Пляшущий ангел Овтин Леонид
– Я, вот, хочу повоспитать тебя немножко. – Спокойно, даже немного приглушенно ответил Козлик.
Затем он двумя пальцами взял молодого слесаря за воротник робы и, притянув его к себе, резко ударил кулаком в живот.
Дмитрий вскрикнул, схватился за живот, присел на корточки. Он с минуту корчился от боли. Когда он встал, Козловский надменно спросил его: – Ну как, хорошо?
Парень глубоко вдохнул воздух и негромко произнёс: – Не очень.
– Ещё надо учить? – Спросил Андрей, довольно улыбаясь во весь рот.
– Себя учи, – ответил Дима, кряхтя и, стиснув зубы, наклонился, снова схватился за живот. Боль, которая, казалось, почти прошла, вдруг резко вернулась.
Снова лицо Козловского стало свирепым. Григорий к тому времени уже не смеялся. Он с сочувствием смотрел на своего младшего помощника. Заметив, как Андрей сжал кулаки, он схватил его за рукав.
– Гриша, стой спокойно, – прошептал рассвирепевший Козлик, локтем отталкивая старшего товарища и делая шаг вперёд.
Полторухин схватил его за локоть и отчаянно прокричал: – Ну ты ж совесть имей, Андрей! Совсем пацана убить хочешь?!
– Ты слышал, что он мне сказал? – спросил Андрей. – Ты знаешь, что он про нас всех так же думает?
– А что ему про нас думать?!
На зловещем лице Андрея появились признаки удивления. Со словами: “Да, Гриша, я думал, ты, вроде, мужик…” он похлопал Григория Павловича по плечу и вышел из бокса.
16
Дмитрий неторопливо брел по аллее. Бросив беглый взгляд на двух парней, сидящих на скамейке, он ускорил шаг. Может, он прочитал в их глупых лицах готовность причинить ему легкий моральный ущерб в виде небрежной просьбы дать денег… А может быть, он увидел в них что-то аморальное – вроде того, что он очень часто видит у Андрея Козловского…
Заметив пустую скамейку, Дмитрий присел на нее. Он понуро сидел минуты две, глядя на кусты барбариса, растущие за узорчатой оградой, отделяющей аллею от проезжей части. Вдруг его внимание привлек долговязый парень, обритый наголо, в старомодном спортивном костюме. Молодой человек подошел к Диме и, улыбнувшись ему, протянул костлявую руку: – Ну, здорова, мафиёзе…
– Привет, Сеня, – не сразу ответил Дмитрий, пожимая руку бритоголовому товарищу.
– А я смотрю – ты, или не ты…
Сеня присел рядом с товарищем.
– Ты слегка видоизменился, Димка, – покрепчал немного, возмужал.
– Ты тоже немного изменился, – с улыбкой сказал Дмитрий. – Тяжело было, наверное?..
– Тяжело, наверное, – Сеня вздохнул, посмотрел куда-то мимо Димы. – Ты ж слышал про зону… или не слышал?
– Слышал, конечно.
– Так чего спрашиваешь? – Сеня сказал непринужденно, с легкой улыбкой, но по нему было видно, что ему очень тяжело вспоминать о своем недавнем прошлом.
– Бывает, что не очень…
– Может, с кем и бывает не очень, но лично я не знаю кого-то, чтоб с ним так было… Ладно, – Сеня положил руку на плечо товарища. – Диман, мне, понимаешь ли, интересно твое мнение. Мне тут кое-кто основательно кровь попортил… – Сеня подождал, пока его товарищ оторвет взгляд от каштана. – Знаешь, как?
– Как? – бесцветно спросил Дима.
С того момента, как он сосредоточил взгляд на дереве каштана, его сознание занялось воспоминаниями о злоключениях Сени. В старших классах он несколько раз крал деньги у одноклассников, один раз украл кошелек классного руководителя. Затем украл дубленку в бассейне, отнял сумку с документами и кошельком у пожилой женщины. Три года назад суд приговорил его к пяти годам тюрьмы.
Сейчас ему всего двадцать два года, а он уже тюремщик со стажем… От этой мысли на лице Дмитрия появилось что-то наподобие надменной ухмылки. Он знал, что Саша Ясенев (он же – Сеня) самый настоящий «отморозок», который живет обманом и только и смотрит, где что-нибудь плохо лежит, но что-то в Саше заставляло Дмитрия сомневаться в трезвости своего мнения.
– Я буду краток, – на лице Ясенева снова заиграла веселая беспечная улыбка. – В общем, один редиска ограбил моего соседа, вкинул мне в форточку футляр от очков. Очки – в золотой оправе. Помимо очков украл три дивидишки (сосед торгаш), восемь дисков лицензионных… – Саша посмотрел на Дмитрия и понял, что дерево с каштанами привлекает парня намного сильнее, чем его рассказ.
– Это – одна часть проблемы, – после недолгого раздумья продолжил Сеня. – Меня, я в этом не сомневаюсь, оправдают (этот хряк не имеет ни связей, ни бабла).
Ясенев тяжело вздохнул, замолк, уставившись себе под ноги.
– А вторая часть?.. – Дима с тревогой посмотрел на Сашу.
– Вторая часть, – выдохнул Сеня. – Я матери на операцию собираю. Работаю у частника. Он меня выгонит, если узнает. Если даже потом возьмет, так пока в «сизо» буду сидеть… Сам понимаешь…
– Понимаю, конечно, – с сочувствием ответил Дима. – И что ты думаешь?
– Думаю человека одного подключить, – Ясенев уперся неподвижным взглядом в моргающие глаза Димы, который, казалось, готов был уже разрыдаться. – Тебя, Димка…
17
Услышав звонок, Антон затушил окурок в пепельнице и, отключив чайник, пошел открывать. Увидев в глазок своего соседа, Антон вгляделся в его лицо. Лицо мрачное, глаза какие-то блеклые… Видно, у этого паренька какие-то серьезные трудности…
– Добрый вечер, Дмитрий, – Антон протянул соседу руку. Дима вяло пожал ее. – Заходите, дорогой.
Они прошли на кухню. Антон предложил Диме чая. Тот не отказался.
– Чего покрепче не предлагаю, Димка, – Антон поставил на стол чашки с чаем. – Смотрю, ты и так уже… Что случилось, Дима? – Антон сел напротив товарища, отхлебнул чая, закурил.
– Ничего особенного, – подумав с минуту, ответил парень, глядя куда-то мимо соседа, который беспечно курил. – Ты, Антон, в снах разбираешься?
– В снах?.. – Антон засмеялся, закашлялся. – Тебя кошмары мучают? От этого и такой мрачный, что ли?
– Нет, кошмары меня не мучают…
Дмитрий не мог подобрать нужных слов. Рассказывать о своей глубокой грусти, в основе которой лежит его собственная тугоумность и слабоволие, ему совсем не хотелось.
Дима задумался. Сказать Антону, что пришел к нему, чтобы не показываться в таком настроении перед родителями?.. Неэтично… Что сказать?.. Не найдя нужных слов для начала непринужденной беседы, Дима решил рассказать сон, который приснился ему недавно.
Помимо эротических сновидений с участием Ларисы, Лены и Нади, Диме иногда снились обычные сны, и – еще реже – сны с фантастическим сюжетом. Один из таких снов он и пересказал своему новоиспеченному другу. Началось сновидение с того, что Дима посмотрел в окно из своего дома и увидел непонятное свечение. Не придав особого значения этому солнечному зайчику, Дима перевел взгляд на клумбы с цветами, потом поглядел на деревья, на детей, играющих в песочнице. Затем он снова посмотрел на свечение и заметил, что оно начало увеличиваться в размере. По мере увеличения этот солнечный зайчик видоизменялся – превращался в бледно-желтый шар. Шар плавно расплывался, становился похожим на облако и медленно двигался в сторону парня. Световой шар двигался какими-то несуразными прыгающими шагами, – будто пританцовывал. Было видно, что внутри этого светового облака что-то есть, но что именно – не понятно, – облако слишком густое. Дима сделал шаг назад и тут же заметил, что облако начало видоизменяться. Неторопливо приближаясь, оно потихоньку превращалось в человека. Черты человека парень разглядеть не мог – слишком яркий свет исходил от его лица. Он только заметил, что этот светящийся человек в балахоне и с длинными, почти до плеч, волосами. Человек, продолжая светиться ярким светом, отдалился на небольшое расстояние и, немного помедлив, продолжил приближаться к парню. Сделав несколько шагов, светящееся существо начало жестикулировать и покачиваться из стороны в сторону. При этом оно изменило траекторию – стало двигаться зигзагами.
Дима пересказал сон во всех подробностях. Антон внимательно слушал. Затем он закурил очередную сигарету и спросил: – Ты, Димка, наверное, набожный парень?..
– Да.
Димка смутился, вытянул из пачки сигарету и, не зная, что с ней делать, начал вертеть ее меж пальцев.
– А что?
– Просто всем людям снится преимущественно то, что больше всего сидит у них в уме. Это что касается образов. А что касается самой сути сна, так я думаю… – Антон как-то пренебрежительно посмотрел на парня, и выпустил несколько большущих колец дыма… – Как бы тебе сказать…
Так и не подобрав нужных слов, или просто не решившись на них, молодой мужчина смял сигарету в пепельнице и уставился в окно.
– Что ты хочешь сказать? – нетерпеливо спросил Дмитрий.
– Мне кажется, ты, парень, сам себе приснился, – Антон улыбнулся – чтобы этот недалекий паренек понял, что он не собирается подтрунивать над ним. – Ты, случайно, не обращался к попу за разрешением этой сути?
– Обращался…Дмитрий в тот же день ходил в церковь. Специально пошел на исповедь, чтобы встретиться со священником. Священник – коренастый лысый человек с бегающими глазами, больше похожий на плутоватого зэка, чем на священнослужителя – ответил ему: “Не наше это дело, сын мой, сны разгадывать. Церковь это запрещает…”. На вопрос Дмитрия: “Почему?” батюшка учтиво ответил: “Это ведь сугубо мирское явление, – сны… Понимаешь?”. Тогда Дима позвонил дяде Мише, но уже не с целью получить расшифровку своего чудного сновидения, а просто спросить, что имел в виду тот подозрительный священник. Отец Михаил, шутя, пожурил крестника за то, что тот не понимает то, что должен понимать каждый набожный человек и процитировал цитату из священного писания: “И сказал тогда ему Иисус: “Отойди от меня, сатана! Ты думаешь о людском, а не о божьем!” Затем протоиерей велел крестнику зарубить на лбу этот отрывок и наказал ему не увлекаться снами и плотскими влечениями.
– Он, видимо, боится нарушить церковный закон, – Дмитрий непонимающе посмотрел на улыбающегося соседа. – Я его понимаю, но… Антон, ты, если что знаешь, так прямо скажи…
– Прямо скажи… – задумчиво повторил Антон. – А священник тебе не говорил, что если уж увлекаешься религией, то надо стараться видеть бога таким, каким бы ты хотел его видеть?
– Антон, – Дима вскочил со стула, выпрямился струной, вытаращил глаза, недовольно мотнул головой. – Бог – един для каждого!
– Да, – согласился Антон. – А почему?.. Не знаешь?
Дима, еще не оправившись от приступа крайнего возмущения, пожал плечом.
– Потому что так написано, правильно? – Бывший бармен говорил спокойно и ровно, но по его лицу было понятно, что он подавляет свои настоящие эмоции. – Ладно, раз ты просишь сказать, что я в самом деле думаю, так я думаю… – Антон положил руку на плечо парню, который с благоговением смотрел на него. – Я думаю, Дима, ты сам себе приснился…
– Ты это уже говорил!
– Я не договорил, Дима. Ты сам себе приснился, потому что это ты – пляшущий ангел… У тебя ангельская душа, Димка, а ума… прости, – Лукавцев положил обе руки парню на плечи и, одарив его проницательным теплым взглядом, задушевным тоном произнес: – Ума, Дима, у тебя – только для пляски.
Дмитрий вновь, как ошпаренный, вскочил со стула, глаза его горели, губы плотно сомкнулись, левая рука комкала сигарету, а правая была сжата в кулак. Он долго смотрел дикими глазами на своего соседа, пытаясь подавить приступ гнева. Так и не справившись со своей яростью, Дима потупил взгляд, медленно опустился на стул. Продолжая кромсать сигарету в руке, он смотрел в окно – на детей, играющих в песочнице, на раскидистые акации, стоящие у высотного дома напротив. Лукавцев тем временем разливал чай по чашкам.
– Ты, Дима, не принимай так близко к сердцу. – Антон поставил чашки на стол и взял парня за руку. – Ты просто юный еще. Я ведь не имел в виду, что ты тупой. У всех молодых людей твоего возраста то же самое в голове. – Лукавцев пощекотал Диму чуть выше локтя. – Фунтик, ты со мной согласен?
– Согласен, – Дима, смеясь – не столько от слов товарища, сколько от щекотки, оттолкнул Антона. – Но в другом ты совершенно не прав, – в том, что на бога смотреть надо так, как сам хочешь!
– Ну, не прав, так не прав, – Лукавцев сел за стол, взял чашку чая, но не за ушко, а так, будто это фужер. – За взаимопонимание… – Поняв, что его шутка совсем не развеселила огорченного мальчика, он отпил из чашки и, бросив мимолетный взгляд на хмурое лицо Димы, закурил очередную сигарету.18
Сергей Дмитриевич сидел в своей комнате, листал книжку «Мифы и легенды древней Греции». Он был так увлечен чтением, что не заметил, как к нему вошел сын. Было десять часов утра. С минуты на минуту его супруга с сыном уедет в деревню, праздновать свадьбу племянника. Он неделю назад решительно заявил Татьяне Владимировне, что не поедет, сославшись на вынужденные внеурочные задания на работе. Предчувствуя напористые просьбы супруги поехать вместе с ней хоть ненадолго, он чувствовал себя немного неспокойно. С целью подавить легкое беспокойство, он и взял в руки любимую книгу детства.
– Сказочки читаем?
Дмитрий заметил, как отец еле заметно дернулся, – он так был увлечен чтением, что звук человеческого голоса напугал его.
– Не имей привычки подкрадываться, – с мнимой суровостью пробурчал Сергей Дмитриевич. Положив в книгу закладку, он закрыл ее и положил на журнальный столик.
– А я и не подкрадывался, – сын улыбнулся и, после того, как ответил ему кроткой улыбкой, задал очередной вопрос: – Мы во сколько поедем?
– Это ты у мамы спроси.
– А ты?..
– Я как-то не хочу, сынок. Ты ж знаешь, я не любитель таких гулянок…
– Знаю, – грустно ответил сын, присаживаясь на диван. – Я, вообще-то, тоже не очень хочу…
– Ты, наверное, вчера нагулялся?.. – Сергей Дмитриевич хитро улыбнулся. – Где вчера гулял, сынок?
– У Антона был.
– У Антона – это не плохо. Знаешь, он хороший парень, этот Антон…
– Да, неплохой, – согласился Дима. – Только богохульник.
– Богохульник? – отец Дмитрия рассмеялся. – Чего ж он тебе такого богохульного сказал?
– Он говорил: “Посмотри на бога таким, каким сам хотел бы его видеть”… Это разве не богохульство?.. Это тоже богохульство, хоть и без цели!
– Знаешь, эта его фраза как раз и подчеркивает, что он перспективный именно в духовном плане.
Сергей Дмитриевич состроил гримасу, надеясь таким образом приободрить погрустневшего сына. Ничего не вышло – Дмитрий стал еще мрачнее прежнего.
– Он вовсе не богохульник…
Отец Дмитрия запнулся – потому что его отпрыск гневно сверкнул на него глазами.
– Да, сынок, я так считаю. – Властно, но в тоже время мягко, совсем без обиды, продолжил Сергей Дмитриевич. – У большинства мужиков… Да и я – тот же осел… Так вот, большинство мужиков предпочитают видеть женщин такими, какими бы они хотели их видеть…
В этот раз повествование прервала Татьяна Владимировна. Она подошла к супругу, потеребила его шевелюру и с наигранным возмущением спросила: – И что плохого в том, что мужчины видят женщин такими, какими бы они хотели их видеть?
– В этом ничего плохого, – совершенно серьезно ответил Сергей Дмитриевич, обнимая жену за талию. – Но и ничего хорошего. – Он усадил супругу на колени, поцеловал в щеку. – Танюша, вам уже, наверное, ехать пора?
– Пора, – Татьяна Владимировна погладила кончиками пальцев затылок мужа. – А ты с нами не поедешь?
– Нет, мои зайчики, – Сергей Дмитриевич обнял жену, крепко поцеловал в губы. – Давайте как-нибудь без меня, мои хорошие.
– Ладно.
Татьяна Владимировна встала, погладила супруга по голове, резко застегнула молнию его спортивной куртки.
– Будь хорошим, остаешься один на три дня.
Улыбаясь, женщина нежно ущипнула мужа за щеку. Сергей Дмитриевич погладил распущенные волосы жены, нежно поцеловал ей руку.
Выходя из церкви, Татьяна Владимировна встретилась с племянником и его невестой. Молодые живо шли, взявшись за руки. Невеста Сергея красива, стройна, с хорошими манерами. Поздоровавшись с тёткой будущего мужа, она душевно улыбнулась и спросила: – А вы, наверное, мама Димы?
– Да, – Татьяна Владимировна также мило улыбнулась будущей родственнице. – Я – мама Димы.
– Вы очень похожи.
– Да, внешне он весь в меня, – Татьяна Владимировна снова улыбнулась молодоженам и, будто бы увидев кого-то за забором, поспешно спустилась с церковного крыльца.
– А вы что, – крикнул ей Сергей. – Церковную церемонию не уважите?
– Уважу, конечно, Сереженька, – женщина как-то растерянно улыбнулась – чтобы ни Сереженька, ни его будущая жена не посчитали, что ей вовсе не интересно наблюдать за церемонией венчания. – Сейчас только встречусь кое с кем, и приду.
Татьяна Владимировна сдержала обещание – пришла в церковь, пропустив несколько минут венчания.
После церемонии все желающие погулять на свадьбе уселись в большой автобус, который должен был отвезти их к дому, в котором жила бабушка Агафья.Свадьбу решили отыграть во дворе. С этой целью были поставлены палатки, столы, скамейки. Столы ломились от еды и спиртного. Музыканты расположились недалеко от сарая. Здесь организаторы допустили оплошность – не предусмотрели, что мычание коровы и мэканье коз будут мешать солисту и его приближенным (гармонисту, барабанщику и играющему на синтезаторе) исполнять музыкальную программу. Программа была слегка подпорчена, но за общим весельем никто не предал этому большого значения.
На второй день музыкантов не было. Музыка звучала из колонок «домашнего кинотеатра». Весь день прошел тихо, без танцев и песен. Лишь к позднему вечеру веселый старик в старомодном твидовом костюме сказал бабушке Агафье: “Ляксеевна, давай-ка ты Вовкину гармошечку, играть буду”. Агафья Алексеевна послушно исполнила просьбу. Гармошка заиграла звонко, но как-то не профессионально. Буквально через минуту все дети, сидящие за одним столом с гармонистом, убежали. Остались только бабушка Агаша, несколько ее подруг и четверо мужиков лет пятидесяти. Поиграв минуты две, гармонист (его звали Петр Владимирович, или Петя Карась) остановил игру, вкрадчиво побегал глазами по сторонам – оценить настроение коллег, которые, казалось, вовсе не слушали его, и заиграл другую мелодию. Играя, он сверлил старушек укоризненным взглядом. Бабки намек поняли, две из них нехотя запели:
Ой, то не вечер, то не ве-е-ечер,
Мне-е-е малым мало спало-о-ось…
Тут же тоненьким голоском запела третья. К концу песни пели все пожилые женщины и даже один из мужиков. Петя Карась, изредка поглядывая на поющего мужика, смеялся, – песня женская, а мужчина с серьезным видом поет ее вместе с бабками. Закончив композицию, Петр Владимирович поставил инструмент на колени Ксении Яковлевне – грузной женщине лет семидесяти, сказал: ”Здорово звучите, девчата! Что значит, душой молоды!”, немного поел салата и снова взялся за гармошку. Перед тем, как заиграть, он подмигнул и звонко запел:
В саду гуляла
Цветы сбирала…
Почти все женщины запели вместе с ним. Потом присоединились мужики – все, кроме одного, который, подперев подбородок ладонью, смотрел на всех пьяными глазами, полными грусти и безразличия.
Татьяна Владимировна слышала звуки гармошки и песни, но присоединиться к веселью не решилась. Она сидела за столом в доме. Также в доме находились сестра Грымовой со своим мужем, три пожилые женщины, и две супружеские пары – друзья Сергея, и двое детей – мальчик и девочка лет шести.
Сестры тихо болтали меж собой. Когда Татьяна заговорила о своем сыне, лицо Анны стало тревожным. Переживать было за что – племянник работает уже полгода, а ходит почти всегда хмурый, поникший… Её муж – Василий Григорьевич, мужчина лет пятидесяти, высоченного роста, косая сажень в плечах, нежно потрепал супругу за ухо и звонким баритоном проговорил: – Ладно тебе, это временно. Такие как он медленно ко всем привыкают. Особенно, если коллектив наполовину примороженный.
– Что значит «такие, как он», Вася? – не скрывая недовольства, спросила Татьяна Владимировна.
– Ты хорошо знаешь своего пацана? – с улыбкой спросил Василий Григорьевич.
– Конечно, – женщина насторожилась, положила на край тарелки вилку, которую собиралась окунуть в плов.
– Ну, значит, знаешь, какой он…
Одна из старушек залилась звонким смехом, уронила ложку с салатом в тарелку. Все остальные, кроме двух сестер, засмеялись. Муж Анны Владимировны тоже смеялся. Казалось, он не подозревал, что причина этих бурных эмоций – вовсе не его шутка, а глупый громкий смех бабы Вали.
– Может быть, ему в церковь сходить… – предложила Анна Владимировна. – Он, вроде бы, сильно верующий…
Услышав, что разговор зашел о церкви, баба Валя прекратила хихикать, вмиг стала серьезной и тяжело произнесла: – В церковь… Нет нынче правды в церкви! Нет хорошего батюшки! Нет правильного православия! Нет правды!
– По-моему, раньше было все тое ж самое, – мягко, чтобы не вызвать гнева Валентины, возразила Татьяна Владимировна. – Такой же батюшка, такие ж молитвы, такие ж ритуалы…
– Это тебе, Танюшка, все тое ж самое, – ехидно возразила костлявая старушка в белом платье, сидящая справа от Валентины. – Ты не ходила в церковь, вот тебе и тое ж самое все!
Поймав недоуменный взгляд женщины, старушка сделала ей страшные глаза, укоризненно кивнула и принялась ковырять селедку под шубой.
