Северное сияние Робертс Нора
— Я шеф полиции. Мне по статусу полагается.
— Скажи: «Прием».
— Да, правильно. Прием. Нет, подожди, у тебя там все в порядке? Прием.
— Так точно. У нас тепло и уютно. Сидим и слушаем таку. А у тебя? Прием.
— А мне удалось самостоятельно перейти через дорогу. А что такое таку? Направление в рок-музыке? Прием.
— Это ветер так называется, Бэрк. От которого у тебя окна дребезжат. А что тебя в участок понесло? Прием.
— Я на службе. У тебя тоже света нет? Она подождала, потом ответила:
— Придется сказать «прием» за тебя. Конечно, света нет, в такую погоду иначе и быть не может. У меня генератор работает. Не беспокойся. Прием.
— Подавай голос время от времени, чтобы я не беспокоился. Угадай, что мне вчера перепало? Прием.
— Помимо меня? Прием.
— Ха! — Господи, как хорошо. И плевать на мороз! — Да, помимо тебя. Мне достался самогон и жаркое из лосятины. Прием.
Она громко рассмеялась.
— Мы из тебя сделаем настоящего полярника, Бэрк. Ладно, пойду собак кормить. И дров надо подбросить. Пока. Отбой.
— Отбой, — повторил он.
В помещении стало теплее, можно было снять парку, но шапку и теплый жилет он оставил. Чтобы чем-то заняться, он принялся просматривать досье. В этот момент вошла Пич.
— Я уж думала, сегодня не найдется безумцев идти на работу.
— Я один. А ты как добралась?
— Бинг меня на бульдозере подвез.
— А, это у вас вместо такси. Давай помогу. — Он взял у Пич сумку. — Ты могла сегодня не приходить.
— Работа есть работа.
— Это так, но… У тебя тут случайно не кофе? — Нейт увидел в сумке термос.
— Не знала, завел ты генератор или нет.
— Не только не завел, но даже не знаю, где он. Да я особо и не искал, с техникой у меня отношения сложные. Так, кофе… Стань моей женой и нарожай мне детишек, дорогая!
Пич по-девчачьи хихикнула и шлепнула его по руке.
— Поосторожней с такими предложениями. Пусть у меня и было три мужа, это не значит, что я откажусь от четвертого. Давай, налетай на кофе. И булочки с корицей не забудь.
— Могли бы жить во грехе… — мечтательно протянул Нейт и незамедлительно наполнил кружку. В нос ударил чудный аромат. — До конца дней…
— Если будешь и дальше так часто улыбаться, могу тебя и на слове поймать. Смотри, что этот таку натворил, — прибавила она, видя, как в дверь вваливается Питер, а вслед за ним — снежный вихрь.
— Ну и погодка! Аж с ног валит. Отто уже в пути, я с ним говорил.
— Тебя тоже Бинг доставил?
— Нет, мы с отцом на собаках приехали.
— На собаках, — задумчиво повторил Нейт. Какой-то другой мир. Но Пич права: работа есть работа. — Вот и хорошо. Питер, давай займемся генератором. Пич, ты свяжись с пожарными. Надо собрать команду, чтобы расчистили тротуары, как только посветлее станет. Люди должны иметь возможность передвигаться. Первым делом — дорогу к больнице и к участку. Придет Отто — скажи, братцы Мэки в бессознательном состоянии валяются в «Приюте» на бильярдном столе. Пусть проследит, чтобы они попали домой в целости и сохранности.
Он стал натягивать куртку, мысленно составляя список первоочередных дел.
— Надо прикинуть, когда дадут свет, люди будут интересоваться. И когда телефонную связь наладят. Как вернусь, составим текст для объявления по радио. Я хочу, чтобы люди знали, что мы тут и им есть куда обратиться в случае чего.
Как хорошо! Нейт сам удивился этому давно забытому чувству.
— Питер?
— Я здесь, шеф.
Запись в дневнике 18 февраля 1988 года
Сегодня мы чуть не потеряли Хэна. Он провалился в расщелину. Все произошло так быстро! Мы шли наверх и были полны энтузиазма, до вершины всего несколько часов. Замерзли, оголодали, нервничаем, но полны воодушевления. Только альпинист поймет цену этому сочетанию, Дарт — впереди, это единственный способ избежать его очередного взбрыка, за ним — Хэн, я — сбоку.
Что было вчера — я уже не помню. Дни похожи один на другой — все белые, холодные и безликие.
Я отвлекся, в голове стучит пульс, восхождение завораживает, ни о чем не думаешь, знай карабкайся вверх по заснеженному склону. Мы упорно шли вперед, ворча и проклиная эту вершину, но продвижение было заметным. Мы рвались прямо в небо.
Вдруг Дарт как закричит: «Осторожно!» И у Хэна над головой просвистел отколовшийся камень. Мелькнула мысль: нет, я так не хочу — чтобы меня сбила со скалы длань господня, — и тут опять. На сей раз камень пролетел всего в нескольких дюймах от меня, увлекая за собой целый град других камней.
Мы кляли Дарта на чем свет стоит, ведь это из-под его ноги отскочил кусок. Но мы друг друга без конца ругаем, чаще всего — по-дружески, в шутку. Способствует вбросу адреналина в кровь, тем более что на высоте дышать становится все трудней.
Я знал, что Хэн уже на последнем издыхании, но мы продолжали идти. Нас будто что-то влекло все выше и выше, наверное, наша одержимость, а отчасти — Дарт с его понуканиями.
Его глаза за стеклами очков были совершенно безумными. Глаза бесноватого. Я воспринимаю эту гору как последнюю стерву, но я эту стерву люблю, даже когда всаживаю ей в брюхо ледоруб. А для Дарта, мне кажется, она как демон, и этого демона он должен во что бы то ни стало победить.
На ночь мы привязались к вбитым в скалу крюкам, под нами чернота и над нами чернота.
Я смотрел на северное сияние, оно, как жидкий нефрит, разлившийся по черной зеркальной поверхности.
Сегодня Дарт снова шел первым. Такое впечатление, что он и этим одержим — быть всегда впереди. Спорить — только время терять. Как бы то ни было, меня больше волновало, как поддержать Хэна. Его, как самого слабого, надо было поставить в середине.
Короче, желание Дарта быть лидером и мое положение замыкающего спасли одному из нас жизнь.
От веревки мы отказались. Я, кажется, упоминал, что на таком морозе от нее толку чуть. Мы снова уверенно продвигались вверх, используя короткий световой день, а ветер так бушевал, что заглушал даже нашу перебранку.
И тут я вижу, как Хэн спотыкается и начинает скользить вниз. У него будто земля ушла из-под ног.
Секундная потеря бдительности, снег проскальзывает под подошвой — и он уже летит прямо на меня. Клянусь, я так и не понял, то ли это я его подхватил, то ли он распростер крылья и взлетел над пропастью. Помню только, мы сцепили руки, я засадил ледоруб в лед и стал молиться, чтобы он нас удержал и чтобы стерва-гора не скинула нас обоих в пропасть. Не знаю, сколько я пролежал на животе, держа Хэна за руки, и сколько он провисел над бездной. Мы оба вопим, я пытаюсь закрепиться носками ботинок, но мы скользим, скользим и скользим… Еще несколько секунд, и пришлось бы выбирать — или выпустить его руку, или сорваться обоим.
И вдруг рядом со мной в скалу врубается ледоруб Дарта — в каком-то дюйме от моего плеча. Используя ледоруб как точку опоры, он перехватывает руку Хэна. Теперь, когда часть нагрузки с меня снята, мне удается закрепиться и чуть отползти от края. Мы оба потихоньку отползаем и вытягиваем наверх Хэна, в ушах стучит кровь, а сердце до боли колотится о грудную клетку.
Мы откатились от края и лежим на снегу. Под холодными желтушными лучами солнца нас бьет озноб. Так мы лежим, кажется, много часов в каком-то футе от гибели.
Тут уж нам не до смеха. Даже по прошествии нескольких часов мы не можем вспоминать это происшествие шутя. После такого потрясения мы не в состоянии идти дальше, к тому же у Хэна повреждена лодыжка. Ему на эту вершину уже не взойти, это ясно.
Ничего не остается, как расчистить площадку, разбить лагерь и разделить наши скудные припасы. Хэн при этом горстями ест болеутоляющее. Он ослаб, но не настолько, чтобы не реагировать на порывы ветра, треплющие нашу палатку, — в такие моменты глаза у него округляются от ужаса.
Надо возвращаться.
Надо возвращаться. Но стоило мне заговорить об этом, как Дарт как с цепи сорвался, стал Хэна клясть на чем свет стоит, а на меня — орать как баба. Он как помешанный, а может, и вправду? Мечется в темноте, как медведь, в бороде и бровях — лед, в глазах — свирепый огонь. Все твердит: и так из-за Хэна день потеряли, но если до вершины не дойдем — пусть Хэн тогда пеняет на себя.
В этом есть резон, отрицать не стану. Мы совсем близко от цели. Может, отдохнув, Хэн и осилит последний рывок.
Завтра мы идем на вершину, а если Хэну это окажется не под силу — оставим его в лагере, сделаем свое дело, а на обратном пути его заберем.
Конечно, это безумие. На Хэна, даже после лекарств, смотреть жалко. Но я уже увлекся. Точка возврата пройдена.
Ветер воет, как стая бешеных собак. От одного этого воя можно свихнуться.
ГЛАВА 8
Тридцать часов падал снег и выл ветер. Весь мир превратился в холодного белого зверя, который бушует денно и нощно, обнажив клыки и приготовившись кусать, гнаться, рвать на части любого, кто осмелится выйти и оказать сопротивление.
Гудели и рычали генераторы тока, а из всех видов связи функционировало одно радио. Передвижения исключались, поскольку этот зверь лютовал по всей Аляске. Легковушки и грузовики были погребены под снегом, самолеты прочно застряли на земле. И даже ездовые собаки притихли и ждали, когда все утихнет.
Городок Лунаси был отрезан от мира и напоминал замерзший остров в белом океане.
Нейт решал какие-то неотложные задачи и был слишком занят, чтобы остановиться и подумать, и слишком поражен происходящим, чтобы как-то выражать обуревающие его эмоции. Неотложные задачи были примерно такого рода: малыш ударился об угол стола, и требовалось срочно наложить швы; мужчина получил сердечный приступ, когда откапывал свой пикап; от искры из очага начался пожар; муж с женой опять полаялись.
В незапертой КПЗ у него отсыпался после кутежа Пропойца Майк — не путать с Большим Майком, поваром. В запертой — обдумывал свое поведение Мэнни Озен-бергер, умудрившийся наехать своим пикапом на соседский снегоход.
По распоряжению Нейта все снегоуборочные силы были брошены на главные улицы, и сейчас, когда ему понадобилось попасть в Угловой магазин, пришлось пробираться буквально через каньоны снега.
Гарри и Деб он застал за карточным столом, а Сесил свернулся в своей корзинке.
— Ну и ветрило! — прокричал Нейт от входа.
— Адский!
Нейт откинул капюшон и погладил собаку. Он едва отдышался.
— Мне продукты нужны. Пока это безобразие не кончилось, переселяюсь в участок.
Деб лукаво улыбнулась.
— А что, «Приют» не устраивает?
— Да нет, устраивает. — Нейт снял рукавицы и принялся заполнять корзину. — Но кто-то должен сидеть у приемника, а к тому же у нас там гости.
— Я слышал, Пропойца Майк к вам угодил? Вист.
— Вист? Вот так всегда, Гарри!
— Да. Надрался и буянил, пришлось забрать, — подтвердил Нейт и выложил на прилавок хлеб, консервированную ветчину и чипсы. — Шатался по улицам — и снег ему нипочем — и песни горланил. Потом снегоуборочная команда обнаружила его посреди дороги, лицом в снегу. — Нейт взял упаковку кока-колы. — Хорошо — заметили, а то замело бы его. Как раз в апреле бы его и нашли, не живее Элвиса.
— Сейчас, шеф, запишу ваши покупки. — Гарри открыл журнал. — Я, кстати, совсем не убежден, что Элвис умер. Все взяли, что хотели?
— Да, пожалуй. Придется умерить аппетит. И так-то не знаю, как до участка доберусь.
— Может, присядете на минутку? Кофейку выпьем? — Деб уже встала. — Давайте я вам бутерброд сделаю.
Нейт был приятно удивлен. С полицейскими так обычно не разговаривают.
— Спасибо, но мне нужно ехать. Если какие проблемы — пустите ракету, что ли…
Он натянул капюшон и рукавицы и взял пакет с покупками.
За пять минут обстановка на улице лучше не стала. Нейт нащупал веревку и кое-как добрался до места.
Он предусмотрительно оставил в участке свет.
Слышался рев бульдозера, и Нейт стал молить господа, чтобы маршрут Бинга пролегал не по этой улице, а то еще раздавит, глазом не моргнет. «Зверь», — как он мысленно окрестил буран, — делал все возможное, чтобы свести на нет усилия снегоуборочного отряда, и все же результат был — теперь он шел не по пояс, а всего лишь по колено в снегу.
Раздались выстрелы. Три подряд. Нейт остановился, сообразил, откуда они шли, покачал головой и продолжил путь. Он искренне надеялся, что никто не лежит в снегу с огнестрельным ранением, потому что в таком случае помочь он был бы не в силах.
Он был метрах в трех от участка и уже видел свет в окнах и радовался долгожданному теплу, как вдруг, откуда ни возьмись перед ним вырос бульдозер.
Сердце остановилось — как будто кто дернул тумблер. Душа ушла в пятки. Снегоуборщик был огромный, настоящая железная гора, и сейчас она шла прямо на него.
Махина остановилась в каком-то полуметре от его ног.
Бинг наклонился и весело спросил:
— Гуляем? — С белой от снега бородой он был похож на лишившегося разума Деда Мороза.
— Да. Никак не нагуляюсь. Выстрелы слышал?
— Да. А что?
— Ничего. Сделай перерыв. У нас натоплено. Еды вдоволь.
— Ты зачем Мэнни арестовал? Этот Тим Боуэр на своих гребаных мотосанях гоняет как недоумок. Ему только дай. Никакого покоя от него нет.
Чувствуя, что замерзает, Нейт решил опустить ту часть, которая касалась повреждения частной собственности и неосторожного вождения.
— Тим Бауэр был на своем вонючем снегоходе в тот момент, как Мэнни на них наехал.
— Так еще легко отделался!
Неожиданно для себя Нейт улыбнулся.
— Да уж, головой в сугроб. Тощий Джим — свидетель. Говорит, вдвойне повезло.
Бинг хмыкнул, выпрямился и дал задний ход.
В участке Нейт наделал бутербродов, отнес один недовольному Мэнни и проверил, как там Пропойца Майк.
Сам решил перекусить у радиоприемника. Ему нравилось слышать голос Мег в динамике, нравилось ощущать эту странную, возбуждающую связь. Давно у него не было, кому рассказать о прожитом дне, с кем просто хотелось бы говорить. Разговор придал остроты его пресной пище и скрасил одиночество.
— Сколько раз Тим свой снегоход разбивал — я и не припомню, — сказала Мег, выслушав его рассказ. — Мэнни всем оказал большую услугу. Прием.
— Может быть. Думаю, мне удастся отговорить Тима от иска против Мэнни, если тот ему возместит ущерб. Ты собираешься приехать в город, когда буря уляжется? Прием.
— Не люблю загадывать. Прием.
— Скоро кино привезут. Я рассчитывал отведать твой попкорн. Прием.
— Это возможно. У меня запланированы несколько доставок, когда погода будет летная. А кино я люблю. Прием.
Он выпил колы и представил себе, как она сидит у радиоприемника, собаки лежат у ее ног, а за спиной потрескивает огонь.
— Может, свидание назначим? Прием.
— Я не хожу на свидания. Прием.
— Вообще? Прием.
— Обычно все случается само собой. Случится и теперь — раз нам обоим секс понравился.
Поскольку слово «прием» не прозвучало, Нейт решил, что она задумалась. Как и он.
— Вот что я тебе скажу, Бэрк. В следующий раз я позволю тебе поведать свою длинную и печальную историю. Прием.
Он представлял себе красную татуировку на ее пояснице.
— С чего ты взяла, что она у меня есть? Прием.
— Ты, милый мой, самый печальный мужчина из всех, кого я встречала. Ты мне все расскажешь, а дальше посмотрим, как повернется. Прием.
— Если мы… Вот черт!
— Что там у тебя? Прием.
— Похоже, Пропойца Майк проснулся и блюет в камере. А Мэнни, ясное дело, не в восторге, — прибавил он, слыша громогласные проклятия. — Я пошел. Прием.
— Да, жизнь полицейского полна опасностей, ничего не скажешь. Отбой.
Учитывая обстоятельства, Нейт решил отправить обоих задержанных по домам. На бульдозере. Сам он, бросая вызов стихии, вышел на улицу, чтобы долить бензина в движок.
После непродолжительного раздумья он выкатил одну койку из КПЗ и поставил ее рядом с радио. Потом порылся в столе у Пич и нашел какой-то любовный роман.
Он устроился с книжкой, готовый в любой момент сунуть ее на место, если кто войдет, взял банку колы и стал читать под завывание ветра.
Книга оказалась лучше, чем он ожидал, она перенесла его на зеленые пастбища Ирландии времен замков и крепостей. Присутствовала и здоровая доза волшебства и магии, и он с интересом углубился в приключения колдуньи Мойры и принца Лаема.
Первая любовная сцена заставила его призадуматься. Он представил себе, как Пич, наседка по натуре, читает про секс в перерыве между телефонными звонками и раздачей сладких булочек. Он продолжил чтение.
Так он и уснул — с раскрытой книгой на груди и с зажженным светом.
У колдуньи было лицо Мег. Ее волосы, иссиня-черные, как крылья, разметались на ветру. Она стояла на вершине белого холма в ослепительном свете солнца, пронизывающем насквозь ее ярко-красный наряд.
Она подняла руки, сбросила платье с плеч, и оно соскользнуло вниз. Обнаженная, она шагнула ему навстречу. С горящими голубыми глазами она расставила руки и заключила его в объятия.
Он почувствовал на губах ее жаркий поцелуй. Жаркий и голодный. Она была над ним, вокруг него. Она приподнялась, и ветер опять разметал ей волосы. Она наклонилась — и его чуть не спалил ее жар.
— О чем ты печалишься?
Он был в экстазе, и вдруг его пронзила ужасная боль. Он шикнул, хотел ее отогнать, тело напряглось. Обжигающие пули вонзились в плоть.
Но она улыбалась. И только.
— Ты жив, да? — Она подняла руку, испачканную его кровью. — Раз кровь течет — значит, жив.
— Меня ранили. Черт! В меня попали.
— Но не убили. — Кровь с ее ладони капала ему на лицо.
Он лежал в переулке, пахло кровью и порохом. Помойкой. Смертью. Сыростью после дождя. Холодновато для апреля. Холодно, сыро, темно. Перед глазами все плыло, слышались крики, выстрелы, и тут боль пронзила ногу. В него попала пуля.
Он приотстал, и Джек ворвался первым.
Они вообще не должны были входить. Что они тут делают?
Снова выстрелы, вспышки света разрывают темноту. Глухие удары. Обжигающая боль в боку. Он снова упал. Пришлось передвигаться ползком туда, где на мокром бетоне лежал его напарник и друг. Лежал и умирал.
Джек повернул голову, глаза у него были такие же красные, как хлещущая из груди кровь.
— Ты меня убил. Безмозглый идиот. Если кто и должен был погибнуть, так это ты. Посмотрим теперь, как ты станешь с этим жить.
Он проснулся в холодном поту. Голос напарника, который он слышал во сне, все еще стоял в ушах. Нейт приподнялся и сел. Зарылся лицом в ладони.
Пока что, подумалось ему, не очень-то получается с этим жить.
Он заставил себя встать и отнести койку назад в камеру. Вспомнил, что в столе лежат таблетки, но заходить в кабинет не стал, а вышел на улицу и залил в генератор последнюю порцию бензина.
И, только возвращаясь к дому, заметил, что снег прекратился.
В воздухе было абсолютно спокойно и тихо. Над высоченными сугробами робко пробивался лунный свет, отчего их белизна приобретала голубоватый оттенок. Нейт остановился, изо рта шел пар. «Я — как застрявшая букашка, только не в янтаре, а в хрустале», — подумал он.
Буря миновала. И он все еще был жив.
Посмотрим, как ты станешь с этим жить. Да уж. Посмотрим.
Войдя в дом, он заварил кофе и включил радио. Сонный голос — назвавшийся Митчем Даубером, глашатаем Лунаси, — сообщал местные новости, зачитывал объявления и прогноз погоды.
Люди начали выползать на улицу, как медведи из берлог. Все — с лопатами и скребками в руках. Собирались группками для обмена новостями, ели, гуляли, спали.
Жили.
«Лунатик»
«Полицейский протокол» Среда, 12 января
9:12. Поступило сообщение о пожаре в доме Берта Майерса. Вызов приняли пожарный-доброволец Мэнни Озенбергер и шеф полиции Игнейшус Бэрк. Причиной пожара стал сгусток креозота на полене.
12:15. Джей Финкл, 5 лет, поранился при падении с трехколесного велосипеда дома в спальне. Шеф полиции Бэрк помог его отцу Полу Финклу доставить мальчика в городскую больницу. Ребенку наложены швы.
14:00. Поступила жалоба от Тимоти Боуэра на Мэнни Озенбергера. Свидетели подтверждают, что Озенбергер на своем пикапе врезался в мотосани Боуэра. Хотя независимый опрос показал, что 52 процента населения считают, что Боуэр получил по заслугам, Озенбергер был заключен под стражу и ждет разбирательства. Члены добровольной пожарной команды Лунаси организуют благотворительный вечер под девизом: «Свободу Мэнни!»
14:55. Кейт Иглберри сообщила о нападении на нее ее сожителя Дэвида Банча в их доме на Ведьминой дороге. Банч, со своей стороны, утверждает, что Иглберри сама на него напала. На вызов выезжали шеф полиции Бэрк и офицер Отто Грубер. Оба заявителя предъявили телесные повреждения. Дело не возбуждалось.
15:40. Джеймс и Уильям Мэки задержаны за превышение скорости при передвижении на снегоходе. Уильям Мэки при этом оправдывался тем, что снегоход — не автомобиль, и, следовательно, на него не должны распространяться ограничения, принятые для автотранспорта. Он намерен поднять этот вопрос на следующем общегородском собрании.
17:25. Снегоуборочная бригада обнаружила на дороге в южной части Ведьминого леса распевавшего патриотические песни подвыпившего мужчину. Личность мужчины установлена. Это — Майкл Салливан. Он препровожден в полицейский участок Лунаси для дальнейшего разбирательства.
Нейт дочитал рубрику до конца. В участке он находился один.
Помимо сообщений о пьяных дебошах, в ней рассказывалось о пропаже и обнаружении собаки, а также о звонке от одного из сельских жителей, у которого случился приступ одиночества и появились зрительные и звуковые галлюцинации: ему стало казаться, что у него на крыльце волки играют в покер.
В каждом случае, даже самом курьезном, сообщались имена участников инцидентов. Нейт попытался представить себе подобную криминальную колонку в «Балтимор Сан». Сама мысль показалась ему настолько абсурдной, что Нейт рассмеялся.
Должно быть, Макс с Кэрри сверстали номер сразу, как кончился буран. Снимки, сделанные в пургу и сразу после нее, удались на славу. А посвященный стихии очерк за подписью Макса был маленьким литературным шедевром.
Материал о себе он прочел с гораздо меньшим раздражением, чем ожидал. «Надо будет сохранить этот номер, — подумал Нейт. — И для Мег один экземпляр взять».
Сейчас, спустя неделю после бури, дороги уже были расчищены. Завезти Мег газету — вряд ли это будет расценено как свидание.
Как нет ничего особенного и в предварительном звонке — чтобы убедиться, что она не на вылете. Всего лишь предусмотрительность.
Нейт спрятал газету в стол как раз в тот момент, когда в дверях появилась Хопп.
— У нас беда, — объявила она с порога.
— Что, толщина снега превысила пять футов?
Она откинула капюшон. Лицо у нее было белое как мел.
— Трое ребят пропали.
— Поподробнее, пожалуйста. — Он выпрямился. — Что за ребята? Кто, когда и где их видел в последний раз?
— Стивен Уайз, сын Джо и Лары, его двоюродный брат Скотт из Талкитны и их приятель по колледжу. Джо с Ларой были уверены, что Стивен со Скоттом поехали на каникулы в Принс-Уильям. Родители Скотта тоже так думали. Вчера Лара с матерью Скотта общались по коротковолновому радио, и тут выяснилось, что кое-что из того, что им сообщили сыновья, не стыкуется. Они заволновались, Лара даже стала разыскивать Стивена в колледже. Он не вернулся с каникул. И Скотт тоже.
— А где этот колледж, Хопп?
— В Анкоридже.
— Тогда им нужно оповестить тамошнюю полицию.
— Нет. Нет. Лара дозвонилась до подружки Стивена.
Она сказала, что ребята решили совершить восхождение по южному склону Безымянного.
— Какого еще Безымянного?
— Безымянного пика. Это страшная гора, Игнейшус. — Глаза мэра были полны тревоги. — Их нет уже шесть дней. Лара с ума сходит.
Нейт прошел в свой кабинет и взял карту.
— Покажите, где это.
— Вот тут. — Хопп ткнула пальцем. — Местные альпинисты любят эту гору. Из приезжих тоже многие поднимаются — пробуют силы перед тем, как начинать восхождение на Денали. Но пойти на вершину в январе — величайшая глупость, особенно когда речь идет о трех неопытных подростках. Надо срочно связаться с горно-спасательной службой. Как рассветет, пусть поднимают самолеты.
— Значит, у нас есть три часа. Я свяжусь со спасателями. А вы пока вызовите по рации Отто, Питера и Пич. И еще мне надо знать, кто у нас есть из пилотов — кроме Мег.
Он пробежал глазами список телефонных номеров, составленный Пич.
— Какова вероятность, что они живы?
Хопп с рацией в руках тяжело опустилась на стул.
— Это было бы чудом.
Через пять минут после звонка Нейта Мег уже была одета и собирала снаряжение. Ей не хотелось отвечать на радиовызов, но это могли быть новые данные о пропавших ребятах.
— Я лечу с тобой. Забери меня у реки. Прием.
Мег рассердилась.
— Бэрк, мне не нужен второй пилот, — сказала она, одновременно собирая в сумку запас медикаментов. — Времени показывать тебе окрестности у меня нет. Я сообщу, когда их найду. Прием.
— Я лечу с тобой. Лишняя пара глаз не повредит, у меня отличное зрение. Тебе не придется меня ждать, я уже готов. Прием.
— Черт! Ненавижу героев.
Она закинула сумку на плечо и вышла в сопровождении собак. По дороге, светя себе фонариком, захватила в тамбуре остальное снаряжение и в снегоступах направилась к озеру.