Нам нельзя Лукьянова Виктория
– Здравствуйте, – шепчу, посматривая на вышедшего вперед Самойлова. Он и мне протягивает руку, но вместо пожатия кладет ладонь на плечо и подталкивает к столу. Возможно, у меня на лице все написано. Я хочу уйти, да как можно скорее. Он уже раскусил меня и видит, с каким нежеланием я сейчас нахожусь возле них.
– Я так рад, что вы приехали.
Тем временем мама привстает, чтобы приобнять сестру. Все их движения нарочито выверенные. Видимые касания, натянутые улыбки, отрепетированные фразы. Все настолько пропитано ложью, что я невольно морщусь. Благо никто не видит.
Опускаюсь на отведенное мне место, кладу салфетку на колени и надеюсь, что за весь вечер они будут так увлечены «разговорами», что не посмотрят в мою сторону. Самойлов садится по правую руку от меня, через одно пустующее место. Тетя сидит напротив и может контролировать все, что я буду делать или говорить, но пока ее внимание сосредоточено исключительно на сестре и на ее муже. Она начинает нахваливать ресторан, прошлый банкет, и в таком режиме проходят следующие минут пятнадцать. Перед нами ставят тарелки с изысканными блюдами, старшие разговаривают о прошедшем празднике, тетя растекается в комплиментах и едва ли не боготворит Самойлова, который, впрочем, держится очень даже хорошо, а мама… На маму я не смотрю. Не знаю, как объяснить. Мне сложно думать о ней. Сложно находиться рядом. Даже ее голос доставляет мне неудобства.
Все слишком сложно.
Я же старательно поедаю первое блюдо, надеясь, что хотя бы так не привлеку внимание взрослых, но не тут-то было. Ко мне обращается Станислав Валерьевич.
– Элла, – произносит мое имя так, что кожу покрывают мурашки, – я слышал, ты в этом году будешь поступать. Уже выбрала учебное заведение?
Отрываюсь от созерцания тарелки и кошусь в его сторону.
Он смотрит на меня, ожидая ответа. Тетя затихает и тоже смотрит в нашу сторону.
– Да, конечно, – быстро киваю, отводя взгляд. – Рассматриваю несколько вариантов…
– Мы уже присмотрели парочку вузов. Будем подавать документы, – в разговор вклинивается тетя, делая акцент на «общих» заслугах. – У Эллы очень высокие баллы, так что думаю, бюджетное место нам обеспечено.
– О, это же отлично, – хвалит Самойлов, смотря теперь на тетю. Он правильно понимает правила игры. Она – ведущий игрок, я же… блин, я размазня, которая даже не может ответить. – И куда будет поступать Элла? У меня сын учится в академии, правда, на коммерции, но я могу помочь, – он делает недвусмысленный намек, что готов взяться за мое будущее.
Я вспыхиваю и смотрю на тетю. Она терпеть не может, когда кто-то пытается отобрать у нее власть. Даже такую власть, как надо мной. Но тетя в этот раз помалкивает. Закуситься с человеком, у которого есть куча денег и реальная власть, ей не по зубам.
– Было бы неплохо, – отзывается она, улыбаясь. – Сейчас так сложно поступить на бюджетное место, даже если высокие баллы. Сами же понимаете.
Самойлов кивает, переводя взгляд на меня. Какую, черт побери, он затеял игру? Это ради мамы? Он хочет показать ей свою власть или просто добряк, которому плевать как, но надо делать хорошие дела для семьи? Потому что я на сто и один процент уверена, что мама не просила его о помощи. Ей вообще все равно, как и где я буду учиться, лишь бы не пришлось за это отваливать приличную сумму. Она так и сказала тете примерно два года назад, когда встал вопрос об учебе – идти ли в десятый класс или же колледж – мой предел.
Он даже хочет что-то сказать мне, но вмиг его лицо меняется, и взгляд устремляется куда-то далеко позади за моей спиной. Я сижу так, что не вижу вход, зато через несколько секунд узнаю, кто именно привлек внимание Самойлова.
– Ты опаздываешь, – в его голосе звучит легкий налет раздражения, но улыбка говорит об обратном.
Нет. Я ошибаюсь. Он не добряк. Он просто хорошо умеет играть отведенную ему роль.
Рядом со столом останавливается кто-то, и я, наконец, могу рассмотреть пришедшего. И едва не вспыхиваю, поняв, что рядом со мной стоит Арсений Самойлов. Тот самый парень, личную жизнь которого я изучала накануне до позднего вечера. Не думала, что наша встреча состоится так скоро.
Он обводит внимательным взглядом собравшихся за столом. Первой реагирует мама. Она привстает, чтобы поприветствовать парня.
– Здравствуй, Арсений. Я так рада, что ты приехал.
Он фыркает, явно давая понять, что ему плевать на ее «радость». Я вздрагиваю, когда слышу приглушенный звук, но в тот же миг внутри что-то резонирует. Мне нравится его реакция. Мне нравится реакция мамы – она явно промахнулась и теперь не знает, как себя вести. На ее губах появляется вымученная улыбка, и она садится обратно за стол. Темные брови тети игриво изгибаются. Она слишком проницательна, чтобы упустить этот момент из виду. Уверена, вечером я наслушаюсь теорий о сложных взаимоотношениях в этой новой семье.
– Ладно, садись, – ситуацию в свои руки берет Самойлов и указывает сыну на свободный стул. На тот самый, что стоит между мной и Станиславом Валерьевичем.
Арсений, наконец, поворачивает голову и замечает меня. Что же, кажется, я вполне справляюсь с ролью невидимки, потому что замечаю, как на его лице неожиданно отражается удивление.
Не знаю, как реагировать, поэтому улыбаюсь уголками губ. Достаточно для того, кто со мной незнаком. Самойлов-старший быстро исправляет ситуацию.
– Познакомьтесь – мой сын. Арсений, – это он обращается к тете. Потом смотрит на сына и представляет нас: – Марина, старшая сестра Ольги, – он указывает на тетю. – А это у нас Элла. Я тебе рассказывал про нее.
Вмиг к моему лицу приливает краска. Рассказывал? Не верю собственным ушам, но по тому, как скользит по моей коже взгляд Арсения, догадываюсь, что Самойлов не лжет. Он действительно заочно познакомил своего сына с дочерью новой жены. Вот бы еще меня предупреждали.
– Привет, – шепчу дрогнувшими от гнева губами.
Арсений игнорирует меня, демонстративно оборачиваясь к отцу. Теперь я любуюсь его затылком и могу убедиться, что фотографии из соцсетей не лгут. Он хорош со всех ракурсов. Широкие плечи, крепкая спина, которую обтягивает синяя футболка, хотя выбор для семейного ужина в ресторане сомнителен. Возможно, это такой бунт. Выражать себя через одежду. Я ведь поступаю точно так же, уничтожая подаренное платье и выбирая блёклый наряд монашки.
– Вчера мы не видели тебя на свадьбе, – произносит тетя, уставившись на парня. Он определенно ей нравится. Она вообще любит, когда кто-то досаждает моей матери.
– Потому что я не приходил, – пожимает плечами Арсений, подзывая официанта. Он-то опоздал и все, что есть на столе для него, так пустой бокал.
Тетя изумленно изгибает бровь. Ей интересно знать причину, хотя я догадываюсь, что она и так все понимает. Арсений против брака отца и моей матери. Разве что слепец этого не увидит.
– Не люблю свадьбы, – продолжает говорить парень, когда на него недвусмысленно смотрит отец. Явно Самойлов-старший не рад, каким тоном отвечает Арсений.
– У нас был уговор, – продолжает отвечать за сына Станислав Валерьевич, тем самым давая понять, что не стоит продолжать тему. – Но на ужин ты все-таки приехал.
– У нас был уговор, – пародирует его Арсений, увлеченно делая заказ. Когда в его бокал наливают вина, он хитро ухмыляется и неожиданно смотрит на меня. – Наверное, я пропустил пару тостов?
Качаю головой так, будто он спрашивает меня. Вот еще не хватало, чтобы Арсений обращал на меня внимание. Быть тенью – мой план на этот ужин, но если он начнет обращаться ко мне по поводу и без, лишь бы позлить старших, мои нервные клетки достигнут предела накаливания.
– Ну, раз нет, – тем временем продолжает говорить Арсений, уже оборачиваясь к моей матери, – тогда я буду первым. За самую прекрасную невесту на свете. Я счастлив, что вы, Ольга, теперь позаботитесь о моем старике.
Тетя едва не давится от смеха, мама, выпучив глаза, смотрит на обретенного родственника, а Самойлов для меня, как закрытая книга – его лицо вообще ничего не выражает, и только сам Арсений чертовски горд собой. Вроде бы ничего плохого не сказал, даже комплиментов отсыпал моей маме, да и отца ласковым «о моем старике» отозвался, но я чувствую, как воздух накаляется. Арсений еще попортит им кровь, и мне бы порадоваться за такого «родственника», ведь будет кому потрепать нервы моей маме, но я все равно опасаюсь его.
Не знаю, что именно, но чувствую нечто плохое, исходящее от парня. Нечто такое, отчего дышать становится тяжело, особенно когда он сидит буквально в сантиметрах от меня, и я могу почувствовать его запах, ощутить некую вибрацию, которая исходит от парня. Он зол. Он в бешенстве, но держит эмоции под контролем, хлестко ударяя отца и его новую жену. Он умеет играть по взрослым правилам. Мне же только предстоит научиться этому искусству. А ведь у нас разница в возрасте чуть меньше года. Всего-то! А такая колоссальная пропасть.
Наверное, я завидую ему. Арсений может постоять за себя, а все, что могу сделать я, так молча отсиживаться и стараться не привлекать чужого внимания. Хотя кого я обманываю! Арсений уже знает обо мне все. Я уже в поле его зрения. И если судьба сведет нас вновь, то он точно оторвется и на мне.
Какой же сегодня дерьмовый день.
Глава 5
– А он хорош, – блаженно тянет тетя, скидывая туфли с опухших ног.
Я кошусь в ее сторону, едва подавив отвращение. Так и знала, что ее повеселит сегодняшнее представление.
– Кто?
Тетя приподнимает веки и смотрит на меня так, будто я совсем дура. Ну, возможно, так и есть, раз до сих пор позволяю ей считать меня несмышленой малышкой. В какие-то моменты такая «глупость» меня здорово спасает.
– Этот парень. Арсений, кажется.
Она произносит его имя, немного призадумавшись, но я-то понимаю, что она прекрасно помнит не только его имя, но и где парень учится, чем занимается. Ведь за весь вечер тетя изрядно его допытывала своими вопросами. Она слишком любознательна. В свои сорок три пора бы набраться терпения, но тетя живет по своим правилам, и плевать ей на весь белый свет. Но, с другой стороны, благодаря ее вопросам, которые беспардонно сыпались на Арсения, я кое-что усвоила для себя. Если нам и предстоит в будущем пересекаться на каких-нибудь семейных праздниках, я буду лучше знать парня. Точнее то, что он круто притворяется тем, за кого его хочет принимать Самойлов-старший и кем Самойлов-младший не хочет быть.
– А как он ловко осадил твою мамочку, – усмехается тетя, откинув голову назад и вновь зажмурившись. Думаю, из всего, что произошло за ужином, ей понравился именно этот момент.
Я пожимаю плечом, едва подавив желание улыбнуться. Что же, мне тоже понравилось. Впервые за долгое время я увидела, как маска на лице моей матери дала трещину, и ее настоящие чувства наконец-то показались. Жаль, что недолго. Но мне бы и по такому поводу ликовать, однако на душе кошку скребут.
– Я, наверное, спать пойду. Устала очень.
Тетя машет рукой, отпуская меня. И пока она не передумала, выскальзываю из гостиной и тороплюсь поскорее добраться до своей комнаты. Там, прикрыв дверь, выдыхаю.
Два дня. Два чертовых дня отняли у меня столько сил, сколько я не потеряла за последний учебный год. Нет. Находиться рядом с мамой я не могу. Она, словно черная дыра, притягивает меня, но стоит оказаться рядом, как прочь улетучиваются мысли, силы, желания. Я становлюсь пустой и слабой.
Я так больше не могу.
Пожалуй, нужно торопиться и проваливать из этого города, пока очередная семейная встреча не размазала меня, как каток по асфальту.
Стягиваю свой серый безликий сарафан, переодеваюсь в домашние брюки и майку и отправляюсь заниматься приготовлениями ко сну, когда ловлю себя на том, что руки сами тянутся к телефону.
