Фраера Горшков Валерий
Отмотав семилетний срок за грабеж, Профессор вышел на волю в восемьдесят девятом и поразился произошедшим в стране переменам. До зоны доходили слухи о благоприятном криминальном климате в нынешнем СССР, но чтобы до такой степени…
Используя свои связи в уголовной среде, он быстро сумел создать собственную группировку, объединив несколько разрозненных бригад рэкетиров.
После короткой, но кровопролитной серии разборок с конкурентами криминальному формированию Профессора удалось взять под контроль вполне приличный фрагмент коммерческого Питера, и вот уже три года он пасся на этом куске земли.
Однако авторитет был убежден: такой фарт – дело временное. Или скосит тебя пуля киллера, или изменится ситуация в стране. Он раньше многих других криминальных лидеров решил: нарежу побольше зеленых – и за кордон.
Профессор даже нанял репетитора по английскому языку, с которым занимался каждый день по часу у себя в офисе. Братве, понятно, он о своих планах не докладывал. Репетитора называл адвокатом и, закрывшись с ним в кабинете, давал строгий наказ секретарю, чтобы их никто ни в каком разе не беспокоил.
Но необходимая сумма в баксах с семью нулями никак не складывалась. Только было развернулся Профессор, как к власти в городе пришли новые, горластые и голодные, чиновники. Мгновенно возросли накладные расходы. Сразу же расширился штат у ментов – опять плати.
А еще и собственную братву надо содержать, и в общак отстегивать…
В отличие от большинства других авторитетов он не доверял шустрым финансистам и не прокручивал с их помощью непонятные ему коммерческие аферы, ограничиваясь банальным рэкетом, который приносит гарантированный, но все же недостаточно быстрый доход.
А сваливать за бугор, считал Профессор, уже пора. Потому-то наводка искусствоведа на десять зеленых лимонов – может, меньше, но, может, и больше! – пришлась как нельзя кстати.
Босс рэкетиров начал проверку информации Саввы Родионовича по всем правилам.
Его специалисты из группы радиотехнического обеспечения поставили телефон коммуналки Алины на прослушку.
Парочка боевиков круглосуточно дежурила в машине напротив подъезда скупщицы с ее фотокарточкой, добытой из паспортного стола.
Сыщики из контролируемого Профессором частного детективного агентства проверяли наличие у Алины Серафимовны друзей и близких родственников.
Сотрудники того же агентства установили слежку и за Саввой Родионовичем. Они также должны были составить досье на двух бессемейных соседок.
Через неделю авторитет получил все необходимые данные.
Наблюдение за самим искусствоведом ничего интересного не дало, но его информация подтверждалась: бабка Алина никуда не выходила, по телефону ни с кем не общалась, не считая девицы из муниципальной службы соцобеспечения, друзья и близкие не обнаружены.
И еще – в блокаду она действительно находилась в Ленинграде.
Судя по всему, рыжье, если оно действительно существует, Серафимовна хранит или в своей квартире, что казалось Профессору маловероятным, или в каком-либо тайнике.
Имелся, правда, еще один неприятный вариант – Алина могла действовать не в одиночку. В этом случае сокровища поделены на части, и у соседки искусствоведа окажется гораздо меньше цацек.
Но так или иначе, Битюг и Кислый – а они специалисты в этом деле – выбьют из бабки и место хранения драгоценностей, и имена сообщников, если таковые были. Тогда дойдет очередь и до ее подельников. Или до их потомков.
Согласно плану Профессора, скупщицу следовало брать под утро и везти в надежное место на расколку.
Другой вариант: завалить двух жиличек и произвести шмон конуры Алины в ее присутствии – авторитету не приглянулся. Наводчику тогда уж точно не отмазаться: о старушке некому особо беспокоиться, а у ее соседок, как выяснилось из представленных сыщиками досье, есть и братья, и сестры.
Конечно, можно замочить и деда-искусствоведа, но в группировке у Профессора состоит его внук. Надо, выходит, итого…
Нет, чересчур длинный шлейф потянется. Ни к чему лишний раз светиться. Да и реализацию рыжья надежнее проводить через Савву Родионовича – тот наверняка знает этот предмет досконально.
Имелся у «убойного» варианта и другой серьезный минус. Профессор хотел добраться до «клада» лично, а не в присутствии понятых в лице собственных боевиков. Значит, мочить баб пришлось бы ему самому, что авторитету западло.
Нет уж! Пусть пацаны выбьют из старухи ответ на вопрос «где?» и кончают болезную. Он же заберет приданое бедной девушки чистыми руками.
Правда, как сказал ее сосед Савва, на ночь она свою дверь запирает.
Впрочем, к операции будет привлечен Жетон – мастер на все руки. Врезной замок довоенного образца, опять-таки по сведениям Саввы Родионовича, для Жетона плевое дело. А квартирную дверь откроет наводчик.
В группировке Профессора не так давно вошедшими в моду мобильниками пользоваться не любили: у братвы сложилось стойкое мнение, что их сотовые аппараты будут прослушиваться органами в обязательном порядке. Поэтому сразу договорились обо всем.
Битюг, Кислый и Жетон, объявил авторитет, в четыре утра вяжут бабку и везут на известный им пустырь.
Услышав это, боевики переглянулись. То, что босс распорядился ехать к котловану, а не на традиционное место колки несговорчивых бизнесменов – личный хутор Профессора с пилорамой, для бойков означало одно: клиент на этом свете не заживется.
Сам он, продолжал главарь, к их прибытию, скорее всего, будет уже на месте, но, если задержится, можно начинать без него. Дело обычное – требуется расколоть девушку на предмет бабок и цацек.
Но все пошло наперекосяк – поначалу из-за пустяковой дорожной неприятности. Размечтавшись об открывающихся перспективах, авторитет слишком поздно затормозил и поцеловал в зад стоящую на светофоре «копейку».
Он сразу возмутился – чего ради этот козел остановился на красный свет в пятом часу утра! Но тут Профессор увидел машину дорожно-постовой службы…
Гаишник попался упертый. Руку с баксами отвел в сторону и повез проверять авторитета на алкоголь. Потом составление протокола, то да се…
Освободился главарь криминальной группировки часа через два, а приехав к котловану, увидел, что боевики отводят глаза…
Возможность их сговора с последующей экспроприацией его десяти миллионов долларов (десяти лимонов баксов!) до сего момента не бралась Профессором в расчет. Но, когда он услышал от быков, что у них якобы тоже произошла авария, а бабка за это время самопроизвольно испустила дух, то не смог поверить в такое тройное стечение неблагоприятных обстоятельств…
Глава пятая
Затонувший буксир
Блуждающие по сторонам лучи наших фонарей выхватили из мрака силуэт повалившегося на правый борт и расколовшегося почти надвое буксира.
Судя по виду, он провел в состоянии «полного погружения» не один десяток лет, наполовину осев в серый песок и для полного счастья зарывшись носом в дно. Вот почему даже «Волго-Балт», достаточно сильное судно по сравнению с массой «утюга», не смог сдвинуть этот памятник кораблекрушения с места.
Как мы и предполагали, трос, накрутившийся на винт сухогруза, смотался с небольшой носовой лебедки буксира. Каким именно образом тяжелый стальной канат смог напрыгнуть на винт, идущий на расстоянии двух метров ото дна, я даже не задумывался. Нева порой вытворяла такие немыслимые пируэты, о которых любой не посвященный в тонкости нашей профессии мог бы сказать, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. Но это – для чайников, а мы мастера аварийно-спасательной службы, за два года хорошо научились ничему не удивляться.
Облазив буксир, обнаружили несколько занятных деталей. Если верить табличке, приклепанной на палубной надстройке возле двери в ходовую рубку, судно построено в тридцать втором году. А согласно трафарету, который, к нашему немалому удивлению, еще возможно было прочитать, оно принадлежало ленинградскому торговому порту.
Но самым интересным стало открытие, недвусмысленно дающее понять, что «утюг» потоплен в результате серьезных разрушений на корме после взрыва. Мы сошлись во мнении, что это мог быть сброшенный с самолета фугас. Последний раз они рвались в городе во время блокады, так что время катастрофы тоже стало примерно известно.
Хаммер сообщил на «Фламинго» о находке и отправился проверить лебедку, а я решил из чисто спортивного интереса осмотреть утопленника еще раз.
В общем и целом выглядел он так, как и подобает пролежавшему пятьдесят лет под водой кораблю. Ржавый, грязный, покореженный от времени и постоянного течения, с одним-единственным целым стеклом в передней переборке палубной надстройки.
Если не считать вывалившихся через пролом в корпусе и позеленевших от старости трех деревянных и одного металлического ящиков, я не нашел ничего интересного.
Когда я легонько пнул один из них – он рассыпался, выпустив в воду стремительно унесенное течением облачко черной мути. Чем бы ни было его содержимое, за годы пребывания в воде оно превратилось в прах, слизанный Невой при малейшем прикосновении.
Повторив такую же процедуру с оставшимися двумя деревянными ящиками и проводив взглядом очень похожий на «дымовую завесу» спрута туман, я наконец добрался до железного сундука.
Он был еще достаточно крепким и не хотел открываться, поэтому я свистнул Хаммера с инструментом.
– Серега, подойди ко мне. Посмотрим, что здесь такое…
– В чем дело, Микульчик? – раздался в наушниках голос кэпа. – «Волго-Балт» должен уйти через тридцать минут, иначе я вам устрою вместо увольнения шесть часов политзанятий. Будете наизусть учить бессмертное творение генсека «Малая земля», а не девчонок тискать по квартирам.
– Здесь очень интересный металлический ящик, он вывалился из трещины в буксире, – объяснил я причину задержки. – Мы всколупнем крышку и посмотрим, что внутри. Это не займет больше минуты.
Хаммер протянул мне какую-то хреновину, и я, опустившись на колени, принялся выламывать замки.
– Что за ящик? – настороженно спросил Дмитрич. – Смотрите, не наломайте дров, экспериментаторы хреновы!
– Просто ящик, что-то вроде сундука, – ответил Павлов, внимательно наблюдая за моими манипуляциями.
Один замок уже капитулировал, и я усердно ковырялся во втором. Наконец поддался и он.
Я вогнал под крышку короткую стек-монтировку и, используя ее как рычаг, навалился сверху.
Посопротивлявшись для приличия пару секунд, крышка дрогнула, с нее поднялось облачко песка, а потом одна за другой не выдержали и обломились ржавые петли.
Я взялся руками за один край, Хаммер – за второй, и мы приподняли крышку сундука на несколько сантиметров…
А потом так и остались стоять как вкопанные, непонимающе разглядывая содержимое ящика из-под патронов. Я ожидал обнаружить именно боеприпасы, сохранившиеся еще со времен войны, так как пару раз за время службы мы уже вылавливали в Неве утонувшие полвека назад и несдетонировавшие авиационные бомбы. Но то, что предстало перед нами сейчас, не укладывалось ни в какие рамки!
Я с трудом сглотнул слюну и прохрипел:
– Ну?.. Крыша не едет?
Хаммер промычал что-то нечленораздельное, а потом медленно приложил одетую в резиновую перчатку руку с поднятым указательным пальцем к тому месту, где у человека, не облаченного в шлем-«трехболтовку», должен был находиться рот. Потом покачал головой: «Молчи, идиот» – и ткнул пальцем вверх, где переваливался с волны на волну наш рейдовый водолазный катер.
Я все понял, кивнул в ответ.
Мы положили крышку на дно, рядом с сундуком, и, не сговариваясь, одновременно опустились на колени по обе стороны от металлического ящика.
Я долго не мог решиться, но потом все-таки протянул руку и осторожно, словно прикасался к проплывающему в воздухе мыльному пузырю, взял одну из вещей.
И на моей ладони зажглась, сверкая желтыми гранями в свете подводных фонарей, маленькая золотая монета. Это была старинная немецкая марка с гордым профилем какого-то мужика в кудрявом парике.
Я повертел монетку в руке и прочитал дату ее выпуска. Выходило, что она старше нас с Сергеем лет на сто.
Мы, не моргая, смотрели на золотые деньги самых разных размеров, номиналов и стран, на большой серебряный кубок на витой ножке, на всевозможные цепи, кресты и фигурки, многие из которых были инкрустированы сверкающими камнями.
Я понял, что начинаю медленно сходить с ума, и лишь резанувший по ушам, будто раскат грома, голос капитана Рогожина вернул меня к реальности.
Сергей глубоко вздохнул и тихо ответил кэпу, интересующемуся содержимым находки:
– Здесь ничего нет, командир… Мы возвращаемся к винту и беремся за работу…
– Пошевеливайтесь! За сухогрузом уже очередь из кораблей выстроилась, – буркнул капитан третьего ранга, кап-три, и отключился.
Я встал с колен, положил монету в кармашек на комбинезоне.
Потом мы с Хаммером молча подняли со дна крышку, накрыли ею сундук и оттащили его в образованную треснувшим корпусом затонувшего буксира нишу.
После чего, направив перед собой лучи фонарей и осторожно придерживаясь за ощетинившийся шипами трос, двинулись назад к «Волго-Балту».
Глава шестая
Новый фигурант
Профессор стоял у окна в своем кабинете и размышлял о том, что же делать дальше. Впрочем, первый шаг понятен – напрашивался шмон на жилплощади покойницы Алины. Но он не слишком верил, что найдет там сундук с рыжьем, а значит, уже сейчас надо продумать последующие действия.
Однако в голову, несколько потрясенную только что проваленной операцией, ничего путного не приходило…
Профессор не испытывал никаких особенных чувств из-за четырех жмуров – три из которых были совсем не плановые. Да и с Алиной он в тот момент еще окончательно не определился…
Но авторитет не мог не понимать, что действовал на пустыре под влиянием нахлынувших эмоций, а не по трезвому расчету. Вот и братков со скупщицей отправил на дно без грузил… Всплывут ведь… Нервишки, блин, нервишки…
Босс вызвал секретаря:
– Съезди к Косте, прорабу нашему. Пусть пошлет на пустырь… тот самый… бульдозер с экскаватором. На котловане нужно поработать… Как обычно…
Эта процедура проводилась регулярно, примерно раз в году. Дно котлована присыпалось метровым слоем грунта. Для надежности…
Охранник-секретарь хотел было сказать, что присыпку производили всего месяц назад, о чем шеф, видимо, запамятовал, но вовремя спохватился – Профессор никогда ничего не забывал.
Авторитет вышел на улицу. Хорошо зная ситуацию в питерском ГУВД, он в душе потешался над мнением своей братвы, будто все их телефоны, особенно мобильные, на прослушке.
Хотя от гэбэ, к примеру, всего можно ожидать – к «старшим» в «конторе» подходы у него были слабо проработаны. Поэтому и приходится в особых случаях пользоваться телефоном-автоматом. Сейчас как раз такой случай.
Профессор набрал номер искусствоведа:
– Савва Родионович!.. Узнаете меня? Это Александр Афанасьевич, начальник вашего внука… Да-да… Во сколько ваши соседки ложатся спать?
Собеседник, похоже, пребывал в замешательстве – с ним рядом, очевидно, кто-то находился. В трубке раздалось предупреждающее покашливание.
– Ну, давайте так… – сразу же отреагировал авторитет. – Через час сможете ко мне подъехать?.. До встречи.
Искусствовед прибыл заметно возбужденным.
– Привязалась эта девка из благотворительной службы!.. «Где Алина Серафимовна!», «Куда делась бедная старушка – ведь она совсем не ходит!» – бухнул он с порога.
– Ну и что ты ей ответил, старый козел?
Политес годится только для знакомства – теперь пора указать лоху на его место.
Наводчик смешался и усиленно захлопал жидкими ресницами.
– Что стоишь, как приваренный? – Авторитет кивнул на стул.
Посетитель поспешно на него шлепнулся.
– Слушай сюда. Алина Серафимовна ликвидирована за отказ от дачи показаний. И так будет со всяким, кто не желает с нами сотрудничать или попытается ввести нас в заблуждение. Так что ты сказал этой сучке?
В отличие от хозяина кабинета искусствовед твердо был уверен, что после его сообщения бандитам о сокровищах соседки той не жить. Поэтому слова главаря об убийстве Алины не произвели на него никакого впечатления. Но он совсем не ожидал такого приема и теперь с трудом подбирал нужные части речи.
– Ну… сказал, что, по-видимому, родственники… или знакомые… ее забрали… Меня, мол, в тот момент не было… А перед этим, дескать, мужчина ей звонил… Она, видно, к нему и съехала…
– Вот так и ментам отвечать будешь, ежели что. Но к ним сам не обращайся. Я скажу, когда это следует сделать.
Босс нажал на кнопку.
Вошел уже знакомый искусствоведу парень с фигурой параллелограмма.
– Приволоки дедуле чаю. – Авторитет любил работать на контрастах. – «Липтон», кажется? – Он ободряюще взглянул на Савву Родионовича.
Старик, до этого напуганный самым серьезным образом, благодарно кивнул, и его сморщенные черты лица немного разгладились.
– Значит, так и скажешь ментам, – повторил Профессор, – что дня за два до исчезновения соседки звонил мужчина…
– Вообще-то он звонил пару недель назад, – неожиданно перебил его наводчик.
– Как это? – насторожился авторитет. – Выходит, и вправду был такой звонок? Ты вроде говорил, что скупщица ни с кем не общается…
– Так оно и есть! Алина услышала его голос и тут же повесила трубку. Этот мужчина и раньше ей названивал у него еще такой характерный еврейский прононс…
– Как часто он звонит? – спросил Профессор.
– Очень редко. Может, раз в год… И Алина никогда с ним не разговаривает. Поэтому я о нем ранее и не упомянул.
– Вот что, дедуля. Я приду на вашу общественную хазу сегодня с визитом. Ровно в полночь квартира должна быть открыта. Соседки к тому времени уснут?
Искусствовед молча кивнул.
– Все, свободен. – Криминальный босс жестом указал на дверь.
«Что за мужик такой звонил? – мысленно прикидывал авторитет. – Если бабка вела уединенный образ жизни, то это какой-то очень давний ее знакомый. Может, с последнего места службы?»
Из досье, собранного сыщиками детективного агентства, следовало, что после войны и до ухода на пенсию Алина Серафимовна Норкина работала на кондитерской фабрике, занимая различные административные посты. (Сведений о ее трудовой деятельности в довоенный и блокадный периоды в досье не содержалось – агентство не получало от осторожничающего Профессора такого задания.)
В сорок шестом году Алине было уже под тридцать, продолжал размышлять авторитет. Неужто в то время, или даже позднее, у нее возникла романтическая связь, следы от которой тянутся почти через полстолетия?
Профессор видел паспортную фотографию Алины, где та была запечатлена в сорокалетнем, похоже, возрасте. На роковую женщину она никак не тянула… Да и наводчик уверял – мужики к ней не заглядывали.
Возможно, что с тем парнем на другом конце телефонного провода у нее были отношения иного рода…
Глава седьмая
Тревоги и мечты
Спустя час мы уже поднялись на борт «Фламинго», стащили с себя мокрые от пота комбезы, обтерли раскрасневшиеся лица грубым флотским полотенцем и, усевшись на корме, с огромным удовольствием закурили по сигарете.
Катер, отшвартовавшись от сухогруза, развернулся и, урча дизелем, потащился обратно на базу, на этот раз гораздо медленней из-за ставшего встречным течения.
Хотя, в общем, нам уже некуда было торопиться, если не считать ужина. Но для находящихся на задании его всегда оставляли особо, и в таких случаях наш кок Руслан не скупился. Пайка получалась объемной, что не могло не радовать таких фанатов кача, как я и Павлов. Ведь мы тренировались почти ежедневно, перелопачивая за тренировку по нескольку тонн на брата.
Кроме бодибилдинга мы с Хаммером занимались еще и в «Школе самозащиты», где разучивали различные приемчики, полезные в экстремальных ситуациях. А я дополнительно посещал секцию греко-римской борьбы.
Единственные неспортивные слабости, которые позволяли себе я и Сергей, – выкурить сигаретку-другую до и после погружения, а также время от времени пропустить по стаканчику в компании прекрасных леди. Если, конечно, этим словом можно назвать тех представительниц женского пола, с которыми мы общались, будучи призванными под знамена Военно-Морского Флота.
Сейчас мы просто сидели на палубе, курили и молчали, не решаясь начать неизбежный для нас обоих разговор.
Золотая монета уже перекочевала из комбеза во внутренний карман моей фланки и, казалось, жгла левую часть груди.
Я стряхнул себе под ноги столбик серого пепла от «Эл-Эм» и посмотрел на кипящую позади «Фламинго» черную невскую воду. Мне чертовски нравилось, находясь на палубе идущего по фарватеру катера, наблюдать, как отражаются от ребристой поверхности реки тысячи береговых огней. Они образовывали извилистые светящиеся дорожки и делали воду похожей на висящее над головой ночное небо.
Павлов докурил, выбросил сигарету за борт, как бы между делом огляделся по сторонам, а потом сел ко мне поближе и заговорил тихим, порой переходящим в шепот голосом:
– Ну, что ты думаешь по поводу увиденного?.. Там ведь столько золота, что голова кругом идет!.. Черт, откуда оно взялось?
– С буксира, – я непринужденно пожал плечами, – с затонувшего, а точнее, потопленного во время войны буксира. Куда оно плыло, откуда – сие навсегда покрыто мраком. Разве сейчас не все равно? Главное – мы нашли настоящее сокровище. Осталось лишь поднять его из воды, и весь мир у наших ног!..
– Далекая перспектива… – Хаммер покачал головой. – До увольнения со службы этого не сделать, потом начнутся холода, встанет лед… Не раньше апреля, как ни крути!
– Пусть так. Куда нам торопиться? Зато подумай, – я тоже перешел на шепот, – какие возможности открываются перед нами, когда мы станем богатыми мальцами!.. Можно открыть свой бизнес, купить дом, машину… и даже не одну! Все, что душа пожелает. Главное – не влипнуть в плохую ситуацию и никогда и ни при каких обстоятельствах не рассказывать никому, откуда у нас появились деньги. Пришить нам ничего не смогут, так как криминала за нами нет, а остальное не так важно.
– С ума сойти, я – миллионер! – На физиономии Сереги промелькнуло странное выражение, будто ему неожиданно сообщили, что он уже завтра может снимать форму и отправляться к себе в Озерки. – И я могу купить себе черный «мерседес» с кожаным салоном, катать в нем длинноногих девочек и трахать их на заднем сиденье…
– Если ты сделаешь так, как только что сказал, то очень быстро получишь пулю в затылок и в полном соответствии с летальным исходом расстанешься со всем своим богатством, включая девочек.
– Да я так, дурака валяю, – отмахнулся Павлов. – Просто до сих пор кажется, что мне приснился всего-навсего красивый сон. Сейчас зазвонит будильник, и все исчезнет, как не бывало. Слушай, Глеб, дай подержать эту монету, а то я действительно поверю, что поймал глюк от перенапряжения или недостатка кислорода…
Маленький, размером чуть больше копейки, желтый кружочек при тусклом свете палубных огней уже не казался таким сверкающим, как в тот миг, когда мы впервые осветили его подводными фонарями. Но от этого он ничуть не утратил свою настоящую цену, отличающуюся от дешевой советской медяшки так же сильно, как отличается видимое нами на голубом небосклоне солнце от его реальных размеров.
Павлов, поглядев на раритет всего несколько секунд, вернул его обратно.
– Знаешь, – после продолжительной паузы, нарушаемой только свистом свежего ночного ветра, снова заговорил он. – Мне всю жизнь казалось, что со мной должно случиться что-то такое фантастическое, что бывает только в кино или в книжках. Иногда я чувствовал это почти физически, но затем все снова исчезало, а удача проходила стороной. Но сегодня, когда взвыла сирена – веришь? – я снова почувствовал ни с чем не сравнимое ощущение близости чего-то серьезного, значительного, что в корне может изменить всю мою дальнейшую жизнь! И вот, нате, получайте! Все сразу, и выше крыши… А на душе стало неспокойно, понимаешь? Как будто это золото не принесет мне настоящего счастья, а только одни беды и… кровь.
«Фламинго» между тем сделал левый поворот и почти вплотную подошел к «стенке», где нас уже встречали.
Катер еще не пришвартовался, а мы с Серегой уже спрыгнули на пирс, перебросились парой слов с поджидающими «Фламинго» ребятами и быстрым шагом направились на камбуз.
После напряженной работы и неожиданно свалившихся на наши головы нестандартных эмоций есть хотелось много и долго.
Глава восьмая
Шмон
Профессор осторожно надавил на квартирную дверь. Она, как и договаривались, не была защелкнута на замок.
Включил фонарь. Припоминая ориентировку искусствоведа, нашел комнату скупщицы.
Легонько толкнул, к счастью не скрипнувшую, дверь.
Вошел в комнату. Тут же задернул на окнах шторы. Найдя выключатель, зажег люстру.
Вышел из комнаты. Посмотрел на дверь со стороны коридора. Из-под нее пробивалась полоска света.
Вернулся в комнату. Подтянул к двери ковровую дорожку, закрывая ею щель.
Снял ботинки. Только сейчас вспомнил про нитяные перчатки – сказался десятилетний перерыв в такого рода делах.
Профессор решил на первый раз провести лишь поверхностный шмон – без вскрытия пола и разборки мебели. Он не хотел оставлять следы «несанкционированного обыска» на случай, если делу о пропавшей старухе дадут серьезный ход. Ибо, чтобы ни писали в газетах, далеко не вся городская ментовка у него в кармане. А потом, в удобный момент, если возникнет необходимость, можно будет осмотреть конуру более фундаментально.
Шмонать жилуху для Профессора – дело совсем не новое. По воровской специальности он – квартирный налетчик. За что и пострадал.
Одна чувиха, директриса ресторана, оказалась дамой не в меру впечатлительной и при налете на ее хазу сиганула с четвертого этажа.
Мало того, что живой, стервоза, осталась, но и его адекватно сумела описать…
Пол он хоть ковырять и не собирался, но осмотрел внимательно. Никаких следов захоронений. Во всех щелях между досками ровный толстый слой пыли.
Впрочем, это мало что значит. Старуха могла годами не прикасаться к своим цацкам. Ей достаточно просто знать, что она надежно обеспечена и никоим образом не помрет в нищете.
Профессор по роду деятельности немало знал таких вот стариканов-старушенций и хорошо разбирался в их психологии. Рядовой, в общем-то, случай…
Потом он прощупал стены. Безрезультатно.
Открыл гардероб, откуда сразу донесся классический запах нафталина.
С одеждой у дамы оказалось не густо. Что ж, меньше придется возиться со шмотками.
В шубе нашел небольшой ключик. Сунул пока его в карман.
В полках с бельем обнаружил две тысячи баксов и объемистую пачку деревянных. Бабки, не задумываясь, кинул в принесенную с собой хозяйственную сумку.
Проигнорировав книжный шкаф, перешел к буфету. Дверца бара в нем оказалась закрытой.
Вытащил найденный в старухином барахле ключ. Подходит.
В баре находились слегка початая бутылка французского коньяка «Камю», так называемый семейный альбом и пачка писем.
Авторитет взял в руки бутылку и, почему-то оглянувшись, хорошенько к ней приложился. Но жадничать не стал – сделав, как говорится, добрый глоток, поставил французское пойло на место.
Приступил было к просмотру альбома, но вдруг осознал: бар оказался подозрительно небогат содержимым. Где, например, паспорт, пенсионное удостоверение, трудовая книжка?
Поскольку он перерыл уже всю комнату, кроме книжного шкафа, пришлось им и заняться.
Профессор перетряс всего Стендаля с Бальзаком, а также кучу другой макулатуры, но решительно ничего не обнаружил.
Бывший студент надолго задумался, будто вытащил несчастливый билет.
Ага! Ведь документы могли оказаться у Алины с собой! Пенсионеры часто хранят свои ксивы в одежде.
Авторитет попытался восстановить в памяти, что на бабке было надето там, в прицепе у котлована. Совершенно точно, не нижнее белье.
Да, вспомнил он наконец, желтый халатик с карманами.
Профессор успокоился и принялся за альбом.
Его ждало разочарование – все фотографии оказались довоенной поры. Причем на подавляющем большинстве Алина была изображена с одним и тем же парнем. Как ни странно, его лицо показалось Профессору знакомым. Но он отмахнул от себя это наваждение.
Последнее фото было датировано маем сорок первого. Девушка с приятелем стояли у фонтана. Надпись также гласила, что снимок сделан в Петергофе.
Тут авторитет был вынужден не согласиться с собственным мнением о внешности Алины, создавшимся у него при просмотре фотографии «на паспорт». Девица у фонтана выглядела очень недурно.
Снимок он сунул во внутренний карман пиджака.
Налетчик пододвинул к себе пачку писем. Верхнее выглядело достаточно свежим. Взглянув на штемпель, он убедился, что малява всего лишь месячной давности, и тут же с сожалением отметил – отсутствует обратный адрес. Хорошо хоть номер почтового отделения отправителя отпечатался четко.
Уже понимая, что эта бумажка, вероятно, единственная зацепка к блокадным сокровищам, он отложил ее в сторону, на десерт, и принялся за остальные письма.
То были исключительно любовные послания, аккуратно выведенные теперь уже выцветшими фиолетовыми чернилами. Все они оказались довоенной поры, и под каждым из них стояла подпись: Натан.
Вытаскивая наконец из конверта отложенное письмо, авторитет отчетливо ощутил внутреннюю дрожь, как будто в натуре вскрывал ящик с рыжьем.
Ознакомившись с малявой, подписанной опять-таки Натаном, – во, бля, любовь! – он пришел к выводу: шанс есть.
Аккуратно прибравшись, Профессор покинул хазу покойной скупщицы.
Письмо без обратного адреса он взял с собой.
Документы из бара изъял Савва Родионович.
Из слов главаря бандитов, рассуждал искусствовед, вытекает, что ночью будет проведен тотальный обыск комнаты соседки – царствие ей небесное. Золото они вряд ли найдут – пенсионер, как и авторитет, считал, что Алина Серафимовна не стала бы хранить драгоценности в таком ненадежном месте, – но трудовую книжку обнаружат определенно. А из нее наверняка выяснится, что ни в каких «продовольственных» организациях ни до, ни во время войны гражданка Норкина не работала.
Ему даже подумать было страшно, что с ним сотворят за такую дезинформацию. Ведь тот жуткий уголовник со шрамом ни за что тогда не поверит и всему остальному, сказанному Саввой Родионовичем. Как говорят между собой эти уркаганы, «за базар придется ответить»!
Найдя после не слишком долгих поисков трудовую книжку, наводчик избавился от нее.
И тут ему пришло в голову, что полное отсутствие документов сработает на их с главарем мафии версию: дескать, пожилая женщина уехала к хорошим знакомым и взяла с собой все самое необходимое.
Тогда искусствовед забрал и уничтожил паспорт и пенсионное удостоверение.
Деньги Савва Родионович тоже обнаружил, но отчего-то взять их испугался.
Отоспавшись, Профессор прямиком двинулся в подконтрольное ему частное агентство.
– Найди мне этого пацана. – Он положил письмо на стол директора фирмы. Верхняя часть листка с именем девушки была отрезана – авторитет не хотел, чтобы это задание сыскари связали с предыдущим. – А вот его фотография. Правда, не очень свежая. – Босс рэкетиров слегка улыбнулся, протянув детективу снимок полувековой давности.
На фото, как, впрочем, и в жизни, парень у фонтана был теперь один, без своей Алины…
Читать бесплатно другие книги:
