Статус: бывшая Сойфер Дарья
– На сборы. Поедем, поглядим, чем он там таким занят.
– Может, я лучше завтра у него сама спрошу…
– Нет. Сегодня – и никаких его тухлых отмазок. Сами посмотрим.
Пока Таня придумывала, как бы от этой затеи отказаться, Люся уже ретировалась с кухни, и спустя мгновение из ее комнаты раздался скрежет старого шкафа-купе.
– Зараза! Починить надо… – Люся это говорила каждый раз, когда открывала или закрывала скрипучую дверцу, но дальше ругани дело не доходило.
Эта перебранка Люси с мебелью стала традицией, своеобразным ритуалом. В деревне люди просыпаются под крик петухов и кудахтанье кур, Танины же дни начинались со скрипа, глухого удара по древесине и Люськиного фирменного «Зараза!» И пусть сейчас этот набор звуков донесся до Татьяны на ночь глядя, она не сомневалась: спать ей уже не придется, потому что Люська выходит на тропу войны.
Танина соседка принадлежала к числу тех счастливых людей, которые принимают решения быстро, не изводя себя муками выбора, и всегда твердо знают, что и как делать. В детстве Люська руководствовалась принципом «бей первой». Когда в третьем классе учительница объявила о появлении новенькой и представила детям пухленькую девочку со смешными тугими косичками, Таня внутренне съежилась и подумала: «Вот бедолага! Сейчас такое начнется…» Слишком хорошо знала своих одноклассников, в особенности – компанию задир-хулиганов, для которых толстушка была по определению жертвой и поводом поупражняться в нехитром детском остроумии. Насчет бедолаги Таня ошиблась, а вот в остальном попала в точку: «такое» действительно началось. Уже на второй перемене Славку Вахрушева привели в медпункт с разбитым носом, а после уроков мама Димы Мальцева обнаружила, что у ее ненаглядного чада недостает целого клока волос. Самих драк Таня не видела, мальчики жаловаться не стали, но с того дня до самого выпускного Люсю никто не решался дразнить.
После школы Таня не встречалась с бойкой одноклассницей пару лет, а когда перебралась в Москву, то обнаружила, что ничего не изменилось. Люся упрямо шагала по жизни, а всех, кого в ней что-то не устраивало, скручивала в бараний рог и заставляла себя уважать. К примеру, прошлой весной Люсе стукнуло в голову, что неплохо бы научиться водить. Таня ужаснулась: Москва! С ее трафиком, бессмысленным и беспощадным! Тут ведь и пешеходом-то быть небезопасно, какая машина?! Но Люся купила подержанный «УАЗ Патриот», упрямо села за руль, и московские дороги сдались под ее натиском. А если кому-то хватало беспечности крикнуть в окошко свои соображения на тему женской манеры вождения… Что ж, эти несчастные не ведали, что творят.
И сейчас, забираясь на пассажирское сиденье Люсиного броневичка, Таня молилась только об одном: чтобы Байгозин был действительно занят работой. Она не любила скандалов и разборок и, если бы не этот странный звонок, ни за что бы не подпустила Люсю к своему кавалеру. Но если уж та вбила себе в голову, что Байгозина надо проверить на вшивость, то лучше в эту секунду находиться рядом. Хотя бы в качестве бампера.
«Патриот», будто предчувствуя недобрый настрой хозяйки, жалобно закряхтел, не желая заводиться.
– Зараза! – Люся ударила по рулю. – Опять свечи?
– Вот видишь? Давай лучше завтра я сама, а ты отгонишь в сервис…
– Переплачивать этим жуликам? Да щас! Что я, свечи не поменяю?
Таня не знала наверняка, способны ли машины испытывать страх, но «Патриот» завелся в ту же секунду. И в податливом бормотании двигателя Тане на мгновение послышалось: «Тише, тише… Только не под капот…»
Они подъехали к дому Байгозина уже через полчаса.
– Выходи, – скомандовала женщина-скорость.
Таня вылезла в прохладный июньский вечер, и спину обсыпало мурашками. Некоторые боятся неизвестности, Таня же подсознательно боялась правды. Куда комфортнее прятаться в уютном коконе заблуждений! Ни тебе трудных решений, ни гадких, изматывающих эмоций.
Нет, наверное, ни одного человека, который бы за всю жизнь ни разу не слышал анекдота из серии «муж вернулся из командировки на день раньше». Кто-то даже находит подобные истории смешными. А что делать с такими открытиями, если они случаются с тобой? Как поступить? Таня не знала, сможет ли пережить предательство человека, который последние четыре года был для нее всем. Простить? Слишком трудно. Забыть? Невозможно. Но и бросить мужчину, ради которого она отказалась от прошлого… Как?! Расписаться в собственной никчемности? Осознать, что все, что она делала, было зря?
Нет, нет и нет. Он просто работает. Он предан своему делу. Та женщина – одна из шизанутых фанаток. Байгозин не может так поступить с Таней. Он – хороший.
Таня повторяла это про себя как мантру снова и снова, заходя в подъезд, нервно вдавливая кнопку лифта. Люсе легко, это ведь не ее судьба разлетится, как стройная композиция кеглей в боулинге. Она просто зашвырнет тяжеленный шар – и завтра, как ни в чем не бывало, отправится делать кому-то дизайн ногтей. А Таня? Ей-то куда идти?
Люся уверенно шагнула из лифта и обернулась к подруге:
– Где?
Хорошо хоть вилку дома оставила.
Вздохнув и отчаянно пытаясь настроиться на позитивный лад, Таня кивнула на черную железную дверь. Люся нажала на кнопку звонка, и из квартиры Байгозина послышалось мелодичное бульканье.
– Там кто-то есть. – Приложив ухо к двери, Люська задумчиво прищурилась. – Вот паскуда! Не один!
– Здесь такая слышимость. – Таня сцепила замком ледяные пальцы. – Может, соседи…
– Да хватит уже! – зашипела Люська и с новой силой атаковала звонок. – Может, то, может, се… Ты откроешь сегодня или нет?
Байгозин либо не слышал звонка, либо попросту отсутствовал, потому что к двери так никто и не подошел.
– Я лучше гляну с улицы, горят у него окна или нет…
– Сразу не могла посмотреть?
– Не подумала как-то… Я сейчас… – И Таня уже спустилась на пару ступенек, подсознательно оттягивая время, как птичку в рогатке из «Angry Birds», но вдруг услышала голос Байгозина и будто вросла в заплеванный бетон.
– Кто? – В этом недовольном окрике трудно было узнать тренера номер один, но Таня бы ни с чем не спутала этот тембр, за четыре года ставший родным.
– Соседка! – ничтоже сумняшеся, отозвалась Люська. – Вы нас заливаете!
– У меня все краны закрыты…
– Вот пусть аварийники приедут, дверь вам взломают и смотрят, закрыто или нет! – Люська виртуозно импровизировала. – У меня ремонт свежий, я с этим в суд…
Да, не родился еще человек, который не капитулировал перед Люськиным напором. И не успела она договорить, как замок щелкнул, и на лестничной клетке стало подозрительно тихо.
Танино сердце трепыхалось, как ленточка, привязанная к вентилятору. Ноги онемели, страх какое-то время боролся с любопытством, но из первого же раунда вышел безоговорочным победителем. Оторваться от ступеньки, сделать несколько шагов, чтобы заглянуть в лицо реальности, Таня не смогла. Кляла себя за малодушие, но так и не пошевелилась.
Пару месяцев назад она шла домой с работы и увидела неподвижное тело мужчины неподалеку от подземного перехода. И по идее, ей следовало подойти и узнать, в порядке ли он, жив ли. Но гаденький голосок изнутри зашептал: «А если труп? Ты потом сможешь это развидеть? А спать по ночам?» И Таня, ненавидя себя за трусость, прошла мимо. Вот и сейчас ей овладело то же чувство, только теперь оно не гнало ее прочь, а парализовало.
Изо всех сил она вслушивалась в то, что происходит чуть выше, и готова была уже сползти по стенке в небытие, как Байгозин наконец заговорил снова.
– Ты? – озадаченно спросил он. – Ты-то здесь что забыла?
– Шмара твоя что забыла! – парировала Люська. – Значит, работает он, да? Это что за девка там?
– Не собираюсь я тут выслушивать всякий бред…
Судя по звукам, Байгозин попытался закрыться: до Тани донеслись шорохи, скрипы, сопение борьбы, невнятное «пусти», но хлопка двери так и не последовало.
– Это чьи туфли, а? – напирала Люська, чуть запыхавшись. – Ах ты…
– Ник, это кто там? – услышала Таня третий, незнакомый ей женский голос.
– А ну иди сюда! Иди! Зараза… Глаза она на меня выпучивать будет… Таня! Таня! Иди, курицу эту фаршировать будем!
Но Таня была уже далеко. Появление посторонней девицы подействовало на нее, как выстрел стартового пистолета, и она ломанулась вниз, едва попадая по ступенькам. Вылетела из подъезда, по инерции добежала до ближайших кустов и, согнувшись пополам, распрощалась со скудным офисным обедом.
– Вот проститутки! Совсем стыд потеряли! – изрекла из приоткрытого окна не в меру наблюдательная бабка и тем самым поставила точку в нравственном падении Татьяны.
Возвращаться наверх было бессмысленно. Как, впрочем, и вообще жить дальше. Пошатываясь от бессилия, Таня доковыляла до «Патриота», плюнув на любимое черное платье, облокотилась на пыльный бездушный капот. Где-то вдалеке слышалась музыка, приправленная нестройным гомоном пьяных голосов, у парковки цвела сирень. Лето, романтика.
Таня плохо понимала, сколько времени она уже вытирает «УАЗ», когда Люська наконец злая и под завязку накачанная адреналином появилась на горизонте.
– Ты совсем, что ли? – выдохнула она, уперев руки в бока. – Да мы бы вдвоем ее на раз ушатали!
– А смысл, Люсь? – Таня даже не подняла головы. – Что бы это изменило?
– Как что? Ты ведь не собираешься ему это спускать?
– Я сама виновата…
– Э нет! – Люська дернула подругу за локоть и развернула к себе. – То есть… Тебе, конечно, все говорили, но сейчас не об этом. Он ноги об тебя вытирал, гнида! Такое прощать нельзя!
Таня открыла рот, чтобы возразить, но слова слиплись, перемешались в неудобоваримую жижу, и рот пришлось захлопнуть. Что тут скажешь? Да, вытирал. Да, она вошла в длинный список наивных женщин, которых мужчины держат за дур. Ведь чувство собственного величия, наверное, плохо колосится, если нет на заднем плане невзрачной мямли. Но разве Байгозин виноват в том, что Таня – бессловесная мышь? Он не делал ее такой, просто подобрал, обогрел – и заставил поверить, будто она что-то собой представляет. И она с такой готовностью заглотила эту розовую пилюлю! Сама! Завиляла хвостиком, радостно разинула рот и распахнула уши. Лей туда, Коленька, все, что хочешь! Так ей и надо теперь. Он был прав в одном: никого лучше она себе не найдет.
– Открой машину. – Таня нетерпеливо дернула за ручку.
– Просто сбежишь, да? – угрожающе нахмурилась Люська.
Но поскольку ответом ей было молчание, все же смирилась и, поворчав, достала из сумки ключи. Таня села, пристегнулась, уставилась невидящим взглядом перед собой. Белая голубиная клякса на лобовом была тем единственным, что связывало ее в эту секунду с реальностью.
– Я понимаю, тебе хреново. – Люська влезла на водительское сиденье и зашвырнула сумку назад. – Но так тоже нельзя! По щам ему, чтоб неповадно было! Я б ему, гаду, своими щипчиками все, что можно, отстригла… Но дело твое.
Месть. Когда дело касается кого-то другого, люди обожают размахивать кулаками, сыпать проклятиями и придумывать варианты казни. Иной раз с трудом верится, что говоришь с человеком из двадцать первого века в цивилизованной стране. Не из аула или колумбийской деревушки, где глаз за глаз, клан на клан и прочие прелести кровной мести. Нет, самые простые мирные жители со средним или даже высшим образованием с пеной у рта рассуждают о четвертовании и острозаточенных кольях. А что бы и не порассуждать-то в самом деле, если не им потом протирать задницей скамью подсудимых? Удивительно, насколько простыми кажутся чужие проблемы. Решение всегда на поверхности: «Да пошли ты его, поставь на место, он ногтя твоего не стоит!» И куда только девается вся эта житейская мудрость, когда доходит до собственных неприятностей? Свой-то мужик – и не подонок вовсе. По пьяни с кем не бывает? Зато любит, прощения попросил, шубу приволок. Родной ведь, как его выгонишь.
Таня даже жалела, что согласилась приехать. Какие-то полчаса назад она была счастливой, уверенной в себе женщиной. Еще чуть раньше – готовилась к свиданию, мечтала о браке. Зачем? Зачем ей позвонила любовница Коли? На что рассчитывала? Она-то изначально знала, что Байгозин встречается с другой, так к чему ей такой мужчина? «Он любит меня». Ха! Любит – и поэтому спит с Таней? Хорошо, ты устранила соперницу. Радуйся. Только вот надолго ли? Думаешь, он изменится и станет верным порядочным человеком, который всегда возвращается домой к ужину, а на выходных возит тещу на дачу?
Нет, даже Таня, несмотря на свою непроходимую наивность, отлично понимала, что горбатого могила исправит. Выходит, эта девица, которую Люська с легкой руки окрестила шмарой, добилась лишь одного: испортила жизнь Тане. Но за что?! Таня-то чем успела все это заслужить?!
– Только не смей из-за него реветь! – нахмурилась Люська.
– Не буду. – Таня отвернулась к окну, потому что в носу защипало от слез.
Парадокс психологии: хочешь заставить человека плакать, скажи, чтобы он этого не делал.
– Нет, ты погляди на него! Бессмертный, что ли? – Люська вытянула шею, вглядываясь в синеватый вечер, и угрожающе схватилась за руль обеими руками.
Если кто-то в небесной канцелярии решил, что пора бы ткнуть тебя мордой в правду, то можешь сколько угодно бегать по лестницам и прятаться в соседском «Патриоте»: приговор уже вынесен, и от него не уйти. Сквозь солоноватый туман Таня увидела, как Байгозин, ее Коленька, ее наставник, любовник и первый мужчина, галантно выводит из подъезда высокую женщину в красном, вырви глаз, платье. Он смотрел на нее так же, как обычно смотрел на Таню, правда, снизу вверх, а не наоборот. Что-то вещал с улыбкой, и хоть Таня не слышала, что именно, но почти не сомневалась: примерно это он говорил и ей тоже. И кто знает, скольким еще глупышкам.
А потом они остановились у скамейки, Байгозин и его новая пассия. Он потрепал ее по щеке теми же, черт возьми, руками, которыми ласкал Таню. И поцеловал до кучи. Так жадно, будто хотел всосать в себя целиком. Не человек – вантуз. Сколько страсти! Матросы после дальнего рейса, год не видевшие живой женщины, пожалуй, с меньшим рвением набрасываются на портовых куртизанок. Но ведь Таня с ним еще только вчера… Откуда этот голод? Неужели она, несмотря на все старания, не удовлетворила его? Или просто успела наскучить? Конечно, где уж с ней разгуляться: грудь, которая заполняет лифчик первого размера, только если последний как следует простирать в горячей воде. Попа, которой при всем желании не выйдет соблазнительно покачивать. Можно, конечно, расстараться, но будет больше похоже на вывих бедра, и привлечет это разве что травматолога. А у этой девицы, как принято говорить, все на месте. Как бы Таня ее ни ненавидела, пришлось признать: в конкурсе красоты та бы ее обскакала в два счета.
