Короли вкуса Бачурова Мила
– А вы – кито?
– Конь в пальто! – заорала Вероника. – Наташа – это вторая уборщица, так?
Женщина покивала.
– И где она?
Уборщица захлопала глазами. А у Вероники случился щелчок, вызвавший прозрение. Нечасто, но приходилось ей бывать в подобных помещениях до переезда в Москву. Кто бы ни обитал там – грузчики, уборщики, заводские рабочие, – один элемент практически всегда, так или иначе, присутствовал. И чем выше рангом предприятие, тем больше пользы из него можно было извлечь. Потому что на серьезных предприятиях вопросы должны решаться быстро и эффективно, а не «щас поищем, где-то вроде было».
Вероника встала, крутанулась на каблуках, скользя взглядом по стенам. Ничего, ничего, ничего… Ну вот, конечно, дверь!
К двери скотчем были приклеены два файлика с двумя листами бумаги. Верхний – график. В столбик – имена, в строчку – даты. А ниже – еще один список имен, тех же самых, но с номерами телефонов.
Что-то лопотала уборщица. Вероника, не обращая внимания, бросила ей: «В пирожном яд! Не трогай», – будто малого ребенка пугала, а сама начала набирать номер, написанный против имени «Наталья».
Восемь, девять…
– Наташе Софья звонила, не берет, – сказала уборщица, имя которой тоже наверняка было в списке. Из тех, которые с разбегу не прочтешь, их таких было два. А третья – Наталья.
– Угу. Не берет, только дает, – буркнула Вероника. – Два, семь… Вован, падла! – взвыла она.
Телефон в руке завибрировал, из «шторки» сверху вывалилось уведомление с именем и фотографией звонившего. Вероника потянулась к кнопке сброса, но в последний миг передумала. Вспомнила, что Вован, вообще-то, следит за убийцей. Рявкнула:
– Что?
– Вероника, он уходит.
08
– Куда уходит? – обалдело спросила Вероника.
– К машине, наверное. Куда же еще.
– Задержи его!
– Как?
– Блин! Как хочешь, найди способ! Это убийца. Ильичев не умер, он убит.
– У… – Вован поперхнулся. – Вероника, ты с ума сошла?
– Вован, твою мать! – взревела Вероника. – Ты же Неон, супергерой! Сделай что-нибудь.
– Но…
Вот теперь – сброс. Вована главное – грамотно замотивировать, тогда он горы свернет. Споет преступнику, спляшет, «Слово о полку Игореве» расскажет наизусть. На худой конец, заболтает насмерть. Кольнула неприятная мысль, что она заставила друга противостоять убийце… Но ведь это – убийца-отравитель, а не маньяк с ножом! Не наркоман-грабитель на бензоколонке. Успокоив себя так, Вероника набрала номер Наташи до конца и ткнула вызов.
«Аппарат вызываемого…»
– Дерьмо! – рявкнула Вероника.
Бросилась назад, к мойке. Схватила пирожное, стараясь держать его только через салфетку, бросила подозрительный взгляд на уборщицу, которая так и застыла над кружкой с чаем.
– Больше нет?
– Нету.
– Отрава. Яд. Этот… Ильичев отравился, умер!
– Нету больше. Наташа взяла.
Женщина для убедительности помотала головой и отвернулась. И не понять, врет или нет…
Выскочив из подсобки, Вероника налетела на следователя.
– Девушка. Опять вы?! – нахмурился он. – Что вы тут…
– Вот! – сунула ему под нос пирожное Вероника. – Это то, что Ильичев ел перед смертью. Какая-то Наташа, уборщица, унесла остальные. Ее номер недоступен, нужно узнать адрес и послать кого-нибудь к ней домой! Хоть участкового, чтобы она ни в коем случае не успела их съесть. А убийца, тот, кто отравил пирожные, – внизу, он пытается скрыться!
– А вы кто? – заинтересовался следователь.
– Я работу вашу делаю! – сорвалась на крик Вероника. – Человек может погибнуть, а убийца – сбежать! Может быть, вы хоть немного пошевелитесь?!
Следователь машинально взял у нее пирожное. Хорошо, если так же машинально от него не откусит.
– Задержите его хотя бы! – крикнула Вероника.
Ей было физически больно смотреть на лицо следователя и ощущать, как медленно и не в ту сторону крутятся шестеренки у него в голове. Дверь на лестницу оказалась рядом, Вероника бросилась туда. Понеслась, перепрыгивая через ступеньки. Слабо-слабо брезжила мысль: «А что я буду делать, когда окажусь на парковке?»
Серьезно – что? Врезать этому Живчику? Призвать к ответу? Пообещать кару небесную? Н-да, в плане однозначно присутствуют серьезные пробелы. Начать с того, что и плана-то никакого нет…
Вероника выскочила на улицу, понеслась к парковке и уже издалека с облегчением заметила, что Живчик еще там. Впрочем, облегчение быстро сменилось тревогой, когда послышался удар и после этого – громкий вопль Вована, исполненный поистине шекспировского трагизма.
Вероника прибавила ходу, обогнула несколько автомобилей и замерла, тяжело дыша.
Картина была неоднозначной. Живчик стоял, не то наполовину загрузившись в потрепанный «Логан», не то наполовину выгрузившись из него, и, раскрыв рот, смотрел вперед и вниз. Перед капотом, чуть ли не под колесами, валялся на асфальте Вован, держась за левую лодыжку. Вокруг него сверкали на солнце осколки разбитой фары.
– Меня сбили! – выл Вован. – Наезд на пешехо-о-ода! Лишение пра-ав!
– Да я даже не тронулся! – Живчик пальцем указал на Вована. – Этот псих просто подошел и разбил мне фару, сделайте что-нибудь!
То, что призыв «сделать что-нибудь» относится не к ней, Вероника поняла, как только мимо нее быстрым, уверенным шагом прошел парень в полицейской форме. Не следователь, похожий на Никитина, а другой.
– Руки покажите, пожалуйста, – обратился он к Живчику – с вежливостью, от которой кровь в жилах леденела.
Живчик побледнел, но руки медленно поднял.
– Хорошо, молодец. Давай, вот так.
Вован, почуяв, что ветер задул в правильную сторону, голосить перестал. Полицейский ловко застегнул наручники на запястьях Живчика. Сурово спросил:
– Запрещенные вещества, оружие имеются? Лучше сейчас сдать, добровольно. Зачтется.
– Да нет у меня ничего, вы с ума сошли?! – воскликнул Живчик.
Для убийцы он вел себя чрезвычайно хладнокровно. Безупречно разыгрывал полнейшее недоумение.
– Все так говорят, – вздохнул полицейский. И принялся сноровисто хлопать Живчика по бокам.
К машине подошел запыхавшийся следователь – отстал, видимо, и от Вероники, и от молодого коллеги. Он все еще держал в руке салфетку с пирожным. Слава богу, хоть не надкусанным. Вероника перевела дыхание и спросила:
– Вы нашли Наташу?
– Кого? – бросил на нее короткий взгляд следователь.
– Наташу, уборщицу! – мгновенно вновь закипела Вероника. – Она же отравится, пока вы тут…
– К Наталье Кругловой едет патруль, – отрезал следователь и шагнул вперед, к машине. – Так, а здесь у нас что? Сань?
Опер Саня показал ему мятый пустой пакетик с защелками, извлеченный из кармана Живчика. Внутри явно раньше хранилось что-то белое и порошкообразное, пакет был все еще пыльным. Живчик уставился на него с изумлением.
– Я не знаю, что это! Это не мое!
– Все так говорят, – весело повторил Саня. – Веришь – сколько лет на службе, и хоть бы один сказал: «Мое»! А что – этого я пока тоже не знаю. Но, по опыту, мел и стиральный порошок при обыске нечасто попадаются.
Следователь кивнул:
– Вызывай наряд. В отделение его, оформляйте. И этих тоже, как свидетелей. Будем разбираться.
– Я – жертва! – возмутился Вован, который уже стоял, опираясь на капот машины Живчика.
– Жертву – тоже в отделение. Чувствую, мне сегодня роман в десяти томах писать придется. А ведь обещал жене не задерживаться. Эх…
09
Отделение находилось неподалеку, ехали едва ли десять минут. «Вот почему полиция прибыла так быстро», – подумала Вероника. По дороге она пыталась выспросить, что там с Ильичевым и Натальей Кругловой, но старший полицейский, назвавшийся капитаном Долининым, резко ее оборвал, сообщив, что вопросы здесь задает он. Разговаривать с Вованом, которого посадили в ту же машину, Долинин тоже не позволил.
Вероника, подумав, достала телефон. Быстро отстучала Вовану сообщение: «Не говори, что ты блогер! Полиция вашего брата терпеть не может. Мы с тобой – коллеги, работаем в фирме по продаже электроинструментов. – До знакомства с Тимофеем она действительно работала в такой фирме. – Ты – менеджером, я – маркетологом. А все остальное расскажешь, как есть. На съемки мы попали благодаря Агнии. Когда вышли на улицу, увидели подозреваемого, и я попросила тебя за ним последить. Все понял?»
Телефон Вована пиликнул. Вован посмотрел сначала на экран, потом, удивленно – на Веронику. Начал:
– А…
– Бэ, – сквозь зубы прошипела Вероника. Толкнула Вована коленом и прижала палец к губам.
Больше Вован, слава богу, голос не подавал. Уставился на экран. Прочитал сообщение и написал: «Понял». Вероника кивнула. Откинулась назад. Телефон в руке пиликнул. Что еще? Вероника посмотрела на экран.
«Я не расскажу им о наших отношениях».
«О каких еще отношениях?! У нас с тобой нет никаких отношений!»
«А ты хотела бы?» – Вован заинтересованно уставился на нее.
«Вова, блин! Убью! Нашел время…»
«Это да или нет?»
«Это – иди на фиг! Если спросят об отношениях, можешь так и сказать».
«ОК. Но вообще-то я имел в виду Агнию. Я не расскажу им о наших отношениях. Я слишком джентльмен для того, чтобы посвящать полицию в вещи, которые касаются дамы».
Вован горделиво выпрямился. Вероника закатила глаза.
С переднего сиденья к ним повернулся капитан Долинин. С усмешкой оглядев обоих, поинтересовался:
– Надеюсь, вы успели обсудить все, что хотели? Приехали. Выходим.
Машина остановилась. Покрасневшая Вероника выбралась из салона. На Вована она старалась не смотреть.
– Документы у вас с собой?
– Да.
Вероника открыла сумочку, достала паспорт. Журналистское удостоверение закопала поглубже – знала, что эту братию в полиции обожают еще нежнее, чем блогерскую. Протянула паспорт Долинину. Тот глянул на первую страничку, перелистнул остальные. Отстучал что-то на лежащей перед ним клавиатуре. Предложил:
– Рассказывайте, Вероника Витальевна.
– Что?
– Все. Прежде всего, как вы оказались на съемках?
– Благодаря Вова… то есть Володе, моему другу. Который пытался задержать преступника, а вы его в отделение потащили, – уточнила Вероника.
– Ну, допустим, преступника у нас пока нет, – заметил Долинин. – Есть человек, которого с большой натяжкой можно назвать подозреваемым.
– Почему это – с натяжкой?
– Потому что на данный момент все, что есть, это ваши подозрения. А лично я вас, простите, впервые вижу. И у меня нет никаких оснований доверять вашим словам.
– Так проверьте мои слова! – вскипела Вероника. – Долго, что ли? Говорю вам, Ильичев отравлен! И его отравил Жи… то есть, тот участник шоу, который пытался сбежать.
– Он не пытался сбежать.
– Что? – нахмурилась Вероника. – Как это – не пытался?
– Ну вот так. – Долинин пожал плечами.
В кабинете он снял фуражку и китель, остался в форменной рубашке с коротким рукавом. Вытер со лба пот. На вид ему было лет тридцать пять. При ближайшем рассмотрении оказалось, что фуражка скрывала залысины, пока еще не очень заметные, а китель – подступающую полноту. Рубашка над ремнем разошлась, из-под нее выглядывал живот.
– Ваш так называемый подозреваемый уверяет, что никуда уезжать он не собирался. К машине пошел за запасной футболкой – сильно вспотел. И от жары, и на нервной почве. А ему буквально под колеса бросился ваш друг. Разбил фару и начал вопить о наезде на пешехода.
Вероника развела руками:
– Видимо, Володя не успел придумать способ, как еще задержать преступника.
– Да почему преступника-то? – вздохнул Долинин. – Объясните наконец?
Вероника вдруг подумала, что Тимофей с таким кислым выражением лица выслушивает мольбы о помощи в духе: «Я чувствую, что за мной следят! Только вы можете мне помочь!»
– Я случайно услышала, как он говорил по телефону, – начала она.
– Кто – он? – перебил Долинин.
– Ну… – Вероника запнулась. – Тот, другой участник. Который не Корсаков.
– Да вы, я смотрю, настоящая фанатка шоу, – усмехнулся Долинин. – Всех участников наизусть знаете. Наверное, с детства мечтали побывать на съемках?
– Я – нет, – процедила Вероника. – Это моя мама фанатка. Она попросила меня взять автограф у Ильичева.
– То есть присутствовать на съемках самостоятельно ваша мама не захотела?
– Она живет в Энске. Мама – пожилой человек, поездка в Москву для нее – событие из ряда вон.
– Имя, фамилия?
– Чьи?
– Мамины.
– Зачем?
– Вероника Витальевна. – Долинин поднял на нее взгляд, в котором явственно читалось: «до чего ж вы все меня задолбали». – Я, кажется, уже говорил, чья обязанность в этом кабинете – задавать вопросы.
– Да вы о фигне какой-то спрашиваете! – не сдержавшись, возмутилась Вероника. – Я вам говорю, что Ильичева отравили, а вы мне – про маму! Она тут вообще ни при чем, в Москву последний раз выбиралась еще до моего рождения. А этот – по телефону говорил!
– «Этого» зовут Андрей Загорцев, – подсказал Долинин.
– Неважно, – отмахнулась Вероника. – Важно, что он сказал! А он сказал, что Федор – та еще тварь. Что он ему заплатит за все унижения, что он не какой-то там червяк, над которым можно безнаказанно издеваться. И Ильичев – умер. Понимаете? Он умер после того, как съел пирожное, которое приготовил этот ваш Загорцев! Но самое главное даже не это. – Вероника приподнялась над столом. – Ильичев-то уже мертвый, ему все равно. А главное то, что если патруль не успеет вовремя, то может погибнуть еще один человек. Который, в отличие от Ильичева, никому ничего плохого не сделал.
10
Долинин вздохнул.
– И что я, по-вашему, должен делать?
– Откуда я знаю? – вспылила Вероника. – Позвоните патрульным, поинтересуйтесь хотя бы! Надо же хоть как-то шевелиться!
– То, что я сижу за этим столом, а не бегаю по потолку, не означает, что ничего не делаю, – повысил голос Долинин. – Вы, Вероника Витальевна, хотя бы примерно представляете, сколько народу успело отснять фото и видео из студии, разослать их по новостным сайтам и распихать по соцсетям? Состояние родственников Ильичева – представляете? У него четверо детей, между прочим! Да у нас тут телефон разрываться начал раньше, чем Ильичев последний дух испустил. Представляете, сколько свидетелей мне предстоит опросить – одной рукой отбиваясь от журналистов? А насчет патруля не волнуйтесь, как только они доберутся до места, мне об этом сообщат. Тем, что буду им названивать, я ничего не ускорю, уверяю вас. Скорее наоборот. Так что успокойтесь и не мешайте мне делать мою работу. Отвечайте на вопросы… Воды ходите? – Он кивнул на стоящий в углу кулер.
Вероника почувствовала, что в горле и впрямь пересохло. И что к Долинину она начала испытывать если не сочувствие, то нечто вроде того. Это Тимофею хорошо: захочет – возьмется за расследование, не захочет – в лес пошлет. А капитана уголовного розыска никто не спрашивает, чего он хочет. Положено протокол составить – значит, сиди и составляй.
– Да, – кивнула Вероника, – не помешало бы. Спасибо.
– Наливайте. Стаканчики там есть.
Вероника подошла к кулеру, взяла стаканчик. И в этот момент зазвонили сразу два телефона: стационарный на столе у Долинина и мобильный, лежащий перед ним. Долинин снял трубку со стационарного, бросил в него:
– Долинин. Секунду, – а другой рукой поднес к уху мобильный. – Алло. Да, Жень. Что там у тебя?
Лицо его ничего не выражало, но говорили в трубке довольно громко. Не слишком отчетливо, однако фамилию «Круглова» прислушивающаяся изо всех сил Вероника разобрала.
– Ясно, – бросил Долинин. – Кроме дочери, есть в квартире кто?.. – И снова: – Ясно. Вызывай криминалистов да оформляйте, чего еще-то?.. До связи, – сбросил звонок. Поднес к уху трубку: – Алло. – Поморщился: – Что там за визг? Ах, психует… Ну так скажи, что психовать он у прокурора будет! А сейчас пусть вспоминает, как свои пирожки лепил, во всех подробностях, шаг за шагом. Пригодится… – В ответ в трубке заговорили горячо и быстро. Долинин снова поморщился. – Да понял я, понял! Свидетельницу отпускаю уже. Сейчас, две минуты.
Он положил трубку, повернулся к Веронике.
– Что? – выпалила она. – Наталья Круглова тоже умерла, да?
Долинин укоризненно покачал головой:
– Ай-яй-яй. Что ж вы, Вероника Витальевна, такая молодая – и такая кровожадная? В протокольчике распишитесь, – постучал пальцем по лежащему на столе листу.
Вероника вспыхнула – прозвучал ее вопрос и впрямь азартно. Однако так просто сбить себя с толку не позволила.
– Расскажете про Круглову, тогда распишусь. Что с ней?
Долинин нахмурился:
– С ней, Вероника Витальевна, то, что называется «тайна следствия». Грубо говоря, не ваше дело. Расписывайтесь, не задерживайте. – И посмотрел тяжелым взглядом.
Вероника еще постояла возле кулера, но поняла, что ситуация дурацкая. Никаких рычагов давления на Долинина у нее нет, а по доброй воле он ничего не скажет. Не упираться же, в самом деле, отказываясь подписывать протокол? Это во-первых, а во-вторых – ну да, правду следователь ей не сказал. Впрочем, его молчание достаточно красноречиво. Была бы Наталья жива – уж об этом Долинин не преминул бы сообщить, камня на камне не оставив от Вероникиных предположений. Это уж – к гадалке не ходи.
Вероника неловко присобачила так и не наполненный стаканчик обратно к стопке и вернулась к столу.
– Вот тут, где галочка, – показал Долинин.
Вероника взяла ручку и расписалась.
Долинин достал из ящика стола визитную карточку, протянул Веронике:
– Мои контакты, на всякий случай. Благодарю за содействие, всего доброго.
– И вам не скучать, – проворчала Вероника.
Вышла за дверь. Чтобы увидеть, как по коридору ей навстречу ведут Живчика. Наручники с горе-кондитера так и не сняли. Вел его давешний напарник Долинина – который, кстати, пока ехали в машине, поглядывал на Веронику с нескрываемым интересом. Но сейчас парню было явно не до нее.
– Поймите вы наконец – это не мое! – надрывался Живчик. – Сколько можно говорить? Я понятия не имею, как этот долбаный пакет оказался у меня в кармане! Я никого не травил! Для чего мне это делать, в конце-то концов? Зачем мне желать Ильичеву смерти?!
«Затем, что ты его ненавидел, – мелькнуло в голове у Вероники. – Но играешь натурально, спору нет. Не слышала бы твои слова самолично – поверила бы».
– Без нервов, уважаемый. Следствие разберется, – равнодушно бухтел опер.
А проходя мимо Вероники, перед тем, как завести Живчика в кабинет к Долинину, неожиданно обернулся к ней и свойски подмигнул.
11
«Тридцать четыре, – считала про себя Вероника, – тридцать пять, тридцать шесть… Господи, да ты уймешься или нет?! Тридцать семь, тридцать восемь…»
Она смотрела, как Тимофей отжимается от пола, положив ноги на силовую скамью. С того момента, как влетела к нему в квартиру, успела попить чаю, позалипать в телефоне, полистать журнал, лежащий на столе, – из тех, в которых даже картинки вызывали недоумение, – и, наконец, не придумав себе другого занятия, принялась гипнотизировать взглядом Тимофея.
Выйдя из отделения, она немедленно позвонила ему.
– Тиша! Тут такое! Ты не поверишь. Помнишь Ильичева из кулинарного шоу?
– С тобой все в порядке? – оборвал ее Тимофей.
– Да, – мгновенно скисла Вероника. Она слишком хорошо знала, что он скажет дальше. – Подожди, послушай! Тут…
– В таком случае позвони через полтора часа. У меня тренировка.
И Тимофей, в лучших своих традициях, оборвал звонок.
Вероника взглянула на часы. Беззвучно взвыла. О том, что перезванивать сейчас бесполезно, знала по опыту. Тренировка – это было святое. Лекцию о серьезности этого процесса, насколько важно его не прерывать, Вероника прослушала еще в начале их сотрудничества. Раньше чем через полтора часа разговаривать с ней Тимофей не станет. Угораздило же попасть именно в это время! Она вызвала такси. Через сорок минут была дома у Тимофея. И вот уже сорок пять минут наблюдала за тем, как он отжимается, подтягивается, забрасывает ноги вверх, вися на шведской стенке, лупит по боксерской груше и, сидя на полу, завязывается в немыслимые узлы. Уши Тимофея были заткнуты наушниками – во время тренировок он ухитрялся еще и слушать аудиокниги. То есть пытаться с ним заговорить было абсолютно бессмысленно.
Благо Вероника наблюдала тренировку не в первый раз. И помнила, что отжимания с ногами на скамье – это, кажется, уже близко к завершению кошмара.
«Сорок семь, сорок восемь… Блин, да когда ж ты прекратишь?!» – изнывала про себя Вероника. Над скамьей с методичностью автоматического пресса поднималась и опускалась треугольная спина, обтянутая пропотевшей майкой. Живого человека в Тише выдавал разве что пот. В такие моменты он казался Веронике похожим на робота больше, чем когда бы то ни было.
Пятьдесят! Ну, слава тебе, Господи… Тимофей закончил с отжиманиями. Сел на пол в позу лотоса и соединил перед собой ладони.
«Все!» – обрадовалась Вероника. Вот это уже точно последнее. Ближайшие пять минут Тиша проведет, неподвижно сидя на полу с закрытыми глазами, а потом пытка закончится.
Наблюдая такое впервые, Вероника за Тимофея всерьез испугалась – показалось, что он не дышит. Подскочила, осторожно тронула за плечо. И получила серьезный нагоняй – сидение на полу, оказывается, называлось медитацией, и вмешательство в этот процесс являлось кощунством.
Больше Вероника к Тише не лезла. Терпеливо ждала, пока намедитируется.
Дождалась.
Тимофей открыл глаза и поднялся с пола. Вытащил из одного уха наушник и наконец соизволил заметить Веронику. Поинтересовался:
– Что-то настолько важное?
– Да! – выпалила она. – Ильичева убили, представляешь? Отравили прямо на съемках шоу!
– Угу. А Ильичев – это кто?
Тимофей стянул через голову майку, вытер ею лицо и направился в душ. Вероника потопала за ним.
– Это ведущий кулинарного шоу. Ну, помнишь, я рассказывала? «Короли вкуса», которое мама смотрит. На которое меня Вован отвел…
– Ты можешь, конечно, продолжать, но я вряд ли тебя услышу за шумом воды, – сказал Тимофей. Он с сожалением вытащил второй наушник и открыл дверь ванной. Глядя на наушник, проговорил: – Человеку, который изобретет такие же, только водонепроницаемые, лично я с удовольствием поставлю памятник. Всегда почему-то на самом интересном останавливать приходится… А большинство того, что скажешь ты, вероятнее всего, придется повторить. На твоем месте я бы подождал.
Он шагнул в ванную и попробовал закрыть дверь. Но Вероника не позволила. Решительно вошла вслед за ним.
– Я не буду смотреть, как ты раздеваешься, – пообещала она. И демонстративно отвернулась к двери. Предложила: – Раздевайся, включай воду. Отсюда ты меня точно услышишь.
Приготовилась к возмущенным комментариям и к тому, что ее попробуют вытолкать, даже ехидную шуточку на этот случай приготовила. Но возмущаться Тимофей не стал.
Через несколько секунд, явственно наполненных недоумением (он, видимо, анализировал ситуацию, пытаясь понять, не очередная ли это шутка), за спиной зашелестела одежда. Рациональный человек принял рациональное решение. Открылась и захлопнулась дверца стиральной машины. Шлепнули по дну душевой кабины босые ноги. Полилась вода.
– Ну? – невозмутимо окликнул Тимофей. – Что же ты молчишь? Я слушаю.
Вероника принялась рассказывать. Рассказ получился долгим и путаным. Тимофей, как и следовало ожидать, понятия не имел о том, что на свете существуют кулинарные шоу, а фамилию Ильичева услышал сегодня впервые.
Он закончил принимать душ, обмотал вокруг бедер полотенце и вышел в коридор, где извлек из ящика единственного в квартире шкафа чистую одежду. Вероника снова целомудренно отвернулась. Прошла в комнату, плюхнулась в кресло Тимофея и продолжила рассказ.
Когда подняла глаза, Тимофей, одетый в привычные треники и футболку, лежал в гамаке. В руках он держал пластиковую бутылку с водой, готовясь открутить крышку. А Вероника как раз добралась до кульминации.
– …и представляешь? Эта Наташа тоже умерла! – торжествующе закончила она. – Следователь об этом, конечно, не сказал, но я догадалась. Если бы они приехали побыстрее, ее, наверное, можно было бы спасти. Но этот идиот Долинин меня не слушал… А Живчик – представляешь, какая сволочь? Его на допрос ведут, а он чуть ли не в голос орет, что не виноват!
– Он не виноват.
– Что? – Вероника от неожиданности поперхнулась.
А Тимофей снова вытащил из уха наушник – когда успел его туда засунуть, Вероника не разглядела. Он, слушая ее, параллельно слушал, оказывается, еще и книжку. Сейчас, судя по тому, что коснулся экрана смарта, остановил запись.
– Человек, которого ты называешь Живчиком, – не убийца, – явно раздосадованный тем, что прослушивание снова пришлось прервать, повторил Тимофей.
12
Полина тащилась к дому, едва волоча ноги, и проклинала жару. Лето в этом году выдалось каким-то запредельно жарким, МЧС рекомендовало сидеть дома, в обнимку с кондиционером, и молиться погодным богам о спасении.
Н-да, хорошо, наверное, когда есть кондиционер. Полине, правда, всегда казалось, что даже самые лучшие кондиционеры наполняют помещение пусть слабым, но все-таки устойчивым ароматом поношенных носков, хотя… Наверное, это от зависти.
Полина пока что не могла позволить себе обменять жару на запах носков. Хотела устроиться поработать летом, во время каникул, но практику ни к селу ни к городу вкрячили ровно посередине июля. Ни туда ни сюда. В итоге работать все равно пришлось, но – бесплатно.
Да и работой это можно было назвать с большой натяжкой. Никому не была нужна возня со студентами, однако просто так подписать им документы о прохождении практики было бы непедагогично. Как результат – приходилось тащиться каждое утро на метро с двумя пересадками, а потом еще на автобусе к черту на рога. А притащившись к месту прохождения практики и получив отметку о приходе, просто сидеть и ждать, пока кто-нибудь сжалится, обратит на тебя внимание и со вздохом велит идти домой.
Спрашивается, где вообще логика? Кто этих людей научил так обходиться со временем, пусть даже с чужим? Ведут себя так, будто они бессмертные…
Полина остановилась перед пешеходным переходом. Еще чуть-чуть – и дома. По правде сказать, эту узкую дорожку можно было спокойно перейти, не обращая внимания на светофор. Даже водители тут относились к такому с пониманием – мол, нельзя же рассчитывать на то, что кто-то всерьез воспримет пешеходный светофор в подобном месте. Но мама с детства крепко вбила Полине в голову два неизбывных страха: страх перед дорогой и страх оказаться зависимой.
Нащупав кнопку на дешевой проводной гарнитуре, Полина поставила на паузу очередного спикера TED и вынула наушники. Дождалась зеленого сигнала, посмотрела налево, направо, быстро перешла дорогу и выдохнула с облегчением.
Отец, которого она не помнила, погиб под колесами машины, так и не успев осуществить своих надежд и стремлений. И маме пришлось самой, с маленьким ребенком на руках, пробивать себе дорогу в чужом огромном городе.
Мама не хватала звезд с неба, но умела держаться за добытое, как бульдог, и из того, что имела, выжимала все до капли. Пожалуй, отчасти эти качества унаследовала и Полина. Она не терпела потраченного впустую времени, поэтому каждую минуту своей жизни старалась заполнить чем-то полезным. Слушала эти лекции, которые имели мало смысла сейчас, но однажды – обязательно! – всплывут в голове и «выстрелят», учила английский и китайский языки. Даже из социальных сетей она пыталась выжать хоть какую-то пользу – раскручивала личную страничку, поставив себе твердое условие не вложить в это дело ни рубля.
До подъезда оставалось несколько десятков метров, и остаток лекции Полина дослушивала в ускоренном режиме. Она знала, что мама дома, ее смена закончилась два часа назад. Если бы не мама, Полина бы не стала ускорять запись, просто зашла бы в квартиру в наушниках. Но маму Полина любила и не позволяла себе ее игнорировать. В конце концов, именно мама ее кормила и обеспечивала всем необходимым, именно благодаря ее усилиям Полина могла выделять время для того, чтобы выковывать из себя будущую хозяйку жизни.