Княгиня Ольга. Ведьмины камни Дворецкая Елизавета
– Ну да. Хорошую цену дам.
Эскиль расстегнул еще несколько пуговок и вытащил из-под кафтана серебряную цепь. На ней висело с десяток разных перстней – золотых и серебряных, с самоцветными камнями и с яркой эмалью, один даже с малюсенькими, как белые маковые зернышки, жемчужинками вокруг зеленовато-голубого камня и по всему золотому ободку. Кажется, это был тот же камень, что назывется «фирузе», только с примесью зеленого оттенка.
– Меняю. – Держа кольца на ладони, Эскиль показал их Хельге. – Один к одному.
Вокруг изумленно загудели, и Хельга осознала, что каждое слово их беседы ловят десятки ушей. А чутье подсказало ей: Эскиль ни на мгновение о них не забывает и говорит все это не только для нее, но и для них.
– Да ему добычу девать некуда – на простые камни золото меняет! – издевательски, но не без восхищения бросил кто-то из толпы.
– Хватай скорей! – посоветовал Хельге другой голос. – За серые камни тебе никто столько не даст!
Эти голоса подбодрили Хельгу, и она подняла нос.
– Эти камни у нас зовутся «глаз Одина». И они – мои друзья, приносящие удачу. Друзей на перстни не меняют!
Эскиль помолчал, потом отступил и даже слегка поклонился, предлагая ей пройти. Она двинулась прочь, и уже отойдя на несколько шагов, сообразила: он не нашел ответа и признал свое поражение! Гордость собой и своей находчивостью залила ее с такой силой, что казалось, под ногами вспыхивают искры. Она рассчиталась с ним за тот случай со «скользким тростником»!
Уже в поварне Хельгу с головой накрыло волнение, о котором она на время этого поединка забыла – было не до него. Надо было порезать копченое сало и разложить на деревянном блюде, но у нее так задрожали руки, так что пришлось отложить нож, сесть и успокоиться. Ее трясло, присутствие Эскиля ощущалось так ясно, как будто он держал ее за обе руки.
Она победила! Победила в поединке, который он сам же и затеял, победила на глазах у всех его товарищей-наемников! Она гордилась своим последним ответом и ничуть не жалела, что отказалась от дорогих колец. А могла бы приобрести часть греческой добычи! Пока что только Тородд подарил ей золотой кругляшок, на котором было выбито изображение какого-то цесаря в венце и с крестиком на макушке, и это уже было немалое сокровище. А могла бы носить кольцо, внушая зависть очень многим. Такие дары очень уважаемы – с ними передают и часть удачи победителей, особенно когда дар получен от не последнего человека в дружине. О положении Эскиля она догадывалась, видя, с каким внимание наемники следят за ним, прислушиваются к его разговору с ней. Она часто видела его в гриднице беседующим с Ингваром – так обыденно, будто они ровня. Но она так и не слышала ничего о его роде. Только по выговору его – такому же, как у ее матери и дяди Эйрика, – угадывала уроженца Свеаланда.
Кое-что она вскоре об этом узнала. В тот же вечер, когда Эскиль пытался выторговать у нее «ведьмин камень», Берислава заговорила с ней. Так повелось, что, закончив подавать угощение и питье – столько, сколько распорядилась дать Сванхейд, – знатные женщины удалялись, оставив дружину и гостей-мужчин пировать. В последние дни Хельга при этом ощущала смутное сожаление, что приходится уходить, как будто она упускала что-то важное. Но пьянеющим наемникам пусть прислуживают рабыни, кого не оскорбит, если в благодарность за пиво их хлопнут по заду.
– Я видела, ты сегодня в гриднице говорила с Эскилем, – начала Берислава.
– Да? – безразлично ответила Хельга, снимая свои украшения и укладывая в мешочек. – Прицепился ко мне – вот же наглец.
– Не советую тебе много с ним болтать, – продолжала Берислава с суровостью опытной замужней женщины, у которой первенцу уже сравнялся целый год! – О его роде ничего хорошего неизвестно. Я спрашивала Тородда. Он даже не знает, как Эскиль попал в войско – пришел с дружиной Хавстейна, скорее всего. Хавстейн был очень уважаемый человек и родовитый. А тот при нем болтался. Хавстейн погиб в том большом сражении под Гераклеей, и после него варяги выбрали своим вождем Эскиля. Он по годам не старше Ингвара, но хорошо умеет с людьми управляться – мне так Тородд сказал. И с кораблем. К тому же он… очень храбрый, – с неудовольствием добавила Берислава; она не хотела хвалить Эскиля, но должна была объяснить причину его славы. – Люди его слушаются. Но каков его род – никто не знает. Тородд говорил, он рассказывает какие-то байки, будто он… ну, словом, то ли он сам чей-то побочный сын, то ли его отец или даже дед, я не знаю. Даже если его дед был побочным сыном Рагнара Меховые Штаны, он не может ни на что притязать. И все это могут быть выдумки. Знаешь, всякий подкидыш себя тешит мечтами, будто он сын конунга, которого похитили из дома враги.
Хельга невольно засмеялась, вообразив Эскиля маленьким жалким подкидышем, забытым какой-нибудь нищенкой на куче мусора. И все же невольно ощутила разочарование – уверенная повадка Эскиля, его властность и уважение к нему товарищей обещали большее. А выходит, он и говорить с ней не достоин – она-то ведь племянница Эйрика конунга, да и отцовский род ее, род Бьярнхедина Старого из Силверволла, самый знатный из всей мерянской руси! Может, потому он так и приступает к ней – коварно и тайком. Как тень…
– А почему – Тень?
– Не знаю. Спроси у Тородда.
Вот еще, подумала Хельга. Она и раньше не собиралась с кем-то говорить об Эскиле, а теперь и подавно не даст повода думать, будто ей есть до него дело!
Глава 5
Хельга надеялась, что больше Эскиль Тень не сумеет вовлечь ее в беседу, да он и не пытался. Для развлечения гостей Ингвар и Сванхейд устраивали разные состязания – в стрельбе, в метании сулиц, по борьбе, – но там Хельга делала вид, будто для нее существуют только Логи и Хедин, а остальные… лишь тени. На третий день Ингварова дружина уехала на лов – отдохнув от путешествия, хирдманы пожелали поразмяться, – но когда они вернулись с добычей, Хельга даже не вышла во двор посмотреть. Услышав где-то знакомый голос, невозмутимо-властный и чуть небрежный, отворачивалась, делая вид, будто очень занята. Она надеялась, что при виде такой холодности Эскиль больше не посмеет к ней подъезжать, и не ошиблась: за эти дни он ни разу к ней не обратился и даже, кажется, на нее не взглянул, будто забыл о существовании Каменной Девы. Хельга чувствовала и облегчение, и разочарование. Похоже, он подкатывал к ней лишь от скуки, а сам, может, и не знает, кто она такая! Она дала отпор, и он выбросил ее из головы.
Пока Ингвар с дружиной был на лову, Сванхейд собрала в шомнуше самых уважаемых из своих родичей-мужчин: Ветрлиди с двумя старшими сыновьями, Тородда, Воислава псковского, Торлейва – дядю Эльги, Хакона сына Эйлава – воеводу из Альдейгьи. Поглядывая на закрытую дверь, Хельга томилась любопытством: грядут значительные события. Благодаря Логи, который тоже там был, она вскоре все узнала.
– Мать предложила все же возвести Ингвара на отцовский престол, и они все согласились, – с явным облегчением поспешил поделиться он шепотом, едва старшие разошлись. – Она сказала, чтобы вое… чтобы прийти к согласию с твоим дядей Эйриком, Ингвар должен быть конунгом у себя дома – должен иметь за собой Хольмгард и всю свою удачу. Иначе он потеряет даже Ки… ну, ему не будет удачи ни в чем, и новый поход на Миклагард будет заранее обречен на провал.
Логи знал – или догадывался, – что Сванхейд предпочла бы утаить от Эйрика мерянского эти соображения, но не мог удержаться от искушения поделиться с Хельгой тем, что для нее важно. А скрыть от Эйрика, что поход минувшего лета принес успех лишь частичный, и так не получится.
– А ты совсем не жалеешь? – вырвалось у Хельги.
Впервые за все время здесь – кроме самой первой встречи, когда Логи рассказывал про лося, который «стал нам не чужим», – она видела его таким довольным: еще не веселым, но уже и не хмурым. У него явно посветлело на душе.
– Жалею? О чем?
– Ну… Ведь если бы Ингвара не признали… конунгом здесь мог бы стать кто-нибудь другой…
– Ты про Несвета? Чтобы ему заявить свои права, придется сперва хотя бы сходить на Миклагард. Не говоря уж о том, чтобы сделать больше, чем сделал Ингвар. Но его мать отреклась от его прав на этот стол навсегда. Есть свидетели – Свенельд и кто-то из его людей.
– Это верно, – пробормотала Хельга.
Не повернулся язык сказать ему: «Это ты мог бы стать конунгом!». А Несвет – тьфу на него.
– Все должно идти… как правильно! – с удовлетворением закончил Логи. – Если нарушать законы, жить не по совести и хватать чужое – боги отнимут удачу и лишат даже того, на что у тебя было право. Поэтому я так рад, что у нас все будет как положено.
Хельга вздохнула тайком. Не то чтобы она рассчитывала на что-то для себя… Она восхищалась Логи и гордилась им, но в глубине души почему-то чуть-чуть его жалела. Из него вышел бы самый лучший конунг, лучше, чем из любого другого в его родне. Ему еще немного подрасти, возмужать, набраться опыта – и им станут восхищаться не только юные девушки из дальних краев, что на полпути к Булгару. Но каково ему придется в жизни с таким благородством? Ведь люди благородные того же ждут и от других – и ошибаются, делаются легкой жертвой чужого коварства. Однако такой, как Логи, даже в поражении сохранит мужество и чистоту души, и даже в смерти будет внушать восхищение, как витязи из древних преданий…
– Но с Несветом и правда нужно договориться – мать так сказала, – добавил Логи. – Гораздо лучше, если он поддержит Ингвара. Если он, сводный брат, будет на его стороне, то никто не посмеет возражать. И для переговоров с Эйриком так лучше.
А ведь Несвета Сванхейд не позвала на этот полутайный совет. Она не считала его настолько своим – не то что родные братья Ингвара, ее младшие сыновья, – чтобы прислушиваться к его мнению. Он был в ее глазах не источником поддержки, а угрозой извне, которую требовалось устранить – не очень большой угрозой, но все же существенной.
«Несвет – человек влиятельный между Мстой и Мерянской рекой, важно, чью сторону он займет», – говорил Хельге брат. Сванхейд рассудила так же. Любопытно – что она предложит Несвету, чтобы склонить его на свою сторону? И чего он запросит?
Ингвар не был мудрец, но самоуверенным глупцом он тоже не был и потому знал: в его кругу есть люди и поумнее, и некоторые дела лучше предоставить им. Сам он и не подумал бы о Несвете: у того не было военной силы, чтобы бороться за наследство Олава, а ничто другое Ингвара не тревожило. Но Сванхейд сказала, что со старшим сводным братом нужно договориться – так и безопаснее, и лучше для чести рода. Ингвар не возражал, но был рад, что переговоры мать берет на себя. Сам он до приезда сюда за всю жизнь, может, ни разу и не побеспокоился о том, что где-то в глуши за Мстой у него имеется сводный брат. С ним же все решили двадцать лет назад, потому Ингвар и оказался в Киеве, чего же еще?
Приглашенный в самую большую хозяйскую шомнушу, Несвет тайком озирался не без мысли: повернись судьба иначе, и он мог бы жить здесь как хозяин. Не один, конечно, – взял бы в жены какую-нибудь цветущую девушку знатного рода, для этого он еще достаточно молод. Но на широкой лежанке меж резных столбов, покрытой куницами и шелком, сидела Сванхейд, а на ларях по сторонам от нее устроились два ее старших сына – Ингвар и Тородд. Логи, как человек молодой и неженатый, на совет сыновей Олава приглашен не был.
– С согласия всех наших родичей мы сегодня возведем сына моего Ингвара, князя киевского, на стол его отца, – начала Сванхейд, усадив Несвета на третий ларь, напротив лежанки. Она говорила на славянском языке, который знала не хуже родного, тем самым ненавязчиво выказывая уважение гостю. – Но для согласия с дедами необходимо согласие всех ныне живущих сынов рода Олава. Тихонрава определила твою долю, когда пожелала удержать тебя при себе, а не отослать в Киев к Олегу, ибо, как сказали ей чуры, смерть тебе принест рука человека из Киева. Но теперь, когда твой брат Ингвар занимает место отца, мы желали бы вознаградить тебя за твою братскую любовь, ибо нам необходимо единство и согласие. Что мы можем сделать для тебя?
Умные люди порой ошибаются, думая, что и другими тоже руководит трезвый, взвешенный расчет. В этом главное понять, с кем имеешь дело, с умным человеком или глупцом, слушающим лишь свои желания. Сванхейд почти не знала Несвета, но угадала в нем человека себе на уме, способного строить далеко идущие замыслы. Его нынешнее дружелюбие к Ингвару ее не обманывало: здесь, в этом доме, при дружине и родне Ингвара, повести себя иначе он и не мог. Но важно было добиться, чтобы он и впрямь принял свою судьбу и смирился с властью Ингвара, иначе его недовольство, даже молчаливое, будет исподволь подтачивать удачу рода. А Ингвар и без того был в слишком сложном положении, которое не получится исправить быстро.
– Госпожа Свандра… – Несвет, хоть и думал об этом немало, с трудом нашел слова, когда к нему обратились с прямым вопросом. – Если дело дойдет до раздора меж вами и Эйриком мерянским…
– Раздора мы не желаем.
– И я не желаю, чтобы не оказаться мне меж вами, как зерну между жерновами. Но если до того дело дойдет, то мне быть на вашей стороне, не иначе. Как брат с братом, я с тобой, Ингвар, во всем буду заедино, иначе деды меня проклянут…
Сванхейд одобрительно кивнула, но с настороженностью ожидала продолжения. Несвет же не мог слишком сильно упирать на возможную войну с Эйриком – тот приходился Сванхейд братом, и они оба не хотели открытого противостояния.
– Но и Эйрик ведь силен… ты сама его знаешь, госпожа. Дойди до войны, кто я ему? Выйдет к нам под Видимирь, раздавит меня и не заметит…
– Чего ты хочешь-то? – Ингвар начал терять терпение. – Прямо говори.
– Хочу я от вас признания, что от Забитицкого погоста до Песи – моя волость, там я сам дань беру и вам две трети отправляю.
– В князья хочешь выйти, – с пониманием кивнул Тородд.
– Род мой не хуже… – привычно начал Несвет и замолчал, вспомнив, что обращается к сыновьям своего отца и только потому весь этот разговор происходит. – Я – Олава старший сын, мог бы всем здесь владеть, – с пробудившейся досадой продолжал он, и Сванхейд обрадовалась в душе: теперь она слышала подлинные его мысли. – Неужто вам… два болота с лягушками для меня жаль?
– Да забирай!
Ингвару больше всего хотелось скорее покончить с этим нудным делом. Мысли его были в Греческом царстве и печенежских степях, что ему Видимирь? Он даже не знал, где эти два болота, столь желанные для его сводного брата.
– Куницу с дыма, из них мне две трети, дружины постой и корм, волок держать в порядке, ратников мне, когда скажу – из отроков и молодцев каждого десятого.
– Ратников не дам! У меня Эйрик под боком. Как узнает, что я тебе друг, станет мне недруг. Разве вот что…
Несвет помолчал, будто задумался.
– Чтобы с Эйриком мир хранить, надо мне и с ним в родстве быть. Тогда и вам, гляди, пригожусь, чтобы согласие во всем меж нами троими утвердить.
– Как же ты думаешь с ним породниться? – удивилась Сванхейд.
– Его племянница моему сыну обещана. Сладится дело – будет и меж нами лад.
– Ты говоришь о Хельге? – медленно выговорила Сванхейд. – Дочери Арнора?
Ей не приходило в голову, что милая девушка с ожерельем из камешков может иметь значение для судьбы хольмгардского стола.
– Да, Эйрикова племянница, Арнорова дочь, что сейчас здесь, у тебя.
– Я не могу ею распоряжаться, – подавляя недовольство от этого запроса, ответила Сванхейд. – У нее есть дядя и отец. Говори с ними.
– Сдается мне, – Несвет пристально на нее взглянул, – ты сама за твоего младшего ее хотела взять.
– Я не думала об этом. Они еще так молоды…
– Чего ж молоды – в самой поре! Я сам в таких годах женился. У меня есть глаза – все примечаю! Твой-то парень только возле девки и вьется! Да мой не хуже! Твой – Олаву сын, мой – Олаву внук! Ты – над женами в роду старшая, как ты скажешь, так и будет.
– Я не стану обещать того, что не в моей власти! – отрезала Сванхейд; это было так, но еще ей совсем не хотелось уступать Хельгу в семью Несвета.
– Обещай, что не станешь за твоего парня ее сватать! Это в твоей власти! А там уж мы своего не упустим!
– Вы это о чем? – вмешался Ингвар, не давая матери ответить. – Что за девка? Кто ее сватает? Рыжий у нас жених, что ли? А чего я ничего не знаю?
– Об этом сватовстве пока речи не было! – настойчиво пояснила Сванхейд. – Я пригласила эту девушку погостить у меня, потому что она мила и приветлива, а мне было одиноко после замужества Альдис.
– Что за девка-то?
– Племянница Эйрика, то есть его жены. Дочь Арнора Камня.
– А это кто?
– Хёвдинг Силверволла.
– А это где?
Сванхейд взглянула вверх, одолевая досаду. Ингвар появился на свет через год после того, как дружина Олава перестала ходить в Мерямаа за данью, ее стал собирать там Эйрик. Даже Тородд никогда не был на Мерянской реке, но он хотя бы был знаком со старшими сыновьями Эйрика, раз-другой приезжавшим в Хольмгард. Ингвар, всю жизнь проведший в Киеве, эти имена и названия слышал впервые.
– На полпути к Булгару! – усмехнулся Тородд, повторяя объяснение Хельги. – А дева эта у нас в избе живет.
– Красивая? – Ингвар повернулся к нему.
– Как дочь самой Фрейи!
– И рыжий ее хочет в жены?
– Не знаю, но думаю, был бы не прочь.
– Отец ее с детства за моего сына обещал! – настаивал Несвет.
Может, это была и не совсем правда, но он видел, что невеста ускользает и нужно любыми средствами вырвать ее из загребущих рук сыновей Сванхейд.
– Пошли! – Ингвар живо встал. – Все пошли! Пусть рыжего найдут. И ты твоего сына найди! И девку! Я хоть посмотрю, о ком речь.
Ингвар был только рад отбросить непонятные ему намеки и увертки – наконец-то суть дела ему стала ясна, и он знал, как его решить. Несвет едва не плюнул с досады, когда Ингвар вышел из шомнуши, и побрел за братьями, бормоча проклятья.
До самого главного ему так и не удалось довести разговор.
Слишком много в эти дни думая об Эскиле – вопреки своей воле и почти того не сознавая, – Хельга упустила из виду, что кто-то может подумать и о ней самой. Вызванная из поварни, где в больших котлах варили похлебку и кашу для обеда в гриднице, она едва успела заскочить к Бериславе и сменить серое платье на крашеное, зеленовато-желтое. Даже не поняла, кто ее зовет и зачем – и обнаружила, что ждет ее не кто-нибудь, а сам Ингвар конунг, стоящий перед своим престолом.
– А что? – Ингвар внимательно оглядел замершую Хельгу с головы до ног и опять с ног до головы. – Девка хороша! В самой поре, это да.
Отыскивая этому объяснение, изумленная Хельга повела глазами по сторонам и заметила справа от конунга Логи, такого же растерянного, как она, а слева – Несвета и Сванхейд, а возле них Видимира.
О боги! Хельга схватилась за «ведьмины камни» на груди. Что-то случилось? Кто-то с кем-то повздорил? Про Видимира она и забыла. Логи, кажется, ни разу с ним не говорил – когда же они успели поссориться? И при чем здесь она? Даже если из-за нее… Какое до этого дело Ингвару конунгу? Логи не маленький ребенок, чтобы бежать жаловаться старшему брату!
Оглядев их всех, Ингвар положил руки на бока и принял властный вид. Этот спор его забавлял; глаза широко раскрылись и засверкали, брови приподнялись, непримечательное лицо оживилось, и стала видна внутренняя сила, способность отдаваться задуманному всей душой и телом, за что собственная дружина любила его даже в несчастии. Впервые разглядывая его вблизи, Хельга отметила шрам галочкой на переносице, заходящий на бровь, уже давний, и другой, тоже побелевший, прямой чертой со лба под волосы. Взглянула на его руки – загорелые и грубые на красно-синем шелке кафтана; на крепких пальцах сидело несколько золотых перстней, а на коже виднелись красные пятна ожогов и старые мелкие шрамы. В этих руках был он весь – прирожденный военный вождь, знавший и взлеты, и падения, для которого жизнь и власть есть сражение, и он никогда не отступает.
– Ингвар конунг… Что случилось? – раздался рядом изумленный голос, и к Ингвару подошел Хедин. – В чем дело… с моей сестрой?
– Это сестра твоя?
– Я – Хедин сын Арнора, брат этой девушки. Что случи… – Хедин равно не мог вообразить, чтобы Хельга обидела кого-то в этом доме и чтобы ее кто-то обидел, а он об этом не знал.
– Завидная невеста у вас в доме выросла! – Ингвар усмехнулся. – Двое сразу к сестре твой сватаются. Младший брат мой Хакон и этот вот отрок…
– Видимир, – подсказал Несвет.
– Видимир, Несветов сын.
– Сватаются?
Не менее прочих изумленный, Хедин оглядел того и другого. Ни о каком сватовстве он не слышал, а сестру по привычке считал маленькой девочкой, для которой «выйти замуж» дело такое же далекое, как для пятилетней.
– Я не знаю… Ее ни с кем не обручали! – В этом Хедин мог быть уверен.
– И хорошо – значит, все равны. Так вот. – Ингвар еще раз оглядел обоих женихов. – Брат мой Хакон и братанич Видимир, Несветов сын, желают оба к сей деве посвататься. Желаете?
– Мы желаем! – сурово подтвердил Несвет.
Логи вопросительно взглянул на мать. Свои желания он знал, но знал и цену слова, сказанного в гриднице и перед столькими важными людьми, а решать свою судьбу без совета со старшими он пока права не имел.
Сванхейд сделала ему легкий знак глазами. У Логи в мыслях был полный сумбур: женитьба на Хельге, о чем он мог только мечтать как о деле отдаленном и почти несбыточном, вдруг стала былью. Что происходит – он не понимал, но понимал одно: мы не можем отступить.
– Я… да. Если ты, мой брат, и наша мать согласны… я хотел бы взять в жены эту девушку.
– Я согласен! – объявил Ингвар. – Но раз уж тут два жениха, надо посмотреть, кто достойнее. Воля моя такова: оба парня, Хакон и Видимир, со мной на греков пойдут, и кто лучше себя покажет, больше славы обретет, больше даров невесте и родне привезет, тот и женись. Согласны?
– Я согласен, – просто ответил Логи, и без того знавший, что ему вот-вот предстоит присоединиться к делам старших братьев.
В свои семнадцать он уже мог бы не только ходить в военные походы, но и возглавлять дружины. А ко времени нового похода он ведь станет еще на несколько лет старше.
Видимир открыл было рот, чтобы тоже сказать «да» – не позволять же сопернику вырваться вперед, – но глянулся на отца. А Несвет глубоко вдохнул, ноздри его раздулись, глаза широко раскрылись. Он понял, чего Ингвар добивается. Не один Видимир, юный, мало что умеющий отрок, ему нужен. Он хочет, чтобы для своего сына Несвет собрал и вооружил целую дружину, и он не сможет отказаться, раз уж междуречье Мсты и Мерянской реки признали его владением. Он думал разжиться шерстью, а тут к его собственным бокам поднесли острые ножницы! В негодовании на подлого брата Несвет не находил слов.
– Отлично сказано, конунг! – К престолу вышел Эскиль Тень. – Я тоже участвую!
Совершенно ошалевшая Хельга перевела на него взгляд, и он чуть заметно ей подмигнул.
В рядах дружины послышались одобрительные выкрики. У Хельги окончательно пошла кругом голова; больше не пытаясь ничего понять, она сосредоточилась на том, чтобы удержаться на ногах.
– Откуда такой выискался? – Несвет обратил на него бешеный взгляд, который не смел поднять на Ингвара. – Неужто и ты из рода Олава?
– С Олавом у меня родства нет, но немного крови конунгов и мне досталось.
– Это как?
– Бабка моя Уна овдовела совсем молодой, – начал Эскиль, будто рассказывал хорошо знакомую сагу. – Она с детства разбиралась в лечебных травах, много их собирала и была очень искусной лекаркой. Однажды она ходила по лесу, и вдруг ей навстречу выскочил олень – самка, олениха, и была она белой как снег. Уна едва успела убраться с дороги. Любопытствуя, что же так напугало олениху, она осторожно прошла вперед и увидела хорошего коня – она запутался в кустах, а узда его была вся в золоте. Больше того удивленная, она прошла еще немного и вдруг увидела на земле человека. Это был молодой мужчина, светловолосый и статный, в хорошей одежде, но глаза его были закрыты, а лицо разбито. Уна попыталась привести его в чувство, а когда он открыл глаза, то они были светлыми и блестящими, как сталь. На Уну он смотрел с таким изумлением, будто никогда не видел женщин.
«Ты – дева альвов? – спросил он, когда она помогла ему сесть. – Ты приняла облик белой оленихи и вынудила меня погнаться за тобой. Куда ты меня заманила? Смогу ли я вернуться к людям?»
