Право учить. Повторение пройденного Иванова Вероника

Хм… Допустим. Значит, если воткнуть иглы… Кстати, в какие именно места?

«Между позвонками…»

По всей длине?!

«Почти…» — довольная ухмылка.

Это поможет запереть Пустоту внутри?

«Да… Но не обольщайся — на тебя магия действовать по-прежнему не будет…»

Почему?

«Потому что в данном случае меняется только взаимодействие с Силой… Если вектор её приложения будет направлен в твою сторону, он, добравшись до твоего личного Периметра, сложится с векторами внутри тебя и поглотится ими с изменением значения… А вот направлять Пустоту вовне себя ты не сможешь…»

Любопытно. Почему мне об этом никто раньше не рассказывал?

«Чтобы не захламлять твою голову лишними глупостями…»

Хорошо. Другой вопрос: почему это не применили ко мне вместо «алмазной росы» или вместе с ней? Ведь тогда…

«Не оскорбляй даму своим невниманием!» — буркнула Мантия, обрывая разговор.

Даму? Ах, да.

Линна стояла, скрестив руки на груди и постукивая пальцами. Ожидает моего решения? Действительно, надо решать. Хоть что-то. Но возвращаться с пустыми руками… Зачем вообще тогда всё затевал?

Я обратился к найо:

— У вас есть нужные иглы?

— Сколько хотите.

— Всегда с собой.

— Вы знаете, как и что нужно делать?

— Лучше всех.

— Твёрже всех.

— Сколько это займёт времени?

— Полчаса, — дружный ответ.

— Ты подождёшь столько? А потом отведёшь меня к Ивари?

Девица хлопает губами, но кивает:

— Хорошо.

Оголяю спину. Сразу становится зябко, но за указанное время сильно замёрзнуть не успею. В руках одного из найо вижу продолговатый футляр, в котором… Брр! Матово и масляно мерцают иглы. А длинные-то какие: по-моему, насквозь проткнуть можно. И позвоночник, и меня. Всего.

— Мне нужно лечь или можно остаться стоять?

— Это не имеет значения.

— Это не окажет влияния.

— Тогда приступайте!

— Будет больно.

— Будет страшно.

— Начинайте! Чем раньше появится боль, тем быстрее я к ней привыкну… Ну же!

Один найо стискивает пальцы на моих локтях, крепко прижимая руки к бокам, второй заходит за спину. Когда остриё иглы касается кожи, зажмуриваюсь: почему-то легче переносить неприятные ощущения, когда не видишь, как и по чьей вине они возникают. Сейчас последует первый укол и…

— Остановитесь!

Даже не крик, а всхлип. Отчаянный. Испуганный. Жалобный.

Распахиваю глаза, встречаясь взглядом с линной.

— Я что-то делаю не так?

— Не надо!

— Чего не надо?

Она падает на колени и обхватывает руками мои ноги, отталкивая найо в сторону.

— Не надо…

— Прости, милая, но я совершенно ничего не понимаю. Ты сказала, это единственный способ, который позволит мне встретиться с Ивари. И, поверь, мне очень нужно с ней встретиться… Почему же теперь передумала?

— Не надо ни с кем встречаться… — Залитое слезами лицо.

— Вот что, сначала встань. — Наклоняюсь, подхватывая линну под мышки и поднимаю на ноги. — А теперь объяснись.

— Не надо… встречаться… простите меня, dan-nah… я не поверила ему… а он ведь сказал: ты сама всё поймёшь… сама увидишь…

Запутавшись в сбивчивой речи девицы, качаю головой:

— Пожалуйста, по порядку! Почему не надо встречаться?

— Потому что… Я — Ивари.

Так. Можно было догадаться. Идём дальше:

— Почему ты назвала меня «dan-nah» и за что просишь прощения?

— Я хотела заставить вас сделать такое ужасное…

— Не особенно.

— Это очень плохо, я знаю, мне бабушка рассказывала.

Интересная бабушка. Надо бы с ней познакомиться.

— Так почему «dan-nah»?

— Потому что ОН так вас называет. — Бесхитростный ответ, в котором слово «он» звучит с такой нежностью и восторгом, что сразу ставит всё на свои места.

— И что же именно «он» сказал, а ты не поверила?

— Он сказал, что вы — истинный dan-nah и никогда не помните о себе.

Не помню? Скорее ни на минуту не забываю… Старик слишком высокого мнения о своём незадачливом воспитаннике. Всё, что я совершаю, жуткие глупости. Единственная радость состоит в том, что они бьют прежде и сильнее всего по мне, а не по кому-то другому. Как волна, наталкиваясь на волнорез, продолжает свой путь лишь осколками прежней мощи… Но я устал спорить.

— Пусть будет так. Ты знаешь, зачем я пришёл?

— Да.

— И что скажешь?

— Для меня будет великой честью, если вы примете на себя заботу о нашей малышке.

— А если отбросить этикет? Если доверить словам то, что прячется здесь? — Я коснулся груди линны.

Зимняя синева глаз снова подёрнулась дымкой слёз:

— Позаботьтесь о ней, dan-nah… Мы — не смогли.

— Ты любишь его?

Молчание и взгляд, не требующий дальнейшего уточнения.

— Вы понимали, что не можете быть вместе?

Робкий кивок.

— Но всё же не удержались… Ох, ну что с вами делать? Скажи хоть, вам было хорошо?

Невинно опущенные ресницы и румянец во все щёки.

— Понятно. Не могу ничего обещать, кроме того, что буду искать решение. Найдётся оно или нет, неизвестно. Так что чур не обижаться! — Смахиваю пальцем очередную слезинку, задумавшую скатиться по веснушчатой щеке.

Выставив за дверь обоих найо и совершенно потерявшуюся между счастьем и чувством вины линну, я наконец-то получил возможность одеться и отдышаться. А также поболтать. С той, которая обожает уходить от разговора всеми правдами и неправдами.

Так почему этот способ не применили мои родственники?

«Мог бы и сам понять…»

Например? Требовалось моё согласие? Оно у них было. Что ещё?

«Ты никогда не поумнеешь настолько, чтобы сразу находить нужный смысл в ворохе фактов…» — огорчённо замечает Мантия.

Да, не поумнею! А ты у меня на что? Ну-ка, рассказывай!

«Из чего сделаны иглы, которые должны были в тебя воткнуться?»

Из…

Я вспомнил матовое мерцание, очень знакомое и очень похожее на…

«Лунное серебро»?

«Именно! А поскольку после свидания с Зеркалом в твоё тело попала этого серебра целая уйма, да не просто попала, а осталась в нём жить, совершенно бессмысленно и глупо тыкать туда же новые „слёзы Ка-Йи“: они попросту будут впитаны тем, кто живёт в твоей крови…»

А если бы его не было? Что было бы тогда? Они тоже растворились бы?

«Ворвавшиеся в кровь в другом настроении и без приглашения, они исчезли бы, но… Не сразу… Принеся достаточно страданий и вреда…»

Вреда?

«Когда ты не можешь выпускать Пустоту в мир, необходимо её подкармливать, и очень часто… В противном случае она начнёт пожирать тебя самого…»

Милая перспектива. Но… Почему ты сразу не сказала, что иглы мне не страшны?

«Чтобы было принято независимое решение…»

Поганка! Если бы я заранее знал…

«И что бы ты сделал?.. — искреннее любопытство. — Обманул бы бедную девушку?»

Никого бы я не обманул!

«Да-а-а?.. А разве не обман — сделать вид, что подчиняешься обстоятельствам, когда на самом деле они подчинены тебе?»

Тьфу на тебя!

Мантия, конечно, права: обладая всей полнотой знаний, я поступил бы нечестно, соглашаясь на предложенные линной действия. И перед ней нечестно, и перед собой… стыдно. А когда мне стыдно, я ищу способ отвлечься от неприятных мыслей. Например, выпить и закусить. Наверное, пока я отсутствовал, всю рыбу уже съели. Точно, съели. Конечно, проверю, но…

Так и есть, столы девственно пусты. Ни рыбы, ни селян, ни других следов их пребывания. Разошлись по домам? Верно, дело-то идёт к вечеру. Только у большого камина в зале сидит старая линна и что-то перебирает ловкими пальцами. Прядёт… Шерсть? Притом необыкновенно красивую — пушистую, бело-золотистую и такую лёгкую, что я едва почувствовал её вес на своей ладони, когда, с разрешения хозяйки, взял в руки несколько нитей.

— Что, нравится?

— Замечательная пряжа! А как она будет смотреться в узоре…

В голову пришла мысль о том, что весной мне надо побывать у наречённой «дочери», а являться с пустыми руками — невежливо.

Голубые глаза ласково прищурились:

— Умеешь вязать?

— Немного. И я бы приобрёл у вас такую шерсть, но…

— Но?

— Она ведь не продаётся, верно?

Теперь улыбнулись и губы.

— Верно.

Конечно, не продаётся! Пух, вычесанный из подшёрстка оборотней-кошек, — да ему просто нет цены.

— Но я могу его обменять.

— На что?

— От дороги к югу, в трёх сотнях шагов есть большой куст огнянки. Принеси мне ветку с ягодами, там поглядим.

— Всего лишь ветку?

— А больше не надо.

Больше и в самом деле не потребовалось. Только принёс я не ветку, а горсть ягодок, которые подобрал под кустом, потому что… Знаю, прозвучит глупо, но куст огнянки, усыпанный алмазной пылью инея, выглядел произведением искусства, а когда алое закатное солнце полыхнуло на глянцевых боках грозди ягод, каким-то чудом уцелевшей на тонкой ветке, я понял, что не смогу её сломать. И потому, что обломанные ветки у огнянки не отрастают вновь, и потому, что… Это просто было красиво. Как красивы полевые цветы, но до тех пор, пока не сорвёшь их и не принесёшь в дом, где они быстро поникают головками и теряют своё очарование.

Примерно то же самое я и сказал линне. Она выслушала, внимательно и задумчиво, потом кивнула и пригласила:

— Идём, нагрею тебе медовухи, она с огнянкой чудо как хороша получается!

— Я принёс ягоды… для этого?

— А для чего же ещё? Я лишь хотела узнать, как ты поступишь.

— А как я должен был поступить?

— Тебе виднее.

— А если бы я принёс целую ветку? Это было бы правильно?

— Наверное. — Она беспечно улыбнулась. — Но ты поступил иначе. По-своему. Не так, как предложено. А значит, внучка отдала своё дитя в надёжные руки.

— Внучка? Вы говорите об Ивари?

— Маленькая глупая девочка, попавшая в сети любви… Мне немножко её жаль, но ещё больше я за неё рада, потому что тепло в сердце — лучшая награда, которую можно получить от мира.

— Даже если любовь безответна?

— Даже так. Потому что, когда любишь, начинаешь видеть всё иначе.

— Сквозь туман?

— Сквозь кружевную занавесь, которая и сама по себе прекрасна, и прячет за собой настоящие чудеса… Ну хватит воздух словами гонять! Идём, угощу!

— Чем? Рыбы-то не осталось…

— Ты об этом? Ай, не жалей, я тебе солёной дам — пальчики оближешь!

Есть много разных способов достижения желаемого результата, в частности, выяснения подробностей об интересующей вас персоне. Один из самых простых — расспрашивание, то есть попытка получить ответы на ряд прямых вопросов. Но иногда нагляднее и эффективнее другой путь: поставить задачу и предложить несколько способов её решения, а уж выбор того или иного способа ясно охарактеризует испытуемый объект. Так и поступила со мной старая линна. Попросила об услуге, сразу же подсказывая, как оная должна быть выполнена. Подталкивая к очевидному решению. Проще всего было сломать пресловутую ветку, тем самым давая понять: не остановлюсь ни перед чем, если уж цель ясна и достижима. Точнее, кажется достижимой… Я же поступил наоборот. Довольствовался тем, что имелось. Тем, изъятие чего не смогло бы оказать существенное влияние на окружающий мир. Был ли мой поступок предсказуемым? Возможно. Ожидаемым? Это осталось на совести старой линны.

Одна из её прабабок знала, кто такой Разрушитель. Возможно, какое-то время шла рядом с ним и осталась жива, хотя должна была погибнуть. Что ж, остаётся только порадоваться за неё и за её потомков, унаследовавших важные знания. Но во всей этой истории есть ещё что-то, не дающее мне покоя. Что-то, мешающее плотно закрыть дверь этой комнаты в кладовых Памяти.

Пуховая нитка так нежно скользила по коже, что временами казалось: вязаное полотно возникает прямо из воздуха. Невесомое, тонкое, но в нём будет не холодно в самый лютый мороз и не жарко под палящим солнцем. Хороший подарок. Я долго думал, в какую форму его облечь, и в конце концов решил, что свяжу просто покрывало: когда родится маленький эльф, Кайа будет укрывать его, а потом и сама сможет носить. Как шаль.

— Хотелось бы поучаствовать, — с наигранным равнодушием сообщила Тилирит, жадными глазами глядя на золотистое кружево, и я вздрогнул.

Никак не могу привыкнуть к тётушкиной манере появляться в самый неподходящий момент и совершенно незаметно. Хорошо ещё, Ирм уже третий день подряд занимается подарками от мамы и прабабушки и вовлекла в свои забавы Лэни: хоть эти две особы женского пола не возникают без предупреждения.

— В чём?

— Нитки ведь ещё останутся?

С сомнением оглядываю мотки, разложенные во всех доступных местах.

— Трудно сказать.

— Останутся, останутся! И я была бы не прочь получить к Летнему балу что-нибудь эдакое…

Пальцы тётушки описывают в воздухе замысловатую кривую.

— А конкретнее?

— На твоё усмотрение.

Задумываюсь.

— Может быть, может быть. Но, в свою очередь, тоже хочу кое-что получить.

Лицо Тилирит выражает крайнюю заинтересованность:

— И что же?

— Ответы.

— А планируется много?

— Кого?

— Вопросов.

— Всего один.

— Задавай.

Я отложил вязание в сторону, чтобы не отвлекаться, и спросил:

— Откуда взялась идея с иголками в позвоночнике?

Тётушка отвела взгляд, потом снова посмотрела на меня. Прошлась по комнате. Прислушалась к сопению найо под кроватью и сквозь зубы процедила:

— Брысь отсюда!

Оборотни, сегодня избравшие облик то ли лисиц, то ли енотов, кубарем выкатились за дверь.

Последовала ещё одна долгая пауза, которую прервал я, вежливо осведомившись:

— Больше нам никто не мешает?

Зелень глаз потемнела:

— Никто. Кроме нас самих.

— Я слушаю.

— Ты предполагаешь откуда. Верно?

— Предполагаю. Но хочу услышать истину из твоих уст.

Тилирит подошла к креслу, на котором я сидел, и, упёршись ладонями в подлокотники, склонилась надо мной:

— Почему?

Если бы её дыхание могло замораживать, я бы стал ледышкой в мгновение ока.

— Не люблю делать выводы на основании догадок и слухов.

— Вот как? А если то, что я скажу, тебя не обрадует?

— Переживу.

— Что решил ты сам?

Я смотрел на тётушку снизу вверх, чувствуя себя ребёнком, одновременно обиженным и провинившимся.

— Вы всегда проверяете теорию практикой. Значит, на ком-то идея была опробована. Сколько их было, таких, как я?

— Достаточно для глубокого изучения.

Слово «глубокого», произнесённое Тилирит с плохо скрываемым отвращением, заставило меня содрогнуться.

— И… как это происходило?

— Лишний вопрос.

— Они… они ведь должны были прожить сколько-то лет, прежде чем достигнуть нужного состояния?

— Разумеется, — сухое подтверждение.

— И до какого возраста?

— Самое большее, семь лет.

— Невозможно! Это слишком мало! Я в семь лет только-только начинал…

— Ты рос в других условиях. Процесс Слияния можно… ускорять. Подвергая объект определённым воздействиям.

— Говори уж прямо — пыткам?

Она не ответила. Выпрямилась и зябко поёжилась.

— Угадал?

— Не надо было спрашивать.

— Это… ужасно.

— Это было необходимо. Иногда приходится жертвовать малым для достижения большого.

— Хочешь оправдаться?

— Просто поясняю. Лично мне оправдываться не в чем и не перед кем.

— Ты не принимала участие?

— Нет.

— А кто принимал?

— Это уже неважно.

— Хорошо, тогда скажи, кто придумал этим заняться? Кто стоял за всем этим?

Я готов был понять и принять любой внятный ответ, но Тилирит молчала. Молчала так долго и скорбно, что вывела меня из равновесия — я вскочил на ноги и вцепился пальцами в тонкие плечи под чёрным бархатом платья: