Второй шанс 2. Вольноопределяющийся Сухов Александр

Нам повезло, что сегодня Злой Хохол (как его за глаза называли бойцы нашей роты) был в настроении, иначе все отделение отрабатывало бы подъем-отбой или перематывание портянок. А так не подфартило одному лишь Ромашину.

По истечении назначенного времени обильный пот струился по лицу нерадивого бойца, а портянки сидели на ноге, как это положено по уставу.

– Господин сержант, ваше приказание выполнено! Разрешите встать в строй?! – доложился Ромашин.

– Разрешаю, боец, – вяло махнул рукой командир. Дождавшись, когда провинившийся займет свое место в строю, Вышня поставленным командирским голосом скомандовал: – Отделение смир-р-рна! Вольно! Разойдись!

Тут же все дружно наперегонки бросились в направлении туалета.

Поначалу я был буквально ошарашен фактом наличия в казарме нормального теплого туалета с водоснабжением и канализацией. Так что бегать на улицу по нужде и умываться посредством рукомойника необходимости не было.

Для меня острой нужды в посещении туалетной комнаты не было, поскольку регулировать метаболические процессы, внутри собственного организма, вполне способен. Потом схожу, а пока занялся заправкой кровати.

Через десять минут народ в помещении туалета рассосался. Я без спешки удовлетворил все свои физиологические потребности, включая мыльно-рыльные.

Сегодня в учебке знаменательный день. Окончание КМБ (курса молодого бойца) и принятие воинской присяги. По этому случаю обязательные утренние занятия по физической подготовке, а также строевая и теоретическая подготовка были отменены. Перед праздничным обедом на плацу пройдут торжественные мероприятия. Сначала богослужение (без Господа тут никуда), затем каждому новобранцу будет вручено оружие, все мы поочередно зачитаем текст присяги перед знаменем части и с этого момента наконец-то станем полноценными военнослужащими. Впереди еще три месяца, в течение которых нас будут гонять в хвост и гриву. По мне так побыстрее бы в действующую воинскую часть, ибо ничего особо нового для себя я здесь не узнаю.

Минуло вот уже более месяца, с того момента, как хитроумный штабс-капитан Овчинников определил меня в ряды защитников Отечества. А по мне, чисто субъективно, так всего лишь пара-тройка дней прошло.

После расставания со своей дорогой опекуншей и её кавалером весь путь до Калуги я проспал. По прибытии в губернский город нашу группу призывников отвели на распределительный пункт, расположенный неподалеку от железнодорожного вокзала. Далее состоялось мое знакомство с «покупателем», совсем юным прапорщиком, и прочими вольноопределяющимися кандидатами в школу младших пехотных командиров. Нас накормили из полевой кухни и через некоторое время снова посадили на поезд, следующий через Боровеск во Владимир.

По прибытии в столицу на Киевский вокзал, нас построили в колонну по трое и пешим маршем повели на вокзал Восточный.

Еще одна посадка на поезд и вскоре мы уже в Рождественском-на-Клязьме. Городишко ничем особенным не выделяется среди множества подобных ему провинциальных российских городов. Утопающие в зелени садов одно-двухэтажные строения. Улицы мощеные булыжником, тротуары преимущественно дощатые на наклонных участках с перилами и ступеньками. Клязьма раза в два-три шире Протвы будет, наверняка значительно глубже, но это пока что проверить не удалось. Имеется широкий каменный мост. Сам город расположен в основном на правом берегу реки, а войсковая часть на левом примерно в пяти верстах от городской окраины. Кстати говоря, здешние горожане гордо именуют себя рождественогородцами.