Арсений. Видеть его на фотографии – одно дело, но быть рядом, чувствовать легкий запах парфюма и сигарет – другое. Вновь просматриваю его открытые профили, снимки, которые он постит чуть ли не каждый день, и понимаю, что хочу так же. Хочу вот этот мир с картинки, а не эту серую унылость, в которой проживаю день за днем. Почему кому-то везет, и он волен делать все, что вздумается? Почему я должна выбивать отличные оценки кровью и потом, не спать ночами, лишь бы сдать экзамены на высокие баллы, и все равно не получить одобрения? Что я делаю не так?
С ненавистью отбрасываю телефон на кровать и прикладываю к лицу ладони. Чувствую кожей влагу – я опять плачу.
– Ну, сколько можно?! – рычу сквозь зубы и, подскочив, бегу в ванную комнату. Мою лицо, тру глаза, пока не успокаиваюсь. Хватит. Я устала быть слабой девочкой.
Устала соответствовать чьим-то стандартам. Но легко признать свои ошибки, а вот исправиться…
С дурными мыслями я засыпаю, чтобы вступить в новый день все той же покорной Эллой, которая должна всеми силами стараться быть той, кого хотят видеть. Чтобы однажды вырваться из замкнутого круга, в который меня давным-давно, еще грудничком, посадила собственная мать.
Женщина, которой на меня наплевать.
Следующий день проходит точно так же, как и предыдущий. Я занимаюсь рутиной, хлопочу по дому и готовлю платье для выпускного, до которого осталось совсем чуть-чуть, когда на наш тихий дом обрушивается настоящий ураган. И будь я готова к этому, то не тряслась бы от волнения и страха, подслушивая чужой разговор под дверью.
Десять минут назад приехала мама. Вот так запросто явилась к нам без звонка и приглашения. Она ворвалась, едва не снеся тетю, которая была шокирована ее появлением не меньше, чем я.
– Оля, какими судьбами? – Тетя всегда берет себя в руки быстрее, чем это может показаться.
– Нам нужно поговорить, – без приветствий отвечает мама.
Я застываю в коридоре, став случайной свидетельницей их безмолвной перепалки. Они уже ругаются, хотя только смотрят друг на друга. Я же не верю глазам, наблюдая маму здесь. Как же редко она бывала в этой квартире, доставшейся им по наследству от моей любимой дорогой бабушки. Я прижимаюсь к стене в надежде, что мама не заметит, но она все равно словно чувствует меня, поворачивает голову и кивает. Впервые, что ли… А потом вновь отворачивается и смотрит на тетю.
– Марин, надо поговорить. Срочно.
Тетя усмехается. Она видит то, что не вижу я, и хватается за это. Вонзает острые коготки, давит, углубляя раны, и продолжает победоносно улыбаться.
– Поговорить нужно тебе, а не мне, – пожимает плечами. – А мне нужно выпить чаю.
– Вот и поговорим на кухне, – шипит мама, заметно нервничая. Не помню, когда она так бесилась.
Да я, если честно, вообще не помню, когда она приходила сюда в последний раз. Наверное, мне было лет десять, и тогда я переболела ветрянкой. Нет. Не тогда. Она не приходила. Прислала только пакет с фруктами и какую-то куклу. В десять лет я уже не играла в куклы.
– Ну ладно, идем, – отвечает тетя так, будто делает младшей сестре одолжение. – Поговорим, если уж так надо.
Развернувшись, она направляется туда, где стою я. Быстро кивает мне, словно что-то хочет сказать, но я настолько шокирована внезапным появлением матери у нас дома, что туго соображаю. Она замечает мою озадаченность и кладет руку на плечо.
– Элла, занимайся дальше своими делами, – говорит тетя, и я наконец-то могу обрести почву под ногами. Киваю и проскальзываю в ванную комнату, которая граничит с кухней, куда направляется тетя, а следом вышагивает мама, надменно вздернув острый нос.
Слышу, как кто-то из них закрывает дверь.
Мне бы уйти. Мне бы заняться своими делами, как и сказала тетя, но я не могу сдвинуться с места. Не знаю, в курсе ли мама, что дом старый, стены тонкие, и я все слышу. Помнит ли об этом тетя, которая не отправила меня, например, в свою комнату, а позволила зайти сюда?