– Ты чего сидишь, а? – не унималась Люська. – Пошли, наваляем…
– Не надо, – Таня с трудом узнала собственный голос, до того жалко и безжизненно он прозвучал.
– Нет, он сам, скотина такая, напрашивается! – Люся включила зажигание и слегка пригнулась, явно намереваясь пойти на таран. – Где, говоришь, его тачка?
– Не на-до! – отчеканила Таня и схватила подругу за рукав. – Слышишь? Просто поехали домой.
Люся еще долго бухтела на тему слабохарактерности, но Таня сосредоточилась на том, чтобы не впасть в анабиоз по дороге домой. Если у некоторых людей в моменты стресса организм включает все скрытые резервы, турбины, запасные двигатели и шарашит на износ с давлением под сто восемьдесят и пульсом не меньше ста, то Таня обычно от волнения погружалась в состояние лягушки под коркой льда. Все реакции замедлялись, мозговые шестеренки вращались со скрипом, то и дело застревая. И не исключено, что если бы кто-нибудь решил в тот момент измерить Танину температуру, то с удивлением констатировал бы полное совпадение с комнатной.
Дома Татьяна отключила телефон, улеглась под одеяло, вытянувшись по струнке, и так, в позе Ленина, разве что с распахнутыми сухими глазами, провела всю ночь, а наутро с грацией робота собралась на работу.
Люся пыталась выяснить, какой вид казни Таня избрала для Байгозина и как именно собирается донести мысль «чтоб ты сдох, скотина, я от тебя ухожу», но Таня на все вопросы лишь рассеянно пожимала плечами и отвечала:
– Не знаю.
В этом она не лукавила. Она понятия не имела, что делать дальше. Силилась представить лицо Байгозина, приблизительный ход разговора, но всякий раз мозг выдавал синий экран, подобно зависшему компьютеру, и отключался. Да, по идее, она не могла больше быть с Колей. И не быть с ним тоже не могла. Просто не умела иначе. Быть, не быть… Гамлетовская дилемма, в которой каждый вариант отвратнее другого.
– Замок заело? – Спокойный голос Краскова вторгся в сознание Тани, и она обнаружила, что стоит перед офисной дверью, сжимая ключ.
– А? – Таня растерянно моргнула.
– Ясно. Веселая ночка? – И снова этот сарказм с намеком на ее неуставные отношения с Байгозиным.
Таня была уверена, что вот прямо сейчас расплачется, окончательно опустившись в глазах этой русской версии Брюса Уиллиса, но неожиданно для самой себя расхохоталась. Истошно. До слез. Смеялась так, что свело все мышцы разом, сотрясалась всем телом, как смертник на электрическом стуле, – и не могла остановиться. Представляла, как выглядит со стороны, – и хохотала еще сильнее.
– Эй! – спохватился Красков.
Надо отдать ему должное: лишних вопросов он задавать не стал. Подскочил к Тане, взял за плечи и тряхнул так, что ее голова безвольно мотнулась, словно у игрушечной собачки, которых особо креативные товарищи лепят на приборную панель. Смех заклокотал в горле и стих, а Красков обеспокоенно заглянул в Танины глаза. Склонился, что-то высматривая, и на мгновение Тане показалось, что он ее сейчас поцелует. И это чуть не вызвало новый приступ истерики: вот это аттракцион! Всего сутки прошли, а она из девушки тренера номер один превратилась в обманутую любовницу, а потом – в бабу простого охранника. И Таня бы уже не удивилась, если бы через час обнаружила себя в байковом халате на кухне коммунальной квартиры с поварешкой в руке и тремя чумазыми отпрысками у подола. Впрочем, хотя бы здесь высшие силы проявили милосердие, потому что целовать Таню Красков не стал, а вместо этого взял ее за подбородок, повернул лицом к свету и изрек:
– Наркотики?
Какая прелесть! Проститутка, наркоманка… Ни дать ни взять, многогранная личность! Остатки самоуважения всколыхнулись в Татьяне, и она с гордым видом стряхнула мясистые лапы бывшего мента.
– Дайте пройти. – Одним движением отперла дверь офиса и с ходу воткнулась в ростовую картонную копию Байгозина. Ну, как ростовую… Сантиметров на двадцать выше оригинала. – Это что?!
– А Николай не предупредил? – Красков подхватил макет за секунду до его падения. – Это образец рекламы для «Синтезии».
– Почему я ничего не знаю? – Таня с упреком взглянула в отпечатанные на принтере глаза Байгозина.
– Не ко мне вопрос, – пожал плечами Красков. – Но я его понимаю: хочешь сделать хорошо – делай сам.
Таня сглотнула очередную обиду. Еще немного – и у нее внутри не осталось бы места даже для лишнего вдоха, – так много всего пришлось глотать за прошедшие сутки. Она считала себя если и не перворазрядной красоткой, то хотя бы незаменимой помощницей, правой рукой. Оказывается, правой рукой она все же была – но служила она аккурат в тех же целях, в каких пользуются правой рукой прыщавые подростки, познающие собственное тело.
Каждый шаг давался Тане с трудом, но до своего стола она все же дошла, аккуратно положила сумочку с краю и вытащила из лотка чистый лист бумаги. Села, взяла ручку и образцовым почерком вывела по центру страницы: «Заявление».
Писала не торопясь, будто на уроке каллиграфии. Буква к буковке, как говаривала учительница в начальных классах. «Прошу уволить меня по собственному желанию…» Это была ее лебединая песнь. Каждый человек, которому приходится жечь мосты, хочет уйти красиво, только вот представления о красоте у всех разные. Кто-то предпочитает устроить сцену, разбить о стену сервиз-другой или припечатать оппонента язвительной шуткой о размере мужского достоинства. Таня хотела оставить после себя образцовое заявление. Быть может, Байгозин, увидев его, осознал бы, что никогда у него больше не будет такой старательной девушки.
Что еще? Запасные колготки из нижнего ящика стола. Рабочая косметичка. Почти пустая упаковка из-под таблеток от головной боли. А, и сувенирный рыжий мышонок, который уже третий год сидел под монитором. Все. Как будто здесь никогда и не было человека по имени Татьяна Полтавцева.
– Уже уходите? – удивленно окликнул ее Красков, когда она уже перекинула сумочку через плечо.
– Слушайте, а вы хоть немного разбираетесь в телефонной безопасности? – вдруг спросила Таня.
– Так себе. А зачем вам?
– Если мне звонили со скрытого номера, я могу как-то узнать, кто это был?
– Теоретически, да. Самое простое – заказать детализацию вызовов. Если что-то серьезное, я могу проверить. Вам угрожали? – Красков будто почуял что-то неладное: напрягся, как ищейка, учуявшая след, подошел к Тане.
– Нет-нет, все в порядке, – она выдавила жалкое подобие улыбки, чем явно напугала Краскова еще сильнее. – Ах да, и передайте Николаю ключи от офиса, пожалуйста.
– Зачем?
Красков окинул ее взглядом Шерлока Холмса. Наверное, перед его глазами в это самое мгновение всплывали подсказки. Складки на блузке – собиралась второпях. Сжатые в ниточку губы – нервничает и что-то скрывает. Сувенирный мышонок, колготки, косметичка… Собирается уйти с концами?! От внезапной догадки Красков изменился в лице, резко обернулся и увидел на Танином столе заявление. Метнулся туда, схватил бумагу и, пробежав по ней глазами, ошарашенно уставился на беглянку:
– Это как?.. Подождите, а Байгозин знает? Вы предупредили?..
В любой другой день Таня бы вежливо и обстоятельно ответила на любые допросы, но сегодня от одного упоминания Байгозина к горлу подкатил тугой ком.
– Простите, – выдохнула она, бросилась вон из офиса. Так торопилась, что снова задела рекламный макет, споткнулась и выронила мышонка. Тот, звякнув, разлетелся на рыжие осколки. Что ж, покойся с миром, маленький друг.
Правило 4
Проговаривай страхи вслух
– Таня! Что за фокусы? Как это вообще понимать?! – Байгозин стоял под дверью и уже минут пять садировал кнопку звонка.
Таня поставила телефон на режим «в самолете», спрятала ноутбук, чтобы не было соблазна заходить в соцсети, и думала, что на этом окончательно огородилась от прошлого. По крайней мере, раньше Николай никогда не утруждал себя лишними телодвижениями, чтобы связаться с ней. Но что-то в этом мире явно пошло не так: мало того что Байгозин явился прямиком к Тане, так еще и ломился в дверь, как большевики в Зимний дворец. Господи, неужели нельзя просто оставить ее в покое? Таня и так избавила его от неприятных объяснений. Все же яснее некуда: она знает о любовнице, смириться с положением двадцатой наложницы в гареме не может. Зачем?! Зачем еще мусолить это? Или ему кажется, что он сделал ей недостаточно больно?
Таня терпела, старательно затыкала уши, но когда даже соседи застучали по батареям, собралась с духом и отправилась на заклание.
– Что тебе нужно? – Она приоткрыла дверь на цепочку.
– Пусти сейчас же! – Байгозин попытался просунуть руку, но чуть не застрял и, отдернув ладонь, подул на пальцы. – Что за детские выходки?
– Я оставила заявление.
– Это я понял. Я спрашиваю: какого черта?! Контекстная реклама приостановлена, как ее оплачивать, я понятия не имею. И это все за неделю до «Синтезии»! Ты издеваешься?! Тебе внимания не хватает? Решила набить себе цену? Это же форменное предательство! Имей в виду, я такое не прощаю!
Предательство. Так высокопарно – и так забавно слышать это именно от него. Таня даже сняла цепочку, чтобы все-таки заглянуть в глаза человеку, который имеет совесть обвинять ее в своих же проступках. Байгозин же воспринял открытую дверь как извинение и приглашение к действию: заулыбался и с хозяйским видом ввалился в квартиру, протягивая к Тане пухлые руки.
– Сразу бы так, Танюша! – промурлыкал он. – Иди ко мне…
Но Таня отшатнулась, как если бы он протянул к ней бензопилу.
– Я все знаю, – холодно ответила она. – Про ту женщину.
Байгозин застыл, словно Таня вдруг заговорила на суахили.
– Что?.. Ах это, – отмахнулся небрежно. – Все понятно. А я ведь говорил тебе: женская дружба – иллюзия. Эта хабалка… Как ее… Люба? Она тебе просто завидует. Ты ведь не веришь в то, что она тебе наплела?
– Люся, – машинально поправила Таня. – И да, верю.
– Боже, с тобой еще работать и работать, – обреченно вздохнул Коля. – Хорошая моя, ну она же примитивная баба и вертит тобой. Такие, как она, ничего не могут добиться своими силами, вот она и идет по головам. По твоей очаровательной головке. – Байгозин хотел было потрепать Таню по щеке, но она вовремя увернулась. Мысль о любом физическом контакте сейчас вызывала у нее отвращение. – Танечка, девочка моя, да что с тобой! Ты пускаешь в себя чужой негатив, и…
– Я видела, как ты целовался с этой… женщиной.
Байгозин растерялся, но ненадолго. Не просто же так он называл себя тренером номер один и вел тренинги, доводя женские стада до духовного экстаза: что-что, а языком он умел работать как бог.
– Ты про эту бедняжку? – Он жалостливо вздохнул. – Она просто влюблена в меня… Угрожала сотворить с собой что-то страшное… Я просто утешил ее – и, разумеется, позвонил своему другу, клиническому психологу, чтобы он…
– Хватит. Пожалуйста, – взмолилась Татьяна. – Я больше не могу!
– Ты о чем? – Байгозин всегда стремился производить впечатление человека умного и знающего, но сейчас, казалось, искренне не понимал, как вообще кто-то может не падать перед ним ниц от восторга.
– Просто уйди. – Таня обхватила себя руками. – Я не буду с тобой работать, не хочу тебя видеть. Пожалуйста, не мучай меня!
– Ты что… Выгоняешь меня?! – Прямоугольные очки сползли на кончик носа, и Байгозин подслеповато заморгал. – Я ведь все для тебя… Я вытащил тебя из этой дыры, сделал из тебя настоящую женщину… Ты… Да кем бы ты вообще была?..
– А что у нас дверь нараспашку? Заходи, бери что хочешь! – Люська вкатилась в прихожую ровно в ту секунду, когда Таня уже висела на волоске от отчаяния. – Ты, значит. – Люся повесила сумку на крючок и, засучив рукава, двинулась на Байгозина. – Страх совсем потерял, да? Приперся он сюда!
– Таня! Танюша!.. – Женский гуру, переводя взгляд с побледневшей Тани на пунцовую от ярости Люсю, попятился к двери. – Скажи ей!..
– Ах ты!.. – Люська обшарила взглядом коридор и схватила первое, что попалось на глаза: железную ложку для обуви.
Байгозин мигом растерял шарм и кошачью вальяжность, съежился.
– Я женщин не бью!..
– Тебе же хуже!
Раз! – и ложка обрушилась на его плечо.
– Танечка!..
Два! – удар пришелся по ребрам.
– Имей в виду: ты меня не вернешь!..
Три! – Люська подняла ногу на святое, и Байгозин, завыв, скрючился, сделал шаг назад и, зацепившись за порог, рухнул навзничь.
До этого Таня молчала, даже не пытаясь остановить возмездие, потому что где-то в глубине ее души проснулось темное альтер эго, со смаком наблюдающее, как карма в Люськином лице восстанавливает справедливость. Теперь же злорадство уступило место страху: ведь так и начинаются дела об убийстве по неосторожности! А если Байгозин расшибет затылок? Как бы Таня ни обижалась на него, видеть содержимое его черепа на лестничной клетке точно не хотела.
– Перестань! – Оттащив грозную соседку, Татьяна склонилась над бывшим: – Ты цел?
Байгозин нащупал слетевшие очки, водрузил их на законное место и, злобно блеснув линзами, встал.
– Вот так, значит, да? – с тихой угрозой осведомился он. – Что ж. Будь по-твоему. Больше ты меня не увидишь.
– А-а-аллилуйя! – пропела Люська у Тани за спиной.
– Еще приползешь, будешь прощения просить… – Байгозин на всякий случай отошел подальше, к лифту. – Но я тебя не приму!
– Переживет и без такого недотырка! – Люська отодвинула подругу, снова замахнулась ложкой, но лифт появился как нельзя вовремя, и Байгозин молнией нырнул в спасительную кабину. – Вот паскуда… Значит, бросила его все-таки! Молодец! Так ему!
– И уволилась, – сообщила Таня задумчиво.
Впервые в жизни она гордилась собой. Не потому, что ее похвалили, просто вдруг по-настоящему была уверена, что поступила правильно. На этом, правда, вся радость от момента закончилась. Розовые очки спали, крылатые единорожки, порхавшие в животе от байгозинского словоблудия, растворились в желчи, и на языке появился горьковатый привкус реальности. Четыре года, два месяца и… Сколько там? И пятнадцать дней. Все это время со смачным хлюпом всосалось в канализацию. И кто она теперь? Безработная девица в чужом городе. Ни высшего образования, ни финансовой подушки безопасности, ни перспективы брака – хотя, как выяснилось, ее и не было изначально. Как все это назвать одним словом? Очень просто: никто. Никто со здоровенной такой буквы «Н».
– Ты же не собираешься плакать из-за этого лоха чилийского? – Люська вернула ложку на место и с подозрением покосилась на оцепеневшую Таню.
– Нет, – искренне отозвалась та. – Но кому я теперь нужна?
– Шутишь? Мужиков-то в Москве – задницей ешь.
– Да я не про это. Аренду платить надо, а у меня работы нет. И квалификации…
– С арендой разберемся, если что. Я заплачу. На отдых откладывала, но… Раз уж такое тут. Развейся слегонца. Бабу его найди, надо ей хотя бы шины проколоть, я не знаю. Или это… – Люська усмехнулась. – Мне тут одна в салоне рассказала. Короче, у своего в телефоне какую-то лахудру нашла. Он ее еще Федором Палычем записал, затейник. До этого додумался, а переписку потереть – нет. И вот открыла, значит, клиентка моя сообщения посмотреть, что за Федор Палыч названивает кобелю ее в два часа ночи… А там фотки-то, фотки! Ну, говорит, и сиськи у этого Палыча!
– И что она сделала?
– Ну, по мне, лучше б сразу ему этим телефоном по щам, но она говорит: муж, как-никак. Дети, все такое. Зарплата, опять же, косарей двести, черная. Вот так выставишь – а он будет алименты по сто рублей переводить. – Люська скривилась, всем своим видом демонстрируя презрение к сильной половине человечества. – Короче, она телефончик этого Палыча скопировала – и не поленилась рекламу запустить. Досуг, мол, сауна, полный пакет услуг. А главное – как-то там намудрила, чтобы эти объявления муж увидел. Представляешь? Сразу романтику начисто смыло!
– Очень остроумно, – съязвила Таня. – Проще было в подъезде на стене написать. Такая-то, такая-то, пенсионерам скидки.
– Вот! – Люська всем была хороша, но сарказма не понимала с детства. – Видишь? Попер креатив, родимый! Давай мы с тобой по пятьдесят, как говорится, за свободу, курицу эту выследим – и по сусалам ей, по сусалам!
– Да не собираюсь я мстить! – подала голос Таня.
Однако Люська уже завелась не на шутку.
– В принципе можно не бить, – размышляла она вслух, витая где-то в облаках сладостной мести. – Ты ведь рекламу такую умеешь настраивать? Представь: рожа твоего кобеля – и подпись: «Самый маленький пипидастр в мире!»
– Пипидастр – это щетка для пыли. И потом…
– Ну да, ну да… И как-то слишком просто. Лучше так: «Размер не имеет значения!» И этот твой Коленька. – Люська изобразила рекламную улыбку и подняла вверх большой палец. – А?! Скажи же, шикарно! Пошли, замутим, а потом уж можно и по пятьдесят.
– Не, Люсь…
– Ну, как скажешь. Можно и сначала по пятьдесят, если прям трубы горят.
– Людмила! Ватутина! – окрикнула Таня замечтавшуюся соседку. – Послушай, я не буду мстить! Ни ему, ни ей! Никому!
– Как?.. – Люськино лицо разочарованно вытянулось.
– Я думала ей позвонить, а потом… Это унизительно, понимаешь? Не хочу! Мерзко все это! – Таню передернуло. – И вообще: работу надо искать.
– Уверена? Нет, сама смотри. Но ты ж у него не одна такая! Он девиц толпами дурит. И все слушают, разинув рот, верят в эту пофигень. А он им жизни ломает. Кто-то влюбится, кто-то, не дай бог, залетит. И что, так это и оставишь? Пусть кобелирует на здоровье? Раз сошло с рук, значит, можно?
У Тани в памяти всплыла вчерашняя посетительница, чья дочь якобы ушла от мужа из-за Байгозина и, возможно, даже умудрилась от последнего забеременеть. Теперь эта история уже не казалась столь абсурдной: тот, кто сходил налево однажды, вполне мог проворачивать этот трюк и десять, и двадцать раз. А та девушка на последнем тренинге? Саратов или Самара… Не суть. Значит, Байгозин планировал затащить ее в гримерку отнюдь не за деловой беседой? И в Волгограде, и в Воронеже, и в этом, как его… Усть-пере-что-то-тамске… Вот подлец! И ведь мастерски выворачивал все так, что Таня сама чувствовала себя параноиком. Наивно верила, будто просто напридумывала себе всяких глупостей… Люська права: Байгозин способен искалечить не одну судьбу. Другое дело, что Таня не находила в себе моральных сил, чтобы спасти таких же униженных и оскорбленных дурочек, как она. Это было бы благородно, да. Но копаться снова и снова в похождениях бывшего, подспудно представляя, в каких позах он сношал случайных женщин, пока она, Таня, пускала слюни и грезила о белой фате? Нет, слишком тяжко и омерзительно. Она не Человек-паук и даже не летучая мышь, чтобы встать на страже справедливости ценой собственной жизни. Если бы Таня и превратилась в какого-нибудь супергероя однажды, то уж скорее в девочку-мышь. А таким положено сидеть в норе и не высовываться.
Конечно, вслух признаться в подобном малодушии Таня не могла. Уж не Люське, это точно. А потому из-за того же пресловутого малодушия Таня попыталась изобразить благородство.
– Пусть это останется на его совести, – сказала она, стиснув челюсти для пущего эффекта. – Для меня это закрытый этап – и точка. Я устроюсь на новую работу и просто пойду дальше.
Жаль, только в старинных сказках работает формула «сказано – сделано». Может, оттого, что в древние времена не слыхали о кризисе, может, оттого, что не сочинили еще волшебную историю о специалисте по контекстной рекламе. Если бы Таня умела, к примеру, пахать, кашеварить или полоскать в реке белье кверху задом, то сейчас ей бы не пришлось заполнять анкету на сайте. Пошла бы к какому-нибудь царю или купцу, и уже через пять минут была бы трудоустроена. К сожалению или к счастью, эпоха сказок канула в небытие вместе с царями и Кощеями, а вместо Бабы-Яги появилась проблема пострашнее. И имя ей – безработица.
В этом Таня убедилась на следующий же день, когда выложила свое нехитрое резюме во Всемирную паутину и принялась ждать улова. Раз закинула невод запроса – пришел невод с одним просмотром, да и тот от самой Татьяны. По вакансиям кликнула корпоративным – и остались клики без ответа. Словом, золотой работодательской рыбкой так до самого вечера и не запахло.
– Этот твой Интернет – фигня, – глубокомысленно изрекла Люська, когда за ужином Таня рассказала о своем бедственном положении. – Надо искать по знакомствам.
– Но у меня нет таких знакомых! Все остались в Уфе, а здесь я работала только с Колей…
– Говорила же, он тебе всю жизнь испохабил, – Люська фыркнула и вооружилась телефоном. – Так, чем ты там занимаешься? Реклама? Бумаги?
Таня хотела уже ответить, но вдруг поняла, что не знает, как одним словом описать свою работу. Она делала… Да все понемногу, наверное. Договаривалась с организаторами, заказывала брошюры, освоила даже графические редакторы и полиграфическую программу. Вела соцсети, строчила мотивирующие посты, бронировала гостиницы – и да, настраивала контекстную рекламу. Но какое все это имеет значение, если у нее в трудовой было написано просто: «помощник руководителя». Таня попыталась сбивчиво перечислить все свои обязанности, но с каждым словом лицо Люси принимало все более отсутствующее выражение.
– Ясно. – Вздохнув, она протянула гаджет подруге. – Набивай сама. Прям пиши конкретно: умею то, се, SMS…
– SMM, – поправила Таня.
– Вот-вот, именно это я и имела в виду.
– А кому писать-то?
– Это неважно. Главное, чтобы было понятно, что без тебя бизнес ну вообще не выдюжить.
Таня послушно расписала все, в чем когда-либо помогала Байгозину, присовокупила программы, в которых умела работать, и простыня вышла внушительная.
– Другое дело! – Люська даже не стала читать. – Вот, теперь добавим: «Одна моя знакомая…» – ее пальцы запрыгали по дисплею. – «Я сразу вспомнила о вас… Такой…» СпИце – или СпЕци-?
– Чего? – Таня не успевала за Люськиным полетом фантазии.
– По фигу, напишем «профессионал». Подожди, два «ф» или два «с»? – Люська раздраженно поморщилась: русский язык не входил в число ее любимых предметов. – Короче, «профи». Теперь рассылаем…
– Кому? – снова спросила Таня, снедаемая чувством «без меня меня трудоустроили».
– Да всем подряд, – беспечно отозвалась Люська. – Кроме мамы и бабушки: эти точно не шарят.
– Слушай, если на сайте вакансий никто не ответил, то тут…
– А это ты зря! У меня знаешь какие клиентки есть? Думаешь, дорогущий маникюр делает кто попало? Такие бизнес-леди… Яйца побольше, чем у твоего Байгозина. Кстати, о яйцах. Хочешь мексиканский омлет?
Таня, конечно, любила омлеты, но слово «мексиканский» вкупе с Люськиной патологической страстью к душераздирающим специям отталкивало. Не каждый может похвастаться язвоустойчивым желудком, а потому Таня просто вежливо покачала головой. Ее вполне устраивала овсянка, залитая кипятком.
– Дело хозяйское. – Люська вытащила из холодильника все необходимое, но не успела она разбить и одного яйца, как телефон разразился трелью. – О! Не иначе, по твою душу!
– Вряд ли…
– Да? – Люська прижала смартфон плечом к уху. – А, насчет работы? – И бросила на Таню победоносный взгляд. – Нет, еще актуально. Да она вот тут сидит, сейчас дам трубочку…
Таня не сразу справилась с удивлением, но как только до нее дошло, что Люська и вправду уделала всю индустрию онлайн-кадровиков одним изящным движением, то спешно проглотила остывшую овсянку, вытерла рот и ледяной от волнения рукой перехватила гаджет.
И снова Люська оказалась права: такими полезными связями, как маникюрша, похвастается не каждый опытный пиарщик. Таню пригласила на собеседования одна из любительниц идеальных ногтей, а по совместительству – начальница отдела маркетинга в крупной клинике пластической хирургии.
Все складывалось так, что Тане верилось с трудом: ей предлагали работу, на которой она собаку съела. С поводком и ошейником. Аудитория – женская. Все те же соцсети, все та же настройка. Но в отличие от Байгозина Лариса, ее потенциальный босс, предлагала официально оформить красивую должность, полный соцпакет, да еще и персональную скидку на услуги клиники. Не то чтобы Таня собиралась в ближайшее время что-нибудь себе откромсать или пришить, но ведь приятно же!
– А выйти когда нужно? – Таня изо всех сил старалась не звучать слишком радостно, да и Люська жестами призывала ее быть солиднее и снисходительнее. Мол, только и успевает отбиваться от предложений.
– Как вам удобно, – ответила Лариса. – Но у нас девочка уволилась, работы по горло, так что чем скорее, тем лучше.