Мухи Кабир Максим
Публика жидко аплодировала. Дамы высматривали Маяковского. За дальним столиком сидели двое: художник и девушка, которая именовала себя «Незнакомкой».
– Я проклят, – сказал Виктор Гродт. Он опустошил стакан и снова нацедил из штофа. – Я говорил тебе?
– Пятый раз за полчаса, – ответила спутница. Она смутно знала, что Гродт иллюстратор, рисует чертей и морских гадов.
– Я дьяволу душу продал, – пьяно оповестил художник. Черная прядь упала на бровь.
– Люциферу?
– Баал-Зебубу. – Он закашлял, и девушка отодвинулась от стола. – Если я в дом ворочусь, он меня кокнет.
– Так не возвращайся, – безразлично сказала девушка.
Гродт хохотнул горько. Дернул за накрахмаленный ворот.
– Он заставит! У него все на счету! Все на карандаше! Дьявол – это солнце. А мы планеты. Носимся по орбитам круг за кругом. И орбиты – это наш ад.
Художник встал, разливая водку, поплелся к выходу. Официанты пихали его, девицы косились брезгливо. Гродт хромал по улочкам, мимо смердящих помойных ям, экипажей, фонарей, по брусчатке, по набережной и не смахивал жирную муху, гнездящуюся на переносице. Он думал, что все это уже было, что он тысячи раз шел вот так, снова и снова возвращаясь домой.
В годы Гражданской войны в Водопое часто пропадали люди. Как трое беглых повстанцев, что нашли за бурыми кирпичными стенами вечное убежище. Григорий Ганин, его сестра Лариса и дезертир Маклок. Пришедшие наутро красноармейцы никого не обнаружили среди мусора и разломанной мебели. Лишь комиссару почудился смех. Смеялось, щелкая клювом, чучело вальдшнепа. Кавалеристский сапог топнул, расплющивая хохочущую дрянь из перьев и ваты. Комиссар перекрестился и приказал идти на север, а дом провожал всадников окуляром чердачной линзы.
Бух! – хлопнула форточка. Дождь воришкой пробрался в окно. Забили крыльями занавески. Капли рикошетили от подоконника.
После разговора с Сашей в голову Георгия Анатольевича вклинилась странная идея. Он отдавал себе отчет в том, что идея ничем не подтверждена. Бездоказательные догадки. Ненаучные. Сродни беллетристике. И все же…
Что, если Махонин, веривший в колдовство и прочую белиберду, не случайно выбрал место под строительство дома? Что, если он владел информацией, согласно которой здесь когда-то находилось гноище? Могильник для заложных покойников?
Саша, сама того не подозревая, напомнила историку о странных рассказах Галины. Бедной Галины с ее повторяющимися кошмарами. Соседка проговорилась однажды, что видит во сне, как земля отторгает кости и черепа. Видит подвал, кишащий мертвецами. Чем не жертвы языческого культа? Костница под убогим домом. Вот вам и «Salve».
Галина боялась их предводителя, Кучера. Он всегда оставался в тени. Он был шепотом на периферии снов.
«Кучер, – размышлял Георгий Анатольевич, – тот, кто погоняет грешниками?»
Дом заскрипел под натиском урагана.
– Хватит! – приказал себе пожилой историк. – Так я и до вампиров с оборотнями доберусь.
Галина была прекрасным собеседником, встреться они раньше, и Георгий Анатольевич почел бы за честь пригласить ее под венец. Но возраст играет с нашим разумом невеселые шутки. Кому как не прикованному к коляске старику знать об этом?
Под батареей уже натекла лужа. Георгий Анатольевич въехал на кухню, зацокал языком. Форточка моталась в петлях. Он подкатил к окну. Двор превратился в болото, продолжение Змийки. Ливень разъедал почву, она пузырилась, змеилась ручейками. У турника, едва различимого сейчас, была припаркована «мазда».
Историк взялся за свою клюку, полированную, из ореха, и волнистой рукоятью поддел форточку. Запыхтел от усердия. Молния вонзилась в холм за рекой.
Окно распахнулось неожиданно. Рама ударила по плечу. Старик чертыхнулся. Створка моталась, как взбесившаяся, окропляя моросью. В квартиру влетел ветер, сдул салфетку со стола.
Георгий Анатольевич, ощущая себя матросом, застигнутым штормом, подъехал ближе к окну. Створка замедлилась, будто ей было интересно, рискнет ли он дотронуться до ручки. Он ткнул палкой в раму и закрыл окно.
Хмыкнул, потирая ушиб.
В стекле отразилась кухня. Георгий Анатольевич. И столпотворение за его спиной.
Душа ушла в пятки. Он выронил трость. Потянул рычаг, разворачиваясь. Ему помогли. Раскрутили коляску так, что колеса оставили на паркете запятую. Мир закружился. Кресло покатилось к холодильнику, но кто-то толкнул его, и резина нарисовала след до дверей. Новый толчок. Перед взором калейдоскопом мелькали мойка, плита, стол. Его перебрасывали, как мячик, и хихикали при этом. Смех отвратительных невоспитанных детишек, прицепивших к хвосту щенка консервную банку. Георгий Анатольевич тщетно пытался нащупать тормоз. Коляску остановили резко. Зубные протезы старика клацнули.
Задыхаясь, он поднял голову. Над ним возвышалось то, чего не должно было существовать. То, что давно умерло и разложилось.
Он закричал. Руки схватили со всех сторон. Одни, вторые, третьи. Переплетение конечностей. За кресло, за дряблую шею. Смяли щеки. Влажные пальцы разлепили губы, проникли внутрь. На вкус они были как воск.
Клюка взметнулась к потолку. Пальцы оттянули нижнюю челюсть. Язык затрепетал. По щеке побежала слеза.
Клюка обрушилась, прорезиненный конец угодил в рот. Губы обагрила кровь. Чудовище зарычало, довольное, надавило. Другие хихикали и ластились к коляске, облизывали лицо и волосы старика, заползали шершавыми отростками в ушные раковины. По кафелю ползали гротескные тени. Трость, как зонд, уходила в глотку, глубже и глубже. Травмируя слизистую. Вызывая чудовищную боль. Георгий Анатольевич булькал и трясся на своем троне. Шпагоглотатель. Сам почти мертвец. Но смерть никак не наступала. Клюка разорвала желудок, кишечник. Кровавый маринад выплескивался, тек по подбородку, а убийцы лакали его и урчали. Что-то треснуло, чрево порвалось. Историк обмяк. Лицо задрано, и рукоять торчит над вывихнутой набок челюстью, как деревянное жало.
В углу задвигалось, пять голов повернулись туда.
– Идите за девочкой, – сказал повелительно женский голос.
30
Буря
Все происходило, как в бреду, как в фильме ужасов. За лиловой дымкой, застилающей глаза. Уши закупорили пробки – откуда-то издалека кричал папа. Молнии полыхали, расцвечивая подъезд. Саше казалось, что она – марионетка на нитях кукловода, перемещается со ступеньки на ступеньку по чужой прихоти. В сиквелах «Кошмара на улице Вязов» была ведь такая сцена?
И вдруг слух прорезался, схлынула мгла, мир приобрел прежнюю четкость, наполнился звуками: шумом дождя, гомоном, биением сердца. Она обнаружила себя во дворе, под проливным дождем. Папа, поскальзываясь и отплевываясь, вел к автомобилю Гильдереву. Свалившаяся на них с неба, она беспомощно висела на папином локте. Босые ступни волочились по грязи.
Где она была? Откуда эти раны и укусы?
Саша повернулась к болоту, покачивающемуся на ветру камышу. Гром лупил в барабан. Земля сотрясалась. Высотки Речного исчезли за пеленой ливня. Вселенная уменьшилась, в ней остался доходный дом и горстка напуганных людей.
В портале стояла протрезвевшая тетя Света. Мама, быстро сориентировавшись, побежала за аптечкой.
Папа откинул спинки кресел и осторожно уложил ослепшую женщину в салон. Она была послушна, как зомби. Лишь бессмысленно причитала и норовила потрогать свое лицо, но папа убирал ее руки. Под ногти Гильдеревой вонзилась зеленая кора.
Папа был прав. Пока скорая помощь доедет к ним сквозь ураган, женщина отдаст концы. Как глубоко сидят стебли в ее глазницах? Касаются ли они агонизирующего мозга?
Саша вздрогнула. Мама не разрешила вынимать рогоз. Словно кто-то из них собирался копаться в черепе Гильдеревой.
Папин пиджак пропитался кровью. По волосам струилась вода. Саша не видела его таким: бледным, загнанным, сбитым с толку.
– Это она? – спросил он у дочери. – Это родственница Альберта?
Из салона донеслось мычание. Ничто в искалеченной бродяжке не напоминало высокомерную Валерию Гильдереву, поклонницу брючных костюмов. Но это, несомненно, была она.
– Да, – подтвердила Саша.
– Она знает ваш адрес?
– Нет.
Папа открыл и закрыл рот. И снова открыл.
– Какого черта? – поинтересовался он.
Из подъезда выбежала мама.
– Она умрет? – спросила Саша.
– Надеюсь, нет.
«Действительно надеется? – проговорила Александра Вадимовна. – Желает ей добра? Или увечий вполне достаточно для сатисфакции?»
– У тебя есть телефон ее мужа? – спросил папа.
– Откуда? – удивилась мама.
Молния прорезала темноту. От удара грома задребезжали стекла.
– Сколько ехать до больницы, Вадик?
– По такой погоде? Сорок минут – минимум.
– Я поеду с тобой. – Мама сдвинула ноги Гильдеревой и залезла в машину.
Папа нерешительно молчал.
«Что, если тот, кто изуродовал женщину, еще в доме?» – вот о чем он думал.
– Света, – крикнула мама, – ты побудешь с Санькой?
– Конечно! – Соседка обняла Сашу за холодные плечи. – Мы будем в порядке, да?
– Да, – сказала Саша. – Езжайте.
Папа стукнул кулаком по крыше «мазды».
– Запритесь, – велел он.
За стеклом мама протирала ваткой раны своего заклятого врага. Баюкала истерзанные руки.
Мотор заревел, автомобиль брызнул черной жижей из-под колес.
– Пойдем, милая, – сказала тетя Света.
Саша подумала, что Гильдереву ждут муж и двое детей. Что ей больно сейчас – адски больно. Что зрение она уже не вернет.
«Ведь именно такое я и хотела с ней сотворить, – цепенея, поняла Саша, – вырвать зенки пучеглазой ведьмы».
В квартире она упала на диван и схватилась за голову. Тетя Света мерила гостиную нервными шагами.
– Наверное, сука заслуживала страданий. Но не таких же.
Соседка была в курсе семейной драмы Алексиных.
– Думаешь, она сама это сделала?
– Сама? – Саша уставилась на тетю Свету.
– Из-за чувства вины. Она спятила. Избила себя и… – Мамина подруга осеклась. Вспомнила рогоз в кровоточащих дырах. – Шиза какая-то. Но тогда ее наказали. За вас.
«Горячо, – устало подумала Саша. – Наказали и принесли под порог, словно кошка – пойманную крысу».
От посетившей мысли бросило в пот. Полиция может обвинить родителей. Преступный сговор. Самосуд. Наняли бандитов, чтобы те выкрали Гильдереву…
«Не сходится, – одернула себя Саша. – Никто не станет похищать своего недруга и оставлять его под собственной дверью».
– Переоденься, – сказала тетя Света, – замерзнешь, милая.
На негнущихся ногах Саша пошла в спальню. Сняла мокрый сарафан и бюстгальтер. Руки ходили ходуном. Она посмотрела на свое отражение в окне. Хрупкая беззащитная девочка. Вчерашняя школьница против таящихся во тьме демонов. Никакая не Баффи.
Она надела джинсы и майку. Села на край кровати. Тетя Света включила телевизор. Транслировали вечернее ток-шоу. Кто-то кому-то изменил.
«Никакие не демоны, – сказала себе Саша, – мертвецы не причиняют живым вреда. Даже если их сотни в норе под домом. Ее искалечил психопат. Это долбаное совпадение».
Она набрала номер Ромы и минуту внимала гудкам. Молния разрисовывала небо, озаряла каждый сантиметр комнаты. Бурчал гром, словно рассерженный великан. Скрежетала карнизная жесть. Дождь дергал водостоки, проверяя их крепления.
Сверчок потерся о голень. Саша улыбнулась, посадила его на колени. Расчесала шерстку. Котенок смотрел снизу зелеными глазками.
– Где ж ты, Ромка…
Настольные часы отмеряли время. Десять пятьдесят. Одиннадцать. Одиннадцать десять.
Телефон завибрировал.
– Да! – воскликнула Саша.
– Ты в порядке? – спросила мама.
– Да, все нормально. Вы доехали?
– В приемном покое сейчас.
– Что говорят врачи?
Мама вздохнула утомленно.
– Гильдерева умерла.
Новость сопроводила пушечная канонада грома. Ведьмы больше нет. Как она и просила. Ведьма расплатилась за их слезы.
– Когда вы приедете?
– Мы ждем полицию, – сказала мама. – Ложись спать.
«Прости меня, – едва не вырвалось у Саши, – прости за свой день рождения».
Она представила родителей в больнице. На маме праздничное платье, испачканный пиджак на папе. Они держатся за руки и пытаются смастерить из разрозненных деталей логическую конструкцию.
Тетя Света убавила громкость.
– Что сказала мама?
– Гильдерева скончалась. Они дают показания.
– Вот хрень. – Соседка подыскивала нужные слова, а не найдя их, предложила: – Выпьем бренди? По-моему, не помешает глоточек.
– Да, – кивнула Саша, – давайте.
– Я мигом.
Соседка упорхнула, и сразу зазвонил мобильник.
– Привет, – весело проговорил Рома, – я в душе был.
Она рассказала ему все. Он слушал, пораженный.
– Твой дедушка сказал, что заложные исполняли просьбы. Я попросила вчера во сне. Чтобы они отомстили Гильдеревой за нас. Они вынудили меня попросить.
– Я…
– Неважно, что ты мне не веришь. Я попросила, а теперь она мертва и в подъезде потеки крови. Это мне не привиделось. Тут тетя Света, родители общаются с полицией…
– Я сейчас приду, – сказал Рома.
Она вознесла хвалу рокочущему небу.
– Тебя смоет, – сказала она.
– Не сахарный. Дождись меня.
– Уснуть у меня все равно не получится. Но тебе придется выпить бренди с тетей Светой.
– Уф!
Саша уронила телефон на постель. Соседку можно отослать. Впрочем, та и без намеков догадается. И они останутся с Ромой вдвоем. Насколько этично трахаться через пять минут после смерти врага семьи?
«Что же, – спросила Шура, – обряд отца Владимира вообще никак не помог?»
У Саши не было ответа на этот вопрос.
Она побрела в ванную – привести себя в порядок перед приходом парня. Плеснула холодной водой, избавилась от косметики. Кошмары отпечатались серыми тенями у глаз. Не хватало заполучить в семнадцать лет мешки.
Сверчок тоненько мяукал под порогом. Саша закрутила кран, вышла в коридор.
– Тоже хочешь бренди?
В подъезде что-то шлепнуло, будто уронили пакет с мукой. Саша открыла дверь.
– Теть Свет, вы где?
Этаж был погружен во мрак. Она не дала панике взять верх.
«Я не одна здесь. Рядом Ромин дедушка, и жильцы из второй квартиры, и официантка Инна. Стоит закричать, и…»
Подъездные окна пропускали всполохи молний, площадка пульсировала желтым почти дискотечным светом. В тамбуре было темно, будто на дне угольной шахты. Дядя Альберт говорил: темно, как в неполиткорректной пословице.
В плафоне ожила лампочка, затлела слабой свечой, сражаясь с мраком.
«Когда она зажжется, – подумала Саша, – я увижу перед собой чудовище».
Сандалии сами понесли ее назад к квартире, к льющемуся из нее свечению.
Рома спешит на выручку, просто запрись, как велел отец, и не шастай по подъездам.
Лампочка загорелась. Никаких чудовищ в тамбуре не было.
Чудовище сидело возле лестницы.
Саша истошно завопила.
31
Вторжение
Существо взгромоздилось на тетю Свету, сгорбилось, напоминая доисторического ящера. В мерцании молний и блеклом подъездном освещении Саша различала треугольные плечи, острые лопатки, рога, торчащие по бокам головы. Соседка распростерлась на бетоне. Саша узнала золотистую блузку. Красные капли вязко стекали по узорчатой плитке. Мозг Саши мгновенно впитал подробности зловещей картины.
Рогатый монстр оседлал бездыханную женщину, намотал волосы на кулаки. Он двигался, как персонаж в пластилиновом мультфильме… Саша не смогла бы описать точнее. Тощие руки подняли голову соседки. С мокрым шлепком отклеилось от площадки лицо… то, что раньше было лицом. Растоптанный вишневый пирог, сочащаяся масса, и в этом варенье застрявшие фрагменты костей. Густая багровая юшка соединяла подбородок тети Светы и бетон.
Шмяк! – заложный ударил головой женщины об площадку. На стене вздымалась его рогатая тень. Кафель стал краснее.
Саша побежала. Бетон, казалось, всасывал подошвы. Магнитил. Затруднял бег. Она скользнула в квартиру и захлопнула дверь. Ноги путались. От мощного толчка стержни ригеля отскочили в замок. Обливаясь холодным потом, Саша крутнула ручку-набалдашник, загоняя запор в проемы планки. Дождь хлестал по окнам. Молнии напоминали вспышки фотоаппарата. Скажите «сыр». Сейчас вылетит птичка.
Саша прилипла к стене.
«Не стой! – крикнула Шура. – Убирайся из дома, идиотка!»
Она заставила себя шевелиться. Выход наружу был один – прыгнуть с балкона. Там мягкая грязь и сорняк. В худшем случае она вывихнет ступню. Зато не разделит участь соседки. Он… оно…
Оно размозжило череп тети Светы. А прежде разобралось с Гильдеревой. Это не призрак. Не какой-то там фантом. Его клешни сильные и способны причинять страдания.
Саша повисла на ручке балконной двери. Дернула. Ручка не поддалась. Дверь накрепко засела в раме, хотя утром открывалась от легкого нажатия. Полотно разбухло. За стеклом водопад переливался через ограждение балкончика.
– Нет, прошу!
Заложные, прошу, – поправил шепоток.
Она всем телом надавила на ручку. Бесполезно. Дверь словно приварили. Ловушка. Мухоловка.
Саша попятилась. Электрические вилы ткнули в крышу далекой новостройки, осветили микрорайон.
– Помогите! – заорала девушка. Топнула ногой. Гром торопливо заглушил ее крик. – Полиция! Полиция!
Она ринулась назад, в коридор, и словно врезалась в незримую преграду. От ужаса свело скулы. Онемел язык.
По входной двери шуровала рука мертвеца. Она проникла в проем над полотном. Гладкая и сучковатая, как ветка, с длинными растопыренными пальцами. Зазубренные ногти полоснули по железу. Вторая рука влезла в отверстие. Зацепилась за край. Локти выгнулись распорками, отодвинули марлю.
Саша опомнилась, скользнула мимо двери. Под пробирающейся в квартиру нежитью. Споткнулась о груду маминых подарков. В пакете звякнул хрусталь. Она оказалась смелее, чем предполагала.
«Ромочка, любимый, где же ты?»
На кухне по-хозяйски жужжал холодильник. Подмывало обернуться. Или забиться в тумбу и оттуда наблюдать за происходящим. Вдруг это очередной сон? Рома вот-вот разбудит ее, поцелует нежно…
Саша уперлась в оконную раму, дернула ручку, помогая себе грудным криком. Никакой реакции. Шкатулка закрылась. Путь отрезан. Возможно, заблокирован и подъезд.
Табуретка грохнула по окну, отскочила. Саша увернулась от снаряда. Проверить спальню? Не успеет!
Она посмотрела в коридор. Над дверями всплыло лицо мертвеца. Как из черной ледяной полыньи, вынырнуло из фрамуги между собственных раскоряченных лап. Круглые прожорливые глаза уставились на добычу.
Саша осознала, что, если еще раз пройдет под дверью, чудище свалится ей на шею.
Мертвец медленно, поддразнивая, залезал в коридор. Втянулась заплесневелая грудная клетка. Она была начинена разложившимися органами, как дырявая корзина – гнилыми овощами. Страшный гость уже сползал по полотну, пачкая металл.
Саша использовала последний жалкий шанс: забаррикадироваться. Кухонная дверь была наполовину стеклянной, а чулан свел бы с ума за минуту. Она пролетела в метре от заложного, устояла на кафеле. Закрыла рывком ванную и щелкнула задвижкой.
Бой сердца был громче рева стихии.
«Шпингалет? – спросила Александра Вадимовна. – Серьезно?»
«Заткнись!» – прошипела Саша.
Она запрыгнула в ванну. Чертово дежавю. Недавно она так же пряталась тут, но тогда дом недостаточно проголодался.
Саша вросла в стену. Назойливо тикал кран. Шумел поток.
Раз, два, три, Фредди идет за тобой.
Или нет. Кучер идет за тобой. Баал-Зебуб, в чьем торсе жарятся детишки. Она уже взрослая, но демон сделает исключение. Пойдет на уступки.
Помещение сжалось до размеров каморки. За бортиком ванны, за хлипкой преградой скрипнули половицы. На другом конце вселенной зазвонил телефон.
Она загнала себя в тупик. Ни оружия, ни связи. Одна, и ходячий труп снаружи.
Когда в комнатушке погас свет, Саша всхлипнула. Кромешная темнота заволокла. Клац – лампочка загорелась. Клац – выключилась и снова включилась. Он забавлялся. Играл с глупенькой мышкой. Или мушкой.
Саша повертелась, соображая, чем можно отразить нападение. Стиральный порошок, мочалка, скраб. Шампунь без слез – щиплют ли у покойников глаза? Гель. Синенькие «Джиллетты». На полочке дяди Альберта была настоящая бритва, раскладная, как в мюзикле про Суинни Тодда. Она бы пригодилась ей теперь. Саша схватила вантуз, занесла его, готовая драться за жизнь.
Но ногти поскребли по деревяшке, и она безвольно опустила руки. Захныкала.
Мертвец царапал краску на уровне пола.
– Рома…
Дверь распахнулась. Сплющился шпингалет, выкорчевывая планку. Саша взвизгнула.
Барьер был уничтожен. В коридоре, окутанный тенями, стоял на четвереньках заложный. Глаза сверкнули из глубоких скважин посреди продолговатой серой морды. Словно стеклышки, отразившие лунный свет. Десны мертвеца усохли, и желтые резцы выпятились, все в каких-то наростах. Худой как скелет, заложный, собственно, и был скелетом. Ожившей мумией, затянутой в пергамент кожи.
Его одежды давно истлели, облысел череп, осыпался грим. Но Саша знала, кто перед ней. Откуда-то знала.
Адам Садивский, медиум девятнадцатого века. Исчезнувший в этом доме. Первый жилец.
Заложный изогнул дряблую шею и понюхал воздух. Он наслаждался ароматом кислого страха. Запахом девичьего пота и мочи. Длинные проворные пальцы ногтями прочертили линии по паркету.
То, что Саша приняла за рога, было обломками берцовой кости, вставленной в череп подобием дикарского украшения. Они топорщились из трещин на висках спирита. Крошечный шажок. Второй.
– Убирайся прочь! – закричала Саша и швырнула в рожу мертвеца вантуз. Он даже не шевельнулся. – Не трогай меня!
Она забыла молитвы. И чем помогут они, если целый священник не справился со злом доходного дома?
Садивский опустил голову, рога нацелились на жертву. В животе Саши пекло, будто там переваривались угли. Как же повезло тете Гале, умершей от инфаркта! Саша скорчилась на дне обшарпанного эмалированного гроба.
Мертвец оперся о косяк. И внезапно отпрыгнул. Зашипел. Нити слюны болтались с отвислой губы. У него и желудка-то не было: за распоротой шкурой на брюхе виднелся позвоночник. Но слюна обильно сочилась из пасти.
– Сука, – проскрежетал он, – вонючая сука. Тупая гнида.
Лапы скользнули по полу и остановились возле крашеной в зеленый цвет перемычки, отмечающей черту между паркетом и плиткой. Пальцы сжались, ногти вонзились в ладони.
– Шваль, – прорычал Садивский. Его утробный голос вибрировал от ненависти. Рога кололи пустоту. – Потаскуха!
Сашу осенило. Соль в пороге! Киношные вампиры нуждаются в приглашении. Хома Брут защищался от нечисти меловым кругом. А заложному мешала войти в ванную полоска хлористого натрия. Обыкновенная поваренная соль.
– Ты не можешь, – прошептала Саша, – не можешь ее переступить.
С обиженным рыком Садивский начал отползать. Ногти цокали по настилу. Ужасные черты скрыла полутьма. Он превратился в рогатый силуэт и исчез за поворотом. Ушел в гостиную.
«Мама убрала пороги, – подумала Саша, – раскупорила комнаты».
Тетя Галя знала о магическом свойстве соли. Наверное, ей подсказали сны. В снах, даже здесь, не все желают твоей смерти. Она засыпала порошок под высокие порожные бруски.
Надежда дала новые силы. Саша выпрямилась. За стеной в чулане килограммы соли. Хватит, чтобы выбраться, разбрасывая ее, как хлебороб – зерно. И у кладовки тоже есть порог. Достаточно рывка.
Она спустилась на пол. За дверями было тихо и пусто. Выл ветер, дождь стучал по крыше. Что он делает в маминой гостиной, этот дохлый медиум?
Читать бесплатно другие книги:
