След на кабаньей тропе Шарапов Валерий
– А что ж во мне такого непонятного? Если что непонятно, ты спроси.
– Спрошу. Есть у меня к тебе вопрос. Существенный вопрос.
– Валяй спрашивай. – Пчелкин смотрел в глаза Звереву, не отворачиваясь.
– Про Войнова спрошу. Он ведь у нас местный, как мне сказали? Так?
– Так.
– Большой человек?
– А то как же? Из грязи да в князи выбился.
– И убили его, вероятно, потому что он кому-то дорогу перешел…
Пчелкин засмеялся и прямо руками отломил кусок колбасы.
– Да уж перешел. И много кому перешел.
– Так-так… продолжай!
Пчелкин, кусая колбасу, уже откупоривал третью бутылку.
– Колька! Не рассчитал я чуток, беги-ка к тетке Шуре за самогонкой. Скажешь, что для меня.
Пчелкин снова наполнил стаканы, Николай вскочил и, на ходу накинув висевшую на вешалке фуфайку, выбежал за порог.
– А вот теперь порадовал ты меня, Володя, – на этот раз искренне улыбнулся Зверев.
– Это чем же?
– Тем, что хоть кто-то правду мне сказал. А то мне тут все скопом талдычат, что ваш Войнов чуть ли не ангелом с крылышками числился. Все его, мол, уважали, любили… А ты вот говоришь, что были у него недруги. Итак, кому же наш убиенный дорогу перешел?
Пчелкин снова выпил, занюхал рукавом и зевнул.
– Эх, умаялся я что-то сегодня. Да тут еще Полубудкин этот совсем достал. Тут у нас убийство, а он со своей лодкой.
– Что ж тут такого? Я, например, уверен, что лодку украл наш убийца. Заранее присмотрел, уплыл на ней, а потом в озере утопил. Так что, выходит, что этот Полубудкин – ценный свидетель.
Пчелкин поморщился и снова зевнул.
– Ну может, и так. Просто реально я устал и не только из-за Войнова. Мы ведь тут с Колькой вдвоем на весь район, а у нас тут такое, бывает, случается! Драки, поножовщина, ворье. Народ-то у нас деревенский, напьются и за ножи или за топоры хватаются.
– Ты мне, Володя, это в другой раз расскажешь, а сейчас про Войнова говори.
Пчелкин усмехнулся, вынул из кармана пачку «Казбека», закурил.
– Прав ты, майор, Войнова мало здесь кто любил. Не только после того, как он в большие начальники выбился, всегда его не любили. Был он мужик расчетливый и хитрый. Да, фронтовик, да, орденоносец, герой. Но думаешь, как такие, как он, в большие люди выбиваются?
– Как?
– Да по чужим костям! Войнов не просто так же взлетел.
– А лично ты-то за что его не любил?
– Я-то? – Пчелкин рассмеялся и выпустил через ноздри дым. – А что так заметно?
– Не то слово.
– Да уж… Скажу честно, не хотел я тебе этого говорить, но, пожалуй, скажу. Как ты уже знаешь, местные, да и вся округа, Войнова просто не любили, а я его ненавидел. И вовсе не потому, что был он изрядной сволочью. Другая у меня на то причина была. Не поделили мы с Мишкой в свое время кое-что, а точнее, не кое-что, а кое-кого.
Зверев достал «Герцеговину Флор» и тоже закурил.
– Женщину?
– Точно, бабу мы с ним в свое время поделить не могли. Тонька – жена моя, она же когда-то Мишкиной невестой числилась.
Зверев взял со стола пирожок.
– Та самая, которая эти пироги печет?
«Надо будет с этой Тонькой пообщаться», – подумал Зверев, но Пчелкину решил пока об этом не говорить.
– Любила Тонька ведь его, гада, когда-то! – продолжал Пчелкин. – По-настоящему любила. К свадьбе у них дело шло, но тут война.
Участковый сглотнул, в этот момент открылась дверь, и в хату вошел Колька с наполненной на две трети большой бутылью самогона. Парень поставил бутыль на стол, Пчелкин снова плеснул спиртное, на этот раз только себе, и выпил.
– Тогда мы почти все на фронт ушли. После войны я первый вернулся – в сорок четвертом после ранения, а вот этот Мишка только в сорок пятом явился. А у нас ведь как? Кто первый, того и тапки. Не успел, а значит, накось, выкуси! – Пчелкин указал всем присутствующим фигу и расхохотался.
Пчелкин поднялся из-за стола, его качнуло, мужчина ухватился за стену и побрел к выходу. В сенях он зачерпнул ковшом воды, долго пил и вскоре вернулся за стол.
– Ну вот, пожалуй, и все. Так что, Паша, ответил я на твой существенный вопрос?
– Более чем. – Зверев тоже встал.
– Я ненавидел Войнова больше всех! Я! – В глазах участкового сверкала неподдельная ярость. – Вот только я его не убивал…
Пчелкин шагнул к выходу, на ходу надевая китель.
Зверев смотрел вслед уходящему. Когда за окном заревел мотор, Зверев посмотрел по сторонам. Евсеев, который после прихода Пчелкина не сказал ни единого слова, уже клевал носом. Ломтев, который выпил меньше всех, еще сидел за столом и что-то жевал. Зверев встал и направился к кровати. Он был в целом доволен прежде всего тем, что сумел помимо прочего ответить еще на один важный для него вопрос. Теперь он знал, кого помимо убитого Войнова побаивались жители села Славковичи.
Глава пятая
Он проснулся и тут же полез в карман за часами. Солнце светило вовсю, часы показывали половину десятого, а голова трещала так, что Павел Васильевич невольно застонал. Зверев огляделся и вдруг понял, что в доме он один. Майор надел брюки и подошел к окну.
Во дворе тоже никого не было. Зверев провел рукой по лицу, щетина на подбородке его огорчила даже больше, чем пульсирующие виски. А ведь бритву-то он не взял – для этого у него просто не было времени. Тут же он вспомнил и о Юлиане, которой он так и не позвонил, чтобы отменить встречу. «Черт бы побрал этого Веньку! – подумал он. – Могли бы ко мне доехать и спокойно собраться, а тут…» В душе прекрасно понимая, что ругает парня зря, Зверев еще раз потрогал подбородок и подошел к печке, та была еще теплой. Павел Васильевич умылся холодной водой из тазика и прошел в переднюю. На столе лежала записка, Зверев узнал почерк Евсеева.
«Мы с Колей пошли в участок. Проснешься, подходи…»
Зверев подошел к окну, открыл его и выкурил папиросу. Потом надел плащ, натянул на лоб кепку и вышел на крыльцо.
Зажмурившись от яркого солнца, Зверев снова потер виски. От былой непогоды не осталось и следа, Павел Васильевич зевнул, потянулся, голова все еще гудела.
– Товарищ милиционер, вижу, ночка прошла славно. Может, молочка? – Зверев открыл глаза и увидел у калитки свою вчерашнюю свидетельницу Файку Истомину, которая держала в руках крынку с парным молоком.
– Молочка? Можно и молочка.
– Угощайтесь! – Женщина вошла во двор и приблизилась к майору. – Извольте, еще тепленькое!
Файка то и дело поправляла волосы, засовывая непослушные локоны под свой синий платок. Зверев поинтересовался:
– Почем нынче молочко в Славковичах?
– Для вас бесплатно, товарищ милиционер.
– Тогда грех не угоститься. – Зверев взял крынку и тут же схватился за виски.
– Ого! Да вам, похоже, молочко не поможет. Я нашего Пчелкина знаю, он не пьет, не пьет, но если уж начал… Вижу: болит ваша головушка, пойдемте ко мне, я вам лекарство дам.
– Какое такое лекарство?
– Какое-какое? Стопку-другую вам налью. Вас ведь, поди, наш Колюня Ломоть самогоном поил? Тем самым, который Шурка Зыкова гонит? У Шурки самогонка – дрянь, не то что у меня. Пойдемте, товарищ милиционер.
Зверев усмехнулся, пытливо глянул на Файку. Щеки женщины раскраснелись, грудь медленно вздымалась под цветастым обтягивающем ситцем, а пухлые губы заманчиво блестели.
– Спасибо, конечно, но я с утра не похмеляюсь. Так что ограничимся молочком.
Зверев взял у собеседницы крынку и опустошил ее ровно наполовину. Разочарованная Файка вздохнула.
– Точно не хотите зайти?
– Как-нибудь в другой раз. – Павел Васильевич поежился. – Пойду я, пожалуй, мне в участок нужно, и, кстати, откуда тут у вас в город можно позвонить?
– Телефон только на почте.
– А как туда попасть?
– Пойдемте, я вас провожу.
– А вы меня провожать с крынкой пойдете? – Зверев улыбнулся, Файка растерялась. – Ступайте домой, просто покажите, где у вас почта, а я уж как-нибудь сам дойду.
Когда Файка объяснила Звереву, как пройти на почту, он попрощался с ней и пошел по дороге вдоль домов. Женщина какое-то время постояла у калитки, потом снова вздохнула и отправилась восвояси.
Посещение местного почтового отделения заняло у Зверева больше двух часов. Почтальон, плюгавенький старикашка в толстенных роговых очках и глазами навыкате, поначалу вообще не захотел общаться со Зверевым. Сославшись на занятость и необходимость сверки документации, он предложил незнакомцу прийти завтра. Зверев напрягся. Сильно давить на нагловатого старикана Звереву сегодня не хотелось, он попытался решить вопрос миром, но почтальон в очередной раз указал майору за дверь.
Пришлось показать старику удостоверение и напустить на него жути так, как это умел делать только Зверев. Старикашка тут же позабыл про все свои дела и решил больше не гневить столь сурового представителя органов.
Пожилой почтальон довольно быстро сумел дозвониться до оперативного отдела псковского Управления милиции и передал трубку Звереву. Узнав голос Костина, Зверев потребовал рассказать последние новости.
Веня бегло рассказал об экстренном совещании в кабинете Корнева, прошедшем накануне, рассказал о недовольстве полковника из-за того, что Зверев без его согласия остался в Славковичах, однако все это не особо интересовало майора. Гораздо внимательнее Зверев выслушал рассказ Вени об извлеченных из тела Войнова самодельных пулях, их баллистических свойствах и о соображениях Мокришина о том, что убийца явно не просто рядовой охотник, а настоящий мастер своего дела. Довольный тем, что его догадки подтвердились, Павел Васильевич пообещал позвонить завтра утром и положил трубку.
Выйдя из почтового отделения, Зверев направился в милицейский участок.
От прочих строений, в которых жили местные, милицейский участок села Славковичи отличался лишь отсутствием забора, подсобных построек и огорода, а также наличием небольшой таблички над входной дверью: «МИЛИЦИЯ. с. Славковичи, участковый капитан В.П. Пчелкин».
Деревянный дом с шиферной крышей. Две березки и слегка покосившаяся деревянная уборная на небольшом удалении. Врытая в землю лавочка и непонятно зачем поставленные именно здесь детские качели с поржавевшими цепями. Когда Зверев вошел в здание, он очутился в довольно просторном помещении, внутри которого стояли два массивных стола, громоздкий шкаф с документами, металлический сейф и полдюжины стульев.
Возле окна смолил папироску Димка Евсеев. За одним из столов сидел взъерошенный и понурый Коля Ломтев и листал какие-то бумаги. Перед Колей на стульях сидели двое: уже знакомый Звереву владелец похищенной лодки Демьян Полубудкин и молодой мордатый крепыш с выдвинутой, как у бульдога, челюстью, опухшей скулой и синяком на пол-лица.
Когда Зверев сел на один из стульев, Демьян Полубудкин поздоровался с вошедшим и тут же сообщил:
– Вон оно как, товарищ майор, а ведь не ошибся наш Пчелкин, когда говорил, что мой Сенька на пристани побывал! Он ведь и в самом деле туда за лодкой ходил, чертяка!
– Подожди, ты хочешь сказать, что лодку не украли? – Зверев нахмурился. Если это так, то его версия о том, что убийца ушел по воде, рушилась.
Однако Полубудкин успокоил его:
– Да нет. Лодку все-таки украли. А ну, – Демьян ткнул мордатого локтем. – Давай рассказывай, как дело было. Это племяш мой Сенька! Тоже Полубудкин. Он в нашем колхозе механизатором работает. Я вам про него вчера рассказывал. Он у нас похитителя лодки видел!
Зверев подался вперед и ощутил азарт.
– Вон оно что. Интересно.
Парень поерзал на стуле и забасил:
– Сын тут у меня родился. До того одни девки были, а тут… – Сенька оскалился. – Четыре с половиной кило. Настоящий богатырь, в нашу, полубудкинскую породу пошел. Лешкой назовем! Галка моя хотела Иваном назвать, но я настоял! Лешкой будет!
– Рад за тебя. Алексей – хорошее имя. А теперь про похитителя рассказывай.
– Так я и рассказываю. Я как узнал, что Галка моя парня родила, я тут же к ней с цветами в роддом заявился. Все как положено, поздравил, ну а потом сами понимаете…
– Обмывать это дело стал?
– Ну да. Все как полагается. Мужиков собрал, и понеслось.
– Попили, поели и рожи друг другу набили. Все как положено, – улыбнулся Зверев.
Сенька тоже оскалился и потер опухшую скулу.
– Естественно. Ну а после драки замирились и снова сели пить. Потом приятели мои подустали чуток и по домам пошли. Я утром-то проснулся, водички испил и отчего-то так горяченького захотелось. Сунулся я туда-сюда, а дома шаром покати. Пока праздновали, все с мужиками выжрали, остался лишь хлеб да картоха в погребе. Да еще связки лука в сенях висят. Галки дома нет, кашеварить некому. Ну думаю, добегу я до речки, поймаю пару рыбешек да ушицу по-скорому сварганю. Накопал червей, взял удочки – и на пристань. Пришел я к реке, кругом туман, и к дядькиной лодке топаю. Своей-то у меня нет! Так вот иду я к лодке, а возле нее какой-то мужик орудует.
– Хорошо его рассмотрел?
– Какое там! Говорю же: темно было, да и в глазах у меня еще после пьянки все плывет. Разглядел лишь, что в плаще он был. На голове капюшон, лица не видно. Стоит он у лодки и обухом топора по костылю, к которому дядькина лодка привязана была, долбит. Я как увидел это, тут же к нему. А он как меня увидал, вскочил, замахнулся топором, а я увернулся как-то, саданул кулаком, но в лицо не попал. Зато топор выбить сумел. Отступил он тогда к лодке, расслабился я и не обратил внимания на то, что у него на корме брезент лежит. Сделал я пару шагов к нему, хотел капюшон с головы откинуть, чтобы увидеть лицо его бесстыжее, а он брезент откинул, а под ним двустволка лежала. Схватил он ружьишко свое и мне в рожу прикладом шарахнул.
– То есть скулу тебе дружки в драке свернули, а похититель прикладом в глаз двинул? Оттого и «фонарь» у тебя на пол-лица? – уточнил Зверев.
– Так и есть! Это он, гад, меня пометил! Я, как в рожу получил, так наземь упал. В глазах искры, рожа в крови! Башкой трясу, как малость в себя пришел, так тут же вскочил, а этот гад уже на середине реки. Я по берегу бежать за ним уж не стал. Думаю, если побегу, он ведь в меня может и из ружья пальнуть. Проводил я его взглядом да домой пошел.
– А топор куда делся? Топора ты не нашел?
– Не нашел, хотя искал! Видимо, он его с собой забрал!
Зверев покачал головой. Не так уж много нового он узнал от Сеньки, потому и спросил:
– Ладно, я все понял. Плохо, что ты лица его не рассмотрел, а хотя бы фигуру можешь описать? Рост у него какой? Толстый он или худой?
– Невысокий он, мне, пожалуй, по плечо будет.
– Значит, где-то метр шестьдесят пять или около того, – сделал вывод Зверев.
– А еще хлипкий он совсем, да и удар у него так себе, – продолжал Сенька. – Если бы я кого прикладом хватил, как минимум голову бы проломил, а у меня только рассечение и синяк под глазом.
Закончив рассказ, Зверев встал со стула и пожал Сеньке и его дядьке руки. Когда те стали собираться, Ломтев спросил:
– А вы заявление-то по поводу лодки писать будете?
– Да чего уж там. Вы же сами мне сказали, что лодка моя, скорее всего, на дне озера лежит. Кто ее теперь оттуда достанет? – Демьян только махнул рукой, и они с Сенькой вышли из участка.
После ухода Демьяна Полубудкина и его племянника Сеньки Зверев снова сел на стул. Он достал папиросы и, закуривая, спросил:
– А Пчелкин-то у нас где? Или он не собирается больше с нами сотрудничать?
– Я так не думаю! – вступился за своего начальника Ломтев. – Я его с утра ждал, а потом не выдержал и к нему домой сбегал. Он ведь тут совсем рядом живет. Жена Владимира Павловича мне сказала, что как проспался, умылся, позавтракал и стал собираться куда-то, а потом ушел. Было это рано совсем, Антонина как раз корову пошла доить. Может, Пчелкин и заходил сюда, а потом уже ушел. Мы ведь в участок только к восьми подъехали.
Зверев покачал головой.
– Может быть, и так. Раз уж он собрался куда-то, то мог бы тогда так же, как и вы, записку оставить. А теперь вот гадай, куда он подевался. Странный он, ваш Пчелкин.
– Да ладно вам, товарищ майор! К вечеру наверняка явится, – заявил Ломтев.
Однако Николай ошибся, Пчелкин так и не появился до позднего вечера.
В половине восьмого, вечером, Николай еще раз наведался в дом Пчелкина. На этот раз он ездил туда на своем штатном транспорте – стареньком велосипеде «ЗИФ», однако снова убедился в том, что Пчелкин так и не появился. Николай проехал по селу, одна из женщин сказала ему, что видела, как участковый еще утром шагал по дороге в сторону леса. Когда Николай сообщил об этом Звереву, тот снова покачал головой:
– Говорю же, странный он у вас.
– Чего, интересно, ему в лесу понадобилось? Не за грибами же он пошел, – поддержал Зверева Евсеев. – Пал Василич, может, хватит на сегодня, а то уже больно есть хочется.
– Пошли. Тут уж сегодня мы точно ничего не высидим.
Когда Зверев и оба его помощника вернулись, их ожидал сюрприз. Прямо у забора под разросшейся липой стояла черная управленческая «эмка».
– Это еще что? – удивился Зверев.
– Похоже, что-то случилось! – засуетился Евсеев.
Зверев подошел к машине и увидел на переднем сиденье дежурного водителя Игорька Сафронова. Парень сидел и похрапывал, откинувшись назад и надвинув на глаза кепку. Зверев постучал пальцем по стеклу, Сафронов встрепенулся и выглянул в окно.
– Пал Василич? Вы?
– Ты-то здесь зачем? Или я снова Корневу позарез нужен?
Сафронов протер глаза и вышел из машины.
– Точно… Корневу понадобились. Я вас тут уже не меньше часа жду.
– Ну значит, еще подождешь. Я устал, жрать хочу, так что никуда я сейчас не поеду. Коля, мы можем у тебя еще одного скитальца приютить. Вот этого? – Зверев указал на Сафронова.
Ломтев закивал:
– Так на сеновале можно постелить…
– Да, нет же, Пал Василич! – запротестовал Сафронов. – Нужно срочно ехать!
– Потому что так Корнев приказал? – хмыкнул Зверев.
– Потому что у нас еще один труп!
– Тьфу ты! Час от часу не легче. Кто на этот раз?
– Убитый – какой-то инженер по фамилии Трусевич.
Зверев снова выругался и полез в карман за папиросами.
– И что? Корнев опять на меня всех собак спустить решил? Пусть Кравцов этим делом занимается или еще кто!
Сафронов виновато потупился и развел руками.
– Корнев сказал, чтобы вы этим делом занимались, потому что, судя по всему, в этого Трусевича стрелял тот же самый тип, который застрелил второго секретаря горкома.
Часть вторая. «Зверобои»
Глава первая
Когда дежурная машина подъехала к управлению, на улице уже стемнело. Зверев вышел из кабины, вошел в здание и, кивнув на ходу сидевшему за стойкой помдежу, не останавливаясь, проследовал в кабинет оперативного отдела. За своим начальником понуро шагал Евсеев. Тут его уже ждали Костин и Горохов. Зверев снял плащ, швырнул кепку на стол и уселся на стул.
– Ну, здрасте, давненько не виделись. Вчера Венька поесть не дал, сегодня Сафронов прикатил, когда мы ужинать собирались. Шурка, ставь чайник и принеси чего-нибудь пожрать, а то я с этой вашей спешкой впопыхах даже в рот ничего закинуть не успел. Живот гудит, как трубный оркестр, скоро, как Корнев, буду настойку алоэ на прополисе вместо водки и коньяка пить.
Горохов сбегал за водой, поставил на электроплитку потемневший от времени чайник и выложил перед Зверевым кусок сала и полбулки хлеба.
– Звиняйте, ничего другого нема!
– Сойдет! – Павел Васильевич вынул из верхнего ящика стола раскладной нож, порезал им хлеб и сало и, не дождавшись, когда чайник закипит, набросился на еду. Евсеев тут же присоединился к трапезе.
– Веня, давай кратко и без лишних подробностей, – с набитым ртом пробурчал Зверев. – Кто такой вообще этот Трусевич?
Костин, все еще сидевший за столом, тут же открыл лежавшую перед ним папку с очередным уголовным делом и зачитал:
– «Трусевич Ефим Семенович, пятого года рождения, уроженец села Заборье Витебской губернии, из крестьян. В двадцать четвертом окончил училище металлистов, работал в Витебске модельщиком на заводе «Коминтерн», в сорок первом ушел добровольцем на фронт, воевал на Северо-Западном. После войны перебрался в Псков, до недавнего времени работал инженером-технологом на литейно-механическом заводе «Выдвиженец». По работе характеризуется положительно, беспартийный. Женат, детей не имеет…»
Зверев, откусывая шкурку от сала, покивал:
– С характеристикой разобрались, теперь рассказывай, что с ним случилось.
– Картина примерно такая, – продолжил Веня. – Трусевич с женой проживают на Алексеевской. Сегодня утром он отправился на пустырь выгулять пса. На этот раз убийца стрелял в своих жертв со спины…
Зверев едва не подавился.
– Жертв? Так разве у нас не один труп?
– Трупов у нас действительно два. Убийца сделал два выстрела. Первой жертвой нашего охотника стал пес Трусевича, второй – он сам.
– Тьфу ты, черт, а я уж было подумал. Что за пес?
– То есть?
– Порода, спрашиваю, какая?
– А что, это так важно? – удивился Костин. – Я что-то этому значения не придал! Вроде лайка, а может, и какая другая. С виду на обычную дворнягу смахивает.
– Понятно. Что еще?
– Первая пуля досталась псу. Так сказать, прошила собачку насквоь, так что найти ее не удалось. Вторая пуля застряла в голове хозяина; двенадцатый калибр, и очень похожа на те две, которые извлекли из тела Войнова.
Горохов наконец-то подал Звереву чай в фарфоровой чашке, майор сделал пару глотков.
– Кто обнаружил труп?
– Супруга убитого. Наш инженер должен был выгулять собаку и пойти на работу. Так как они долго не возвращались, жена Трусевича занервничала и пошла на то место, где они обычно выгуливали пса. Вскоре женщина увидела обоих – сначала Булата, а потом и мужа…
– Булат – это пес?
– Да.
– Похожий на дворнягу?
– Похожий на дворнягу.
– Или все-таки на лайку?
Веня чертыхнулся:
– Да откуда мне знать? Я же не собачник. Если очень нужно, можно будет у Логвина спросить или у Лени…
– Обязательно спросим.
– Да и какое это имеет отношение к делу?
– Прямое. Лайка – одна из лучших собак для охоты на крупного зверя.
Веня запнулся:
– Ты хочешь сказать…
– Хочу сказать, что наш убийца охотник. Так что если Трусевич тоже охотник, то это уже связь, – продолжал Зверев. – Эх ты, Венечка! Ладно, еще что?
– Найдя мужа и собаку, жена Трусевича вызвала милицию и «скорую», ну а дальше все как обычно…
– А ты с женой Трусевича, как я понимаю, уже пообщался? – уточнил Зверев.
– Шурка с ней общался. – Веня указал на Горохова.
– И он, как я понимаю, тоже не выяснил ничего про собаку?
Горохов виновато потупился.
– Какая порода, не выяснил.
– А что выяснил? Ты хотя бы спросил у жены Трусевича, был ли ее муж знаком с Войновым?
Шура закивал:
– Спросил. Она сказала, что не знает.
– И был ли Трусевич охотником, ты не спросил?
Шура и Веня переглянулись.
– Не спросил, – промямлил Горохов.
– Ну а звать-то ее как? Ты хоть это выяснил?
– Нина Елисеевна Боброва. Это ее девичья фамилия.
– Понятно. – Зверев откинулся на спинку стула, закурил очередную папиросу и зевнул. – Ладно, домой сегодня я, пожалуй, уже не пойду, лягу спать в дежурке. Ну все, можете все проваливать! Димка, тебя это тоже касается.
Евсеев с довольным видом закивал.
– Шура, откуда у нас такое сало взялось? – Павел Васильевич вытер пальцы газетой. – Как масло во рту тает.
– Тетка моя посылочку из Житомира прислала, – ответил Горохов.
– Не знал, что у тебя в Житомире родня. Фамилия у тебя вроде русская?
– Так тетка по материнской линии родня. У меня же мать хохлушка, а тетка ее старшая сестра.
– Вот умеют же украинцы сало солить! А в ящичке, в котором посылочка с Украины пришла, такое яство еще есть? – Зверев подмигнул Шуре, тот оскалился: