Мастодония Саймак Клиффорд

«Ну, – сказал он себе, – давай-ка посмотрим на вещи трезво. Давай отойдем в сторонку и посмотрим, пристально и внимательно. Давай не будем спешить с выводами, а попробуем быть объективными.

Первое. С неба упало нечто большое и черное, свалилось на мост и, судя по звуку, который он слышал, раздавило его машину.

Второе. Он находится в месте, которое может оказаться внутри этой упавшей штуки. Скорее всего, так оно и есть. Это место не похоже ни на что, когда-либо виденное.

Третье. Здесь не только он, но и рыба».

Он заложил эти пункты один за другим в компьютер своего мозга и постарался сопоставить их. Получалось, что он каким-то образом оказался внутри космического пришельца, который собирает и исследует фауну неизвестной ему планеты.

Сначала он, потом рыба… А через какое-то время появятся, наверное, кролик, белка, енот, медведь, олень, рысь… «Скоро здесь соберется множество всякой живности, – подумал он, – повернуться негде будет».

Светящиеся кружочки, следившие за ним, могли быть рецепторами. Они, наверное, следили за ним и регистрировали каждое его движение, каждое колебание в мозгу, каждую эмоцию; они извлекали из него информацию и складировали где-то в ячейках памяти, с помощью какого-нибудь кода, описывали его химическими уравнениями, определяли, что он собой представляет и каковы его вероятный статус и предназначение в экологии этой планеты.

А может быть, этим занимаются не только те кружочки? Быть может, вспыхивающие огни и механизмы за ними тоже входят в ту же систему?

«Я могу и ошибаться», – подумал он. Когда он сможет как следует подумать обо всем случившемся, он обязательно поймет, что ошибался… Но все-таки было лишь одно объяснение тому, что произошло. Он видел, как опустилась эта черная громада, его схватили и выдернули из реки, он помнил, как под ним бежала вода, когда его подбросило в воздух, помнил деревья вдоль берегов, помнил, как увидел городок Лоун-Пайн над рекой. Он четко помнил все это – а потом темнота, какое-то помещение, похожее на пещеру, – и больше ничего он не знал. Невозможно было представить ничего иного, кроме того, что он внутри черной штуковины, упавшей с неба на мост.

Если все на самом деле так, если он не ошибся, это значит, что объект, упавший с неба, живой или по крайней мере управляется кем-то живым; и не только живым, но и разумным.

Он с удивлением обнаружил, что изо всех сил инстинктивно сопротивляется этой мысли, потому что в контексте человеческого опыта было совершеннейшим безумием поверить, что какие-то пришельцы высадились на Земле и тотчас поймали его.

Джерри удивился, когда обнаружил, что весь его страх исчез. Вместо него в душе появился какой-то мрачный холод, который был, пожалуй, хуже, неприятнее страха.

«Разум, – подумал он. – Если здесь есть разум, то должен быть какой-то способ установить связь, взаимопонимание…»

Он попытался заговорить, но слова не шли с языка. Он постарался снова, на этот раз получилось, но только шепотом. Он попробовал еще раз – и его голос зазвучал громко, загудел в пустоте пещеры.

– Хелло! – кричал он. – Есть здесь кто-нибудь? Есть кто-нибудь вокруг?

Он подождал, ответа не было. Он закричал снова, на этот раз громче, взывая к разуму, который должен был его услышать. Слова отдавались эхом, постепенно затихая. По-прежнему за ним следили кругляши, похожие на глаза. По-прежнему струился слабый свет. Но ответа не было. Ни от кого, ни от чего.

Миннеаполис, Миннесота

Кэти Фостер сидела за машинкой в отделе новостей и печатала очерк. До чего бестолковый очерк, до чего бестолковый народ! И какого черта Джонни послал ее туда? Ведь были же другие задания, где не пришлось бы иметь дела ни с придурочной чушью, ни со слащавым мистицизмом, от которого ее тошнило. «Любящие»… Так они называли себя. У нее до сих пор стояла перед глазами их дремотная невинность во взгляде, а в ушах звучали мягкие, вкрадчивые, напыщенные слова.

Любовь – это все, любовь все побеждает, любовь всеобъемлюща… Тьфу! Все, что должен делать человек, – это любить кого-нибудь или что-нибудь долго и сильно, и тогда любовь вернется. Любовь – величайшая сила Вселенной, вообще единственное, о чем стоит говорить, любовь – альфа и омега всего сущего. И отзываться на любовь должны не только люди, не только живое. Если ты полюбишь что бы то ни было – будь то вещество какое-нибудь или энергия, – оно вернет тебе твою любовь и сделает для тебя все, что ты захочешь, вплоть до нарушения всех эмпирических законов – на самом деле этих законов, может быть, и не существует, сказали они ей, – сделает все, что захочешь: пойдет куда угодно, останется где угодно. Независимо от того, возможно это или нет с обычной точки зрения. Но чтобы достичь этого, надо постараться понять живое существо, или вещество, или энергию и полюбить так, чтобы тебя заметили, чтобы могли ответить на твою любовь.