От вокзала до школы топали чуть более двух часов. Там нас разбили по взводам и отделениям. Каждым учебным взводом командует прапорщик или лейтенант, отделением – сержант. Командир моей учебной роты капитан Решетов Сергей Владимирович, взводный – прапорщик Башкиров Анатолий Александрович. Отделением командует, как уже было отмечено, сержант Вышня Семен Михайлович. Делений на батальоны здесь нет, поэтому после командира роты высшим для меня прямым начальством является начальник школы генерал-майор от инфантерии Анатолий Порфирьевич Зимин-Самойлов. Всего в школе двадцать рот, примерно по сотне рыл в каждой. Помимо боевых учебных подразделений на территории части находится отдельная хозрота, состоящая в основном из солдат сверхсрочной службы, она обеспечивает все наши бытовые нужды. В этом им активно помогают курсанты школы, особенно внеочередники. А еще имеется рота охраны, которая в основном бдит за тем, чтобы военнослужащие незаконно не покидали расположение части, и чтобы окрестные девицы не заглядывали к нам на огонек. Оно хоть нас и гоняют по-черному, утренний стояк у парней никто не отменял. Батя рассказывал, что во времена его службы с этой бедой в армии боролись посредством брома, ну типа подсыпали повара в еду. Думаю, это просто байка из разряда страшилок, ибо бром сам по себе весьма токсичен и никто не позволит каким-то поварам сыпать бесконтрольно его в еду.

Первый месяц нас гоняли и дрючили как сидоровых коз. День начинался с утренней пробежки сначала три версты, постепенно дистанция увеличилась до пяти. Затем мы выполняли упражнения по общей физической подготовке на плацу, иными словами ного-рукомашество с приседаниями, отжиманиями и подпрыгиваниями. Далее повзводно следовали в спортивные городки, где каждое отделение подходило к своему снаряду – турник, брусья, бревно, гири, штанга и прочее, прочее, прочее. По мере выполнения курсантами определенных упражнений, снаряды менялись также поотделенно.

Лично у меня физуха не вызвала ни малейших трудностей. В первый же день я продемонстрировал кое-какие свои возможности, мое солнышко на турнике определенно вызвало восхищение среди командного состава роты и откровенную неприязнь сослуживцев. Дескать, какого хрена выпендрился?! Нам же теперь отдувайся, гоняясь за этим бугаем. А еще я выжал штангу весом в две сотни килограммов, чем окончательно расположил к себе сержантов и оттолкнул рядовых бойцов.

По большому счету, близко сходиться с кем-то из курсантов школы я не собирался, поскольку темы для разговоров личного состава ограничивались сплошной банальщиной: кто сколько девок поимел на гражданке, какой объем вина выдул, с кем и сколько раз подрался и как вкусно готовит еду его мама. Мне всё это откровенное ребячество было малоинтересно. К тому же я не курю и сидению в курилке предпочитаю релаксирующий медитативный транс в тени какого-нибудь деревца.

Что-что, а прокачке Источника стараюсь уделять каждую свободную минуту, разумеется, с оглядкой на наличие рядом кого-либо из одаренных. Несколько магов с довольно сильным потенциалом я заприметил на территории части, но в расположение нашей роты ни один из них пока не заглядывал. Как объяснил сержант Вышня, после принятия присяги у нас будет теоретический курс по основам боевой магии. Не в плане обучения боевым заклинаниям, разумеется, а для того, чтобы получить хоть какое-то представление, какими последствиями для человека чревато вражеское колдунство, ну и освоение некоторых приемов защиты от негативного магического влияния, доступных неодаренному.

После утренней физподготовки нас вели в казарму для приведения себя в порядок. Затем строем повзводно шли в столовую, где каждое отделение занимало определенный стол. Там помимо столовых приборов (по большей части оловянных) нас ожидала здоровенная кастрюля какой-нибудь каши, обильно сдобренной сливочным маслом и мясом. Накладывай в тарелку сколько душе угодно, если что дежурный по столу сгоняет на кухню за добавкой. Хлеба ешь также сколько захочешь, только с собой не бери – сержант заметит, непременно прикажет зашить карман с хлебом. А через неделю заставит схарчить заплесневевший сухарь перед строем. Получается стыдно и обидно. На десерт кружка чая с кусочком сахара. По мне, так напиток на вкус не очень. Привык я к душистым травяным настоям Василисы Егоровны, во время обучения в университете также пил только их. Однако человек существо крайне пластичное, постепенно привык и к этой бурде.

После завтрака нас распределяли по учебным классам. Там под руководством всё тех же сержантов мы изучали армейские уставы. В отличие от многих своих коллег, мне особого труда для заучивания наизусть нескольких нетолстых книжек прикладывать не потребовалось. Выучил, бегло просмотрев за день. Однако демонстрировать широту своих познаний не стремился. Мало ли, скажут, коль в уставах разобрался, в классе тебе делать более нечего. Шуруй-та ты, парень, на помощь свинарю или заведующему конюшней, там для особо одаренных завсегда работенка сыщется. Ярким примером, стал в этом плане для нас все тот же инженер Васильев. Он, видите ли, быстрее всех освоил все необходимые уставы и уложения, за что был награжден возможностью проявить себя на ниве уборки свинячьего и лошадиного дерьма. Я даже пожалел, что непредусмотрительно продемонстрировал свои возможности в плане физической подготовки. К счастью, меня не отстранили от утренних занятий, наоборот, поручили приглядывать, даже дрючить личный состав взвода, когда господа сержанты изволят отправиться на перекур.

После теоретических занятий нас выводили на плац, где мы активно занимались шагистикой. По мне так наука также немудреная, тяни ногу, чтоб примерно пятнадцать сантиметров от земли, или три вершка по местной системе мер, да отмашку рукой давать не забывай. Поначалу у многих парней строевая подготовка вызывала определенные трудности. К концу первого месяца наша рота четко вышагивала по плацу коробочкой и вполне себе сносно выполняла различные строевые маневры. Капитан Решетов был нами доволен.

Во время КМД к оружию нас не подпускали – не полагается до принесения присяги. Строго тут с этим. Помнится, в той реальности будучи еще школьниками, мальчишкам доверяли разборку и сборку автомата Калашникова, даже пострелять возможность предоставляли. А из охотничьего ружья я с восьми лет довольно успешно шмалял по уткам, разумеется, под чутким дедовым руководством.

После упражнений по шагистике нас снова вели в столовую. Кормили до отвала, непременно какой-нибудь горячей похлебкой на первое, на второе каша или тушеные овощи с мясом и компот на третье либо из свежих плодов и ягод, либо из сухофруктов.

Далее снова обучение в классе. Какой-нибудь офицер нашей части рассказывал о том, как все устроено в Российской Армии.

Кстати говоря, три года назад довольно архаичная система армейских званий претерпела весьма существенные изменения. Раньше практически в каждом роде войск присутствовали собственные особенности в данном вопросе. Для того, чтобы прекратить путаницу в чинах и званиях и одежде был введен единый реестр для сухопутных войск, и вполне соответствующий ему для флотских. Система была позаимствована частично у французов, частично у англичан. В результате реформы были упразднены все эти генерал-аншефы, цейхмейстеры, бомбардиры, прапорщики, есаулы и так далее. Теперь начальной боевой единицей в сухопутных войсках был рядовой, далее ефрейтор, младший сержант, сержант и старший сержант. Подпрапорщик и прапорщик офицерами не считались, хотя имели право занимать должность младшего офицерского состава вплоть до командира взвода. Далее шли младший лейтенат, лейтенант, штабс-капитан и капитан. Старшие офицеры – майор, подполковник и полковник. Далее генералитет – генерал-майор, генерал-лейтенант, генерал-полковник. Завершали список высшие командные звания – маршал, фельдмаршал и генералиссимус. В данный момент в Российской Армии всего четыре маршала, фельдмаршалы и генералиссимусы отсутствуют. Означенная система званий касается всех родов сухопутных войск от пехоты, кавалерии, артиллерии, инженерных и медицинских подразделений до казачьих полков и всего прочего.

Еще один интересный момент, форма рядовых бойцов здорово напоминает одежду времен Великой Отечественной – гимнастерка и галифе цвета хаки, сапоги, шинель, бушлат, головной убор пилотка, в зимних условиях добавлялись утепленное нижнее белье, валенки, меховые шапка-ушанка и варежки, а также овчинный полушубок. Стальной шлем один в один СШ-40, принятый на вооружение Советской Армии перед самой войной в тысяча девятьсот сороковом году. Полевая офицерская форма также мало чем отличается от солдатской, если только добротностью ткани, из которой пошита. А вот парадная, точь в точь как у офицеров немецкой СС – черная стильная, к тому же с замысловатыми витыми погонами. Интересно, какому кутюрье взбрело такое в голову?

После теоретических занятий, нас ждала легкая пробежка всего-то пару верст, затем личный состав разводили по спортивным городкам. Далее снова шагистика. После плотного ужина непременно общее построение школы на котором поп ходил с кадилом благословлял бойцов и читал молитву, мы за ним повторяли хором. Поначалу получался форменный разнобой. Батюшка сурово хмурил брови и говорил нам всякие нелицеприятные вещи. Однако вскоре все наладилось, и мы дружно хором горланили «Отче наш» и прочие православные молитвы.

Перед отбоем нам предоставлялся еще час личного времени в основном для того, чтобы привести в порядок одежду, обувь и написать письмецо родным и близким.

Кроме Василисы Егоровны со мной вел переписку Давид Моисеевич Михельсон мой боровеский приятель.

Однажды сижу в классной комнате пишу письмо. Тут заходит Васильев.

– Девчонке, какой пишешь Воронцов?

– Не, одному знакомому.

Любопытный сослуживец обладал острым зрением и умудрился прочитать на конверте имя адресата.

– Жид, что ли твой Давид Моисеевич?

– Ну еврей, отчего же сразу жид? Между прочим весьма порядочный и умнейший человек, в городской гимназии преподает естественные науки, а еще руководит музыкальным коллективом.

– Так поди не крещен? – продолжал наседать Васильев.

– Не крещен, ну и что с того? – я недоуменно пожал плечами. – У нас свой Бог, у него – свой.

– Сомнительные у тебя знакомства, Воронцов, – выдал сквозь зубы доморощенный антисемит и покинул помещение.

Во, блин, козел! Человека не знает, а о нем уже судить пытается, да и меня невесть в каких грехах уличает. Глядь, в контрразведку стуканет. Теперь мне более или менее понятно, почему неведомая Наташа предпочла другого ухажёра в качестве законного супруга. С таким дотошным гондоном семейного счастья девке было не видать.

Пришлось немного колдануть и обеспечить этому Васильеву бурные и продолжительные туалетные посиделки. Целители школьной медсанчасти были в полном недоумении и три дня не могли справиться с банальным поносом. Шуму случилось! Объявили карантин, неделю никого за пределы части не выпускали. В результате ничего такого не обнаружили и вскоре карантинные меры были отменены. Короче натворил я дел, зато наглеца крепко проучил. Жаль, что он не в курсе, от кого подарочек прилетел.

В двадцать два часа построение взвода в коридоре, вечерняя проверка по списку личного состава. Затем отбой. Подъем в шесть утра и далее все по кругу.

Однажды, будучи в неважном настроении, задал себе вопрос – а стоило ли вообще идти в армию? Может было бы лучше, до или после суда объявить о своей принадлежности к двум Великим боярским родам, глядишь и жизнь по-другому обернулась?

Поразмыслив, сам же себе и ответил – стоило. Даже если бы я доказал свое право крови, не факт, что меня не подвергли бы тщательной магической проверке и не выявили подмену личности истинного владельца телесной оболочки. По причине отсутствия в широком доступе какой-либо информации о чародеях и чародействе мне неведомы возможности сильных одаренных. Так что, Андрей Драгомирович, нефиг страдать ерундой, ибо попытка вернуться в «родную гавань» может обернуться для тебя не только обильным плюшкопадом, но более весомыми неприятностями, нежели связанные с избиением двух безмозглых высокородных удальцов. Тогда уж точно придется бежать куда подальше, если, конечно, мне предоставят такую возможность. Короче, придется жить собственным умом без опоры на именитых родичей. Ну и пусть, Будем жить, сохраняя инкогнито, а там война план покажет как в прямом, так и переносном смысле.

Итак, сегодня всему коллективу курсантов школы младших пехотных командиров предстоит принять присягу на верность Царю и Отечеству и стать полноценными воинами величайшей армии мира.

Процедура принятия присяги прошла довольно быстро. Весь личный состав выстроился поротно на главном плацу школы. Генерал-майор Зимин-Самойлов зачитал речь, в которой поздравил бойцов с окончанием обязательного этапа подготовки к воинской службе и с предстоящим принятием присяги. Также дал парочку банальных наставлений, дескать, служите честно и, возможно, когда-нибудь кто-то из нас станет генералом.

Для меня так генеральское звание весьма сомнительное удовольствие. Я и в армию угодил по независящим от меня обстоятельствам. Не, в генералы не желаю, да и в господа офицеры тоже. Не моё всё это. Отслужить рядовым солдатом, сколько полагается вольноопределяющемуся, и скорее домой на гражданку медицинскую профессию осваивать и по жизни обустраиваться как можно комфортнее. Хотя, рядовым уже не получится, по окончании школы, как минимум, шевроны младшего сержанта мне светят, а это командир отделения. Получается, командовать людьми, хочу я этого или нет, мне придется. Ну и ладно, отделение, не армия, как-нибудь с Божьей помощью управлюсь.

После зажигательной речи генерала, наступил черед нашего батюшки. Отец Лука окропил нас святой водицей, затем прочитал молитву и благословил новоиспеченных членов «святого воинства» на ратные и трудовые подвиги.

Перед каждой ротой устанавливался стол с текстом присяги и святым писанием. Командир роты называл очередное имя и боец подходил к столу строевым шагом, брал в руки лист и громко с выражением зачитывал:

Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять.

Его Императорского Величества государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.

Об ущербе же Его Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальником во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать как честному, верному, послушному, храброму и расторопному солдату, надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий.

В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.

После прочтения текста приносящий присягу доставал свой нательный крестик и прилюдно целовал распятие. Далее всё тем же строевым шагом он подходил к командиру роты, чтобы получить личное оружие.

Поскольку народ вызывали по алфавиту, я со своей фамилией отбарабанил присягу одним из первых остальное время скучал в строю.

После окончания торжественного мероприятия, мы отправились в родную казарму. Там ротный старшина распахнул перед нами дверь ружпарка и, показав на оружейных стойках таблички с номерами взводов и отделений, распорядился поставить оружие согласно регламенту и крепко-накрепко запомнить номер винтовки и её месторасположение, чтобы путаницы не было. Также он предупредил, что за состояние личного оружия каждый боец несет персональную ответственность.

Затем состоялся праздничный обед. Затем личное время до конца дня. Даже на ужин шли хоть и по команде, но толпой без всякого строя. Я написал письмо Третьяковой в котором отчитался обо всех своих «успехах и достижениях». В очередной раз попросил не волновалась за меня. Бабушка хоть и проявляла в своих письмах определенное беспокойство, подозреваю, что всё её свободное время занято подготовкой к предстоящей свадьбе, и это здорово, пусть лучше посвящает себя милому дружку, нежели напрасно переживает за своего глупого и самонадеянного воспитанника. Остальное время провел на берегу пожарного пруда за казармой в тени раскидистого дуба.

Как обычно в двадцать два состоялась вечерняя проверка. Затем командиры взводов скомандовали «отбой». Праздник закончился. Завтра вновь начнутся суровые армейские будни, теперь уже безо всяких скидок. Как там в одной популярной песне прежней моей реальности пелось: You're in the army now.