Вчера и завтра Полянская Наталия

Глава 8

Клиника оказалась чем-то средним между больницей и пансионом, и называлось это чудо – реабилитационный центр «Ромашка». «Ромашка», подумать только. Даша даже развеселилась слегка, когда прочитала название у ворот. Настолько, насколько она вообще была способна сейчас веселиться. Она предполагала, что клиника располагается в черте города, – матушка называла Подмосковьем все, что находится за МКАД, – но это действительно оказалось Подмосковье, неподалеку грохотали электрички, бегущие на Голутвин. Впрочем, на территорию центра, весьма обширную и обнесенную внушительным забором, этот шум не доносился. Охранник открыл ворота, и машина покатила по аллее. Даша высунулась в окно. Тихо, птицы щебечут, совсем как в глубоком лесу. В последний раз Дарья была в лесу лет пять назад, когда Ники уговорил ее съездить на пикник вместе с его друзьями, очень любившими дикую природу, и с тех пор обходила всю эту растительность стороной. Чего хорошего? Комары, клещи, отовсюду корни торчат, того и гляди споткнешься. Но здесь вроде хорошо. А может, Даше просто было все равно.

Персонал в «Ромашке» оказался не просто вышколенным – супервышколенным. Наверное, начальство потратило кучу денег на голливудские улыбки медсестер, мельком подумала Дарья, когда стайка девушек сопроводила ее в палату. Палатой это комнату тоже назвать было сложно, скорее, она походила на гостиничный номер среднего класса. Удобная большая кровать, диванчик, несколько мягких кресел, и дизайн самый что ни на есть консервативный, никаких хромированных трубок, изогнутых под немыслимыми углами. Милая медсестра Оля пояснила Даше, что если она пожелает, ее переведут в палату с более современным дизайном, но Дарья только махнула рукой: хай-тек никогда не казался ей особо привлекательным. Она вообще подозревала за собой склонность к махровому консерватизму, без смелых экспериментов. Софья Станиславовна обняла дочь и уехала, Даша осталась одна. Конечно, не совсем одна, кругом было полно людей, стоит только нажать кнопочку – и прибежит Оля, но персонал изо всех сил старался делать вид, что его тут нет. К чести их надо сказать, у них неплохо получалось.

Даше выдали расписание на ближайшую неделю: внушительный список процедур, талассотерапия, какие-то обертывания, расслабляющий массаж, консультации психолога, плюс море свободного времени. Хочешь, гуляй по территории, хочешь, сиди в номере… то есть в палате, и читай книжку. Книги занимали большую часть багажа Даши: она полагала, что чтение привлечет ее больше, чем прогулки. Учитывая комаров. Парочка кровососов уже влетела в открытое окно и натужно звенела под потолком.

– Добрый день, Дарья Владимировна! – раздался приятный голос от двери. Невысокая полная женщина в белом халате радостно улыбнулась Даше. – Я ваш врач, меня зовут Инна Степановна Петренко. Как вы устроились?

– Спасибо, хорошо.

– Я надеюсь, вам понравится в «Ромашке». – Тут Даша не удержалась и фыркнула. Впрочем, врач не обиделась. – Да, действительно смешно звучит, правда? Вы убедитесь, что поводов грустить у нас нет. Медсестры покажут вам, где у нас столовая, процедурные кабинеты и библиотека. На втором этаже – видеосалон, каждый вечер в восемь те пациенты, кто хочет, собираются там и смотрят кино. Но вы не обязаны с кем-то общаться. Если вы пожелаете, еду вам будут приносить в палату, у нас это разрешено.

– Да, если можно, это было бы замечательно! – Даше пока не хотелось встречаться за общим столом с незнакомыми людьми. Ей вообще не хотелось с кем-то встречаться, кроме персонала. Почему-то было немного стыдно за свои проблемы, и этот стыд рациональному объяснению не поддавался. Ведь нет ничего предосудительного в том, что в случае душевных проблем прибегают к услугам специалистов. Лечение тела почему-то всегда легко доверяют врачам, а вот душу предпочитают лечить кухонными беседами и водкой. А потом из окон прыгают.

До вечера она лежала на кровати, просто глядя в окно, за которым колыхались зеленые, просвеченные солнцем ветви. Умиротворяющее, почти гипнотизирующее зрелище. Даше казалось, что она сама стала кленом и покачивает ветвями под легким ветерком. Из-за того, что дерево росло рядом с окном, свет в комнате был зеленый, призрачный. Как на дне океана недалеко от берега. Даша вспомнила перекидной календарь, который висел у нее над рабочим столом: на июльской странице там были какие-то острова, то ли Бали, то ли Мальдивы… И такая зеленая, прозрачная вода. Мысли текли лениво, шевелиться не хотелось, и персонал не лез с настойчивыми просьбами пойти прогуляться или поужинать. Дашу оставили в покое.

Дни потекли один за другим, спокойные и неторопливые. Дарья почти не видела своих соседей по этажу, кажется, они тоже не стремились завязать с ней знакомство. Вот и хорошо. Процедуры оказались приятным дополнением к спокойному существованию: никто из работников центра не пытался навязываться и никогда не затевал разговор, если пациентка молчала. Кроме психолога, но у него работа такая.

Психолог оказалась пожилой женщиной в строгом костюме, чрезвычайно компетентной, несмотря на свою внешность доброй бабушки. Даша опасалась, что врач замучает ее вопросом «Хотите об этом поговорить?», но та не настаивала на разговоре, если пациентка того не хотела. В течение первого сеанса они говорили об отвлеченных вещах, и Дарья прониклась симпатией к этой женщине. Во время второй встречи она сама завела разговор о Ники. Это было как нарыв, который надо вскрыть: слишком больно, но и терпеть уже дольше нельзя.

И Дашу словно прорвало, она говорила и говорила о погибшем муже, просто вспоминала всю их семейную жизнь. Как странно, время казалось бесконечным, оно текло и текло, не оставляя после себя заметных следов, и вдруг закончилось – для Ники. И Даша осталась на пустом берегу, у разбитого корыта, с множеством вопросов о несправедливости бытия, на которые никто и никогда не даст ответов. Даже квалифицированный психолог. Впрочем, Даша не была уверена, что психолог сможет ей помочь в том больном месте, которого она вообще избегала касаться. Поселившаяся в душе отчужденность никуда не делась даже после воспоминаний вслух. Между Дарьей и миром по-прежнему стояла стеклянная стена.

Тем не менее, какое-то облегчение эти разговоры приносили. Во всяком случае, Даша уже пережила повторный приступ жуткого стыда за свою неудавшуюся попытку выпить снотворного больше, чем положено, и приняла твердое решение не поступать так больше ни при каких обстоятельствах. Смерть Ники не сломала ее, все-таки не сломала, но определенно отняла огромную часть души, и теперь эту пустоту было нечем заполнить. Даша хотела жить, но она не хотела жить без Ники. Вот такой парадокс.

Самое странное, что ее не тянуло ни на какие сентиментальные глупости: не хотелось смотреть часами на портрет Ники, не хотелось перебирать в памяти моменты безоблачного счастья с мужем, даже поехать на могилку и порыдать там – и то не хотелось. Даша, воспитанная на классической литературе, помнила, как обычно страдали героини после смерти возлюбленных, но приверженность к классике в данном случае могла сыграть злую шутку. Тоже, нашлась Джульетта. Только вот в холодный склеп не хочется… Иногда по ночам Дарья плакала, но уже не так сильно и с надрывом, как в первые дни после смерти мужа. Слезы постепенно иссякали.

Отсутствие привычного шума за окном тоже слегка пугало; в первую ночь в клинике Даша едва заснула, да и в последующие проспалась не от малейшего шороха, а от тишины. Дитя города, что поделаешь.

Кстати, именно сейчас Дарья поняла, почему она так любит большие города вообще и Москву в частности: в них чувствовалась кипучая энергия, которой всегда было не занимать и ей самой. А еще ей нравилось ощущать присутствие людей вокруг, это просто невыносимо, если кругом на многие километры простираются леса и поля. Каким, должно быть, ужасом проникнута жизнь в далеких деревеньках! До ближайшей станции топать и топать, вокруг одни алкоголики – потому что чем еще заниматься людям в деревнях, когда вся прогрессивная молодежь подалась на заработки в город? В Москве же, стоит выйти на улицу в любое время дня и ночи – и вот вам пожалуйста: и метро, и такси, и круглосуточный супермаркет под боком, и машины бегут по проспекту. Даже в отдаленных районах жизнь не затихает, идет круглосуточное строительство, например. Даша подозревала, что ее точка зрения в чем-то ущербна – хорошо смотреть на мир с двадцать четвертого этажа элитного жилого комплекса! – но в городах ей все равно было лучше, чем на природе. У боязни жизни в глуши наверняка даже название научное есть, сейчас все фобии как-то называются. Надо будет спросить у психолога…

Напрасно Даша думала, что обитатели больницы оставят ее в покое. Все-таки приходилось сталкиваться на общей территории, а посмотри Даша подольше на себя в зеркало, то уловила бы, что не перестала быть желанным объектом если не для ухаживаний, то для внимания точно.

На четвертый день своего пребывания в «Ромашке» – название уже перестало казаться смешным, – Даша сидела неподалеку от своего корпуса, на скамье, и пыталась дышать свежим воздухом по расписанию. С четырех до шести вечера у нее значилась послеобеденная прогулка, а выполнять предписания было проще, чем объяснять любезнейшей Инне Степановне, почему этого не делаешь.

– И что люди находят в этом лесу? – спросила Дарья у спрыгнувшей на тропинку белки. – Лес как лес. Деревья, трава, кусты, белки. Кис-кис-кис…

Белка проигнорировала фамильярное обращение и уселась на задние лапки, выпрашивая вкусненькое, пушистый хвост зверька нервно подергивался.

Даша белкам уже не удивлялась: их тут было полно, и все, как одна, наглые. Персонал и отдыхающие совсем их разбаловали, прикармливали при каждом удобном случае, даже гладили, если зверьки позволяли. Поэтому велико было удивление Дарьи, когда в сидевшую рядом белку с прицельной точностью попала брошенная кем-то шишка. Попрошайка не стала ожидать повторного нападения и удрала, только рыжий хвост мелькнул.

Дарья обернулась посмотреть на «снайпера». Им оказался мужчина лет сорока, грузный, одетый в тренировочный костюм. В руках у него было полно шишек. Увидев, что белка скрылась с места происшествия, мужчина подозрительно посмотрел на Дашу.

– Вы ведь не одна из них? – поинтересовался он.

– Простите? – опешила Дарья.

– Из этих, – он кивнул в сторону корпуса. – Знаете, тут встречаются настоящие сумасшедшие, иногда даже буйные. И зачем только нормальных людей сюда сажают?

– Это ведь не сумасшедший дом, – мягко сказала Даша, – отсюда в любой момент можно уехать.

– Да? – удивился собеседник. – Вы уверены?

– Ну да. – Разговор начинал напоминать комедию абсурда. Или трагедию, если выяснится, что этот мужик – тот самый буйный, которых он боится.

– А вы не буйная? – словно прочитав ее мысли, забеспокоился мужчина.

– Что вы, нет, конечно, – заверила его Даша.

– Это хорошо. С буйными много проблем. Их держат за решеткой и стерегут днем и ночью. А они так страшно воют иногда, знаете! – мужчина многозначительно подмигнул. – Светлана Игоревна говорит, что это волки. Но я-то знаю! Откуда волки в семи километрах от МКАД?

– А кто такая Светлана Игоревна? – машинально спросила Даша.

– Светлана Игоревна, о! Это моя Мария Магдалена. Она заботится обо мне. Считает, что один я пропаду. Но я не могу пропасть, это невозможно, знаете ли. – Он хихикнул.

«Вот настоящий сумасшедший, – подумала Даша, глядя на мужика во все глаза. – Вот у кого крыша поехала! А я-то считала себя ненормальной».

– А как вас зовут? – спросила она, чтобы поддержать разговор. Может быть, если она будет очень-очень вежливой, этот псих на нее не кинется.

Вопрос, казалось бы, простой, но мужчина забеспокоился.

– А вы никому не расскажете? И смеяться не будете? Многие смеются и не верят. Но это на самом деле так! Я – это он.

– Я не буду смеяться, – сказала Дарья.

– Тогда хорошо. Меня зовут… – он таинственно понизил голос, – Иисус.

– Редкое имя. – Что еще на это сказать, она не знала.

– Единственное в своем роде. И вы знаете, я открою вам одну тайну…

Какой бы ни была эта тайна, Даша ее не узнала: у скамейки появилось третье действующее лицо – дородная медсестра. Она быстро улыбнулась Даше и нахмурилась, глядя на «Иисуса».

– Я вас обыскалась, Афанасий Иванович, – упрекнула она больного.

– Я лишь немножко погулял, Светлана Игоревна, – залебезил мужик.

– Ладно, а теперь идемте, пора в бассейн. Извините его, – тихо добавила она, обращаясь к Даше. – Он вам не докучал?

– Нисколько, – успокоила она женщину.

– Слава Богу. Отдыхайте, пожалуйста. – И медсестра увела мужчину.

Даша вздохнула, глядя им вслед. Ну, надо же, Иисус!

– Вы не бойтесь, здесь буйных нет, – послышался голос рядом, и Дарья, обернувшись, увидела стоящую у скамейки женщину. Видимо, она только что вышла из леса: в руке корзинка с грибами. – Афанасий Иванович очень тихий и интеллигентный. У него вялотекущая шизофрения: пару раз в год начинает воображать себя Спасителем, и дочь отправляет его отдохнуть в этот санаторий. Тут правда очень хорошо. Тихо, спокойно, спасать человечество не нужно – персонал сделает это за тебя… – Женщина улыбнулась. – Не возражаете, если я тут присяду? Ходила, ходила, утомилась.

– Садитесь, пожалуйста.

– Спасибо. – Она поставила корзинку на землю. – Вы недавно приехали? Я вас в столовой не видела.

– Да, недавно. А вы здесь работаете?

– Нет, я, как и вы, пациентка. Извините, не представилась: Лидия Константиновна, но отчество можно отбросить.

– Я Дарья.

– Очень приятно, Даша. Вы надолго сюда?

– Нет, через полторы недели уеду.

Повисла пауза. Даша сидела и смотрела на грибы.

– Сто лет не видела только что собранных грибов! Только в баночках.

– Вы городская девочка, да? – мягко улыбнулась Лидия.

– Да, а вот муж любил ходить за грибами, когда позволяло время. Его дед научил… – При воспоминании о Ники, к горлу, как всегда, подкатил комок.

Глава 9

– Моя дочь тоже любила ходить по грибы. – Взгляд Лидии затуманился.

Даша молчала, не желая вопросами растравить душу собеседнице. Кто знает, что кроется иногда за самыми обычными словами, и как невзначай брошенной фразой можно обидеть человека. А когда женщина говорит о своей дочери в прошедшем времени… ну, в любом случае, это значит, что дочери в ее жизни больше нет.

– Ники как-то принес целое ведро белых грибов, – неожиданно вслух вспомнила Даша. – Полина Геннадьевна их замариновала. Очень вкусно! – она сглотнула, но не потому, что вспомнила вкус маринованных грибов. Оглушительно чирикала какая-то птица. – Мой муж погиб некоторое время назад в автокатастрофе. – Вот она и смогла в первый раз сказать это вслух.

– Мою дочь изнасиловали и убили четыре пьяных подонка, – ровно сказала Лидия. – Больше полугода назад… Через неделю сын отправил меня сюда, и я пока не хочу уезжать. Кажется, если уеду, случится что-то страшное. Никак не могу понять, что страшное уже случилось. Знаю, а понять не могу. – Она удивленно покачала головой, словно прислушиваясь к чему-то в себе.

– Я… я соболезную, – только и смогла выдавить Даша.

– И я вам тоже. Но что от этого толку? Что, если подумать, толку от всех наших слов, если они ничего не меняют?

Даша вздохнула:

– Я всегда считала, что «Я тебя люблю» – это слова, у которых никогда не истечет срок годности. Они не портятся, их не нужно хранить в сухом прохладном месте и беречь от детей. И смертельной дозы у них нет. Теперь я знаю, какова эта доза, но все остальное остается прежним.

– Да, беречь от детей, определенно, не стоит, – пробормотала Лидия. – Ни от кого. Потом можно с ума сойти, пересчитывая, сколько раз имел возможность сказать, что любишь, и сколько раз она была упущена. Сидишь и считаешь упущенное. Ничего больше не надо. Вот такая любовь.

Дарья внимательно посмотрела на собеседницу. Некоторые, вроде Афанасия Ивановича, сходят с ума заметно и шумно, а некоторые вот так – постепенно, растворяясь в прошлом и не оставляя себе места для будущего. А ведь у этой женщины есть сын, который наверняка любит мать, иначе бы не позаботился о ней, отправив в супердорогую лечебницу. А Лидия живет только подсчетом минут, когда она не сказала дочери, что любит ее. Может быть, она была не слишком хорошей матерью и теперь осознает это – кто знает! Даша не вправе задавать ей такие вопросы. Но она-то, Дарья Ларская, была хорошей женой Ники и любила его без памяти! Жить одной памятью у нее не получится. Следовательно, надо найти хоть какое-то достойное леди занятие, и окунуться в него с головой. Ники никуда не денется из ее сердца – для него у нее не существовало слова «нет».

…На второй неделе пребывания в клинике Дашу посетило отрешенное спокойствие – да так и осталось. Она решила, что это наилучшее состояние души, на которое она сейчас способна. Пора было возвращаться к жизни в обществе. И хотя психолог попробовала уговорить ее остаться, Даша настояла на отъезде. Аппетит у нее так и не появился, слезы высохли, вкус к жизни не наметился, но уезжала она определенно спокойнее, чем была до своего приезда в «Ромашку».

Квартира встретила Дашу умопомрачительными кухонными запахами. Хуф, соскучившийся по хозяйке, постарался обслюнявить ее с ног до головы и, надо сказать, почти преуспел.

– А где мама? – поинтересовалась Дарья у Полины Геннадьевны, критически осматривавшей ее.

– Улетела во Владивосток, там какой-то олигарх увидел странный сон и затребовал свою персональную Пифию. Даша, ты так похудела! Тебе надо больше кушать. – Перед Дарьиным носом оказалась тарелка, где с горкой было навалено всяких вкусностей. – Ешь!

Даша вяло поковырялась вилкой в еде, скушала что-то, чтобы не обижать Полину Геннадьевну, но есть действительно не хотелось. Хуф ускакал в очередной мебелеразрушительный квест за Федей.

– Что здесь происходило эти две недели? – Мать отобрала у Даши мобильник, так что приходилось пребывать в информационном вакууме. Домоправительница махнула рукой.

– Названивали постоянно, Инесса и Саша. Инесса тобой интересовалась, спрашивала, где твоя клиника находится, да только я ей не сказала. Незачем тебя было тревожить, не для того ты туда поехала. А Саша тоже о тебе спрашивала – когда вернешься. У нее какие-то вопросы были по делам в магазине, ну и очень беспокоилась, как ты себя чувствуешь.

Уезжая в «Ромашку», Дарья оставила все дела в магазинах на Сашу, благо заместительница прекрасно разбиралась в этом – иначе не была бы заместительницей. И напрасно Галина метит на это место, разве что сделать Сашку своим партнером. Даша знала, что подруга хочет этого, но до сих пор почему-то руки не доходили. Ладно, посмотрим до ноября. А потом можно будет сделать Сашке подарок к Новому году.

Мысли о работе так захватили Дашу – она даже сама удивилась. В этом мире, оказывается, осталось еще то, что ее интересует. Любимая работа – сеть магазинов «Всезнайка»! Наскоро поблагодарив Полину Геннадьевну, Даша метнулась в комнату и открыла органайзер. Так, дел невпроворот, на следующей неделе запланирована встреча с Успенским, а она ему даже не позвонила пока! Ужас! Схватив телефонную трубку, Дарья набрала номер Саши.

– Слушаю! Ой, Дашка, привет! Ну, как ты?

– Более-менее нормально, – отмахнулась Даша, – слушай, ты Успенскому звонила?

– Да, еще на прошлой неделе. Вроде пока ничего не поменялось. Так что объявления уже висят, мамы интересуются, дети тащат с полок книжки, и вообще полная лепота и процветание.

– Вот и хорошо. Я завтра в офис приеду, там и поговорим.

– А может, мне к тебе вечером заглянуть?

Даша прикинула: сидеть одной, действительно, не хотелось, но и гостей звать – тоже не особенно. Но Сашка…

– Да, хорошо, давай приезжай.

– Только Инессу не зови, ладно? Я с тобой хочу пообщаться, а не с ней.

– Хорошо, – удивилась Даша. Чем это Несси успела Сашке так насолить? Отношения обеих женщин никогда не были натянутыми, скорее, приятельскими. И хотя они не дружили крепко, неприязни друг к другу не испытывали. Ни разу еще не было так, чтобы общительная и добрая Сашка специально оговорила условия встречи: без Несси. – Я ей пока и звонить не буду. – Несси наверняка начнет выпытывать по телефону подробности ее душевного состояния, а на такие вопросы Даша даже лично не хотела отвечать. Вообще, это ее дело, как она переживает смерть Ники, остальных оно мало касается, даже самых близких друзей.

– Окей, тогда до вечера.

Все-таки тяжело было снова адаптироваться в квартире, которую так недавно – и в то же время, кажется, неизмеримо давно, – делила с Ники. Время вообще приобрело странные свойства, казалось то тягучим, как ириска, то стремительным, как джейран. Дарья фыркнула, поймав себя на таких сравнениях. Писательский талант проснулся, что ли? Никогда не могла художественно складывать слова, это Николай был мастер сочинять вирши. Выходили они, с точки зрения Даши, не такими уж гениальными, но она ни за что в жизни не призналась бы в этом мужу. Мужчина сочиняет для нее стихи – что может быть прекраснее! А если там где-то и срифмованы кеды с полукедами, так это всего лишь милые маленькие огрехи. Главное – не форма, а содержание!

В их спальне все напоминало о Ники. Правда, кто-то убрал всю его одежду в шкаф, но, распахнув его, Даша тут же увидела вещи погибшего мужа и немедленно тихо расплакалась – от неожиданности, наверное. Взяв рубашку, она зарылась в нее лицом. Рубашка пахла Ники – его одеколоном, видимо, ее не успели засунуть в стиральную машину. Даша попыталась представить себе, что сейчас он войдет и обнимет ее за плечи. Прислушалась. Но только коротко взлаивал Этот, гоняясь за Федором, на кухне гремели сковородки, а отсутствие Николая ощущалось просто-таки физически. Даша скомкала рубашку, зашвырнула ее на полку и захлопнула дверцу шкафа. Все, хватит плакать, слезами горю не поможешь – народная мудрость оказалась действительно мудростью. Остается жить, как получится, и хранить память о Ники.

Сашка подозрительно присматривалась к подруге первые полчаса, потом соизволила высказаться:

– Что-то мне не нравится твой вид, душа моя. Ты где аппетит посеяла?

«На кладбище», – чуть не брякнула Даша, но вовремя сдержалась. Не хватало еще чернушные истерики закатывать! Делаться поклонницей черного юмора тоже не хотелось, спасибо большое. Попахивает каким-то гнилым цинизмом. Поэтому Дарья махнула рукой как можно беззаботнее.

– Это все временное. Ну не хочу я есть, Саш, правда. Зато очень хочу знать, что вы без меня там пропадаете. Потому что если нет, то я без вас точно пропаду.

– Хочешь с головой уйти в работу? – проницательно прищурилась подружка. – Я тебя насквозь вижу! Ладно, на первое время рецепт верный, сойдет.

– Спасибо, доктор!

– Благодарность оставьте на столе в конвертике! – развеселилась Сашка. – Мне кажется, тебе надо встряхнуться, а работа – это не совсем та встряска, которая может помочь.

– Ты что, предлагаешь пойти в ночной клуб? Извини, я не готова.

– Никаких клубов. Закажем мальчиков на дом…

– О Господи! – расхохоталась Даша. – Ну, ты скажешь!

– Конечно, я пошутила, но видишь – ты уже смеешься. Когда будешь готова, скажешь. – Сашка пожала ей руку. – Правда, Даша, все что угодно. Тебе сейчас можно.

– Ох, не напоминай! – поморщилась Дарья.

Полина Геннадьевна торжественно, как дичь на подносе, внесла радиотелефонную трубку.

– Даша, это Инесса.

– Привет-привет! – прочирикала Несси. Судя по громкой музыке, слышной в трубке, Инесса то ли находилась на вечеринке, то ли просто, по своему обыкновению, забыла выключить музыкальный центр – грохот ей никогда не мешал. – Ну, как ты?

– Спасибо, хорошо. – Как-то не было желания посвящать Несси в свои переживания прямо сейчас. Вот приедет она, тогда можно будет поплакать в жилетку.

– Хорошо? – подозрительно переспросила Инесса. – Ну ладно… Я к тебе завтра вечером заеду?

– Конечно, приезжай, Полина Геннадьевна ужин приготовит.

– М-м-м, ужин! Это будет то, что надо! Тогда до завтра. Не вешай нос! – и Несси отключилась, не дожидаясь ответа.

– Я почему-то думала, что она будет горевать дольше, – заметила Сашка.

– А разве Инесса не переживает? Я думаю, она просто маскируется. – Наигранное веселье всегда было любимым способом Инессы убегать от проблем. Чем хуже ей было, тем лучезарней она улыбалась.

– Да? Я-то полагала, она просто бесчувственная.

Даша улыбнулась:

– Знаешь, какие ее любимые стихи?

– Несси любит стихи? Никогда бы не подумала.

– Очень мало, избранные. А вот этот отрывок из Есенина висел у нее над столом много лет. – И Даша процитировала:

– Ловкость ума и рук – это про Инессу, точно. – Сашка засмеялась и покачала головой. – Ладно, Бог с ней и с ее любимыми стихами. Только не бери ее способ на вооружение, пожалуйста.

– Я об этом думала, – улыбнулась Даша.

– Это не твое.

Дарья не стала бы так безоговорочно это утверждать, но промолчала. В конце концов, у каждого свой способ бежать от невыносимой тоски. Пока что у нее не получится спокойно улыбаться, когда душа рвется на части. Пока получится только одно: раствориться в повседневности и надеяться, что боль утихнет. Может быть. Когда-нибудь.

Глава 10

Август подходил к концу, и утра стали прохладными. Выходя из машины, Даша поежилась: скоро придется влезать в теплые свитера и ботинки на меху, и вообще, так до Нового года недалеко. Раньше, когда она была моложе, время текло медленнее. Опять свойства времени: то неделя укладывается за секунду, то наоборот – секунда становится неделей.

– Это все индивидуально, – утверждала Саша. – Для меня время летит, как бешеное.

А для Дарьи последние недели стали чем-то вроде одиночного заключения в четком расписании, которое она оставила для себя сама. Ни шагу в сторону, все жестко расписано и регламентировано: утром встать, привести себя в порядок, поесть, иначе Полина Геннадьевна обидится. Потом приехать в магазин и работать, работать, работать… пока Сашка не выгонит ее, или не вытащит куда-то – что случалось достаточно редко, все-таки у подруги муж и маленькая дочь, требующие внимания. Инесса была вся в каких-то своих заботах: после смерти Николая дела в «Метрополии» шли, судя по всему, не блестяще. Несси уверяла Дашу, что у них просто временные трудности, и действительно – к концу августа Инесса перестала выглядеть как раб с рудников, видимо, дела в конторе наладились. Но из-за обилия дел Дарья виделась с Инессой не так часто, как хотелось бы.

Софья Станиславовна вернулась от олигарха, провела с дочерью неделю, заставляя ее каждый день что-то делать помимо работы, а потом укатила обратно во Владивосток, к мужу.

Впрочем, Дашу это почти устраивало. Ей хотелось побыть в одиночестве, но она не хотела быть одна; и Даша уходила гулять – по паркам, по Бульварному кольцу, по шумным центральным улицам. Она пила кофе в маленьких кафе, которые непременно отыскивались на задворках, иногда поднимала с земли первые золотистые листья, и с каждым шагом ощущала, как сковывающая ее боль растворяется в шумном, вечно куда-то спешащем городе.

Но дома тоска не отпускала. Портрет Ники, на который Дарья так и не решилась прикрепить траурную ленточку, смотрел со стены умными живыми глазами. Иногда Даше казалось, что он следит за ней. Из глубин подсознания выползли забытые страхи, какая-то глупая боязнь монстров в шкафу и шебуршунчиков под кроватью, и несколько раз Дарья просила Полину Геннадьевну остаться ночевать, а иногда приглашала Сашу или Инессу.

– Дашенька, ты какая-то совсем дерганая стала, – озабоченно говорила Полина Геннадьевна и готовила для хозяйки какие-то успокаивающие отвары и умопомрачительную выпечку, которую Даша все равно проглатывала, не замечая вкуса. И худела. За прошедшие недели куда-то делись больше восьми килограммов.

– На привидение похожа, – фыркала Сашка, критически оглядывая подругу. Даша безразлично махала рукой: все эти мелочи не казались ей существенными.

Это августовское утро – еще несколько дней, и наступит календарная осень, – тоже начиналось как обычно, с завтрака, уговоров домработницы съесть еще немножко, прогулки с Хуфом – в последнее время Даша уделяла собаке много внимания. Она вообще старалась отыскать побольше мелких забот, требующих ее внимания, и делала их для себя очень важными делами. Так было легче. Во всем остальном смысла не имелось.

– Доброе утро, Дарья Владимировна! – почти хором пропели Валерка, Мишка и Петька, стоило Даше войти в магазин. Мальчишки расставляли по полкам только что прибывшую партию литературы.

– Доброе утро! – улыбнулась им Даша. – А почему вы тут трудитесь с утра пораньше? Меня посадят за эксплуатацию детского труда!

– Любе сегодня с утра в институт надо, она у Александры Рудольфовны вчера отпросилась, – бесхитростно сдали одну из сотрудниц магазина добрые дети. – А мы маме помогаем.

– Лучше уж тут, чем в школе, – рассудительно заметил самый серьезный из ребят – Петька. Его братья закивали. Заканчивались школьные каникулы, и, как всегда в конце августа, был огромный спрос на учебники. Учебная литература менялась каждый год, поэтому доходы текли рекой. Теперь образование стало недешевым удовольствием, и Даша помогала своим знакомым, чем могла. Вот эти три юных головореза, разумеется, получили премию за помощь в магазине – полный комплект учебников каждому и еще пять книг на выбор, какие понравятся. Когда Валерка утащил с полки огромную энциклопедию «Астрономия», его мать попробовала было возражать, но Даша махнула рукой: пусть, дети честно заслужили награду, помогая все лето во «Всезнайке».

Саша пребывала в заслуженном отпуске – после смерти Николая она об отдыхе даже не заикалась, впахивая по четырнадцать часов в сутки, чтобы дать Дарье прийти в себя, – и на прошлой неделе Даша чуть ли не силой вытолкала ее отдыхать, вручив солидную премию. «Если что, звони», – сказала Сашка напоследок – и сама звонила по несколько раз на дню, интересуясь, как идут дела, пока Даша не пригрозила – в шутку, конечно, – уволить ее за излишнее служебное рвение. Подруга тяжко вздохнула, смирившись с тем, что некоторое время обойдутся без нее, и укатила вместе с Сонькой к бабушке в деревню – проще говоря, в маленький городок на берегу Черного моря. Там по-прежнему стояла жара, и можно было купаться, в Подмосковье же купальный сезон был благополучно закрыт. Даша не завидовала подруге, если бы хотелось, она хоть завтра могла бы купить билет на самолет и улететь в теплые края. Не хотелось. Почти ничего не хотелось, только работать, работать, работать, чтобы потом падать на кровать и засыпать без снов.

В кабинете тихо играло не выключенное с вечера радио. Даша подкрутила настройку громкости, и голос Макаревича наполнил помещение, хрипловатый и прозрачно-чистый одновременно.

– Ох, и везет мне на такие песни, – пробормотала Даша. За окном желтел клен – листья уже были тронуты золотом и медью, и Дарья засмотрелась на дерево. Хорошо быть деревом, наверное. Никаких тебе забот, кроме погодных условий. Хотя, кажется, есть еще вредители какие-то, жуки-древоточцы, например…

Впрочем, погодные условия влияли и на работу ее магазинов: после обеда примчалась Галина с известием, что после вчерашнего дождя затопило складское помещение магазина, который располагался в Марьино. Там Дашей было куплено большое полуподвальное помещение, видимо, расположеннее в энергетически неудачном месте: в магазине вечно что-то случалось. Не далее как на прошлой неделе ввалились два пьяных мужика, и пока охранник, помогавший с выгрузкой новой партии книг, прибежал в торговый зал, мерзавцы уже успели до смерти напугать продавщиц и опрокинуть два стеллажа. Одно из преимуществ расположения марьинского «Всезнайки» было в том, что буквально за углом находилось отделение милиции. Бравые служители закона примчались быстро. С этим делом тоже придется разбираться, подавать в суд за порчу имущества, но Дашу это почти радовало: еще один пункт в длинном списке дел, которые не дадут ей сойти с ума. И известие о потопе ее тоже немного обрадовало. Это пугает.

– Галина Ивановна, будьте любезны, присмотрите за магазином. А я съезжу в Марьино, – велела Дарья. – Сама разберусь, что у них там произошло. – Вчерашний дождик никак нельзя было назвать всемирным потопом, странно, что склад затопило.

Госпожа Куженко поджала губы.

– Что у них там может случиться, кроме разгильдяйства? С накладными вечно путаются, в бухгалтерии неразбериха…

– Ну, Галина Ивановна, помилуйте, – улыбнулась Даша, – там девочки молодые работают и охранник – только что из армии.

– Вот надо уволить их всех и нанять квалифицированный персонал, – отрубила госпожа Куженко и тут же опасливо покосилась на Дарью – не переборщила ли?

– Не могу я их уволить. Мне их жалко. И не говорите, что жалость – враг успешного руководителя. Зато она – друг хорошего руководителя. – Даша встала и взяла сумочку. – Все, я уехала. Если что, звоните на мобильный.

Великий потоп оказался действительно великим – на двери магазина висела табличка «Закрыто», а пониже красовалась наспех нацарапанная от руки записка: «По техническим причинам магазин не работает». Даша постучала посильнее, и через пару минут ей открыла взволнованная и запыхавшаяся Светочка – одна из продавщиц.

– Ой, Дарья Владимировна! – пискнула она.

– Здравствуй, Света. Что у вас тут случилось? – Даша уже шагала к складскому помещению, а девушка еле за ней поспевала.

– Мы пришли утром, заходим на склад – а там воды по щиколотку и окно распахнуто. Видимо, забыли вчера вечером, уходя, закрыть, и дождь…

– По щиколотку? Это не дождь. – Дарья спустилась на склад, и ее глазам предстали свидетельства потопа: на стенах рядом со злополучным окном отошла штукатурка, часть ящиков с книгами подмочена, остальные благоразумно вытащены на сухое место, двери на склад распахнуты, а продавщицы выносят ведрами воду.

– Дарья Владимировна! – воскликнула продавщица постарше, Алина. – Это трубы! Нас сверху залили! Кеша говорит, окно открывали снаружи.

Охранник Кеша кивнул.

– Через это окно и ребенок не пролезет, ворам сюда соваться нечего. Да у нас и не ювелирный магазин… А вот наверху, в гастрономе, там над нашим складом как раз кухня, наверняка у них трубы и потекли. Они отвечать не хотели небось, и вот…

– Давайте не будем голословно обвинять владельцев гастронома, – охладила Кешин пыл Дарья. – Я с этим разберусь. Бригаду вызвали?

Алина кивнула:

– Скоро будут.

Сантехники прибыли четверть часа спустя – не спешили, если учесть, что Даша успела доехать сюда из центра. Осмотрев помещение, они вынесли вердикт:

– Сверху вас заливают. Там надо воду перекрывать.

Кипя от негодования, Даша направилась в гастроном «Лакомый кусочек» – именно так называлась эта торговая точка, работники которой хотели свалить собственные ошибки на мирный московский дождик, который вряд ли мог сравниться с тайфуном с каким-нибудь ласковым женским именем.

– Где ваше начальство? – поинтересовалась Даша у одной из работниц гастронома.

– А вам зачем? – невежливо буркнула тетка, объемами напоминавшая башню старинного замка. Видимо, блондиночка Даша не представлялась ей серьезной противницей.

Дарья сузила глаза и зашипела:

– Если ты сейчас же не проводишь меня к начальству, учти, с завтрашнего дня ты тут больше не работаешь. Я этого добьюсь.

И это самое меньшее, что для нее смогут сделать владельцы данного торгового предприятия, чтобы она не подала на них в суд. Надо же, какая жизнь пошла интересная: только успевай судиться!

Владельцем оказался мужчина средних лет, лысенький, полный. Он представился Тимуром Григорьевичем и засуетился, предлагая даме кресло, кофе и печенье. Даша отказалась от всего: нечего с такими фамильярничать.

– Любезный Тимур Григорьевич, почему вы нас заливаете?

– Боже упаси! – вытаращил глаза владелец гастронома. – Я! Вас! Это какая-то ошибка! У нас все в полном порядке.

– Ладно, – пожала плечами Даша, поворачиваясь к двери. Сантехники смотрели недоумевающе. – Пойдем, ребята. Совершенно очевидно, что Тимур Григорьевич хочет говорить не с нами, а с господами из санэпидемнадзора. Сейчас я позвоню господину Секретову, который является моим хорошим знакомым, – между прочим, в этом не было ни капли лжи, – и он разберется, кто прав, кто виноват.

– Подождите! – вскричал Тимур Григорьевич. Дарья остановилась на пороге и обернулась. – Может быть, не надо Секретова?

– Может быть, – промурлыкала Даша. – А что вы можете предложить, в таком случае?

…Вечером, укладываясь спать, Дарья чуть улыбалась: надо же, не разучилась воевать с хамами. Но следующая мысль заставила улыбку померкнуть: что же, получается, ее жизнь теперь превратилась в войну с хамами и бытовыми проблемами? А что ей еще остается?

– Пойти и повеситься, не иначе, – проворчала Даша. Но, конечно, не всерьез.

Глава 11

В сентябре Даша впервые после похорон поехала на кладбище, на могилу Ники.

Она никого с собой не взяла, не желая надевать маску, которая требовалась для посторонних, даже для самых близких подруг. Ни рядом с Несси, ни рядом с Сашей она не смогла бы расслабиться, и ей хотелось побыть наедине с Ники. Кто знает, может быть, его душа слетит к могиле и сможет с Дашей поговорить. Абсолютно бредовое предположение, но все равно – посторонние тут ни к чему.

Даша воздержалась от традиций, и на сорок дней не собирались. Зачем ворошить пепел давно угасшего костра? Все равно горящих угольев там нет. Зачем бередить душу, слушать прокисшие речи, неискренние соболезнования? У людей короткая память. Конечно, часть их слов будет искренней, но от этого не легче. Дарья не собиралась делать из Ники алтарь. Ей незачем было устраивать сборища, чтобы помнить мужа: она и так его никогда не забудет.

Даша купила для Ники огромный букет бледно-желтых астр – эти осенние цветы продавались сейчас на всех углах. Она не стала считать их, какая разница, четное или нечетное количество цветов она положит на могилу. Дело ведь совсем не в этом. Можно было вообще не покупать цветы, если уж ломаешь традиции, но при виде астр Даша не устояла. Цветы пахли свежестью и осенью. Пока Дарья шла к могиле Ники через кладбище, клены роняли ей желтые и красные листья под ноги. Субботнее утро выдалось красивое, как на картинке.

Естественно, кладбище не пустовало: кто-то приводил в порядок памятники родным, кто-то прикрывал могилу еловыми ветками, чтобы растущие на ней цветы хорошо перенесли зиму. Даша представила, каково это: лежать в земле, а над тобой растут цветы… Могила Ники была завалена изрядно поблекшими венками, никто так и не удосужился убрать их, хотя памятник поставили: об этом позаботилась перед отъездом Софья Станиславовна, за что Даша была ей глубоко благодарна. Сама она бы просто не смогла это сделать. А теперь с серого гранита на нее взглянули веселые глаза Ники: для гравировки использовали тот же портрет, что висел у Даши в спальне.

Пришлось разгрести венки, отнести их на ближайшую кладбищенскую свалку – в мусорную кучу их, эти стандартные соболезнования! Физическая работа Дарью даже обрадовала. Она таскала колючие венки и старалась ни о чем не думать. Солнышко припекало: Москву посетило бабье лето. Колючие ветки… Колючий… Вспомнив шутливое прозвище мужа, Даша тяжело вздохнула. Господи, привыкнет ли она когда-нибудь к тому, что Ники больше нет?

У нее накопилось так много слов, которые можно было сказать только ему, но он уже не услышит. Главное, не уйти в воспоминания полностью, как та женщина в клинике, Лидия. Это грозит потерей рассудка, а сходить с ума Даша не желала. Расчистив могилу, она положила на нее астры. Цветы легли ярким пятном на еще не поросший травой могильный холмик.

Почему-то Даше казалось, что приди она сюда – и станет легче, будто извлечет занозу. Но легче не стало. Может быть, стоит поговорить с Ники? Но как разговаривать с гранитом? Это само по себе абсурдно. Тем не менее, Дарья попыталась.

– Привет, Ники. Вот, я пришла… – начала она, чувствуя себя полной идиоткой. Огляделась – никого вроде поблизости нет – и продолжила: – Я по тебе соскучилась…

Что еще сказать, она не знала. Вернее, она не знала, как сказать это холодному камню и гробу в двух метрах под землей. Ники тут нет, а именно с ним хочется поговорить, не с вещами. Даша зажмурилась и съежилась на скамейке, позволив себе на несколько минут представить, что сейчас на плечо опустится рука, и Ники скажет…

– Вам плохо?