Все это ей рассказывали торжественно, излучая глазами невинность. Сейчас вся беда в том, объясняли они, что нет достаточного понимания. Но понимание можно приобрести через любовь. Если любовь будет достаточно сильна и глубока, чтобы принести понимание, то человек на самом деле станет властелином Вселенной. Но такое владычество не должно быть самоцелью, оно должно усовершенствовать понимание и усилить любовь ко всему, из чего состоит Вселенная.

«Чертов университет, – подумала Кэти, – настоящий инкубатор для таких вот чокнутых – или жуликов? – которые изо всех сил ищут какой-то смысл в совершеннейшей бессмыслице. И занимаются этим, чтобы просто уйти от реальности».

Она посмотрела на настенные часы. Уже почти четыре, а Джерри до сих пор не позвонил. Он обещал, что позвонит, когда поедет в город. Если они опоздают на концерт по его вине, она с него скальп снимет. Ведь он же знает, как она ждала этого концерта, несколько недель о нем мечтала. Конечно, Джерри не очень любит такую музыку – но ради нее может он хоть раз сделать то, что ей хочется, даже если ему придется мучиться весь вечер? Она для него многое делала; ходила туда, куда вовсе не хотелось. Но она же ходила, раз он так хотел… Боже праведный, даже на соревнования по борьбе ходила, по борьбе!

«Странный он человек, – думала Кэти, – странный, временами просто невыносимый… но все равно славный парень. Вечные его деревья! Джерри просто живет ради них. Господи, как может взрослый человек так зациклиться на деревьях? Бывает страсть к цветам, к зверям, к птицам… У Джерри это деревья. Малый просто спятил от своих деревьев. Он их любит, он их как будто понимает; иногда даже кажется, что он с ними разговаривает».

Она выдернула из машинки законченную страницу, вставила чистый лист и снова забарабанила по клавишам, кипя от негодования. Когда она сдаст очерк, то попросит Джонни засунуть его в ящик поглубже, а еще лучше – выкинуть в мусорную корзину, не то кто-нибудь его разыщет, когда для газеты будет не хватать материала.

У противоположной стены сидел за столом Джон Гаррисон, завотделом репортажа, и оглядывал кабинет. Большинство столов пустовало, и он вспоминал кто где. Фримен – на собрании комиссии по делам аэропорта; там, скорее всего, ничего интересного не произойдет, но из-за всей этой суматохи вокруг новых взлетно-посадочных полос редакция новостей просто обязана была послать туда своего человека. Джей – в Рочестере, в клинике Майо, где разработали какой-то новый способ лечения рака. Кэмпбелл до сих пор торчит в муниципалитете, в комиссии по благоустройству; там сегодня разговор о парках; тоже, наверное, ничего интересного, как и в аэропорту. Джонс в Южной Дакоте, по поводу индейских требований в отношении Блэк-Хилса, собирает материал для воскресного выпуска. Найт на суде по поводу убийства Джонсона. Уильямс в пригородном поселке Уэйзате, интервьюирует ту старую деву, которая хвасталась, что ей 102 года (наверное, все-таки поменьше). Слоун увяз в Уиноне, там у них нефть разлилась.

«Боже, – подумал Гаррисон, – что я буду делать, если вдруг появится что-нибудь стоящее, на большой материал?» Впрочем, он знал, что это маловероятно. С самого утра день был неудачный, и улучшения не предвиделось.

– Что получается из бюджета, Джим? – спросил он у своего помощника Джима Гоулда.

Гоулд посмотрел на лист бумаги в своей машинке.

– Маловато, – сказал он. – Здесь немного, Джонни. Действительно, совсем немного.

Зазвенел телефон. Гоулд взял трубку.

– Это тебя, Джонни. Вторая линия.

Гаррисон поднял трубку и нажал кнопку:

– Гаррисон.

– Джонни, это Фрэнк Нортон. Из Лоун-Пайна, помнишь?

– Конечно, Фрэнк! – обрадовался Гаррисон. – Хорошо, что ты позвонил. Я только вчера разговаривал здесь с друзьями о тебе. Рассказывал, как ты замечательно устроился. Сам себе хозяин, форель под боком, почти прямо в городе… Если я на днях подрулю к тебе порыбачить – как ты?

– Джонни, – сказал Нортон, – кажется, у меня есть кое-что для тебя.

