Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби Батчер Джим
– Береги свою задницу, Бульвинкль.
– Всегда. Еще раз спасибо, Мёрф.
Я положил трубку и перевернул еще несколько страниц Артурова альбома, не ожидая увидеть ничего, кроме газетных вырезок. Однако на самых последних полосах мне повезло. На них он приклеил большие глянцевые цветные фото – три женщины, и двух я узнал.
Подпись под первой фотографией гласила: «СТВОЛЫ ЭЛИЗАБЕТ». На фото красовалась Мэдж, первая жена Геносы. На вид я бы дал ей лет двадцать пять, и она была практически раздета. Ее роскошные волосы имели здесь неестественно алую окраску, пряди производили впечатление высеченных из камня. Макияж, должно быть, пришлось снимать циклевочной машинкой.
Следующая подпись, «ВОРОНИЙ БАРХАТ», стояла под фотографией опять же почти голой брюнетки воинственного вида, которую я не знал. Сложением она напоминала женщин с обложек журналов по бодибилдингу – все мускулы налицо. Впрочем, несомненная физическая сила сочеталась в ней с женственностью, и она производила впечатление скорее хорошенькой, чем угрожающей. Стрижка у нее была короткая, мальчишеская, и на первый взгляд она показалась мне просто славной – только глаза оставались слишком неулыбчивыми, да и в целом лицо хранило надменное выражение. Экс-миссис Геноса номер два, предположил я. Он называл ее Люсиль.
Последняя фотография изображала, разумеется, третью бывшую миссис Геноса. Фотография была подписана «ТРИКСИ ВИКСЕН», но кто-то написал поперек нее жирным черным маркером: «ЧТОБ ТЕБЕ ГОРЕТЬ В АДУ, СВИНЬЯ». Автографа автор надписи не оставил. Круто. Мне даже интересно стало.
Я перелистал альбом еще раз, но ничего нового не увидел. В какой-то момент я сообразил, что просто оттягиваю неизбежный выход на съемочную площадку. Ну да, там, возможно, присутствуют голые девушки, проделывающие всякие интересные штуки. А я прожил без таких штучек достаточно долго, чтобы это представляло для меня еще больший интерес. Но для подобных удовольствий имеются соответствующие время и место, и во всяком случае не при скоплении людей с кинокамерами.
Однако же, черт возьми, профессионал я или кто? Работа есть работа. Я не смогу защитить никого, не находясь рядом. И источника темной разрушительной злобы тоже не смогу вычислить, если не разберусь в происходящем. А для этого мне необходимо наблюдать, задавать вопросы – желательно так, чтобы никто не догадался, чем я занимаюсь на самом деле. Поступить так было бы умнее всего, профессиональнее. Да, именно так: исподволь беседовать с людьми, пока символы чувственной красоты будут заниматься этим в лучах прожекторов.
Вперед! Я собрал – по крохам, так сказать, – свое мужество, осторожно выскользнул из кабинета и по неярко освещенному коридору прошел в студию.
Там оказалось неожиданно много людей. Даже просторное помещение студии производило впечатление набитого битком. У каждой из четырех камер стояли по два человека, и еще несколько – на этаком подобии строительных лесов, на которых размещались прожектора. Группа людей хлопотала над ярко освещенными декорациями, состоявшими из нескольких панелей, которые изображали старую кирпичную стену, пары мусорных контейнеров, мусорной же урны, нескольких складских поддонов и произвольно накиданного хлама. В центре всей этой сумятицы стояли Артуро и джинсово-фланелевая Джоан – точнее, не стояли, а переходили, негромко переговариваясь, от камеры к камере. Похожая на нескладного жеребенка Инари следовала за ними по пятам, делая заметки в блокноте. За ней забавно семенил колчеухий щен, привязанный вместо поводка розовой бечевкой к петле ее джинсов. Щенячий хвост восторженно вилял из стороны в сторону.
В конце концов, мне ведь полагалось заниматься обязанностями ассистента. Поэтому я подошел к Геносе. Щен увидел меня и радостно атаковал мой башмак. Я нагнулся и почесал его за ухом.
– Что я должен делать, Артуро?
Он кивнул в сторону Джоан:
– Держитесь при ней. Она покажет вам все лучше любого другого. Наблюдайте, спрашивайте.
– Хорошо, – согласился я.
– С Инари вы уже познакомились? – спросил Артуро.
– Полчаса назад.
Девушка улыбнулась и кивнула:
– Он мне понравился. Забавный такой.
– Внешность – это еще не все, – заметил я.
Инари рассмеялась, но осеклась, когда в кармане ее джинсов что-то забибикало. Сунув руку в карман, она достала дорогой мобильник размером с пару почтовых марок. Я наклонился и взял щена на руки, а Инари развязала свой самодельный поводок, прежде чем отойти от нас на несколько шагов, прижимая телефон к уху.
Какая-то женщина, в развевающейся юбке и фермерской такой блузочке, с обеспокоенным видом ворвалась в студию и почти бегом направилась к Артуро и Джоан:
– Мистер Геноса, мне кажется, вам стоит пройти в гримерную. Это срочно.
Глаза у Геносы округлились, он заметно побледнел. Потом вопросительно покосился на меня. Я мотнул головой – никакой враждебной энергии я на этот раз не ощущал. Он с видимым облегчением перевел дух и повернулся обратно к женщине:
– Что случилось?
Стоявшая у него за спиной Джоан покосилась на часы и закатила глаза:
– Это Трикси.
Женщина кивнула:
– Она говорит, что уходит.
Артуро вздохнул:
– Еще бы она этого не говорила! Что, Мэрион, пошли разберемся?
Они вышли, и Джоан нахмурилась:
– Нет у нас времени на эту примадонну.
– А в иной ситуации было бы?
Хмурое выражение лица сменилось просто усталым.
– Наверное, тоже не хватало бы. Я просто не могу понять эту женщину. Для ее будущего проект ведь не менее важен, чем для любого другого.
– Ну, быть центром вселенной – нелегкая работа. Действующая на нервы.
Джоан рассмеялась, запрокинув голову:
– Должно быть, так. Ладно, давайте займемся делом.
– С чего начинать?
Мы перешли в другую декорацию, изображавшую дешевый бар, и принялись рыться в ящиках с разнообразными бутылками и кружками в поисках подходящих для обстановки. Я поставил щена на барную стойку, и он принялся расхаживать по ней взад-вперед, опустив носик к деревянной поверхности и принюхиваясь.
– Вы давно знакомы с Артуро? – поинтересовался я, выждав с полминуты.
Джоан помедлила с ответом, выставляя бутылки на полку за стойкой.
– Лет восемнадцать или девятнадцать, наверное.
– На вид он мужик славный.
Она снова улыбнулась.
– Вовсе нет, – сказала она. – Славный, только не мужчина, а мальчик.
Я удивленно изогнул брови:
– Как это?
Она повела плечом:
– Он совершенно беззащитен. Он порывист, более страстен, чем может себе позволить, и влюбляется с полуоборота.
– А это плохо?
– Иногда, – сказала она. – Но это возмещается другими чертами. Он заботится о людях. Вот, поставьте на верхнюю полку. Вы и без стремянки достанете.
Я повиновался:
– Чует мое сердце, пиком моей карьеры станет венчать верхушки рождественских елок звездами и ангелочками. Вроде того йети из «Олененка Рудольфа».
Она снова рассмеялась и ответила что-то, но слова ее вдруг сделались для меня неразборчивыми, беззвучными – как реплики учителя из мультяшки. Сердце мое забилось чаще, желудок сжался от голода, когда рефлекс, пробегая по спинному мозгу в нижнюю часть туловища, задел его по дороге. Голова сама собой повернулась к дверям, и я увидел входящую Лару Романи.
Теперь волосы ее были уложены как в Древней Греции или Риме. Одежду составляли коротенький черный шелковый халат, черные чулки и черные же туфли на шпильках. Она скользила по студии с какой-то завораживающей, змеиной грацией. Хотелось затаить дыхание и не сводить с нее глаз. Однако какая-то упрямая часть сознания окатила мозг холодным душем. Лара – высасывающий душу вампир. Я был бы полным идиотом, позволив себе реагировать на нее подобным образом.
Я оторвал от нее взгляд и обнаружил, что щен подобрался к краю барной стойки рядом со мной. Он настороженно припал к деревянной столешнице, уставившись на Лару, и пискляво рычал.
Я огляделся по сторонам, усилием воли заставив себя не задерживаться взглядом на вампире. Все до единого мужчины в помещении застыли, глядя на идущую по студии Лару.
– Эта женщина – настоящая ходячая виагра, – пробормотала Джоан. – Хотя не могу не признать, в искусстве эффектно войти ей не откажешь.
– Э… угу.
Лара уселась на складной стул, и Инари сразу же опустилась рядом с ней на колени, говоря что-то вполголоса. Электризующее ощущение желания и принуждения немного ослабло, люди снова занялись своими непосредственными делами. Я помогал Джоан, не отпускал щена далеко от себя, и через полчаса съемка первой сцены все-таки началась. Действие происходило в темном переулке, и участвовали в нем Джейк Гуфи и слегка надутая Трикси Виксен.
Кстати, позвольте мне кое-что вам объяснить. Порнографический секс имеет к настоящему сексу весьма отдаленное отношение. Актеров то и дело прерывают, им надо поворачиваться лицом в нужном направлении, принимать позы, наиболее выгодные для камеры, и так далее. То и дело им приходится подправлять макияж – и не только на лице. Вы даже не поверите, как далеко все это заходит. К тому же в глаза им светят прожектора, вокруг толпится куча народа, а в довершение всего Артуро выкрикивает им указания из-за камеры.
Даже с учетом изрядной ограниченности моего сексуального опыта я бы обошелся как-нибудь без этого. Да и смотреть на подобное действо было одно расстройство. Возможно, после окончательного монтажа все это и превратится во что-то возбуждающее, но в студии производило впечатление скорее неуютное. В общем, мне приходилось искать повод смотреть в другую сторону, проверяя попутно, не найдется ли еще среди окружающих симпатичных вампиров. И все время мои чувства оставались в напряжении, ожидая вихря смертоносной магии.
Съемка длилась уже около часа, когда я, повернувшись, заметил Инари, расхаживавшую взад-вперед в стороне, негромко разговаривая по своему мобильнику. Я закрыл глаза и прислушался.
– Да, папа, – говорила она. – Да, знаю. Обязательно. Нет, не буду. – Она помолчала. – Да, здесь. – Щеки ее вдруг порозовели. – Какие страсти ты говоришь! – возмутилась она. – Я-то думала, тебе положено с дробовиком в руках отгонять от меня парней. – Она рассмеялась, бросила взгляд через всю студию и отошла на шаг в сторону. – Бобби, папа. Его зовут Бобби.
Ага. Заговор обретает форму. Я проследил взгляд Инари и увидел Бобби Зануду, сидевшего в халате на складном стуле рядом с Ларой. Впечатляющего размера лапищи скрещены на груди, вид насупленный – я бы сказал, надутый. Он не обращал внимания на то, что происходило на площадке, – да и на Лару тоже. Инари тем временем отошла еще дальше – так, что я перестал ее слышать.
Я нахмурился, поразмыслил и вернулся к ожиданию удара черной магии. Впрочем, ничего такого не происходило, если не считать аудиопульта, издохшего с фонтаном ярких искр, когда я подошел слишком близко. Первую сцену отсняли до конца, за ней еще три, за которыми я тоже следил не слишком пристально. В них участвовали трое… гм… актеров, которых я не знал, две женщины и мужчина. Должно быть, из тех, на которых, по словам Джоан, оказала дурное влияние своими опозданиями Трикси Виксен.
Но конечно, одна из тех, что прибыли на съемки вовремя, лежала сейчас в реанимации, и ей еще повезло, что не в морге. Пунктуальностью от черной магии не защититься.
Где-то ближе к полуночи щен уснул на подстилке, которую я устроил ему из своего плаща. Большую часть пищи – без мясного содержимого назвать ее пиццей было бы святотатством – подъели. Трикси закатила истерику еще час назад, набросившись сперва на одного из операторов, а потом на Инари, вылетев из студии в одних туфлях… в общем, все устали. Приготовились снимать последнюю сцену с участием Эммы, Бобби Пустышки и Лары Романи. Когда Лара встала со стула, все во мне напряглось, и я отошел к дальней стене собраться с мыслями.
В темном углу всего в нескольких футах от меня что-то шевельнулось, и я отпрянул от неожиданности и страха. Из угла вынырнула и бросилась к ближайшему выходу призрачная фигура. Потрясение сменилось внезапным осознанием открывшейся возможности, и я без лишних раздумий ринулся в погоню.
Незнакомец, распахнув дверь, нырнул в чикагскую ночь. На бегу я достал из рюкзака жезл и рванул еще быстрее, подгоняемый злостью, адреналином и жгучим желанием изловить загадочную тень прежде, чем она успеет навредить еще кому-либо из съемочной группы.
Погони по ночным чикагским переулкам давно стали для меня привычным делом. Впрочем, с формальной точки зрения мы находились уже не в Чикаго, а в ближнем пригороде, да и широкие проезды между постройками индустриального парка не слишком походили на переулки. Подобные погони на своих двоих случаются со мной настолько часто, что я даже отказался от тренировочных пробежек. Надо признать, правда, что в погонях этих я обыкновенно оказываюсь в положении преследуемого, потому как в мои принципы входит избегать по возможности рукопашных поединков с любой тварью, которая весит больше малолитражки или покрыта хитиновым панцирем.
Тот, за кем я гнался, не отличался особенным ростом. Но бегать он умел – явно тоже тренировался. Проезды индустриального парка освещались неравномерно, и он держал путь на запад, прочь от главного въезда, в совершенно темные кварталы.
С каждой секундой я оказывался все дальше от возможной помощи, а шансы напороться на подлянку, с которой я не смогу справиться в одиночку, напротив, возрастали. Мне стоило бы призадуматься, впрочем на другой чаше весов лежала возможность задержать того, кто нападал на людей Геносы. Как знать, если бы от нападений страдали в первую очередь не женщины, если бы я не держался за эту дурацкую старомодную галантность… в конце концов, будь я просто немного умнее, мне было бы куда сложнее сделать этот выбор.
Призрачный объект моей погони добежал до границы парка, и ему осталось пересечь темный газон, чтобы добраться до ограды футов в двенадцать высотой. Я нагнал его, когда он одолел половину этого расстояния, и сделал подсечку. Потеряв равновесие, он покатился по траве. Я рухнул на него сверху, всей своей тяжестью припечатав к земле.
Столкновение изрядно вышибло из меня дух; подозреваю, что ему пришлось еще хуже. Грянувшись о землю, он охнул – нормальным мужским баритоном, от чего я испытал изрядное облегчение. Я вообще предпочитаю думать о сопернике как о «нем», ибо, думай я о «ней», не уверен, что смог бы действовать с той же жестокой решительностью, а это может аукнуться быстро и болезненно.
Парень сделал попытку встать, но я несколько раз врезал ему по затылку, отчего он каждый раз крепко прикладывался о землю физиономией. Чувак оказался крепкий. Удары, конечно, оглушили его на мгновение, но он тут же пришел в себя и вдруг изогнулся подо мной, как змея. Я откатился в сторону, а он вскочил и бросился к изгороди.
Он подпрыгнул фута на четыре и с обезьяньей ловкостью полез наверх. Не поднимаясь, я нацелил свой жезл на самый верх ограды и рявкнул:
– Fuego!
Ослепительный в ночи разряд пламени ударил в верхний обрез металлической ограды, раскалив ее докрасна и осыпав незнакомца дождем огненных брызг. Тот вскрикнул от неожиданности, а может, от боли – и, разжав руки, полетел вниз. Я огрел его жезлом по голове и по плечам; хорошо еще, что у моего магического оружия вес вполне материальный. Второй или третий удар оглушил его, и я, заломив ему руку за спину приемом, которому научила меня Мёрфи, сунул его физиономией в ограду.
– Не дергайся! – рявкнул я. Капли расплавленного металла продолжали стекать по проволочной сетке ограды. – Не дергайся, а то буду держать так, пока морда не расплавится!
Он все же попытался вырваться. Он оказался сильным, но я удерживал его руку болевым приемом, так что ничего особенного он этим не добился. Спасибо, Мёрфи. Я нажал на вывернутую руку так, что он охнул от боли.
– Не трепыхайся! – повторил я.
– Боже правый, – прохрипел Томас перехваченным от боли голосом. Он прекратил биться и поднял вторую руку в знак капитуляции. Узнав голос, я разглядел теперь и лицо. – Гарри, это же я!
Я нахмурился и нажал на руку еще сильнее.
– Ой, – захлебнулся он. – Дрезден, что вы делаете? Пустите же! Это я!
Я стиснул зубы и отпустил его, сунув напоследок физиономией в сетку. Потом встал.
Томас медленно поднялся и повернулся ко мне лицом, продолжая держать руки поднятыми:
– Спасибо, дружище. Я не хотел заставать вас врасплох, как…
Я с размаху врезал ему кулаком по носу.
Похоже, его это врасплох все-таки застало, потому что он как стоял, так и сел, прикрыв лицо руками и изумленно тараща на меня глаза.
Я поднял свой жезл. Кончик его, светившийся зловещим багровым сиянием, завис в воздухе в каком-то футе от его лица. Лицо Томаса, и без того довольно бледное, сделалось пепельно-серым, из разбитой губы сочилась кровь.
– Гарри… – пробормотал он.
– Заткнитесь, – сказал я. Я говорил совсем тихо. Негромкий голос пугает больше вопля. – Вы мною манипулируете, Томас.
– Я не знаю, о чем это вы гово…
Я подался вперед, и ему пришлось отпрянуть от раскаленного конца моего жезла.
– Я сказал, заткнитесь, – продолжал я все так же тихо. – Полагаю, в студии находится кто-то, кого вы знаете, и вы не предупредили меня об этом. Думаю, вы обманывали меня и в другом, и это как минимум дважды сегодня уже подвергало меня смертельной опасности. А теперь назовите мне хоть одну причину, которая удержит меня от того, чтобы не выжечь ваш лживый язык раз и навсегда.
Волосы у меня на затылке вдруг встали дыбом, словно пытаясь отделиться от тела и улететь куда-нибудь подальше. Я услышал за спиной два металлических щелчка взводимых затворов, и томный до безумия голос Лары произнес:
– Хотите, назову сразу две?
Глава 15
Первой мыслью, что пришла мне на ум, было: «Ух ты, ну и голос же у нее!» И сразу же последовала вторая: «Как ей, черт подери, удалось догнать нас так быстро?»
А где-то совсем уже в глубине сознания практичная часть меня тоже включилась в обмен мнениями: «Вот некстати будет, если меня застрелят». Вслух же я произнес:
– У вас действительно фамилия Романи?
Я не слышал шагов, но, когда она заговорила снова, голос раздался ближе.
– Это моя фамилия по мужу. Я была замужем. Недолго. А теперь будьте добры, отойдите от моего младшего братца.
Адские погремушки, значит, она его сестра? Милая семейка. Вполне возможно, она будет реагировать на угрозу не совсем… гм… рационально. Я глубоко вздохнул и напомнил себе, что с учетом обстоятельств провоцировать Лару Рейт было бы чистым идиотизмом.
– Я правильно понял: если я сделаю то, что вы просите, вы опустите пистолеты?
– Исходите лучше из того, что, если вы не сделаете этого, я застрелю вас.
– О, ради всего святого, – вздохнул Томас. – Лара, да успокойся же. Мы просто беседовали.
Она скрипнула зубами, и в ее голосе прозвучало почти материнское неодобрение:
– Томми, Томми! Когда ты несешь подобную ерунду, мне приходится напоминать себе, что мой младший братик далеко не такой идиот, каким хочет нам всем казаться.
– Да ладно тебе! – выпалил Томас. – Мы теряем время.
– Заткнитесь, – буркнул я, бесцеремонно взмахнув жезлом, и оглянулся через плечо на Лару.
На ней было что-то черное, кружевное, туфли на шпильках («и как, черт подери, она ухитрилась догнать нас на этих долбаных шпильках? Даже для чародея найдется пара вещей, представляющихся совершенно невероятными»), а в руках она держала пару славных таких маленьких пистолетиков. Возможно, заряжались они и не самыми мощными патронами, однако же и небольшой пули достаточно, чтобы убить меня раз и навсегда. По тому, как она их держала, у меня складывалось впечатление, что она знает, как с ними обращаться. Казалось, что в густой тени ее кожа светилась сквозь кружева. Восхитительное зрелище.
Я стиснул зубы и отогнал внезапное желание пройтись языком по возбуждающим изгибам ее бедер. Вместо этого я поднял свой жезл и нацелил его на Томаса:
– Два шага назад, цыпочка. Опусти пистолеты, забудь обо всех своих штучках – и мы поговорим.
Она застыла на полушаге, и на лице ее появилось слегка озабоченное выражение. А потом прищурилась, и голос ее разлился по воздуху смесью меда и героина:
– Что вы сказали?
Я отогнал давление, которое оказывал ее голос на мое либидо.
– Назад, – буркнул я. – Быстро. – Впрочем, сидевший во мне Дон Кихот не сдавался так просто, и я добавил: – Будьте добры.
Мгновение сестрица Томаса смотрела на меня, словно увидела в первый раз.
– Экая бестолковая ночь, – пробормотала она тоном, каким обычно произносят что-нибудь совершенно нецензурное. – Вы Гарри Дрезден.
– Не огорчайтесь. Я довольно ловко обходился без фамилии, представляясь Гарри-Ассистентом-Продюсера.
Она надула губы – надо сказать, это выглядело тоже потрясающе.
– Зачем вы угрожаете моему брату?
– Вечер выдался скучный, а все остальные были заняты.
Она даже намеком не предупредила. Один из ее маленьких пистолетов рявкнул, меня ослепила алая вспышка боли в голове, и я упал на колено.
Не опуская руку с нацеленным на Томаса жезлом, я поднял другую руку и осторожно коснулся уха. Когда я отнял ладонь, на ней темнели капли крови, но боль уже начала стихать. Лара выразительно выгнула свою умопомрачительную бровь. Адские погремушки, она только чуть оцарапала мне ухо своей пулей. С такой меткостью залепить пулю мне промеж глаз – плевое дело.
– В обычной ситуации я бы восхитилась столь изящно выстроенным ответом, – произнесла она негромким бархатным голосом. Возможно, она тоже считала, что так выйдет страшнее, чем если она скажет то же самое, но громко. – Однако во всем, что касается моего младшего братца, у меня нет настроения играть в игры.
– Понятно, – сказал я.
Боюсь, мой голос прозвучал не слишком уверенно. Я опустил жезл и убрал заряд накопленной в нем энергии. Зловещая красная точка на его конце погасла.
– Прелестно, – отозвалась она, но пистолетов не опустила.
Ночной осенний воздух развевал ее шикарные черные волосы, серые глаза сияли в полумраке серебром.
– Гарри, – произнес Томас, – это моя старшая сестра Лара. Лара, Гарри Дрезден.
– Очень приятно, – кивнула она. – Томас, отойди от чародея. Я не хочу, чтобы какая-нибудь пуля, пройдя навылет, попала в тебя.
Ноги мои разом сделались ватными. Я продолжал держать жезл в руках, но Лара нажала бы на спуск прежде, чем я успел бы прицелиться и выпустить разряд.
– Погоди, – сказал Томас. Он привстал на колено и оказался между мной и другим Белым вампиром. – Не убивай его.
Она удивленно выгнула бровь, на губах заиграла легкая улыбка.
– Это почему же?
– Во-первых, есть ведь шанс, что он успеет сложить смертное проклятие.
– Допустим. А во-вторых?
Томас пожал плечами:
– А еще у меня есть личный интерес. Я предпочел бы первым делом обсудить все это втроем.
– И я тоже, – добавил я.
Призрачная улыбка так и оставалась на лице у Лары.
– Ты мне симпатичен, чародей, но… – Она вздохнула. – Для переговоров нет времени, Томас. Присутствие Дрездена здесь недопустимо. Независимое предприятие Артуро – внутреннее дело Белой Коллегии.
– Я тут не затем, чтобы связываться с Белой Коллегией, – заявил я. – Это совершенно не входило в мои намерения.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Всем нам хорошо известна цена благим намерениям. Тогда зачем же, а, чародей?
– Отличный вопрос, – буркнул я, выразительно покосившись на Томаса. – Я бы сам с удовольствием выслушал ответ.
Выражение лица у Томаса сделалось встревоженным. Взгляд его метнулся к Ларе, и у меня вдруг сложилось впечатление, что он готовится броситься на нее.
Лара нахмурилась:
– Томас? О чем это он говорит?
– Это все буря в стакане воды, Лара, – сказал Томас. – Сущая ерунда. Правда.
Глаза Лары расширились.
– Ты втянул его во все это?
– Эм… – начал Томас.
– Еще как, черт возьми, он! – вмешался я. – Или вы думаете, что я вляпался во все это ради забавы?
Лара раскрыла рот в явном замешательстве:
– Томас, ты вступил в игру сейчас?
Несколько секунд Томас посидел с плотно сжатыми губами, потом медленно поднялся на ноги и, морщась, положил руку сзади на поясницу.
– Похоже на то.
– Он же тебя убьет, – сказала Лара. – Убьет, если не хуже. У тебя и малой толики нет той силы, которая требуется, чтобы хотя бы угрожать ему.
– Это как посмотреть, – возразил Томас.
– В смысле?
– В смысле, кого решат поддержать остальные члены клана.
Она презрительно усмехнулась:
– Ты что, серьезно рассчитываешь, что кто-то из нас поддержит тебя против него?
– Почему бы и нет? – спокойно ответил Томас. – Сама подумай: отец силен, но не неуязвим. Если его скинуть по моей инициативе, главным стану я, а со мной будет чертовски проще договориться, чем с ним. А если я проиграю, вы всегда можете сказать, что поддерживали меня по принуждению – психическому, разумеется. Вечный козел отпущения. Жизнь течет, и только мне платить за все.
Она прищурилась:
– Ты снова начитался Макиавелли.
– Ну, почитывал. Жюстине на ночь.
С минуту она помолчала, задумчиво кусая губы. Потом подняла взгляд:
– Все это отчаянно неудачно затеяно, Томас.
– Но…
– Худший момент трудно выбрать. Положение Рейтов среди других кланов на редкость неустойчиво. Если у нас начнутся еще и внутренние раздоры, это сделает нас уязвимыми для Скависов, Мальвора или других таких же. Стоит им почуять слабость, и они уничтожат нас без раздумий.
– Папа проигрывает, – возразил Томас. – Он ошибается уже много лет, и нам всем это прекрасно известно. Он стареет. Нападение на него других лордов – вопрос времени, а когда это случится, вместе с ним конец и всем нам.
Она мотнула головой:
– Хочешь знать, сколько братьев и сестер говорили мне все это почти слово в слово на протяжении долгих лет? Он уничтожил их всех.
– Они выступали против него в одиночку. Я же предлагаю нам действовать сообща. Мы вполне можем победить.
– Но почему именно сейчас?
– А почему бы и не сейчас?
Она нахмурилась и с минуту пристально смотрела на него, не шевелясь. Потом передернула плечами, вздохнула и нацелила один из пистолетов мне в голову. А второй – на Томаса.
– Лара! – возмутился он.
– Убери руку из-за спины. Ну!
Томас застыл, но медленно вынул руку с демонстративно растопыренными пальцами из-за спины. Я пригляделся и увидел у него чуть ниже пояса под футболкой некоторую выпуклость.
Лара кивнула:
– Мне очень жаль, Томми, ты мне весьма симпатичен, но ты не знаешь отца так, как знаю его я. Ты ведь не единственный Рейт, пытающийся извлечь преимущества из того, что его недооценивают. Он всегда ожидал от тебя подвоха, и в ту же минуту, как ему покажется, что я с тобой заодно, он меня убьет. Без колебаний.
В голосе у Томаса послышалось отчаяние:
– Лара, если мы выступим вместе…
– Мы вместе и умрем. Если не от его руки, то от Мальвора или кого-либо еще. У меня нет выбора. Поверь, мне не доставляет ни малейшего удовольствия убивать тебя.
– Так и не делай этого! – предложил он.
– И оставить тебя на милость папочки? Даже у меня имеются кое-какие принципы. Я люблю тебя больше, чем кого-либо на свете, братец, но вряд ли я проживу долго, если стану рисковать без крайней на то необходимости.
Томас судорожно сглотнул. Он не смотрел на меня, но чуть сменил положение, и его футболка задралась, выставив мне на обозрение рукоять заткнутого за пояс джинсов пистолета. Я не стал пялиться на нее. У меня не имелось ни малейшего шанса схватить пистолет и выстрелить прежде, чем Лара сделает из меня решето. Вот если бы Томас смог отвлечь ее внимание хотя бы на секунду-другую…
Томас сделал глубокий вдох и произнес:
– Лара.
Что-то изменилось в его голосе. Хотя звучал он точно так же, как прежде – на слух как прежде, но появилось в нем нечто, заставившее воздух едва не звенеть от бесшумной соблазняющей энергии. Это требовало безусловного к себе внимания. Черт, противостоять этому голосу было почти невозможно, и слышать его из уст Томаса оказалось довольно-таки жутко. Хорошо еще он обращался не ко мне, иначе это могло бы чертовски сбить с толку.
– Лара, – повторил он.
Я увидел, как она чуть пошатнулась при его словах.