Пляшущий ангел Овтин Леонид
– Хорошо. Что тебе приготовить?
– Что угодно – всё равно. Любое твое блюдо – праздник души. Я часам к шести приду, мам. До встречи.
– Ты куда-то спешишь?
– Нет. Просто уборщица идет – полы мыть. Все, пока, мам.
Никакой уборщицы не было даже и близко. Грыму просто нужен был предлог, чтобы завершить разговор. Нажав кнопку «off», он небрежно бросил мобильник на полку шкафчика, и с понурой головой поплелся к выходу.2
Подъехав к пятиэтажному зданию с зеркальными стеклами, Дмитрий вылез из своего «опеля». Прежде чем войти в здание, он долго рассматривал его. Причина была вовсе не в эстетичности постройки, а в том, что в этой пятиэтажке находился кабинет психолога, к которому Грым должен придти на прием. Он давно хотел пообщаться с хорошим специалистом, но таковых не просто найти.
Дмитрий за полгода успел пообщаться с шестью специалистами. Трое из них оказались типичными заумниками, сующими где надо и где не надо теории великого Зигмунда Фрейда, а остальные – хоть и пытались работать свою работу, но делали её без особого энтузиазма.
Больше всего Дмитрия раздражало то, что все эти «псевдоспецы» брали за свои услуги немалую плату.
Специалист, к которому должен был явиться Дмитрий Грымов, сидел в своем просторном кабинете, и созерцал взглядом курительную трубку, которую вертел в руках.
Психолог представлял собой молодого спортивного мужчину лет тридцати с лишним, с правильными чертами лица и суровым проницательным взглядом.
Услышав тихий шаркающий звук, психолог насторожился, положил трубку на стол, и, откинувшись на спинку стула, лениво произнес: – Да, входите, пожалуйста.
Дубовая двустворчатая дверь распахнулась, и в кабинет вошел Дмитрий Грымов.
– Добрый день. – Врачеватель душ человеческих участливо кивнул, и указал юноше на стул возле своего стеклянного стола: – Присаживайтесь.
Грым как-то неуклюже кивнул в ответ, и присел на плетеный стул.
– Меня зовут Юганов Николай Георгиевич. – Представился психолог, стараясь придать себе беззаботный вид. – Вы будете рассказывать, или заполните анкету?
– Пожалуй, буду рассказывать. – Не сразу и бесцветно ответил Дмитрий, глядя на плакат, висевший на стене позади Юганова.
На плакате был изображен пожилой сухощавый человек в белой рубашке, в квадратных очках, с курительной трубкой во рту.
Дмитрий медленно перевел взгляд с плаката на курительную трубку, лежащую под руками психолога.
– Это его трубка? – парень кивнул на плакат.
– Нет, это дубликат. – Ответил Юганов, вглядываясь в лицо пациента. Лицо Грыма было каким-то сонным, недовольным.
– Меня зовут Грымов Дмитрий Сергеевич.
– Так и есть, – психолог загадочно улыбнулся. – А я думал, обознался…
– Да. На плакате я выгляжу ярче.
– Ничего страшного. Все поправимо. – Николай Георгиевич изменился в лице, важно поднял вверх указательный палец: – Все поправимо – если поправлять. Правильно?
– Да. – Дмитрий вяло улыбнулся. – Только вот как это делать?..
– Если вы…
– Не называйте меня на «вы». – Мягко потребовал Грым. – Я еще ни депутат.
– Хорошо. Если ты, Дмитрий Сергеевич, озабочен этим, ты это сделаешь. Обязательно. Я помогу.
– Ты только помогай качественно. – Снова попросил Дмитрий, душевно улыбаясь.
– Разумеется. – После секундного замешательства ответил психолог. – Это моя работа.Василий Валерьевич покачивался, сидя в кресло-качалке, потягивая сигару. Это был худощавый пожилой человек с широкими плечами и скандинавским мрачным лицом. Ему было шестьдесят два года, но сетки морщин на щеках, потухший взгляд и редкие седые волосы делали его на лет десять старше. Он сидел, откинувшись на спинку своего излюбленного кресла, скрестив руки на груди, беспечно оглядывая деревья в своем саду. Из сигары, зажатой в зубах старика, вился сизый дымок. Легкий летний ветерок нерешительно поигрывал сизой струйкой, аккуратно мотая её в разные стороны.
Услышав мелодию, Василий Валерьевич вынул сигару изо рта, и поспешно вынул из кармана шорт мобильный телефон. На дисплее телефона высветилось слово «кандидат». Старик, увидев это слово, сладко затянулся сигарой, затем выбросил её щелчком за ворота, и ответил: – Да, Дмитрий… Да, можно и сейчас зайти. Ничего, что на полчаса раньше. Ты ведь человек занятой.
Говоря эти слова, Василий Валерьевич ласково глядел на сизое облачко, которое ещё не успело раствориться, и довольно улыбался, отчего лицо его казалось чуть моложе и красивее.
– Ты ведь без пяти минут депутат. Заходи, дружок. Жду тебя. Жду с распростертыми объятиями.
Сбросив связь, пожилой мужчина положил телефон на кресло-качалку, и сошел с терраски.
Неспешно прогуливаясь по двору, старик услышал со стороны ворот тихий шум подъезжающего автомобиля. Василий Валерьевич ускорил шаг. Подойдя к воротам, он размашистым движением распахнул калитку, и заставил себя улыбнуться. Перед ним стояла черная «волга», из окна которой грустно глядел Дмитрий Грымов.
– Заходи. – Улыбающийся Валерьич поманил молодого мужчину к себе. – Варенье будем есть, чай пить. Спиртного нету, извини, не пьющие мы.
Грым медленно вылез из машины, протянул через окно водителю две купюры, и, сделав прощальный жест, направился к Василию Валерьевичу.
– Ну, дай обниму тебя, коллега. – Валерьич обнял Грыма, похлопал по спине. Грым в ответ лениво похлопал старика по плечу.
– Валерьич, я к вам ненадолго… – Дмитрий запнулся – оттого, что старец агрессивно прищурился. – Мне к психоаналитику нужно, к шести…
– Да, это тоже надо. – После недолгой заминки ответил Василий Валерьевич, подавляя возмущение.Возле дома Василия Валерьевича стоял большой продолговатый стол с фруктами, нарезанным балыком, пирожками и дымящимся чайником. Старик усадил гостя за стол и разлил чай по чашкам.
За чаем Дмитрий подробно рассказал своему пожилому другу о психологе. Василий Валерьевич внимательно слушал. Потом спросил: – А он фрейдист?
– Нет. – Незамедлительно ответил Грым. – Никак нет.
Валерьич, заметив, что его молодой товарищ забеспокоился, сдержанно усмехнулся, надкусил пирожок, запил его чаем, и задал очередной вопрос: – Ты ему доверяешь?
– Да. – Снова незамедлительно ответил Дмитрий, но уже ни с беспокойством, а с недоумением. – С ним кашу можно варить. И общаться можно как с родным братом.
– Вот этого вот не надо! – Василий Валерьевич строго поднял вверх указательный палец. – Если он узнает, что тебе уготована дорожка в мэры… – Старик уронил руку на стол, и, вперив в приятеля грозный взгляд, постучал кончиками пальцев по столу. – Ты ведь не маленький. Сам понимаешь…
– Конечно не маленький. – Грым недовольно дернул плечом, поставил на стол чашку с чаем, из которой собирался отпить. – Конечно понимаю!
– Смотри, аккуратно, Дмитрий. – Старик в очередной раз погрозил юноше пальцем, но уже не как грозный наставник, а скорее как бдящий чувствительный товарищ.
– Тише воды, ниже травы. – Дмитрий сделал неопределенный жест рукой и осторожно улыбнулся старику.3
Подойдя к дому тетки, Грым позвонил в дверь. Анна Владимировна открыла сразу же. Это была красивая женщина татарской внешности, чуть крупноватая, с умеренными округлостями в нужных местах. В свои пятьдесят четыре года она выглядела не старше сорока пяти. Бежевое платье с внушительным декольте и мелированные волосы, собранные в хвост, делали её ещё моложе и привлекательнее.
– Ну, заходи, депутат. – Игриво пропела Анна Владимировна. – Дайка я тебя поцелую хоть.
