Замок лорда Валентина Силверберг Роберт
По-прежнему с иерархами по бокам, Валентин бесконечно шел по невозможно длинному холлу, где через каждые двадцать футов стояли мрачные воины. Затем он вошел во внутреннюю комнату, восьмиугольную, со стенами из прекраснейшего белого камня, с восьмиугольным бассейном в середине. Утренний свет входил через восьмигранную стеклянную крышу. В каждом углу комнаты стояла суровая фигура в одежде иерарха. Валентин слегка растерянно оглядел их по очереди и не увидел на их лицах приветствия, только неодобрительно поджатые губы.
Послышался легкий музыкальный звук. Когда он смолк, в комнату вошла Леди Острова.
Она была очень похожа на ту, что Валентин видел так часто во сне: женщина средних лет, обычного роста, со смуглой кожей, блестящими черными волосами, с теплым взглядом, с полными губами, поднятыми в уголках улыбкой, с серебряной полосой на лбу и цветком с толстыми зелеными лепестками за ухом. Вокруг нее, казалось, была аура, нимб, излучение силы, авторитета и величия, как и приличествует Власти Маджипура, и Валентин не был готов к этому: он надеялся только лишь на материнское тепло женщины, забыв, что она королева, жрица, почти богиня. Он молча стоял перед ней, и она некоторое время изучала его с дальней стороны бассейна, устремив на его лицо светлый, но проникающий взгляд. Затем она сделала резкий знак выйти – не ему, а иерархам. Это сломало их ледяное спокойствие. Они переглянулись, явно растерянные. Леди повторила жест – легкий поворот запястья, и в ее глазах вспыхнуло что-то властное, почти устрашающей силы. Трое или четверо иерархов вышли из комнаты, остальные остались, как бы не в силах поверить, что Леди хочет остаться наедине с пленником. На секунду показалось, что потребуется третий взмах ее руки, но тут самый старый и самый важный из иерархов с явным протестом протянул к ней дрожащую руку. Но под взглядом Леди рука опустилась и иерархи вышли.
У Валентина возник импульс упасть на колени. Он чуть слышно сказал:
– Я не имею понятия, как полагается показывать повиновение. И не знаю, Леди как я должен обращаться к тебе, не оскорбив.
Она спокойно ответила:
– Вполне достаточно, Валентин, если ты назовешь меня матерью.
Эти спокойные слова ошеломили его. Он сделал несколько колеблющихся шагов к ней и испуганно остановился.
– А это так? – прошептал он.
– В этом нет никакого сомнения.
Он почувствовал, как запылали его щеки. Он стоял, беспомощный, онемевший от ее благоволения. Она поманила его легким движением пальца, и он качнулся, как будто попал в океанский шторм.
– Подойди, – сказала она. – Ты боишься? подойди ко мне, Валентин.
Он пересек комнату, обошел бассейн, встал рядом с ней. Она взяла его за руки, и он ощутил удар энергии, ощутимую, осязаемую пульсацию, сходную той, что он чувствовал, когда Делиамбер касался его для колдовских целей, но неизмеримо более мощную, неизмеримо более пугающую. Он хотел освободить руки при этом первом ударе силы, но Леди держала их и вглядывалась в его глаза, как бы читая все его тайны.
– Да, – сказала она наконец. – Клянусь Божеством, да… Твое тело чужое, но твой дух создан мною. О, Валентин, Валентин, что они сделали с тобой? Что сделали с Маджипуром? – Она сжала его руки и притянула к себе, и он оказался в ее объятиях. Он чувствовал, что она дрожит – не богиня, а только женщина – мать, обнимающая встревоженного сына. В ее объятиях он стал таким спокойным и умиротворенным, каким не был со своего пробуждения в Пидруде, и он цеплялся за нее, молясь, чтобы она не отпускала его.
Затем она отступила и, улыбаясь, оглядела его.
– Во всяком случае, тебе дали красивое тело. Ничуть не похожее на прежнее, но приятное на вид, сильное и здоровое. Могло быть много хуже. Могли сделать тебя старым, больным, калекой, но я думаю, у них просто не хватило смелости: они знали, что в дальнейшем сторицей заплатят за все свои преступления.
– Кто мать?
Она, казалось, удивилась этому вопросу.
– Как кто? Барджазед и его выводок!
– Я ничего не знаю, мать, кроме того что приходило ко мне во сне, и это было туманным и неопределенным.
– И что ты знаешь об этом?
– То что мое тело было отнято у меня, что каким-то колдовством Короля Снов я очутился возле Пидруда таким, каким ты меня видишь, что кто-то другой, вероятно, Доминик Барджазед, правит теперь из Горного Замка. Но все это я знаю из самых недостоверных источников.
– Все это правда, – сказала Леди.
– Когда это случилось?
– В начале лета, когда ты делал великий объезд по Зимролу. Я не знаю, как это было сделано, но однажды ночью, во сне я почувствовала дерганье, рывок, словно сердце планеты дало трещину; я проснулась с сознанием, что случилось что-то чудовищно злое. Я послала свой дух к тебе, но не смогла тебя достичь. Там, где ты был, была только тишина и пустота. Однако не та, которая ударила меня, когда погиб Вориакс: я чувствовала твое присутствие, но за пределами моей досягаемости, как бы за толстым стеклом. Однажды я спросила о Коронале… «Здоров ли он?» – спросила я. Да, сказали, здоров, сегодня плывет к Пидруду. Но я не могла добиться контакта. Я послала свой дух во все концы мира, чего не делала много лет, но тебя нигде не было, и одновременно ты где-то был. Я растерялась и испугалась, но ничего не могла сделать, только искать и ждать. До меня дошли известия, что Лорд Валентин в Пидруде, и я видела его через все это расстояние, и его лицо было лицом моего сына, но мозг был другим и закрытым для меня. Я пыталась дать послание, но не смогла. И тогда я, наконец, начала понимать.
– И ты узнала, где я?
– Не сразу. Они переключили твой мозг так что он полностью изменился. Каждую ночь я посылала свой дух в Зимрол искать тебя, пренебрегая всем остальным здесь, но ведь подмена Короналя – дело нешуточное, и мне казалось, что я уловила проблеск твоей истинной сущности, фрагмент ее, а потом смогла установить, что ты жив, что ты на северо-западе Зимрола, но достичь тебя не могла. Оставалось ждать, когда ты начнешь приходить в себя, пока их чародейство чуточку поблекнет и твой истинный мозг выздоровеет хотя бы частично.
– Он и сейчас не полный, мать.
– Я знаю, но уверена, что это излечимо.
– Когда ты, наконец, достигла меня?
Она на секунду задумалась.
– Это было возле гейрогского города Долорна, кажется, и я впервые увидела тебя через мозг других, которые увидели во сне правду о тебя. Я коснулась их мозгов, отобрала и очистила то, что было в них, и увидела, что твой дух поставил на них свою печать и что они лучше тебя знают о том, что свалилось на тебя. Таким путем я очертила тебя кругом и смогла войти в твой мозг. И с того момента ты получил знания о своем прежнем "Я", и я трудилась через все эти тысячи миль, чтобы вылечить тебя и привести ко мне. Но все это было нелегко. Мир снов – трудная и меняющаяся область, трудная даже для меня, и пытаться управлять ею – все равно, что писать на песке на берегу океана: прибой вернется и смоет почти все, и ты пишешь снова и снова. Но все-таки ты здесь.
– Ты знала, когда я достиг Острова?
– Да, я чувствовала твое приближение.
– И ты оставила меня тянуться с одной террасы на другую несколько месяцев?
Она засмеялась.
– На внешних террасах миллионы пилигримов. Почувствовать тебя – одно дело, а точно определить – другое, куда более труднее. Кроме того, и ты не был готов прийти ко мне, и я – принять тебя. Я проверяла тебя, Валентин, следила за тобой издалека, изучала, какая часть твоей души выжила, осталось ли в тебе что-нибудь от Короналя. Я должна была знать это до того, как увижу тебя.
– Много ли во мне осталось от Лорда Валентина?
– Большая часть. Значительно большая нежели предполагали наши враги. Их схема плохо сработала: они считали, что перечеркнули тебя, а на самом деле лишь одурманили и сбили с толку.
– Не разумнее ли было с их стороны убить меня сразу, а не пересаживать мой дух в другое тело?
– Разумнее – да, – ответила Леди. – Но они не рискнули. Ты помазанник, Валентин, а эти Барджазеды суеверные скоты: они рискнули свергнуть Короналя, но не убить его, потому что боятся мести его духа. И их трусливое колебание теперь принесет крушение их планам.
– Ты думаешь, что я когда-нибудь смогу снова занять свое место? – тихо спросил Валентин.
– Ты в этом сомневаешься?
– У Барджазеда лицо Лорда Валентина. Народ принимает его как за Короналя. Он управляет всей мощью Горного Замка. А у меня всего десяток приверженцев, и меня никто не знает. Кто мне поверит, если я объявлю себя истинным Короналем? И много ли времени пройдет, прежде чем Доминик повторит со мной то же что он уже раз сделал в Тил-омоне?
– У тебя есть поддержка Леди, твоей матери.
– У тебя есть армия?
Леди ласково улыбнулась.
– Нет, армии у меня нет. Но власть Маджипура, а это не так уж мало. Я распространяю любовь и справедливость. И у меня есть это, – она коснулась серебряного обруча на голове.
– Через него ты посылаешь послания?
– Да. Через него я могу достичь мозгов во всем Маджипуре. У меня нет способности Барджазеда контролировать и управлять, как это делают его приборы, но я могу сообщать, могу вести, могу влиять. И у тебя будет такой обруч, прежде чем ты уйдешь с Острова.
– И я спокойно пройду через Алханрол, неся гражданам послания любви, пока Доминик Барджазед не спустится с Горы и не вернет мне трон?
В глазах Леди сверкнуло что-то вроде злости, какую видел Валентин, когда она выгоняла иерархов из комнаты.
– Что это за речи? – резко спросила она.
– Мать…
– Да, они действительно изменили тебя! Тот Валентин, которого я родила и вырастила, не смирился бы с мыслью о поражении!
– Я и не мирюсь, мать. Но все это выглядит таким огромным, а я так устал. А вести войну против народа Маджипура – даже против узурпатора… мать с самых ранних времен на Маджипуре не было войны. И я нарушу мир?
Глаза ее были безжалостными.
– Мир уже нарушен, Валентин. И на тебе лежит обязанность восстановить порядок в королевстве. Фальшивый Корональ правит почти год. Ежедневно выходят жестокие и глупые законы. Невинный наказан виновный торжествует. Нарушается равновесие, установленное тысячелетие назад. Когда наш народ прилетел сюда со старой Земли четырнадцать тысяч лет назад, совершилось много ошибок, много страданий претерпели люди, прежде чем мы нашли первого Понтификса, мы стали жить без больших переворотов, а со времен Лорда Стиамота на планете воцарился мир. А теперь мир разорван, и ты должен привести все в порядок.
– А если я соглашусь с тем, что сделал Доминик Барджазед? А если я втравлю Маджипур в гражданскую войну? Каковы будут последствия?
– Ты и сам знаешь ответы на эти вопросы.
– Я хотел бы услышать их от тебя, потому что мое решение колеблется.
– Мне стыдно слышать такие слова от тебя.
– Мать, я испытал много страшного в этом путешествии, и это отняло у меня много сил. Разве я не имею права устать.
– Ты король, Валентин.
– Возможно, я был им, и, возможно, я буду им снова. Но многое из моей королевской сущности украдено у меня в Тил-омоне. Пока же я обычный человек. Но даже короли подвержены усталости и упадку духа, мать.
Леди сказала более мягким тоном:
– Барджазед еще не стал абсолютным тираном, потому что это может восстановить народ против него, и он все еще не уверен в своей власти – пока ты жив. Но он правит для себя и своей семьи, и не для блага Маджипура. Ему не хватает чувства справедливости, и он делает то, что только кажется полезным и целесообразным. Но с ростом его самоуверенности будут расти и его преступления, и Маджипур застонет под кнутом чудовища.
Валентин кивнул.
– Когда я не такой усталый, я тоже понимаю это.
– Подумав также, что произойдет, когда умрет Тиверас Понтификс, а это рано или поздно случится, и более вероятно, что это случится скоро.
– В лабиринт войдет Барджазед и станет бессильным затворником. Ты это имеешь в виду?
– Понтификс не бессилен и ему не обязательно быть затворником. На протяжении твоей жизни был только Тиверас, и он становится все более старым и более странным. Но Понтификс в полной силе – совсем другое дело. Что, если Барджазед станет Понтификсом через пять лет? Удовлетворится он пребыванием в этой подземной норе, как удовлетворен теперь Тиверас? Он будет править с силой, Валентин. – Она пристально взглянула на него. – А кто, по-твоему, станет Короналем?
Валентин пожал плечами.
– У Короля Снов три сына, – сказала Леди. – Минокс, старший, на днях получает трон в Суврейле. Доминик теперь Корональ и станет Понтификсом, если ты позволишь ему. Кого он выберет новым Короналем, как не своего младшего брата Кристофа.
– Но это противоестественно, чтобы Понтификс отдал Горный Замок собственному брату!
– Так же противоестественно, чтобы Король Снов свергал законного Короналя, – сказала Леди. Глаза ее снова сверкнули. – Подумай еще вот о чем: когда сменяются Коронали, сменяется и Леди Острова. Я буду доживать свои дни во дворце для отставных Леди на Террасе Теней, а кто придет во Внутренний Храм? Мать Барджазедов! Как видишь, они захватят все и будут править всем Маджипуром!
– Этого не должно быть, – твердо сказал Валентин.
– Этого не должно быть.
– Что я должен делать?
– Сядешь на корабль в моем порту Нуминор со своими людьми и с теми, кого я дам тебе, и поедешь в Алханрол. Высадишься на мысе Стойендар и отправишься в Лабиринт получить благословение Тивераса.
– Но если Тиверас сумасшедший…
– Он не совсем безумен. Он живет в непрерывном сне, и очень странном, но я недавно коснулась его: где-то в нем еще жив прежний Тиверас. Он сорок лет Понтификс, а до этого долгое время был Короналем, и он знает, как надо править нашим королевством. Если ты сумеешь добраться до него, если сумеешь показать ему, что ты настоящий Лорд Валентин, он даст тебе помощь. И тогда пойдешь на Замковую Гору. Тебя пугает эта задача?
– Меня пугает только, что я внесу хаос в Маджипур.
– Хаос уже есть. А ты принесешь порядок и справедливость. – Она придвинулась ближе к нему, так что вся устрашающая мощь ее личности раскрылась ему, прикоснулась к нему рукой и сказала низким страстным голосом: – Я родила двух сыновей, и каждый кто видел их в колыбельках, уже знал, что они предназначены быть королями. Старшим был Вориакс – ты помнишь его? Думаю, что нет – пока. Он был великолепным: замечательным мужчиной, героем, полубогом, его еще в детстве знали на Замковой Горе. Он должен был стать Короналем, когда Лорд Малибор станет Понтификсом. Вориакс был чудесен, но был и второй сын, Валентин, такой же сильный и великолепный, как Вориакс, но он не так страстно отдавался подвигам и спорту, как старший, он был теплее душой и мудрее, он без слов понимал, что правильно и что нет, в его духе не было жестокости, характер его был ровным и жизнерадостным, его все любили и уважали и говорили, что он был бы даже лучшим Короналем, чем Вориакс. Но Вориакс был старшим, и выбрать должны были его, а Валентин мог быть только первым министром. Малибор не стал Понтификсом, а преждевременно умер, охотясь на драконов, и эмиссары Тивераса пришли к Вориаксу и сказали: «Ты Корональ Маджипура», и первым, кто упал перед ним на колени и сделал знак горящей звезды, был его брат Валентин. И вот Лорд Вориакс правил на Замковой Горе и правил хорошо, а я пришла на Остров Снов, как полагалось и восемь лет все было хорошо на Маджипуре. А затем произошло непредвиденное – Лорд Вориакс погиб преждевременно, как и Лорд Малибор, убила его на охоте случайная стрела. Но оставался еще Валентин, и хотя редко бывало, чтобы брат Короналя становился Короналем после него, споров было мало, потому что все признавали его высокие качества. Таким образом, в Замок вошел Лорд Валентин, а я, мать двух королей, осталась во Внутреннем Храме, радуясь сыновьям, которых я отдала Маджипуру, и уверенная, что правление Лорда Валентина послужит славе Маджипура. Неужели ты думаешь, что я позволю Барджазедам долго сидеть там, где раньше сидел мой сын? Неужели ты думаешь, что я могу вынести вид лица Лорда Валентина, маскирующего подлую душу Барджазеда? Ох, Валентин, Валентин, от тебя осталась лишь половина того, чем ты был раньше, даже меньше, чем половина, но ты снова станешь самим собой, и Горный Замок снова будет твоим, и судьба Маджипура не станет более изменяться ко злу, и не говори больше, что боишься принести на планету хаос. Хаос над нами. Ты – освободитель. Понимаешь?
– Понимаю, мать.
– Тогда пойдем со мной, и я сделаю тебя целым.
12
Она увела его из восьмиугольной комнаты вниз по лестнице Внутреннего Храма мимо застывших стражей и группы хмурых иерархов, в маленькую светлую комнату, украшенную яркими цветами. Здесь был письменный стол из цельного куска сверкающего камня, низкая кушетка и несколько мелких предметов меблировки. Похоже, это был рабочий кабинет Леди. Она указала Валентину на сиденье и достала из стола две маленькие фляжки.
– Выпей это вино залпом, – сказала она, протягивая ему одну из фляжек.
– Вино, мать? На Острове?
– Мы с тобой не паломники. Выпей.
Он откупорил фляжку и поднес к губам. Вкус темного и пряного сладкого вина был ему знаком: таким вином пользовалась толковательница снов, добавляя в него наркотик, чтобы мозг открылся мозгу. Леди выпила содержимое второй фляжки.
– Значит, будем делать толкование? – спросил Валентин.
– Нет. Это будет в бодрствующем состоянии. Я долго думала, как это устроить. – Она взяла из стола сияющий серебряный обруч, такой же, как у нее, и подала Валентину. – Надень его на лоб, и пока не поднимешься на Замковую Гору, носи его постоянно, потому что он будет центром твоей мощи.
Он осторожно надел обруч на голову. Тот плотно лег на виски и дал странное ощущение, хотя металлическая полоска была так тонка, что Валентин удивился, что вообще чувствует ее. Леди придвинулась и пригладила его густые длинные волосы.
– Золотые, – весело сказала она. – Никогда не думала, что буду иметь сына с золотыми волосами. Что ты чувствуешь с обручем на голове?
– Немножко давит.
– Больше ничего?
– Нет.
– Как только ты привыкнешь к нему, давить перестанет. Ты еще чувствуешь наркотик?
– Только легкий туман в мозгу. Я бы, наверно, уснул, если можно.
– Скоро тебе будет не до сна, – сказала Леди и протянула к нему руки. – Ты хороший жонглер, сынок? – неожиданно спросила она.
– Говорят, да.
– Хорошо. Завтра ты покажешь мне свое умение. Я думаю, мне будет интересно. А сейчас встань и дай мне руки. Обе. Вот так.
Он несколько секунд держал ее узкокостные, но выглядевшие сильными руки. Затем, она быстрым решительным жестом переплела его пальцы со своими.
Это было, как удар, и обруч сжался. Валентин покачнулся и чуть не упал, но Леди крепко держала его. Ему показалось, что через основание его черепа прошло что-то острое. Все вокруг него завертелось, он не мог управлять своими глазами, сфокусировать их и видел только отдельные расплывчатые образы: лицо матери, сверкнувшую поверхность стола, яркие оттенки цветов, и все это пульсировало, билось, кружилось.
Сердце его колотилось. В горле пересохло. Легкие были пустыми. Это было еще страшнее, чем оказаться в брюхе морского дракона. Ноги полностью отказали ему, он больше не мог стоять и опустился на колени, смутно сознавая, что Леди тоже стоит на коленях перед ним, что пальцы их также сплетены, лицо ее близко к его лицу, ужасный, опаляющий контакт их душ не нарушен.
Перед ним поплыли воспоминания. Он видел гигантское величие Замковой горы и раскинувшуюся на ее вершине немыслимую громаду Замка Короналей. Его мозг со скоростью молнии проносился по парадным комнатам с золочеными стенами и высокими сводчатыми потолками, по банкетным залам и совещательным палатам, по коридорам, широкими, как площадь. Яркий свет ослеплял его. Он ощущал рядом с собой мужчину: высокого, мощного, самоуверенного, сильного, который держал его за руку, и женщину, тоже сильную и самоуверенную, державшую его за другую руку, и знал, что это его родители, и видел мальчика впереди – своего брата Вориакса.
– Что это за комната, отец?
– Тронный зал Конфалума.
– А кто этот человек с длинными рыжими волосами, что сидит в большом кресле.
– Это Корональ Лорд Малибор.
– Что такое Корональ?
– Это король, Валентин, младший из двух королей. А второй – Понтификс, который раньше сам был Короналем.
– Который?
– Вот тот, высокий, худой, с черной бородой.
– Его зовут Понтификс?
– Его зовут Тиверас. Понтификсом он зовется как наш король. Он живет недалеко от Стойендара, но сегодня приедет сюда, потому что Лорд Малибор женится.
– А дети Лорда Малибора тоже будут Короналями?
– Нет, Валентин.
– А кто будет?
– Пока этого никто не знает, сынок.
– А я буду? Или Вориакс?
– Это может случиться, если вы будете мудрыми и сильными.
– О, я обязательно буду, отец!
Комната растаяла. Валентин увидел себя в другой, такой же великолепной, но не столь большой, и сам он был теперь уже не мальчиком, а молодым человеком, и здесь был Вориакс со звездой короной на голове и с каким-то одурманенным взглядом.
– Лорд Вориакс!
Валентин опустился на колени и поднял руки с растопыренными пальцами. Вориакс улыбнулся и махнул ему.
– Встань, брат, тебе не пристало ползать передо мной.
– Ты будешь самым замечательным Короналем за всю историю Маджипура, Лорд Вориакс.
– Зови меня братом, Валентин, я Корональ, но я по-прежнему твой брат.
– Долгой жизни тебе, брат! Да здравствует Корональ!
Все вокруг закричали:
– Да здравствует Корональ!
Но что-то изменилось, хотя комната была та же: Лорда Вориакса не было, а странная корона была теперь на Валентине, и все встали перед ним на колени, махали в воздухе пальцами и выкрикивали его имя. Он с удивлением смотрел на них.
– Да здравствует Лорд Валентин!
– Благодарю вас, друзья мои. Я постараюсь быть достойным памяти моего брата.
– Да здравствует Лорд Валентин! – тихо сказала Леди.
Валентин заморгал. С минуту он был полностью дезориентирован и не понимал, почему он стоит на коленях, где он и кто эта женщина, лицо которой так близко от его лица. Затем тени в его мозгу рассеялись.
Он встал.
Он чувствовал себя полностью преображенным. Через его мозг проходили воспоминания: годы на Замковой Горе, учеба, сухая история, перечень Короналей и Понтификсов, целые тома конституционных знаний, экономический обзор провинций Маджипура, долгие занятия с учителями с постоянной проверкой со стороны отца и матери, и другие, менее деловые минуты: игры, путешествия по реке, турниры, друзья Илидат, Стасилейн и Тонигорн, легко льющееся вино, охота, счастливое время с Вориаксом, когда они оба были в центре всеобщего внимания, принцы из принцев. И страшная весть о смерти Лорда Малибора в море, испуганный и радостный взгляд Вориакса, когда его нарекли Короналем, а затем, через восемь лет, делегация высоких принцев пришла к Валентину и предложила ему корону брата…
Он вспомнил.
Он вспомнил все, до той ночи в Тил-омоне, когда все оборвалось. И после этого он знал только залитый солнцем Пидруд, камешки, летящие мимо него с обрыва, мальчик Шанамир, стоящий рядом со своими животными. Он мысленно смотрел на себя, и ему казалось, что он отбрасывает две тени: светлую и темную. Он смотрел сквозь иллюзорный туман мнимых воспоминаний, вложенных в него в Тил-омоне, оглядывался назад, поверх непроницаемой темноты на то время, когда он был Короналем. И он знал, что теперь его мозг снова стал целым, каким был раньше.
– Да здравствует Лорд Валентин! – снова сказала Леди.
– Да, – сказал он, – я Лорд Валентин и буду им снова. Мать, дай мне корабли. Барджазед уже слишком долго на троне.
– Корабли ждут в Нуминоре, и люди, преданные мне, будут служить тебе.
– Хорошо. А теперь надо собрать моих. Не знаю, на каких террасах они, но их нужно найти быстро. Маленького вруона, нескольких скандаров, хьорта, голубокожего инопланетника и нескольких людей. Я дам тебе список имен.
– Мы найдем их, – сказала Леди.
– И спасибо тебе, мать, что ты вернула мне меня самого.
– За что спасибо? Я дала тебе это изначально. За это благодарности не требуется. Теперь ты родился вторично, Валентин и, если понадобится, я сделаю это и в третий раз. Но будем надеяться, что не придется. Твоя судьба теперь идет вверх. – Глаза ее весело блеснули. – Ты покажешь мне вечером, как ты жонглируешь? Сколько мячей ты можешь держать в воздухе?
– Двенадцать.
– Ну да, как же! Скажи правду.
– Меньше двенадцати, – признался он, – но больше двух. После обеда я устрою представление. И… знаешь, что мать?
– Да?
– Когда я снова буду в Горном Замке, я устрою большой фестиваль, ты приедешь с Острова и еще раз посмотришь, как я жонглирую на ступенях трона Конфалума. Обещаю. Да, на ступенях трона.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КНИГА ЛАБИРИНТА*
1
Из порта Нуминор отплыли семь кораблей Леди с широкими парусами и высокими стройными мачтами, под командой хьорта Эйзенхарта, адмирала Леди, и несли пассажиров: Лорда Валентина Короналя, его первого министра Стифона Делиамбера вруона, его адъютантов – Карабеллу из Тил-омона и Слита из Нарабала, его военного адъютанта Лизамон Холтен, его полномочных министров Залзана Кавола – скандара и Шанамира из Фалкинкипа, и других. Флот направился в Стойен на конце алханролского мыса Стойендар, в дальней стороне Внутреннего Моря. Корабли уже не одну неделю были в море, подгоняемые западным ветром, который дул в этих водах поздней весной, но берега еще не было видно и не будет видно много дней.
Валентин нашел долгое путешествие удобным для себя. Он не боялся задач, стоявших перед ним, но и не торопился начинать их: ему нужно было время, чтобы привыкнуть к своему восстановленному мозгу и обдумать, кем он был и кем надеется стать. А для этого что может быть лучше великих просторов океана, где лучше великих просторов океана, где ничто, кроме узора облаков, не меняется и время как бы стоит на месте? И Валентин часами стоял у поручней флагманского судна «Леди Тиин», в стороне от своих друзей.
Личность, которой он когда-то был, нравилась ему: сильнее и тверже характером, чем Валентин жонглер, не без отталкивающих качеств души, которые иной раз встречаются у правителей… Бывшее "Я" Валентина казалось ему рассудительным, здравомыслящим и уверенным. Это был человек серьезный, но любящий шутку, понимающий природу, ответственности и обязательства. Он был хорошо воспитан, как и должен быть тот, кто всю жизнь проводил в подготовке к высокому положению, в основательном изучении истории, законодательства, управления и экономике, чуть меньше – литературы и философии и, насколько представлял Валентин лишь поверхностно – математических и физических наук, которые были не в ходу на Маджипуре.
Обретение бывшего "Я" было для Валентина, как находка клада. Но он все еще не объединился с этим другим "Я" и имел тенденцию думать «он» и "я" или «мы», вместо того, чтобы видеть себя единым целым, но брешь эта с каждым днем уменьшалась. Слишком велик был вред, нанесенный мозгу Короналя в Тил-омоне, чтобы теперь не было разрыва между Лордом Валентином и Валентином-жонглером. Возможно, вдоль этой трещины навсегда останется рубец, но Валентин мог по желанию перешагнуть эту трещину и идти в любую точку своей прежней линии жизни, в детские годы или в короткое время своего царствования. И, куда бы он не заглянул, он видел такое богатство знаний, опыта, зрелости, о каком и не мечтал во время своих странствий. Он входил в эти знания, как в энциклопедию, в библиотеку, и был уверен, что полное объединение с его прежним "Я" своевременно произойдет.
На девятую неделю путешествия на горизонте показалась тонкая железная линия суши.
– Стойендар, – объявил адмирал Эйзенхарт. – Видишь, сбоку темное пятно? Это гавань Стойен.
Валентин изучал берег приближающегося континента через подзорную трубу. Валентин-жонглер ничего не знал об Алханроле, кроме того, что это самый большой континент на Маджипуре, первый из заселенных людьми, место огромной населенности и потрясающих чудес природы и местопребывание правительства Маджипура, дом Короналя и Понтификса. Но память Лорда Валентина знала много больше. Для него Алханрол означал Замковую Гору, саму по себе планету, на склонах которой можно было потратить всю жизнь и не успеть насытиться всеми чудесами Пятидесяти Городов. Алханрол – это Замок Лорда Малибора на Горе, потому что Валентин так называл его, когда был мальчиком, и сохранил привычку даже во время своего правления. Теперь он мысленно видел этот замок, охватывающий вершину Горы, которая походила на многорукое существо, протянувшее свои скалы и пики и альпийские луга, а ниже – громадные долины и складки. Замок со многими тысячами комнат, здание, которое как бы жило собственной жизнью и добавляло по собственному желанию новые флигеля и пристройки. А Алханрол был также бугром над Лабиринтом Понтификса, и сам противоположность Острова Леди. Леди жила во Внутреннем Храме на согретом солнцем и омытой ветром высоте, окруженной кольцом открытых террас, а Понтификс зарылся, как крот, глубоко в землю, в самую нижнюю часть своего королевства, окруженную кольцами Лабиринта. Валентин только однажды был в Лабиринте – по поручению Лорда Вориакса, много лет назад, но воспоминание о винтовых пещерах все еще было свежо.
Алханрол также означал шесть рек, сбегавших со склонов Замковой Горы, и животные-растения Стойендара, которые он скоро увидит, и деревья Треймона, и каменные руины Веласьерской равнины, которые, как говорят, существовали еще до появления человека на Маджипуре. Тонкая линия на востоке стала шире, но вся еще была едва заметна. Валентин ощутил всю обширность Алханрола, развертывающуюся перед ним, как титанический свисток, и спокойствие, дарившее в его мозгу все время путешествия, сразу растаяло. Он жаждал как можно скорее высадиться на берег и начать поход к Лабиринту.
Он спросил Эйзенхарта:
– Когда достигнем земли?
– Завтра вечером, Милорд.
– Тогда сегодня устроим праздник. Лучшее вино для всех. И представление на палубе.
Эйзенхарт серьезно посмотрел на него. Адмирал был аристократом среди хьортов, более стройный, чем большинство его соплеменников, и имел до странности сдержанные манеры, что Валентин находил несколько неприятным. Леди весьма высоко ценила адмирала.
– Какое представление, Милорд?
Немного жонглирования. Мои друзья чувствуют ностальгическое желание снова заняться этим ремеслом, вот как раз подходящий случай отпраздновать благополучное окончание нашего плавания.
– Да, конечно, – сказал Эйзенхарт с официальным поклоном но ему явно не нравились такие штучки на борту его флагмана.
Валентин предложил это из-за Залзана Кавола. Скандару было беспокойно на корабле, он часто двигал своими четырьмя руками в ритме жонглирования, хотя никаких предметов не держал. Ему было труднее, чем кому-либо другому мириться с обстоятельствами в походе через Маджипур. Год назад Залзан Кавол был королем в своей профессии, непревзойденным мастером жонглирования, со славой едущего из города в город в своем поразительном фургоне. Теперь же он был лишен всего. Фургон сгорел в лесах Пьюрифайна, два брата остались там же, а третий – на дне океана.
Он больше не отдает приказания своим работникам и не видит их повиновения, а вместо представления перед пораженной публикой, наполняющей его карманы кронами, он идет теперь в кильватере от места к месту как второстепенный персонаж. В Залзане Каволе копилась неиспользованная сила и энергия. Это было видно по его лицу и поведению, потому что в прежние дни его грубый характер выплескивался наружу, а теперь стал как бы придавленным и вообще мягким, и Валентин понимал, что это признак тяжелого внутреннего кризиса. Агенты Леди нашли Залзана Кавола на Террасе Оценки, где он неуклюже и сонно выполнял черную работу и как бы покорился тому, что будет заниматься ею до конца жизни.
– Хочешь поработать с факелами и ножами? – спросил его Валентин.
Залзан Кавол просиял.
– Еще бы! А ты видел эти щепки? – он указал на несколько здоровых дубин фута в четыре длиной, лежавших кучей возле мачты. – Прошлой ночью, когда все спали, мы с Ирфоном попрактиковались с ними. Если твой адмирал не возражает, мы возьмем их вечером.
– Эти? Разве можно жонглировать такими длинными?
– Ты только получи разрешение адмирала, Милорд, а вечером сам увидишь.
Все послеобеденное время труппа репетировала в большом пустом трюме. Это было впервые после Илиривойна, а с тех пор, казалось, прошла вечность. Однако, пользуясь импровизированным набором предметов, собранных скандарами, все быстро вошли в ритм.
Валентин с жаром смотрел на них. Слит и Карабелла яростно обменивались дубинками, Залзан Кавол, Ирфон и Роворн придумали замысловатый новый обмен вместо того, который пропал со смертью их трех братьев. На минуту показалось, что вернулись старые добрые времена Фалкинкипа или Дюпорна, когда ничто не имело значения, кроме как быть нанятым на фестиваль или в цирк, и самое главное было – держать координацию руки и главы. Но те дни более не вернутся. Теперь труппа ввязалась в политическую интригу со сменой Власти, и никто из них не станет прежним. Эти пятеро обедали с Леди, делили жилье с Короналем, плыли на свидание с Понтификсом; они уже стали частью истории, даже если компания Валентина ни к чему не приведет. Но все-таки они снова жонглировали, как если бы жонглирование было всем в их жизни.
Потребовалось много дней, чтобы собрать их всех во Внутреннем Храме. Валентин думал, что Леди и ее иерархам достаточно закрыть глаза, чтобы добраться до любого мозга на Маджипуре, но все оказалось не так просто: связь была неточной и ограниченной. Первым делом нащупали скандаров на внешней террасе. Шанамир был на Втором Утесе и по своей юношеской бесхитростности быстро продвигался; Слит, не юный и не бесхитростный, тем не менее тоже ухитрился попасть на Второй Утес, как и Виноркис. Карабелла была как раз перед ними, на Террасе Зеркал, но ее по ошибке искали сначала в другом месте. Отыскать Лизамон Холтен оказалось просто, так как она внешне сильно отличалась от остальных пилигримов, но три бывших работника Гарцвела – Панделон, Корделин и Тизм – прямо-таки растворились в населении Острова, как невидимки, так что Валентину пришлось бы оставить их на острове, если бы они не объявились в последний момент. Труднее всего оказалось выследить Делиамбера. На Острове было много вруонов, некоторые из них тоже были мелкими колдунами, поэтому было много ошибок в установлении личности. Флот готовился к отплытию, а Делиамбера все еще не нашли. Валентин в отчаянии разрывался между необходимостью двигаться дальше и нежеланием уехать без своего самого полезного советника, но тут вруон сам объявился в Нуминоре, никак не объяснив, где он был и как прошел весь остров незамеченным. Итак, все собрались вместе.
На Замковой Горе Лорд Валентин имел свой круг приближенных, чьи имена восстановились теперь в памяти Валентина, принцев и придворных, близких ему с детства. Илидат, Стасилейн, Тонигорн были самыми близкими друзьями, однако, хотя он чувствовал, что предан этим людям, все они стали страшно далекими его душе, ему гораздо ближе были эти случайно собранные во время странствий люди, и он думал, как он сумеет примирить эти две группы, когда вернется в Замок.
В одном, по крайней мере, его успокоила его восстановленная память: в Замке его не ждали ни жена, ни невеста, ни даже ни сколько-нибудь значительная любовница, могущая оспаривать место Карабеллы рядом с ним. Как принц и как молодой Корональ он жил, благодарение Божеству, свободным от забот и привязанностей. И так нелегко будет показать двору, что возлюбленная Короналя – простая женщина из нижнего города, странствующий жонглер, а если бы его сердце было отдано кому-то раньше, было бы совсем немыслимо требовать его обратно.
– Валентин! – окликнула Карабелла.
Ее голос вывел его из задумчивости. Он оглянулся. Она засмеялась и бросила ему дубинку. Он поймал ее, как его учили, между большим пальцем и остальными, так, чтобы головная часть дубинки была обращена к углу. Тут же прилетела вторая дубинка от Слита и третья от Карабеллы. Он засмеялся и послал дубинки кружиться над головой старым знакомым рисунком, бросал и ловил, а Карабелла хлопала в ладоши и тоже бросала и ловила. Как хорошо было снова жонглировать! Лорд Валентин, великолепный атлет с быстрым глазом, ловкий во многих играх, но слегка прихрамывающий после давнего падения с лошади, не умел жонглировать. Жонглирование было искусством простого Валентина. На борту корабля он нес ауру авторитета, пришедшую к нему, когда мать вылечила его мозг и чувствовал, что его компаньоны держатся от него на некотором расстоянии, но тем не менее пытаются по возможности видеть в нем прежнего Валентина из Зимрола. Поэтому ему было особенно приятно, что Карабелла так непочтительно швырнула ему дубинку.
И работать с дубинками ему тоже было приятно, даже когда он уронил одну, а пока поднимал, вторая стукнула его по голове, что вызвало презрительное фырканье Залзана Кавола.
– Сделай так вечером, – сказал скандар, – и быть тебе неделю без вина!
– Не бойся, – ответил Валентин. – Я уронил ее только для практики в поднимании. Вечером ты таких ошибок не увидишь.
Их и в самом деле не было. Весь корабельный народ собрался на палубе, когда зашло солнце. Эйзенхарт со своими офицерами занял платформу, откуда было лучше всего видно; он позвал Валентина, предлагал ему почетное место, но тот с улыбкой отказался. Эйзенхарт растерянно посмотрел на него, но выражение его лица даже близко не соответствовало тому, каким оно стало через несколько минут, когда Шанамир, Виноркис и Лизамон ударили в барабаны и затрубили в трубы, из люка показались жонглеры и среди них – Лорд Валентин Корональ, который начал весело швырять дубинки, блюда и плоды, словно самый обыкновенный жонглер.
2
Если бы адмирал Эйзенхарт действовал по своему усмотрению, Валентину была бы устроена в Стойене пышная встреча, вроде фестиваля в Пидруде во время визита фальшивого Короналя. Но Валентин, узнав о планах Эйзенхарта, тут же запретил это. Он еще не был готов требовать трон, публично обвинять того, кто называл себя Лордом Валентином, или ждать какого-то почета от горожан.
– Пока я не получу поддержки понтификса, – твердо сказал он адмиралу, – я намерен спокойно идти и собирать силы, не привлекая особого внимания. Так что никаких фестивалей для меня в Стойене не будет.
Итак, «Леди Тиин» причалила сравнительно незаметно в этом большом порту на юго-западе Алханрола.
Хотя флот состоял из семи кораблей, а корабли Леди, достаточно известные в гавани Стойена, обычно не прибывали в таком количестве, все они спокойно, без каких-либо особо вычурных флагов, вошли в гавань. Портовая администрация почти не задавала вопросов: корабли явно прибывали по делам Леди, а ее дела были вне компетенции обычных чиновников.
Для подкрепления этой версии адмирал в первый же день разослал агентов по району верфей покупать материал для парусов, пряности, инструменты и тому подобное. Тем временем Валентин и его компания потихоньку поселились в скромном торговом отеле.
Стойен был преимущественно портовым городом – экспорт – импорт, склады, судостроение. Город с населением около пятнадцати миллионов тянулся на сотни миль вдоль края громадного мыса, отделявшего Залив Стойен от основной части Внутреннего Моря. Ближайшим портом от Острова был не Стойен, а Алейсор, в тысячах милях к северу, но в этот сезон, когда господствующие ветры вызывали течения, быстрее и легче было сделать долгое путешествие до Стойена, чем рискнуть на более короткий, но более трудный переход по Алейсору.
Пополнив запасы воды и продовольствия, они должны были плыть по спокойному заливу вдоль северного берега Мыса Стойендар в тропический Карсиден, а затем в Треймон, прибрежный город расположенный недалеко от Лабиринта.
Стойен показался Валентину удивительно красивым. Весь мир был плоским, едва двадцать футов над уровнем моря в самых высоких точках, но жители города устроили удивительные платформы из кирпича, облицованные белым камнем, чтобы создать иллюзию холмов. Среди этих платформ нет двух одинаковых по высоте: одни едва достигали десяти футов, другие поднимались в воздух на сотни футов. Весь район шел вверх гигантскими пьедесталами в несколько десятков футов высотой и более четверти мили шириной. Некоторые значительные здания имели собственные платформы и стояли, как на ходулях, над окружающими домами. Чередование высоких и низких платформ создавало потрясающий эффект.
Читать бесплатно другие книги:
