Мухи Кабир Максим
– Прости, доча, лучше я отосплюсь перед ночной сменой.
«Как всегда», – вздохнула Саша.
Рома обнял и чмокнул в щеку. Он забыл побриться или отращивал мужественную щетину. Щетина, впрочем, была мягкой и светлой, эдакий пушок.
В продуктовом Речного они купили колбасы – подкормить волков. Побрели на юг вдоль раскаленной трассы. Впереди них бежали, бодая сорняк, тени, соприкасались контурами. Изредка по объездной пролетали фуры, обдавали выхлопами и пылью. На дне балки журчал ручей. Склоны поросли благоухающими полевыми цветами.
«Какой здесь воздух!» – Саша вдохнула его полной грудью, продегустировала.
От жары пейзаж подергивался маревом, двоился. Над Шестином ползли барашки облаков.
– На днях обещают грозу, – сказал Рома.
– Летняя гроза – это очень уютно, – проговорила Саша, – особенно когда ты дома, в сухой постельке. Лежишь себе, слушаешь гром. Читаешь ужастики.
– Я сыт ужастиками по горло. Ты заразила меня.
– Чем?
– Кошмарами. Мне снился жуткий сон.
«Про дом?» – чуть не спросила она. Но осеклась: одинаковые сны видят лишь жертвы Фредди в франшизе.
– Что там было?
– Яхт-клуб. Туман, и разные звуки в тумане. И утопленник, просто омерзительный.
Рома выставил перед собой руки, закатил глаза, захромал, урча: «Мозги, мозги!» Саша хихикнула.
– Не смешно! Никаких больше «Ходячих мертвецов» на ночь.
– Первые три сезона были неплохими, а дальше они скатились.
Саша вытерла пот со лба.
– И что делал этот утопленник?
– Ничего. Лез на меня и задавал идиотские вопросы. Я… прости, я чуть не обмочился. Еще была статуя в виде твоей соседки.
– Тети Светы?
– Нет. Блондинки. Официантки.
– Инны.
– Вот-вот.
– Хм, ты запал на Инну? – Саша насупилась. – Нравятся пышные формы?
– Нет. – Рома растерялся.
– Скажешь, она не красивая?
– Не знаю. Наверное, миленькая. Но мне нравишься ты.
Саша отвернулась, прикусила нижнюю губу.
– Врун, – буркнула она, скрывая довольство.
– А тебе не снились больше гадости?
– Не-а, – легкомысленно ответила она, – я вспомнила один способ.
– Способ против кошмаров? Ловец снов?
– Ты будешь издеваться надо мной.
– Не буду. Клянусь.
– Ладно. – Саша порылась в телефоне. Загрузила цветастую картинку. – Вот. Это Баку.
– Слон?
Картинка изображала спящую на футоне девочку. В изголовье, сторожа ее покой, возвышалось существо с хоботом и ушами спаниеля. Голова диковинного зверя была голубой, а туловище и лапы белыми, в синюю полоску. Хвост, грива и брови пылали оранжевым пламенем. Несмотря на загнутые бивни, когти крупной кошки и пышущие огнем глаза, существо казалось положительным персонажем.
– Чепрачный тапир, – краснея, сказала Саша. – Я говорила, что раньше увлекалась Японией. Их культурой, традициями…
– Мультиками, – вставил Рома.
– Да, но в рамках приличия. Без фанатизма. И историями о японских призраках.
– Это призрак?
– Добрый дух. Баку пожирает плохие сны.
– Плохие сны питательны. Гляди, какое брюшко он себе отрастил.
– Не оскорбляй Баку! В древности японцы считали, что злые призраки проникают в сновидения и безобразничают, высасывая из человека силы. А Баку выслеживает их. Крестьяне писали его имя на подушке и на стенах спален и просили истребить вредных призраков.
– Ты тоже воспользовалась его помощью?
– Распечатала картинку с Баку и спрятала под подушкой.
Откровенничать на такую бредовую тему оказалось удивительно просто, и это был очередной плюсик собеседнику. Когда у Саши появятся внуки, она поведает им, чавкая вставной челюстью: «Выбирайте себе в пару того, с кем можно обсуждать привидений».
– Скинь мне эту картинку, – попросил Рома. – Перестрахуюсь.
Саша засмеялась, а сама подумала мрачно, что Баку побеждает забавных японских духов: ожившие зонтики, призрачных лис и поросят, летающую постель. Но что будет, столкнись азиатское непарнокопытное с обожженным парнем в шляпе? Мохнатый полосатый зверь против полосатого свитера детоубийцы Фредди? Не вспорют ли железные когти брюхо Баку, не отрежут ли хобот?
Размышления прервал Рома. Он взял ее за руку и улыбнулся. Саша благодарно стиснула пальцами теплую кисть. Ромино прикосновение выветрило тревогу не хуже амулетов.
Конно-прогулочный комплекс располагался у трассы: обширная территория за резным бревенчатым забором. Они прошли под эллинскими воротами, приобрели в кассе билеты. Запахло конским навозом, деревней.
У Саши ферма вызвала ассоциации с цирком, где вместо купола – безмятежный небосвод.
По правую сторону стояли беседки, по левую, подковой, – мини-зоопарк. У входа торговали сладостями и газировкой. Оседланный ослик щипал травку, ожидал юных наездников. Молодожены фотографировались с лошадьми.
Саша и Рома обзавелись сладкой ватой, пошли на птичий клекот. Павлин приветствовал их своим дивным оперением. Расправил веером насыщенное сине-зеленое надхвостье, гордо выпятил грудь.
Саша защелкала камерой.
За павлинами обитали куропатки, и фазаны, и печальный страус, у которого воровали еду наглые воробьи.
Гости умилились семейству енотов, попрошайничающей обезьянке.
Поодаль в загоне отдыхали волки.
– Никогда не видела их вживую, – сказала Саша.
– Такие красавчики.
Самка приблизилась к сетке, посмотрела на девушку умными желтыми глазами. Саша разорвала упаковку и просунула между прутьями колбасу. На подарок волчица прореагировала своеобразно. Обнюхала кругляш, завалилась на бок и принялась забавно кататься по земле. Вскочила, снова ткнулась носом в колбасу и снова опрокинулась, высунув язык и болтая лапами.
– Малышка играется! – рассмеялась Саша.
Потом они оседлали вороных лошадей и скакали по территории фермы, а ветер трепал волосы и окрылял. Саша влюбилась в свою лошадку, Розу. И отомстила Роме, который плавал лучше нее: по части верховой езды Саше не было равных. Спасибо дяде Альберту. Даже конюх похвалил, сказав, что в седле она держится, как амазонка.
Сидя под тентом, наблюдая за лошадьми, Саша проговорила:
– Вчера я перебрала вещи тети Гали. В чулане остались коробки.
– Хлам небось?
– Именно. Но там были фотоальбомы. Я хочу отдать их твоему дедушке.
– Ему будет приятно. Думаю, у них с тетей Галей было что-то вроде старческой любви. Такой, знаешь, когда не нужны поцелуи и романтика.
– Ты вроде общался с ней.
– Постольку-поскольку.
– Как считаешь, что это?
Саша вынула из рюкзачка стопку фотографий.
– Они лежали в отдельном конверте.
Рома стал перекладывать снимки.
– Не пойму, – озабоченно сказал он, – подъезд, что ли?
– Ага. А вот это?
– Ее квартира. Теперь – ваша. И… о. – Он заметил отражение в стекле балкона.
– Она напугана, – произнесла Саша. – Она фоткает окно или комнату. А на обороте.
– Кучер, – прочитал Рома. – Это чья-то фамилия?
– Ты мне скажи.
– Ума не приложу. – Рома дошел до фотографии платка. – Зало.
– Пишет, что вышила во сне.
– Бред какой-то.
Рома повторно пролистал снимки и вернул их подруге.
– Я точно знал ее не настолько хорошо.
– А она… – Саша замялась.
– Что? Не страдала ли она старческим слабоумием?
– Типа того.
– Она казалась адекватной. Вежливой и радушной. Но после этих записей… я сомневаюсь.
– Наверняка у нее были провалы в памяти. И амнезия вызывала панику.
– Грустно, если такое случится с дедом.
«Какой занятный дом, – подумала Саша, – пропавшие дети, медиумы, тоже, кстати, пропавшие, художник-самоубийца и вот еще старушка, вышивающая абракадабру во сне».
По подворью проскакала пегая лошадь. Загорелый работник фермы ехал верхом. Взгляд Саши зацепился за поводья в его руках. Смутная мысль вспыхнула и погасла, не успев зафиксироваться. Но эта же мысль вновь пришла Саше по пути домой.
Мертвые дети в ее кошмаре. Мальчик и девочка с пересаженными головами. Их позы. Они вовсе не предлагали ей выбрать нечто, спрятанное в кулачках. Они подражали наездникам. Они управляли невидимыми лошадьми.
И повторяли совсем не «куча, куча».
Саша замешкалась в дыму пролетевшего по трассе грузовика.
Дети из сна говорили «Кучер».
16
Одна
– Готово, – сказала мама, откладывая молоток. – Принеси веник, солнышко.
Саша смела в совок щепки. Мама воплотила угрозу, демонтировала пороги при входе в гостиную и спальню. Отныне Алексины могут свободно передвигаться, не боясь сломать себе кости. В память о порогах остались светлые полосы. По паркету рассыпались белые крупицы.
– Опять соль.
– Дочь, обещай, что, когда я стану старой, ты запретишь мне хранить сахар в ножках стульев и перец за унитазом.
Сашу мамина шутка ни капли не развеселила.
– Ты не будешь такой.
– Я помню твою прабабушку, – сказала мама. – Она была замечательной. Мудрой и доброй. И прадед, Савва. Катал на плечах, угощал блинами. Они всегда радовались моим приездам. А потом бабушку парализовало, и у нее помутился разум. Она говорила, что грабители залезают в форточку и воруют ее зубы. Три года была прикована к постели, устала и покончила с собой. Умудрилась удавиться поясом халата.
– Ты не рассказывала, – пробормотала Саша.
– А дедушка Савва, – продолжила мама спокойно, – я его так любила, и он меня. Я к нему в больницу пришла, он умирал уже. Мне пятнадцать было. Говорю: дед, чем тебе помочь? А он говорит: внучка, юбку задери и покажи мне…
– Ой, – вырвалось у Саши.
– И взгляд у него был безумный. Потому что он одной ногой в могиле стоял.
– Ты… обиделась на него?
– Нет, что ты. Я его в лоб поцеловала, а он заплакал. Так что старческий маразм – страшная штука. И хранить специи в подполе – сущие мелочи.
Саша вспомнила прадеда и прабабку, улыбающихся с фотографии.
– Ма, а ты правда в рай веришь и в ад?
– Верю. В Библии все описано.
Саша прочла иллюстрированное изложение Евангелия для подростков, ну и знала об основных персонажах Ветхого Завета: Ное, Адаме, Моисее. Ей эти святые с горящими глазами и длинными бородами представлялись не самыми приятными ребятами. Вести сына на заклание. Укокошить брата палкой. Посадить на корабль живность, а не соседей. И прочее, прочее, прочее.
Не то чтобы она отрицала существование Бога, но имела определенные сомнения по поводу его вовлеченности в дела людей.
– Дядя Альберт в раю?
– Да, – не задумываясь, ответила мама. – В аду он побывал при жизни. И получил за это медаль.
Сашу подмывало спросить про некрещеную бабушку Зою, которая на Пасху, услышав «Христос воскресе», склочно интересовалась, кем это доказано и отчего Гагарин не увидел в космосе Бога. Атеистка бабушка Зоя в райском саду? А прадедушка Савва, просивший драгоценную внучку оголиться? А Эдгар По и Курт Кобейн?
– Не забивай себе голову чушью. – Мама погладила дочь по голове. – Чем займешься без меня?
– Почитаю Достоевского.
– Волшебный ребенок.
В пять мама ушла, пожелав хорошего вечера и ночи. «Волшебный ребенок» вооружился книгой, сел на балкончике, вольготно свесив ноги между перил. Солнце спускалось за горизонт, пудрило розовым цветом двор, болотце и то, что здесь считалось игровой площадкой. Абрамовы с третьего этажа купили своим детям самокат. Дребезжащий звук огибал дом, сестра носилась за братцем, а он издавал боевой клич индейцев. У мусорного контейнера ссорились голуби. Саша постоянно отвлекалась: на свой маникюр, на мошек и соседей. Папаша шумной двойни отправился за столик пить пиво, прошли тетя Света с парикмахершей. Сгустились сумерки, и Саша использовала их как оправдание, чтобы захлопнуть книгу. Дистанцироваться от Степана Трофимовича и Варвары Петровны.
Александра Вадимовна неодобрительно вздохнула.
Выходя в коридор, Саша по привычке подняла ногу. Но порога больше не было.
«Соль», – вспомнила она.
С чем ассоциируется соль?
Она перебирала образы: гриновская Ассоль (великолепная повесть!), море, арахис. Помидоры, слезы. Еще обожаемые папой ржаной хлеб, сырое яйцо, подсолнечное масло. В детстве, если рядом жужжала пчела, они с подружками повторяли заклинание: «соль-вода, соль-вода, не укусишь никогда». Соль бывает натриевая, а бывает музыкальная. Ее сыплют на рану. Саша слизывала кристаллики с ладони и запивала текилой, как учил Леша.
Так какого хрена, глядя на паркет, Саша думала о гробах? Что связывает соль и чертовы гробы? Белая смерть?
«Что творится у тебя в мозгах!» – пожурила Александра Вадимовна.
Квартира наполнилась тенями. Тени взгромоздились на кухонные ящики. Спрятались за вешалку. Целым семейством оккупировали чулан. «Так, – сказала Шура, – ты дошкольницей перестала бояться темноты. В этом деле не бывает рецидивов».
– Я не боюсь, – буркнула Саша. И подскочила на месте: – Ой, черт!
Это подкравшийся Сверчок потерся о щиколотку.
– Дуралей.
Она плеснула котенку молока. У Сверчка появилась своя миска, игрушки, лоток. Он привык к новому жилью, и Саша скоро обвыкнется окончательно.
Стоя у холодильника, она слопала тарелку творога, запила ледяной пепси-колой. Громко рыгнула. В ванной шумела вода, струя разгоняла пену. Саша потянулась сладко.
Перед зеркалом она скинула футболку и шорты, расстегнула бюстгальтер. Повертелась, осматривая себя. Кожа успела приобрести оттенок разбавленного какао. Легкий пушок золотился на плоском животе, переходя в светло-каштановую бородку. Пожалуй, Сашу устраивали ее ноги, стройные и крепкие, с высокими икрами. И задница – она шлепнула себя по ягодице, хмыкнула. Талию бы уже, но и эта сойдет, после сброшенных за больничный кило. Слабым местом была грудь. Ну что за бугорки, два холмика среди долины?
Обезьянничая, она взялась за груди и попыталась (естественно, без малейшего результата) достать до сосков языком. Скривила гримасу. Ничего, к двадцати накоплю на пластическую операцию, Ксеня ахнет.
Она переступила бортик ванны, застыла, морщась в горячей воде. Привыкла к температуре, встала пятками на шершавое дно. Пена колыхалась под коленками. Ванна была старомодной, глубокой, ей не хватало только львиных ножек. Алексины вычистили стыки от грибка, продезинфицировали, отскребли ржу. С одной стороны чугунный бок маскировала деревянная решетка. За ней мама складировала тазы и стиральный порошок.
Саша медленно села на корточки, на попку. Заурчала, откидываясь.
– Кайф…
Ступни почти не упирались в стенку. Борта нависали. Вода покачивалась у ключиц. Саша выгнулась, пальцами ноги прикрутила кран. Расслабилась.
В такой посудине можно и утонуть.
«Или заняться любовью», – сказала Шура.
Саша развела бедра, проверяя, вместился бы в ванну партнер. Еще как бы вместился!
Ей захотелось позвонить Роме, позвать в гости. Выйти к нему в банном халате, под которым ничего нет. Но Рома уехал с родителями на дачу. Дурачок.
Она представила его плечи, вздувающиеся бицепсы, узлы мышц на спине. Его руки, без толку снующие в воздухе. Горбик на плавках – она посмотрела, пока он отворачивался. И его…
Палец задумчиво прошелся к пупку и дальше. Саша блаженно зажмурилась. Поелозила по шершавой эмали.
«Интересно, у него больше, чем у Леши?»
Лешин, как он это называл, прибор Саша только чувствовала, но не видела. Чувствовала дважды, и в первый раз он причинил ей сильную боль. В прошлом году, в ночь на Ивана Купала, они с Лешиными друзьями отправились за город. Там проходил традиционный фестиваль этнической музыки. Молодежь купалась в реке, сигала через костер. Сжигали соломенную куклу. Звезды были крупными, а Лешины ласки нежными. Он целовал ее за ушком и подливал вино.
Друзья предусмотрительно удалились искат цвет папоротника. Она лишилась девственности на гермомешке, в водонепроницаемой палатке Jaguar1. И запомнила лишь боль, словно ее пырнули скальпелем. Леша сразу забрался в спальник и захрапел, а она пошла на берег и смыла кровь речной водицей. У нее было видение тогда, странное, полузабытое. Что-то про яму…
Звезды гасли, небо серело. Пьяные окрики пульсировали в полутьме.
Она позвонила дяде Альберту и попросила забрать ее. Тогда он еще не продал автомобиль. Отчим примчал к семи.
– Ты в порядке? – спросил он, напряженно вглядываясь в ее лицо.
– Да. Простите меня. Мама в курсе, что я?..
– Конечно, нет. Она думает, я поехал к однополчанину. Ненавижу врать твоей матери.
– Простите. – Она захныкала, как ребенок. И дядя Альберт, кажется, все понял. – Ну-ну. – Он вынул платок, осторожно вытер ее щеки. – Если никому тут не надо бить рожу, поехали выпьем по коктейлю. На въезде есть шикарная кофейня.
Второй (и последний) раз она отдалась Леше у него в гостях. За стеной спала Лешина мама. Саша ждала, что будет, как в книгах. Фейерверки и вулканические извержения. Леша закрыл ей рот рукой во избежание стонов. Но она и так не стонала, лежала молча, осмысливая процесс. Ей было щекотно и тепло. В согревающей темноте замаячило что-то незримое, желанное, и она опустила руки на ритмично двигающийся таз Леши, потянула на себя. Но жар не достиг требуемой точки; Леша заухал филином и обмяк. И решил, что эту территорию он исследовал досконально, пора идти дальше.
– Придурок. – Саша зло раскидала пену.
«А я говорила, – произнесла Александра Вадимовна, – подожди годик».
Саша заинтересовалась, что сказала бы мама, узнай, что дочь потеряла невинность в шестнадцать. Вряд ли корила бы, мама была продвинутой женщиной. С прошлым, с татуировкой, с поцелуями в видеосалоне…
Саша вынырнула из воды, намылилась. Водя по телу мочалкой, она рассеянно озирала ванную. Стиральную машинку, корзину белья, унитаз. Приоткрытую дверь и темный коридор за ней. Она мысленно отметила, что красные стринги придутся Роме по душе.
Из раструба хлынул тугой поток. Балансируя под душем, Саша побрила ноги и зону бикини. Укоротила ножницами кустик. Задрала руку, поднесла станок к подмышке. Мимо ванной комнаты кто-то прошел.
Она дернулась, лезвие порезало кожу. Изумленная, вжалась в кафель. Она видела это периферическим зрением, за завесой мокрых волос. Тень, прошедшую снаружи, от кухни к гостиной.
Желудок скрутило. Саша сползла по стене, села в остывшую воду с островками пены. Схватилась за бортик, словно он защитил бы ее от
(Фредди)
вора, вторгшегося в квартиру.
Она таращилась на дверь, и глаза запекло. Не замечая, не меняя позы, она пописала в ванну. Сердце билось громко. Отмеряло секунды, минуты.
Но если бы взломщик отпирал замок, она бы услышала, даже сквозь журчание душа! И если бы какой-нибудь карлик пролез в прихожую через долбаную дыру над дверью, он выдал бы себя!
«Тебе почудилось», – сказала Александра Вадимовна.
Капала вода. Грохало сердце. В вентиляции гудел ветер.
Саша наклонилась вперед, подцепила полотенце.
«Вот сейчас, – подумала она, – лапа в перчатке вылетит из-за косяка, когти пригвоздят меня к кафелю».
Но ничего не произошло. За порогом, недодемонтированным высоким порогом проглядывался коридор с миролюбивыми вещицами. Тумба, кеды, одежка на вешалке. Никаких полосатых свитеров. Разве что сама темнота в углублениях напоминает крапинками и прожилками сожженное лицо.
– Меня напугали мои же волосы, – вслух сказала Саша.
Она извлекла пробку из стока, замоталась вафельным полотенцем. Сошла на плитку. Шаг. Бедро ударилось о раковину.
– Соль-вода, соль-вода, – брякнула она просто потому, что собственный голос бодрил. – Не укусишь никогда.
Она переступила порог
(порог соли)
и выглянула на кухню. Тюль занавесок плавно струился в окне. Ночной дом поскрипывал, охал, кряхтел. Саша не посмотрела на проем вверху входной двери. На тот шлюз, что соединял черный подъезд и ее уютную квартирку.
Босые пятки шлепали о настил. Гостиная была пуста.
– Ох я и дура! – рассмеялась Саша. Прошла к телевизору и включила его, чтобы заглушить монотонное бурчание старого здания.
Передача о призраке Лаврентия Берии, что в поисках жертв ездит по Москве на черной машине, была ею забракована. Девушка выбрала местный канал. Диктор рассказывал о Гражданской войне и крестьянских восстаниях. Об уничтоженной часовне Тита Чудотворца.
Саша вошла в спальню, стряхнула полотенце. Взор забегал из угла в угол. От распахнутых дверок гардероба к коврику у кровати. На коврике лежал листок бумаги. Оберег, чепрачный тапир Баку. Его разорвали в клочья.
Из шкафа вывалился дневник. Раскрылся на испещренной прилежным ученическим почерком странице. Там пятнадцатилетняя Саша рассуждала о мальчиках, силиконовых бюстах и завистливых подругах.
Саша подобрала кусочки картинки, запихнула дневник обратно под свитера.
– Ну, Сверчок! – сказала она. – Ну, хулиган!
17
Новые друзья
– Они вернулись, – проговорила Саша между заплывами. Вода омывала ее бедра. Она смотрела, как по поверхности реки, против течения, скользит прыткая водомерка.
Рома обернулся.
– Кто?
Саша повела плечами, словно жарким утром ей стало зябко.
– Кошмары.
Вязы шелестели ветвями за парапетом. Листва скукожилась под палящим солнцем. Тень облака протащилась аллеями яхт-клуба, бесцеремонно, по гипсовым статуям, по сломанным шпалерам.
– Тапир не сработал? – без намека на сарказм спросил Рома.
– Ага. Разрядился. – Саша зажала нос и нырнула.
В мутной зелени едва проглядывалось песчаное дно. Рома поплыл за ней, норовя пощекотать пятку. Он угрожающе напевал мелодию из фильма «Челюсти».
Читать бесплатно другие книги:
