Сон Царевича Антонова Анна
– Вы мне тоже… То есть вы мне нравитесь не только как учительница.
– А как кто?
Может, если назвать вещи своими именами, будет проще выпутаться из этой бредовой ситуации.
– Как девушка.
Она хмыкнула. Сама ощущала себя даже не девушкой, а девчонкой-школьницей, такой же, как они все, просто умело маскировалась под взрослую. Но ему об этом знать вовсе не обязательно.
– Тебе сколько лет? – спросила она и едва не прикусила язык.
Давала же себе обещание всегда обращаться к ученикам только на «вы»! Кажется, ему удалось вывести ее из себя, и отлаженная программа дала сбой. Оставалась слабая надежда, что Елисей ничего не заметил, но он с таким ожиданием поднял на нее глаза, что сразу стало ясно: нет, не прокатило.
– Восемнадцать, – ответил он после паузы.
Она покачала головой:
– И все еще в школе учишься? В каком классе?
– В одиннадцатом, – послушно отозвался он. – Просто у меня день рождения в январе…
– Врешь, – пригвоздила она. – Забыл, что я видела твои документы?
– Зачем вам понадобились мои документы? – удивился он.
– Всегда прошу их показать перед тем, как заключить договор. Обычная предусмотрительность. Мало ли, что может случиться…
Что может случиться и как от этого уберегут документы, она и сама толком не знала, но Елисей не стал уточнять.
– И когда у меня день рождения?
– Не в январе, – отрезала она.
Странно: на дату рождения обратила внимание, а на фамилию – нет. Первое было важнее: она старалась сразу выяснить, кто совершеннолетний, и точно знала – сейчас взрослых учеников у нее нет.
– Ладно, семнадцать, – неохотно признал он и после паузы добавил: – С половиной.
– Вот и ответ на твой вопрос, – сказала она, хотя он пока еще ни о чем не спрашивал. – Ты же несовершеннолетний.
– И что?
– Хочешь, чтобы меня посадили?
– За что?
– За совращение малолетних.
– Причина только в этом? – ухмыльнулся он. – Зайти через полгода?
Черт! Она и не думала, что ее ответ прозвучит так двусмысленно. Елисей тем временем вылез из-за стола и шагнул к ней, оказавшись практически вплотную. И почему у нее на кухне так тесно?
– Вы никого не совращали, – проговорил он ей на ухо интимным шепотом. – Наоборот, я сам. Скорее, вы меня сможете посадить…
– За что? – удивилась она.
– За это, – он положил руки ей на плечи, прижал к себе и наклонился к лицу.
Нестерпимо болела голова. Он был готов отключиться, но не мог позволить себе долгожданное забытье. Он разучился спать самостоятельно, существуя как машина, которую включают и выключают в нужное время. Когда исследователи понимали, что его физические возможности на пределе, ему вводили очередной препарат, и он вырубался. Это даже нельзя было назвать сном – просто небытие, на определенное время останавливающее работу мозга, дающее отдых сведенным судорогой мышцам и вывернутым суставам.
Через несколько часов он не просыпался, а приходил в себя, жалея, что так мало времени провел без сознания. Он откуда-то знал, что нормальным людям положено видеть сны, и после пробуждения искал их малейшие следы, но измученный мозг отказывался выдавать хоть что-то отличное от его нынешнего существования.
Однако он точно знал – его не создали в этой лаборатории. У него была совсем другая жизнь, может быть, не очень благополучная и счастливая, зато своя. Но воспоминания о ней были надежно заблокированы, и он не мог поручиться, что не сделал это сам. Иначе давно бы уже прекратил тягостное существование, состоявшее из приступов боли и перерывов между ними.
– Как вы себя чувствуете?
Он с трудом поднял голову. Никто и никогда не интересовался его самочувствием. Ему не задавали вопросов, с ним вообще не общались, воспринимая как биологическую машину, определенным образом реагирующую на раздражители. Тем удивительнее был этот вопрос, раздавшийся от двери. Там стояла девушка. Как и все, кто с ним работал, она была в медицинском костюме, перчатках, шапочке и маске, выделялись только глаза, смотревшие на него с любопытством и сочувствием. Впрочем, последнее могло ему просто почудиться.
– Голова болит. – Он с трудом вытолкнул из горла слова, мимолетно удивившись, какой хриплый у него голос.
Он так давно не слышал ничего, кроме собственного крика, что забыл, как он звучит.
Девушка осторожно приблизилась. Он ждал очередной инъекции, стараясь не смотреть на свои исколотые вены, но жгута и шприца у нее не оказалось, она просто положила ему на лоб прохладную ладонь. Он прикрыл глаза, сосредоточившись на своих ощущениях, чувствуя, как пульсирующая в висках боль постепенно начинает уходить.
– Так лучше? – спросила она.
Он кивнул, не решаясь отвечать. То, что происходило сейчас, было ново и непривычно, и он поневоле насторожился. Сменили тактику, значит, хотят добиться другого результата. Но какого, если его и так уже изучили во всех подробностях, лишив контроля не только над собственным телом, но и над сознанием?
Кажется, пришел черед эмоций. Классический прием, когда после злого полицейского приходит добрый. Сегодня на роль доброго назначили ее, стоит воспринимать это именно так и постараться скрыть как можно больше. Реакцию на боль замаскировать нереально, но в эмоциональной сфере сделать это будет гораздо проще. Просто не стоит реагировать на притворную ласку и внимание, вступать в разговоры и поддаваться на другие провокации.
Он был готов ко всему, но не к тому, что последовало потом…
Глава 4. Местоимение первого лица
Она словно окаменела. Почему же не сопротивляется, ведь сейчас он ее поцелует, и пути назад не будет…
– Прекратите немедленно. – Она почему-то снова перешла на «вы» и не глядя пошарила по столу, ища свою чашку с чаем, к которому едва притронулась.
Интересно, он уже достаточно остыл, чтобы ожоги остались не слишком сильные?
К счастью, Елисей понял, что это не просто для вида, сразу отпустил ее и отвернулся.
– Извините, – пробормотал он. – Не знаю, что на меня нашло.
– Зато я знаю, – строгим учительским голосом проговорила она, уже полностью взяв себя в руки. – Учиться надо, а не думать о всякой ерунде. И влюбляться в своих ровесниц.
– А сколько вам лет?
– Больше, чем Анне Аркадьевне.
Елисей нервно усмехнулся:
– Ну и что, подумаешь! Для меня это ничего не значит.
Если сейчас скажет, что она выглядит гораздо младше, то она треснет его чем-нибудь по башке. К счастью, парень удержался от очередной банальности, видимо, уловив ее настроение.
– Зато для меня значит, – отрезала она.
– А вы знаете, что существует такое понятие, как возраст сексуального согласия? – вдруг вкрадчиво поинтересовался Елисей. – В нашей стране это шестнадцать лет.
Она мрачно усмехнулась. Еще бы не знать! Предпочла бы, конечно, никогда не слышать, да пришлось ознакомиться во всех деталях.
– И что это меняет?
– С тем, кому исполнилось шестнадцать, можно заниматься сексом, с точки зрения закона никаких проблем. Странно, да? – Он безмятежно улыбнулся. – А фильмы для взрослых имеют ограничение по возрасту – восемнадцать плюс. То есть заниматься можно, а смотреть нельзя.
Он замялась. Что происходит, почему она обсуждает со своим учеником возраст сексуального согласия и рейтинг порнофильмов?
– Это если по взаимному согласию.
– А у нас его нет?
Она опешила от такой наглости и даже не сразу нашлась что ответить.
– Сами как считаете?
Елисей замялся, и она порадовалась про себя – парень не такой уж непробиваемый, каким хочет казаться. Она решила закрепить результат:
– Притом всегда можно приплести насильственные действия. И тогда точно посадят независимо от того, исполнилось шестнадцать или нет… За несовершеннолетнего еще и больше дадут.
– Зачем мне это нужно? – возмутился он.
– Вам незачем, а вот вашим родителям…
– Да им на меня плевать. – Его глаза хитро блеснули: – Притом это если узнают…
Она устало вздохнула:
– Все, Елисей. На сегодня занятие окончено. Домашнее задание остается прежнее. Можете идти.
Думала, он начет спорить и возражать, но ученик послушно потопал в прихожую. Она не пошла следом, предпочитая из кухни слушать, как он там возится.
– Алевтина Алексеевна, я ухожу, – наконец неуверенно объявил он. – Дверь закроете?
Она невольно усмехнулась, услышав новое имя. Значит, уже полностью пришел в себя. У подростков гибкая психика, чего не скажешь о ней самой.
– Просто захлопните, – отозвалась она.
– Лучше заприте, – не отставал он. – А то вдруг украдут.
Она хмыкнула. Если бы еще она была кому-то нужна! В смысле, по-настоящему, а не пару раз перепихнуться под предлогом уроков английского.
Только когда стихли шаги и гул лифта, она решилась приблизиться к двери и запереть ее, но все равно не почувствовала себя в безопасности. Какое счастье, что на сегодня больше не назначено уроков! Вести их она была не в состоянии. Пришлось бы отменять, а это потеря денег, репутации, с таким трудом заслуженной, и неминуемое понижение рейтинга на сайте репетиторов.
Елисей ошибался: она вовсе не похожа на Анну Аркадьевну. Каренина к двадцати восьми – действие романа растянулось на два года – успела выйти замуж, родить ребенка, завести любовника, сбежать к нему от мужа и броситься под поезд, а чего добилась она? Решительно отказалась от романа с учеником? Ничего не скажешь, вот это достижение!
Ее с трудом обустроенный мирок рушился на глазах, а она лишь бессильно наблюдала за этим. Стоило забираться так далеко, обрывать все контакты с прошлым, чтобы здесь началось то же самое! Недаром говорится: куда бы ты ни поехал, все равно берешь с собой себя. А от себя далеко не убежишь. Можно долго обманываться, но рано или поздно на свет выберется то альтер эго, которое словно создано для того, чтобы все ломать и портить. А тебе остается лишь бессильно наблюдать, ведь ты не в состоянии ничего изменить. Против себя не пойдешь…
Значит, причина в ней самой. Чем-то она привлекает этих нахальных подростков. Они чувствуют жертву. Те, что потрусливее, мечтают о ней по ночам, представляя в своих юношеских эротических фантазиях. А те немногие, кто отваживается на решительные действия, не тушуются – просто лезут к ней своим лапами, явно считая: если мама с папой заплатили за уроки, она вполне может оказать и еще кое-какие услуги…
Жаль, что Елисей оказался из числа последних. Она сказала правду: он ей нравился. Конечно, не как парень, а как ученик, всегда аккуратный и приятный в общении. Она чувствовала между ними даже некое подобие дружбы, маленький заговор – паролем и отзывом стали все эти странные и чудные имена, которыми он ее награждал, а она не возражала.
Но теперь все закончилось. После того, что случилось, продолжать занятия, как ни в чем не бывало, не выйдет. Елисей затаится на время, но рано или поздно все равно снова полезет к ней. Этот еще и подковался: теоретическую часть освоил. Изучил, так сказать, историю вопроса… И что нам это дает?
Она ничем не выдала себя, не показала слабину, но он наверняка уловил ее на подсознательном уровне. И в следующий раз все может закончиться далеко не так благополучно… Как именно, не хотелось даже представлять.
Но отказаться от занятий сразу слишком подозрительно. Надо выждать, а потом, когда закончатся оплаченные уроки, просто не продлить договор. Да, так будет лучше всего. Скажет, что причина в ней самой – например, она уезжает. Но все обязательства выполнила, так что никаких претензий.
Тогда они расстанутся, и все закончится. Возможно, ей действительно придется уехать. Жаль, конечно: много сил и времени потрачено на то, чтобы начать жизнь с нуля и наладить сносное существование. Но ничего, ей не впервой. Справилась один раз, получится и еще. Обязательно, ведь она сильная…
Кажется, самовнушение не работает. Какая же она сильная? Такая же растерянная, напуганная девчонка, какой была тогда… И пусть прошло почти десять лет, ничего не изменилось.
Десять лет, подумать только! Елисею тогда было семь, мальчик только в школу пошел, когда она… Зато сейчас вон какой вымахал. Впрочем, хватит о нем. Надо выбросить его из головы и забыть, как страшный сон.
Жаль, что она больше ничего не умеет, кроме преподавания. Казалось бы, знаешь язык – перед тобой открыты все дороги. Хочешь, письменными переводами занимайся, хочешь – устными. Можно вообще за границу уехать, там без языкового барьера гораздо легче устроиться… Только жизнь в другой стране пугала ее до чертиков. Дома и стены помогают, а там, где все вокруг чуждое и враждебное?
С переводами тоже не сложилось. Пробовала заняться художественной литературой – не вышло. С точки зрения языка проблем не возникало, но ей, наверное, не хватало таланта. Переводчик должен быть своего рода писателем – читатели видят именно его текст, значит, он фактически становится соавтором.
Она и старалась передать все до мельчайших подробностей. Из-за этого тексты получались деревянными и ученическими, в них не было страсти и огня, даже добавленных от себя. Заказчики отмечали ее старание и точность соответствия оригиналу, благодарили, расплачивались, но больше не обращались.
От технических переводов она отказалась сама. Они оказались настолько скучны и утомительны, что этого не могли перекрыть никакие деньги – не такие уж и большие, к слову. К тому же каждый раз приходилось разбирать узкоспециализированную лексику, а снова чувствовать себя ученицей ей совершенно не нравилось – это казалось унизительным.
Вот и выяснилось, что ни к чему она не приспособлена, кроме преподавания. Не то чтобы у нее проявлялся в этой области особенный талант – такая же, как многие. И так же, как у многих, у нее получалось: не плохо и не хорошо, средне. Или ей просто казалось? Раз со школой не сложилось, осталось одно – частные уроки. Недостатка в учениках она никогда не испытывала, английский требовался многим.
Конкуренция, конечно, была серьезная, но о ней оставляли положительные отзывы, обеспечивая высокий рейтинг на сайте поиска репетиторов. Молодая симпатичная учительница многим нравилась, а с приятным преподавателем и учеба продвигается живее. Со временем количество перешло в качество – постепенно она поняла несколько принципов, которые позволяли вдалбливать знания в юные головы гораздо эффективнее, и успешно ими пользовалась. К тому же она досконально знала требования к ЕГЭ, и это добавляло очков.
В общем, дела шли нормально, как ей представлялось. Но эта видимость оказалась такой хрупкой, что разрушилась всего от пары неосторожных слов и жестов…
Она сама виновата, что расслабилась. «Нальете чаю»! Сразу надо было заподозрить неладное. Все внутри просто сигналило об опасности, но она проигнорировала голос разума. Легкомысленно решила: что случится, если она подаст парню чашку с горячим напитком?
Неужели трудно было понять, что это только предлог? Преподаватели не пьют чай с учениками во время уроков, а объясняют им согласование времен в условных предложениях. Она допустила промашку, за что и поплатилась. Елисей умело надавил на жалость, и она поддалась. Как же, ребенок голодный! Отродясь не испытывала материнского инстинкта – считала, что природа им обделила, и нисколько не расстраивалась по этому поводу, а тут вылез откуда-то в самый неподходящий момент.