Я разрешаю любопытству взять верх и прижимаюсь ухом к стене. Там, где все слышно.
– И что тебя привело в мою скромную обитель? – театрально спрашивает тетя, и я даже представлю, как она взмахивает руками, закатывает глаза и выдыхает.
Она не мечтала о карьере. Она не грезила голубым экраном или подмостками знаменитых театров. Вся ее игра – кривлянья для сестры. Мол, смотри, как я умею. А мы ведь родня, мы ведь так похожи. Это ты так выглядишь на сцене или в кино. Ты и я – одно целое. Примерно так я читаю этот посыл, представляя выражение мамы. Она злится, но не скандалит. Она пришла сюда не просто так, и значит, ей нужен этот разговор, даже если он никому не понравится.
– Будешь чай? – продолжает вопрошать тетя и, судя по звуку, подходит к плите и берет чайник. Звенит посуда. Она достает чашки.
– Нет, не буду.
– Оль, ты же пришла в гости, – хмыкает тетя, – так что угощайся. Это ведь и твой дом.
Я закатываю глаза. Опять начинается. Квартира после смерти бабушки была завещана обеим дочерям. И тетю злит тот факт, что мама так и не отдала сестре долю. А я здесь и вовсе на птичьих правах нахожусь. Мне до сих пор неясны причины, зачем маме нужна здесь доля. У нее собственная квартира в центре города. Огромная, стильная и жуть какая дорогая (мне об этом тетя рассказывала много-много раз). Мы же ютимся в трехкомнатной панельке на окраине. Так далеко, насколько это возможно, чтобы не пересекаться, живя в одном городе. Будто два разных мира.
Впрочем, так было всегда.
– Не начинай, – отвечает мама. – Я пришла сюда поговорить о другом.
Уверена по многозначительной паузе – тетя изумленно изгибает брови, всем видом показывая свою заинтересованность. Поругаться из-за доли не получится, зато на другой теме, столь важной для мамы, тетя оторвется. Я даже предвкушаю, чем все закончится. Мама психанет и сорвется, убежит из родительского дома и еще лет пять здесь не появится. Тетя весь вечер будет пить вино, посмеиваться над своей глупой сестренкой и наставлять меня на путь истинный.
Не будь как она. Ты лучше.
К чему вся эта чепуха? Не понятно. Но я как обычно буду поддакивать тете и тайно лелеять мысли, как сваливаю прочь из этого дома одного сумасшедшего героя какого-то артхаусного фильма.
– Так что случилось? Мы же вроде сделали все, о чем ты нас так заботливо просила. Никаких скандалов, интриг, расследований, – перечисляет тетя, бряцая посудой. Так она добавляет остроты в разговор.
– Дело в другом, – громко выдыхает мама и, судя по скрипу ножек стула по кафельному полу, садится за стол. – Вчера вечером после ужина Стас сказал, что хочет, чтобы Элла переехала в наш дом.
Слышу свое имя и вмиг теряю выдержку. Сердце ударяется в горло, перехватывает дыхание. Ноги становятся ватными, а ладошки за секунду промокают от пота. Переехать? К ним?
Не верю своим ушам! Бред… Это какой-то бред!
– Зачем? – кажется, тетя тоже удивляется. – У Эллы есть дом.
Наверное, мама морщится. Наверное, тетя усмехается.
– Он предлагает Элле пожить у нас всего лишь лето. Пока она не поступит в институт. Или куда она там поступать будет.
Теперь я закатываю глаза, прижимаясь щекой к прохладной стене. Она даже не слышала или не хотела слушать. Ужасно!
– Она может и здесь жить дальше. У нас не было уговора, чтобы выгонять ее из дома, когда ей исполнится восемнадцать. Так что не переживай за дочку.
Я нервно дергаюсь. От их «уговоров» меня изрядно подташнивает. Но то, каким тоном это объявляет тетя, вгоняет меня в тоску. И я еще больше убеждаюсь, что поступаю правильно, собираясь уехать как можно дальше из этой дыры. Переезд к маме – кошмар наяву. Оставаться здесь еще на пару месяцев – терпимо, но уже не хочется.
Как же сложно!
– Я не переживаю, – фыркает мама. – Просто поговори с ней. Объясни, что это пойдет нам на пользу. Пусть соберет вещи. После выпускного мы ее заберем.
Ахаю и тут же прижимаю ладонь ко рту в надежде, что меня не услышат.
Она уже все решила. Нет, не она. Так захотел Самойлов, решив, видимо, поиграть в заботливого папочку, раз с сыном не складывается, а мама подыгрывает ему, притворяясь идеальной женушкой. Крепко зажимаю рот ладонью, потому что чувствую, как тошнота, уже реальная, подступает к горлу.
– В общем, она должна переехать к нам на лето. Потом мы снимем для нее жилье, когда она поступит куда-нибудь. Ты же будешь получать эти месяцы деньги.
– Думаешь, она согласится?
Между ними повисает тишина, а я хочу кричать. Хочу наорать на этих стерв, которые так легко решают мою судьбу.
Ненавижу их. Ненавижу их!
– Тебе придется уговорить ее, – отвечает мама и встает. Я слышу, как вновь скрипят ножки стула.
– А если не получится?
– Если тебе все еще нужна доля в этой проклятой квартире, то все у тебя получится.
Козырь. В ее руках всегда был чертов козырь! И она наконец-то использует его. И все потому что хочет угодить своему новому мужу. Стерва! Грёбаная стерва!
Хлопает дверь. Сначала кухонная. Потом входная. Мама уходит. Тетя остается на кухне, где я ее и нахожу спустя пять минут. Мне нужно время, чтобы привести свои чувства в порядок. То есть создать видимость, что я в порядке.
– Она уже ушла? – удивленно спрашиваю я, будто не заметила ухода женщины, которая меня родила и когда-то бросила. Впрочем, она бросает меня всегда.
Тетя кивает и делает глоток остывшего чая. Вторая кружка стоит полной – к ней не прикасались.
– Что она хотела?
Тетя кривит усмешку, но вместо ответа качает головой. Я стою в дверях, жду, но молчание начинает давить на нас обеих.
– Я пойду к себе.
Тетя кивает. Она так и не рассказывает ни о чем. Зато у меня есть время, чтобы все обдумать. Не так важно, каков будет ответ тети. Захочет ли она играть по правилам своей сестры ради денег и доли. Но я уже все решила.
Будет сложно. Будет больно. Но я сделаю это…
Глава 6
– Ты же не потеряешься? – спрашивает Аня, когда наши объятия наконец-то размыкаются.
Я опускаю руки и отступаю, улыбаясь подруге. Наверное, я могу назвать Аню, с которой мы просидели за одной партой пять лет, своей подругой. Золотистые локоны падают на обнаженные плечи. На ней красное платье, которое выгодно оттеняет светлую кожу, усыпанную бледными веснушками. Она выбрала босоножки на высоком каблуке, поэтому теперь чуть-чуть выше меня, хотя у нас одинаковый рост.
Аня из тех немногих ребят, кто замечал меня в классе. Для остальных я же оставалась тенью с отличным аттестатом.
Впрочем, я здесь ради аттестата. На остальное плевать.
Сегодня выпускной, на мне самое обычное платье, которое есть в гардеробе, никакой замысловатой прически и кричащего макияжа, как у остальных девчонок. Я просто пришла сюда ради одной цели – попрощаться.
– Нет, конечно. Я же помню дорогу домой.
Аня, выпучив глаза, на миг замолкает, а потом начинает хохотать, запрокинув голову.
– Блин, Элл! Я же не про это.
– Да поняла я, – пожимаю плечами и вымученно улыбаюсь.
Если честно, настроение у меня так себе. После того, как тетя меня практически продала моей же матери за столь желанную долю в квартире, радоваться и веселиться нет никакого желания. Я, если честно, вообще не понимаю, как могу передвигаться, общаться и улыбаться, когда на душе так дерьмово, что хоть вой, хоть падай замертво.
– Ну, у тебя же все контакты сохранились?
– Конечно. Я напишу, как поступлю.
– Так и не скажешь, куда собралась?
Вновь пожимаю плечами.
– Рассматриваю несколько вариантов.
– Зато мне легко – художка, и всё тут.
Киваю в ответ. Аня предопределила свою судьбу еще в классе седьмом, когда выиграла городской конкурс. С тех пор она грезит собственными выставками и обещает, что однажды ее имя прогремит на весь мир. Желаю ей удачи, потому как искренне надеюсь, что подруга достигнет целей. Впрочем, у меня тоже есть цели.
– Ладно, я пойду.
Аня вновь бросается вперед и обнимает меня так, словно мы видимся в последний раз. Я не обещаю, конечно, что мы встретимся снова, но и не буду сопротивляться, если однажды она позовет меня прогуляться и поболтать обо всем на свете.
– Я буду скучать, – шепчет на прощание Аня и наконец-то отпускает меня.
Касаюсь ее плеча и, мило улыбнувшись, киваю.
Пора возвращаться в дом, который домом мне никогда не был.
Не знаю, что там приготовила тетя, но очень надеюсь на какой-нибудь праздничный торт. От сладкого бы не отказалась – за последнее время потратила столько энергии, что катастрофически нуждаюсь в килокалориях.
Я спешу покинуть школу, которую почти любила, и бегу к воротам. Там уже ожидает заказанное заранее такси. Сажусь в прохладный салон автомобиля, кладу рядом сумку и расстегиваю верхнюю пуговку на платье. Мне душно. Словно весь воздух давит, и я не могу никак надышаться.
Нервы. Тетя сказала бы, что я нервничаю. Так есть. Потому что впервые я не знаю, что будет после.
Такси останавливается напротив подъезда, я сую водителю пару банкнот, ведь у меня до сих пор нет карты. Не знаю, почему, но, вырвавшись из-под опеки, первым же делом закажу себе банковскую карту. Глядя на одноклассников, у которых есть карты, которые им заводят родители, чувствую себя дикой. Но, с другой стороны, благодаря наличности, которую всегда выдавала тетя, у меня есть заначка. На черный день.
Мало ли… Теперь я ничему не удивлюсь, когда мама решила поиграть в «маму», а тетя даже не сопротивляется.
Добираюсь до квартиры, бросая печальный взгляд на вечернее небо. Одноклассники поедут веселиться всю ночь. А я буду строить планы как не сойти с ума, если мне придется жить бок о бок с матерью.
Открываю дверь своим ключом. В коридоре темно.
Щелкаю выключателем.
Свет на миг ослепляет.
Я ахаю и отступаю, врезаясь лопатками в стену за спиной.
Передо мной стоят чемоданы и дорожные сумки. Кажется, все, что есть у нас.
Первая мысль – мы переезжаем. Куда-нибудь подальше. Но это глупо. Полная нелепица. Потому что тетя никуда отсюда не уедет. Это ее квартира.
Вторая мысль – уезжаю я. Тетя приняла решение, и я отправляюсь играть в дочки-матери, чтобы только угодить Самойлову и той женщине, которую упорно продолжаю называть своей мамой.
Чувствую себя преданной. И проданной. Проданной за долю в этой чертовой вонючей квартире и за стабильный банковский счет.
– О, ты уже пришла, – тетя выглядывает из моей комнаты. В ее руках пакет, набитый моими вещами. Потому что зачем ей еще выходить из спальни не с пустыми руками? – Давай уже проходи. Я сейчас чайник поставлю.
– Тетя… – мой голос предательски дрожит.
– Да? – она ставит пакет к остальным сумкам и смотрит на меня.
Я безмолвно открываю рот, с ужасом понимая, что лишилась дара речи. А ведь была готова к подобному. Я ведь была готова?..
На глазах собираются слезы.
Тетя отмахивается.
– Ой, давай без соплей. Иди переодевайся. Я там оставила кое-какие твои вещи. А потом приходи на кухню. Чай попьем и поговорим.
Она не ждет, когда я хоть как-нибудь отреагирую. Разворачивается и уходит.
Просто уходит, оставляя меня с испепеляющей болью в груди.
Вхожу в спальню на негнущихся ногах. Пустота едва не вышибает остатки воздуха из легких.
Приближаюсь к кровати. Она аккуратно заправлена, на покрывале лежит сверток из одежды, про которую говорила тетя. Переодеваться не тороплюсь, но вижу, что эта одежда не домашняя. Неужели я уеду уже сегодня?
Даже думать страшно.
Я еще не готова.
