Из Лондона с любовью Джио Сара

В конце концов мы все превратимся в рассказы.

Маргарет Этвуд

Sarah Jio

With Love from London

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Copyright © 2022 by Sarah Jio

© Бараш О., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

Письмо автора

Независимо от того, читаете ли вы это в том же году, когда я пишу, в 2020-м, или спустя долгое время после публикации этих страниц, или даже после того, как меня уже не будет в живых (в этом прелесть книг – они живут долго), я должна рассказать кое-что, прежде чем вы откроете первую страницу. За годы писательства, а это моя одиннадцатая книга, я пришла к пониманию того, что книга для автора – все равно что ребенок для матери. У меня трое сыновей, которым в данный момент четырнадцать, двенадцать и десять лет. Когда они были младенцами, мне в голову не приходило оставить их с няней, не проинструктировав ее. «Он любит груши», – говорила я няне, или: «Ему становится немного грустно перед сном, поэтому, пожалуйста, почитайте ему сказку». Теперь для меня не менее странно держать эту книгу в руках, ни капельки не беспокоясь о ней.

В 1992 году я была неуклюжим четырнадцатилетним подростком: брекеты, мальчики, средняя школа, страдания из-за неудачной стрижки и, возможно, даже ужасной химической завивки. В том же году я превратилась из заядлой читательницы в страстную любительницу книг. Каким-то образом я открыла для себя замечательную ирландскую писательницу Мейв Бинчи и решила прочитать все ее книги, какие только отыщу. Пока я плыла по бурной реке юности, ее уютные истории были столь необходимой мне спасательной шлюпкой. Потом я поклялась, что если когда-нибудь напишу книгу и даже придумаю, как ее опубликовать, то попытаюсь создать для читателей их собственные уютные уголки.

Это я и старалась делать во всех своих книгах, включая «Из Лондона с любовью». На полпути к завершению романа произошло нечто совершенно неожиданное. Привычная жизнь перевернулась с ног на голову из-за пандемии Covid-19. Я боролась с болезнью больше месяца, школы, где учились мои мальчики, закрылись, и все странно, со скрежетом затормозилось. Но именно тогда незавершенный роман стал уютным маленьким мирком, в котором я так отчаянно нуждалась. В конце долгого писательского дня, когда нужно было выгуливать собак и кормить детей, я ловила себя на мысли, что хочу еще немного задержаться на этих утешительных страницах.

В моменты неуверенности я вспоминала лучшие времена и лучшие места, тот вечер в 2016 году, когда мой нынешний муж сделал мне предложение в самом очаровательном месте Ноттинг-Хилл (если вы так же обожаете фильм «Реальная любовь», как я, то точно знаете, о чем я говорю). Моими декорациями тоже был Лондон.

Некоторые места, упомянутые в книге, конечно, вымышлены, но многие из них я открыла во время двух исследовательских поездок. Однажды мне посчастливилось получить приглашение на ужин в легендарный Королевский автомобильный клуб, ставший местом действия двух эпизодов книги. Должна сказать, что КАК – именно такой шикарный и знаменитый, как вы себе представляете. Я бережно храню память о том вечере.

И теперь я вручаю свое дитя вам. Я заставляю себя отойти в сторону, хотя, вероятно, могла бы продолжать и продолжать. «Из Лондона с любовью» и его многочисленные персонажи теперь в вашем распоряжении. Надеюсь, что вы положите эту книгу в пляжную сумку или портфель, возможно, возьмете ее с собой в поездку (даже в Лондон!) или просто прочтете, не покидая домашнего уюта.

Где бы вы ни были и куда бы вас ни привела жизнь, я надеюсь, что чтение этой книги принесет вам такое же утешение, как и мне, когда я ее писала.

Из Сиэтла с любовью, Сара

Глава 1

Валентина

Лондон, Англия

1 ноября 2013 года

– Впереди нас ждут гораздо лучшие дела, чем те, что мы оставляем позади, – говорит женщина, сидящая рядом со мной в самолете, лет шестидесяти с небольшим, с выстриженной перьями челкой и резинкой для волос, так туго обхватывающей левое запястье, что бльшую часть полета я опасаюсь, как бы не пришлось оказывать ей неотложную медицинскую помощь.

За годы всевозможных путешествий у меня собралась целая коллекция сомнительных соседей по самолету: девяностолетний дед, который дотронулся до моей ноги 3781 раз, после чего заснул, непрерывно пуская газы; младенец, плакса из плакс; дама, которая выпила слишком много маленьких бутылочек рома и отключилась у меня на плече, пуская слюни.

А в этом полете я, похоже, сподобилась заполучить соседку разновидности «сентиментальный оратор». К моменту, когда самолет оторвался от земли, болтунья, занимающая место 26B, уже успела процитировать Шекспира, Мэрилин Монро и, насколько помню, Мухаммеда Али.

Мой усталый пустой взгляд, очевидно, беспокоит ее, потому что уголки ее рта опускаются в разочарованной гримасе.

– Бедная девочка, – говорит она, качая головой. – Вы не знаете К. С. Льюиса. Какая жалость.

– Да, – говорю я, закрываю глаза и откидываю голову на спинку сиденья, пытаясь уснуть – или, по крайней мере, притвориться, что сплю. – Это весьма… весьма печально.

Да, печально. Меня только что обвинили в том, что я не опознала цитату одного из моих любимых авторов, но я слишком устала, чтобы защищаться. Что может быть печальнее? Только сама цитата.

«Впереди нас ждут гораздо лучшие дела, чем те, что мы оставляем позади»[1].

Я открываю глаза, только когда самолет начинает снижаться над Лондоном и толчок турбулентности толкает меня прямо на Сентиментального оратора. Чую, она вот-вот начнет скандировать цитаты из Ганди или, может быть, из матери Терезы.

Мои мысли сбиваются в кучу. Что, если К. С. Льюис ошибался? Что, если впереди не будет ничего лучшего? Что, если?..

Самолет снова дребезжит и проскальзывает под облаком, выпуская шасси. Мгновение спустя – грохот и глухой удар: мы приземляемся в Хитроу.

Я смотрю в иллюминатор. Итак, это Лондон.

Сентиментальный оратор, задохнувшись, нашаривает ингалятор, а я впервые смотрю на Англию, на ее кажущуюся беспросветной серость. Толстый слой тумана и темные облака смешиваются, как расплывшаяся акварель, – плюс серость моего настроения. Серое на сером на сером.

Я вздыхаю, снимаю с полки сумку и тупо иду вперед. Мне тридцать пять. Это должна быть тринадцатая глава моей жизни – а может быть, даже шестнадцатая. Но почему-то я чувствую себя так, словно меня катапультировали обратно, в самое начало, или, что еще хуже, заставили кропотливо переписывать все.

«Глава 1: Разведенная американка в Лондоне».

– Мисс, – говорит Сентиментальный оратор, касаясь моего плеча. – Кажется, вы забыли… книжку.

Она протягивает мне книгу, и я созерцаю обложку со смешанным чувством унижения и недоверия. «Как развестись, сохранив рассудок». Я прочитала всего две главы, по возможности тайком, но быстро потеряла интерес и сунула книжку в карман сиденья, чтобы ею насладился следующий пассажир. Подумайте, ну какой психотерапевт в здравом уме назвал бы главу: «Лучший способ забыть человека – подчиниться ему»?

– Бедняжка, – улыбаясь про себя, говорит Сентиментальный оратор.

Дайте орден этой образцовой гражданке!

– Вы переживаете развод?

Мне кажется или слово «развод» она произнесла несколькими децибелами громче? Две женщины слева от нас оглядываются, их лица лучатся жалостью. Ко мне.

Я киваю.

– Да – недавно.

На меня нацеливаются еще несколько пар глаз. С таким же успехом можно было прицепить на спину наклейку с надписью: «НЕДАВНО РАЗВЕЛАСЬ».

– Помните, дорогая, – заявляет моя трансатлантическая соседка, – чтобы забыть человека, требуется полгода на каждый год совместной жизни.

Я слышала это и раньше от других доброжелателей, но каждый раз чувствую смущение и, скажем так, легкий испуг. Мы с Ником были женаты двенадцать лет, – так что же, если расчеты верны, я должна страдать и ненавидеть себя… еще шесть лет? Кто выдумал эту дурацкую статистику и можем ли мы все дружно признать ее липовой с начала до конца?

Ведь это все неправда, верно?

Я делаю пару шагов вперед и вбок, чтобы избежать неизбежного. Не сомневаюсь, что Сентиментальный оратор сейчас спросит: «А разрешите поинтересоваться… что случилось?» И я окажусь загнанной в пятый угол, придется объяснять, что мой муж, адвокат, бросил меня ради двадцатитрехлетней помощницы юриста, с которой тайно встречался с прошлой весны. А я – да, я действительно верила, что все эти ночи он работал сверхурочно. Как ее зовут? Ах, конечно, это же Мисси, которая то и дело демонстрирует в Instagram[2] свои бесконечные ноги и накладные ресницы.

У меня тоже есть аккаунт @booksbyval[3]. Вместо того чтобы изливать на подписчиков вдохновение, почерпнутое из стопки романов на моей тумбочке, я отслеживала Мисси. Виновна по всем пунктам обвинения. Вы хотите узнать: она… хорошенькая? Умненькая? Да, то и другое, хотя не кажется ли вам, что некто с вечно розовыми, надутыми губками не имеет законного права на диплом с отличием?

Теперь они вместе. Мисси и Ники. #Созданыдруглядруга, как гласил один из ее недавних постов, где она небрежно намекала на новую любовь своей жизни – моего мужа, вернее, пока-еще-мужа.

Словно зомби, я иду в зону паспортного контроля, довольная тем, что рассталась с Оратором. Когда мой паспорт сканируют, компьютер начинает мигать красным и пищать. Мгновение спустя появляется таможенник и сообщает, что я случайным образом выбрана для дальнейшего досмотра.

Конечно, я. Кто ж еще.

– Пройдемте со мной, мисс, – говорит он и ведет меня в соседнее помещение, где я вручаю ему паспорт. – Приехали в отпуск?

– Нет. – Я качаю головой.

– Значит, в командировку? – продолжает он, роясь в мом саквояже руками в перчатках.

– Нет, – говорю я, потирая лоб. – Не в командировку.

– С какой же целью, мисс?

Я с трудом сглатываю, избегая его пристального взгляда, который, кажется, пронизывает меня насквозь.

– У меня умерла мать, – наконец выпаливаю.

В его глазах появляется тень человечности – всего лишь проблеск, но все же появляется. Возможно, единственная хорошая сторона смерти в том, что она смягчает самые твердые грани.

– Сочувствую, – говорит он, возвращая мне паспорт, и на секунду замолкает. – Все чисто. Добро пожаловать в Англию.

Я киваю. Он выводит меня через отдельный вход; я иду по указателям получать багаж, забираю с карусели два больших чемодана и наконец выхожу на улицу ловить такси. Я машу рукой скучающему водителю, который курит, прислонясь к машине.

– Куда едем? – спрашивает он, загружая чемоданы в багажник.

– Примроуз-Хилл, – отвечаю я.

Он кивает.

– Возвращаетесь домой?

Теперь, когда развод почти завершен и дом в Сиэтле продан, моим пристанищем будет Примроуз-Хилл. Но сейчас он так же далек от меня, как мать.

Я пожимаю плечами.

– Вроде того.

Машина трогается, дождевые капли буквально залепляют лобовое стекло. Я закрываю глаза и тут же вижу лицо мамы, улыбающейся мне в зеркале заднего вида. Она напевает старую песню Стиви Никса «Сара» и переключает машину на четвертую передачу. Мне двенадцать лет. Через две недели она… уйдет.

Я протираю запотевшее окно рукавом куртки, вспоминая, как мне было трудно после ее ухода. Папа делал все возможное, но так и не смог заменить мне ее. И никто не смог.

Боль заглушали книги. В их вымышленном мире я пускалась в грандиозные приключения бок о бок с сотнями персонажей, чья жизнь была такой же сложной, как моя.

В колледже я получила степень магистра библиотечного дела. Особенно меня привлекали редкие антикварные книги. Можете назвать меня неисправимым ботаником, но мне нравилось проводить дни за столом местной библиотеки, вдыхая непревзойденный аромат книг. Мой честолюбивый муж окончил юридический факультет и намеревался карабкаться вверх по карьерной лестнице. Мне же было интересно взбираться только на одну лестницу – на стремянку в отделе старинных книг.

Библиотека – это особый мир с собственным неповторимым ритмом: стук твердых переплетов, когда книги складывают в стопки и расставляют по полкам; щелчки печати, проставляемой в читательских формулярах; матери, утихомиривающие детей; читатели, которые на цыпочках ходят от стеллажа к стеллажу, обнаруживают нежданные сокровища и теряют счет времени.

Как бы то ни было, узнав о романе Ника, я нашла убежище в библиотеке – в моем любимом маленьком филиале в районе Фримонт в Сиэтле, – где я могла раствориться. Я неслась в отдел художественной литературы, садилась на потертый стул в дальнем углу и плакала, плакала и плакала. Когда слезы кончались, я читала.

В наш последний совместный вечер я приготовила курицу с пармезаном, и Ник сказал мне, что это было лучшее, что он когда-либо пробовал. Потом мы посмотрели сериал «Безумцы», и он поцеловал меня на ночь. На следующее утро я открыла глаза, увидела, что в кровати рядом со мной пусто, и предположила, что муж рано ушел на работу, – такое случалось часто. Но потом я нашла на прикроватной тумбочке написанную от руки записку, в которой не было сказано ничего – и было все.

Вэл,

Прости. Буду всегда.

Ник

Сердце у меня упало, потому что я уже знала. Возможно, знала уже давно. Но вот оно, его почерк, строгие черные чернила. Мне всегда нравился изгиб его буквы «с» – с маленькой закорючкой внизу, – но теперь эти буквы казались мне чужими, даже жестокими, словно они стали его каллиграфическими сообщниками в этом печальном повороте событий. Я успокаивала себя, позволяя словам мариноваться в моем сознании, пока реальность наконец не дошла до меня полностью. Ник ушел.

Несколько минут спустя зазвонил телефон, и я осторожно сняла трубку.

– Алло, здравствуйте. – Мужской голос с британским акцентом. – Я ищу миссис Валентину Бейкер.

– Я слушаю. – Холодный сквозняк просочился через окно спальни, и я потерла глаза. – Что случилось?

– Это касается вашей матери, Элоизы Бейкер.

Я села в постели, вытаращив глаза. Я не слышала ее имени уже… давным-давно и более двадцати лет ее не видела.

– Простите, как, вы сказали, вас зовут?

– Джеймс Уитейкер. Я работаю в лондонской фирме «Бевинс и партнеры». Мы занимаемся планированием недвижимости; ваша мать была одной из наших клиенток.

«Ваша мать».

Моя мать.

Как будто этот незнакомец в телефоне достал ключ от хранилища пыльных старых воспоминаний. Я крепко зажмурилась, но они, как назойливые призраки, требовали внимания. И вот она, мама, в то последнее утро. Она стояла у подножия лестницы, протягивая ко мне руки. Я рассматривала ее красивое лицо с точеными чертами и завораживающими кристально-голубыми глазами. На ней было длинное, струящееся бледно-голубое платье с оборками по подолу.

Человек в трубке прокашлялся, и изображение растворилось, как лопнувший пузырь.

– Очень жаль, но у меня печальная новость, – продолжал голос. – Ваша мать… она… скончалась в прошлый вторник после продолжительной болезни. Рак яичников. Однако мне сказали, что ее кончина была мирной и безболезненной.

Я с трудом сглотнула. Мои руки и ноги онемели – как будто к моему отчаявшемуся телу приделали чужие конечности. Сердце билось так громко, что это был единственный звук, который я слышала. Как она посмела умереть? Это казалось таким… эгоизмом с ее стороны. Как будто ее последний вздох был тщательно продуманным последним ударом – по мне. Хотя, по правде говоря, я уже давно не верила, что мы еще встретимся, где-то в глубине души теплилась смутная надежда. А вдруг когда-нибудь… Так бывает в книгах, когда давняя боль чудесным образом исцеляется на последних страницах: обиды стираются носовым платком, душевные раны сшиваются иголкой и ниткой. В моей истории тоже должен был наступить такой конец. Но нет, моя кончается плохо: сначала письмо Ника, а теперь это. Как-то я читала книгу о женщине, в которую трижды за один год ударила молния. Словно специально охотилась за ней.

Нет, нет, нет. Я сморгнула слезы. Может быть, это сон? Кошмар?

Чем дольше говорил Уитейкер, тем меньше мне верилось, что все это происходит наяву. Я слушала, но его слова казались искаженными и потусторонними.

– Ваша мать назначила вас единственной наследницей своего имущества. Оно включает недвижимость в Примроуз-Хилл – это прекрасный район Лондона, хранит все традиции. Здание старое, но достаточно удобное. В нем две квартиры, на втором и третьем этажах. На первом этаже книжный магазин.

Я тряхнула головой: до меня наконец стало что-то доходить.

– Книжный магазин?!

Глава 2

Элоиза

Лондон, Англия

11 января 1968 года

– Выглядишь потрясающе, Эл, – заверила меня лучшая подруга Милли. – Вопрос в том, достаточно ли он хорош для тебя? – Она обняла меня за талию и положила голову мне на плечо. Мы обе смотрели в зеркало в прихожей квартиры, где жили вместе.

– Может быть, лучше надеть синее платье? Все-таки красное – это как-то… чересчур. А теперь давай честно: твой священный долг как подруги сказать мне, не выгляжу ли я как шлюха.

Я повернулась боком, мимолетно порадовавшись, что сегодня пропустила чаепитие. Одна булочка с вареньем – и молния бы лопнула. Я едва могла дышать, но мне было все равно.

Я улыбнулась нашему отражению – зеркало показывало нас в обоих вариантах: девчонки, которые познакомились в девятилетнем возрасте, и взрослые женщины, знающие, что к чему в этой жизни. С самого начала мы были комичной парой – я, эльф со светлыми волосами и бледной кожей, и Милли, самая высокая девочка в начальной школе, возвышающаяся надо мной, с темными косами и вечной прямой челкой, закрывающей лоб.

Милли мало интересовалась мальчиками, а позже мужчинами. Иное дело я. Моя коллекция школьных увлечений и девических романов была обширна, но впечатляющие экземпляры в ней отсутствовали. Однако мечта о сказочной любви прочно укоренилась в моем сердце. Подобно героиням любимых книг, я жаждала пережить собственную версию настоящей любви, пусть даже Милли думала, что все это чушь собачья.

Но Роджер Уильямс – досточтимый Роджер Уильямс – нет, это была не чушь. Когда закончилась моя смена, он проводил меня на улицу и тут же пригласил поужинать с ним в Королевском автомобильном клубе. Я чуть не упала в обморок прямо там, где стояла, на углу Бромптона.

Да, он вращался в высших кругах, и пусть я в них не вхожа, на дворе 1968 год, а не 1928-й. И девушка из Ист-Энда может пойти на ужин с любым мужчиной, с каким захочет, включая представителя лондонского высшего общества.

Милли аккуратно срезала бирку, болтавшуюся сбоку на моем платье. Это была безумная трата, сильно сократившая наш недельный бюджет, но необходимая для свидания с одним из самых сногсшибательных и завидных холостяков Лондона. Отец Роджера, сэр Ричард Уильямс, был орденоносным военачальником, одним из самых доверенных лиц Черчилля во время войны, а его мать нередко гостила в Букингемском дворце.

– Как вы все-таки познакомились? – спросила Милли, словно того, что я ей уже рассказывала, было мало, и она искала в моей истории нестыковки.

– Говорю же тебе – в «Хэрродсе». Забыла? Он пришел купить подарок матери на день рождения.

– Или подружке, – хихикнула Милли.

Я вздохнула.

– Ради бога, Милл. Неужели ты не можешь просто порадоваться за меня?

Она пожала плечами.

– Ну, и что же он ей купил?

– Шарф, – улыбнулась я. – От Herms.

Милли это не впечатлило.

– Ты его обслужила, и он тут же… пригласил тебя на свидание? Эл, дорогая, я не сомневаюсь, что у Роджера Уильямса в мизинце больше обаяния, чем у большинства мужчин, вместе взятых, но давай все же не будем забывать, что он один из самых известных волокит в Лондоне.

– Не будь ханжой, – сказала я.

– Я просто… не хочу, чтобы ты страдала, вот и все.

– И не подумаю, Милл, – пообещала я. – Я сегодня иду с ним на свидание и намерена провести время наилучшим образом.

Похоже, я ее не убедила.

– Но что подумает… Фрэнк?

Я закатила глаза.

– Фрэнк? Тебя что, правда волнует Фрэнк?

– Ну, он ведь влюблен в тебя, разве нет?

– Ничего он не влюблен, – возразила я. – И вообще, то, что он несколько раз сводил меня поужинать, не означает, что я – его собственность.

Я еще немного полюбовалась собой в зеркале. Хотя я в корне отбросила опасения Милли, они имели смысл. Фрэнк, американский бизнесмен, с которым я познакомилась в прошлом месяце в бистро на Примроуз-Хилл, не походил на моих обычных поклонников. Серьезный, волосы немного растрепаны. После того, как он столкнулся со мной у стойки и пролил мой чай, он настоял на том, чтобы угостить меня обедом, и я почему-то согласилась. Не помню, чтобы когда-нибудь так хохотала, как в тот день. Костюм сидел на нем мешковато, и я сразу это отметила, но было в нем что-то искреннее. Когда он пригласил меня на ужин в следующие выходные, а потом еще раз, я согласилась. Я наслаждалась его обществом, хотя мое сердце в его присутствии не начинало биться быстрее.

Милли одобрила его сразу. «Наконец-то ты встречаешься с приличным джентльменом», – шепнула она мне, когда я села в его машину перед нашим вторым совместным ужином. Возможно, она была права, но я еще не решила, как поступить на романтическом фронте. Фрэнк Бейкер в моей колоде оставался джокером.

Из квартиры наверху донесся громкий стук. Крики, затем плач ребенка. Мы с Милли обменялись понимающими взглядами. В этом неблагополучном районе Лондона матери были перегружены работой и измучены, а отцы часто прикладывались к бутылке.

У Милли были свои воспоминания, у меня – свои.

Мой отец, напившись, превращался в чудовище. Однажды вечером – мне тогда было лет десять – он ударил мать по лицу так сильно, что пошла кровь. В ту ночь она присела на край моей кровати, прижимая полотенце к разбитой губе, и, поцеловав меня на ночь, произнесла молитву: «Милый Отче Небесный, подари моей любимой Элоизе самые прекрасные сны, и пусть она вырастет, выйдет замуж за принца и будет жить долго и счастливо».

– Если уж ты вбила что-то себе в голову, Эл, тебя не остановить, – сказала Милли, стряхивая пушинку с моего платья. – Но обещай, что сегодня вечером будешь осторожна, и не отмахивайся от Фрэнка. Он…

– Он в меня влюблен, да, – сказала я саркастически.

Ну и что с того? Я же не обязана влюбиться в него в ответ. Ни в него, ни в любого. И буду твердо держаться этого правила, пока не узнаю точно. И, конечно, если что, я бы знала точно! Как во всех моих любимых романах, это была бы интуиция, инстинкт. Я бы сразу все поняла. А пока этот миг не настал, почему бы немного не повеселиться? Я ценила заботу Милли, но что она понимает в любовных делах?

Я сделала последний глубокий вдох и расправила плечи.

– Милая моя подруга, – продолжила я и просияла, услышав звук клаксона под окном. – Не беспокойся обо мне! – Я поцеловала Милли в щеку, прогоняя сомнение в ее глазах. – Люблю тебя. Все будет хорошо!

Я выглянула в окно и увидела машину Роджера, ожидающую на улице. Мое сердце забилось быстрее.

Блестящий черный «роллс-ройс». На прошлой неделе, когда он спросил у меня адрес, чтобы за мной заехала машина, я придумала историю, будто занимаюсь в Ист-Энде «благотворительной работой». «Не иначе как ты святая, – сухо заметил он. – Меня в этот район и на аркане не затащишь». Я понимающе улыбнулась, пытаясь подавить сожаление, которое сжало мне сердце. Я сказала себе, что это всего лишь невинная выдумка – вынужденная ложь, чтобы получить доступ к лучшей жизни, о которой всегда мечтала. И могла бы сыграть роль не хуже какой-нибудь книжной героини.

Милли встала в дверях, скрестив руки на груди, а я выглянула в окно и помахал шоферу, стоявшему рядом с шикарной машиной.

– Сейчас спущусь, – крикнула я: слова слетели с моих губ, как будто я уже произносила их тысячу раз.

Шофер, седой и серьезный, посмотрел на меня с любопытством и помог забраться в машину, которая оказалась… пустой.

Я в замешательстве покачала головой.

– А где же…

– Мистер Уильямс… задерживается, – коротко ответил шофер. – Он дал мне указание отвезти вас в клуб. Он встретит вас там.

Я кивнула. В конце концов, Роджер – занятой человек, важная персона. Если я хочу вступить в его мир, я должна это понимать. И… о да, клуб. Мне понравилось, как это прозвучало: словно я уже сама состою в клубе. Еще больше мне понравилось, что личный автомобиль увозит меня из моего жалкого района – в лучший.

Привратник Королевского автомобильного клуба помог мне выйти из машины.

– Добрый вечер, мисс, – произнес он, балансируя зонтиком над моей головой так, будто считал своим священным долгом не дать упасть на мое платье ни одной капле дождя. На миг мне показалось, что сейчас он бросит на землю свой форменный пиджак, чтобы изящная ножка дамы не ступила в лужу. – Вы сегодня ужинаете у нас? – В его веселом голосе явственно прозвучало ист-эндское произношение, от которого я с таким трудом старалась избавиться.

Прежде чем я успела ответить, шофер махнул рукой с переднего сиденья, и я невольно спросила себя, сколько раз они обменивались теми же репликами по поводу других девушек Роджера.

– У нее встреча с мистером Уильямсом.

Швейцар понимающе кивнул, и его ухмылка моментально увяла.

– Да… конечно, сэр.

Когда я вошла, гардеробщик забрал мое пальто, а я тем временем разглядывала изысканную люстру, украшенную сотнями кристаллов. И как такую тяжелую штуку удалось прочно закрепить? Я быстро отвела взгляд, не желая выглядеть ошарашенным подростком, тупо глазеющим на все это великолепие.

– Сюда, мисс, – сказал мужчина в белом смокинге, ведя меня вверх по лестнице в обеденный зал с позолоченными светильниками, изысканной мебелью и изящными фресками на потолке. Публика там сидела расфуфырнная – мужчины в пиджаках или фраках, женщины в длинных белых перчатках и мехах, накинутых на плечи. Свою единственную пару испачканных перчаток я оставила дома и страшно жалела, что на мне нет мехов, чтобы спрятать голые руки, когда на меня уставился весь зал. Интересно, они поняли, что я здесь в первый раз? Чуют ли они новичка нюхом?

– Ваш столик, – сказал мой сопровождающий, выдвигая мне стул. Это был не простой столик, а явно самый лучший, расположенный на возвышении, откуда открывался вид на весь зал. И теперь я сидела за ним одна.

– Принести вам что-нибудь до прихода мистера Уильямса? – спросил официант. – Может быть, чай или шампанское?

– Да, – сказала я, глядя на шикарную даму с бокалом шампанского в руке, сидящую за дальним столиком. – Шампанское, пожалуйста.

Вообще-то я не пью, но сейчас мне отчаянно требовалось хоть что-нибудь – что угодно, – чтобы успокоить нервы. И несколько мгновений спустя, как по волшебству, официант в белых перчатках поставил передо мной бокал с шипучим эликсиром и, как мне показалось, испарился в воздухе.

Остро осознавая, что все на меня пялятся, я теребила крахмальную салфетку с золотой вышивкой и изучала полированные столовые приборы: какое блюдо какой вилкой едят? Как правильно: слева направо или справа налево? За соседним столиком раздался смех, и сердце у меня забилось быстрее. Женщина в платье гораздо красивее моего и, естественно, в перчатках, сочувственно улыбнулась, глядя в мою сторону. Она что, сочувствует мне? Неужели им всем меня жаль?

Я в три глотка покончила с шампанским, и официант принес мне еще бокал, а потом еще. Я смотрела на огромные золотые часы на дальней стене: двадцать минут прошло… сорок пять… С каждой минутой мое сердце падало все ниже. Где Роджер? Я уже потеряла счет – и времени, и выпитым бокалам шампанского.

Но вот заиграл джаз, и я почувствовала себя легко, будто в полете. Про себя я придумывала истории о том, почему Роджер опаздывает. У него заболела мать, и он поехал проведать ее. Важная деловая встреча затянулась допоздна. Он остановился, чтобы помочь застрявшему автомобилисту. Когда-нибудь, говорила я себе, мы с нежностью поведаем родным и друзьям печальную историю нашего первого свидания, со смехом будем вспоминать опоздание Роджера и как он целый месяц пытался со мной помириться.

Моя вымышленная версия казалась очень милой и полностью его оправдывала. Иное дело – его реальное появление несколько мгновений спустя. Когда он вошел, по залу пронесся шепот. На каждой руке у него висело по девице.

– Извините, – сказал Роджер, не обратив на меня внимания, и повернулся к ближайшему официанту. Он стоял достаточно близко для того, чтобы я унюхала запах спиртного. – Почему мой столик занят?

Я нервно кашлянула. Что за дела? Разве он не пригласил меня сегодня вечером на свидание?

– Роджер, это я, Элоиза, – кротко сказала я, надеясь, что это какая-то ошибка, которую он легко объяснит. – Ты что, забыл?

– Кто это? – спросила дамочка по его левую руку, окидывая меня долгим и недовольным взглядом.

– Кузина из деревни? – хихикнула вторая.

Мои щеки горели.

– Я Элоиза Уилкинс, – сказала я. – Он меня пригласил. – Мое смущение наконец переросло в ярость. – Роджер, – продолжала я, выпрямившись на стуле. – Ты разве не помнишь, что сам прислал за мной машину?

Он ловко высвободился из двух пар рук, вцепившихся в его локти. Обе дамы смотрели обиженно.

– Нет, как же, конечно, – начал он. – Элоиза. Тебе придется простить меня. Я встретил… старых знакомых.

Я встала и потянулась за сумочкой, уронив салфетку на пол. Милли была права, зря я ее не послушала.

– Не смею тебя задерживать, – сказала я. – Вам наверняка предстоит многое наверстать.

Все смотрели на нас. А почему бы и нет? Цирковое представление, на ринге три девицы – такого по телевизору не покажут, а тут все происходит вживую, прямо у них на глазах. Роджер Уильямс во всей красе. Жемчужина для разделов светских сплетен. О, он даже подцепил убогую из Ист-Энда! (Всем смеяться.)

Тут меня и осенило: бежать как можно быстрее и дальше! Я стрельнула глазами вправо, потом влево, и наконец увидела дверь. Мне была невыносима мысль о том, чтобы проделать позорный путь через огромный зал к главному входу, поэтому я выбрала ближайшую стеклянную дверь, которая, как мне показалось, вела на соседний балкон. Если повезет, то там будет лестница.

Я рванулась прямиком к выходу, но каблук моей левой туфли зацепился за ковер, и я врезалась прямо в официанта, который нес поднос с позолоченными блюдами, накрытыми полированными серебряными куполами. Стейки вместе с гарнирами взлетели в воздух.

С веточкой брокколи в волосах и беарнским соусом на рукаве я ворвалась на балкон через двойную дверь. К моему великому разочарованию, там не было ни лестницы, ни выхода. Я попала в ловушку.

Почувствовав кожей холодный воздух, я задрожала, прислонилась к перилам, обхватила себя руками и посмотрела в ночное небо. Глупо было думать, что я смогу вписаться в этот мир.

Я опустилась на пол, натянув платье на колени, чтобы согреться, – леди так себя не ведут, но мне было все равно. Но через несколько минут балконная дверь со скрипом открылась, и я вскочила. У меня появилась компания. Сигарный дым окутывал чье-то лицо и цилиндр.

– Дорогая, что, черт возьми, вы здесь делаете? Тут же собачий холод! – воскликнул человек; дымовая завеса рассеялась, и я увидела его высокую фигуру и полное достоинства лицо. Он был старше меня лет на десять или больше. – Где ваше пальто? Вы замерзнете насмерть.

Я кивнула, пытаясь успокоиться.

– Я… просто хотела подышать свежим воздухом.

Мужчина с любопытством посмотрел на меня, и его губы медленно сложились в улыбку.

– Или, может быть, вы от кого-то прячетесь?

Я вздохнула, разглядывая вымазанный соусом рукав.

– Вы же видели, что… там произошло. – Я отвернулась от его пристального взгляда. – Пожалуйста, сэр, просто оставьте меня в покое. Для одного вечера мне уже достаточно.

– Не представляю, о чем вы, но если вы немедленно не зайдете внутрь, то умрете от переохлаждения. – Я вздрогнула, и тут он вдруг снял смокинг и накинул мне на плечи изысканно скроенную одежку, еще теплую от его тела.

– Спасибо, – сказала я, поправляя воротник так, чтобы он закрыл мне шею. От него пахло сосной и еще чем-то, знакомым, но неуловимым.

– Вы и вправду не видели, какой я учинила… разгром?

Он покачал головой, и в выражении его лица проглядывало что-то обезоруживающее, так что я вдруг начала рассказывать о череде катастроф, которые привели меня на балкон. Я со вздохом указала на свой рукав.

– И, точности ради, это беарнский соус.

Он рассмеялся, но без издевки.

– Вам очень идет.

– Нынче это модно, – ответила я, ободренная его добрым взглядом.

Он с интересом склонил голову вправо, как будто пытаясь понять, что я за птица.

– Кажется, я раньше не видел вас здесь. Иначе не забыл бы, смею вас заверить. – У него был низкий голос, и говорил он с обезоруживающей уверенностью. – Постойте-ка, – он как будто что-то вспомнил. – Вы были здесь в прошлые выходные на той дурацкой вечеринке, которую устраивал старый виконт?

– Да, – быстро сказала я. Ложь слетела с моих губ с такой скоростью, что я сама поразилась собственной наглости.

– Эта речь, которую он произнес! – сказал он. – Длиннее некуда!

– И скучнее! – добавила я, все глубже увязая во вранье.