Одарив племянника крепким поцелуем, тетка велела ему чувствовать себя как дома, а сама ушла на кухню. Пока она шла, Грым медленно расстегивал пуговицы пальто, и бесстыдно любовался прелестями своей тётки.
На кухне тёти Ани дымились сковородки, на столе стояли тарелки с сырой рыбой, нарезанной тонкими кусочками, с тестом, с какой-то бело-желтой жидкостью, и с бордовым джемом.
– У меня ещё, как видишь, ничего не готово. – Извинительным тоном сказала Анна Владимировна. – Я погорячилась, не рассчитала…
– Всё о’кей. – Грым замахал руками, улыбнулся тетке. – Все как в лучших домах Лондона.
Дмитрий уселся на табурет, упершись спиной о стол. Анна Владимировна продолжила кулинарные хлопоты. Открывая крышку сковородки, она мельком глянула в зеркало, что висело сбоку от газовой плиты, и заметила вожделенный взгляд племянника. Понимая, что причина этого вожделения находится в ней, Анна Владимировна прикусила нижнюю губу и сокрушенно мотнула головой.
Грым, поняв реакцию тетки, перевел взгляд на окно – на клены и каштаны, с которых уже облетели почти все листья.
Созерцать осеннюю природу ему пришлось недолго – в дом явился супруг Анны Владимировны.
Василий Григорьевич вошел в дом, и, не разуваясь, вошел в кухню.
– Дай-ка, товарищ депутат, я тебе руку пожму.
Дмитрий встал, учтиво склонил голову, и вложил свою интеллигентную ручку в широкую мускулистую длань Васили Григорьевича.
– Ты, Димка, обожди малость. Мы еще не готовы…
– Обожду малость. – Димка сочувственно пожал плечами. – Какие проблемы…
– Молодец. – Василий Григорьевич положил ладони на плечи молодого депутата, и потряс его. – Вот таким и будь всегда. Теперь ты человек высокий, но…
– Ни черта я не высокий! – Дмитрий мягко прервал пожилого человека. – Я – исполнитель. Исполнитель социальных необходимостей.
– Вот это ты молодец. А ты с коллегами отмечал свое посвящение?
– Нет.
– А чего? Должна ж быть какая-нибудь светская вечерина?..
– Я не интересуюсь светской жизнью. – С вялой улыбкой ответил Грым. – Она – больше суетна, чем интересна.
– Это верно. – Согласился Василий Григорьевич. – Аня, тебе помочь чего?
– Нет. Я сама, пожалуй, быстрее буду. – С игривой улыбкой ответила Анна Владимировна.
– Тогда мы с товарищем депутатом пойдем, в картишки перекинемся. Димка, ты как?
– Я в картишки – не очень.
– В шахматы?..
– Это можно. Я как раз Михалыча давно не видал.
– Да, и он рад будет тебя повидать.Михалыч, к которому собрались наведаться Грым и Василий Григорьевич, жил через два дома. Это был пожилой коренастый человек с круглым лицом и маленькими узкими глазками, скрытыми за стеклами квадратных очков-хамелеонов.
Услышав трель дверного звонка, Михалыч бросил газету, которую читал, и неспешно поплелся к двери.
Открыв дверь, он увидел своего товарища, и, улыбнувшись, протянул ему руку для рукопожатия: – А, здорова, Васька. Я знал, что это ты. И депутата с собой приволок…
– Здрасьте, Кирилл Михайлович. – Дмитрий пожал мускулистую руку Михалыча.После чаепития, пустопорожних разговоров о погоде, о последних событиях, Василий Григорьевич заявил другу: – Киря, давай я тебя в шахматы сделаю…
– Ну, давай. – Не сразу и с трудно скрываемым недовольством согласился Михалыч.
Яков Степанович сдержал слово – обыграл товарища «в сухую». Раздосадованный Михалыч выбежал из гостиной, недовольно бурча: «Не мой сегодня день! Нет! Не мой!.. Чтоб я этому болвану проиграл!..» Через секунду он вернулся, с тремя фужерами и бутылкой «Кадарки».
– Не мой сегодня день! – Уже громко заявил старик, откупоривая вино. – Надо выпить с горя!
Пока Кирилл Михайлович разливал вино по фужерам, Дмитрий с Василием Григорьевичем увлеченно играли. Победа была на стороне депутата.
– Молодец, депутат. Дай бог тебе таких же успехов в работе. – Михалыч язвительно усмехнулся, и, похлопав Дмитрия по плечу, удалился. Через минуту он явился, держа в руке поднос с большой тарелкой, наполненной бутербродами с ветчиной.
Поставив тарелку на журнальный столик, на котором стояли фужеры с вином, Михалыч торжественно поднял фужер.
– Димка, я желаю тебе не падать духом ни перед какими трудностями, и поднимаю этот кубок – за то, что ты рано или поздно дашь гари. Не только делами, но еще и под хвост надаешь всем своим будущим коллегам-пофигистам… Или чего не так?
– Все, в общем, так. – Бесцветно ответил депутат после недолгой заминки.
– За тебя, товарищ депутат!
Подождав, пока его товарищи поднимут свои фужеры, Кирилл Михайлович широко улыбнулся, чокнулся с Димкой, потом с Василием, и залпом выпил содержимое своего фужера.
Осушив фужеры, мужчины съели по бутерброду, после чего шахматные баталии продолжились.
Грым выиграл у родственника одну партию. Потом два раза проиграл. Когда вино было выпито, а бутерброды съедены, начинающий депутат заявил, что сегодня ни его день, и, вопреки уговорам пожилых товарищей, ушел к тетке.4
Войдя в мастерскую, Григорий Полторухин подошел к пареньку в камуфляже. Это был его младший помощник, Степа Касанов. Молодой специалист сидел на лавке, созерцая взглядом коробку переключения передач на монтажном столе.
– Всё, хана, Степа. – Безнадежно выдохнул Гриша, разводя руками. – Петрович сказал, выгонит меня.
– А я сомневаюсь в этом, – бесцветно промолвил парень. Он с глуповатой ухмылкой смотрел на старшего коллегу, не понимая, шутит ли тот, или просто безвольно отдается очередному приступу меланхолии.
У него уже запредельный возраст – шестьдесят с «хвостиком», но это ведь не повод. – Подумал Степка. То, что он часто злоупотребляет спиртным – это, судя по всему, тоже не повод… Иначе его бы давно уволили…
– Думаешь, не выгонит? – спросил Полторухин, ехидно улыбаясь.
Парень с серьёзным видом кивнул. Григорий Павлович рассмеялся, и, присев рядом с парнем, дружески хлопнул его по плечу. В этот момент в помещение вошёл Андрей Козловский, и, с неприязнью глянув на Степу, спросил: – Чего сидим?
Парень неуверенно пожал плечами и, с опаской глянув на шофёра, пошёл к выходу. Когда он подошёл к двери, Козловский схватил его за плечо, и внушительно произнёс: – Давай-ка, иди к мойке, там лежит помпа. Отдраить её, как следует!
– У меня есть чем заниматься, – робко ответил возмущенный парень, убирая с плеча руку Андрея.
Мгновенно лицо истеричного Козлика побагровело.
– Ты, недоносок, хочешь сказать, что это не твоя работа?! – Прокричал он.
Степа, не выдержав взгляда рассвирепевшего водителя, посмотрел в сторону Полторухина. Тот по-прежнему сидел на лавке у стеллажа и откровенно посмеивался над беспомощностью своего младшего помощника.
– Что ты на Гришу пялишься! – снова выкрикнул Козловский и, поймав несмелый взгляд парня, лёгким движением руки вытолкнул его за дверь. Затем он легко ударил его кулаком в живот: – Ну так что, это не твоя работа?
– Нет, вроде как, не моя, – нерешительно вымолвил парень.
– А какая твоя работа? Откручивать гайки и помогать нести аккумуляторы в зарядку?
– Ну, да. Бывает и такое.
Он говорил не очень внятно, и голос его слегка подрагивал. Обозвав парня непечатным словом, Козловский обеими руками схватил его за воротник робы и прорычал: – Слушаться старших надо! Понимаешь?!
Ничего не ответив, молодой специалист с большим трудом высвободился из крепкой хватки водителя, и побежал к боксу. Козловский, злобно глядя ему вслед, тихо прорычал непечатное ругательство и ушел обратно в слесарную мастерскую.
Подходя к боксу, юный слесарь услышал позади себя голос Георгия Чернова: – Степка… А, Степка…
Степка сделал несколько шагов навстречу Батону, который чуть ли не бежал к нему с распростертыми объятиями. Подойдя к молодому специалисту, Чернов обнял его за плечи: – Занят, мой дорогой человечек?
– Нет, – ответил парень, морщась от запаха «перегара», исходящего от водителя.
– Вай, как замечательно! Давай, иди делом занимайся, – коробку откручивай. Вразумел?
– Вразумел.
– Давай, браток, давай. – Чернов нагло усмехнулся, и, небрежно толкнув парня в плечо, направился к мастерской.
В мастерской он застал Григория, который сидел на прежнем месте и что-то высматривал в своем потрепанном бумажнике.
– Нет у тебя никаких денег. И никогда не будет.
Полторухин закрыл кошелек и с неприязнью взглянул на Чернова: – Хто сказал?!
– Я сказал… Ты ж на окладе, как и положено б. ди. Вот и нема у тебя ни бабок, ни баб. А был бы на сделке – были б у тебя и сделки, и гарные девки.
Высказав эти непристойности, Георгий скорчил коллеге гримасу, потанцевал на месте и пнул его в ногу. Григорий ответил бессвязным бурчаньем и хлопнул Батона по спине. Удар был слабым, но водитель грузовика приложил руку к спине и застонал: – У-ух! Гришка! Ты ж мне сателлит повредил…
Полторухин вскочил со скамейки и засуетился возле товарища, который охал, сгибаясь в три погибели и прижимая ладонь к пояснице.
– Что за сателлит?.. Давай к Таисе пойдем…
– И дифференциал тоже. – Уточнил Батон, не переставая стонать и потирать спину.
– И дифференциал?.. Иди ты! Дифференциал – это ж у техники!..
Шофер выпрямился ровно, убрал руку от поясницы и улыбнулся озадаченному Полторухину: – Так и сателлит – тоже у техники! Пойдем-ка в бытовку, Аленушка Недалекова…
Пожилой автослесарь играючи потягал водителя за ухо, негромко обругал матерными словами, после чего они вместе пошли в бытовое помещение.
Чернов достал из своего шкафа две бутылки портвейна и, поставив их на большой ящик, который использовался рабочими как обеденный стол, скомандовал старшему коллеге: – Закусь давай! Ножик давай!
Полторухин незамедлительно достал из своего шкафа свёрток и, отдав его Батону, начал шарить в карманах своих рабочих штанов.
– Садись, дурень! – прикрикнул на него Георгий. – У тебя и ножика нету! На кой болт ты на работу вообще ходишь!
Гриша, сдерживая гнев, уселся на табуретку возле ящика. Чернов достал из кармана своего пуловера раскладной нож и в очередной раз ухмыльнулся помрачневшему товарищу: – Вот, у меня есть ножик – я не зря на работу хожу.
На протяжении нескольких часов Чернов и Полторухин выпивали, рассказывая друг другу сплетни и пошлые анекдоты. Когда всё спиртное было выпито, Чернов рассказал очередной анекдот. Анекдот был таким же пошлым и совсем не остроумным, как и предыдущие анекдоты, но Григорий Павлович зашелся смехом.
– Ладно, ты смейся, – сказал Батон коллеге. – А я пойду, проконтролирую.
– Ты только не реви на него. Он и так, бедный, боится всех.
– А кто ему виноват, что он боится всех! – недовольно пропищал Батон. – Что ты меня виноватишь?!
– Ладно, Жорка, – махнул рукой Григорий. – Иди… только не кричи на него. Ты ж тоже не всё умел, как только пришёл.
– Ух, какой ты высокоморальный у нас! – снова запричитал Чернов. – Как портвейн на халяву пить – так хорошо, а на Степку не кричи! А как сам над Димкой издевался?! Не помнишь, кляча старая?! И на Степушку вчера ревел!
Это я сдуру! – пробурчал Полторухин, и, не выдержав презрительного взгляда друга, отвернулся.
Пока Батон пьянствовал, Степка снял пневмоусилитель, стартер, и карданный вал. Выкатив карданный вал из-под тягача, юный слесарь вылез сам. Тут же к нему подошёл седой мужчина в замасленном камуфляже. Это был Николай Кондратьев по кличке Кондратик.
Подождав, пока парень отряхнется, Кондратик спросил его: – Освободился?
– Ну да.
– Ну, пошли со мной, раз освободился. Поможешь ступицу зажать.
Георгий Чернов, выйдя из бытового помещения, увидел, как Кондратик уводит молодого специалиста. Его глаза, уже помутневшие от портвейна, метнули молнии, а сам он вытянулся струной и выкрикнул звонким фальцетом: – Кондратик, ты куда моего хлопчика повёл?! Он со мной, пока я не выеду!
Степа остановился. Кондратьев, не оглядываясь, продолжил путь.
– Ты что, уже все сделал? – Спросил Батон, подходя к слесарю.
Степа указал на запчасти, лежащие на земле.
– Вай, молодец, Степашка. Давай, иди дальше работай.
Прочитав во взгляде слесаря осуждение, шофер подвел его к тягачу и, нежно положив ему руку на плечо, сказал, снисходительно посмеиваясь: – Давай, Димка…
– Я не Димка. – Осторожно поправил шофера молодой слесарь.
– А похож. – Батон зло усмехнулся юному специалисту. – Такой же недолуга. Гляди, тоже депутатом станешь!Степан был очень похож на Димку Грымова – своим техническим бессилием и малохольностью. Первым «димкогрымковость» у Степки заметил Тевенев.
Как-то Степка прогуливался по территории, мечтательно оглядывая грузовики. Мимо проходивший Леонид Тевенев от нечего делать выкинул одну из своих привычных низких шуток. Он притворился изрядно пьяным и, подойдя к парню шатающейся походкой, сказал заплетающимся языком: «Какие красивые тягачи… Правда?»
– Правда. – Не сразу ответил озадаченный поведением шофера Степка.
– Их надо поднять. – Сказал Тевень, с деланным уважением глядя на юного слесаря нахмуренными глазами и смешно ворочая своей круглой большой головой. – Будешь поднимать? Кроме тебя тут некому их поднимать. Все пьют, не работают…
– Буду.
– Ну и молодец.– Давай, Степка-Димка, крути гаечки, не стесняйся.
– Я и кручу, не стесняюсь.
В этих словах молодого слесаря не было ничего обидного, но Батон, который уже собрался уйти, резко обернулся и прокричал: – Еще раз ты, щенок, меня обзовешь – голову отверну!
– Я не обзывал… – Промолвил испуганный Степа.
– Ты здесь нихто! Фуфло! Понял?! Иди, крути!
Парень мигом залез под грузовик и принялся за работу. Батон отошел на небольшое расстояние и долго наблюдал, как парень трясущейся рукой откручивает гайки крепления коробки передач. Когда он ушел, Степан бросил накидной ключ, которым крутил гайки и, растянувшись на поддоне, долго лежал, учащенно дыша и всхлипывая. Он первый раз увидел настоящее лицо своего коллеги по работе. Еще сильнее его душа наполнялась обидой оттого, что большинство его коллег – такие же «отморозки», одержимые желанием унизить кого-нибудь уступающего по возрасту и способностям.Относительно своего прототипа, который нынче является депутатом городской Думы, у Степки тоже были неутешительные мысли. Этот депутат уже больше года депутатствует, а что сделал?.. Ничего! Если, конечно, не считать того, что купил себе коттедж, облагородил участок возле дома, в котором жил раньше, и уже в третий раз поменял личный автомобиль. И теперь из-за этого пассивного политика его, старательного, тонкого, интеллигентного, паренька обзывают Степкой-Димкой!..
С трудом заставив себя успокоиться, юный специалист задержал дыхание, сделал три размеренных вдоха-выдоха и тихо сказал себе: «Нет, я не Степка-Димка!» Затем он вылез из-под автомобиля и с опаской огляделся по сторонам. Завидев Чернова, выходящего из административного здания, молодой слесарь сделал глубокий вдох, затем резко выдохнул, и пошел навстречу шоферу.
Батон шел с понурой головой, неуверенной походкой, чуть пошатываясь из стороны в сторону. Подойдя к шоферу, Степка заметил, что тот будто находится в состоянии транса – смотрит перед собой отсутствующим взглядом, при этом глаза его какие-то тусклые – толи от большой дозы портвейна, толи от какого-то сильного потрясения…
Встретившись с парнем, Георгий выдавил что-то наподобие меланхоличной ухмылки и сказал заплетающимся языком: – Вот так, хлопчик! Увольняют меня! За что?! За то, что я побухиваю, как все!..
– Вполне может быть, что просто предупреждают таким образом. – Высказал свое мнение Степка, стараясь придать своему лицу как можно более скорбное выражение.
– Нет. – Тяжело вздохнул Батон. – Уже не предупреждают. Петрович сто раз не предупреждает.
– А я пойду, спрошу. – После недолгого раздумья сказал молодой специалист и направился к административному зданию.Подойдя к кабинету начальника автоколонны, Степа постучал в дверь и тут же услышал громкий густой бас: «Да-да, вваливайтесь, ради бога»
Юный автослесарь вошел в кабинет, поздоровался с Петровичем и, немного помявшись, вымолвил: – Виктор Петрович… Можно узнать?.. Это…
– Что? Степа, что ты за горе?! – Начальник был, как всегда, «на взводе». – Тебе невтерпеж, чтоб оклад тебе повысили?.. Ты проработай сначала хотя бы полгода!
– Нет… Я хотел бы узнать, Жору Чернова увольняют?
– Увольняют. Да. Теперь твоя душенька спокойна?
– Не совсем.
– Поясни. Только быстро, Степан, у меня на тебя две минуты!
– Понимаете ли…
– Понимаю! Быстро, горе ты мое!
– Дело в том, что он сегодня пьянствовал из-за меня… – Степа упреждающе поднял руку, желая таким образом попросить взвинченного Петровича, который начал медленно вставать со своего кресла, успокоиться. – Я не понимал много чего в работе, а он… Он собирался завязать… В смысле: перестать…
– Я понимаю, что значит «завязать»! – Спокойно, но жестко пояснил Виктор Петрович.
– В общем, он гиперактивный товарищ, взволновался – из-за меня. Поэтому пошел и… В общем, Виктор Петрович…
Дальше говорить паренек не решился – потому что начальник как-то недобро посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
– Ладно, по твоему ходатайству, Степан Владиславович, дадим этому елопню последний шанс. У тебя все?
– Все.
– Слава богу. – С ядовитой усмешкой сказал Петрович. – Ступай, трудись дальше.Выйдя из административного здания, Степка подошел к Батону, который угрюмо топтался возле входа в бытовку и сказал ему: – Вот, я ж говорил, предупредили.
– Да ну! – оживился Чернов. – Я ж заяву написал!
– Значит, аннулируют твою заяву. Только в последний раз. В следующий раз Петрович слово сдержит.
Шофер ненадолго задумался. Потом почесал голову и с подозрительным прищуром глянул на парня.
– Это ты, Степка, значится, заступился за меня? – Батон саркастической улыбкой и кивком головы хотел подчеркнуть, что считает своего младшего коллегу своим хорошим другом. – Ты молоток.
– Ладно. Обычное дело.
– Нет. – Шофер смотрел на Степку добрыми сияющими глазами и довольно улыбался во весь рот. – Это не обычное дело. Я тебе долж О н теперь как земля колхозу.
– Не стоит. – Степка осторожно высвободил свою тонкую ладонь из вспотевших рук Батона, который, казалось, вот-вот расплачется и станет на колени. – Все мы коллеги, и должны друг другу.
Чернов, не переставая улыбаться, заключил парня в объятия. Потом потряс его за плечи и, так и не выходя из состояния предельной эйфории, произнес: – Ты настоящий мужик, Степка! Натуральный мужик! Гадом буду!5
Резвый воробышек, потеряв внезапно ориентир, стукнулся об оконное стекло. Этот стук заставил дремавшего Дмитрия Сергеевича встрепенуться, приподнять голову и с недовольством посмотреть на нарушителя его спокойствия, который так и продолжал порхать перед окном, словно загипнотизированный хмурым взглядом молодого политика.
Лениво встав со стула, депутат приоткрыл фрамугу окна и позвал секретаршу: – Ирина Владиславовна…
Тут же приоткрылась лакированная дверь и из нее выглянула высокая стройная красавица в строгом костюме, с мелированными волосами, собранными в хвост.
– Да, Дмитрий Сергеевич…
– Сегодня я погляжу чего-нибудь серьезненького?
– Обязательно. – Ответила секретарша, сдержанно улыбаясь. – Через час все будет готово.
Грым всегда называл Ирину по имени и отчеству. Ирина очень симпатизировала ему – не только потому, что была чертовски привлекательной женщиной, но и потому что была безупречной помощницей. Если она говорила «через час все будет сделано», это означало, что за десять, а то и за двадцать минут до истечения срока на столе Дмитрия Сергеевича будут лежать все необходимые материалы, подшитые, рассортированные, с цветными маркерными отметками.
Эти цветные пометки имели большое значение. Зеленым маркером Ирина помечала интересные, насыщенные нужной информацией места, желтым – тривиальные и скандальные сведения, а красным – факты, которые вполне могут оказаться компроматом, или как-нибудь навредить работе Дмитрия Сергеевича.
Ирина Владиславовна была безупречна – и как секретарша и как женщина. Она записывала за своим боссом со скоростью человеческой мысли, была приветлива и находчива с высокими гостями, которые, хоть и нечасто, но все же захаживали к Дмитрию Сергеевичу, и была целомудренна, не теряя при этом находчивость и не прибегая к излишнему лицемерию. Впрочем, при таких незатейливых личностях, как депутат Грымов, можно с легкостью оставаться неприступной, даже если просто умеешь связать несколько слов и изобразить на лице добродушность и открытость. Несколько мягких отказов на предложение начальника сходить в ресторан с шуточным упреком и последующим переключением разговора на нюансы в работе Госдумы поставили Дмитрия перед фактом: выбирать – либо Ирина Владиславовна работает у него секретаршей, безо всяких намеков на совместное проведение свободного времени, либо он ищет себе другую секретаршу. Найти более-менее исполнительную секретаршу с фигурой модели и способностью связывать два-три слова – дело нехитрое, но найти такую безупречную помощницу, как Ирина, которая понимает Дмитрия с полуслова, делает за него немалую часть умственной работы и безукоризненно исполняет свои прямые обязанности – это надо потрудиться. Разумеется, Грым выбрал первое.
С целью убить время, пока секретарша готовит прессу, Грым набрал на мобильном телефоне номер Романа Белякова. Друг не отвечал. Вполне возможно, Рома не отвечал потому, что уже начинал понимать, что нужен он Димке вовсе не как самый близкий друг, а как товарищ – для того, чтобы поплакаться в жилетку, поиграть в бильярд, или познакомиться в ресторане с женщинами не очень строгих нравов.
Так и не дождавшись ответа, Дмитрий Сергеевич положил телефон на стол, посидел полминуты в полузабытьи, нервно постукивая пальцами по клавиатуре компьютера. Потом набрал на компьютере адрес порно-сайта. Чтобы скрасить ожидание загрузки электронной странички, Дмитрий поглядел в окно – на стеклянные высотки, на автомобили, рассекающие по шоссе чуть ли не со скоростью света, на осеннее солнце, которое уже почти не грело, но приятно радовало глаз, сияя ослепительным белым шаром на тускло-сером небе и играя лучами на стекле многоэтажек.
Переведя взгляд на монитор компьютера, Грым навел курсор на понравившуюся ему порно-звезду и щелкнул левой клавишей мыши. Загрузилась страничка с большим перечнем порно-роликов. Лениво побегав курсором по заставкам, депутат так и не определился с выбором, и набрал в адресной строке адрес другого сайта. Страничка с непристойными фотографиями сменилась другой – более приличной страничкой – с изображением различных животных.
Разглядывание фотографий животных – диких, домашних, в различных ракурсах, на природе и в домашней обстановке – доставили политику некоторое эстетическое удовольствие, но хотелось еще чего-то. Чего именно еще для полного счастья хочет его душа – он не знал.