Татьяна Владимировна отпила вишневого компота из своего стакана, зацепила вилкой кусочек бекона и медленно отправила его в рот. Пережевывая мясо, она задумчиво смотрела на старушку в белом платье. Та бросила на женщину тяжелый недовольный взгляд и, резко вдохнув носом воздух, продолжила трапезничать.
– А вы как думаете, тетеньки? – обратилась к бабкам Татьяна Владимировна.
– А чего там думать! – буркнула тучная женщина, сидящая справа от бабы Вали. – Думаешь, мы тебя не знаем?
Заметив, как лицо Татьяны Грымовой снова помрачнело, крупнотелая дама усмехнулась, отломила дольку апельсина и, надкусив ее, что-то шепнула Валентине.
– Не поняла! – Грымова с трудом заставила себя не сорваться на крик.
– Ты ведь бизнес-баба, Танька, – с издевкой произнесла пожилая леди в белых одеждах. – А богатство – это что?
Татьяна Владимировна откинулась на спинку стула, прикрыла глаза, тихо усмехнулась, приложила ладонь к щеке и с надменной ухмылкой пропела: – Эх, бабульки вы, бабульки…
Мелодия, донесшаяся из дамской сумочки, висящей на спинке стула, не дала женщине договорить свое мнение. Татьяна Владимировна вытащила телефон, вышла из дома. Закрывая за собой дверь, она заметила, как баба Валя подмигивает своей подруге в белом и что-то шепчет.
– Ну, это никто не знает… – ответила подруга в белом.
– Чего никто не знает? – требовательно вопросила Анна Владимировна. – Что вы там шепчетесь, как две глупые девочки! в конце концов!
– Аня, не злись, – успокаивающе попросила Валентина. – Мы просто ерунду трепем. Мы ведь старенькие, да еще и пьяненькие…
– Знаю я, какую вы ерунду трепете!
Вымолвив эти обескураживающие слова, Анна Владимировна уронила ложку, которой ела солянку, на стол, и выбежала из дома. Её супруг залпом выпил вишневый компот и побежал за ней. Молодежь вместе с детьми, глядя на супругов, тоже покинули помещение, оставив пожилых женщин в недоумении.
– Во обиделась, так обиделась… – шепнула подавленная Валентина.
– Видать, есть на что обижаться, – со смехом ответило «белое платье». – Знает, наверное, что-то про сестричку…
Третья подружка сидела задумчиво, приложив два пальца к уголку рта. Заметив, что две подруги на нее смотрят, она одарила их непонятной кроткой улыбкой и положила себе в тарелку селедки под шубой.
За окном послышались шаги. Это были какие-то нестандартные шаги, – будто звук тяжелого шага человеческой ноги сопровождался звуком чего-то острого, врезающегося в землю.
Бабушки прислушались. “Наверное, Митя валит…”, – сказала одна из них. Все остальные поддакнули ей. Дверь комнаты открылась, и в дом вошел коренастый мужичок лет пятидесяти, в сером пиджаке поверх накрахмаленной гипюровой рубашки. Передвигался он с помощью костылей, так как у него отсутствовала правая нога. Это был Дмитрий Николаевич Мазырчук, бывший начальник скотобойни. В народе его звали просто Митей.
– Добрый вечер всем, девчата, – Митя приветливо улыбнулся женщинам, уселся за стол, аккуратно прислонил костыли к подоконнику.
Тут же в дом вошла Татьяна Владимировна. Душевно поприветствовав Дмитрия Николаевича, она села за стол рядом с ним.
– Танюшка, а ты как была молоденькой дивчиной, так и осталась, – с благородной улыбкой заметил Митя.
Женщина немного смутилась, заставила себя мило улыбнуться и мягким тоненьким голоском произнесла: – Да ну, вы что!.. В самом деле, что ль?
– Ну, не как молодуха, но годов на десять моложе своих лет.
– А вы чего в первый день не приходили?
Вкрадчивый тон голоса и загадочный взгляд смуглолицей красавицы заставили мужичка смутиться и перевести взгляд на Валентину, которая отстраненно глядя в окно, похрустывая перышком лука.
– Я как-то не люблю, Танька, первый день. – Ответил Дмитрий Николаевич после недолгой заминки.
– Ну, дело ваше, на вкус и цвет товарищей нет.
Татьяна Владимировна заполнила две рюмки водкой из графина. Предложила бабушкам. Те отказались. Тогда женщина предложила Дмитрию Николаевичу: – Ну, давайте, Митя, с вами выпьем, коль пришли…
– Я пью за здравие всех, сидящих со мной за столом, – сказал Дмитрий Николаевич, поднимая свою рюмку.