– Похоже, ты взволнован, Фрэнк. Что случилось?

– Очень может быть, что к нам тут пришелец из космоса прилетел. Я пока не уверен…

– Кто к вам прилетел?! – Гаррисон подпрыгнул в кресле.

– Не знаю, – сказал Нортон. – Что-то свалилось с неба, очень большое. Упало поперек реки. От моста ничего не осталось, снесло начисто.

– Оно еще там?

– Там. Сидит, где село десять-пятнадцать минут назад. Огромное. Огромное и черное. Город на ушах стоит, все в панике. Один человек убит.

– Убит? Как – убит?

– Он выстрелил в эту штуковину. А она выстрелила в него. Спалила его дотла. Я видел, как это случилось. Он еще стоял, а из него дым валил.

– Боже мой! – воскликнул Гаррисон. – Вот это материал! Как снег на голову.

– Джонни… – сказал Нортон. – Я еще не знаю, что происходит. Это произошло недавно, тут пока трудно что-нибудь понять. Я думал, может, ты захочешь прислать кого-нибудь, сфотографировать.

– Слушай, Фрэнк, – сказал Гаррисон, – я тебе скажу, что собираюсь делать. Я сразу же этим займусь. Но сначала ты расскажешь кому-нибудь из моих ребят все, что знаешь, со всеми подробностями. Все, что произошло. А потом трубку не вешай. Я раздобуду фотографа и еще чего-нибудь придумаю.

– Хорошо. Буду на проводе.

Гаррисон прикрыл ладонью трубку и протянул ее Гоулду.

– Это Фрэнк Нортон, – сказал он. – Хозяин и редактор еженедельной газеты в Лоун-Пайне, мой старый друг, вместе в школе учились. Он говорит, у них там что-то свалилось с неба. Один человек погиб. Свалилось минут пятнадцать назад или около того. Ты сейчас запиши все, что он расскажет, а потом попроси, чтобы подождал меня у телефона. Мне надо еще с ним поговорить.

– Хорошо, – сказал Гоулд. – Запишу. – Он взял трубку. – Мистер Нортон, я Джим Гоулд, помощник редактора…

Гаррисон повернулся на стуле к Энни Даттон, секретарю редакции:

– Энни, свяжись с ребятами в аэропорту. Узнай, можно ли заказать спецрейс, вылет немедленно. Лететь – куда же лететь, черт возьми, чтобы попасть в этот Лоун-Пайн?

– Бемиджи, – сказала Энни. – Это ближе всего.

– Отлично. Значит, потом свяжешься с Бемиджи и закажешь машину напрокат. Попозже мы им еще раз позвоним и уточним время, а пока организуй в принципе.

Энни принялась крутить телефонный диск.

Гаррисон поднялся со стула, оглядел редакцию и ужаснулся тому, что увидел.

В одном углу, углубившись в свою писанину, сидел Финли – совершеннейший щенок, в худшем смысле этого слова, у него еще молоко на губах не обсохло. Сэндерсон – немногим лучше, и никак ее не отучить от манеры вечно острить, где не надо. «Господь свидетель, – подумал он, – в один прекрасный день ей придется поменять свое поведение или оказаться на улице». Джемисон? Нет, слишком туго соображает. Когда надо глубоко копать – незаменимый человек, но для горящего материала не годится.

– Кэти! – закричал он.

Удивленная Кэти прекратила печатать, поднялась и пошла к редакторскому столу, стараясь выглядеть спокойной. Джерри до сих пор не позвонил, а очерк казался ей чем дальше, тем глупее. Если придется пропустить концерт!..

Гоулд «висел» на одном телефоне – слушал, иногда вставлял словечко, беспрерывно стучал на машинке, делал пометки, Энни занимала другой… Гаррисон снова сел за стол и поднял трубку, набрал номер.

– Это Гаррисон, – сказал он. – Нам нужен хороший фотограф. Кто у вас там под рукой? Где Аллен? Это командировка. Важная. Срочность чрезвычайная. – (Какое-то время он слушал.) – О, черт побери! Значит, Аллена нет? У нас такая работа, что нужен как раз он. Где он? Вы можете с ним связаться? – (Снова пауза.) – Ой, верно, я забыл, что он в отпуске. Ладно. Присылайте его.

Он положил трубку и повернулся к Кэти:

– У меня есть кое-что для тебя.

– Не сейчас, – сказала она. – Не сегодня. Сегодня никаких сверхурочных, я уже почти весь день отработала. И у меня билеты на концерт. Симфонический.

– Боже мой, девочка, это может быть очень важно! Самое важное задание в твоей жизни! Может быть, это первый пришелец из космоса…

– Пришелец из космоса?

– Ну, может быть. А может, и нет. Мы пока не знаем…

Гоулд протянул ему трубку.

– Минутку, Фрэнк. Подожди. Я сейчас.

– Самолет будет ждать, – сказала Энни. – Готовый к вылету. И машина в Бемиджи.

– Спасибо, – сказал Гаррисон и повернулся к Гоулду. – Что у тебя?

– Отличный материал. Солидный. Масса фактов, море подробностей. Звучит очень впечатляюще. Что-то у них там спустилось с неба.

– Стоит туда поехать?

– По-моему, да, – сказал Гоулд.

Гаррисон повернулся к Кэти:

– Мне очень не хочется тебя просить, Господь свидетель, но больше никого нет. Нет никого, все заняты. Ты с Уайтом полетишь в Бемиджи. Там вас будет ждать машина. Очерк свободный, это я тебе обещаю. Пиши что хочешь. Вы должны быть в Лоун-Пайне часам к шести, даже раньше. До восьми позвони. Тогда мы успеем сделать первый выпуск с твоим материалом.

– Хорошо, – сказала Кэти. – Если ты купишь мои билеты на концерт. Ни за что не соглашусь туда лететь, да еще и платить за это.

– Ладно, я их покупаю, – сказал Гаррисон. – Как-нибудь спишу эти деньги на расходы редакции. Сколько?

Он вытащил из кармана кошелек.

– Тридцать.

– Не многовато? Ведь ты заплатила меньше.

– Это как раз столько, сколько ты заплатил бы сегодня. Места хорошие.

– Ладно, ладно, – согласился он, отсчитывая банкноты.

– А если позвонит Джерри Конклин, пусть кто-нибудь ему расскажет, что произошло. Мы с ним должны были встретиться вечером. Обещаешь?

– Обещаю, – сказал Гаррисон, отдавая ей деньги. Он взял со стола трубку. – Извини, Фрэнк, у меня тут были срочные дела. Ты слушаешь? Мои люди будут у тебя около шести. Я им велел найти тебя. Но как это получилось? Ведь у тебя своя газета. Зачем отдавать все это нам?

– Моя газета сегодня вышла, – сказал Нортон. – Следующий номер только через неделю, а такие новости ждать не могут. Я хочу, чтобы ты был здесь первым. Несколько минут назад в город прибыли две патрульные машины полиции штата. Больше ничего нового.

– Ты сможешь держать нас в курсе дел, пока мои не доберутся? – спросил Гаррисон. – Если что-нибудь случится, позвони.

– Обязательно, – ответил Нортон.

Вашингтон, федеральный округ Колумбия

День выдался трудный. На послеобеденном брифинге газетчики накинулись на него, словно хотели сожрать живьем. Вопросы главным образом касались требований Ассоциации коренных американцев вернуть объединенным племенам Блэк-Хилс в Южной Дакоте и район Бигхорн в Монтане, хотя было довольно много шума и по поводу энергетической ситуации, особенно в связи с предложениями правительства о развитии солнечной энергетики в юго-западной пустыне и его запросом о выделении крупных сумм для разработки криогенных систем передачи электроэнергии. Журналисты бушевали, возмущенные неудовлетворительными ответами. «Но это, – сказал себе Дейвид Портер, – в порядке вещей». В последние несколько месяцев он внушал представителям прессы то ярость, то отвращение. И теперь он каждый день ждал, что какие-нибудь объединения прессы потребуют его отставки.

…В телетайпном зале висела тишина, почти не нарушаемая стрекотанием аппаратов, стоявших вдоль стены. Они словно переговаривались между собой, беспрерывно выплевывая мировые новости. Маршия Лэнгли, его помощница, уже собиралась уходить: рабочий день кончался. На селекторе впервые за весь день погасли мигающие лампочки. Было время сбора информации. Последние вечерние газеты уже ушли в типографии, в редакциях утренних готовили материал.

В помещение стали вползать тени. Портер протянул руку и включил настольную лампу. При ярком свете на столе обнаружилась такая груда бумаг, что он застонал. Настенные часы показывали почти 5:30. Он обещал заехать за Элис в 7:30, так что времени на бумажную работу оставалось совсем немного. Кто-то из подруг Элис нашел в Мэриленде новый ресторан, и Элис вот уже несколько недель время от времени вспоминала об этом. Нынче вечером они собирались поехать туда. Он потянулся в кресле и подумал об Элис Дэйвенпорт. Ее старик, сенатор, никогда не проявлял к Портеру особой симпатии, но и не возражал, чтобы они встречались. «Ну что ж, молодец старый сыч, – подумал Портер, – это его украшает». А Элис – замечательная девушка, даром что у нее такой отец. Красивая, умная, веселая, образованная, много знает, собеседница отличная… Один только недостаток: вечно она влезает в какие-нибудь общественные проблемы, и тогда у нее нет других тем для разговора, кроме очередного увлечения. Как раз сейчас она носилась с требованием индейцев вернуть Блэк-Хилс и Бигхорн и страстно доказывала, что надо их отдать объединенным племенам. Несколько месяцев назад были черные в Южной Африке. «Все это, – угрюмо подумал Портер, – от слишком прилежного изучения никудышных дисциплин». Впрочем, она не всегда садилась на своего конька, может быть, и сегодня не будет. В последние несколько месяцев они провели вместе не один хороший вечер; когда она снимала свой плащ крестоносца, становилась отличной подругой, лучшей не пожелаешь.

«Так, – подумал он, – если сейчас навалиться, то где-то через полчаса удастся хоть чуть-чуть разгрести этот завал на столе». Быстрее не выйдет. Но полчаса – нормально. Еще останется время заехать домой, принять душ, побриться и переодеться. Хоть раз в жизни он приедет к Элис вовремя. Но прежде всего надо выпить кофе.

Портер встал и пошел через зал.

– Ты не знаешь, – спросил он Маршию, – у нас кофе не остался?

– Должно быть, остался, – ответила она. – Там и сэндвичи могут быть, но уже зачерствели, наверное.

– Кроме чашки кофе, мне ничего не надо, – проворчал он.

Он дошел до середины зала, как вдруг один из телетайпов ожил. Громко и требовательно зазвенел звонок, словно требуя внимания.

Портер повернулся и быстро пошел назад. Это был телетайп Ассошиэйтед Пресс. Он подошел к телетайпу и склонился над ним, опершись на аппарат руками. Принтер тянул по бумаге линию сводки новостей. Потом пошло:

«Экстренное сообщение. В Миннесоте с неба спустился крупный неизвестный объект».

Телетайп умолк, принтер еще дрожал.

– Что это такое? – спросила Маршия; она стояла у него за спиной.

– Не знаю, – ответил Портер. – Должно быть, метеорит.

– Ну давай, давай, пиши дальше! – обратился он к телетайпу. – Расскажи, что там такое.

На его столе заверещал телефон.

Маршия подошла и взяла трубку.

– Хорошо, Грейс, – сказала она. – Я ему передам.

Телетайп снова ожил.

«Может быть, что сегодня у городка Лоун-Пайн в Северной Миннесоте приземлился первый пришелец из дальнего космоса…»

Рядом раздался голос Маршии:

– Грейс звонила. Президент хочет тебя видеть.

Портер кивнул и отвернулся от машины. В это время застучали остальные телетайпы, но он вышел из зала, спустился по лестнице и пошел дальше по коридору.

Когда он вошел в приемную, Грейс показала головой на дверь:

– Заходи. Он тебя ждет.

– В чем дело, Грейс?

– Я толком не знаю. Он сейчас разговаривает с начальником штаба. Что-то о новом спутнике, который только что обнаружили.

Портер прошел через приемную к двери, постучал, потом повернул ручку и вошел.

Президент, Хэрберт Тэйн, только что положил телефонную трубку. Он указал Портеру на кресло.

– Это был Уайтсайд, – сказал он. – Рвет и мечет. Похоже, что станции слежения обнаружили на орбите что-то новенькое. Если верить генералу, оно такое огромное, что просто жуть берет. Он говорит, это не наше. И очень не похоже на советское. Слишком велико. Ни нам, ни им вытащить такое на орбиту не под силу. Нет таких носителей. Седой на ушах стоит.

– Что-нибудь из космоса? – спросил Портер.

– Этого Седой не сказал. Но именно это у него на уме. Он уже готов заварить страшную кашу. Он появится у нас, как только доберется сюда.

– Что-то не то упало, не то приземлилось – я пока не знаю – на севере Миннесоты, – сказал Портер. – Когда вы позвонили, как раз пошла информация по телетайпу.

– Ты думаешь, это как-то связано?

– Не знаю. Об этом еще рано говорить, мы еще не знаем, что произошло в Миннесоте. Я видел только начало сообщения. Может быть, это всего лишь крупный метеорит. В любом случае что-то там с неба свалилось.

– О боже! Дейв, у нас и без того забот хватает, – сказал президент.

– Совершенно с вами согласен, сэр, – кивнул Портер.

– Как прошел брифинг?

– Они обложили меня, как волка. В основном Блэк-Хилс и положение в энергетике.

– Но ты удачно отделался от них?

– Сэр, у меня работа такая. Я честно зарабатываю свои деньги.

– Да, – сказал президент. – Я в этом не сомневаюсь. И думаю, это нелегко.

Раздался стук, дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Грейс, размахивая листом бумаги, сорванным с телетайпа:

– Маршия принесла мне вот это…

– Дай сюда, – приказал президент.

Она подошла к шефу и отдала ему бумагу. Он быстро прочитал и перебросил лист через стол Портеру.

– Совершеннейшая бессмыслица, – пожаловался он. – Большой черный ящик находится на мосту. Метеорит может быть большим и черным ящиком, как ты думаешь?

– Вряд ли, – сказал Портер. – Метеорит рухнул бы с ужасным шумом. И кратер вырыл бы огромный.

– И все, что угодно, – заметил президент, – тоже рухнуло бы с шумом и вырыло бы кратер. Что бы ни упало. Скажем, сломавшийся спутник.

– Я себе именно так и представляю, – сказал Портер. – Они должны падать быстро и делать воронку. Если большие, конечно.

– Этот вроде большой…

Они смотрели друг на друга через стол.

– Так ты думаешь… – начал президент, но замолчал, не договорив.

На президентском столе загудел аппарат внутренней связи. Президент нажал кнопку:

– В чем дело, Грейс?

– Это генерал Уайтсайд.

– О’кей, соедини.

Прикрыв трубку рукой, он сказал Портеру:

– Должно быть, Седой услышал об этом происшествии в Миннесоте.

Он произнес в трубку несколько слов, потом сидел слушал. Человек на том конце линии говорил быстро и возбужденно.

Наконец президент сказал:

– Ну хорошо. Давайте не будем паниковать. Если появится что-нибудь новое, дайте мне знать. – Он положил трубку и повернулся к Портеру. – Он в это верит. Ему позвонил кто-то из Национальной гвардии Миннесоты. Сказал, что штуковина опустилась и села. Это не авария, а приземление. Она еще там, размером с порядочное здание, совершенно черная, похожа на большой ящик.

– Интересно, – сказал Портер. – Все называют ее большим ящиком.

– Дейв, – спросил президент, – что мы предпримем, если окажется, что это на самом деле пришелец из космоса?

– Будем импровизировать, – ответил Портер. – Будем действовать по обстоятельствам. Только не паниковать и не дергаться.

– Позарез нужны факты. И срочно.

– Конечно. Кое-что мы узнаем из информационных телеграмм. Надо забросить туда исследовательскую группу, и как можно скорее. Связаться с ФБР в Миннеаполисе.

– Район надо оцепить, – добавил президент. – Нельзя допустить, чтобы туда хлынули толпы любопытных. – Он нажал кнопку внутренней связи. – Грейс, дайте мне губернатора в Сент-Поле. – Потом посмотрел на Портера. – Чего я боюсь, так это паники.

Портер взглянул на часы:

– Через час, даже меньше, пойдут первые вечерние информационные программы по телевидению. Может быть, уже сейчас дают экстренные сообщения. Новость разлетится очень быстро. У меня, наверное, все телефоны трезвонят. Всем нужно знать реакцию Белого дома. Хотя они сами, наверное, знают больше нас.

– Маршия еще там?

– Она чуть не ушла, но теперь наверняка там. И не уйдет, на нее можно положиться, профессионал.

– Нам может понадобиться какое-нибудь заявление.

– Пока нет, – сказал Портер. – Не надо торопиться, не будем стрелять навскидку. Надо сначала узнать побольше…

– Надо сказать что-нибудь людям. Чтобы они знали: мы делаем все возможное.

– Сейчас им будет не до нас, – сказал Портер. – Их пока будет интересовать не то, что делаем мы, а что происходит там. Слишком ошеломляющая новость.

– Может быть, собрать брифинг?

– Может быть. Если к утру будет что сказать. Если я правильно понял, об этом непонятном объекте никто не знает, кроме Уайтсайда и нас с вами. Ну и наблюдатели, разумеется; но они болтать не станут.

– Все равно это станет известно, – сказал президент. – Рано или поздно все вылезает.

– Я бы хотел, чтобы люди узнали о происшедшем от нас, – сказал Портер. – Ни к чему создавать впечатление, будто мы что-то утаиваем. Об этом уже много лет кричат поклонники НЛО. Что от них информацию засекречивают.

– Согласен, – сказал президент. – Наверное, лучше, чтобы ты созвал брифинг. Иди и начинай. А потом приходи назад. У меня могут быть люди, но ты заходи сразу, как только освободишься. К тому времени может появиться еще какая-нибудь информация.

Лоун-Пайн

Рыба куда-то пропала. Кролик ускакал было в темноту, а теперь возвращался, осторожно, не спеша, принюхиваясь. «Бедный кролик озадачен, – подумал Джерри, – наверное, размышляет, куда он попал и что за лужайка такая странная». Енот пытался раскопать пол, шумно нюхал его… Ондатра исчезла.

Джерри уже предпринял осторожное исследование, стараясь не слишком удаляться от того места, куда его забросило, чтобы иметь возможность возвратиться. Однако он ничего не обнаружил. Стоило приблизиться к одной из теней, что возникала в мерцающем свете, – и тень тут же исчезала, отодвигаясь от него и растекаясь по плоскому полу. Он присмотрелся к кругляшам, которые принял за глаза. Поначалу ему показалось, что они расположены на какой-то стене, но теперь выяснилось, что это не так: они словно висели в воздухе. Он попробовал коснуться их рукой – не получилось. Рука прошла насквозь, ничего не ощутив при этом, а «глаза» по-прежнему висели, излучали все тот же мягкий свет и следили за ним.

Джерри показалось, что он видит немного лучше; быть может, потому, что глаза уже привыкли к слабому неровному освещению.

Несколько раз Джерри пытался заговорить. С кем – он и сам не знал. Но ощущал чье-то невидимое присутствие. Однако никакого ответа не было. Не было ни малейшего признака, что его услышали, что кто-нибудь или что-нибудь вообще знает о его присутствии. Вот только это чувство, что за тобой непрерывно следят… У него не было ощущения, что предполагаемый наблюдатель враждебен, угрожает чем-то, – любопытствует, не более. Загадочный запах не исчезал, но он уже успел привыкнуть и почти не обращал внимания на него.

Как ни странно, страха он больше не испытывал и дурные предчувствия оставили его. Вместо них пришли фаталистическое оцепенение и удивление, что такое могло произойти. «Почему, – спрашивал он себя, – это невероятное происшествие случилось именно со мной?» Время от времени он вспоминал о Кэти и концерте, но изменить что-либо был не в силах, и тогда эти мысли вытеснялись более насущными, о его нынешнем положении.

Временами он ощущал какое-то движение, словно вся конструкция, ставшая его тюрьмой, куда-то перемещалась. Пару раз она закачалась и задергалась, будто пришла в движение. Однако Джерри остался спокоен. «Вероятно, – думал он, – это просто реакция организма на непривычные условия».

Но самое главное, он не мог определить, что это – конструкция или организм? Это было непонятно как в тот момент, когда «оно» свалилось с неба, так и теперь. Может быть, это машина, запрограммированная на приспособление к любым условиям и ситуациям. Но что-то в ней казалось живым. Он не знал почему, но инстинктивно чувствовал.

Несмотря на то что никаких доказательств не было, Джерри все больше и больше утверждался в мысли, что за ним наблюдает живое существо, некий разум. Едва приземлившись, пришелец из космоса тут же начал исследовать жизнь на незнакомой планете; человек, кролик, рыба, енот, ондатра… Джерри не сомневался, что по этим пяти экземплярам можно получить какую-то предварительную информацию, а может быть, даже общее представление о принципах эволюции земной жизни.

«Да, „оно“ живое, – решил он. – Огромный черный ящик – живое существо». Почему он так решил, он и сам не знал; такая убежденность показалась ему странной. Он пытался разобраться, откуда это пришло, – и вдруг словно чей-то голос прозвучал, точно в мозгу сверкнула молния прозрения – пришло и новое знание: «это» похоже на дерево. «Да, – подумал он, – в нем ощущается то же самое, что я чувствую в любом дереве». Мысль была нелепой, черный ящик не имел ничего общего с деревом, но ощущение не проходило: штуковина, в которую он попал, чем-то похожа на дерево.

Он постарался избавиться от этой мысли, выкинуть ее из головы – уж больно дурацкой, даже сумасшедшей она казалась, – но не смог. Мало того, к ней присоединилась еще одна, тоже ниоткуда: какая-то расплывчатая мысль о доме. Что означала сия новая идея, он не понимал. Значит ли это, что здесь он дома? Такое предположение возмутило его. Ну уж нет! Что угодно, только не дом.

Он стал размышлять, каким образом возникла такая странная мысль. Может быть, некая чужая жизнь – если это жизнь – пытается связаться с ним? И внушает ему разные представления, пытаясь навести мост между разными интеллектами? Если дело обстоит так – а в это трудно было заставить себя поверить, – что имел в виду пришелец? Какая связь между деревом и домом? На что «оно» рассчитывает, внушая такие идеи? Какие ассоциации ему нужны?

Размышляя, он заметил, что все больше и больше свыкается с мыслью, что черный ящик – пришелец из космоса, причем не только живой, но и разумный.

Почва для такого предположения была подготовлена давно. Уже много лет говорили и писали о том, что в один прекрасный день на Земле может появиться какой-нибудь представитель внеземной цивилизации; гадали, что произойдет при этом, какова будет реакция серой, безграмотной толпы. Так что идея была не нова; за долгие годы она успела овладеть общественным сознанием.

Прыг, прыг… кролик приблизился вплотную. Прижавшись к полу, вытянул шею и понюхал носки болотных сапог. Енот прекратил свои попытки расковырять пол и вразвалочку убежал. Ондатра не возвращалась.

«Братья наши меньшие, – подумал Джерри, – братишки мои, попали вы вместе со мной в утробу к этому чужому существу, которое считает нашу Землю чужой планетой – и вот изучает нас…»

Внезапно что-то обвилось вокруг него. Его оторвало от пола и швырнуло в стену, но он не ударился о нее. В стене приоткрылась щель, и он вылетел наружу.

Теперь он падал. В темноте почти ничего не было видно, но он различил под собой что-то темное и закрыл лицо руками. Он рухнул на дерево; ветви торчали кверху, но оказались гибкими и смягчили падение. Он вытянул одну руку, пытаясь за что-нибудь ухватиться, а другой по-прежнему закрывал лицо. Под руку попалась какая-то ветка, он схватился за нее, но она согнулась. Тогда он вытянул другую руку, уцепился за толстый сук и смог удержаться.

Какое-то время Джерри висел, раскачиваясь, на суку и жадно вдыхал знакомый аромат соснового леса. Дул несильный ветер, и вокруг слышалось нежное шептание хвои.

Он был счастлив: наконец-то ему удалось выбраться из этой штуковины. «Хотя, – подумал он, – „выбраться“ – это совсем не то слово». Ведь его попросту выкинули. Они – или оно – взяли от него все, что было нужно, и вышвырнули его вон. Наверное, еще раньше точно так же выкинули рыбу, а скоро выкинут и всех остальных: кролика, енота и ондатру.

Глаза немного привыкли к темноте, и он осторожно пополз по суку к стволу дерева. Обхватив ствол руками и ногами, он решил немного отдохнуть. Ветви были так густы, что Джерри не имел ни малейшего представления, на какой высоте находится, земли не было видно. «Не очень высоко, – подумал он, – ведь я падал из ящика высотой около сорока футов, еще сколько-то пролетел по воздуху, пока не свалился на дерево».

Он начал медленно спускаться. Это оказалось нелегко, особенно в темноте, приходилось пробираться между многочисленными ветвями. «Дерево, – решил он, – не слишком большое, невысокое. Ствол около фута в диаметре, хотя книзу становился потолще».

Наконец он коснулся ногами чего-то твердого, от неожиданности колени у него подогнулись. Он пощупал ногой поверхность, чтобы убедиться, что это на самом деле земля, потом отпустил ствол и стал пробираться сквозь чащу.

Он пытался увидеть хоть что-нибудь, но темнота была слишком густая. Он помнил, что оставил машину где-то рядом, недалеко от дороги, и очень удивился, даже испугался, обнаружив, что понятия не имеет, куда идти.

Он прошел чуть-чуть, надеясь выбраться на открытое место, где можно было бы хоть что-нибудь увидеть. Но не прошел и нескольких футов, как снова запутался в ветвях какого-то дерева. Попробовал в другом направлении – то же самое. Он припал к земле и стал всматриваться вверх, надеясь разглядеть очертания штуковины, упавшей с неба, но ничего не увидел.

Он подумал, что отсюда должны быть видны огни городка. Но как ни старался, не заметил ни единого огонька, хоть Лоун-Пайн не мог быть далеко. Он решил сориентироваться по звездам – но их тоже не было: то ли небо затянуло, то ли лес был слишком густой.

«Боже, – подумал он, – это ж надо заблудиться в лесу в какой-нибудь миле от города! Какой-никакой, но все-таки город…» А он сидит тут, скрючившись от холода, и не знает, куда идти.

Стало холодно. И к утру еще похолодает, так что ночевать в лесу, дожидаясь рассвета, – удовольствие небольшое. «Можно было бы разжечь костер», – подумал он, но вспомнил, что у него нет спичек. Он не курил, а потому никогда не носил с собой спички. «Однако холод – это еще не все, – сказал он себе. – Надо как-то добраться до телефона, и как можно скорее. Надо позвонить Кэти и объяснить, что меня задержало. Она там, наверное, с ума сходит».

Он вспомнил правило для заблудившихся: двигайся под уклон. Двигаясь под уклон, обязательно доберешься до какой-нибудь воды, а вода рано или поздно приведет к людям. Отсюда он может выйти к реке, а по берегу реки – на дорогу. Или можно попробовать перебраться через реку – тогда он окажется совсем рядом с Лоун-Пайном. В этом было мало привлекательного – реку он не знал, и попытка может оказаться опасной, если он попадет в омут или на стремнину.