Ловец Душ Ефиминюк Марина

Тихо хлопнув крыльями, ко мне подлетел Страх. Я быстро развязала веревку у него на шее и намертво замотала ее на руках полкового. Демон помог перекинуть конец через толстую ветвь. Сжав до боли в челюстях зубы, я как могла потянула за него – и вот полковой в чем мать родила уже болтался над землей с вытянутыми связанными руками, глупо и довольно улыбаясь. Страх помог надежно закрепить путы на дереве, и через две минуты, спешно отыскав в пустой прокуренной трапезной свой тулупчик, я отбыла обратно в свою таверну.

Через три часа кулон действовать перестал. Полковой Алексей Кульев, военный в седьмом колене, награжденный орденом за поимку некой преступницы, всполошившей с месяц назад всю Окию, очнулся голый, замерзший, подвешенный к дереву, с дикой резью в вывернутых суставах и в отмороженных членах. Он пришел в себя, огляделся и стал орать дурным от холода и страха голосом, не понимая, что происходит. Округа безмолвствовала, охваченная крепким зимним сном. Он вопил до хрипоты, пока не потерял голос. Когда на горизонте забрезжил рассвет, а Алексей умылся горючими слезами, моментально замерзающими на бледных обмороженных щеках, на дороге появилась одинокая сгорбленная фигура с тяжелыми ведрами.

Баба Нюра привыкла вставать до петухов и всегда спешила к колодцу, чтобы потом не стоять очередь, набирала воды, а домой уже возвращалась по главной, обычно хорошо расчищенной улице. Это утро не стало исключением. Старуха набрала полные ведра и быстро засеменила по поземке, зорко разглядывая под ногами прогалины льда, раскатанного деревенскими сорванцами. Тут до нее донесся жалобный стон:

– Бабка, помоги! Бабка, ну глянь же сюда!

Подслеповатая, она подняла морщинистое лицо и единственно увидела посиневшее от мороза мужское достоинство, болтающееся как раз на уровне ее глаз. Бабка с юности так не пугалась, завизжала как резаная, да и обдала срамоту ледяной колодезной водицей, а потом, уронив ведра, кинулась как молодуха домой рассказать деду об испугавшем ее охальнике. Ей вслед доносился звериный рык измученного военного в седьмом колене, обладателя очень высокой награды.

В тот момент, когда вся деревня потешалась над опозоренным полковым, я уже пересекла границу Тульяндии, подписавшись на въездной грамоте собственным именем. Шикарное, но слегка подпорченное платье и порванные чулки остались в подарок дочери хозяина таверны.

* * *

Я стояла в веренице саней и конных на границе Серпуховичей. За каменным проездом расстилались заснеженные поля, расцвеченные желтыми солнечными пятнами. Дорога петляла и терялась за темнеющей полоской леса. Оттуда к небу вились нитки печного дыма.

Две недели назад до меня дошел слух, что в столице Серпуховичей выставили моего Астиафанта. Я стремилась туда, но, подъезжая к границе, не была уверена, рада ли. Где-то в глубине души я уже понимала, что на сем мое путешествие не закончится, – не приспособлена я к оседлой жизни.

Все забыть: начать жить заново, найти новые связи и новых заказчиков. Забыть про Романа, Арсения, про жуткое заклинание. Послать в преисподнюю навязчивые мысли, жив ли Денис. Забыть. Как же чертовски сложно не вспоминать, заставить сердце перестать болезненно сжиматься от мыслей о пережитом.

– Зачем в Серпуховичи едешь? – раздался из окошка простуженный голос стражника. Он уставился на меня воспаленными глазами и кашлянул в рукав.

– В гости к тетке, – отчеканила я и облизнула треснувшую губу.

– Грамоту дай.

Я просунула в окошечко документ на свое настоящее имя, купленный всего неделю назад. За пару золотых умельцы из Тульяндии нарисовали так, что залюбуешься. Страж долго рассматривал бумажку.

– Где тетка живет?

– В Николаевске.

– Тетка, значит. – Страж покачал головой, сделал какую-то пометку в толстой амбарной книге. – На сколько едешь?

– На пару недель. – Я уже прикинула, сколько мне потребуется времени, чтобы выкрасть вазу.

Страж громко чихнул, вытер нос и протянул грамоту:

– Езжай.

Я пересекла границу между двух полосатых столбиков под зорким наблюдением молодых дозорных, закутанных в зимние, весьма недурственные плащи.

Мой Астиафант ждал меня. Даже было немного обидно, что Савков кому-то продал его. Ведь как ваза могла попасть в музей? Глупец, он даже не представляет, насколько она драгоценна! Хотя мне это на руку, будет проще выкрасть.

Николаевск извивался по холмам узкими каменными улицами, расползаясь за городскую стену. Королевский дворец находился в некотором отдалении от города. Он стоял на высоком холме и как будто нависал над ним. Этакая обособленная феодальная крепость с остроконечными шпилями башен. Переночевав на постоялом дворе рядом с речным портом, на следующее утро через южные ворота я въехала в большой белокаменный город.

Королевский Белокаменный музей, где выставляли Астиафанта, находился в центре Николаевска и представлял собой белоснежное здание с огромными толстыми колоннами и бесчисленными широкими ступенями, ведущими к главному входу.

Минуя застывших в дверях охранников, я вошла в фойе музея и замерла от неожиданности на месте. На противоположной стене висел огромный гобелен, изображающий изогнувшегося дракона.

Перед глазами закружились стены. Как же я не вспомнила тогда?! Татуировка Савкова в точности повторяла герб Серпуховичей!

Меня кинуло в жар. Что это значит? Мне всегда казалось, что татуировки гербов позволяют себе делать только приближенные к королевской особе вельможи! Я воровато огляделась, непроизвольно заметив в углу стражника с заговоренным мечом, пристально рассматривающего меня.

Действовать надо было быстро. Вполне вероятно, что Савкову уже доложили о моем приезде, не зря же на границе меня так дотошно расспрашивали. Мне это еще странным показалось.

Сейчас был тот самый час пик посещений, когда деревенские простаки, раззявив варежку, бродили по огромным гулким залам музея, наполненным портретами и никому не нужными скульптурами, тыкали пальцами с нечищенными ногтями в уродливо нарисованные лица придворных, шаркая валенками по натертым до блеска мраморным полам. К моему удивлению, Белокаменный оказался буквально братом-близнецом Королевскому музею Изящных Искусств в Окии. Я медленно, умирая от желания побежать вприпрыжку к моему Астиафанту, переходила из зала в зал, делая вид, что рассматриваю десятки портретов обожаемого народом Ивана Седьмого. Попутно я изучала магические замки, охранные заклятия и оповещающие шары, висящие в воздухе. В общем, музей был как музей, где главным сокровищем считаются многочисленные рожи короля, развешанные по стенам.

Астиафант выставлялся в отдельной комнате. Он сверкал на высоком постаменте, и его окружал зеленоватый кокон ровно такого же магического заклятия, какое было в Окском. Я усмехнулась. Савков! Да он надо мной просто издевается. От одного взгляда на стройное невинное тело вазы с тонким изящным рисунком слезились глаза, тряслись руки и замирало сердце.

Вот он, мой Астиафант.

Мне надо было купить призмы для снятия заклятий, но где в Николаевске можно найти их, я представляла весьма смутно. В задумчивости я направилась к выходу и тут краем глаза заметила прежнего охранника, неотрывно следящего за мной.

Я спокойно дошла до казенной конюшни, где оставила свою лошадку, заплатив конюху золотой за неделю постоя, когда на улице стало происходить невиданное движение. Люди засуетились, затолпились, поднялся гомон.

– Едут, едут! – вдруг услышала я радостные детские крики.

Ехал отряд стражей, их лошади с зелеными попонами бряцали по брусчатке подкованными копытами. Я в недоумении стала разглядывать возбужденную, почти счастливую толпу. Неужели стражний предел вызывает у людей практически эйфорию? Вот отряд прошел, и через головы я увидела мужчину в красной бархатной мантии, отороченной соболями. Он величественно кивал народу, изредка кидал в толпу мелкие монетки. Один медяк звякнул рядом с моим сапогом. Девица рядом с королем вид имела презрительный и брезгливый, а лицом походила на мартышку. Я моментально ее узнала, именно портрет этой леди прикрывал дверцу чулана в Королевском музее в Окии.

– И где наш Иван нашел такую мегеру? – прошепелявила старуха рядом со мной.

Я сдавленно хмыкнула, глянула на сморщенное старушечье лицо, но, подняв глаза обратно к шествию, едва не рухнула на заледенелую дорогу. Среди свиты короля ехал он, гладко причесанный, чисто выбритый, в дорогой одежде, с амулетом на полгруди, изображающим дракона. Я часто заморгала и просипела, вмиг охрипнув:

– Бабка, а это кто?

– Да главный маг короля, только-только назначили, – ответил сзади незнакомый мужской голос.

– Я имею в виду чернявого, – как можно спокойнее произнесла я.

– Ну и я о нем. Поговаривают, он своего конкурента убрал, провернул какое-то дельце темное, – отозвался собеседник.

Быстро развернувшись, я стала протискиваться через толпу, расталкивая людей локтями. Вот я и узнала, кто такой Савков. Главный маг объединенного королевства Серпуховичей и Тульяндии! В голове стучало: «Он провернул какое-то темное дельце и убрал конкурента»… Ясно как день божий, что за «дельце» провернул Савков. Он нашел Ловец Душ! Боже мой, он нашел-таки вторую половину заклинания!

Меня трясло. Тяжело дыша, я свернула под высокую каменную арку конюшен. Вот я и добралась до правды. Николай был прав: я была всего лишь пешкой в игре высших фигур.

Я заберу своего Астиафанта и забуду обо всем.

* * *

В порту, несмотря на поздний час, по-прежнему разгружались торговые суда. Замерзшие матросы таскали корзины с рыбой. Здесь же зябли портовые девки. Завидев меня, они оскаливались и начинали зазывать грубыми прокуренными голосами:

– Парниша, давай к нам. Жизни научим! – кричала одна такая, совсем ребенок.

– Сама уж научись, – хмыкнула я, бросив ей монетку.

В хмельной таверне меня уже ждал колдун. Он сидел в самом углу, воровато разглядывая пирующих моряков, пьяных от крепкого вина, и визжащих довольных шлюх.

– Принес? – с ходу спросила я, подсаживаясь к нему.

– Пять золотых, – пробормотал он тихо себе в бороду.

– Сколько? – охнула я. – Да за такие деньги я сама тебе заклинание сделаю, хочешь прямо сейчас. Руками махну – в глазах потемнеет.

– Я предлагаю тебе поработать на меня. – Глаза у колдуна бегали, не останавливаясь подолгу ни на одном предмете.

Внезапно мне вспомнилось, как в такой же прокуренной таверне пять лет назад Арсений произнес те же самые слова: «Работай на меня». Я пожала ему руку и теперь знала окончание таких историй.

Я быстро отвязала от пояса кошель и кинула его на стол. Монетки громко звякнули.

– Бери деньги, отдай мне призмы.

Колдун сцапал кошель, под столом посчитал золотые, потом осторожно положил мешочек с призмами.

– Если передумаешь, знаешь, где меня найти, – пробормотал он и поспешно встал. – Я знаю нужных людей, даже с Романом Менщиковым из Окии работал, если тебе это имя что-то говорит.

– Это имя мне говорит больше, чем тебе! – осклабилась я.

Сегодня я собиралась забрать своего Астиафанта.

* * *

Музей уже закрывался. Охраны на дверях не было, а потому я вполне спокойно прошла внутрь. Еще раз взглянула на огромный гобелен, вспомнив Николая, и возликовала. Завтра по всему городу разнесутся слухи и домыслы об ограблении, жаль, меня здесь уже не будет. Савков, конечно, поймет, что это я вернула свои ссуды. Я позволила себе широко улыбнуться и поспешно юркнула в соседний зал, когда услышала приближающиеся шаги. Быстро пронесясь по музею, спугнув целующихся под портретом короля Серпуховичей военного курсанта и институтку, я едва не столкнулась со смотрителем, протирающим тряпочкой позолоченную плошку. Комнатка с пыльным скелетом дракона и большим изображением летающих демонов, скрывавшим за собой чуланчик, оказалась пуста. Я прикрыла дверцу как раз в тот момент, когда в зал заглянул стражник, а потом включились магические охранные лучи.

Клянусь, все повторялось как в дурном сне: торопливые шаги стражи, бой городских часов, оповещающих о полуночи, сквозняк в щель под дверью, шуршание мышей. Мне даже показалось, что я вернулась в тот октябрь, когда все началось. Вдруг стало страшно, я затряслась и попыталась взять себя в руки. В этот раз все пройдет нормально, никто не знает, что я в городе, никто не ждет меня и не устраивает засады, никто не хочет подставить. Все будет отлично.

Без тулупчика, спрятанного в снегу под окном, было зябко. Надо действовать, иначе руки совсем заледенеют и я не смогу в нужный момент разбить призму. Я приоткрыла дверцу, прижалась к стене, минуя грубо перекрещенные лучи, и медленно опустилась на мраморный пол.

Из зала в зал я переползала на животе, стараясь не поднимать головы: между дверей и арок, все ближе к вожделенной вазе. Астиафант был совсем рядом, манил меня, поблескивал в магическом свете. Вот уже и распахнутые двери, за которыми он скучает и ждет.

– Я ждал тебя!

– Твою мать! – Я так испугалась, что вскочила на ноги, пересекая все имеющиеся охранные лучи.

Тишину заполнил закладывающий уши визгливый вой заклинания. Савков стоял у стены, скрестив руки на груди, и выглядел совершенно подавленным.

– Заткни… это… заклятие! – заорала я, закрывая уши и пытаясь перекричать сигнал.

Николай хлопнул в ладоши, все смолкло. Откуда-то издалека до нас доносилось эхо поспешных шагов музейной охраны. Мы молча смотрели друг на друга, и в тишине я чувствовала, как стучит в висках кровь.

– Я ждал тебя, – еще раз повторил он и стал приближаться ко мне. – Как же я ждал, что ты придешь за своей треклятой вазой.

Я в ужасе попятилась, лицо горело. Налетела спиной на стену и поняла, что отступать стало некуда.

Он поднял темные, глубоко посаженные глаза, и сердце мое замерло. Я не хотела видеть того, что плескалось в их глубине. Непроизвольно вжавшись в стену, тихо прошептала:

– Не надо, все и так понятно. Не надо! – В горле вдруг встал отвратительный горький комок.

– Я так тебя ждал! – Он протянул руку и трясущимися пальцами осторожно дотронулся до моих криво отросших волос. Складки у крыльев носа за время нашей разлуки стали глубже, в волосах появилась тонкая седая прядка. – Как же я тебя ждал!

– Нет! – заорала я и в отчаянии, со всей силы оттолкнула его. Он пошатнулся, отступил на шаг.

– Николай Евстигнеевич! – Охрана подоспела как раз вовремя. Музейный маг ворвался в зал и едва успел остановиться, чтобы не сбить с ног главного колдуна королевства. За ним маячили испуганные лица стражей.

– Вон! – тихо прошипел Савков, не поворачивая головы. Маг топтался на месте, не зная, как поступить. – Я сказал: ВО-ОН!!! – заорал, вытаращившись на него.

Я сжалась, боясь пошевелиться, и в очередной раз пожалела, что не взяла с собой демона. Настойчивый запах жасмина кружил голову. Рука, сжимавшая призму с заклинанием, вспотела.

Стража, кажется, исчезла. Николай сунул руки в карманы, отошел от меня на три шага, а потом снова пробормотал:

– Тебе ничего не нужно. Ты хочешь совсем другого…

– Что? – не расслышала я.

Николай посмотрел мне в лицо долгим, каким-то мучительным взглядом, а потом сорвался с места и кинулся к постаменту с Астиафантом.

– Ты это хотела?! – Он резко снял стеклянный колпак и шмякнул его об пол. Раздался оглушительный звон бьющегося стекла, мраморный пол усеяла прозрачная крошка. – Держи! – Он грубо схватил вазу и сунул ее мне в руки. – Бери, я сказал! Ты мечтала об этом! Убирайся! Ты получила, что хотела! Убирайся отсюда!

Я стояла на месте, следила за тем, как он беснуется, и вдруг почувствовала, как предательски дрожат колени, а по щекам текут слезы. Отвратительные бабьи слезы.

– Убирайся! – Он схватил меня за руку и выволок из комнаты в соседний зал, где выстроилась в шеренгу стража. Охранники смотрели на происходящее с откровенным изумлением, широко открыв рот. – Что уставились?! – яростно захрипел он. – Что вылупились?! – Он тянул меня к выходу из музея.

– Стой! – прошептала я.

Я прижимала к себе Астиафанта, Николай орал мне в лицо:

– Убирайся из моей жизни, несчастная воровка! Недоделанная женщина!

Он резко оттолкнул меня. Я поскользнулась на начищенном до блеска полу. Ваза, словно живая, выскочила из моих рук, раздался тихий звон. Савков моментально замолчал, стража охнула, я нецензурно ругнулась. Астиафант прокатился ровно две сажени и с едва слышным щелчком распался на мелкие белые черепки.

– Наташа, – вдруг тихо позвал Николай, мне на плечо легла его большая теплая ладонь.

Я не двигалась и не оборачивалась. Внутри происходила настоящая буря из смущения и неверия: он что, пытался сказать, что влюблен в меня? Никто никогда не говорил мне таких слов. Я не знала, как это – любить. Зачем это? Какие выгоды это дает? Нежные чувства делают человека слепым и уязвимым. У меня есть одиночество. Оно слишком объемно, чтобы пустить в душу нечто странное, горячее, красное, что называется «любовь».

– Наташа…

– Ты разбил моего Астиафанта. – Я стала приходить в себя. – Ты. Разбил. Моего. Астиафанта, – повторила я, разделяя слова. Я помолчала, а потом повернулась к нему и тихо произнесла: – Это хорошо, что мы встретились. Нам есть что сказать друг другу.

– Не здесь, – внезапно озаботился он.

– Здесь и сейчас, – процедила я. – Ответь мне на один-единственный вопрос: в октябре как ты узнал, что я буду в музее?

– Арсений… – Голос его сел, Николай откашлялся. – Арсений прислал письмо, у него еще такой отвратительный облезлый голубь. Он сказал, что нашел человека, который принесет ему первую часть Ловца. Колдун давно работал на Серпуховичи, надеялся с нашей помощью совершить переворот. У нас были свои планы на это заклинание, поэтому я появился в музее. Мы знали обо всем и хотели забрать его, пока это было еще возможно.

– Где вторая часть Ловца?

– Как оказалось, она потеряна. Ты и сама теперь об этом знаешь. Та часть у ясноокого Александра не была Ловцом…

– Я искренне считала, что нашла все заклинание, – перебила я его и заорала: – Меня едва дракон не сожрал!!! Ты знал, что Ловец ненастоящий, но ничего сказал! Тогда в «Черном олене» ты не забрал амулет, ты взял мою вазу!!! Теперь Астиафанта нет!!! – Тут я громко всхлипнула и сама испугалась.

– Ты бы пришла ко мне только за вазой, – вдруг тихо ответил он. – Никак иначе, а я не могу. Ты… Ты была такая странная. Ты ничего не знала и не понимала, ты готовилась к смерти, но все равно хамила, устраивала истерики и пыталась… и отчаянно пыталась спрятать свое одиночество. Я как сумасшедший… все время – о тебе, с тех самых пор, как увидел в замке Лопатова-Пяткина. Он обнимал тебя…

– Я едва не погибла!!! – взвизгнула я. – Ты предал меня! Оставил на растерзание бейджанцам!

– Я был зол из-за Давидыва. Ты хотела уйти, но уйти вместе с ним. Я видел это в твоих чертовых невыносимых глазах!!!

– Чушь! Ты подставил меня, как и все остальные! Предал! И Давидыв предал! Меня едва не отравили тоже из-за тебя! Что ты хочешь от меня теперь? Про что ты мне теперь пропоешь?! Посмотри на меня, я же просто разменная монета, пешка в большой игре королевств! Ты хотел стать главным магом, шел по головам и добился своей цели! Денис решил стать правителем Окии и бросил меня! Такое не прощают! Тем более я не могу такое простить!!! – Я замолчала. – Теперь можешь отправить меня в казематы, – добавила я уже спокойно. – Какая разница, где повесят: здесь или в Окии.

– Уходи.

Я быстро глянула на него.

– Уходи, я отпускаю тебя.

На то, чтобы развернуться на каблуках и исчезнуть в черных внутренностях музея, мне потребовалось всего несколько секунд. Я только почувствовала, как стало холодно там, где до плеча дотрагивалась его рука.

* * *

Ярмарка шумела и веселилась, яркие цыганские шатры колыхались на зимнем ветру. Румяные девицы, визжа и хохоча, скатывались с ледяной горки. Шустрые бабки зазывали покупателей, пахло морозом и горячими пирогами. Я с детства обожала ярмарки, их краски, запахи, птичью стрескотню толпы, музыку гармониста.

Возвращаясь обратно в Окию, я попала на огромные ежегодные масленичные гуляния. Мне было весело и беззаботно. Я рассматривала товары на многочисленных прилавках, жевала моченое яблоко, отбивалась от пристающего ко мне Страха.

Мороз никак не отпускал, пальцы заледенели, кислый рассол тек в рукав. Я остановилась рядом с прилавком, где рябой мужичок в шапке-ушанке продавал бусы и серьги. Толпящиеся девицы с придыханием рассматривали цацки, боясь даже прикоснуться к ним. Я сидела на лошади, а потому с легкостью рассматривала товар через их головы. Взгляд лениво скользнул по подвескам, цепочкам, малахитовым колечкам, розовой мраморной трубочке…

О господи!

Я уставилась на розоватую трубочку и почувствовала, как меня бросило в жар. Стараясь, чтобы голос не дрожал, я весело прикрикнула:

– Эй, мужик, почем вон ту розовую подвеску продаешь?

Продавец оказался прожженным, сразу разглядел во мне заинтересованного клиента, прищурился и крякнул:

– Три золотых.

Я была готова отдать все двадцать, имеющиеся у меня.

– Что-то дорого, – нахмурилась я.

– Я возьму! – вдруг крикнула тоненьким голоском купеческая дочка с торчащей из-под соболиной шапки длинной каштановой косой.

– Ну уж нет! – всполошилась я. Быстро достала кошель, не спешиваясь, протянула золотые мужику и быстро цапнула украшение. В отличие от них всех, толпящихся рядом с этим прилавком на этом рынке, я точно знала, что прячется внутри этой подвески.

Та часть Ловца Душ, что была у ясноокого Александра Михайловича, оказалась жалкой подделкой – просто сильное заклинание, чтобы не терять ясноокость в переполненном темной магией замке. Вторую половину, настоящую, сейчас я зажимала в кулаке и согревала своим теплом. Я тряслась, пыталась привести в порядок смятенные чувства, а от волнения дыхание сперло и заслезились глаза.

Выехав с ярмарки, я остановилась на горбатом мостике через узкую речушку, из-за бурного течения не замерзающую даже зимой. Я сглотнула, нерешительно разжала кулак, посмотрела на Ловца. Помедлив еще секунду, негнущимися пальцами с трудом отвинтила тугой колпачок и вытряхнула на ладонь крохотную желтоватую бумажку.

Мне не надо было ее читать, я и так знала, что там написано: «Исканде ту дрэкон, сан сейвер Ианса» – найди твоего дракона, стань Берегиней Иансы.

Я повторила про себя как молитву: «Ич парандиси дрэкон, чо парадиси су камер. Исканде ту дрэкон, сан сейвер Ианса».

Страницы: «« ... 89101112131415

Читать бесплатно другие книги:

Он родился изгоем. Сын нищего испанского садовника, немой и полоумный дурачок, Себастьян Хосе не зна...
Из машины выскочили двое мужчин, одетых в черные маски, я вскрикнула и хотела было броситься к дому,...
Бесчеловечный роман широкоизвестного сетевого автора рассказывает о торжестве западной демократии на...
Однажды Влад Снегирь, модный писатель-фантаст и легкомысленный молодой человек, узнает, что теперь о...
Судьба свела их снова через долгое время. И для каждого прошедшие годы были полны утраченными надежд...