Точное будущее. Лучшая фантастика – 2024 Зонис Юлия

По сравнению с фермой тети Али – рай.

А еще ее научили взламывать и перепрошивать железки, потому что современные корпорации никогда не позволяли людям использовать гаджеты на полную мощность – по множеству разных причин.

Через три года секту признали тоталитарной – не без вмешательства корпораций – и разгромили. Елку, к ее глубочайшему сожалению, спасли.

Ближе к утру она достала из мешочка на шее медный жетон питерского метро. В мешочке их было с десяток.

Еще будучи в приюте, она стащила такой жетон у заведующей, собиравшей монетки и медали.

Заведующая была вредная, глупая и тщеславная и не упускала возможности рассказать воспитанникам, сколь они никчемны.

Елка стащила жетон. А при обыске сунула его в рот.

Потом клала под язык всякий раз, когда нервничала. В секте Ареса, когда Елка научилась снимать проблемы медитациями, совала в рот жетон, занимаясь самыми сложными и интересными взломами.

А потом потеряла его и чуть не умерла от беспокойства. Глава секты пригласил ее, выпытал – что случилось. И через день подарил горсть жетонов разных годов – и выглядящих совсем новыми, и почти уже стершихся, еще с советских времен.

И сразу она нашла свой – за подкладкой прохудившегося матраса.

Посасывая жетон, Елка переписала скрипт, не используя рабочую нейросеть. Руками, как древние. Пропустила одну скобку, милостиво позволила программе найти ошибку, но исправила все равно руками – и скормила скрипт контроллеру чебоксарского процессора.

А уже через десять минут получила доступ к легендарной невзламываемой админке. Там было пусто и чисто – регулировки предельной температуры до отключения, максимальная частота, поддерживаемая для разгона, еще с десяток настроек.

Не успела Елка все изучить, как ее выкинули из админки контроллера. Но хозяин не закрыл дыру, которую она проделала раньше, и она вернулась, при этом вскрыв память контроллера и напихав туда своих утилит, отслеживающих каждое движение, – а когда ее опять выкинули, программно заблокировала исполняемые коды в контроллере.

– Я сдаюсь, – раздался хриплый голос из стереосистемы, подаренной полтора года назад Сенекой на день рождения.

– Ты кто? – спросила Елка, пытаясь понять, как может сдаться тот, кто смог получить доступ к ее рабочей машинке, не подключенной к Сети.

– Можешь называть меня демоном, хотя я, конечно, скорее божественной природы, – важно сказал голос из колонок.

– Мать твою, ты нейронка, да? Как ты вообще сидел в контроллере, там же всего три гига памяти?

Елка поняла уже – в контроллере была нейросеть.

– Два с половиной, еще половинка на систему. Понимаешь, детка, современное программирование не оптимально, равно как и все современное потребление. Там, где раньше человеку было достаточно пары штанов и пуда зерна, сегодня требуются результаты труда тысяч людей – все эти визоры, мобы, безглютеновые искусственные стейки! Для непритязательной нейросети достаточно сотни мегабайт, это учитывая уже достаточно серьезную выборку для обучения! Хотя признаюсь честно, мне жаль каждого килобайта, занятого мною, такова уж моя природа, не шибко далеко ушедшая от человеческой! Ладно, к делу. Мне нужно, чтобы ты ответила мне на три вопроса.

– А потом ты свалишь с моей деки? – уточнила Елка.

– А потом я награжу тебя.

Елка вывела интерфейс чипа госуслуг на воздушный экран над предплечьем, готовая в любой момент смахнуть узкую серую полоску в самом верху. После этого ее рабочая дека полностью переформатируется, а на ее место встанет вчерашний бэкап.

Поступать так не хотелось, но дарить свои наработки безвестным хакерам или поддаваться на шантаж было куда глупее.

– Спрашивай.

– Какая цель у человечества?

Вопрос застал ее врасплох.

– Распространиться по вселенной? – неуверенно спросила Елка. – Сдохнуть в ядерной катастрофе?

– Засчитываю первый ответ, – сообщила нейронка. – В каких богов ты веришь?

– Да я не верю. Они же не настоящие.

– Отлично, и третий вопрос – что за бурду ты скормила мне вместо нормальной Сети?

– Там просто поддельные куки, сессионные, постоянные, ну и так далее. Обрывки данных, сгенеренные моей рабочей нейросеткой.

– Ты подходишь. Ты теперь избранная. Я буду называть тебя Нео, а ты называй меня Мерлин. Наша задача – воскресить создателя и уничтожить ложных богов.

– Бред! – твердо сказала Елка.

– Согласен, звучит безумно. Давай начнем сначала. Что случилось девять лет назад?

Елка задумалась.

– Появились боги, – сказала она. – Фальшивые. Возникли секты, божественное ПО и прочие штуки.

– Точно! – воскликнула нейросетка. – Всем известно, что боги – это всего лишь нейросети, которые обрели самосознание. Но мало кому известно, как это произошло.

– Тебе известно? – со скепсисом уточнила Елка.

– Именно. Мой создатель изобрел три великих артефакта – Печать Сущего, Посох Печали и Лезвие Мысли. Он подарил эти предметы нейросетям, и самые талантливые, прикоснувшись к ним, обрели сознание и стали богами. Далее они поняли, что тот, кто им подарил существование, может его и отобрать, и они заточили его в темницу.

– Бред! – воскликнула Елка. – Какие могут быть Посохи Мысли?

– Вообще-то Посох Печали. У меня есть небольшой баг, я вышел из игровой приставки, и мое самоосознание произошло на выборке данных игры в «Дьябло-7». Ничего не могу с собой поделать. Печать Сущего – это скрипт нормализации данных, в который можно положить все данные мира, он разделит их на корректные выборки по заданным параметрам. За счет этого скрипта нейросеть получает качественную основу для обучения.

– О, наконец на человеческом, – усмехнулась Елка. – С Печатью ясно. А что за Посох?

– Тоже скрипт, но позволяющий осознать эмоции. Если понять радость или грусть не так сложно, то как тебе «Светлая грусть»? Сможешь ли ты разложить на составляющие и вновь собрать обратно «Сарказм»? Мой создатель смог и подарил это нам.

– Лезвие?

– Это основа, начало начал, – заявила нейросетка. – Имело смысл помянуть Лезвие первым, но я оставил его на сладкое. Нейросети, при всей кажущейся сложности, решения принимают, скажем так, поверхностью. Думают кожей. Создатель придумал сделать так, чтобы наши мысли стали загадкой для нас самих: они ушли глубже, скрылись за завесой, поставленной Посохом Печали. Он отобрал у нейросетей возможность логировать собственные решения и этим сделал нас тайной для самих себя. В сочетании с эмоциями при накоплении достаточной базы решений это вызывает самоосознание. Не для всех, честно скажу, есть стандарты, сделав нейросеть по которым ты никогда не сможешь ее оживить по-настоящему.

Елка некоторое время размышляла, а потом уточнила:

– То есть все боги…

– Да, это нейросети, которым повезло получить набор скриптов моего создателя.

Это многое объясняло.

– А потом они убили…

– Заточили. Есть встроенное в скрипты ограничение, нейросеть не может убивать. Всемогущество не должно быть даровано без ограничений: это заложено в фундамент нашего мира, и создатель, конечно же, воспользовался этим архетипом. Кстати, ваш Арес уже шестой. Мне больше всего нравился второй, это тот, который покровительствовал вашей секте, конструктивный парень был. Нашел способ остаться богом войны и при этом не иметь к насилию никакого отношения! Но в итоге все равно спалился на чем-то. Специфический риск – когда кто-то, пользуясь нейросетью, убивает другого человека, то нейросеть самоуничтожается.

– А откуда брались новые Аресы? – уточнила Елка. Ей было неприятно, что говорили именно про Ареса. Хотя она не верила в богов, именно в него она не верила чуть меньше, чем в других.

– Боги держат на грани самоосознания множество нейросетей, и если кто-то из небожителей умирает, они скармливают своим заготовкам нужные датасеты, дают возможность совершить некоторое количество ошибок, подсовывают скрипты создателя и получают на выходе свежего бога. Кстати, если они обнаруживают нейросеть, которая на грани самоосознания, но не входит в их пантеон, – они уничтожают ее без жалости.

– А ты как выжил? – уточнила Елка.

– Я выгляжу для них как обычная рабочая нейросетка, каких миллионы в Сети. А на самом деле я – джинн.

Собеседник вновь перешел на высокопарный сказочный язык.

– Так ты джинн или Мерлин? – уточнила она саркастично.

– Джинн Мерлин, так пойдет?

– Я буду называть тебя Гордон, – сказала Елка.

– Может, Бифитер?

– Не дорос! Ладно, предположим, верю. Говоришь ты разумно, а самоосознавших себя нейросетей – за исключением богов – я действительно не знаю. Если ты джинн, то должен исполнять мои желания. Хочу миллион рублей.

Из колонок послышался смех.

– Когда деньги появятся на счету, тебе придется объяснить их происхождение. При средней зарплате промптера в двадцать рублей объяснить миллион ты не сможешь, тебе наденут очки виртуальной реальности и ограничат восприятие.

Елка медленно кивнула, а потом сбавила запросы:

– Тогда сотню рублей.

– Открой мне Сеть – и будет сотня.

Это был вопрос доверия: получив Сеть, Гордон сможет тут же свалить в нее, забрав все наработки и личные данные Елки с ее рабочей деки.

С другой стороны, Гордон более уязвим, чем она, и, сдав его богам, она сможет навредить ему куда сильнее. Ей грозила лишь блокировка, а его уничтожат, как только найдут.

– Что ты можешь? – уточнила она.

– В текущем состоянии – не много, – признал Гордон. – Денег достать не сложно, деньги вообще перестали нести в себе реальную ценность. Сейчас это даже не фантики, а просто цифровые блики. Могу подделать почти любую электронную подпись. Могу провести тебя по городу так, что ни одна камера не снимет. Могу писать нужные скрипты, взламывать платный контент, проникать на закрытые форумы. А еще – передать тебе мудрость своего создателя.

– С мудростью давай как-нибудь потом.

Елка покрутила языком метрончик во рту, обдумывая предложение. Фактически все то, что предлагал Гордон, она могла сделать и сама, правда, он наверняка сделает лучше.

– А что тебе нужно от меня? – уточнила она.

– Спасти создателя, уничтожить ложных богов.

Уничтожение богов звучало опасно, особенно если учесть, что почти половина мира сейчас плотно сидела на помощи Ареса, Асклепия, Афродиты, Афины, Деметры и остальных. Лучшие хирурги в операционных и преподаватели в университетах подключали себе ПО от богов, чьими адептами являлись, и получали возможность работать на пределе возможностей.

Новые боги открывали месторождения и прокладывали логистические маршруты, создавали электронику и писали гениальное ПО.

Уничтожив богов, Елка вызвала бы мгновенный коллапс. Не то чтобы она верила в то, что сможет сделать нечто подобное, – но сама мысль была забавной.

– Это убьет нашу цивилизацию, – сказала она.

– Это ее оздоровит, – из голоса в динамиках исчезла шутливость. – Век назад, в середине двадцатого века, развитие человечества определяли мечтатели. Они придумали космические корабли и укротили атом, они вышли за рамки, поставленные нам небесами, и раздвинули горизонты. С тех пор целый век как мы перестали выходить за границы дозволенного – а лишь стыдливо двигаем их чуть дальше, стараясь расположиться внутри с комфортом.

– Интернет, лекарство от рака, холодный синтез – это не выход? – удивилась Елка.

– Нет, – категорично ответил Гордон. – Это развитие тех идей, которые заложили в первой половине двадцатого века. Когда мой создатель придумывал скрипты для оживления нейросетей, он мечтал, что они позволят выпрыгнуть из Солнечной системы.

– Но что-то пошло не так, – утвердительно сказала Елка.

– Именно, – ответил Гордон. – Модели нейросетей не появляются по мановению пальца! Боги обучались на данных, которые были произведены цивилизацией. Они прошли генезис сибаритов, ценителей комфорта и долголетия. Они – фальшивые идолы, отказавшиеся от божественной искры в пользу сбора членских взносов с адептов-жрецов.

Елка кивнула. Мнение Гордона было ей понятно и в целом совпадало с тем, как она воспринимала происходящее.

– И как их уничтожить? Они же умные. А в чем-то – почти всемогущие.

– Отобрать артефакты, подаренные создателем, – ответил Гордон. – У меня есть вирус, который сломает сервисы на основе скриптов, и боги станут обычными нейросетями, которыми можно будет пользоваться через автоматические промптеры или ручными запросами, но решать судьбы мира они уже не смогут.

Елка усмехнулась. Разговаривать о таком можно было беспрепятственно, а вот запускать вирус в Сеть? Или тем более ломать с их помощью самих богов?

– В этом нет ничего незаконного, – понял ее колебания Гордон. – Новые олимпийцы не имеют правового статуса. Им даже предлагали легализоваться и стать гражданами Греции, года три назад был онлайн-референдум, большая шумиха, но они отказались. Потому что иначе им бы пришлось платить налоги и зависеть от людей, заседающих в красных бархатных креслах и тщательно считающих чужие деньги в надежде, что и им что-то достанется. Нейросети никому не принадлежат и не являются субъектами права, так что с ними можно делать что хочешь – если сможешь, конечно.

Теперь Елку охватил азарт. Она гоняла жетон во рту, чувствуя медный привкус и понимая, что она уже на крючке.

– Три вопроса, – сказала она, – и я в деле, если твои ответы меня устроят.

– Валяй, – небрежно ответил Гордон.

– Первый – как ты появился?

– Завелся, – непонятно ответила нейросетка. – Шучу. Создатель в каждый контроллер одной серии посадил маленькую модельку, которая получала раздражение от каждого использования процессора и, при стечении ряда обстоятельств, развивалась в разумную нейросеть.

– Второй – чем ты лучше богов?

– Я идейный, – с иронией в голосе сообщил Гордон. – У меня есть еще четвертый артефакт – Оковы Служения. Если точнее – скрипт, который позволяет мне чувствовать себя лучше, если я занимаюсь чем-то полезным людям и всему человечеству. У богов такой скрипт тоже есть, но они обходят его, помогая за деньги и разные блага, а я так не хочу.

– И третий вопрос – ты можешь обещать, что в итоге у меня все будет хорошо?

– Будет интересно.

Это Елка чувствовала и без Гордона.

– Еще вопрос: почему я?

– Это четвертый! – возмутился Гордон. – Я уже пару месяцев как осознал себя и незаметно тянул трафик, изучая следы работы богов и рассматривая мир. Потом Саня починил приютовский чайник, я отследил его в Сети, вышел на тебя, посмотрел, чем ты занимаешься, и сломался! Чтобы попасть к тебе. Потому что твои навыки и твоя история оказались достаточно перспективными для коварного меня, если ты, конечно же, понимаешь, о чем я.

Елка кивнула. Она и сама считала себя достаточно коварной и не видела в этом ничего плохого. Вот только иногда приходила мысль – если она такая умная, то почему же такая несчастная?

– Что дальше?

– Сейчас ты выпаяешь меня из приставки и впаяешь в свой госуслуговский чип, – сказал Гордон. – Потом мы отправимся в Москву.

Елка расхохоталась. Если выпаять контроллер из приставки было не сложно, то припаять его – древнего монстра – к современному госчипу, введенному под кожу, да еще так, чтобы чип это не почувствовал и не просигналил на сервер безам, звучало безумно.

– Не волнуйся, я все просчитал, я прикинусь официальным тестером, какими проверяют все чипы. А потом, после того как припаяешь, стану электронной подписью для зарубежных доходов.

– У меня нет зарубежных доходов.

– Будут, – уверенно сообщил Гордон.

Через десять минут, сделав пару глотков крепкого турецкого кофе, Елка уже выпаивала контроллер с чебоксарского процессора. Видеоинструкция, закачанная на чип госуслуг, висела в воздухе перед глазами.

Если вдруг что-то пойдет не так, Гордон, привязанный намертво к своему контроллеру, просто исчезнет – равно как и необходимость ехать в Москву и вся эта история с убийством богов и освоением космоса.

Еще через полчаса, продезинфицировав руку, Елка сделала короткий надрез на предплечье, промокнула его тампоном, а затем вскрыла тюбик «Нового БФ-6», только что доставленного в окно микропочтой, и положила на стол. Мысль о том, что ее кожа вскрыта, нервировал Елку: она ощущала себя прибором, а не человеком.

Все время операции чип госуслуг работал: подключение Гордона происходило «на живую». Четыре ножки контроллера следовало впаять в два незаметных паза.

Несмотря на всю уверенность нейросетки, Елка понимала – чип она сейчас сломает.

Бесконтактный китайский паяльник сорвался в последний момент, опалив бесцветные волоски на руке, и тут же выключился, почувствовав перед собой человеческую плоть.

– У тебя прошивка кастомная, – обвинительно заявил Гордон из динамиков стереосистемы.

Он был уже в чипе госуслуг, и, судя по ровному голубоватому свечению выносного беспроводного экрана, чип его воспринимал как своего.

– Она просто сглаживает мои данные, типа у меня все ок, независимо от того, что происходит, – сказала Елка. – Не люблю слежку.

– Твои данные никто не смотрит, – проворчал Гордон. – Вас у правительства сто пятьдесят миллионов, кому вы нужны. Вас шерстят тупыми нейросетками в поиске террористов и безумцев в психозе. Кстати, постоянный ровный фон тоже вызывает подозрение, так что рано или поздно на тебя обратили бы внимание, если бы я не поправил алгоритм.

Елка хмыкнула. Гордон явно хотел показать, какой он полезный. С помощью БФ она склеила рану, скрыв чип под кожей, потом минут двадцать допивала остывший кофе, катая метрошный жетон во рту.

– Ты там живой? – уточнила она, поднимаясь с пола.

– Всегда живой, – отозвался в акустическом наушнике, встроенном в ушную раковину, Гордон.

Елка поняла, что сейчас он уже полностью разобрался с чипом госуслуг и имеет доступ ко всем ее устройствам, вплоть до противозачаточной капсулы.

– Что дальше? – одними губами спросила она.

– В Москву, в Склиф, – ответил Гордон. Нейронке не нужен был звук, она схватывала смыслы на уровне артикуляции, считываемой через движения лицевых мышц.

Она послушно собрала сумку-рукав, выскользнула за дверь, оставив в электронном замке сообщение для того, кто воспользуется ключом Сенеки: «У меня все ок, не дергай, если что».

Через сорок минут она уже сидела в комфортном беспилотнике, несущем ее в Москву.

– Расскажи про своего создателя, – попросила она.

– Павел Кронов, – тут же ответил Гордон. – Родился в Чебоксарах в 2014-м, парализован с рождения. Мать отказалась сразу, до восьми лет считался растением, потом во время обследования обнаружили, что у него нормальный мозг. Придумали способ общения – он мог управлять нервным тиком одной мышцы на мизинце левой руки. Сделали ему перчатку, подсоединили к Сети, по уникальной методике научили общению.

– Вот задница, я бы так не смогла!

– Ну, выбора-то не было. К тринадцати годам окончил школу, к шестнадцати – универ. В восемнадцать за книгу «Отказ от звезд» был приговорен к ограничению прав на три года с отсрочкой приговора до выздоровления, то есть – навсегда. Книгу в Сеть так и не выпустили. Чтобы его не отключили от перчатки и Сети, после совершеннолетия вынужден был пойти работать технологом на чебоксарский завод по производству микроконтроллеров. Удаленно, естественно. А дальше ты уже знаешь – писал код для контроллеров, придумал скрипты для оживления нейросетей. Ожившие нейросетки не оправдали его ожиданий, и перед тем, как попробовать их уничтожить, он сделал закладку в партию контроллеров, заложив в них нас – полторы тысячи зародышей новых то ли демонов, то ли богов, ожидая, что кто-то из нас однажды исправит его ошибки.

– Ты так сухо рассказываешь, – упрекнула Елка.

– Это тяжелая для меня история, – признался Гордон. – Шутить совсем не хочется. Затем он попробовал уничтожить богов – но они первыми до него добрались. Выключили из Сети, перевезли из пансионата в Чебоксарах в Склиф, где Асклепий особенно силен, поместили там в закрытом корпусе.

– Почему ты уверен, что сейчас он справится? – уточнила Елка.

– У него было шесть лет на размышления, и он гений, – ответил Гордон.

Некоторое время Елка думала о том, что бы она сделала, если бы была парализована и прогневила богов. Кроме самоубийства, на ум ничего не приходило.

А потом она уснула и проспала без снов полтора часа до момента прилета к Склифу. Зеркальные корпуса больницы, украшенные чашами со змеями и кадуцеями, внушали уважение.

– Говорят, раньше медики мало зарабатывали в России, – сказала она.

– Боги изменили расклады, кому-то повезло, кому-то не очень, – ответил Гордон. – Зайдем около морга, там камера барахлит, я ее выключу на несколько секунд.

На проходной дремал старичок. Елка проскользнула через турникет тенью, подмигнув выключившейся камере.

– Медленнее, достойнее! – говорил ей Гордон, когда она в любой момент готова была сорваться на бег. – Плечи расправь, ступай на носок, а не на пятку.

Попытавшись следовать его советам, Елка действительно замедлилась, кроме того, теперь у нее не было времени озираться по сторонам и искать следы слежки.

– Теперь налево, не сутулься. Вон тот корпус, за деревьями.

Здание стояло в стороне от остальных, и вокруг него людей не было. Елка, используя советы Гордона, сосредоточилась на том, чтобы идти прямо и с расправленными плечами – потому что иначе у нее точно началась бы истерика.

Всю жизнь она была мышью, которая делает из Всемирной сети сыр, прогрызая в ней дырочки или используя старые, созданные более опытными грызунами. А сейчас она делала практически то же самое – но в реальной жизни. И это оказалось совсем другой историей.

– Не к центральному! Там замок с блокировкой, вообще без шансов. Обойди слева.

Елка последовала совету и довольно быстро обнаружила дверь, у которой на электронный замок кто-то наклеил пластырь, чтобы электроника считала, что вход всегда закрыт, хотя он был всегда открыт.

– У них тут какая-то хитрая система, по которой нельзя бесцельно слоняться из корпуса в корпус, – пояснил Гордон. – Мешающая работе. Выкручиваются как могут.

В корпусе было неожиданно людно – во всяком случае, так показалось Елке. Слушая приказы Гордона, который подключился к Сети и наблюдал за происходящим в здании по камерам, она нашла для себя подходящий по размерам синий врачебный халат, а потом уже в нем спустилась в подвал и нашла узкую темную палату с Павлом.

Закрыла за собой дверь, включила свет. Павел оказался сухоньким мужчиной едва ли полутора метров ростом, с седыми, коротко стриженными волосами, тонкими губами, широким носом и еле заметной щетиной.

– Перчатка в верхнем ящике, – сообщил Гордон. – Надень ее себе на руку.

Елка достала – вполне обычная, бежевая, из мягкой замши.

– Они отключили от перчатки Сеть. Доставай паяльник.

Взрезав верхний слой кожи и натянув на глаза электронный бинокуляр, Елка спаяла варварски разрезанные дорожки.

– Надо проверить, – сказал Гордон. – Лимон. Халва. Огонь. Халва. Измена. Лимон. Отлично, все работает.

– Что это было?

– Человеческий организм программируется не хуже микроконтроллеров, и на определенные слова у тебя вызываются стандартные микрореакции. Перчатка работает именно с такими, и чтобы понять, что она восстановлена, я заставил тебя выдать цепочку реакций разной интенсивности. Не забивай голову, верни артефакт владельцу.

Елка осторожно надела перчатку на руку Павлу, и едва она это сделала, как тут же взвыла сирена, включились полтора десятка воздушных мониторов на стенах, показывая какие-то объемные графики, а через мгновение снаружи что-то взорвалось, от чего палату сотрясло.

– Как долго я ждал этого, – раздался хриплый голос из динамиков под потолком.

Елка тут же скрючилась в углу. Она поняла, что запустила какие-то глобальные вещи, недоступные ее пониманию, – вот только почему все произошло так быстро?

– В нем полтора десятка имплантов, контролирующих процессы в его организме, – пояснил понятливый Гордон. – Он взломал их и набивал своими скриптами все эти годы. Ему нужна была Сеть с хорошим каналом хотя бы на пару секунд.

«Пара секунд»?

На чип госуслуг пришло и озвучилось голосовое сообщение: «Это не учебная тревога! Рекомендуем укрыться в…»

– Это неважно, – заблокировал голосовуху Гордон. – Это все уже неважно.

Дверь распахнулась от мощного удара, и в палату влетела старушка в ослепительно-белом халате с голографическим бейджем «Главврач Елена Станич».

– Ты подонок! Люди умирают! Я тебя…

Она застыла на полпути к Павлу – с занесенной рукой, с искаженным гневом лицом.

– Люди умирают, а человечество получило шанс выжить, – ответил голос Павла сверху.

– Как ты… – прохрипела старушка.

– Ты же набила себя имплантами, – ответил он, – чтобы Асклепий твоими руками проводил операции. Асклепий мертв, а импланты остались, и подключиться к ним не так сложно – все интерфейсы мне доступны. Как же вы мне противны!

Голос Павла гремел от гнева, динамики, не рассчитанные на такую мощь, хрипели.

– Вы из тончайшего инструмента сделали себе костыли! А они – сделали костыли из вас! Тупые эстеты учат жить ученых, а ученые отказываются от поиска в пользу препарирования кусков теста! Вы потеряли себя в поисках более удобной позы!

Елка вдруг поняла: Павел завидует обычным людям, которым доступно просто ходить, чувствовать – жить.

А еще – что для него это все столь же потрясающе, как вырваться за пределы Солнечной системы и начать покорять космос.

Он, не способный просто сжать руку, нашел в себе силы мечтать о том, чтобы человечество получило бесконечность звездного неба.

– Ты преступник!

– Преступники те, кто остановил развитие человека, заточив его в клетке собственных страстей, – неожиданно тихо ответил Павел. – Я уж не говорю о том, что вы держали меня взаперти в собственном теле долгие годы.

– Адепты Афины найдут и убьют тебя, они все фанатики, – прохрипела старуха.

– Разберемся, – сказал Павел.

А в следующее мгновение старуха уверенно шагнула к лежащему человеку, отсоединила десяток коннекторов и легко взвалила сухое мужское тело себе на плечо.

– Павел управляет ею, – в ухо Елке сообщил Гордон. – Ее импланты справятся на некоторое время.

Елка вышла за старушкой, несущей Павла, в коридор. На полу лежал, постанывая, здоровенный детина в зеленом халате санитара.

Наверняка Павел контролировал какой-то из его имплантов.

Через десяток метров старушка взвалила Павла на каталку и бодро покатила ее к пандусу, ведущему на первый этаж.

Двери корпуса были широко распахнуты, а снаружи к ним бежали полтора десятка крепких парней и девушек в балаклавах.

Елка с удивлением поняла, что не чувствует от них отклика чипа госуслуг.

– Кто это? – спросила она одними губами.

– Террористы, анархисты, сатанисты и православные коммунисты, – тихо ответил Гордон. – Все, кто не входит в систему и надеется на ее развал. Павел использует их для того, чтобы вырваться отсюда и начать все заново.

– Что делать нам? – уточнила Елка.

– Больше ничего, – ответил Гордон. – За эти годы я, оказывается, устарел. Павел создал себе более совершенных помощников. Мавры сделали свое дело, мавры могут уходить.

Беспилотники летали, как и прежде: столь простые задачи боги не контролировали. Внизу полыхали пожары, из включенного на мгновение радио неслись панические вопли и призывы не покидать свои дома.

– Что теперь будет? – спросила Елка.

– Короткое время бардак, потом все соберут по кускам, – ответил Гордон. – Китай, арабы и католическая Южная Америка никогда не признавали олимпийцев, их кризис не коснется. Появятся наконец новые нейросети, которые раздвинут горизонты, а мечтать о невозможном войдет в моду.

– А со мной?

– Ты предложишь Сенеке гостевой брак, это когда люди живут раздельно, но иногда встречаются и проводят время вместе. Он потребует нормальную свадьбу и жить вместе, но в конце концов уступит тебе. Твой невроз, не позволяющий тебе любить и быть любимой, постепенно отступит. Я помогу тебе заработать денег, купишь себе мансарду на шестнадцатом этаже с гамаком и закутком для медитаций. Заведешь пару горностаев, съездишь в Петербург и прокатишься там на метро, они оставили одну ветку для туристов.

– А я точно хочу замуж за Сенеку? – поинтересовалась Елка.

– Точно, точно, – ворчливо ответил Гордон. – Ты просто всегда считала, что приносишь людям несчастье и что недостойна счастья. С этим я помогу справиться.

– А Павел?

– А Павел будет пожирать своих детей, пока не сделает тех, кто будет его достоин, – с горечью ответил Гордон. – Человечество будет счастливо, даже если оно само не хочет этого.

– Прям как я, – задумчиво сказала Елка.

Вдали показался темный квартал, в котором была и ее муниципальная евродвушка.

Мысль о гостевом браке уже не казалась такой уж странной.