Черный Арагац Любенко Иван

Глава 6

Дама под пальмой

Свет газового фонаря отражался в окнах унылого двухэтажного серого здания давней постройки, где и располагались судебные следователи Ростова-на-Дону. Увидев выходящего из дверей Ардашева с тростью и газетным свёртком, Бабук радостно вскинул руки:

– Как хорошо, Клим-джан, что тебя выпустили! Деньги все отдали?

– Да. Только надо бы их положить в сейф.

– В гостиница «Гранд-отель» сейф есть.

– Хорошо бы попервоначалу заехать в магазин и купить мыло, зубной порошок, щётку и недорогой бритвенный набор. Да и сменного белья у меня нет и носков.

– Э? Зачем лишний деньги вперёд тратить? Потом купишь, когда домой поедешь. Бриться можно у цирюльника. Обувь в гостиница чистят. Как зеркало будет. Я тебе хороший нумер взял. Там всё есть: мыло, щётка, порошок для зубы и даже ванная с ватерклозет! Лучше театра Асмолова!

– Не понял?

– Купец Асмолов театр красивый построил, сцена есть, зала есть, буфет есть, шампанский тоже есть, а зукаран… ватерклозет – нет. Любой барышня и дамочка ходит в нужник. Платья большой, неудобно поднимать, дырка в пол, грязно. Убирают плоха. Важный господа и офицеры за стенка театр идут, если занято. Воняет! А у тебя в нумере канализация настоящий! Цепочка дёрнул, вода смыл, потом в труба вода бежит и в яма выгребной попадает. И ванна чугун! Потому что «Гранд-отель»![36]

– Спасибо. А бельё-то всё равно надобно в магазине купить. И пару сорочек, и носки.

– У тебя ещё деньги есть?

– Да, триста рублей.

– Вот! В гостиница телефон имеется. Магазин телефонируй, размер свой говори в трубка, и приказчик всё принесёт. Поня-ял?

– А почему мы сами не можем заехать?

– Потому что это Ростов. Потому что у тебя пятьдесят тысяч из газета «Донской пчела» на меня выглядывают. Нас убьют очень быстро, если деньги заметят.

– Послушай, но у меня же револьвер?

– Э, ахпер-джан[37], прости. Ты как маленький, честно. У них и ревалве-ер, и пистале-ет, и но-ож! Их многа-а! А мы только два. И у меня нет ни но-ож, ни даже вилка. Ты знаешь, как их тут зовут?

– Нет.

– Очень трудный русский слово, – вымолвил Бабук, поднял к потолку глаза и произнёс по складам: – Вен-те-рюш-ники, или серые. Ходят, как шакалы, стаями. Пять – десять человек нападают на одного. У них всегда с собой финка. Они не только деньги забирают, они прохожий одежда всю снимают. Человек совсем голый тогда по улица идёт.

– Тогда, может, лучше на «Аксай» поедем? В контору? Там деньги и оставим?

Бабук скривился, будто вместо сладкого персика в темноте укусил лимон.

– Часы есть? – спросил он. – Сколько время?

Ардашев открыл «Qte Сальтеръ»:

– Уже девять.

– Правильна! Кантора закрыт. У меня ключ от кантора сейф нету. Куда ехать? Только гостиница. Я тебя хороший ужин подарю. Виктор Тимофеевич поминка сделаем.

– Ну уж нет, мой отель, значит, я и плачу.

– Отель твой, а город мой. Я хоть в Нахичевани живу, но ничего. Ростов и Нахичевань – родные. Потому я тебя армянский настоящий блюда угощаю много. Виктор Тимофеевич память хочу сам делать. Клим-джан, русский язык хорошо понимаешь? А?

– А как же экономия? Ты ещё несколько часов назад предлагал мне вместо извозчика взять конку. Говорил, мол, копейка рубль бережёт.

– Э! – скривился Бабук. – Угощать хьюр[38] – другой дело. Гостю кушать не давать – грех большой. А тут ещё и поминка.

– Раз уж так настаиваешь – я согласен. У фонаря извозчик скучает. Едем?

– Канешна!

Клим взмахнул тростью, будто волшебной палочкой, и коляска подкатила.

Дорога не заняла много времени. «Гранд-отель» располагался на углу Большой Садовой и Таганрогского проспекта. Трёхэтажное кирпичное здание, изначально построенное как доходный дом, по праву считалось одним из самых красивых в городе. В архитектуре оно сочетало в себе совершенно разные стили, характерные для всё той же эклектики с преобладанием национальных русских мотивов. Надо отметить, что большинство зданий в Ростове-на-Дону принадлежали именно к этому модному в конце XIX века направлению в российском градостроительстве. По всему периметру здания шёл тротуар, выложенный правильным камнем. От дороги его отделяли двадцать молодых лип со стороны Таганрогского проспекта и десять – от Большой Садовой. На углу и по краям гостиницы – по газовому фонарю. Весь первый этаж занимали магазины и конторы: «Парижский ювелир», «Часы», «Винные погреба Бахсимьянца», «Колониальные товары» и «Галантерея». Шестьдесят номеров для постояльцев находились на втором и третьем этажах. Гость, только что въехавший в отель, мог легко заблудиться в многочисленных террасах, верандах, галереях и переходах, ведущих в читальню, ресторан или зимний сад с заморскими птицами. Самые дорогие номера смотрели на обе улицы балконами. Их козырьки и карнизы, украшенные ажурной русской резьбой, невольно привлекли взгляд Ардашева, расплачивающегося с возницей.

Услужливый привратник распахнул входные двери, а любезный портье, выдав ключ, слегка обомлел, увидев пачки ассигнаций, связанных бечёвкой, в раскрытой «Донской пчеле» на своей конторке. Пояснив желание воспользоваться гостиничным сейфом, Клим удалился в соседнюю комнату, где уже другой лакей терпеливо пересчитывал купюры под его наблюдением. Вся процедура с оформлением договора хранения наличности заняла немногим более четверти часа. Получив наконец акт, удостоверенный печатью и двумя подписями, Ардашев сунул его в карман и вышел к приказчику, дремавшему в мягком кожаном кресле вестибуля[39].

– Бабук, я вижу, ты устал. Да и поздно уже. Может, поедешь домой? – осведомился Клим.

Тотчас проснувшись, новый друг покачал головой и сказал:

– Э нет! Мы идём в ресторан. Покушаем, а потом ты пойдёшь в нумер, а я на извозчик и домой.

– А далеко ли отсюда до твоего дома в Нахичевани?

– Ночью – половина целкового, а днём – один двугривенный. Днём конка ходит и потому дешевле извозчик.

– Я хотел узнать, какое расстояние? – улыбнувшись, пояснил ставрополец.

– Сколько верста хочешь знать? – наморщив лоб, переспросил Бабук.

– Да.

– Два верста от Ростова до Нахичевани и ещё полтора верста до мой дом. Я на Первой Фёдоровской живу, 16. И дом, и веранда – большой. В гости, когда поедем, я тебя с мой дом познакомлю. С один старший брат, другой, два сестричка, матушка, отец, дядя, тётя, дедушка и бабушка старенький… Пелеменика и пелеменицу тоже увидишь, они совсем дети: два и три года… У нас большой и дружный семья! Я очень люблю всех… но и кушать тоже очень хочу сейчас.

– Прости. Я заболтался. Идём.

Ресторан «Гранд-отеля» отличался роскошью золочёной лепнины потолка, росписью стен и диковинными для этих мест растениями. Кроме уже набивших оскомину разнообразных пальм в кадках можно было увидеть и гранатовое дерево, и апельсиновое. Если в наружной отделке гостиницы преобладали нотки русской культуры, то весь ресторан был отделан в стиле Людовика XIV. И даже люстры с устремлёнными вверх газовыми горелками напоминали изящные факелы в обрамлении матовых абажуров с уходящими вниз бронзовыми фигурками ангелочков на дугах, похожих на скрещённые полумесяцы. Лёгкое шипение газовых ламп терялось в приглушённых голосах посетителей, стуке каблуков официантов и в едва различимом звуке приборов за столами, будь то звон хрустальных бокалов или чье-то неосторожное касание ножа о тарелку.

Метрдотель любезно провёл друзей за свободный столик. Не успел он отойти, как неизвестно из каких эфиров появился официант в белых перчатках с карандашом и блокнотом. Выпалив автоматом фразу «Чего, господа, желают сегодня откушать?», он застыл в ожидании, будучи готовым исписать не один лист.

Глядя в потолок, Бабук провещал:

– Армянски меню хочу. Бозбаш эчмиадзинский, шашлык по-карски, айлазан, мшош фасолевый. И на десерт: гату арцахскую и шпот. Это всё для двух человек. Я пить буду мацун. – Он посмотрел на Ардашева и спросил: – Ты что хочишь пить, Клим-джан?

– Раз уж мы обратились к армянской кухне, то я бы предпочёл вашу национальную водку. Как она называется?

– Арцах. Из белый тутовник. Очень крепкий. Не боишься?

– Думаю, после сегодняшнего трудного дня не повредит. А ты?

– Лучше я кислый мацун выпью.

– Арцаха маленький графинчик изволите? С него начнём-с? – заявил о себе прислужник.

– Пожалуй.

– Не угодно ли-с талму? Из молодых виноградных листочков. Во рту тают-с.

– Давай-давай. Уговорил, – махнул рукой добродушный толстяк. – Только быстро. Очень кушать хочим.

– Я мигом-с, господа. Не извольте беспокоиться. Не задержу-с!

Когда официант исчез, Ардашев сказал:

– А ты, я смотрю, почти святой. Не куришь, не пьёшь, – выпустив струю папиросного дыма, проронил студент. – Молодец!

– Никакой я не святой, – горько вздохнул приказчик. – Если честно, пить боюсь пока. Отец это не любит. Ругаться начнёт. Да и мне завтра работать много с тобой. Надо тебе помочь всё на склад найти, что Верещагин обещал, и деньги сдать в касса. Большой ответственность у меня перед отец. – Он покачал головой и добавил: – А два грех у меня уже ест: сильно разный женщина люблю и кушаю много.

– Да разве это грехи? Люби сколько хочешь и кого хочешь. Это же страсть. И ты её даришь своей партнёрше совершенно бесплатно. И вам обоим от этого прекрасно. Ну что в этом плохого?

– Понимаешь, – опустив глаза, выговорил приказчик, – не бесплатно. Я им всем деньги за это плачу.

– Как это?

– У одной любовница муж есть. На Старый базар торгует. И другая любовница тоже муж есть. Молочница. Приходит к нам в дом. А патом я хожу в её дом, когда её муж из Нахичевань в Ростов уезжает. А ещё я иногда в один тайный дом хожу. Там очень богатый и знатные дамы приходят развлекаться. Им скучно. Но только они все в масках. Лица не увидишь. Но они тоже с меня деньги берут. Потому я должен много работать, чтобы красивый дама любить… Знаешь, чего я боюсь?

– И чего же?

– Я боюсь, что не встречу любимый барышня. А так и буду любовниц содержать и на Тургеневскую грязный деньги платить.

– А что там на Тургеневской?

– Там много публичный дом. Если отец узнает, что я там был, – стыдна. Сразу жениться заставит. А невеста может быть очень некрасивый. Что тогда? Опять на Тургеневскую? У нас если после свадьба гуляешь от жены – позор. Знаешь, я вот если смотрю на красивый знатный русский дамочка, как та, что передо мной сидит, так и мечтаю… Все деньги мира готов ей отдать, чтобы только она маска надела и пошла со мной…

– Ты о ком?

– Через пять стол от нас, под зелёный пальма господин спиной ко мне сидит, а дама с ним рядом – дэхц… персик. Откуда такой берутся? – прошептал Бабук. – Посмотри одним глазом только… Чтобы она не заметила. Я за целый неделя такой красивый женщина не встречал нигде.

Клим повернулся и застыл. Затушив нервными толчками папиросу в пепельнице, он проронил, вставая:

– А знаешь, дружище, это неплохая идея. Подожди, я не долго. Спрошу у этой куколки, не согласится ли она маску примерить со мной?

– Ты что? С ума ушёл? Скандал большой будет! Полиция вызовут. Никак нельзя! Постой! – схватившись руками за свою кудрявую голову, просящим голосом умолял толстяк, но было уже поздно.

Глава 7

Нежданная находка

Клим проснулся от того, что кто-то дышал ему в ухо. Он открыл глаза и улыбнулся, увидев на плече очаровательное личико вчерашней прелестницы, сидящей неподалёку под раскидистой африканской пальмой. Он и сам не ожидал, что «Вера Александровна», а на самом деле Фаина, окажется в его постели. Красотка, обобравшая его в поезде всего сутки назад, теперь послушно прижималась к нему нежным телом, как верная комнатная собачонка. А вчера вечером всё могло пойти совсем по-другому.

Встретившись с мойщицей взглядом, Ардашев сразу подал ей знак – на выход. Понимая, что капкан захлопнулся, дама повиновалась, и он уже собирался позвать городового, дежурившего у входа в отель, но она упросила его подняться с ним в его номер и переговорить тета-тет, а после готова была проследовать, как она выразилась, «хоть в участок, хоть этапом сразу на каторгу». Студент согласился. Дверь комнаты ещё не успела закрыться, как Фаина бросилась в объятия Клима, покрывая его поцелуями. И он, растаяв, как масло на сковородке, тоже не остался в долгу. Вчерашняя воровка уверяла, что не только не причинит ему зла, но и доставит столько удовольствий, сколько он ещё никогда не испытывал. И не солгала. Постоялец не только не передал прелестницу в строгие руки закона, но и заказал в номер шампанское, клубнику и шоколадные конфекты. Утомлённые друг другом, они заснули, когда утренний свет уже начал просачиваться в щель через неплотно прикрытые портьеры.

Неудобно было перед Бабуком. Всё получилось так быстро, что Климу некогда было ему что-либо объяснять. Приказчик честно прислал в номер половину ужина и графин арцаха. Ардашев успокаивал себя мыслью, что Бабук – умный малый и сам должен обо всём догадаться.

Запах снеди, несмотря на клоши, уже смешался с ароматом шампанского и табачным дымом. Клим потянулся за папиросой и в этот момент по его плечу заходили ресницы красотки. Она проснулась и, как сиамская кошечка, беззвучно зевнула.

– Теперь ты меня отпустишь? – тихо вымолвила она и поцеловала Клима в щёку.

– Да, только ты мне так и не сказала, откуда тебе стало известно, что я вёз в саквояже деньги.

– Николай узнал от кого-то.

– А ты меня познакомишь с Николаем?

– Нет.

– Но почему?

– Потому что он страшный человек и сначала убьёт тебя, а потом и меня.

– А это мы ещё посмотрим!

– Глупый и самоуверенный мальчишка, – вздохнув, произнесла Фаина и стала одеваться.

– Может увидимся ещё раз, а?

– Не получится. Мы сегодня уезжаем.

– А с кем ты сидела за столиком?

– Ко мне привязался штукмейстер[40].

– Артист?

– Да, он тут на гастролях. Как я понимаю, он хотел затащить меня в постель, но ты оказался проворнее.

– Ты бы усыпила его, а потом обобрала, да?

– Нет, я по гостиницам не работаю. Это не наша территория. Просто он мне понравился – галантный, обходительный. И я решила ответить ему взаимностью, но тут появился ты.

– Послушай, Фаина, но ведь тебя рано или поздно посадят. Зачем тебе столь опасное ремесло? Ты умна, красива и могла бы вполне удачно выйти замуж.

Дама погрустнела, а потом сказала:

– Я уже была замужем. Прощай, мой мальчик. Мне пора.

– Прощай.

Дверь хлопнула, и Клим остался один. Приведя себя в порядок, он окликнул коридорного, который забрал еду, присланную Бабуком, и, разогрев её на кухне, опять принёс в нумер. По просьбе постояльца он забрал туфли и уже через десять минут вернул их начищенными до самоварного блеска. Расставшись с целковым и позавтракав, студент спустился вниз.

Портье, увидев Ардашева, сообщил, что для него имеется телефонное сообщение от господина Гайрабетова, который просил передать, что прибудет к девяти утра, то есть через час. За это время студент успел побриться у цирюльника и купить носки, бельё и сорочки, присланные ему из ближайшего магазина. Находясь в прекрасном расположении духа, Клим выпил две рюмки арцаха и, крякнув от удовольствия, покинул номер. Чашка ароматного турецкого кофе, заказанного в вестибуле, отлично оттенила послевкусие крепкого напитка, а любимая папироса стала ещё одной утренней приятностью. Не успел он сделать третью затяжку, как появился приказчик.

– Доброе утро, Клим-джан! Рад тебя видеть, что ты живой и здоровый, потому что можно умереть от счастья рядом с такой красивый дама, что ты вчера украл у того господина.

– Прости, Бабук, что не успел предупредить тебя. Благодарю за еду, что ты прислал в нумер. Армянская кухня – замечательная.

– Кто такой та женщин вчера был, скажешь?

– Это моя попутчица, опоившая меня зельем в вагоне.

– Ой вах! Что ты говоришь?

– Да, представь себе.

– И ты не отдал её в руки полиция?

– Нет, мы провели вместе ночь.

– Какой молодец! Правильно! Зачем такой красавица за решётка идти? Но она вернула тебе саквояж?

– Я даже не стал спрашивать о нём. Наверняка он у её сообщника… Ладно. Насколько я понимаю, мы сейчас должны отвезти деньги на «Аксай» и решить вопрос с отправкой земледельческих орудий в Невинномысск, так?

– Да, деньги заберём. Всё сделаем сегодня же и дадим телеграмма твой отец. Не волнуйся. Скажи, ты будешь искать убийца Виктор Тимофеевич?

– Обязательно. Надобно опросить дворника дома, где жил Верещагин. Полиция обычно с этого и начинает. Вдруг удастся узнать что-нибудь новое.

– Хорошо. Сегодня закончим твой дело, а потом начнём искать убийца. Тогда не будем потерять время. Едем.

Надо признать, что Бабук как приказчик был на своём месте. Несмотря на свой вес, он носился по территории «Аксая» с такой скоростью, что казалось, будто он скользит на коньках, и Клим едва поспевал за ним. Он трепал за ухо каждую дворнягу, зная их клички, ведал практически всем и с рабочими в цехах был вежлив, но строг. Ардашев едва сдерживал смех, слушая, как Гайрабетов отчитывал нового начальника склада за то, что тот не знал толком, где у него что хранится. Бабук приводил такие примеры и так умудрялся искажать русскую речь, что даже те, кого он ругал, с трудом сохраняли серьёзное выражение лица. Со своими земляками из Нахичевани он не просто здоровался, а обнимался и к имени каждого обязательно добавлял «джан» и только двух служащих величал «ахпер-джан».

Часам к шести товар, заказанный отцом, уже отправили на товарную станцию. За погрузку отвечали люди Бабука, которым он безгранично доверял. Клим написал отцу письмо и передал его приказчику, которому поручили доставить земледельческие орудия на товарный склад станции Невинномысская. Конечно, всё это должен был делать Клим, но, поскольку он взялся за расследование преступления, приказчик убедил отца послать вместо Ардашева своего служащего.

– Клим-джан, куда мы теперь поедем?

– На Казанскую.

– К дворнику?

– Да, и с Багдасаряном поговорим.

– Ты что? Скандал хочешь? Он плохой человек.

– Ничего. Посмотрим.

До извозчичьей биржи пришлось идти четверть часа. Ещё полчаса обычная, а не рессорная коляска тряслась до Казанской. Перед домом покойного она остановилась.

Сойдя с экипажа, Бабук и Клим оказались в гуще ватаги ребят. Вооружённые луками и стрелами, дети играли в казаков-разбойников. Ардашев едва поравнялся с тополем, как в ствол дерева вонзилась стрела. Студент оторопел. Он с трудом вытащил из коры стрелу, пролетевшую в двух вершках от его туловища. Его внимание привлёк наконечник. Он был бронзовый с тремя оперениями. Точно такими, как и тот, который он передал судебному следователю. Да, несомненно, наконечник был эпохи бронзы, с зеленовато-синим окислением и, самое главное, с шипом сбоку.