Зима в Эдеме Гаррисон Гарри

– Здесь мы проведем большую часть ночи, – сказал Керрик. – Только выйти придется задолго до рассвета. Армун, ты останешься здесь, дождешься, когда рассветет, и попытаешься забраться повыше.

– Я могу идти и в темноте, – возразила Армун.

– Нет, это опасно. У тебя хватит времени, но придется забраться как можно выше. Приготовишь все, что я велел.

– Сухие сучья для большого костра и зеленые листья для дыма.

– Помни, подкидывать в костер листья начнешь, когда солнце на две ладони поднимется над океаном. Разведи костер побольше, пусть угли раскалятся добела. Потом сразу завалишь его листьями, чтобы было побольше дыма. А потом спустишься сюда, к Калалекву. Он будет ждать здесь. Я пойду вдоль берега и скоро вернусь. Все понятно?

– По-моему, все это безумие, и я безумно боюсь.

– Не бойся. Все будет, как я задумал. Если ты сделаешь все правильно, я буду чувствовать себя в безопасности. Но ты должна делать все точно, как я велел. Ни раньше, ни позже. Понятно?

– Я поняла.

Керрик казался таким чужим, в холодном голосе звучали нотки мургу. Он и думал, как они, и действовал точно так же. Он требовал от нее только повиновения. Пусть будет так... Только бы скорее все кончилось. Мир – пустынное место.

Она задремала в покачивавшейся на волнах лодке, проснулась от храпа Калалеква и снова уснула. Керрик не мог спать. Широко открывшимися глазами он смотрел на медленно двигавшиеся звезды. Скоро встанет утренняя звезда, предвещая рассвет. К ночи все будет кончено. Сам он может и не дожить до вечера. Он понимал это. Риск был невероятно велик, а победа не сулила столь блестящих перспектив, которые наобещал он Армун. На миг Керрик пожалел, что оставил заснеженные берега, уютное становище парамутанов. Он отбросил эти мысли прочь, припоминая, словно со стороны, словно это было не с ним, ту тьму, в которой он жил так долго. Слишком многие уживались в нем: и тану, и иилане, саммадари боевой предводитель. Он сжег Алпеасак, потом попытался удержать его, но оставил в руках иилане. А потом бежал от всего. Теперь он понимал, что, возможно, бежал от самого себя. Все умещалось в его голове. И теперь он поступал правильно. Единственно правильно. Саммады нужно спасти. И лишь он в целом свете способен на это. Все его усилия должны были привести его сюда в этот город. Он сделает то, что должен сделеть. Звезды поднялись над горизонтом, и он стал будить спутников.

Армун молча побрела к берегу. Ей столько нужно было сказать Керрику, что проще было не говорить ничего. Остановившись по колено в воде и обернувшись, она прижала к себе коробочку, глядя, как исчезает во тьме силуэт лодки. Луна уже села, и в свете звезд она уже не видела Керрика. Только черное пятно, исчезавшее во мраке... Она отвернулась и снова побрела к берегу...

– Мертвые мы, мертвые, – стуча зубами, бормотал Калалекв. – Сейчас нас сожрут огромные мургу.

– Бояться нечего. Ночью они спят, – успокаивал его Керрик. – Теперь высаживай меня на берегскоро рассвет. Ты помнишь, что должен сделать?

– Помню, ты говорил.

– Я повторю еще раз, чтобы не вышло ошибки. Ты уверен, что яд, предназначенный для уларуаква, может убить одно их этих существ?

– Считай их мертвыми. Они не больше уларуаква. Один мой удар – и смерть им.

– Сделай же это быстро, сразу, как только я выберусь на берег. Убей их, но только двух, не более. Запомни, это очень важно. Пусть умрут двое.

– Они умрут. Иди... Иди же!

Керрик еще не добрался до сухого песка, а лодка уже быстро отплыла от берега. Над горизонтом, в светлеющем небе горела утренняя звезда. Время пришло. Сняв меховую одежду и кожаные поножи, он остался в кожаной набедренной повязке. Копье осталось в лодке, он был безоружен. Тронул металлический нож на груди – тупой, всего лишь украшение.

Подняв голову и расправив плечи, слегка растопырив локти с высокомерием, подобающим высшей, в полном одиночестве он двинулся вперед, в город Икхалменетс, город иилане.

Глава сорок третья

Ninlemeistao halmutu eisteseklem.

Выше эйстаа только небо.

Апофема иилане

Громкие крики разбудили Ланефенуу, мгновенно повергнув в ярость. Прозрачный диск в крыше ее опочивальни едва посветлел, рассвет только начинался. Кто же осмелился издавать подобные звуки на амбесиде? Это был возглас, призывающий к вниманию, громкий и надменный. В один миг она вскочила на ноги и, оставляя когтями глубокие борозды в полу, потопала к выходу.

Посреди амбесида стояла какая-то странная иилане, уродливая и непонятного цвета. Заметив Ланефенуу, она выкрикнула (немного неразборчиво из-за отсутствия хвоста):

– Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса! Иди сюда, чтобы я могла говорить с тобою!

Явное оскорбление – Ланефенуу зарычала от ярости. Первые лучи солнца упали на землю, и она застыла, изогнув от удивления хвост. Говорят только иилане, но это...

– Устузоу! Откуда?

– Я Керрик. В великой силе и гневе.

Онемев и не веря своим глазам, Ланефенуу шагнула вперед. Это был устузоу, с отвратительно бледной шкурой, посередине его тело охватывали меха, на лице и голове тоже была шерсть. Металлическое кольцо блестело на шее. Керрик-устузоу, таким и описывала его Вейнте.

– Я пришел с предупреждением, – с оскорбительной надменностью объявил устузоу.

Гребешок на голове Ланефенуу мгновенно вспыхнул гневом.

– Предупреждать? Меня? Устузоу, ты ищешь смерти?

С угрозой в каждом движении она шагнула вперед. но замерла, когда он ответил жестом уверенности-разрушения.

– Я несу смерть и боль, эйстаа. Смерть уже явилась сюда, и она не уйдет, если ты не выслушаешь меня. Смерть двойная. Дважды смерть.

У входа в амбесид что-то шевельнулось, Керрик и Ланефенуу разом обернулись: появилась какая-то иилане, ее рот был широко открыт.

– Смерть, – объявила пришедшая с теми же знаками силы и крайней спешки, которыми воспользовался Керрик.

Онемев от неожиданности, Ланефенуу села на хвост, пока иилане, жестикулируя, делилась новостью.

– Послана Муруске... срочное известие. Урукето, которым она командует, – смерть. Он погиб этой ночью. И еще один урукето. Он мертв. Двое мертвых.

Стон вырвался из уст Ланефенуу. Она сама командовала урукето, и всю жизнь посвятила этим гигантам, и столько жила среди них... город ее гордился числом и умением урукето. И теперь. Двое. Погибли. Страдая, она повернулась к огромному изображению урукето, к своей собственной персоне, видневшейся на плавнике. Две смерти. Так говорит устузоу. Она медленно обернулась к ужасной твари.

– Двое мертвых, – подтвердил Керрик со знаком, изображавшим крайнюю жестокость. – Поговорим теперь, эйстаа...

Жестом он отпустил вестницу, и та послушно заторопилась к выходу. Но и это присвоение ее полномочий, допущенное на ее глазах, не могло вывести Ланефенуу из состояния глубокой скорби, в которую повергла ее весть о невосполнимой потере.

– Кто ты? – спросила она, скорбь мешала точности речи. – Что тебе нужно?

– Я Керрик-высочайший, я – эйстаа всех тану, которых иилане зовут устузоу. Я принес тебе смерть. А теперь могу дать жизнь. Это я приказал убить урукето. Повинующиеся мне исполнили приказ.

– Почему?

– Почему? Ты осмеливаешься спрашивать почему? Ты, которая послала Вейнте убивать тех, кем я правлю, гнать их и убивать, убивать без конца. Я объясню тебе, почему погибли урукето. Одного убили, чтобы показать тебе мое могущество, – показать, что я могу делать все, что захочу, и сразить любого, кто помешает мне. А другого убили, чтобы ты не подумала, что смерть урукето – случайность. Две смерти сразу – это не несчастный случай. Я мог бы убить их всех. И я сделаю это, чтобы ты поняла, кто я, узнала мою силу и сделала то, что я потребую от тебя.

Голос его потонул в гневном реве Ланефенуу. Выставив когти и оскалив зубы, она шагнула вперед. Но Керрик не шевельнулся, отвечая с надменностью и высокомерием:

– Убей меня – ты будешь жива. Убей. И тогда все твои урукето погибнут. Этого ли ты хочешь, эйстаа? Смерти всех урукето, смерти города? Если хочешь этого – убивай поскорее, прежде чем успеешь подумать и изменить решение.

Привыкшая повелевать Ланефенуу содрогалась всем телом: ей, распоряжающейся жизнью и смертью иилане, приказывает устузоу! Чтобы устузоу смел обращаться к ней подобным образом! Она теряла власть над собой.

Керрик не смел сделать даже шага назад или изменить надменной позы. Миг слабости – и она разорвет его в клочья. Может быть, он переусердствовал, – но выбора у него не было. Он мельком глянул на горный склон над городом.

– Вот что еще я хочу сказать тебе, эйстаа, – проговорил он, чтобы не позволить ей отвлечься, не дать возможности страстям одолеть в ней разум. – Великий город Икхалменетс, жемчужина среди городов иилане, окруженный морем Икхалменетс. Ты есть Икхалменетс, и Икхалменетс – это ты. Твоя забота и награда одновременно. Ты правишь здесь.

Он вновь взглянул на склон. Над ним показалось облачко... или это дым? Да. Дым. Вырывая когтями клочья земли, Ланефенуу подступала все ближе и ближе. Он громко выкрикнул, чтобы она расслышала его сквозь гнев.

– Ты есть Икхалменетс, но сейчас Икхалменетс погибнет! Погляди вверх на склон. Видишь? Это не облако. Знаешь, что такое дым? Дым бывает от огня, а огонь сжигает, разрушает и жжет. Огонь погубил Алпеасак и все живое в нем. Тебе это известно. Теперь я принес огонь в Икхалменетс.

Ланефенуу оглянулась и, заметив дым, застонала, словно от боли. Высокий столб дыма клубился над склоном. Керрик снова потребовал внимания. Одним глазом она следила за дымом, другим уставилась на Керрика.

– Я пришел в твой окруженный морем Икхалменетс не один. Пока я восходил на амбесид, мои воины сразили урукето. И теперь они окружают вас повсюду, ведь устузоу – повелители огня. И он уже наготове, все лишь ждут моего сигнала. Если я дам его – гореть будет Икхалменетс, если погибну или получу рану – гореть будет Икхалменетс. Выбирай – и быстро, ведь огонь жаден.

Яростный вопль Ланефенуу захлебнулся мукой. Она покорилась и, бессильно свесив руки, села на хвост. Главное город, главное урукето. Зачем ей жизнь этого животного, если умрет Икхалменетс.

– Чего ты хочешь? – спросила она, не униженно, но в слабости признавая свое поражение.

– Я хочу для моих тану того же, чего ты хочешь для своих иилане. Возможности спокойно существовать. Ты выгнала нас из Алпеасака. Ты со своими иилане и фарги останешься в нем, ведь это город иилане. Никто не станет вредить вам. Я вижу снег над головой, что с каждым годом опускается все ниже. Прежде чем снег придет и сюда, Икхалменетс должен уйти в Алпеасак и спокойно жить под теплым солнцем. Пусть Икхалменетс живет там. Но пусть живут и мои устузоу. Даже теперь Вейнте, повинуясь твоему приказу, гонит их и убивает. Останови ее, прикажи вернуться, прикажи прекратить побоище. Сделай это, чтобы жил Икхалменетс. Мы не хотим чужого. Пусть твой город будет твоим городом. Нам нужны только наши жизни. Останови Вейнте. Сделаешь это – и Икхалменетс и все твои иилане будут жить в завтрашнем завтра, как во вчерашнем вчера.

Ланефенуу, не шевелясь, погрузилась в долгие раздумья, пытаясь найти выход из лабиринта противоречивых мыслей. Наконец она пошевелилась, сила вернулась к ней, и властным голосом она проговорила:

– Пусть так. Вейнте остановится. Причины громить мир устузоу у нее нет. Я позову ее. И ты уйдешь отсюда. Будешь жить в своем месте, а мы у себя. Я не хочу более ни говорить с тобой, ни видеть тебя. Я бы хотела, чтоб яйцо, из которого ты вышел, лопнуло под ногой и ты никогда не появился бы на свет.

Керрик ответил жестом согласия.

– Но ты должна сделать еще кое-что, если хочешь остановить Вейнте. Ты знаешь ее, знаю и я. Она может не подчиниться твоему приказу. Разве не так?

– Может, – сурово ответила Ланефенуу.

– Значит, ты должна отправиться к ней. Найти ее и приказать возвращаться. Тогда она остановится, ведь ее иилане – твои иилане, ее фарги – твои фарги.

В глазах Ланефенуу сверкала ненависть, но она держала себя в руках.

– Хорошо.

Керрик взялся за нож, свисавший с кольца вокруг шеи. И, сняв его, протянул Ланефенуу. Она не шевельнула рукой – и он бросил нож в пыль у ее ног.

– Отвезешь это Вейнте. Она поймет, что это значит. Она будет знать, что я сделал и почему. Она узнает, что я не оставил тебе возможности выбирать.

– Мне нет дела до того, что чувствует и знает Вейнте.

– Конечно, эйстаа, – неторопливо отвечал Керрик, сопровождая слова знаками холодного гнева. – Просто я хочу, чтобы она знала, что это я, Керрик, заставил ее пойти назад. Я хочу, чтобы она поняла все, до малейшей подробности.

С этими словами Керрик повернулся и зашагал с амбесида прочь. Мимо оцепеневших от ужаса фарги. В страхе они расступались перед ним – все видели разговор издалека. В чем было дело, они не знали, только понимали: случилось что-то ужасное. Два урукето были мертвы, а устузоу-иилане шествовал по городу, и смерть окружала его.

Пройдя через Икхалменетс, Керрик обернулся к столпившимся на берегу иилане и фарги:

– Именем вашей эйстаа, приказываю вам уйти отсюда. Она повелевает всем явиться на амбесид. Немедленно.

Не способные на ложь существа, повинуясь приказу, заторопились на амбесид.

Оставшись один, Керрик прыгнул на песок и поспешил подальше от города.

Глава сорок четвертая

Ты посылала за мной, – произнесла Энге, – и приказала мне поспешить.

– Все мои приказы неотложны, хотя твои ленивые Дочери не в состоянии уразуметь это. Если я не подчеркну, что следует торопиться, подвернувшаяся вестница тут же примется обсуждать, приличествует ли ей повиноваться мне подобно фарги,

– Но это правда, ибо Угуненапса...

– Молчать! – рявкнула Амбаласи, гребень ее опадал и вздымался от ярости.

Сетессеи, помощница ее, в панике убежала, даже Энге склонилась перед бурей гнева, охватившей пожилую ученую. Сделав жесты извинения и покорности, она застыла в ожидании.

– Маленькая поправка. По крайней мере я могу рассчитывать на некоторое внимание, на каплю любезности с твоей стороны. Ну, взгляни на это великолепное зрелище.

Амбаласи указала на сорогетсо, лежавшую в тени. Зрелище могло доставить удовольствие только Амбаласи – бедняжка Ичикчи, свернувшись в комок и зажмурив глаза, ожидала немедленной смерти.

– Гнев мой, глупое создание, предназначен не для тебя, а для вот этих, – пояснила Амбаласи и, с видимым усилием овладев собою, заговорила на манер сорогетсо: – Внимание, маленькая. Дружба и помощь. – Она погладила зеленый гребень Ичикчи, наконец та открыла глаза. – Очень хорошо. Видишь, вот Энге, она пришла, чтобы порадоваться тому, как хорошо ты поправляешься, чтобы побыть с тобою. Спокойно, болью не сопровождается.

Амбаласи осторожно сняла нефмакел, покрывавший культю. Сорогетсо поежилась, но не произнесла ни звука.

– Гляди, – приказала Амбаласи, – и чтобы я слышала восхищение!

Энге согнулась над сморщенной кожей обрубка, полоски кожи прикрывали открытую кость. В центре ее желтел какой-то нарост. Вид его ничего не говорил ей. Энге не осмелилась признаться в этом, чтобы не навлечь на себя скорый гнев Амбаласи.

– Хорошо заживает, – помолчав, сказала Энге. – Ты, Амбаласи, – владычица науки врачевания. Ампутация не только исцелила ногу, но побудила к росту. Это самое... в центре и есть предмет восхищения?

– Несомненно, но, зная твое невежество, я не могу ожидать, чтобы ты оценила увиденное во всем значении. Перед тобой у зеленой сорогетсо, которая на голову ниже нас, вырастает желтая ступня, покрытая пятнами. Проникает ли хоть какая-то доля этой информации в субмикроскопический мозг, спящий под непроходимой лобной костью твоей головы?

Энге терпеливо снесла оскорбление, по опыту зная, что с Амбаласи лучше не связываться.

– Значение-непонятно, невежество-признано.

– Требуется внимание. Прежние теории отвергнуты. Забудь про тектонику плит и дрейф континентов. Слишком давно они разделились. Я усомнилась в своей правоте, когда оказалось, что сорогетсо способны понимать нас. Хотя бы ограничиваясь основными и примитивнейшими познаниями. Речь не может идти о нескольких тенах миллионов лет, здесь даже одного миллиона много. Мы можем обнаружить внешние различия, но генетические отсутствуют. Иначе эта нога не смогла бы расти. Тайна сгущается. Кто же они, сорогетсо, и как попали сюда?

Энге не пыталась отвечать, понимая, что старая ученая рассеянным взором смотрит не на нее, а в глубь познания, которую она не в силах даже представить.

– Это тревожит меня. Я думаю о тех экспериментах, которые не следовало бы проводить. Мне доводилось и прежде обнаруживать результаты неудач, ошибок в работе... чаще в морях, чем на суше... уродливые твари, которые лучше бы не рождались. Пойми, не все ученые такие, как я. В мире кривых умов не меньше, чем кривых тел.

Энге ужаснулась.

– Неужели такое возможно?

– Почему же нет? – Амбаласи устала сдерживать свой норов и заботливо покрыла нефмакелом ногу Ичикчи. Отвернувшись от сорогетсо, она гневно фыркнула: – Всюду есть неумехи. Даже у меня самой иногда не складывался эксперимент. Поглядела бы ты на результаты – ужас. Запомни – все, что видишь вокруг, удачи. Ошибки скроет усвоительная яма. Мы легко обнаружили Амбаласокеи, но у нас могли быть предшественницы. Знания не передаются, теряются. Мы, иилане, безразличны ко времени. Мы считаем, что завтрашнее завтра всегда неотличимо от вчерашнего вчера, – а потому не запечатлеваем события, и все записи – всего лишь дань самоуважению. Что-то сделала, что-то открыла и ну раздувать крошечное эго! А о неудачах никогда не известно.

– Значит, ты считаешь, что сорогетсо появились в результате неудачного эксперимента?

– Может, и удачного... или же такого, которому лучше и не быть. Одно дело возиться с генными цепочками устузоу и прочих низших животных, но неслыханно, чтобы иилане манипулировали с генами иилане.

– Даже чтобы улучшить их, избавить от болезни?

– Молчать! Говоришь много, знаешь мало. Болезни излечиваются с помощью других измененных организмов. Мы же, иилане, остаемся такими, какими были от яйца времен. На этом разговор закончен.

– Я продолжу, – с решимостью возразила Энге. – Последнее заявление отрицается предыдущим. Ты помогла нам перебраться сюда, потому что пожелала изучить связь нашей философии с физиологией тел. Разве это не эксперимент над природой иилане?

Амбаласи открыла рот и дернула конечностями, чтобы заговорить, но застыла, не проронив ни звука. Потом закрыла рот и долгое время не двигалась, оцепенев в задумчивости. Заговорила она уже со знаками уважения.

– Струнный нож твоего ума, Энге, не перестает удивлять меня. Конечно же, ты права, и мне следует поглубже поразмыслить над этим. Быть может, мое отвращение к экспериментам над иилане является не искренним, но просто заученным и автоматическим. Пойдем теперь поедим, все необходимо продумать гораздо глубже, чем мне сейчас по силам.

Амбаласи огляделась ищущим взором, но помощницы не было. Она выразила недовольство отсутствием Сетессеи.

– Она должна подать мясо. Ведь ей прекрасно известно, что я привыкла есть в это время дня.

– Рада услужить великой Амбаласи. Я принесу.

– Я сама пойду за ним. От ожидания голод не уменьшится.

Они шли через растущий город, мимо увлеченно беседующих иилане. Энге выразила удовлетворенность.

– Как никогда прежде вольны мы теперь углубляться в слова Угуненапсы, не опасаясь преследований.

– Будет от меня большая беда всем этим безмозглым. Город требует, чтобы в нем побольше работали и говорили поменьше. Разве твои Дочери Бестолковости не осознают, что раз в городе нет фарги, то им самим следует пачкать свои благородные руки иилане работой фарги?

– В наших руках дело Угуненапсы.

– Угуненапса не положит еду в ваши рты.

– Уже положила, – не без гордости ответила Энге. – Она даровала нам тебя, потому что влияние ее идей на наш организм привлекло внимание твоей мудрости. Она привела нас сюда. И вот результат.

Кухню Амбаласи не посещала с тех пор, как в последний раз наблюдала за энзимным процессом. После того как в реке обнаружились гигантские угри, с едой никаких проблем не было. И от Дочерей давно не поступало никаких жалоб на тяжелый труд на кухне. Теперь Амбаласи увидела почему.

Одна из Дочерей, это была Омал, отдыхала в тени, а трое сорогетсо хлопотали возле чанов с энзимами.

– Они обучаются быстро, – сказала Энге, – и благодарны нам за еду.

– Не уверена, что мне это нравится, – ответила Амбаласи, беря кусок угря на свежем листе, поданный сорогетсо.

Опустив глаза, та поторопилась обслужить Энге.

– Отсутствие понимания, – со скорбным вздохом приняла рыбу Энге.

– Нарушение полученного приказа, – возразила Амбаласи, откусывая огромный кусок. – Прерывание научных наблюдений. Твои Дочери ничего не умеют правильно делать. – Покончив с рыбой, она гневно отбросила лист и указала на реку. – Этих псевдофарги следует вернуть в естественную среду. Отошли их. А работать заставь своих лентяек Дочерей. Или ты уже забыла, что они живут не так, как мы, а вместе с самцами. Не изолированными, как положено, в ханане. Я должна понять, как они живут, и все записать. Я должна изучить их жизнь до малейших подробностей и тоже записать. Такая возможность не повторится. Я хочу знать, как они ведут себя в естественных условиях, а не как режут угрей, насыщая лентяек! Подобно устузоу, они используют неживые предметы. Мы пользуемся живыми... Ты ведь видела дерево, которым они пользуются как мостом. Но вмешательство в естественный ход событий должно прекратиться – и немедленно. Отошли сорогетсо.

– Это будет трудно выполнить...

– Напротив, нет ничего проще. Вели своим Дочерям Безделья собраться, и я отдам приказ. Я поговорю со всеми. Сделаю нужные распоряжения.

Энге поколебалась, думая о том, что последует, и сделала знак согласия. Настало время противоборства. Она это знала слишком хорошо: интересы Амбаласи и Дочерей отличались как день и ночь. Да, они всей жизнью своей обязаны ученой, но теперь это стало не столь существенным. Они здесь. Дело сделано. Отношения напряжены. Стычка неизбежна.

– Внимание, – обратилась она к ближайшей иилане. – Предельная важность, все собираются на амбесид. Неотложное дело, скорейшее время.

Обе шли туда молча. В городе не было эйстаа, в том, как будет организовано управление, не было достигнуто даже приблизительного согласия, но амбесид заботливо растили, – ведь это центр любого города иилане. Повинуясь приказу, со всех сторон торопливо сходились Дочери, – должно быть, не совсем забывшие способность подчиняться. Страх объединял их. Иилане расступились, давая дорогу Энге и Амбаласи. Вместе они поднялись на невысокий, недавно насыпанный пригорок, на котором расположится эйстаа, – если всетаки в городе появится таковая. Обратившись к собравшимся, Энге потребовала молчания и, собравшись с мыслями, заговорила:

– Сестры мои! Амбаласи, которая вызывает в нас восхищение и преклонение, та, что дала нам новую жизнь и свободу, которую мы уважаем более, чем кого бы то ни было, желает обратиться к вам с важными и серьезными словами.

Встав на самой вершине холма, Амбаласи оглядела притихших иилане и заговорила спокойно и бесстрастно:

– Все вы – существа разумные и понимающие, этого я не могу отрицать. Все вы изучили и поняли идеи Угуненапсы и с умом приложили их к своей жизни, чтобы обрести ответственность за нее. Но этим вы разорвали нить, что связывает фарги с иилане, а иилане с эйстаа. Вы принесли в этот мир новый образ жизни, новое общество. Вы рады случившемуся, иначе не может быть. Поэтому часть своего времени вы должны отдавать изучению влияния трудов Угуненапсы на ваши жизни.

Дочери забормотали, делая знаки одобрения, внимание их было полностью отдано Амбаласи. Заметив это, с суровостью и гневом в движениях тела, она продолжала повелительным тоном:

– Часть времени – и только! Вы отказались от эйстаа и приказов ее, благодаря которым процветают города иилане. И теперь, чтобы выжить, чтобы не потерять жизни, которые вы сохранили перед лицом гнева эйстаа, вы должны организовать новое общество, следуя учению Угуненапсы. Но тратить на это можно только часть времени, я уже сказала это. Большую часть дня вы должны трудиться ради жизни и процветания этого города. Никто из вас не умеет растить его, я объясню вам, что нужно делать, и вы будете исполнять мои приказы. И никаких споров – я требую немедленного повиновения.

Послышались жалобы и вздохи, и Энге, шагнув вперед, ответила за всех:

– Это невозможно. Ведь тогда ты станешь нашей эйстаа, а мы отвергли ее власть.

– Ты права. Я стану ждущей-эйстаа. Ждущей тех времен, когда вы сумеете найти более приемлемый для вас способ управления городом. И когда вы сделаете это, я освобожу этот пост, который возлагаю на себя без желания, лишь понимая свою ответственность за город и ваши жизни. Я не предлагаю, а требую. Если вы отвергнете мое предложение, я отвергну вас. Без моего умения город умрет – вы не умеете даже готовить себе еду, – без моих врачебных способностей все вы погибнете от какой-нибудь новой отравы. Я уплыву на урукето, а вы останетесь ждать верную смерть. Но смерть вы отвергли во имя жизни. Примете мое слово и будете живы. Итак, у вас не остается другой возможности, как принять мое благородное предложение.

С этими словами Амбаласи отвернулась от них и потянулась за водяным плодом – горло ее пересохло от долгих речей. Наступившее молчание наконец нарушила Фар, – потребовав внимания, она поднялась на горку.

– Амбаласи говорит правду, – проговорила она с великой искренностью, подобно фарги округлив влажные глаза. – Но в ее правде есть другая правда. Никто не сомневается, что именно всепобеждающие идеи Угуненапсы привели нас в эти края, где ждали нас бесхитростные сорогетсо. Их и следует обучить всем трудам, дабы освободить все наше время для изучения истин...

– Отрицаю! – рявкнула Амбаласи, обрывая слова грубейшими звуками и движениями. – Это невозможно. Сорогетсо должны возвратиться к своей прежней жизни, навсегда оставить наш город. Вы можете принять или отвергнуть мое благородное предложение. Или жить – или умереть.

Фар встала перед старой ученой, юность перед старостью, невозмутимость перед яростью.

– Тогда нам придется отвергнуть тебя, суровая Амбаласи, и принять смерть, если иначе жить невозможно. Мы уйдем вместе с сорогетсо и будем жить такой же простой жизнью. У них есть еда, они поделятся ею с нами. И пусть некоторые умрут, но дело Угуненапсы будет жить вечно.

– Невозможно. Сорогетсо должны жить как жили.

– Но как ты воспрепятствуешь нам, добрая подруга? Ты убьешь нас?

– Убью, – без тени колебания ответила Амбаласи. – У меня есть хесотсан, и я каждую убью, кто посмеет вмешиваться в жизнь сорогетсо. Вы и так успели натворить достаточно много вреда.

– Фар, сестра моя, и Амбаласи, водительница наша, – произнесла Энге, встав между спорившими. – Настоятельно требую, чтобы ни одна из вас не говорила такого, о чем потом придется жалеть, не давала обещаний, которые невозможно будет выполнить. Слушайте. Выход есть. Если есть истина в учении Угуненапсы, она проявится в его применении, ибо практика есть критерий истины. Мы верим, что смерти не будет – ни для нас, ни для всех остальных. Поэтому следует поступить, как советует мудрая Амбаласи, и смиренно повиноваться приказам ждущей-эйстаа, но тем временем стараться найти решение этой сложной проблемы.

– Говори за себя, – с твердостью возразила Фар. – Говори за тех, кто слушает тебя, если они хотят этого. Ты не можешь говорить от лица всех, кто верит в эфенелейаа, духа жизни, что стоит за всей жизнью и разумом. Тем, что отличает живое от мертвого. Медитируя над эфенелейаа, мы испытываем великий экстаз и сильные чувства. Ты не можешь отнять это у нас, запятнав наши руки низменными трудами. Нас не заставить.

– Тогда вас незачем и кормить, – возразила практичная Амбаласи.

– Довольно! – громовым голосом приказала Энге, и все отступили – никто еще не слышал, чтобы она говорила с подобной твердостью. – Мы обсудим все это, но сейчас прекратим обсуждения. И будем следовать наставлениям Амбаласи, пока не найдем среди мыслей Угуненапсы указания на то, как же нам жить.

Она обернулась к Фар, и та отшатнулась от нее. – Тебе я приказываю молчать. Ты не хочешь, чтобы эйстаа распоряжалась нашей жизнью и смертью, но сама берешь на себя роль эйстаа-от-энания, что ведет своих последовательниц к смерти. Умри лучше ты – и пусть остальные живут. Я не хочу этого, но я понимаю чувства эйстаа, которая заставляет умереть одну, чтобы жили другие. Я отвергаю это чувство, но теперь понимаю его.

Среди Дочерей послышались крики, стоны отчаяния. Закрыв огромные глаза, Фар сотрясалась всем телом. Потом она хотела заговорить, но повиновалась Энге, призвавшей всех к молчанию именем Угуненапсы, священным для каждой. Потом Энге заговорила с печалью и смирением:

– Сестры мои, вы мне дороже жизни, я охотно умру, чтобы жили нижайшие из вас. Предадимся же служению Угуненапсе, выполняя приказы Амбаласи. Пусть все разойдутся в молчании, и каждая надолго задумается над тем, что случилось. А потом все обсудим и найдем приемлемый для каждой выход.

Дочери расходились почти безмолвно, – ведь предстояло еще так много думать. Когда Энге и Амбаласи остались одни, старая ученая вымолвила, превозмогая усталость:

– Сгодится на время, но только на время. Тебе, мой друг, предстоит много хлопот. Следи за Фар, этой смутьянкой. Она ищет разногласия и зовет других за собой. Она – ересь в ваших стройных рядах.

– Я знаю и огорчаюсь. Была такая, что толковала мысли Угуненапсы на собственный лад. Поняв свои ошибки, она умерла. А с ней и многие Дочери. Пусть это не повторится.

– Повторится... Мне страшно за будущее этого города.

Глава сорок пятая

Первые весенние дожди принесли неприятные перемены в долину саску. Тоненькие лианы, свисавшие с вершин скал, окружавших долину, стали толще и длинными плетями протянулись к земле. Они не горели – их безуспешно пытались поджечь, – а ядовитые колючки не позволяли даже приблизиться к ним. И теперь на стеблях зрели ядовитые зеленые плоды.

– Созреют, упадут, что тогда? Какие еще козни мургу поджидают нас? – проговорил Херилак, наблюдая за зловещим ростом.

– Что угодно, – со вздохом проговорил Саноне, словно груз многих лет тяжело гнул его к земле. Мандукто и саммадар бродили вдвоем, теперь они часто так делали, ища ответа на неразрешимые вопросы. Саноне с ненавистью поглядел на грубые зеленые плети над головой, свисавшие уже со всех скал вокруг долины. – Из них может появиться что угодно, яд, смерть – плоды постоянно меняются. Впрочем, в них могут оказаться только семена, но и это очень плохо.

– Вчера на месте реки еще был ручеек, а сегодня он пересох.

– У нас есть родник, хватит на всех.

– Я хочу знать, что они сделали с нашей водой. Надо разведать. Я возьму двоих охотников.

– И одного из моих мандукто. Как следует завернитесь в ткань – руки и ноги закройте тоже.

– Знаю, – мрачно ответил Херилак. – Погиб еще один ребенок. Иглы летят вверх прямо из песка, и их так трудно заметить. Придется соорудить стойло для мастодонтов и не выпускать их. Они и так набрасываются на всякую зелень. Чем все это кончится?

– Все это может кончиться единственным образом, – прежде чем уйти, пустым и бесцветным голосом произнес Саноне.

Херилак повел свой небольшой отряд мимо караульных, за барьер, перегораживавший путь в долину. Под плотной тканью было жарко, но приходилось терпеть. Мургу держались на расстоянии и всегда отступали, не принимая боя. Но они повсюду успели наставить иглометатели.

Охотники осторожно шли по ложу долины, вдоль сухого русла, в котором глина уже превратилась в жесткую корку. Впереди что-то шевельнулось, и Херилак выставил вперед стреляющую палку, но ничего не произошло, послышался только звук чьих-то удаляющихся шагов. Русло сделало еще несколько поворотов, и охотники добрались до перегородившей реку стены.

Перепутанная масса лиан перекрывала все ущелье, на живой изгороди пестрели цветы. Редкие капли воды стекали по листьям в крохотную лужицу у подножия живой плотины.

– Надо резать, жечь, – сказал Саротил.

Но Херилак медленно качнул головой, лицо его побагровело от бессильного гнева и отчаяния.

– Если резать – вырастет снова. А гореть не будет. Она вся в ядовитых колючках. Пойдем, я хочу посмотреть, куда девается вся вода.

Они полезли вверх, как вдруг раздался свист – и несколько шипов вонзилось в их одеяния. Херилак выпалил наугад, но это были не мургу. Мандукто показал Херилаку на куст – ветви его еще колыхались, избавившись от смертоносного груза.

– Ловушка – мы сами наступили на корни. Мургу окружили нас этими растениями.

Больше сказать было нечего. Осторожно обогнув этот куст и несколько других, таких же, охотники поднялись на край ущелья, и живая плотина оказалась под ними. За ней образовалось небольшое озерцо, а река, прорвав берег, поворачивала в пустыню. Хорошо, что остался еще родник с чистой водой. Спустившись вниз и отойдя от стены на безопасное расстояние, охотники осторожно обобрали с одежды ядовитые шипы и скинули с тел ткань, в которой было так душно.

Саноне поджидал Херилака на обычном месте. Охотник рассказал об увиденном.

– И ни одного мургу, они научились держаться от нас подальше.

– Плотину можно разрушить...

– Зачем? Они вырастят ее снова. Тем более что лианы с каждым днем опускаются все ниже и ниже. Надо признать, что мургу научились побеждать нас. И не в бою, а медленно и упорно выращивая свои растения. И они победят. Мы не в силах остановить их, как не можем остановить прилив.

– Но прилив каждый день сменяется отливом.

– Мургу не прилив, они не отступят. – Херилак опустился на землю, чувствуя себя усталым и старым, как мандукто. – Они победят, Саноне, они победят.

– Я никогда не слыхал от тебя подобных речей, могучий Херилак. Битва еще впереди. Ты всегда вел нас к победам.

– Теперь мы погибли.

– Мы уйдем на запад, через пустыню.

– Они последуют за нами.

Глядя на согбенные плечи рослого охотника, Саноне чувствовал его отчаяние и против собственной воли разделял его. Неужели след мастодонта привел их к смерти? Он не мог поверить в это. Во что тогда верить?

Внезапно возбужденные крики нарушили мрачные мысли, и он обернулся, чтобы узнать, что происходит. К ним с воплями бежали охотники, указывая назад. Схватив стреляющую палку, Херилак вскочил на ноги. С гулким ревом по сухому руслу навстречу им катилась огромная волна, желтая от ила. Испуганные саску и тану едва успели вскарабкаться вверх по обрыву, как вода прогрохотала мимо.

– Плотину прорвало! – проговорил Херилак. – Все целы?

Саноне вглядывался в мутные воды, но не увидел в них тел – только крутящиеся ветки и прочий мусор.

– Да, река вернулась в прежние берега. Посмотри, вода стала ниже. Так, как и должно быть.

– Но ведь они починят плотину, вырастят заново. Это ничего не изменит.

Даже эта радость не могла развеять отчаяния Херилака. Он оставил надежду и ждал только смерти. И он не поднимал головы, не обращая внимания на крики, пока Саноне не похлопал его по плечу.

– Смотри, что делается! – закричал мандукто с надеждой в голосе. – Лианы! Погляди на лианы! Кадайр не оставил нас, мы ступаем по следам его.

Высоко на ними целая гуща лиан вдруг оторвалась от утеса и скатилась на дно долины. Когда улеглась пыль, они увидели, что толстые стебли стали серыми и сломались. Восковые зеленые листья на глазах жухли и теряли глянец. Вдали рухнул еще один клубок лиан...

– Что-то случилось, а мы и не знаем, – вымолвил Херилак, отчаяние в сердце его мгновенно сменилось надеждой. – Надо поглядеть.

Не выпуская из руки стреляющей палки, он вскарабкался на завал. Прямо перед ним на расстоянии полета стрелы вздымались утесы на другом берегу реки. Вдруг там что-то шевельнулось, и он пригнулся, выставив вперед оружие. На краю утеса появился мараг, за ним другой... третий.

В отвратительных четырехпалых руках ничего не было. Они стояли неподвижно и смотрели.

Херилак опустил оружие. На таком расстоянии попасть было невозможно; он хотел понять, что же случилось.

Они глядели на него, он на них – и молчали. Их разделяла река, но пропасть между ними была глубже целого моря. Херилак ненавидел стоявших на том берегу и знал, что в их глазах с вертикальными полосками зрачков светится такая же ненависть. Что происходит? Зачем они разрушили плотину? Зачем погубили лианы?

Рослый мараг, стоявший ближе всех, повернулся к нему спиной и задергал конечностями, к нему приблизился другой и передал какой-то предмет. Держа вещь обеими руками, первый мараг повернулся, поглядел на нее, а потом прямо на Херилака. Пасть его открылась в порыве непонятного чувства. А потом он замахнулся и перебросил предмет через ущелье. Херилак смотрел, как тот летел по невысокой дуге, потом ударился о землю и скатился по камням.

Когда он вновь взглянул на противоположный берег, мургу уже не было. Херилак подождал еще, но они так и не вернулись. Тогда охотник спустился вниз и подошел к брошенному марагом предмету. Тяжело дыша, к нему подошел Саноне.

– Я видел... – сказал он. – Они стояли и смотрели на тебя. А потом бросили это и ушли. Что это?

Перед ними лежал какой-то пузырь, похожий на дыню, серый и гладкий. Ничего особенного. Херилак осторожно дотронулся до него ногой.

Страницы: «« ... 1213141516171819 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Поверхность фронта здесь не менялась очень давно. Не линия никогда не затихавших надолго боев – име...
Волшебный мир Аквадора… Некогда великая, а ныне умирающая Империя… Гильдии магов, которые управляют ...
Странные и необъяснимые события во Франции, Японии, Бразилии, Африке были только прологом глобальног...
И почему к бочке меда всегда прилагается ложка дегтя? Только Мариша познакомилась с мужчиной своей м...
По древним законам Воинства аракс Ражный, в миру бывший спецназовец, а ныне хозяин охотничье балы, д...
«Залп! Большая часть мимо, но позади уже кричит раненый. Хуже нет быть раненым. Кто-то не выдержал, ...