Монтана. Уровни. Начало Мелан Вероника

Глава 1

(LAYTO – Little Poor Me)

Земля. Саранск.

Анжела.

Он забирал у неё самое ценное – ключи от отчего дома. Пусть развалюхи, деревянной хибары, но места, в котором они с матерью прожили большую часть жизни, в котором она родилась.

– Ты не имеешь права! – орала Анжела так, что лопались, наверное, невидимые пузыри с атомными взрывами в соседних галактиках. Если она продолжит в том же духе, станет бордовой лицом, совершенно некрасивой. Последнее её не волновало. – Это мой дом! Наш с матерью! Он перешёл мне по наследству!

Должен был перейти.

– Завещание она переписала. – Отчим был невозмутим. Или же прекрасно играл в невозмутимый вид, который так хорошо удаётся всем юристам. – Они понимала, что для тебя так будет лучше.

Последнее прозвучало примирительным тоном, мол, давай поговорим, как взрослые люди. Но как сбавить интонации, когда у тебя отбирают нечто очень важное, единственно важное в жизни? Анжеле не верилось. Мать не могла… Она, конечно, уважала того, с кем жила последние три года, наверное, даже любила его по-своему, но чтобы ТАК доверять?

– Это… мой… дом.

– Ангел…

– Не зови меня!

Теперь Анжела сделалась черной лицом. Только мать называла её Ангелом. Она и только она. Для друзей она – Лика, для незнакомцев – Анжела. Для себя… Для себя – чёрт пойми кто. Но для этого урода она гремучая змея с ядовитой кровью.

– Как скажешь.

У Константина Юрьевича, упитанного холёного владельца конторы «Аремьянов и Ко», которого она ни разу – в свои сначала восемнадцать, а после двадцать один год – не смогла назвать «папой», серебристый пиджак. Отглаженная белая рубашка и потная шея. И еще эти глаза-буравчики.

– Уже через неделю я куплю тебе однокомнатную квартиру. Улажу формальности с документами. Тебе будет, где жить.

«Не на улице. Оцени мою доброту».

Доброту? Ухмылялся из-за спины её сводный брат Павел – будущий юрист в конторе отца. Тупой, по мнению Анжелы, как пластиковый манекен.

– …возьму тебе хорошую студию в центральном районе.

«Что еще нужно?»

Если бы она могла скрутить чёрные молнии из ненависти, которую сейчас испытывала, то те обуглили бы не только злосчастного отчима, толстого Пашку, но и соседскую мебель в квартире через стену. Её молнии бы проломили всё. Жаль, не в книжке, жаль – магии в этом мире нет.

– Однушку мне возьмёшь, значит?

– Ну, двушку не потяну. – Взгляд в сторону, врущий взгляд.

Через неделю ей придётся въехать в безликие бетонные стены, оставив в прошлом дом, где каждая половица, каждый квадратный метр – живая память? Да, пусть последний год мать в нём болела и всё больше лежала, но ведь память – это не только последний год. Это первые шаги, детство, занавески, посуда – это всё.

Нужно сказать «подавись ты!», но слова застревали в горле, как сухие корки. Корки из глины, перемешанные с яростью. Их старый дом уже давно окружили многоэтажки. Как только соберутся строить торговый центр, сотка земли станет золотой. Нет, платиновой, вымощенной бриллиантами, и отчим превратится в миллионера. Это её деньги, её дом, это…

Бесполезно спорить.

Этот урод её уел. И, наверное, ей теперь придётся потратить жизнь, чтобы отомстить ему.

– Я хочу там побыть. Хотя бы в последний раз.

Стыдно быть жалкой, но ещё раз ступить на скрипучий пол, вдохнуть запах старых ковров – ей это нужно.

– Не сегодня. Я скажу, когда.

Он что-то мутил. Недоговаривал. Он откровенное её нае%ал – сюда шло только это слово, – но что сделать девчонке без денег, без связей? Что сделать прямо сейчас? А потом, когда дом продадут, будет поздно. На уме останется лишь месть, годы, отравленные мыслью о праведном возмездии. Чудесная жизнь.

Ей хотелось сказать так много. Гадостей, чтобы жалили, чтобы выжигали в нём метровые дыры, как серная кислота.

– Где я буду жить эту неделю?

Анжела проиграла. Этот бой, этот день, может, всю жизнь наперёд.

– У друзей. – Плечи в сером пиджаке приподнялись. – У тебя же их много? Спроси у кого-нибудь…

У неё нет денег, нет работы, недавно она бросила институт – не смогла посещать лекции после того, как мать ушла, как прежний мир распался.

– На чужих плечах целую неделю?

Отчим понял, скривился. Достал бумажник, хотя Анжела говорила не об этом, ничего не просила, просто озвучила мысли вслух. Ей протянули четыре красноватые пятитысячные купюры.

– Этого хватит на отель.

Скривился за спиной отца Пашка, посчитал, что отец «прогнулся». И деньги выкинуть нельзя, других нет, не время гордости. А двадцатки хватит на паршивый отель.

Покидая квартиру «псевдоотца», в которой бывала за жизнь от силы пару раз, Анжела понимала, что родной дом уже никогда не увидит.

«Нас с тобой предали, мам».

Хотелось лить злые слёзы, как в детстве.

Ступеньки, ступеньки, пролёты дорогой многоэтажки. Ступеньки. Входная тяжёлая дверь; воздух сентября.

Сентябрь обманчив. Он быстро скрадывает свет вечерами и так же быстро остывает к ночи. Он ещё помнится почти летом, но смотрит уже в сторону зимы. Анжела куталась в тёмную куртку – подвид тканевой косухи. Ни шапки, ни шарфа – где вообще все её вещи? Верно, на Кленовой аллее, дом двадцать шесть. Старые ставни, крыльцо с прогнившей ступенькой; яблоня у забора. Не выламывать же окно ради тёплой кофты, не заматывать руку майкой, чтобы не пораниться, не объяснять же ментам, что она до сих пор там прописана… Приедет этот боров Аремьянов, покажет нужные бумаги. Возня, стыд, срам, хлам…

Она чувствовала себя старой. Ей двадцать один, а будто уже видела все возможные сценарии своей жизни наперёд – где восстановилась в институте, где закончила его, где не закончила. Где встретила хорошего парня и родила детей, где не встретила. Ей казалось, она заранее видела вереницу лиц друзей и знакомых, чужих людей, собственную усталость по вечерам, работу, которая быстро превратится в нелюбимую. Как будто всё предрешено.

И хотелось сесть. Опуститься на лавку, перестать двигаться, позволить судьбе поглотить себя. Но Анжела достала телефон, какое-то время смотрела на список контактов.

Набрала номер по наитию – приютить её, наверное, могли несколько подруг, но выбралась почему-то Танюха.

– Тах, Тах… – Пришлось зажать ухо, чтобы лучше слышать. На той стороне людской гомон. – Ты меня слышишь?

«Слышу», – ответили ей. А следом: «Да, переночевать у меня можно. Только я сейчас на рэйсе, который на Юго-Западном, ты приезжай… Тут шумно. Или ключи заберёшь, или со мной потусишь…»

Тусить Анжела не собиралась. Ключи забрать – да.

Хорошая новость – ночевать ей есть где. Плохая – вся компания, с которой Таха болела на «рэйсе» – местной разновидности гонок на время, – перебралась кутить в хату. А хата двухкомнатная. В большой комнате собрали стол, накрыли его, включили большие колонки. Нарезали салаты, расставили стулья, вскрыли бутылки с водкой, пивом, вином, шампанским – разнообразие Лику удивило. И народа набилось, как на поминки, – у длинного стола сидели и на углах, и с торца. Ржали над тупыми шутками, обсуждали водителей гонки, машины, галдели чужим адреналином, до сих пор, как ей чудилось, пахли газовым выхлопом. Парней человек шесть, остальные девчонки.

У Анжелы ныли виски. Ей бы завалиться спать, ей бы тишину, а не вот это всё. Почему толпа не утекла в клуб, туда, где музыка, где правильный вайбы, почему обосновалась «по-бабкински» за крытым скатертью столом с салатами, ведь на дворе уже давно не девяностые и даже не начало двухтысячных. Теперь молодняк не тусит дома, теперь в моде неоновые заведения, кальяны, мягкие диваны и полумрак. Но Тахе нравилось именно так. Она, Танюха Заворотская, душа сердобольная, поможет, на улице не оставит. Но и кислых морд не любит; Лика как могла делала вид, что тусняк ей интересен. Где-то кивала, где-то вымучивала улыбку; ковыряла салат.

Наверное, вечер бы не удался совершенно, если бы ни присутствие одного типа за столом – парня в чёрной футболке. Он отличался от остальных. Взглядом, за который Анжела иногда цеплялась как бабочка крылом за колючую проволоку, взглядом ровным, умным, но совершенно непонятным. И парень этот не шутил, не общался с остальными, смотрел или на отбивную, которую резал вилкой и ножом, а после жевал. Или на Анжелу.

– Кто это? – не удержалась, спросила Лика хозяйку квартиры, подловила в ванной, когда сама отправилась в уборную. – В чёрном.

– А, этот красавчик? – Таха пахла спиртным как портовый разнорабочий. – А это тот, кто выиграл сегодня гонку, представляешь? Не знаю, как зовут, но водит, как бог. Грех было не позвать. Все девки по нему сохнут…

– И ты?

– И я.

Подруга из ванной завернула прямиком в туалет. Кажется, её тошнило.

Анжела смотрела на незнакомца из коридора, из укрытия, издалека, и всё никак не могла идентифицировать то, что чувствовала при взгляде на лицо с правильными чертами, на литые мышцы под майкой. Андрюха – Дрон, Рома Чердаченко, Елисей, встретившийся ей сегодня впервые – все они ощущалась размытыми. Изнутри. Размазанными, неплотными, несформированными. Их будто двоило и мутило течение реки жизни; так размывают глиняно-песочный пласт подводное течение. Парень в чёрном в противовес казался плотным, очень цельным. Уже сформированным, очень определённым. Эти слова казались странными ей самой, но иначе описать никак. Человека с цепкими глазами не «двоило» и не размывало, у него имелся стержень, недоступный для остальных.

Наверное, она слишком устала, раз начала думать неясными ей самой терминами, наверное, нужно забраться на кровать, забросанную чужими вещами, уткнуться в норе как крот, попробовать уснуть. Дебильный день всё-таки, следующий, возможно, будет таким же. Сделалось прогоркло.

Но сначала на площадку покурить.

Следовало найти отель – вот о чём она думала, щёлкая дешёвой зажигалкой. Не мучить себя ожиданием конца вечеринки, не слушать басы, сотрясающие стены, не ждать, пока возмущённая соседка позвонит в полицию, пожалуется на шум и толпу разгонят. Надо просто одеться, выйти на улицу, достать телефон, вызвать приложение «Карты»…

Молчаливый подъезд, тёмные пролеты. Единственная работающая лампочка находилась двумя этажами ниже. Лика собиралась курить в одиночестве – хоть какое-то успокоение. Но две затяжки спустя кто-то толкнул сначала внутреннюю дверь квартиры – музыка сделалась громче и приглушилась вновь, – затем внешнюю.

И она узнала его за те пару секунд, на которые высветился абрис его фигуры, – незнакомца в чёрной майке. Она ещё за столом думала о том, что на нём темная футболка, как и на ней. На них обоих серые джинсы, ремни с массивной пряжкой. Будто они игроки из одной команды. Только он «мужская часть сборной» ростом выше метра восьмидесяти, а она «женская», более миниатюрная, ростом в один семьдесят два. Чтобы их объединить, не хватало только нашивок на рукавах.

Она стояла, прислонившись поясницей к перилам, он опёрся спиной на стену. Прикурил. И вновь на мгновение высветилось его лицо, его правильные черты.

«Он в её вкусе? Не в её?»

Что-то не позволяло его оценивать с точки зрения одной лишь внешности, смущала и напрягала внутренняя составляющая. Казалось, та самая бронебойная цельность, которую она ощущала в комнате, теперь затопила тьму подъезда, замерла на площадке вместе с ним.

И тишина. Они курили молча. Это нервировало и в то же время радовало. Двум никогда не встречавшимся ранее людям вовсе не обязательно говорить, как полагают многие. Вежливость – пшик, придумка общества.

Лика вновь ковырялась в странном чувстве – рядом с безымянным типом она чувствовала себя младше. Неувереннее.

Ещё несколько затяжек, после бычок в пол – она унесёт его, потушенный, с собой, выкинет на кухне в мусорку, чтобы не сорить, – и пусть длится тишина.

Но тишина не продлилась.

– Тебе скучно здесь.

Его голос был «бархатным». Спокойным, как она и представляла, звучал не высоко и не слишком низко. «Как раз» – если бы её спросили о предпочтениях в мужских голосах. Но смысл, скрывающийся за утверждением-вопросом, показался ей неожиданно глубинным. Скучно «здесь», на Земле. В этой жизни. И она встрепенулась – он не мог знать… Просто случайно попал в цель, просто она трактовала слова по-своему. Он, конечно же, о вечеринке.

– Тебе тоже.

Мрак скрыл его улыбку, но Анжела почувствовала её. Улыбку-награду, мол, рад, что ты заметила.

– Я Дэн.

Ей не нужно было его имя, не нужно было продолжение знакомства. Красивых парней в мире много, сейчас ей попросту не до них, жизнь и без того в дерьме. Настроение чахлое, как движок без бензина. Сплошная мозговая усталость.

Сказать в ответ своё имя? Лика? Он не друг… Анжела? Слишком официально. Обойдётся.

– Дэн – это производное от Дениса?

– Считай, что так.

Бесили такие ответы. Ни о чём.

– Ты из тех парней, которые никогда не отвечают прямо? Типа, как агент спецслужб, весь из себя обтекаемый и загадочный?

На неё смотрели пристально. С каких пор она начала чувствовать порами кожи?

– Я просто человек.

Никакой задиристости в ответе. Ни игривости, ни стали, ни попытки заинтриговать.

– Чем занимаешься, человек? – раз уж разговорились, нужно продолжать.

– Разными вещами. – «Ну да, как она могла усомниться. Если уж начал загадками, продолжит тоже». – Выигрываю гонки в том числе.

– Молодец.

Это «молодец» должно позволить ощутить ему её болт, положенный на беседу. При затяжках высвечивались его красивые губы, кончик носа, совсем немного глаза.

– Помогаю людям, попавшим в сложные ситуации.

Психолог? Не похож.

– Мне не нужна помощь.

Нужно было затушить сигарету и уйти.

– Нужна. – И опять слово, как чистое знание. Как будто этот самый Дэн совершенно точно знал, о чём ведёт речь, как будто никогда не ошибается, не бьёт мимо. – Ты стоишь на развилке, Анжела.

Она совершенно точно не говорила ему своего имени. Может, кто-то из знакомых? Ведь она спрашивала о нём, почему бы ему не спросить о ней.

Стоит, да. Вдруг сгустилось странное чувство, что он знает о ней больше, что понимает её боль, что ему не всё равно. И стряхнуть его не получалось; настигло ощущение, что она младше, слабее, что пришел тот, кто может защитить. Лика попыталась взбрыкнуть мысленно и удивилась, когда не смогла.

– Тебе хочется уехать отсюда, ведь так? Забыть прошлое.

– Ты что, «колёса» предлагаешь? – взбесилась рьяно. – Мне наркота не нужна…

Куда еще он предлагает ей уехать? В какое «забытье»? Есть такие мудаки, помогающие шатким сознанием людям подобным методом. Они, словно ястребы, чуют, когда нужно спикировать вниз, схватить цепкими когтями. Не хотелось думать, что Дэн такой, но…

– Я не толкаю наркоту. Вообще с этим не связан.

– А с чем тогда?

Её продолжала накрывать его аура стабильного спокойствия. Она расслабляла, как тёплое одеяло после уличного холода. Не увернуться, да и не хочется.

– Скажи мне лучше, чего ты хочешь? – пауза. Он ответил сам. – Изменений. Ведь так? В правильную сторону.

– А кто их не хочет?

Это как с гороскопом. В какой знак ни ткни фразой «день сложится удачно» – всем подойдёт.

– А чего ты боишься? Скажи мне.

Красивый всё-таки голос, правильный. Почему-то он проникал глубоко, воздействовал на спящие до того рецепторы – в Лике будто просыпался кто-то до того дремлющий. Внутренние глаза, ясность. И неуместное доверие.

– Того, что всё останется, как есть. Залипнуть…

В этом дерьме, в чувстве мести. В бессмысленности, барахтанья в которой ни к чему не приведут. Ответила честно, сама от себя не ожидала. Хотя чего бояться? Её ответ такой же «ни о чём», как до того его. Все опасаются бесцельности, неэффективных телодвижений, ошибочных векторов, жалости от времени, потраченного не на то.

– Я могу забрать тебя в другое место. Мир.

Мозг тут же начал придумывать про проституток в Арабских Эмиратах, а Лике захотелось ужалить ответом про «сказочников», вещающих лапшу на уши, про попаданок, которые случаются только в экземплярах пустой букинистики, заполнившей ныне полки книжных магазинов… Но она не успела.

– Только я должен выяснить, подходишь ли ты нам.

Она почему-то закрыла рот.

Фраза выбила её из «полета» мысли, она задала не ту траекторию, перечеркнула яркий ещё секунду назад запал возражать.

Он говорил серьёзно. Этот Дэн. Он не вешал ей лапшу на уши, он непостижимым образом заставлял верить в правдивость своих слов.

– Подхожу…? «Вам»?

Глупое слово. И сплошное непонимание.

– Один поцелуй всё прояснит. Твою чувствительность. Восприимчивость – это главный параметр.

Восприимчивость к чему? Она ведь не собирается целоваться с незнакомым парнем в подъезде? Её не шестнадцать, у неё голова не забита не тем. Это что, новый метод подката?

– Я не буду… с тобой целоваться.

– Почему? – Бесхитростный простой вопрос. – Ты всё поймёшь… после.

– Я… нет.

Они поменялись местами. Потому что Дэн затушил окурок возле перил, а она собиралась обратно в квартиру, но по какой-то причине прижалась спиной к стене.

– Боишься одного поцелуя с незнакомцем?

«Что ты теряешь?»

В этот самый момент она ощутила, что на самом деле никогда не желала так кого-нибудь поцеловать, как сейчас его. Наверное, всё-таки пропиталась, как остальные девчонки, мёдом, глядя на мышцы под майкой. Почему сама этого не заметила?

Человек, чьё имя, наверное, было даже не «Дэн», сделал шаг навстречу. Он вдруг оказался так близко, как она не собиралась допускать, провел костяшками пальцев по её щеке. Как будто готовил. Он, оказывается, пах лосьоном – не слишком резко, и запах оказался «правильным». Захотелось забыть про подъезд, про странные слова, прозвучавшие на площадке минуту назад; опять навалилась смесь ощущений: «Я младше, слабее. Я беспомощнее». Откуда? Она такого раньше с парнями не испытывала…

А касание его губ оказалось патокой. Анжела расплавилась. Она почти услышала щелчки открывающихся внутренних дверей, поняла, что вся её защита оказалась перед этим мужчиной пластиковой, свалилась на пол. И вот она стоит перед ним голая, допустившая, желает, чтобы он поцеловал глубже. И Дэн поцеловал – мозг разорвало. За ним хоть на край света. Она позволит ему прижать её ладони к холодной стене, она впустит его везде, куда он попросится, она забудет, если попросит о том, как её зовут…

Он отнял свои губы, и ей захотелось визжать по-детски, обиженно. Ещё неистовее, чем хотелось сегодня после ухода от лжеотца.

Накатил холод, пустота, одиночество. Ярость от того, что она перестала себя контролировать, изумление от яркости оттенков испытанного, жадность до продолжения.

– Ты подходишь, – констатировал Дэн с ноткой жёсткости.

«Подходит кому? Чему?»

Ей только что снесло башку. Такое бывает? Нужно срочно разобраться, уединиться, сбежать. Она не понимала, что чувствует, думает, делает. И потому Лика кинулась в квартиру, за спасительную дверь. Сбежала позорно, окунулась в громкие звуки музыки с отвращением, граничащим с тошнотой.

Забыла про то, что собиралась искать отель; захлопнула за собой дверь спальни, рухнула на кровать, за гору чужих, сваленных друг на друга курток. Зарылась лицом в подушку, пахнущую чужой кожей.

Что это только что было? Там, в подъезде?

Нутро продолжало рвать от противоречий. Чтобы не выскочить на чёртову площадку, не начать расспрашивать о подробностях, не скулить от желания почувствовать «такой» поцелуй ещё раз, Анжела вжала собственную башку в наволочку. Сцепила руки замком, прикусила губу.

Слишком много для одного дня. И она не позволит странным чувствам, которые неспособна распознать, толкнуть её к совершению необдуманных поступков.

Хуже всего, что мысль-знание о существовании еще какого-то мира засела в голове, как всегда там и была. О существовании реального. Другого. Мира. Она была чужой мыслью, но проникла, как вирус, передала новые ДНК и цепочки знаний.

Бухала музыка из зала; кто-то орал с балкона, кто-то танцевал.

Глава 2

Она проснулась с ещё худшей головной болью, нежели испытывала накануне. И да, чёрт возьми, она умудрилась отключиться посреди гама голосов, играющей за стенкой музыки, неумолкающего хаоса чужого веселья. Отлепила себя от неудобной, слишком плоской подушки, поняла, что часть курток спихнула на пол, свесила ноги на пол, чувствуя себя старухой. И почему-то сразу подумала о Дэне.

На часах половина двенадцатого, звонить другим людям в поисках пристанища уже поздно, но и здесь оставаться сил нет – Анжела, пошатываясь, вышла из спальни туда, где прямо по коридору мимо тусклых обоев плыл сигаретный дым.

Её не замечали. Как призрака, как человека из другой реальности. Осоловелые от алкоголя глаза гостей, чьи-то пьяные обнимашки, разговоры с недовольным надрывом «за жизнь», несущиеся с кухни. Она обошла всё, выглянула на балкон. Остановила тощую и высокую девчонку в коридоре, имени которой не знала, спросила:

– Где он, Дэн?

– Какой Дэн? – девчонка не была способна запустить мыслительный двигатель. Тушь под её глазами размазалась – жалкий, потасканный вид.

– Парень… Крепкий, в чёрной майке, серых джинсах… Сидел вот тут, – она махнула в сторону стола, левую его часть, где теперь громоздились только пустые грязные тарелки.

– А… этот… – Незнакомка стояла, шатаясь. – Ушёл. Минут пятнадцать назад. Может, полчаса…

И она побрела куда-то дальше.

(Empara Mi – Wygd (3am))

«Ушёл»

Анжела сидела на пустой автобусной остановке в незнакомом районе. Тихие дороги, отсутствие машин. Вполне новые, отличающиеся от пошарпанной дороги, фонари. Ныли виски. Её не покидало ощущение подавленности, теснила попытку быть оптимистичной безнадёга. Та самая, ставшая ей соседом после ухода от отчима, наваливалась жирным брюхом, мешала дышать. И казалось, Лику коснулась волшебство. На мгновенье. Явило собственный лик, коротко глянуло в сторону Анжелы и отвернулось, понеслось прочь.

Этот странный парень… – он что-то мог. Помимо чувств, напрочь сорвавших ей башню, теперь помнились другие. Дэн её сканировал. Как будто. Оценивал внутренние параметры, бороздил невидимым сенсором то, что гадалки называли аурой. Может, что-то ещё. Он о чём-то знал, о потайном, был в курсе её настоящих чувств, предлагал ей… Какая разница теперь, что он предлагал? Его нет, он ушёл. Она сбежала и уснула, он покинул чужой дом.

Теперь однозначно только по прямой в тусклое будущее; сияющая дверь, пусть даже сказочная, пусть даже Лика в неё не верила, захлопнулась, погасила свет, льющийся из щели.

Ныли не только виски, ныло сердце. Привычно, потихоньку. И то самое сердце с пороком от рождения, из-за которого Анжеле запрещали волнения, нагрузки, спортивные практики, шептало о том, что волшебство было. Как в детстве, когда ты всё-таки веришь, когда всё настоящее.

Стылый воздух; разбитое нутро.

Лика достала телефон, вызвала приложение «Карты», ввела в строке поиска «Отель», нажала «поблизости…» Попыталась вспомнить, сколько денег у неё на карте, хватит ли на такси, после хмыкнула – отчим же дал наличку. Доедет.

Гостиница «Рассвет».

Здесь было «почти ничего». Нормальная комната, нормальное убранство, тишина, вежливый персонал. Однако эти стены – не дом. Перекантоваться до утра, а там снова куда-то – врезаться разумом в реалии, жмуриться от слепящего света возможностей, до которых – возможно – годы. Наверное, хорошо, что номер ей достался двухместный – кровать широкая, комната квадратная. Не вагон, как остальные.

Почему-то не хотелось больше спать, не хотелось включать телевизор, доставать телефон. Ни соцсетей, ни новостей, ни фотографий чужой жизни. Зачем телефон, если смс от самого дорогого человека уже никогда не придёт?

Она просто сидела в кресле, понимая, что безвольную пешку течение реки жизни однажды прибьёт к неприветливым берегам. Чтобы этого не произошло, нужно бороться, нужно восставать. Опять. И ещё это больное сердце, не желающее усилий, сопротивления, бунта. Как быть?

Ответов не было.

(ToniBraxton – FairyTale)

Когда кто-то тихо постучал в дверь, Лика решила – администратор. Кто ещё может нарушать покой гостей, помимо персонала? Уборщица? Официант? Она ничего не заказывала. И, когда не дожидаясь приглашения, (оказывается, она забыла запереть) в комнату вошёл Дэн, Анжела испытала сразу такой спектр чувств, что напомнила себе освещенную лучом фонаря призму. Тонну облегчения, будто с груди в сторону сдвинули состав. Нет, не то, что бы она поверила хоть одному его слову, но рядом с этим человеком её восприятие становилось другим, легче. Пусть он побудет рядом с ней ещё, пусть говорит, пусть рассказывает странное. Она просто послушает. Конечно же, не согласится никуда идти, покачает головой, но вдруг – пусть чуть-чуть и неожиданно, – вновь поймает отсвет из таинственной двери, вдруг вновь нахлынет ощущение волшебства?

– Привет, – поздоровалась обыденно. Мол, конечно же, я тебя ждала. Не думала, что отстанешь так просто. И сколь бы ни был фальшив её безразличный вид, столь же честной и искренней была радость от его появления.

– Привет, Ангел.

Она почему-то не удивилась, что он назвал её «настоящим именем» и даже не испытала раздражения. На этот раз гость был с сумкой, куртку он бросил на стул. Всё-таки высокий, всё-таки симпатичный, очень приятный взгляду. И да, чёрт её дери, не было бы в эту самую минуту никого другого, способного мгновенно привести её в неуместный, но искренний восторг. Пусть он никому не ощутим, пусть надёжно спрятан под рационализмом и практичностью.

– Будешь меня уговаривать пойти с тобой?

На неё бросили короткий взгляд – конечно же, вместе с ним в комнату вошла та целостность, из которой неведомый Дэн состоял, его спокойствие, уверенность.

– Попробую.

Он даже не стал врать.

Достал из сумки что-то большое и плоское – лэптоп? Не стал подсоединять к розетке, раскрыл, нажал кнопку загрузки. Пояснил.

– У меня сорок минут, не больше.

– Что будет, когда они истекут?

– Мы отправимся в путь, потому что запланирован Переход. С тобой. Или без тебя.

Она так и хотела. Просто слушать его, пусть говорит всё, что угодно. Размышлять об этом, анализировать каждое его слово она будет позже, у неё будут на это месяцы, годы. Сейчас просто «игра».

И только в этот момент она заметила, что на ноутбуке странного вида клавиши. Сенсорные, не имеющие физического основания или выпуклости. Наверное, прогресс ушёл далеко вперед, наверное, она за ним не следила. Кнопки необычные, символы на них нечитаемые. Чтобы убедиться в этом наверняка, нужно подойти, а подойти – означает выдать собственное жадное любопытство.

– Скучала по мне?

Дэн не смотрел на неё, он смотрел в экран, а ей опять померещилось, что он всё знает. Потайное, сокровенное, и ему всё равно, что на её лице сарказм.

– Скучала. – Она не стала обманывать тоже. – Ты так ладно говоришь…

«Врёшь про этот свой мир»

Он, как ни странно, не казался ей ни психом, ни обдолбанным, ни неадекватом. Ни фанатиком, ни последователем какого-либо течения. Хотя много она их видела?

– Что ж, давай я тебе всё поясню. Тогда ты уже сделаешь выводы.

«Надеюсь, верные».

Он сел на стул напротив, и она почему-то порадовалась, что комната не тесная, можно сказать, «презентабельная». Не стыдно.

– В том мире, откуда я, классификация людей чуть иная, нежели здесь.

Анжела даже прикрыла глаза. Она приготовилась внимать его словам, как дети слушают сказки, когда начинают шуршать дорожки пластинки на проигрывателе.

– У нас очень много мужчин, более прокачанных энергетически. И им требуются женщины, которые могут соответствовать. Таких не много в любом из миров, это особенное умение гибко воспринимать чужую мощь. Не ломаясь.

– И я такая?

– Ты такая.

Ей почему-то было приятно. Как будто Лике только что сообщили: «В этой сказке ты будешь принцессой, у тебя будет красивое платье и корона». Ну, хоть где-то. Она даже позволила себе понежиться в этом чувстве. А после подумала – а ведь он прав насчет «прокачки». Он сам… другой.

– Ты… из таких?

Открыла глаза и наткнулась на его прямой взгляд. Его глаза того цвета, когда не поймёшь – коричневатый это оттенок, болотный или зеленоватый.