени незаменимости первым следует рассматривать меня, затем Пулька, после него – Фускуля, а затем уже… – Дрофо замолчал.
– Кугеля?
– Да, Кугеля.
– Вы имеете в виду, что нам следует бросить Кугеля на этом малоизвестном, безотрадном острове?
– Такова одна из возможностей.
– Но каким образом Кугель вернется на континент?
– Не сомневаюсь, что как-нибудь у него это получится.
– В конце концов, Лаусикая не хуже многих других мест, – вмешался Пульк. – Причем здесь превосходно готовят спралингов.
– А, спралинги! – заметно оживился Сольдинк. – Как попробовать этот деликатес?
– Нет ничего проще, – ответил Пульк. – Достаточно пройтись по женскому кварталу – вскоре вы, несомненно, заметите объявление, которое придется вам по вкусу. Протяните руку, возьмите объявление и зайдите в хижину.
– Нужно будет постучаться? – осторожно спросил экспедитор.
– Не помешает. Привычка предварительно стучаться считается признаком благовоспитанности.
– Еще один вопрос. Как оценить характеристики хозяйки, прежде чем – если можно так выразиться – взять на себя обязательства?
– Существует несколько тактических приемов. Случайному посетителю – такому, как вы, – настоятельно рекомендуется прислушиваться к советам местных жителей, потому что, как только откроется дверь и вы зайдете внутрь, удалиться, соблюдая приличия, почти невозможно. Если хотите, я попрошу Фускуля вас проконсультировать.
– Конфиденциально, я надеюсь? Мадам Сольдинк не следовало бы знать о моей заинтересованности в лаусикайской кулинарии.
– Фускуль проявит полное понимание во всех отношениях.
– Вот еще что: мадам Сольдинк желает посетить Пафниссийские бани, о которых она слышала много достойных внимания отзывов.
– Я не отказался бы лично сопровождать вашу супругу, – вежливо отозвался Пульк. – К сожалению, на протяжении нескольких ближайших дней я буду занят сверх головы. Опять же, Фускуль вполне мог бы справиться с этой задачей.
– Думаю, что такой план вполне устроит мадам Сольдинк. Что ж, Дрофо! Рискнем выпить еще по бокалу этого отдающего фенолом варева? По меньшей мере оно не разбавлено.
– Мне не по вкусу местное пиво.
– А вы, капитан?
Бонт тоже отказался:
– Теперь я должен вернуться на борт «Галанте» и уволить Кугеля – насколько я понимаю, вы приняли бесповоротное решение по этому вопросу? – Капитан поднялся на ноги и вышел из клуба; Дрофо последовал за ним.
Сольдинк налил себе пива из оловянного кувшина, пригубил его и скорчил гримасу:
– Этим зельем можно было бы пропитывать днище корабля, чтобы отпугивать древоточцев и прочих морских вредителей. Тем не менее ничего лучше здесь нет. – Опрокинув пиво в глотку, экспедитор со стуком поставил бокал на стол. – Пульк, зачем терять время зря – почему бы не попробовать спралингов сейчас? Ваш племянник свободен?
– Скорее всего, он отдыхает или опять полирует червя. Так или иначе, он будет рад оказать вам помощь. – Пульк подозвал подростка-официанта. – Сбегай к Фускулю и попроси его сейчас же прийти сюда, чтобы встретиться с мастером Сольдинком. Объясни ему, что сообщение передал червячник Пульк и что дело носит самый срочный характер. А теперь, сударь, – Пульк поднялся на ноги, – о вас позаботится Фускуль – он скоро придет.
Кугель выскочил из-за стола, поспешил выйти из клуба и притаился в тени за углом. Появились и разошлись в разные стороны Пульк и мальчишка-официант. Кугель побежал за официантом и остановил его:
– Эй, подожди! Сольдинк передумал. Вот тебе флорин за труды.
– Спасибо, сударь! – Мальчишка повернул обратно к мужскому клубу. Но Кугель снова задержал его: – Тебе, конечно, известны обычаи женщин Помподуроса?
– Только понаслышке. Никто из них и не подумает подать мне спралингов. Честно говоря, их непристойные насмешки мне порядком надоели.
– Жаль! Но я не сомневаюсь, что твое время придет – нужно только подождать. Скажи, кого из всех известных тебе женщин считают самой ужасной и неприглядной стервой?
Подросток задумался:
– Трудно сказать – у нас таких хоть отбавляй. Крислена, может быть? Оттлейя? Терлулия? По всей справедливости, следует отдать предпочтение Терлулии. Поговаривают, что, когда она заходит в море ловить спралингов, морские птицы улетают на другую сторону острова. Она высокая и тучная, кожа на предплечьях у нее покрыта красными пятнами, и у нее длинные зубы. Она всеми командует и, судя по словам опытных людей, слишком многого требует за спралингов.
– И где живет это олицетворение очарования?
Мальчишка показал пальцем:
– Видите хижину с двумя окнами на склоне холма? Там она и живет.
– Теперь объясни – где найти Фускуля?
– Дальше по тому же проезду – на самом берегу, у бассейна с червями.
– Хорошо. Возьми еще один флорин. Когда вернешься в клуб, скажи мастеру Сольдинку, что Фускуль скоро придет.
– Как вам будет угодно, сударь.
Кугель поспешил со всех ног в указанном направлении и вскоре спустился к жилищу Фускуля, находившемуся на краю бассейна для червей, устроенного в прибрежной заводи и окруженного каменной оградой. За верстаком стоял и ремонтировал рукоятку шлифовального напильника Фускуль: высокий, исключительно тощий субъект, словно состоявший из одних коленей, локтей и длинных узких лодыжек.
Высокомерно напыжившись, Кугель приблизился к нему:
– Хм… Надо полагать, я имею дело с неким… хм… Фускулем?
– Что с того? – раздражительно откликнулся Фускуль, не отрывая глаз от напильника. – Кто вы такой и что вам нужно?
– Можете обращаться ко мне как к мастеру Сольдинку. Я – владелец судна «Галанте». Насколько мне известно, вас считают своего рода червячником.