С трудом ей удалось его уверить, что она – обычная женщина. Он сказал, что имя его Хроальд. Он так расшибся, что не мог идти; Уна поймала его коня, помогла ему взобраться в седло и отвезла в свою хижину. Там он пролежал несколько дней, пока не поправился; в это время люди Хроальда повсюду искали его и думали, что им завладели альвы. Наконец силы к нему вернулись и он смог уехать, но перед этим оставил Уне свою золотую гривну в благодарность. А к весне у нее родился сын – это был мой отец, Торкель. Он всегда говорил, что не пытается равняться с другими конунговыми сыновьями, но на ту гривну Уна завела хорошее хозяйство и во всем ей с тех пор везло. А значит, немного конунговой удачи есть в нашем роду.
По рядам слушателей пробежал негромкий гул – отчасти насмешливый, но не без одобрения.
– Так и я, – закончил Эскиль, – не могу равняться с законными внуками конунгов, но в том, что касается моей собственной удачи, я никому не уступлю! Как говорил Хникар:
- Слава от предков
- Мужей не украсит,
- Как та, что добыта
- Доблестью ратной.
– Без согласия отца никто не может распоряжаться моей сестрой! – Хедин наконец опомнился. – Даже ты, Ингвар конунг! Это хорошо, когда люди, прежде чем свататься, показывают, на что они годны, но кто бы ни вышел победителем, ему все равно придется обратиться к нашему отцу, Арнору Камню! Иначе это незаконно!
– Ну а раз решать ничего нельзя, то и я ничего не обещаю! – отрезал Несвет. – Мы не такие, чтобы задаром дать на себе ездить!
– Я все равно пойду с тобой в поход, если ты позволишь, – сказал Ингвару Логи.
– Пусть девушка пообещает дождаться нас из похода. – Эскиль посмотрел на Хельгу. – И даст каждому из нас по камешку. У кого камешек к концу похода станет золотым, тот и выиграл спор.
«О боги, зачем я только сюда приехала!» Ничего иного Хельга не могла ответить даже мысленно.
– Я ни к чему не стану ее принуждать, – просто и с достоинством сказал Логи. – Будем каждый делать то, чего от нас требует наша честь, и пусть судьба решает, чему свершиться.
– Ты хорошо сказал, сын, и на этом мы, пожалуй, покончим! – Сванхейд вышла вперед и встала рядом с Хельгой, загораживая ее от женихов. – Мне будет очень стыдно перед моим братом Эйриком и перед всей семьей Арнора, если выйдет, что я зазвала Каменную Хельгу к себе в гости, чтобы здесь ее выставляли, будто невольницу на торг. Пойдем, дорогая.
Сванхейд увела Хельгу и сама проводила ее к Бериславе. Мужчины тоже разошлись, ухмыляясь и крутя головами. У Логи вид был несколько печальный, на невозмутимом лице Эскиля просвечивало скрытое торжество. Не так чтобы он надеялся когда-нибудь выиграть спор за высокородную невесту, но, хотя бы выставив себя соперником конунговых сыновей, он приобрел честь в глазах дружины, которые и были для него глазами богов.
До конца дня и следующее утро Хельга просидела в избе Бериславы, не показываясь на люди. Сванхейд, проводив ее сюда, попросила прощения, что допустила это все: для девушки знатного рода нет чести в том, чтобы стать предметом спора, раздора и неизбежных пересудов. Не на это, конечно, рассчитывали родители и дядя Хельги, когда отпускали ее сюда.
Едва королева ушла, явился Хедин, желающий знать, что все это значит. Но Хельга знала немногим больше и не видела за собой никакой вины. С Логи она беседовала только на людях, ни разу не оставалась с ним наедине; о Видимире и не вспоминала. Что Эскиль вмешался, только чтобы их обоих подразнить и подтолкнуть Несвета к решению, Хедин видел и сам.
– Зачем я только сюда приехала! – стонала Хельга. – Но разве я могла знать, что все они здесь соберутся! Я думала, мы будем тихо прясть с госпожой Сванхейд и рассказывать зимние сказки, а тут… целая Валгалла и каждый день бой!
Хедин молча хмурился. Он помнил, что старшие отпустили их сюда, желая что-нибудь выведать насчет будущей судьбы Мерямаа, но не предполагали, что придется иметь дело с самим Ингваром.
– Чего они все от меня хотят? – Хельга была по-настоящему растеряна.
Всякая девушка мечтает, чтобы за нее спорили отважные мужи; но в этом споре Хельга уловила ожесточение, которое не могла объяснить своей красотой. Кажется, больше всех об успехе волновался Несвет, а из трех охотников о ней самой думал только Логи.
– Это, сдается мне, из-за Эйрика… – хмуро сказал Хедин.
– Почему?
– Ну, почему… Здешние конунги с ним в родстве через Сванхейд. Несвет хочет тоже к нему в родню пролезть. Если у него получится… Случись меж ними война, он может не поддерживать никого – дескать, оба родня. Пересидеть у себя на болотах, ни во что не лезть. А кто выиграет, к тому он и примкнет, чтобы своей доли не упустить. По-родственному.
– Сватался бы тогда к Эйриковым дочерям! Дагни тоже Видимиру подойдет!
– Сейчас у Видимира до конунговой дочери нос не дорос! – невесело усмехнулся Хедин. – Пока Несвет – конунг болот лягушачьих. А будут к нему норны подобрее – он и сам вдовец. Может посвататься к Алов. Особенно если думает когда-нибудь Эйрика из Мерямаа вытеснить – тут ему родство и пригодится. Как самому Эйрику.