Рядом с кроватью стоит тумбочка. На ней – лампа, а рядом часы. Мои часы, которые я покупала год назад. Тетя их не убрала, а значит…
Надежда все еще теплится в груди, и я приближаюсь к комоду. Три ящика, и все они пусты. В шкафу только вешалки. Ничего нет. Даже моей старой одежды, из которой я выросла. Неужели тетя собрала всё, что есть? Неужели она больше никогда не захочет меня увидеть?
Она трогала мои вещи. Трогала все мои вещи. Белье, средства личной гигиены… Меня тошнит. Рвотный позыв скручивает живот, и я едва успеваю прижать ко рту ладонь. Не стошнило, что уже хорошо. Я часто дышу, но воздух будто не доходит до легких.
Страх душит. Страх сжимает горло ледяной лапой и пригвождает меня к полу. Двигаться не получается, как и ясно мыслить. И тогда я позволяю отключить голову и действую механически. Кладу на пустой комод сумочку, снимаю платье, аккуратно его сворачиваю. Переодеваюсь в приготовленную одежду. Собираю волосы в тугой узел на затылке. Разворачиваюсь и покидаю комнату.
Это чужой дум. Мне нужно помнить об этом.
Выхожу из комнаты, не закрывая дверь. Теперь там ничего моего не осталось.
Тетя ждет меня на кухне. Она разливает кипяток по чашкам. Чашка не моя. Из какого-то сервиза, который та редко достает из шкафа.
– Садись, – командует она, возвращаясь к плите. Ставит красный чайник в белый горошек и оборачивается. Быстро рассматривает мой внешний вид и явно удовлетворенная тем, что я ее послушалась и переоделась, кивает. – Будешь печенье или сделать бутерброды?
Ее голос звучит слишком мягко. Мне некомфортно. Это чужой человек. Тетя бы не спросила. Она просто достала бы из холодильника все, что есть, и мы бы ели молча. Но она хочет поговорить со мной.
Но хочу ли я говорить с ней?
Я присаживаюсь за стол. Складываю перед собой руки и жду, когда она опустится на свой стул напротив и наконец-то скажет то, что я не хочу слышать. Однако этого разговора не избежать.
– Как прошел выпускной?
– Нормально.
– Много народу было?
Киваю. На торжественную часть пришли учителя, родные выпускников. Было не протолкнуться. Весело, громко, со слезами на глазах. Я была одна. Тетя об этом знает.
Она не пошла, хотя я приглашала, потому что и звать-то некого. Мама бы не приехала. Я ей не нужна. А больше у меня никого и нет. Теперь я понимаю, почему тетя не пошла. Она была занята сбором.
– Я сама могла бы собраться, – отвечаю тихим, но твердым голосом. – Не нужно было рыться в моих вещах.
– Если ты беспокоишься за свою заначку, то она в синем чемодане. Я твои деньги не трогала.
Часто моргаю, уставившись на тетю. Та пожимает плечами и, развернувшись, тянется к кухонному гарнитуру, чтобы взять с него приготовленное заранее печенье. Угощает меня, я беру одну печеньку, но не ем. Я просто не могу есть. Как же она это не понимает?!
Она ничего не понимает…
– За тобой приедут через час. Я уже позвонила, предупредила.
Киваю. Между нами повисает напряженная тишина. Тетя фыркает. Сдувает прядь темных волос, падающих ей на лоб, и гипнотизирует меня внимательным взглядом. Слишком пронзительным, чтобы не заметить.
– И ты ничего больше не спросишь?
– Я все слышала.
Теперь она кивает.
– Знаю. Я же прекрасно помню, что в ванной все слышно, – и пожимает плечами так, словно ничего ужасного не произошло. Но они же обсуждали мою судьбу! Буквально продавали меня!
Я злюсь, но внешне сохраняю спокойствие. Только истерик мне не хватало. Иначе не выдержу и сломаюсь. Но я должна быть сильной. Должна выдержать новый удар. Потому что смогу. Потому что иначе никак.
Потому теперь сама по себе. Одиночка.
– И что? Так просто?
Тетя злится. Ей не нравятся мои вопросы, но она уже приняла окончательное решение. Все, что я могу сейчас – попробовать понять ее.
– Разве доля в квартире дороже меня?
Читать бесплатно другие книги:
