Проникновение Суржевская Марина

Веками они стремятся попасть на фьорды. Веками Туман защищал нас. Так почему он стал редеть?

Даже Ирвин не понимает всей опасности. А-тэм умен, но не знает всего. Он никогда не проводил часов, изучая людей из-за Тумана. Считал, что фьорды защищены, и так будет вечно. Потому риар я, а не он. Я чую опасность даже сейчас, когда люди напротив улыбаются и едят мясо убитого кабана. Но я вижу то скрытое, что прячет каждый из них. Вчера мы лишь позволили им взять то, что принадлежит племени, предложили, как гостям. И они согласились. Накинулись с жадностью, которая говорит о многом.

А завтра они захотят взять то, что мы не предлагаем.

Темные инстинкты пробудились в каждом, кроме двоих. И это меня… удивило. Я испытываю странные чувства, думая об этом. Старик и девушка. Те, что смогли устоять и не податься ни зову риара, ни своей тьме. Почему?

Снова прокручиваю в голове события. Старик опасен. Хилый, седой, слабый телом. И самый сильный из всех чужаков. Его инстинкты мертвы, и это делает его разум свободным. Он внимателен и слишком умен. Слишком… Видит даже то, что в упор не замечают его соратники.

Мудрый старец. Я склонил бы перед ним голову и сделал своим наставником, если бы мог. Но придется принять иное решение.

Девушка.

И снова зов пробуждается, ломая меня. Без моей воли, без моего желания.

Ночью я позвал. Я чувствовал душу, оплетенную зовом, прикасался к ней. И слышал ответ. Обжигающий… Я хочу большего, но она воспротивилась. И злость смешалась с непониманием. Как она могла отказать?!

Она сопротивлялась так яростно, что ее разум померк. Хорошо, что успел поймать прежде, чем она приложилась головой о земляной пол…

Или не стоило ловить?

Усмехнулся беззвучно, глядя на нее сквозь пламя костра.

Чужачка с темными волосами и зелеными глазами. Я смотрю на нее слишком часто, пытаюсь понять, почему мне так хочется ощутить под собой ее тело. Оно не столь бело и прекрасно, как тела дев Аурольхолла, не столь услужливо и покорно, как те, что ждут меня в Нероальдафе. И сдается мне, даже не столь умело, как тела пленниц из южных земель… Она не похожа на женщин фьордов. В ее глазах горит огонь, но там нет ярости. И она улыбается, даже когда боится.

И еще она любопытна… Пожалуй, в этом мы с ней похожи. В светлой зелени женских глаз я вижу такую же тягу к познанию, что когда-то заставила меня изучать мир за Туманом.

Чужачка, что оскорбила меня.

А я не из тех, кто прощает оскорбление.

Ирвин положил ладонь на плечо, безмолвно напоминая о моем долге. Я сдержал рык, но руку сбросил. Над головами зарождается буря, и племя смотрит с мольбой во взглядах. Женщины протягивают ко мне ладони с едой, предлагают пряности, мясо, себя… Надеются усмирить мою ярость.

Я киваю, тихо даю понять, что не обижу тех, кто дал кров и еду… Ирвин выдыхает за спиной. И зеленоглазая чужачка смотрит – сквозь пламя, так что внутри снова обжигает желание… Я вижу, как она ахает, как приоткрываются розовые губы, и почти ощущаю ее выдох на своей коже. Он тоже будет пряным, как летние травы, настоянные в горячем напитке. Чужачка отворачивается, и над фьордом ударяет первая молния…

* * *

Ночь я провела практически без сна. Над фьордом разразилась гроза, в раскатах грома мне чудился рев какого-то зверя. Так что я лишь задремывала на несколько минут и резко просыпалась, хватая сухими губами воздух. Несколько раз прикладывалась к ингалятору, мрачнея с каждым вдохом лекарства. Поэтому утро встретила с облегчением, понадеявшись, что день окажется лучше ночи.

Прошлым вечером наша группа переругалась. Максимилиан озвучил свое решение уйти, но его восприняли в штыки. Дошло до ругани, прямо возле огня… Сцена получилась отвратительная. Коллеги уверены, что ильхи их не понимают, и позволяют себе слишком многое. Но в племени как минимум двое говорят на нашем языке. Однако это не остановило ученых. К сожалению, Максимилиан всегда был выдающимся исследователем, но никогда – лидером. Он не умеет настаивать. К тому же не смог внятно объяснить свои мотивы. На общем собрании он удержался от расплывчатого «дурное предчувствие» и попытался оперировать фактами. Но их практически не было. Экспедиции никто не угрожал. Напротив, нам всячески демонстрировали гостеприимство.

При упоминании последнего Клин заметно покраснел, военные – Люк и Риз – пошло ухмыльнулись. А мне стало противно. Я не стала спрашивать, но, к сожалению, начала догадываться о том, что произошло ночью. Вошли они в круг шатии или продолжили общение с кем-то в шатрах? Подробностей я знать не желала… И самое ужасное… А не стала ли я катализатором?

Мысли горячечно вертелись в голове. Все видели, что ильх ушел за мной. И решили, что я сама дала согласие. Опять же – криков и призывов о помощи не было… Да и все мы понимаем, что один удар парализатором – и ильх свалился бы на землю, да там и пролежал несколько часов. А серебристая трубочка всегда со мной. То есть мои коллеги рассудили, что все произошло по обоюдному согласию. И раз уж можно мне – женщине, то какой спрос с них?

Клин верно заметил – все они прежде всего мужчины. И шатия могла показаться им не такой уж и отвратительной… Скорее – наоборот. Возбуждающей. Как ни ужасно это звучит. Значит, все, кроме Максимилиана, ночью продолжили… изучение местных нравов. Даже Клин, у которого дома семья? Даже Жан, влюблённый в сотрудницу Академии?

Мне стало дурно от таких мыслей.

И самое плохое, что коллеги и на меня поглядывают искоса. Спросить никто так и не решился, а мне противно оправдываться за их догадки и домыслы. Тему вчерашней ночи все обошли молчанием, сделали вид, что ничего не случилось. И это заставило меня еще сильнее напрячься.

Переругавшись и не найдя компромисса, мы разошлись по шатрам, решив еще раз все обсудить утром. Что ж, надеюсь, сегодня Максимилиан найдет доводы для отъезда. Честно говоря, мне захотелось покинуть фьорды. И Сверра. Слишком странной была моя реакция на него.

Первые лучи еще только коснулись земли, а я уже стояла возле шатра, жмурясь и осматриваясь. В центре поселения женщины уже возились у костра, мужчин видно не было. Я постояла, размышляя, а потом осторожно двинулась к аборигенкам. Раз уж с мужской частью местного населения мне не повезло, может, удастся наладить общение с женской?

– Доброе утро! – я дружелюбно улыбнулась, приблизившись. Так, ладони открыты, тело расслабленно, смотрю в глаза… Язык тела зачастую красноречивее слов и говорит о большем. Женщины при моем появлении замерли, но смотрели с любопытством и без агрессии. Я указала на котел, который чистила одна из девушек: – Я могу помочь?

Сделала осторожный шаг и присела рядом, тронула пучок соломы, которым отчищалась посудина.

– Могу помочь?

Женщины переглянулись, прозвучали быстрые непонятные слова. И с кивком протянули мне солому.

Я схватила ее обрадованно – поняли! Даже не зная языка – поняли! И принялась тереть бок котла, изо всех сил демонстрируя готовность помогать. Аборигенки смотрели, склонив головы, а потом что-то запищали, рассмеялись. Та, что протянула мне солому, опустилась рядом на колени и принялась показывать, как надо чистить. Другая села с противоположной стороны, протянула пальчики к моим волосам, отдернула.

Я снова улыбнулась.

– Нравятся мои кудри? – закатила глаза. – От них одни проблемы. И на голове вечный бардак.

Конечно, собеседница не поняла, но, видя мою улыбку, стала смелее. Погладила ткань комбинезона, округлив от удивления глаза. Провела пальчиком там, где разорванный кусок склеивала липкая лента. Переглянулась с товарками. Я терла котел и улыбалась, позволяя себя осматривать.

– Где та девушка? – спросила я. – Девушка? Шатия? Жива?

Женщины рассмеялись, одна положила ладони под голову и закрыла глаза. Спит, – догадалась я. При слове «шатия» местные не скривились от ужаса и отвращения, напротив, улыбнулись лукаво и весело.

Нет, все же этого мне не понять.

– У тебя тоже так было? – пробормотала я, глядя на старшую. – У тебя? Шатия?

Женщина закатила глаза и рассмеялась, показав отменные белые зубы. Надо же, а лет ей немало, судя по морщинам. И снова выражение лица скорее веселое, чем испуганное…

– Часто такое бывает? – продолжила я. – Шатия?

Женщины развели руками, не понимая. Ощущая себя слегка глупо, я изобразила жестами ритуал, указала на аборигенку. Та кивнула и снова улыбнулась. Показала один палец и сделала огорченное лицо. Остальные расхохотались.

Так, значит, ритуал у нее тоже был. И лишь один раз.

– Ребенок? – покачала я руки перед грудью. Жест, понятный любой женщине. Собеседница быстро заговорила, лицо ее стало грустным. Ткнула пальцем на играющих неподалеку малышей.

Я замерла с соломой в руке. Так, если я правильно интерпретировала ее жесты, то ребенок все же родился. Но почему тогда грустный вид? Все же я чего-то не понимаю…

Аборигенки быстро переглянулись и подобрались ко мне поближе.

– Шир хаам Сверр хёгг? – жадно выдохнула она.

– Что? Вы спрашиваете про Сверра? Но я ничего не знаю…

Девушка тронула шов на моем разорванном комбинезоне и повторила настойчиво:

– Шир хаам Сверр хёгг? Шир хаам?

– Да не было никакого хаама! – с досадой выдохнула я. – И не будет!

– Сверр хёгг! Хааленсвод! Шинга, шинга! – испуганно заверещали женщины. Я скривилась. Так-так. Теперь местные меня еще и ругают за то, что отказала их золотоглазому!

– Да чтоб он провалился, – в сердцах добавила я, и визгов стало еще больше. Да, все-таки женщины всегда поймут друг друга, даже не зная языка! Помахала рукой, успокаивая местное население, и снова выдала лучезарную улыбку.

– Я уже слышала это слово, хёгг… Его говорили на шатии. Пели… нет, не так, как же там было… Ньердхёгг… Лагерхёгг!

Пожилая дернулась и шлепнула меня по губам. Довольно ощутимо! Я прикусила язык. Значит, повторять эти слова не стоит? Или их нельзя повторять именно мне? Но что они значат? Молитвенно сложила ладони, изображая раскаяние, склонила голову.

– Простите… Я не знала… Я глупая цивилизованная женщина и понятия не имею, о чем говорю.

Мой покаянный вид сработал, и женщина, важно пошамкав губами, кивнула. И указала на небо.

– Лагерхёгг, – с придыханием произнесла она. Остальные смотрели завороженно. – Ньердхёгг! – указала на воду в котле, а потом в сторону гор. – Ульхёгг!

Я задумчиво почесала переносицу. Вероятно, речь идет о местных богах. Только о них аборигены могут говорить с таким ужасом и восторгом в глазах.

Молодая девушка с множеством мелких косичек подползла ближе и выдохнула:

– Хелехёгг…

И тут же получила по губам от пожилой, да так, что кожа чуть треснула! Залепетала что-то – испуганно и торопливо.

Я же постаралась запомнить. Три бога в почете, а имя четвертого произносить нельзя? Так получается? Осторожно показала в сторону скал.

– Ульхёгг?

Женщины истово закивали. Пожилая посмотрела серьезно. Я указала на воду и повторила второе имя. Аборигенки заулыбались и игриво переглянулись, чем вызвали у меня новый приступ недоумения. Может, бог воды – чрезмерно веселый? И ему они радуются, не бояться? Странно все это. Непонятно.

– Ир-вин хёгг! – нараспев протянула молодая девушка с косичками. Похоже, шлепок по губам ее мало расстроил. Я снова задумалась. Ирвин? Кажется, так зовут голубоглазого блондина? Но при чем тут он? Нет, все-таки языковой барьер сильно мешает пониманию! Ничего не ясно!

– Ирвин? – повторила я. – Ивин… хёгг?

– Ирвин хёгг! – торжественно повторили женщины. – Ньердхёгг!

– Ерунда какая-то с этими вашими хёггами, – с досадой пробормотала я.

– Хёгг салд! Хёгг шундр! – торопливо забормотали местные. Я покачала головой, понимая, что ничего не понимаю. Кажется, там еще кто-то в небе… указала на пушистые облака над головой.

– Лагерхёгг?

Девушки присели, закрывая головы и глядя испуганно. Пожилая замахнулась, желая и меня шлепнуть по губам. Но остановилась и только нахмурилась. Погрозила пальцем.

– Лагерхёгг. – Имя прозвучало жестко, сердито. Женщина же покосилась на меня и добавила шепотом: – Сверр хёгг…

Сверр? Или я не заслуживаю своей ученой степени, или здесь настойчиво повторяют имя золотоглазого ильха. Причем в сочетании с этим загадочным хёггом. И что же это значит? Я так крепко задумалась, что выронила котел. Хотелось броситься к своим блокнотам и диктофону, все записать, начертить схемы, разложить на составляющие и проанализировать.

Но старшая из женщин не выдержала, отобрала у меня посудину, буркнула что-то. Наверное, что плохая из меня посудомойка! Зато остальные развеселились. И вдруг схватили меня за руки, потянули куда-то.

Я растерянно поднялась с земли.

– Что такое? Куда вы меня тащите?

Но в чириканье ответов так и не уловила смысла и лишь покорно пошла следом. Мне сунули в руки другой котел, поменьше, остальные тоже нагрузились кухонной утварью. И побежали по уже знакомой мне тропинке, правда, свернули не к чаше в скале, а вниз. И через некоторое время мы вышли к пологому берегу тихого озера. У берега вода подмигивала бликами, но дальше – темнела, говоря о немаленькой глубине.

– Здесь вы моете посуду? – догадалась я. И, увидев, что аборигенки раздеваются, добавила: – И себя заодно?

Молодая, что трогала меня, дернула за рукав и жестами начала что-то показывать.

– Гидру? Шатия?

– Шатия? – переспросила я. – Ну да, я видела…

– Шатия? – обрадовалась женщина и ткнула в меня пальцем. Потом несмело положила ладонь мне на живот. – Шатия?

– Да видела я, видела! – усиленно закивала головой, соглашаясь. – Как теперь это забыть бы…

Аборигенка снова улыбнулась и указала, что надо раздеться. Я покосилась на тропинку, размышляя. Надо признать, мне ужасно хотелось стянуть с себя ткань и залезть в воду. Все же я слишком привыкла к ежедневному душу, и несколько дней без водных процедур давали о себе знать. Хотелось ополоснуться. Но вот могу ли я это сделать?

С другой стороны, я уже заметила, что женщины племени купаются отдельно от мужчин. Значит, мне не грозит появление ильхов. А вода манит…

К тому же, думаю, войди я в воду, это поспособствует взаимопониманию с женщинами!

Решившись, я осторожно расстегнула многострадальную молнию и стащила свой костюм, оставшись в нижнем белье. Конечно, на меня сразу уставилось семь пар любопытных женских глаз! Аборигенки заверещали, цокая языками и тыкая пальцами в мой живот и грудь, прикрытую белым хлопком спортивного бюстгальтера. Я заставила себя стоять смирно и не дергаться. Не пытаться спрятать свои шрамы. Нет, не нагота меня смущала. И не из-за нее я не любила раздеваться. Увы, но мое тело перечеркивали шрамы – некрасивые, отталкивающие.

Пожилая покачала головой и занесла руку, показывая удар. Я медленно кивнула.

Женщины придвинулись ближе, разглядывая меня. Потом старшая фыркнула и махнула рукой так, что даже мне стал понятен смысл: что вы на нее пялитесь, все, как у нас…

Я рассмеялась, настолько красноречиво было выражение лица и жест. Все же женщины – везде женщины. Снова обернувшись на тропинку, стянула белье и вошла в каменный бассейн. Возглас сдержать не сумела, студеная вода вышибла из тела воздух. Аборигенки уже плескались, самая молодая повизгивала, словно щенок. Я резко присела, погружаясь целиком, вместе с головой. Вода обняла холодом, и, вынырнув, я снова рассмеялась, хотя зубы и начали стучать. Аборигенка протянула мне кусок грубой ткани и демонстративно потерла себя, показывая.

– Поняла! – сообразила я. Вот вам и местное мыло. Ветошь пахла чем-то горько- сладким и, похоже, была вымочена в растворе золы. Что ж, обычное дело для таких племен. Я торопливо растерла тело, ощущая ток ускоряющейся крови и колкие мурашки на коже. Снова резко опустилась в воду, сделала несколько сильных гребков. Вода взбодрила, разум вновь стал чистым, словно тоже промытым. И я задумалась над тем, что услышала. Кто же эти хёгги? Расспросить бы Сверра, да вот общаться с ильхом совсем не хочется. Даже приближаться.

Я вынырнула.

И слово странное. Кажется знакомым, хотя и непонятным. Словно что-то в самой глубине души отзывается на него.

Слово ласкает язык и губы, слетает с выдохом.

«Хёгг» – прошептала я, пробуя слово на вкус.

Ушла в воду и… замерла с открытыми глазами. В темной глубине что-то шевельнулось. Что-то… огромное. Всколыхнулась волна, рябью подернулось озеро.

Я открыла рот, чтобы заорать и, конечно, нахлебалась воды. Выскочила, замотала головой, отбрасывая волосы. Пожилая аборигенка крикнула грозно, стрельнула на меня взглядом. И все попрыгали на берег, словно по команде. Я тоже вылезла на примятую траву, обхватила себя руками.

– В воде кто-то был! – воскликнула я. – Кто-то… странный…

Осеклась, потому что аборигенки нахмурились и снова заверещали. Я настойчиво ткнула пальцем в воду.

– Кто это был? Что за животное? Вы знаете? Оно же огромное!

Пожилая замахнулась, кажется, намереваясь треснуть меня по губам. Похоже, у них это в порядке вещей, чтобы лишнего не болтали. Но я, уже наученная, шустро отпрыгнула в сторону и женщина лишь недовольно скривилась.

– Вы знаете, кто был в воде?

– Хёгг! – шепотом сказала девушка с косичками. Я обернулась на нее.

– Нет, я спрашивала, кто был в воде! Не про ваших богов! А про зверя в озере. Понимаешь?

Но девчонка лишь замотала головой так, что разлетелись все ее косички.

– Хёгг, хёгг! – снова закричали женщины.

А через минуту на дорожке появился незнакомый ильх. Я торопливо прижала к мокрому телу комбинезон, попятилась к скальным выступам, чтобы одеться. Спряталась и принялась натягивать ткань на мокрое тело, краем уха прислушиваясь к недовольным возгласам варваров. Тон у голосов был возмущенный и немного испуганный. Собачку молнии от моих нервных движений снова заело, так что вырез у меня получился глубокий. Я скрипнула зубами, увидев это «декольте». В нем отлично видна ложбинка груди – вот же зараза! Но застежка застряла и двигаться выше отказывалась. Так что пришлось оставить как есть.

Стоило выйти из своего укрытия, как меня подхватили под локоть и потащили в сторону поселения. Я и не сопротивлялась, размышляя, что будет дальше.

Мы вернулись к шатрам.

По заведенному порядку, ильхи собрались вокруг огня, тот, что привел меня, обвиняющее ткнул пальцем.

– Раанваль хёгг! Худра!

– Сам дурак, – под нос себе пробормотала я. На меня уставились десятки осуждающих глаз.

– Я ничего не делала, – выкрикнула возмущенно. – И вообще ничего не понимаю…

– Тебя обвиняют в пробуждении… хёгга, – негромко сказал за моей спиной Сверр, и я резко обернулась, посмотрела в золотые глаза. И сразу ощутила, как кровь прилила к щекам. Вот же гадство… Вспыхнула, отвернулась и нахмурилась.

– Хёгг? Кто это? И как я могла его пробудить?

От шатров уже бежали мои коллеги, Клин на ходу застегивал комбинезон, Жан зевал. Макс снова хмурился и, приблизившись, принялся натирать свои очки. Зато военные выглядели бодрыми и собранными.

– Что здесь происходит? – с ходу потребовал объяснений Юргас.

– Говорят, я что-то пробудила. Но я не понимаю…

– Хёгг! Хёгг! Худра! Хёгг!

– О чем это они?

Я пожала плечами и покосилась на Сверра. Он молчал, что мне совсем не понравилось. Между темных бровей залегла складка.

– Кажется, все серьезно, – угрюмо протянул Юргас, осматривая ильхов. Те уже потрясали кулаками, выкрикивая слова. Казалось, немного – и в меня полетят камни! Я инстинктивно отступила назад, сдерживая желание побежать от разъяренной толпы варваров. Женщины, которые совсем недавно мне улыбались, теперь смотрели сердито или вовсе отворачивались.

– Но я не понимаю… Не понимаю, что сделала!

– Тяжелый проступок, Лив, – бесцветно произнес Сверр. – Здесь за него наказывают.

– Но какой проступок?

– Ты вошла в воду. Позвала хёгга. Он пришел.

– Что? Хёгга? Но кто он?

Пожилая аборигенка возмущенно замахнулась, желая треснуть меня по лицу. Но отступила, переведя взгляд за мою спину. На Сверра.

Краем глаза я заметила хмурого Ирвина, что подошел слева. Он выкрикнул несколько слов, кажется, пытался успокоить местных. Но ильхи лишь разъярились.

– Хёгг! Худра! Шатия!

– Шатия? – уловила я знакомое слово. – О чем это они?

– Тебя надо отдать под шатию с хёггом, – непонятно пояснил Сверр. – Раз он пришел за тобой.

– Это какой-то бред! – выдохнула я. – Какой хёгг? Как я могла его позвать? Я ничего не делала! Я лишь плавала… Но женщины сами привели меня туда!

– Ты невинна, Лив? – золото глаз кажется уже обжигает… И я снова покраснела! Вот же проклятие! Ну почему мне так не везет? Я что же, должна всем рассказывать позорную историю своей жизни? Здесь, перед коллегами?

– Какое это имеет значение?

– Дикого хёгга может пробудить лишь невинная девушка. В воду у скал нельзя заходить тем, кто еще не утратил невинность.

– Но там была она! – я обреченно указала на девчонку с косичками. – Она то точно младше меня!

– У нее уже есть ребенок, – оборвал Сверр.

Я ошарашенно замолчала.

– Очевидно, в окрестностях появился какой-то зверь, – негромко произнес Максимилиан. – И варвары связывают это событие с вами, Лив.

– Я кого-то увидела в воде. Правда, не поняла, что это было… Но, кажется, этот зверь огромный!

– Если я правильно понимаю… – притиснулся ближе Жан. – То шатия с хёггом – это некий обряд по задабриванию зверя.

Мы тревожно переглянулись. Даже дураку ясно, что мне этот обряд не понравится. А дураков среди коллег не было.

– Хёгг! Шатия хёгг! Худра!

Яростные выкрики заставили нас сблизиться и нервно переглянуться.

– Есть подозрения, что тебя хотят отдать на съедение какому-то хищнику, – мрачно озвучил Клин.

Юргас сверкнул глазами из-под насупленных бровей.

– Что будем делать?

– Только давайте без оружия! – отдернул Макс и повернулся к молчащему Сверру. – Скажи им, что Оливия не виновата! Она не знала о хищнике в озере… И не знала ваших традиций!

– Это ничего не меняет, – ответил ильх.

– Незнание закона не освобождает от ответственности, – пробормотал Клин, и я наградила его сердитым взглядом.

– Это все какой-то бред! – прошипел Юргас.

– Бред? – Сверр поднял темные брови, золото глаз плескалось расплавленной лавой. Мы уставились на него завороженно. Цвет его радужек менялся, почти светился…

– Ну и дела… – выдохнул Жан, дергаясь назад.

– Ты называешь бредом то, что племя чтит веками? – Сверр посмотрел на Юргаса, и я заметила испарину на лбу военного.

– Я не хотел оскорбить ваши традиции, – прохрипел начальник безопасности. К его чести – он смог извиниться, хотя рука и тянулась к парализатору. Я подавила желание прижаться к мужчинам и выпрямилась, вскинула подбородок. Нельзя показывать свой страх! Никому.

Сверр посмотрел на меня, прищурившись, но в лаве его глаз я увидела одобрение.

Отвернулась.

– Мы готовы извиниться! – торопливо сказал Максимилиан. – И загладить свою вину! Оливия попросит прощения…

– Здесь поможет только кровь, – обронил Сверр. – Либо кровь Лив, либо…

– Либо? – с надеждой переспросила я.

– Либо кровь хёгга. Если кто-то решится убить хёгга, то шатию можно отменить.

– Отлично, нам это подходит! – встрял Юргас, но осекся, увидев взгляд Сверра. – Знать бы еще, кто это хёгг… но, думаю, заряда наших парализаторов хватит?

Вскинула голову и увидела нахмуренные брови блондина Ирвина. Он смотрел на Сверра – тяжело и недобро. Но золотоглазый не обращал внимания. Думал.

И тут толпа всколыхнулась, набежала волной, и меня дернули чьи-то сильные руки. Незнакомый варвар закинул меня на плечо и потащил под одобрительные вопли соплеменников. Я вскрикнула, скорее от неожиданности, чем страха. Как ни странно, последнего я пока не испытывала. Наверное, мой разум все еще не осознал серьезность ситуации. Что это не шутка и не постановка в театре, а по-настоящему. Что я чем-то разгневала местное население и меня хотят отдать неведомому хищнику на растерзание.

Отличное завершение моей исследовательской миссии и жизни в целом.

– Да отпусти же! – попыталась вывернуться, даже стукнула кулаком по широченной спине, но ильх лишь подбросил меня на плече и двинулся дальше. Я дергала ногами и вертела головой, но мало что видела.

– Юргас, только без оружия! – донеся голос Максимилиана.

– Я могу положить их всех…

– Да вы с ума сошли! Опустите парализатор…

– Юргас, не надо! – крикнула я, приподнимая голову. – Я в порядке!

Начальник безопасности мелькнул и пропал за широкими спинами. Меня дотащили до дорожки, ведущей к озеру, и скинули на землю. Я вскочила, озираясь. Сильные руки ильхов прижали меня к одному из черных столбов, другие начали привязывать – спиной к поселению, лицом к озеру.

Я изумленно открыла рот.

– Профессор, похоже, я поняла, зачем нужны эти ритуальные исполины, – торжествующе изрекла я. – Это жертвенники!

Максимилиан не ответил. Теперь я вообще не видела никого из членов экспедиции. Перед глазами мелькали лишь ильхи, которые связали мне руки, прижав к столбу. Плечи сразу заныли.

Кто-то дернул мой комбинезон, пытаясь содрать его с моего тела. Липкая лента не выдержала и треснула, снова образовав прореху. А вот это уже не весело…

– Им Сверр хёгг! – раздался позади глухой, тягучий рык. Сверр… Это точно был он. Племя вмиг затихло, даже женщины заткнулись и перестали верещать. Золотоглазый появился передо мной, осмотрел остро. И я ощутила себя совершенно беззащитной. Прикусила изнутри щеку, чтобы не показать страх. Сверр смотрел в глаза, прищурившись недовольно. Потом резко повернул голову к ильхам.

– Им Сверр хёгг, – повторил он. И глянув на меня, перевел: – Я смою кровь кровью хёгга.

Варвары застыли растерянно. Радости я на их лицах не видела. Похоже, первый вариант развития событий, в котором меня кто-то жрет, им нравился больше.

Сверр поднял сжатый кулак, медленно осмотрел племя.

– Скхран. Ночью.

Вперед выступил ильх, который тащил меня на плече. Сейчас я смогла его рассмотреть – высокий, плечистый, светлые выгоревшие волосы, пронзительные голубые глаза и морщины, указывающие на возраст. Все еще силен, но явно не молод.

Он обвинительно ткнул в меня пальцем.

– Худра! Ихнеменег хёгг!

Сверр склонил голову на бок. И произнес несколько слов. Спокойно, почти насмешливо. Ильх недовольно скривился, посмотрел на меня. Сплюнул. И крикнул ожидающим соплеменникам.

– Апхайоль!

Да будет так? Похоже на то… Вот только развязывать меня никто не торопился. Теперь все смотрели на меня, словно чего-то ждали. Я неуверенно покосилась на Сверра. И что я должна сделать? Изобразить бурный восторг?

– Я оплачу твой долг, Лив, – сказал Сверр. – Если ты согласишься.

– Соглашусь? – уже хотела сказать, что, конечно, согласна, но прикусила язык. – Есть какое-то условие, так?

– Я оплачу твой долг. Ты станешь моей… лильган.

Юргас протестующе зашипел, Максимилиан положил руку ему на плечо. Я же лихорадочно обдумывала ситуацию. Все понятно, мужчина, выступающий защитником дамы, имеет право на вознаграждение. Лильган? Может, любовница? Неприятно… Но явно лучше, чем смерть.

– Я согласна! – звонко крикнула я. Ветер ударил в лицо, эхо отразилось от скал.

– Оливия лильган Сверр хёгг, – приказал ильх, сверкая расплавленным золотом глаз.

Я повторила и задохнулась от ударившего в грудь порыва ветра.

И все стихло.

– Хорошо, Оливия Орвей, – насмешливо протянул Сверр. – Ночью клятва будет исполнена.

– Ночью? – встрял Юргас. – Она что же, будет стоять здесь весь день?

– Да, – отрезал Сверр и ушел. За ним потянулись остальные ильхи, недовольно косясь на меня.

– Чушь! Я развяжу…

Страницы: «« 123456 »»