Хельга знала, что тетя Арнэйд когда-то была за мерянским князем Тойсаром; убив его, Эйрик взял ее в жены и тем подкрепил свое право на власть не только силой, но и древнейшим обычаем. Но ей вовсе не хотелось самой оказаться замешанной во что-то похожее.
– Мы можем уехать? – Хельга с мольбой взяла брата за руку. – Поскорее!
Она без радости воображала долгий обратный путь, но оставаться было еще неприятнее. Мучило детское желание – убежать домой, спрятаться возле мамы и ждать, пока злые ёлсы уйдут.
– Посмотрим, – отвечал Хедин. – Раз уж мы здесь, то хоть узнаем, чем дело кончится.
Больше никто Хельгу не тревожил. До конца дня она играла с годовалой Альвой, дочкой Бериславы, и перебирала свои камешки – только это ее немного успокаивало. Отвязав от ожерелья песчано-желтый округлый камешек, она посмотрела сквозь его отверстие на пылающий в печи огонь и прошептала:
- Внемли, «ведьмин камень»,
- Милый мой дружочек!
- Встань надежным стражем,
- Хельгу защити!
- Отгони подальше
- Страхи и тревоги,
- Усмири коварство
- Хельги злых врагов!
Всю жизнь она старалась не тревожить силу Одина, живущую в этих камнях, без достойного повода, но сейчас всем существом ощущала, как необходима ей высшая защита.
Пряталась она не зря – с того утра сам Ингвар то и дело принимался искать ее глазами в гриднице и досадовал, что ищет понапрасну. Вечером он наконец был возведен на престол Олава: перечислил своих предков, начиная даже не от Одина, а от изначальных великанов, Сванхейд поднесла ему рог с пивом, чтобы он поднял его во славу богов и предков. Несвет был в числе свидетелей, но молчал. Переговоры их со Сванхейд, по сути, провалились: никто никому ничего не пообещал, но Несвет хотя бы смирился с тем, что не мог изменить.
Наутро, поздно проснувшись после пира, Ингвар снова подумал о Хельге. Завтрак пришелся почти к полудню; подлечивая больную голову пивом, Ингвар оглядывал гридницу, но Хельги не видел. Как будто вчерашний спор ему приснился. Однако нет, вон тот длинный парень, кто назвался ее братом, а заодно сыном Арнора Камня, хёвдинга Серебряных Полей, где прадедушка Тородд, по слухам, зарыл под каким-то дубом целую груду серебра – весом как всадник вместе с конем.
– Пойдем, – Ингвар кивнул своему брату Тородду, – поговорить надо.
В гриднице было слишком много ушей – своих, чужих, женских, не пойми чьих. Чтобы потолковать без помех, старшие сыновья Сванхейд перешли в дружинный дом, стоявший здесь же, во дворе. В длинном здании вдоль стен тянулись широкие помосты, где спали плотно один к другому, головой к огню, ногами к стене, а поверху шел такой же широкий верхний ярус. Горел огонь в очаге, дым поднимался под высокую кровлю, просушивая стираные рубахи и порты, развешанные на веревках от входа и уходящие куда-то в темноту дальнего края. Частью помосты были заняты лежащими телами – тех, кто после вчерашнего решил не вставать. Кто-то лениво перематывал обмотки, кто-то осматривал подошвы башмаков, оставленных сушить у очага на колышках, кто-то уже бодро раскидывал игральные кости рядом с храпящими товарищами.
При виде конунга все встрепенулись, но Ингвар сделал знак, что ничего от гридей не хочет и они могут заниматься своими делами. Раздвигая влажные рубахи по пути, братья прошли к очагу и сели на край помоста. На всякий случай Ингвар огляделся, хотя и так знал, что встретить здесь посторонних так же маловероятно, как в медвежьей берлоге.
– Торд, я не понял. Эта лупоглазая, которую мать нашему рыжему то ли сватает, то ли нет…
– До вчерашнего дня мне никто не говорил, что рыжий хочет на ней жениться. Если бы Беряся знала, она бы мне сказала. И она сама тоже ничего не говорила.
– Она – кто?
– Каменная Хельга. – К ним подсел Эскиль Тень. – Ее так называют.
Взглянув на него, Ингвар невольно повел глазами вокруг, будто отыскивая кого-то, кого тут нет.
– Она и ее брат – племянники Эйрика, так?
– Так, – подтвердил Тородд.
– А мы с ним воюем.
– Пока нет. Он пока лишь отказался платить дань и хочет нового договора.
Ингвар скривился, будто раскусил вонючего зеленого клопа, что живет на кустах малины. Он сам хотел нового договора с греками, а Роман цесарь этого совсем не хотел, и даже три месяца гульбы дружин по его землям не смогли его переубедить. А здесь, в своих родовых владениях, Ингвар сам оказался почти в том же положении. Только Эйрик еще не грабил селения по Мсте. Только пока?
– Ну, это почти все равно. – Ингвар знал разницу между «войной» и «немирьем»[14], но оба эти слова уже означали «не мир».
– Не все равно. Была бы война, он не пропустил бы наших торговцев – Регинмода Залива, Финни Крылатого и других. А он их принял хорошо и отпустил, не тронув. Он хочет нового договора, только уже без дани.
– А я хочу новый договор, и чтобы с данью. – На уме у Ингвара было снаряжение нового войска для Греческого царства, и он знал, сколько это стоит. – Я не понял: мать этих двоих в заложники, что ли, взяла?
– Нет. Она их в гости пригласила. То есть девушку. Когда ездила на восток прошлой зимой.
– И что: мы с Эйриком собираемся воевать, а эти двое погостят и так вот возьмут и уедут?
– Это будет неправильно, конунг, – подсказал Эскиль, усмехаясь про себя.
– Ну, так может… – Ингвар вопросительно посмотрел на брата, – сделать с этим что-нибудь?
– Ничего ты не сделаешь. Они оба – гости матери.
Гость в доме – под защитой богов, это Ингвар знал не хуже других.
– Нам бы стоило взять их с собой. Чтобы Эйрик вел себя смирно, хотя бы пока я с Романом дела не решу.
Ингвар помолчал, ожидая от верных соратников предложений. Остро жалел, что тот, кто всегда умел дать ему ценный совет, находится за месяц с лишним пути отсюда.
– Прикажи Логи на ней жениться, – посоветовал Гримкель Секира, давний Ингваров телохранитель. – Тогда и брат ее, как твой родич, не сможет от похода уклониться.
– А как я буду потом с Эйриком воевать, если мой брат на его племяннице женат? И без того-то он нам дядя! Нет, мне надо, чтобы они… как-то сами.
– Или если на ней женится кто-то, кто с тобой не в родстве, – вставил Эскиль.
– Вы и так все – мои люди! – Ингвар вспомнил, как удивил его Эскиль – как и всех прочих – своим «и я участвую». – Сватались бы вы все трое по отдельности, я бы любого из вас поддержал. Логи мне брат, тот парень – братанич, а ты – мой человек. Хорошую невесту тоже заслужил. Но как я кого из вас буду против других поддерживать?
– Твое слово решило бы дело, – просто сказал Тородд. – Одного ты поддержишь, другие отступятся.
Эскиль чуть заметно переменился в лице. Пойти против конунгова слова он не сможет, но и отступать не привык.
– Логи она бы подошла, – продолжал Тородд. – Но все равно ничего не выйдет: мать не разрешит справлять свадьбу, пока Эйрик ничего не знает. Это будет незаконно.
– Ну, с женитьбой, стало быть, не выйдет. Сперва надо Эйрика усмирить, а когда опять станет дань давать, тогда можно и племянницу у него взять… за Логи. Но нужны-то они сейчас. Если бы их как-то… так увезти.
– Только если ты их уговоришь с тобой поехать.
Ингвар еще помолчал. Уговаривать кого угодно на что угодно умел не он, а именно тот, кого тут нет. И его очень недоставало.
– Ну, девушку-то уговорить можно… – с деланым безразличием обронил Эскиль.
– Кто? – Ингвар прямо взглянул ему в лицо. – Ты, с твоей обгорелой рожей? Она вон какая… звенящая.
Именно такой ему показалась Хельга, белорукая дочь хёвдинга – тонкой и звенящей, как серо-голубой стеклянный кубок из Греческого царства.
Был бы здесь Мистина… Но, едва эта мысль мелькнула, Ингвар поспешил ее отогнать. Пять лет назад он отправил своего побратима за девушкой, которая нужна была ему самому. Девушку Мистина привез. Уговорил. Этой зимой Мистина остался улаживать дела в Киеве, что требовало и твердости, и изворотливости. Но на днях мать очень доходчиво объяснила Ингвару, в какой он опасности: если Эльга решит сменять его на Мистину, то киевским князем ему больше не бывать.
– Я уже говорил с ней раз-другой, – продолжал Эскиль. – Только я тогда не знал, кто она такая. Девушка молода, красива, хорошо воспитана, красиво одевается – никто не сочтет странным, что она нравится мужчине.
– А ее брат? – напомнил Тородд. – У него людей всего ничего, но сам похож на человека решительного.
– Надо уговорить девушку, – повторил Эскиль. – Если она согласится с нами уехать, это не будет похищением. А если ее брат станет преследовать…
– А он станет! Ты бы не стал?
– То можно будет прихватить и его с собой.
– Это будет похищением!
– Я ему предложу поединок. Выиграю – он идет с нами в поход. И хотя бы до тех пор, пока мы не решим дела с Романом, к Эйрику он не вернется.
– А девушка?
– А девушку… если я ее завоюю, ты же не будешь против, конунг, чтобы она осталась у меня? – Эскиль улыбнулся левой половиной рта – правая щека не двигалась после ожога, – как будто предлагал выход, приятный для всех. – Твой брат еще молод для женитьбы, а как время придет, он легко найдет себе невесту не хуже.
Ингвар не ответил, стараясь сообразить, не усложнит ли такой ход его и без того непростое положение. Приобрести двух заложников от мятежного Эйрика мерянского было бы отлично. Совсем не зная брата матери, Ингвар на его миролюбие не полагался и был бы рад уверенности, что пока он сам будет в южных степях, Эйрик не приведет рать к Хольмгарду или хотя бы не попробует взять под свою руку восточную часть его владений.
– Ты не забудь про нашего любезного брата Несвета… – начал Тородд.
– Да возьмут его тролли!
– Он хочет эту деву получить. Если мы ее увезем… – Тородд выразительно взглянул на Эскиля, – он будет сильно оскорблен.
– И что? – спросил Ингвар.
– Окажется на стороне Эйрика.
Эскиль хмыкнул: эта угроза не казалась ему существенной.
– Да ничего у него не выйдет, – раздался вдруг голос от стены, и все трое вздрогнули от неожиданности.