Или родительские инстинкты ни при чем? Будем честны – разве она не догадалась, к чему все идет? За время работы с подростками научилась отлично их чувствовать и понимать. Без этого в ее деле никуда: надо уметь предсказывать, что они могут выкинуть в следующую минуту. Когда бушуют гормоны, голова часто отключается…
Поняла – и все равно допустила то, что случилось. Опять демон саморазрушения прорезался, едва она успокоилась и немного расслабилась от того, что все в ее жизни шло неплохо. Станет ей еще одним уроком: никогда нельзя расслабляться. А уж привязываться к ученикам, испытывать к ним хотя бы малейшую симпатию – вообще табу. Этого нельзя себе позволять ни при каких обстоятельствах. Они для нее, как станки для рабочих на заводе. Как приборы для ученых. Как растения для фермеров. Нет, не то…
Как пациенты для врачей, вот самое точное определение. Те тоже ни к кому не привязываются, чтобы не произошло профессионального выгорания. Для них больные – просто объекты для работы. Жаль, что у нее так не получается…
Характера и выдержки не хватает. Да и откуда им взяться – после всего, что случилось? Других трудности закаляют, а ее, наоборот, сломали. Какое-то время сохранялась легкая завеса благополучия, но слетела при первом же неосторожном движении…
Она усилием воли заставила себя отлепиться от дверного косяка, но почему-то направилась не в комнату, а на кухню. Увидела чашки с недопитым чаем, остатки бутербродов на тарелке, и ее снова накрыло. Елисей, что же ты наделал?
Девушка начала с шапочки. Избавившись от нее, она тряхнула головой, рассыпав волосы по плечам. Сняла маску, открыв симпатичное, но ничем не примечательное лицо. И следом взялась за пуговицы на белом халате.
Он наблюдал со все возрастающим изумлением. Какой реакции от него ждут на этот раз? Он перевел взгляд в угол – красный огонек никогда не засыпающей камеры погас. За ним больше никто не следит? Кроме нее, конечно. А девушка тем временем скинула халатик и улеглась рядом с ним.
Он настолько привык к латексу, что прикосновение живого горячего тела буквально обожгло. Естественная реакция не заставила себя ждать, и это неожиданно смутило. Такое трудно контролировать, как ни старайся.
Девушка тем временем провела пальцами по его щеке, скользнула к шее и переместилась дальше. Чем ниже она спускалась, тем сильнее накатывало наваждение. Становилось все труднее сдерживать себя. Руки непроизвольно дернулись, но фиксирующие браслеты держали крепко. Он ждал неизбежного удара током, но его не последовало. Тогда он все же решился заговорить:
– Может, отстегнешь их?
Она молча качнула головой, приподнялась и одним движением оказалась сверху. Ощутив себя внутри ее, он непроизвольно застонал и машинально прикрыл глаза, но тут же усилием воли снова распахнул их. Надо все видеть, иначе как он поймет, что происходит?
Не успел – все закончилось слишком быстро. Девушка скользнула на пол, накинула халатик и, взглянув на него с непонятным выражением, исчезла за дверью. Знакомо пискнул электронный замок, загорелся красный глазок камеры.
Он откинул голову и привычно опустил веки, боясь возвращения боли, но ее не было. В висках легкость и пустота, словно вместе со спазмами девушка забрала все его мысли. Но, кажется, он предпочел бы боль. По крайней мере, та была понятнее…
Глава 5. Придаточные предложения
Она думала, что вся изведется перед следующим занятием, но неожиданно для себя оставалась странно спокойной. Даже поймала себя на том, что испытывает болезненное любопытство: с каким видом явится Елисей? Как будет себя вести? Сделал ли домашнее задание? Даже не раздражало, что он, как обычно, опаздывал. Кажется, она начала к этому привыкать…
Правда, так надолго он еще ни разу не задерживался. Когда миновала половина занятия, она наконец занервничала. Может, с ним что-нибудь случилось? Переходил дорогу, не глядя по сторонам, и попал под машину. Сейчас «Скорая» везет его в больницу, а телефон разбился, он не имеет возможности позвонить и предупредить…
О чем это она? С какой стати Елисей должен в первую очередь заботиться именно о ней? Она даже не была уверена, что у него есть ее номер – все переговоры велись только с родителями.
Почему вообще она сразу предполагает какие-то ужасы? Вдруг он не может прийти по объективным причинам, а ее не успели или просто забыли предупредить. Или он банально прогуливает.
Как будто она еще не привыкла! Это же далеко не первый подобный случай в ее преподавательской карьере, но никогда она так не волновалась. Все условия были прописаны в договоре: при пропуске занятия без уважительной причины и без предупреждения оплата возврату не подлежит. Переживать не о чем, ее финансы не пострадают. Тем не менее с каждой минутой она беспокоилась все сильнее. Даже к двери подходила, но в подъезде было тихо. На всякий пожарный проверила и звонок домофона, и дверной – оба работали исправно. А Елисея не было…
Когда до конца отведенного ему времени осталось пятнадцать минут, стало совершенно очевидно: парень не придет. А почему, собственно, она подняла такую панику? Может, он решил бросить занятия, поняв, что его романтический интерес обломался. Сказал родителям, что учительница ему не нравится, плохо объясняет, он ничего не понимает. А время-то идет, экзамены уже близко, поэтому надо найти другую, посговорчивее… То есть более высокой квалификации.
В случае отказа по желанию клиента оплата также не возвращалась, но вовсе не деньги волновали ее сейчас больше всего. Условия договора варьировались: некоторые родители настаивали, чтобы их уведомляли о пропусках чадами занятий, другие просто забывали об этом пункте. Конечно, она не помнила, как было прописано в документе, оформленном на Елисея, и поняла, что пришло время наконец заглянуть в него.
Открыв нужный файл, она поначалу не увидела ничего необычного: договор был составлен на имя Протасова Валерия Сергеевича, законного представителя несовершеннолетнего Царевича Елисея Глебовича… На этом месте она запнулась и даже глаза потерла. Совсем с ума сошла, и ей, наверное, мерещится!
Но когда она снова заглянула в договор, то убедилась, что зрение и другие органы чувств ее не подводят. Согласно официальному документу, который она же и подписала своей собственной рукой, Елисей и правда Царевич…Понятно теперь, почему никак не могла вспомнить – у законного представителя была другая фамилия, и она смотрела только на нее, не обратив внимания, что у несовершеннолетнего отличается.
Она ничего не потеряла от того, что не помнила фамилию Елисея. Обратись она к нему «Царевич», это вряд ли прозвучало бы строже, как ей хотелось. Скорее наоборот…
Однако, затейливая фантазия у родителей! Знать, что у мальчика фамилия Царевич, и назвать его Елисеем – на это нужна нешуточная смелость. Или не менее серьезная глупость и недальновидность: как можно было не подумать о том, что за жизнь ждет ребенка с таким убийственным сочетанием!
Правда, по Елисею незаметно, что он испытывает душевную травму по этому или еще какому-то поводу. Иначе не полез бы к учительнице с объятиями и поцелуями… Или он не только к репетитору по английскому ходит, но еще и к психотерапевту? А что, модно и прогрессивно – сначала создать детскую травму, а потом стараться от нее избавиться.
Она пыталась, но не могла вспомнить, как выглядит Валерий Сергеевич. Скорее всего, они даже не встречались: все предварительные переговоры шли онлайн и по телефону, а подписанные документы передавал Елисей, когда уже начал ходить на занятия. Да и при чем тут этот Протасов? Ни фамилия, ни отчество не соответствуют, значит, отец он ему не родной, бедный парень живет с отчимом.
Впрочем, почему сразу бедный? Если Валерий Сергеевич – его законный представитель, он как минимум оформил на мальчика опекунство, а как максимум – усыновил. И с чего она взяла, что у них плохие отношения? Может, Протасов Елисея с рождения воспитывает. А что фамилию и отчество не поменял, так это по-европейски – там не принято скрывать факт усыновления.
Возможно, мама воспротивилась – и это вполне объяснимо. Столько усилий потратить и в итоге лишить сына сказочного княжеского имени по прихоти нового мужа! Она бы точно не согласилась. А может, Протасов усыновил Елисея в сознательном возрасте, когда смена фамилии и отчества уже не имела никакого смысла.
Не то, чтобы она не привыкла к чудным и странным именам и фамилиям. За время работы в школе, хоть и недолгое, а потом за годы самостоятельного преподавания ей много раз встречались самые диковинные варианты. Были Ариадны, Эвелины и Лауры. Фамилии тоже радовали глаз: попадались ей и Ирина Рыбка, и Виктор Шапочка, и даже Лев Король. И Елисеи встречались – сначала это шокировало, но вскоре перестало удивлять. Только Царевича еще не было…
Взгляд упал на часы, и она спохватилась: до конца урока несколько минут, а она залипла на именах. Собиралась же просто посмотреть номер телефона! Скоро придет следующий ученик, и тогда она точно не успеет позвонить. Если хочет узнать, что с Елисеем, надо поторопиться.
Номер обнаружился в самом конце договора, там, где значились реквизиты Валерия Сергеевича. Жаль, что именно его – она бы предпочла поговорить с мамой. Вдруг у Елисея какая-то тайна и есть более чем уважительная причина, а она его заложит? Ну и пусть, сам виноват. Мог бы и предупредить, особенно после того, что между ними было… На самом деле ничего не было, но это уже не могло ее остановить.
– Слушаю, – коротко и жестко отозвался Протасов, едва она набрала номер.
Кажется, ни одного гудка не успело раздаться, словно он стоял с телефоном в руке, смотрел на экран и ждал ее звонка. Ее встряхнуло от дурного предчувствия, но она все же нашла в себе силы озвучить заранее заготовленный текст.
– Здравствуйте, Валерий Сергеевич, это репетитор вашего… – Она запнулась, не зная, как правильно охарактеризовать их родственную связь. – …сына Елисея по английскому языку…
– Добрый день, – ответил он. – Я вас слушаю. В чем проблема?
Привык, что Елисей приносит одни проблемы? Приемный сын настолько ужасен, что по иным поводам ему не звонят?
– Проблемы нет… То есть дело в том… – Она запуталась, но все же договорила: – Елисей не явился сегодня на занятие, и я хотела бы узнать, в чем дело.
– Елисей больше не будет посещать ваши занятия, – отрезал Протасов. – Согласно договору аванс не возвращается, так что насчет оплаты можете быть спокойны.
Сердце противно заныло.
– Да меня не оплата беспокоит… – попыталась вставить она, но он не захотел слушать дальше.
– Спасибо за сотрудничество, всего доброго, – попрощался Протасов и отключился.
В ухо полетели короткие гудки отбоя, казалось, ввинчиваясь прямо в мозг, а она никак не могла опустить телефон. Елисей больше не будет посещать занятия! Ей, интересно, кто-нибудь собирался об этом сообщить? Или она слишком мелкая сошка, чтобы тратить на нее драгоценное время?
Валерий Сергеевич, похоже, далеко не простой человек. По долгу службы ей приходилось общаться с самыми разными родителями, и она научилась в них разбираться. Протасов говорил не как служащий или специалист. Это был тон крупного руководителя или владельца собственного бизнеса. И если она права, трудно сказать, повезло Елисею заиметь такого приемного папашу или наоборот…
Но вызывает подозрения, как резко он от нее отмахнулся, словно от назойливой мухи. Пусть сын ему не родной, мог бы и подольше пообщаться с преподавательницей – поинтересоваться его успехами, например. Еще не встречались ей родители, которые бы так не сделали при любом удобном и неудобном случае! Всем хотелось знать, за что они выкладывают свои кровные и почему этого нельзя бесплатно получить в школе.
И причину отмены занятий никак не объяснил, а она вообще-то имеет право ее услышать! Обожгла внезапная мысль: вдруг дело в ней самой? Протасов каким-то неведомым образом узнал о том, что здесь произошло в прошлый раз, и решил оградить приемного сына от развратной учительницы?
Никто никогда не признает, что несовершеннолетний сам всеми способами провоцировал собственное совращение, а то и начал первым, как в ее случае. Всегда виноватым останется тот, кто старше… То есть она. Может, порадоваться, что так легко отделалась?
Но как он мог узнать? Не установил же этот Протасов у нее камеры. А представить, что Елисей сам рассказал, и вовсе немыслимо. Впрочем, много ли она о нем знает? Вдруг милый мальчик разозлился на нее за отказ и решил отомстить? Тогда ее скоро ждет повесточка…
Она вздрогнула и поежилась. Если он из мажоров, то привык все получать по высшему разряду и первому требованию. Откуда она знает, как Протасов воспитывал Елисея? Может, безудержно баловал пасынка, чтобы втереться к нему в доверие. А сейчас тот захотел новую игрушку, но остался без нее…
Да нет же! Что за ерунда? Елисей не выглядел таким мерзавцем, которого она нарисовала в воображении. Конечно, она привыкла никому не доверять, но и он не народный артист Иннокентий Смоктуновский, чтобы так виртуозно притворяться.
Вел себя, как обычный подросток, а вовсе не наследник бизнес-империи. У тех, наверное, свои репетиторы имеются, уровнем покруче, ей не чета. Им столько платят, что это они домой к ученикам ходят, а не наоборот.
Или Протасов столь прогрессивен, что с детства приучает пасынка к простоте и демократичности? А на самом деле его к репетитору на личном авто привозят, и охрана потом у ее подъезда ждет…
Нет, об этом бы ей сообщила бдительная консьержка, она же старшая по подъезду. Все давно привыкли, что к ней ходят ученики, но такое шоу точно бы не пропустили и уже давно доложили.
Она снова взглянула на экран телефона: следующий ученик тоже безбожно опаздывал. Сговорились они все, что ли? В любом случае это знак. Ее не устроил результат беседы с неуважаемым Валерием Сергеевичем, который весьма некультурно прервал разговор. А ведь любому воспитанному человеку, знакомому с минимальными правилами этикета, известно: это должен сделать тот, кто позвонил. Придется отвлечь его от важных дел еще раз. И она решительно повторила набор последнего номера.
– Слушаю, – так же отрывисто бросил в трубку Протасов, опять не дождавшись гудков.
Он с телефоном вообще не расстается? Тогда странно, что не запомнил, кто ему звонил несколько минут назад, и ответил ей как в первый раз.
– Валерий Сергеевич, это снова я, – твердо проговорила она. – Репетитор Елисея по английскому языку.
– Снова вы? – удивился он. – Но я вам уже все объяснил. Остались какие-то вопросы по оплате? Готов компенсировать неудобства.
Да что же у него одна оплата в голове? Но, кажется, дело серьезное, если предлагает компенсировать.
– Вопросов по оплате нет, – торопливо сказала она, пока он не отключился. – Есть вопросы по Елисею.
– Какие по нему могут быть вопросы? – раздраженно переспросил тот.
– Где он? С ним все в порядке?
– Разумеется, с ним все в порядке. А где он – вас, кажется, не должно касаться.
– Да, конечно, – смешалась она от такого напора.
– Это все? – саркастически осведомился Протасов. – Или вас что-то еще интересует, Василиса Андреевна?
Похоже, она ошибалась по-крупному. Он не только не забыл о ней и ее странном звонке, но за прошедшие несколько минут поднял документы и установил имя-отчество. Что еще он о ней знает? С такими связями и возможностями ничего не стоит раскопать и то, что она все это время тщательно пыталась скрыть.
– Нет, спасибо, – выдавила она. – До свидания.
Валерий Сергеевич не счел нужным прощаться – вежливость заменили короткие гудки. Послушав их словно в ожидании, что в трубке снова возникнет голос ее хамоватого абонента, она наконец нажала на отбой.
Нет, Елисей Царевич, что-то с тобой не так. И она обязательно выяснит, что именно…
Сначала он заметил, как погас огонек камеры, и только потом появился новый посетитель. На этот раз не было никаких разговоров и прикосновений. Жгут привычно перетянул руку повыше локтя, в вену почти неощутимо вошла игла – парень явно был медбратом высокого класса.
Что происходит, зачем его снова отключают? Он недавно очнулся после очередного забытья и, против ожиданий, после инъекции остался в сознании. Почувствовал, как расслабляются вечно напряженные мышцы, разворачиваются скрученные суставы и предательски замедляются мысли. Только тогда он ощутил нечто наподобие страха и беспокойства, но неуверенно и слабо, эмоции быстро улеглись. Когда-то это пугало его сильнее, чем пытки, но сейчас все ощущения притупились. Какая разница, что с ним еще хотят сделать? Чем это лучше или хуже всего того, что уже довелось испытать?
Парень его не касался, но этого и не требовалось. Они хорошо знали и как причинить страдания, и как избавить от них. Им явно было нужно от него что-то другое, отличное от обязательных криков. Он ждал, что все снова закончится быстро, но от него это не зависело. Если хотели добиться какой-то реакции, зачем ввели препарат, после которого он почти потерял чувствительность и перестал реагировать на происходящее? Только нарастающее напряжение… Эффект от препарата ослабевает или, наоборот, начинается?
Практически перестав соображать и уж тем более беспокоиться о том, как выглядит со стороны, он лишь бессильно стонал и царапал простыню ногтями, подстриженными так коротко, что ныла обнажившаяся кожа. Никогда не обращал внимания на подобные мелочи, но сейчас все реакции обострились до предела, он вновь чувствовал себя клубком небрежно скрученных обнаженных нервов.
Действие препарата заканчивалось, и он, кажется, начинал понимать. Мышцы привычно скручивало судорогой, суставы деревенели, застывая в самом неудобном положении. Напряжение накрывало с головой, затуманивая мозг до мелькающих перед сомкнутыми веками разноцветных точек. Оно искало и не находило выхода. Он был согласен даже на обычное прикосновение затянутых в латекс пальцев, но, кажется, у них имелись другие планы.
Невозможно было унизить его сильнее, чем сейчас, оставив в таком состоянии. И он с убийственной ясностью осознал, что это только начало. Они наконец поняли, что для него больнее и мучительнее всего…
Глава 6. Причастный оборот
Решение пришло будто само собой: надо найти Елисея. И пусть он сам ей скажет, что не будет больше ходить на занятия. А главное – не имеет к ней никаких претензий. С одной стороны, лучше держаться от него подальше и желание встретиться с ним вполне иррациональное. С другой: ей же надо обезопасить себя.
Ей сильно не понравилось, как поговорил с ней его папа или кто он там ему. Напрямую не угрожал, но явно дал понять, что не советует лезть в их дела. А иначе – Протасов знает, как ее зовут и по какому адресу искать. Странно было бы, если бы не знал: все данные есть в договоре, и страничка на сайте поиска репетиторов никуда не делась.
Да и с самим парнем они простились не так чтобы очень хорошо. Надо выяснить, не затаил ли он на нее обиду, а то жить в ожидании повесточки совсем невыносимо. Она себя знала: станет ходить и шарахаться от каждого куста. Пусть даже ничего не было – всегда можно что-нибудь придумать. В прошлый раз тоже ничего не было…
Только где искать Елисея, она не имела ни малейшего понятия. Ни его адреса, ни телефона у нее не было – не завела привычки обмениваться номерами с учениками. Впрочем, адрес, наверное, имелся – тот, который Протасов указал в договоре. Но что ей это даст: станет караулить у подъезда? А если они живут не в городской квартире, а в особняке, расположенном в загородном поселке? И номер тоже указан законного представителя. Не звонить же Протасову в третий раз с просьбой передать трубочку пасынку… При таком раскладе она точно нарвется на неприятности.
Можно по месту регистрации и району определить хотя бы школу, в которой учится Елисей, но далеко не факт, что удастся – мало ли куда его возят. Если реально с охраной, то она и близко к нему не подойдет…
Остается только один вариант – интернет. Правда, есть вероятность, что современные подростки не жалуют классические соцсети для старперов, где сидят их родители и она сама, чего греха таить. Пробовала регистрироваться на современных платформах, где размещались короткие видеоролики на любые темы, но не прижилась там. Контент казался ей слишком тупым – может, излишек образования сказывался.
Притом ученики какими-то непостижимыми способами умудрялись находить ее даже там, хотя она придумывала себе самые немыслимые ники. Следуя своему правилу не вступать с ними ни в какие неформальные отношения, она сразу удаляла свой профиль от греха подальше. Завести, что ли, заново? Но как это поможет ей найти Елисея? Если он там и зарегистрирован, то явно не под настоящим именем и фамилией. Впрочем, ему можно и под настоящим – все будут считать, что это оригинальный ник…
Да и она хороша: стоило жестко соблюдать свое же раз и навсегда установленное правило, чтобы нарушить его таким глупым образом. Еще собирается искать собственного ученика – сплошной зашквар! Даже если она найдет его в соцсетях и напишет сообщение, против нее останутся улики… Сейчас, конечно, почти везде есть функция аудио- и видеозвонков, но это вдвойне стремно – вдруг ее засекут? Притом информация о звонках тоже остается на страничке.
Как ни крути, в любом случае она спалится. Что вообще за безумная идея? Ей заплатили за месяц вперед, и теперь это время освободилось. Она свободна! Радоваться надо, что отвязалась от странной семейки, а не искать проблем на свою пятую точку. Уже достаточно, довелось хлебнуть сполна…
Голос разума не подействовал. Она знала – не будет ей покоя, пока во всем не разберется. После того случая волей-неволей пришлось развить интуицию, и она просто вопила: тут что-то не так, и это может быть напрямую связано с ней самой. Лучше убедиться, что все в порядке, и спокойно жить дальше, чем изводиться в ожидании, когда прилетит в самый неподходящий момент. Как в тот раз…
Хватит об этом! Решила, значит, надо действовать. Она зашла в соцсеть, где имела страничку под вымышленным именем. Заводить под настоящим было нереально – из-за учеников, ясное дело. Здесь они ее еще не вычислили.
Только нескольким знакомым она сообщила о своем профиле под псевдонимом, а больше к ней в друзья никто особенно не рвался. Не считая озабоченных мужиков, конечно, ищущих легких знакомств для одноразового секса, – этих не смущало даже отсутствие фотографий и котик на аватарке. Но их она банила на подлете, не вступая ни в какие переписки.
И кого ей искать – Елисея Царевича? Наверняка полно шутников, считающих себя жутко остроумными и зарегистрировавшихся под этим ником. Так оно и оказалось. Ну никакой фантазии у людей! Как поступить реальному человеку с таким именем и фамилией – последовать ее примеру и тоже зарегистрироваться под псевдонимом? Тогда она никаких концов не найдет. Придется искать среди имеющихся Елисеев. Можно немного сузить поиск, уточнив возраст и город.
Очень скоро она увидела на фото знакомые светлые вихры и наглые серо-голубые глаза. Никогда не замечала, какого они цвета, разглядела лишь сейчас… Может, потому что всегда избегала смотреть ему в лицо? И правильно делала, как выяснилось. Только это все равно не помогло…
К счастью, Елисей не закрыл профиль – взламывать странички она не умела и не знала никого, что мог бы с этим помочь. Судя по данным сайта, он заходил в Сеть с телефона именно в тот день, когда состоялся их последний урок, даже время примерно совпадало. Вышел от нее и сразу полез проверять сообщения?
Внезапно кольнуло разочарование, и она одернула себя – неужели думала, что он будет страдать и переживать? Это вообще не про мужиков, особенно современных парней. Важнее другое – если он так часто сюда заходил, куда подевался потом? Что-то случилось, едва он шагнул на улицу из ее подъезда? Потерял или разбил телефон? Не вариант – богатый отчим легко обеспечит новый. Впрочем, версия про состоятельного усыновителя пока не подтвердилась и существует только в ее воображении.
Писать самому Елисею смысла нет: все равно не ответит, если уже так давно не заходил. А она напрасно засветится, если его страничку будет проверять кто-то другой. Что еще из нее можно выжать?
Информации оказалось немного, но главное быстро нашлось – номер школы и ее адрес. Уже легче. И класс отмечен – одиннадцатый «Б». Прямо как у нее самой… Ну и зачем ей, спрашивается, эта лишняя информация? Сейчас такие правила безопасности: даже родителей в школу на порог не пускают, не говоря о посторонних. А если образовательное учреждение у Елисея крутое и элитное, тем более. Наверняка и камеры на каждом углу висят, так что не стоит туда даже соваться.
Школу надо оставить на крайний случай, а пока изучить, что еще есть у него на страничке. Там оказался отмечен лучший друг – некто Александр Солнцев. Она перешла к нему и уставилась на фото приземистого широкоплечего парня с коротко стриженными темными волосами. Выглядит полной противоположностью худого и высокого Елисея. Потешно, наверное, смотрятся вместе…
Опять не о том она думает. Этот Александр Солнцев, в отличие от лучшего друга, торчал в Сети, причем не на мобильной версии, а со стационарного компа. Зайдя в его увлечения, она увидела многочисленные ссылки на группы компьютерных игр и поняла: парень тот еще задрот. Интересно, что их вообще связывает? Рискнуть написать ему или позвонить? Вряд ли за Елисеем следят настолько внимательно, что присматривают даже за его другом. Если Солнцев шарит в компах, значит, и страничку его не так легко взломать. И она решилась.
Долго размышляла над формулировками и наконец составила вменяемый текст.
«Здравствуйте, Александр! Я разыскиваю вашего друга Елисея. Не подскажете, где его можно найти?» Коротко и емко. Перечитав еще раз, она поскорее отправила сообщение, пока не передумала, и стала ждать ответа.
Солнцев откликнулся сразу: «А зачем он вам?»
Она вздохнула. И этого не учили, что здороваться надо? Ладно, простим подрастающее поколение. Пусть их родители воспитывают, а ей за это не платят.
Александр не застал ее врасплох – она уже придумала приличную причину: «Я его репетитор и должна вернуть ему учебники. Он не посещает занятия и не отвечает. С родителями связи нет».
Коротко, ясно и снимает все возможные вопросы. На Солнцева, видимо, это тоже произвело впечатление.
«Не по почте. Если хотите, несите свои учебники сегодня в семь вечера сюда». Следующим сообщением он сбросил ссылку на координаты.
Она поморщилась. Похоже, ей предстоит очередной квест. Параноик какой-то. К чему такие сложности и предосторожности? Почему бы просто не написать все, что знает? Ну потер бы потом историю сообщений – наверняка же знает, как это делается. Даже она умеет. Нет, встречу зачем-то назначает. Охота поржать над глупой училкой? Это более вероятно. Или что похуже? Придет не один и…
Читать бесплатно другие книги:
