Смерть в наследство Литвиновы Анна и Сергей

Довольно скоро он стал не числившимся ни в каких ведомостях художником в какой-то полуподпольной (а может, и просто подпольной) артели. В артели дела шли хорошо, судя по тому, что за форму головы индейца Слава отвалил Антону триста рублей – сумму огромную, не соизмеримую ни с объемом работы, ни тем более с Антоновой стипухой. Затем Антон сделал для Славы форму девушки с молитвенно сложенными руками. Потом – образец пепельницы в виде черепа. После – нечто вроде театральной маски, изображающей Терпсихору. За каждую работу Антон получал круглую сумму.

Слава в общагу больше не приходил. О времени следующей встречи извещал письмами без обратного адреса, которые поступали в общагу. Готовые образцы он забирал у Антона всегда в людном месте – где-нибудь на Калининском, или на лавочке на Тверском бульваре, или даже в бассейне «Москва».

Первое время Антон дико боялся, что за ним вот-вот придут. К каждому стуку в дверь, к каждому шороху прислушивался. Однажды он поделился своими страхами со Славой. Тот пожал плечами: «А за что тебя сажать? Даже если вдруг чего случится – ты-то будешь проходить как свидетель. Друг тебя просил – ты формы делал».

– А деньги?

– Какие деньги?!. За бутылку ты мне их делал, за «спасибо», за банку икры. Нет, старина, перед законом ты чист.

После этого разговора Антон почти успокоился. Стал с удовольствием тратить деньги. При этом не слишком усердствовал, расходовал их осторожно, чтоб не дай бог не стукнули, что студент живет не по средствам.

Вот и сейчас Антон вошел в парикмахерский салон напротив Центрального телеграфа – один из самых модных в Москве, но в то же время не такой дорогой, как «Чародейка» на Калининском.

Через час он вышел преобразившимся. Кудри а-ля Леннон исчезли. Белоснежка их никогда не любила, а сегодня предстоит решительный разговор. Надо ей угодить.

Из зеркала в фойе салона на Антона глянул модный парень в джинсах и с аккуратной стрижечкой в духе комсомольских работников среднего звена. Единственная вольность, которую он оставил, – бакенбарды в стиле западногерманского защитника Беккенбауэра. До свидания оставалось семь минут. А она никогда не опаздывает.

Антон вышел на жаркую улицу Горького. Припекать стало еще сильнее. Антон не пошел к переходу – условленному месту встречи, остановился в тени дома.

А вот и она. Поднимается снизу, от гостиницы «Москва», помахивает сумочкой.

Подошла, улыбаясь. Он наклонился, поцеловал небрежно.

– Куда мы пойдем? – спросила она, беря его под руку.

– Давай промочим горло глотком доброго фалернского, – предложил Антон.

Девушка пожала плечиком. Они спустились на сто метров ближе к Кремлю, к самому модному молодежному кафе «Космос». В «Космосе» Антона знали, тут же посадили их за столиком у окна на втором этаже.

Антон заказал коктейль «шампань-коблер» и два по сто пятьдесят мороженого. Девушка от выпивки отказалась, и ей принесли газировку с сиропом. Здесь было самое вкусное в Москве мороженое. В креманках лежали политые шоколадом шарики с торчащим, как антенны, печеньем. Из открытого окна дул ветерок, и жары почти не чувствовалось.

– Ты наконец постригся, – удовлетворенно заметила она, облизывая ложечку с мороженым.

– Битлы уже не в моде.

– А что в моде?

– «Джизус Крайст – суперстар». Слышала?

– Нет. А что это?

– Рок-опера. В следующий раз притащу тебе запись. Там Йан Гиллан поет. «Энд Джизус, энд Джизус, энд Джизус маст дай!..» – тихонько запел Антон.

– Тш-ш! Услышат ведь! – зашикала она. И правда, с соседних столиков стали оглядываться. – Ну что ты за несерьезный человек!.. «Госы» на носу, а ты – «Джизус»!

– Ох-ох-ох, подумаешь, «госы»!.. Все равно сдадим. Тройки-то поставят, куда они денутся. Меня другое волнует… – Он сделал паузу. Пауза была значительной.

Они должны были как-то определить свои отношения. К этому подталкивало не развитие их чувств, но логика советской действительности. Они оба не были москвичами, оба учились в разных вузах. Скоро распределение, и, если они не узаконят свою связь, его могут отправить в один город, ее – совсем в другой. Ей-то, впрочем, как отличнице, светила аспирантура, а значит, еще три как минимум года жизни в столице. Но Антона вполне могли сослать куда-нибудь в Иваново – «город невест».