– Давайте за здравие всех, сидящих за столом, – негромко, будто самой себе, сказала Татьяна Владимировна и, одарив бывшего начальника скотобойни теплым взглядом и загадочной улыбкой, легким движением руки опрокинула содержимое рюмки в рот.
Дмитрий Николаевич, не скрывая удивления, с улыбкой любовался смуглолицей женщиной, которой, оказывается, совсем не чуждо ничто человеческое. Заметив, как старушка в белом платье резко сменила ехидное выражение лица на серьезное, он обратился к ней: – Кристина, что-нибудь не так?
Кристина усмехнулась, сказала: “Все так”, и, бросив недовольный взгляд на Татьяну, ковыряющую вилкой оливье, спрятала лицо в ладонях.
Во дворе прямо возле дома стоял длинный дубовый стол с брезентовым навесом. Среди людей, сидящих за столом, были Сергей с новоиспеченной женой. Сергей был немного пьян и рассказывал какой-то анекдотический случай из своей армейской жизни. Несколько человек, сидящих ближе к парню, смеялись. Остальные говорили о своем. Молоденькая супруга Сергея с полным безразличием слушала рассказ мужа. Вид у нее был усталый. Когда Сергей смотрел на неё, она делала вид, что внимательно слушает его, но стоило ему отвернуться, как она переводила взгляд вдаль – на ряды дров, выстроенные вдоль сарая, на стожки сена.
– Оксана, ты чего не ешь ни фига? – сказал кучерявый толстый парень, что сидел справа от Сергея.
– Не хочется как-то, – с милой улыбкой ответила жена Сергея.
Друг Сергея усмехнулся, откусил немного пирожного и снова повернулся к Оксане. Он снова хотел что-то ей сказать, но понял, что она заинтересована чем-то другим. Молодая жена широко раскрытыми глазами смотрела в сторону стожков за сараем. Кучерявый друг Сергея посмотрел туда же и увидел человека в бежевом костюме. Этого паренька он видел вчера. Паренек сидел молча, ни разу не крикнул «горько», не пил, ел мало, и вообще казался каким-то «не от мира сего». Сейчас этот мальчик идет неуверенной походкой вдоль стожков. Вот чему так удивляется Оксана!.. Непьющий мальчик втихаря напился и идет спать в стоге сена… Смешно… Друг Сергея тихо усмехнулся. Оксана заметила это, но не решилась сделать замечание.
Пройдя несколько стожков, мальчик резко остановился – будто врезался в невидимое ограждение. Он стоял где-то с полминуты, слегка покачиваясь из стороны в сторону, потом сделал неуверенный шаг вперед и… Следующие его движения заставили Оксану громко засмеяться. Она прикрыла рот рукой и, кашлянув, продолжила наблюдать за парнем.
Парень вроде бы танцевал чечетку, но при этом делал странные движения руками. Его руки то вздымались кверху, выписывая в воздухе загогулины, то дергались, опускаясь вниз. Движения были несогласованными – когда одна рука поднималась кверху и выписывала в воздухе непонятные узоры, другая опускалась книзу, неуклюже вращая пальцами, или просто безучастно висела.
Сергей мельком посмотрел на свою молодую жену и, заметив, что ее взгляд обращен не на него, прервал свой оживленный рассказ, посмотрел туда, куда смотрит Оксана.
– Ё-моё! Это ж Димка! – воскликнул он, вставая со скамейки.
– Серёжка, – толстый товарищ взял его за руку. – Пускай побесится мальчик…
– Да, Сережа, – Оксана встала, положила руку на плечо мужа. – Ты его сейчас не уймешь. Пусть потанцует.
Сергей сел на место, Оксана погладила его по затылку, улыбнулась: – Не волнуйся. У всех бывает…
– И у тебя, что ли, было? – Сергей улыбнулся супруге, потом что-то шепнул ей на ухо.
Молодожены вышли из-за стола.
– Толиан, мы завтра придем, – сказал Сергей своему упитанному товарищу.
Толиан, не отрывая глаз от пляшущего мальчика, кивнул: – Угу, я тоже завтра приду.
Выходя за калитку, Оксана заметила, что почти все, сидящие за столом во дворе, внимательно смотрят на этого несчастного мальчика. В том, что он несчастный, она убедилась ещё вчера. Дима сидел за праздничным столом часа четыре, и все это время взгляд его был полон грусти, губы сомкнуты – будто он недавно плакал. Иногда он что-то говорил гостям, которые, уже будучи не совсем трезвыми, спрашивали его, кто он, кем приходится молодоженам. Говорил тихо, иногда старался заставить себя улыбнуться, но это у него плохо получалось, – улыбка получалась какая-то деревянная, придавая его восточному лицу какой-то нелепый, даже немного глупый вид.
Тяжело глянув на Диму, который уже не плясал, а стоял, опустив голову, Оксана тяжело вздохнула и пошла за молодым супругом, который уже прошагал приличное расстояние.
Постояв с опущенной головой примерно минуту, Дмитрий оглянулся назад. Глаза его были мутны, волосы взлохмачены, пиджак расстегнут, одна пуговица на правом рукаве оторвана, – ни дать ни взять, пьяный дебошир, потихоньку обретающий сознание после свадебного дебоша. Парень медленно повернулся назад и, глядя перед собой, медленно поплелся к гостям, сидящим за столом возле дома. Чего они все смеются?.. Неужели с него?.. Он остановился, тяжело вздохнул, пригладил руками волосы, осмотрел свой костюм и пошел дальше. По мере его приближения гости, сидящие за столом, убирали с лица улыбки. Когда он подошел к столу, улыбался только Толик и девчушка лет четырнадцати с салатовой ленточкой в косе.
Окинув тяжелым взглядом всех гостей, Дмитрий присел рядом с Толианом.
– Чего во мне такого смешного? – промолвил парень, безжизненно глядя куда-то мимо собеседника.
– Не печалься, – Толик хлопнул парня по плечу. – Все мы бываем смешные… Овощное рагу хочешь?
Он подвинул к Диме хрустальную салатницу с салатом. Бегающие глаза и слегка перекошенный рот Дмитрия рассмешили Толика. Стараясь подавить приступ смеха, он стал накладывать салат в тарелку.
– Бр-р, противно как! – пробасил Дима, поворачиваясь к молодому человеку. – Стыдно! Бр-р!
Толик зашелся смехом, уронил ложку с салатом в тарелку и сквозь смех сказал: – Хлопчик, не смеши меня.
– Не хотел, – Дмитрий улыбнулся и, не обращая внимания на смеющихся гостей, принялся за овощное рагу.
Смеялись все, кто слышал разговор двух молодых людей. Не смеялись только две женщины лет пятидесяти, которые были увлечены воспоминаниями о своей молодости, и молодая супружеская пара, увлеченная тихим рассказом своего малолетнего сына.
– Хорошо танцуешь, Дмитрий, – улыбнулся Толик, накалывая на вилку сардельку.
– Да, – серьезно сказал Дима, роняя ложку в тарелку с салатом. – Я ведь пляшущий ангел…
– Это тебя кто так обозвал?
– Не обозвал, – Дима снова уронил ложку в тарелку, и после короткой паузы, продолжил: – Просто назвал…
– Кто? – Толик не унимался – не столько для себя, сколько для хохочущих гостей.
– Какая разница… Пляшущий ангел, так пляшущий ангел…
На этот раз засмеялись только две девицы лет двадцати и худощавый мужик в коричневом костюме, сидящий напротив Толиана. Дима, не обращая ни на кого внимания, принялся поглощать салат. Толик, глядя на него, задумчиво хмыкнул и откусил кусок сардельки.
Услышав звук, похожий на гул тромбона, гости посмотрели в сторону ворот и увидели голубую иномарку. Тут же из дома вышли Дмитрий Николаевич с Татьяной Владимировной.
– Мам, – Дима, как ошпаренный, вскочил, подбежал к матери. – Это как понимать, а?
– Это надо понимать совсем не так, как тебе… – женщина с укором посмотрела на сына и язвительно продолжила: – Мой юный алкоголик! хочется! – Татьяна Владимировна не сильно схватила сына за нос. – Ты меня понял?
– Ладно, – Дмитрий стыдливо отвернулся.
– Что «ладно»?! – мать сорвалась на крик, схватила сына за плечи, повернула лицом к себе. – Мало того, что ты сам позоришься перед людьми, так ещё и меня пытаешься опозорить!..
– Мам, не обижайся… я не хотел…
– Ты иди-ка поспи, сынок… Как думаешь?
– Думаю, да… – сын виновато улыбнулся матери.
– Думаю, да, – Татьяна Владимировна, весело смеясь, передразнила сына и, взяв его за плечо, аккуратно толкнула в сторону двери: – Иди, отдохни… Митя, пошли…
Грымова пошла к иномарке. Дмитрий Николаевич – за ней. Дмитрий провожал их печальным взглядом, пока они не уселись в машину. Когда иномарка тронулась, он сел на свое место за столом и сказал Толику: – Что ты думаешь?
– Что я думаю по этому поводу? – уточнил Толик.
– Ай, – Дима нервно махнул рукой. – Не надо ничего думать. Давай, лучше, накатим.
Под тихий смех гостей юноша взял с середины стола два фужера и наполнил их вином.19