Могильник Саймак Клиффорд

— Я не надеюсь на временную ловушку, — сказала Синтия. — Тени — не ученые, с ними каши не сваришь. Обещали переместить нас во времени на долю секунды, а забросили вон куда.

Я чуть было не выругался. Нашла время для таких рассуждений, черт бы ее побрал!

Синтия схватила меня за руку. Я обернулся.

— Флетч, — пробормотала она, — но как же нам быть, если временная ловушка не сработает?

— Сработает, — ответил я.

— А если нет?

— Тогда, — сказал я, — мы вычистим вон тот дом внизу и поселимся в нем. Там есть инструменты. Мы соберем в саду семена и посадим другие сады. Мы будем рыбачить, охотиться — словом, жить.

— И ты полюбишь меня, Флетч?

— Да, — сказал я, — полюблю. Вернее, уже полюбил. Шагая через пшеничное поле, я думал о том, что страхи Синтии могут оказаться не напрасными. Вдруг О'Гилликадди и его приятели действовали по указке Кладбища? Когда я впрямую спросил О'Гилликадди, он уклончиво ответил, что Кладбище не в состоянии ни подкупить их, ни причинить им вред. Как будто он говорил правду, но где тому доказательства? О'Гилликадди с его способностью манипулировать временем был бы для Кладбища сущей находкой. Ведь перекинув нас во времени и отрезав нам все пути к возвращению, никакого постороннего вмешательства можно больше не опасаться.

Я вспомнил розовый мир Олдена — нашего с Синтией Олдена. Я представил себе Торни, как он рассуждает о сгинувших в никуда анахронианах и проклинает недостойных искателей сокровищ, которые грабят древние поселения и лишают археологов возможности изучать былые культуры. С горечью в душе я припомнил свои собственные планы, припомнил, как хотел сочинить композицию о Земле. Синтия занимала в моих мыслях особое место. Она пострадала сильнее любого из нас. Вызвавшись передать мне письмо от старины Торни, она в итоге угодила в такой переплет, о котором не думала и не гадала.

Если временной ловушки в расщелине не будет, нам придется поступить именно так, как я сказал. Иного выхода у нас нет. Однако мы с Синтией не приспособлены к такой жизни. А скоро, вдобавок, наступит зима, и, если мы хотим выжить, нам надо к ней подготовиться. Дождавшись весны, мы, быть может, что-нибудь придумаем.

Я постарался отогнать эти мысли, не желая падать духом раньше времени, но они упорно возвращались. Ужасная перспектива словно зачаровывала меня.

Мы спустились к реке и, двигаясь по ее берегу, дошли до оврага, что вел к расщелине, в которой мы прятались от бандитов. Никто из нас не проронил ни слова. По-моему, мы боялись заговорить.

Миновав поворот, мы увидим желанный утес. Ждать осталось недолго. Скоро мы все узнаем.

Мы миновали поворот — и остановились как вкопанные. У подножия утеса стояли две боевые машины. Ошибиться было невозможно. Мне кажется, я догадался бы о том, что они такое, в любом случае, даже если бы я в свое время не прислушался к рассказам Элмера.

Их размеры поражали воображение. Впрочем, будь они меньше, в них не уместилось бы все то вооружение, которым их напичкали. Они были футов, по меньшей мере, ста длиной, примерно вполовину этого расстояния шириной и футов двадцати или около того высотой. Они стояли бок о бок и выглядели весьма внушительно. В их уродстве ощущалась могучая сила. От одного взгляда на них по спине пробегала дрожь.

Мы смотрели на них, а они разглядывали нас. Мы чувствовали на себе их взгляды.

Одна из машин подала голос — определить, какая именно, было невозможно.

— Не убегайте, — сказала она. — Вам не нужно нас бояться. Мы хотим поговорить с вами.

— Мы не убежим, — ответил я, подумав, что бежать было бы бессмысленно. Они моментально догонят нас; в этом я не сомневался.

— Никто не хочет нас выслушать, — чуть ли не жалобно продолжала машина. — Все убегают от нас. А мы хотим подружиться с людьми, потому что мы сами — люди.

— Мы вас выслушаем, — пообещала Синтия. — Что вы собираетесь нам рассказать?

— Давайте сначала познакомимся, — предложила машина. — Меня зовут Джо, а его — Иван.

— Меня зовут Синтия, — ответила Синтия, — а моего спутника — Флетчер.

— Почему вы не убежали от нас?

— Потому что мы не испугались, — сказала Синтия. Я мысленно усмехнулся: на последних словах голос девушки предательски задрожал.

— Потому что, — добавил я, — бежать не имеет смысла.

— Мы — боевые ветераны, — заявил Джо. — Наша служба давно окончилась, и мы горим желанием помочь людям восстановить планету. Мы много странствовали. Те несколько человек, которых мы встретили, отказались от нашей помощи. Честно говоря, нам показалось, что они питают к нам отвращение.

— Их можно понять, — сказал я. — Вы крепко насолили им в дни войны.

— Мы никому не насолили, — возразил Джо. — Мы не сделали ни единого выстрела, — ни он, ни я. Война подошла к концу прежде, чем мы успели повоевать.

— Как давно это случилось?

— По нашим собственным подсчетам, немногим больше полутора тысяч лет назад.

— Вы уверены? — спросил я.

— Абсолютно, — ответил Джо. — Если потребуется, мы можем вычислить дату с точностью до дня.

— Не стоит, — сказал я. — Полторы тысячи лет меня вполне устраивают. — Значит, добавил я про себя, доля секунды О'Гилликадди обернулась восемьюдесятью с хвостиком столетиями!

— Скажите, — спросила Синтия, — помнит ли кто-нибудь из вас робота по имени Элмер?..

— Элмер!

— Да, Элмер. Он говорил нам, что руководил строительством последней из боевых машин.

— Откуда вы знаете Элмера? Где он?

— Мы познакомились с ним в будущем, — ответил я.

— Так не бывает, — возразил Джо. — Нельзя знакомиться в будущем.

— Это долгая история, — сказал я. — Мы расскажем ее вам как-нибудь в другой раз.

— Нет, сейчас, — уперся Джо. — Элмер — мой старинный друг. Он работал надо мной, не над Иваном. Иван русский.

Мне стало ясно, что обещаниями от него не отделаешься. Иван до сих пор не издал ни звука, зато Джо тараторил за двоих. Отыскав тех, кто наконец-то согласился его выслушать, он, как видно, намерен был выговориться за все годы вынужденного молчания.

— Вы там, мы тут; так не годится, — проговорил Джо. — Заходите-ка.

В лобовой части одной из машин открылся люк, из которого выехала лесенка. В проеме люка виднелось небольшое освещенное помещение.

— Каюта механиков, — сообщил Джо. — Находясь в ней, они могли спокойно заниматься ремонтом под защитой моей брони. По совести говоря, механикам с нами делать было нечего. Во всяком случае, ко мне они уж точно не прикасались. Когда в боевой машине что-нибудь разлаживалось, можно было с хода утверждать, что поломка серьезная. Несерьезные мы исправляли сами. Те из нас, кто соглашался на ремонт, обычно представляли собой груду металла. Домой возвращались немногие; такова была традиция. Поднимайтесь на борт.

— Думаю, все будет в порядке, — сказала Синтия. Я не разделял ее уверенности.

— Конечно, в порядке, — прогудел Джо. — Каюта маленькая, но удобная. Если вы голодны, я могу вас накормить. Не очень, правда, вкусно, зато питательно. Меня оборудовали всем необходимым для приготовления легкой закуски — на случай, если механики проголодаются.

— Нет, спасибо, — ответила Синтия. — Мы только недавно пообедали.

По лесенке мы поднялись в каюту. В углу ее стоял столик, у стены примостилась кушетка, напротив нее возвышалась двухъярусная кровать. Мы уселись на кушетку. Джо не преувеличивал: каюта была тесная, но удобная.

— Приветствую вас на борту, — сказал Джо. — Очень рад вашему присутствию.

— Меня заинтересовала одна вещь, — проговорила Синтия. — Вы сказали, что Иван — русский.

— Так оно и есть. Вы, наверное, думаете, раз русский — значит, враг. Когда-то он был моим врагом, а потом мы подружились. Когда меня проверили, загрузили оборудованием и боеприпасами, я через Канаду и Аляску направился к Берингову проливу, пересек его под водой и покатил в Сибирь. На связь с базой я выходил редко, чтобы меня не обнаружил противник. Мне поручено было уничтожить несколько объектов, но, как выяснилось, все они были нейтрализованы без моего участия. Вскоре после того, как я достиг первого объекта, связь с базой прервалась и уже не возобновлялась. Прервалась, и все. Сначала я решил, что произошло временное нарушение связи, а затем пришел к выводу, что причина куда серьезнее. Быть может, моя страна потерпела поражение; быть может, военные центры зарылись еще глубже под землю. Как бы то ни было, сказал я себе, свой долг я исполню до конца. Я был патриотом, натуральным ура-патриотом. Вы понимаете меня?

— Я изучала историю, — ответила Синтия. — Поэтому я вполне понимаю вас.

— Я двинулся дальше. Все мои цели оказались уничтоженными, так что я занялся поиском, как тогда выражались, вероятного противника. Я прослушивал эфир, надеясь уловить сигналы секретных военных баз. Но сигналов не было — ни наших, ни вражеских. И вероятного противника тоже не было. По пути мне попадались группки людей; завидев меня, они бросались врассыпную. Я не преследовал их. На роль противника они не годились. Не станешь же тратить ядерный заряд на то, чтобы поразить горстку людей, — в особенности если их смерть не обеспечит тебе тактического преимущества. Я проезжал по разрушенным городам, в которых обитали остатки человечества. Я видел огромные воронки в несколько миль в поперечнике; меня окутывали клубы ядовитого тумана; под мои колеса стелилась выжженная до основания земля, на которой не росло ни травинки, и лишь кое-где мелькали чахлые деревца. Я не могу передать вам своих чувств, не могу описать, как это все выглядело.

Наконец я повернул обратно и не спеша направился домой. Торопиться теперь было некуда, и мне о многом надо было поразмыслить. Я не стану излагать вам своих мыслей. Скажу только, что патриот во мне умер. Я излечился от патриотизма.

— Мне вот что непонятно, — сказал я. — Я знаю, что в вашем мозгу заключено сознание нескольких людей. Вы же все время говорите о себе в единственном лице.

— Когда-то, — ответил Джо, — нас было пятеро. Пятеро тех, кто согласился пожертвовать телом и статусом человека ради того, чтобы наделить сознанием боевую машину. Среди нас был весьма известный ученый, профессор математики; среди нас был военный, генерал и опытный полководец. Остальные трое были астроном с хорошей репутацией, биржевой брокер на покое и, как ни странно, поэт.

— Значит, вы поэт?

— Нет, — возразил Джо. — Я не знаю, кто я. Впятером мы составили единое целое. Наши сознания нераздельны. Порой я отождествляю себя с одним или с другим членом пятерки, но это все равно получается отождествление с самим собой. Я — единое целое и в то же время — каждый из пяти. Правда, чаще всего я — один.

В мозгу Ивана заключены четыре человеческих сознания, но большей частью он, подобно мне, ощущает себя единым целым.

— Мы совсем забыли про Ивана, — спохватилась Синтия. — Ему, наверно, обидно, что мы не даем ему вставить ни словечка.

— Ничуть, — сказал Джо. — Он нас очень внимательно слушает. Если бы он захотел, он бы заговорил — сам или через мои динамики. Верно, Иван?

— Ты хорошо рассказываешь, Джо, — прогудел низкий, басовитый голос. — Не отвлекайся.

— Ну вот, — продолжил рассказ Джо, — я повернул домой. Каким-то образом меня занесло в прерию, которая тянулась на многие мили. Кажется, ее называют степью. Она была неприветливой и однообразной, и ей не было видно ни конца, ни края. Там мы и встретились со стариной Иваном. Сперва я различил черное пятнышко на горизонте, а телескопическая оптика сообщила мне, что приближается враг. Правда, к тому времени я начал воспринимать термин «враг» как бессмысленный набор звуков. Я испытывал не ненависть, а радость от того, что в степи нашелся кто-то, похожий на меня. По словам Ивана, он почувствовал то же самое. Но ни один из нас не мог проникнуть в мысли другого. Мы принялись маневрировать, используя все известные нам уловки. Пару раз я мог подстрелить Ивана, но что-то удержало меня от этого. Иван, будучи по-русски скрытным, упорно не желает признавать того, что он не единожды пощадил меня, но я уверен, что так оно и было. Боевая машина его класса обязана была перехитрить противника. Ну да ладно; мы кружили по степи день или два, пока не сообразили, что пора кончать валять дурака. И я сказал: слушай, давай прекратим тянуть волынку. Мы прекрасно понимаем, что никому из нас не хочется сражаться. Мы с тобой, быть может, единственные уцелевшие в войне боевые машины. Война закончилась, нам нечего делить, так почему бы нам не подружиться? Старина Иван не стал возражать и согласился — не сразу, правда, но согласился. Мы покатили навстречу друг другу, и наши носы соприкоснулись. Не знаю, сколько времени мы провели в степи — дни, месяцы, а может быть, годы. Ничто нас не отвлекало. Мир не нуждался в боевых машинах. Уткнувшись друг в дружку носами, мы застыли посреди этой Богом забытой степи. Мы были единственными живыми существами на много миль вокруг. Мы вели долгие разговоры, и под конец сошлись настолько, что научились понимать друг друга без слов.

Мне было хорошо в степи рядом с Иваном. Мы ничего не делали, ни о чем не думали и ничего не говорили. Нам хватало того, что мы вместе, что мы больше не одиноки. Вам, должно быть, покажется странным, что две неуклюжие, уродливые боевые машины подружились между собой, но ведь мы были машинами и одновременно — человеческими существами. Тогда нас как единого целого еще не существовало. Пять сознаний в моем мозгу, четыре сознания в мозгу Ивана, и все они принадлежали интеллигентным и высокообразованным людям, которым было о чем поговорить.

Однако в конце концов безделье нам наскучило. Нам захотелось приносить пользу. Мы подумали, что если люди оправились от войны, им потребуется самая разнообразная помощь. Мы обладали достаточной смекалкой, и каждый из нас девятерых был источником знаний, которым требовалось всего лишь найти выход.

Иван сказал, что на запад ехать бесполезно. С Азией покончено, сказал он, и с Европой, которую он исколесил вдоль и поперек, — тоже. Люди, которые там остались, опустились до уровня дикарей, и их было слишком мало для того, чтобы всерьез заводить речь о воссоздании экономической базы общества. Поэтому мы направились на восток, в Америку. Здесь мы обнаружили несколько малочисленных общин, члены которых понемногу набирались умения и знаний; им вот-вот могла понадобиться наша помощь. Однако до сих пор мы так никому и не помогли. Люди не желали нас слушать. Стоило нам показаться, как они с воплями разбегались в разные стороны и, как мы их не увещевали, не соглашались принять нашу помощь. Вы первые, кто выслушал нас.

— Вся беда в том, — проговорил я, — что с нами говорить без толку. Мы не из этого времени. Мы из будущего.

— Припоминаю, — сказал Джо. — Вы утверждали, что познакомились с Элмером в будущем. А где Элмер сейчас?

— Сейчас он путешествует среди звезд.

— Среди звезд? И чего старине Элмеру не сидится…

— Послушайте, — перебил я. — Я попробую вам объяснить. Когда люди поняли, что Земля умирает, многие из них покинули планету. Они отправились в космос. Экипажи и пассажиры звездолетов были основателями бесчисленного множества колоний. В колонисты набирали образованных, умелых, знающих людей — людей, способных основать колонию на другой планете. А необразованные и неумехи остались на Земле. Вот почему им столь необходима ваша помощь и вот почему они, скорее всего, от нее отказываются. На Земле остались лоботрясы и те, у кого вечно все валится из рук…

— Но старина Элмер не человек…

— Зато отличный механик. Колонистам нужны были роботы вроде него, поэтому они забрали Элмера с собой.

— Элмер очутился в будущем, люди бежали в космос, — пробормотал Джо. — Чрезвычайно любопытно. Однако как попали сюда вы? Вы обещали рассказать нам об этом. Мы слушаем.

Ни дать, ни взять — вечер в семейном кругу. Все друг друга знают, все друг друга любят. Джо — чудесный парень, да и Иван тоже ничего. В первый раз за все время пребывания на Земле мне было по-настоящему хорошо.

Мы рассказали машинам о наших приключениях. Сначала говорил я, потом Синтия, потом снова я. Мы рассказали им все как на духу.

— Кладбище — дело будущего, — проговорил Джо. Пока на Земле нет ни намека на Кладбище.

— Оно обязательно появится, — сказл я. — К сожалению, я не знаю даты его основания. Быть может, не узнаю никогда.

Синтия покачала головой.

— Я тоже, — сказала она.

— Что меня радует, — заметил Джо, — так это смазка. Наша в скором времени выйдет. Мы надеялись отыскать людей, которые смогли бы достать нам смазки, пускай даже неочищенной, — мы бы рафинировали ее и использовали. Но с людьми нам не везло.

— Вы получите смазку от Кладбища, рафинированную и готовую к употреблению, — ответил я. — Она будет того сорта, который вам требуется. Однако я прошу вас: не соглашайтесь на цену, которую они запросят.

— Мы не согласимся, — пообещал Джо. — Они кажутся мне отъявленными мошенниками.

— Точно, — подтвердил я. — А теперь нам пора идти.

— На встречу с будущим?

— Да, — отозвался я. — Если все получится, было бы просто здорово встретить вас там. Как по-вашему?

— Назовите нам год и день, — сказал Джо. Я исполнил его просьбу.

— Мы будем вас ждать, — проговорил он. Едва мы подошли к лестнице, он сказал:

— Послушайте, если временная ловушка не сработает или если ее там нет, зачем вам возвращаться в ту хижину? Куча грязи, мертвец, опять же, ну и все остальное. Приходите к нам. Условия, конечно, не ахти, но мы будем вам рады. Зимой мы можем отправиться на юг…

— Спасибо, — поблагодарила Синтия. — Мы не откажемся.

Спустившись по лестнице, мы направились прямиком к заветной расщелине. У входа в нее мы остановились и оглянулись. Наши друзья развернулись к нам передками. Мы помахали им и вошли в расщелину.

Знакомая приливная волна нахлынула на нас, а когда она спала, мы испытали настоящий шок.

Ибо мы очутились не в каменистом овраге, а на Кладбище.

19

Утес был точно таким, каким он нам запомнился, и все так же лепились к его поверхности чахлые кедры. Все было на месте — и холмы, и равнина между ними. Однако естественность изчезла. Берега ручья оделись каменными плитами; трава у подножия утеса была аккуратнейшим образом подстрижена. Повсюду виднелись ряды надгробных памятников; тут и там были посажены вечнозеленые кустарники и тис.

Синтия прижалась ко мне, но я даже не взглянул на нее. В тот момент мне меньше всего хотелось на нее смотреть.

— Тени снова напортачили, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо.

Сколько времени потребовалось Кладбищу, чтобы разрастись от своих прежних границ до этого оврага? Несколько столетий, не иначе; быть может, нас перебросило в будущее на столько, на сколько раньше отшвырнуло в прошлое.

— Неужели они в самом деле такие простофили? — проговорила Синтия. — Один раз можно было ошибиться, но не дважды же подряд!

— Они продали нас, — заявил я.

— Они могли продать нас, отправляя в прошлое, — возразила Синтия. — Или теперь по второму разу? Нет, если бы они хотели избавиться от нас, они бы оставили нас там. И никакой временной ловушки в расщелине бы не было. Нет, Флетч, ты не прав.

Поразмыслив немного, я вынужден был с ней согласиться.

— Значит, всему виной их бестолковость, — проворчал я.

Мы осмотрелись.

— Лучше бы мы остались с Иваном и Джо, — буркнул я. — У нас было бы, где жить, и мы могли бы вволю поездить по свету. Ребята они неплохие. Понятия не имею, чего нас сюда потянуло.

— Я не заплачу, — проговорила Синтия. — Ни за что не заплачу. Но мне хочется разрыдаться.

Меня подмывало заключить ее в объятия, однако я не стал этого делать. Если я прикоснусь к ней, она наверняка ударится в слезы.

— Пойдем прогуляемся к домику Душелюба, — предложил я. — Вряд ли, конечно, он сохранился. Должно быть, Кладбище попросту снесло его.

Идти по оврагу было легко. Впечатление было такое, словно ступаешь по ворсистому ковру. Земля под ногами была ровной, и ни через какие валуны перелезать не надо. Куда ни посмотри — ряды могил, кустарник и тисовые деревья.

Я мимоходом пригляделся к датам на надгробиях. Определить, свежая передо мной могила или нет, было, разумеется, невозможно, однако даты свидетельствовали о том, что нас забросило в будущее столетий на тридцать позже того времени, в которое мы рассчитывали попасть. Синтия почему-то не обратила на даты внимания, а я решил ничего ей не говорить. Хотя кто знает? Быть может, она молчала, чтобы в свою очередь не расстраивать меня?

Мы вышли к реке. Она ничуть не изменилась, за исключением того, что деревья, которые раньше росли на ее берегах, уступили место торжественному однообразию кладбищенских монументов.

Я смотрел на реку и размышлял о том, как природа, несмотря на все ухищрения человека, умудряется сохранить самое себя. Река величаво катила свои воды по равнине между холмами, и никто не в силах был замедлить ее бег…

Синтия сжала мою ладонь.

— Флетч, — воскликнула она радостно, — разве не там мы обнаружили домик Душелюба?

Она указывала рукой на небольшую возвышенность на берегу реки. Поглядев туда, я невольно присвистнул. Откровенно говоря, в открывшемся мне пейзаже не было ничего особенного — если не считать его удивительной красоты. Картина переменилась настолько, что у меня захватило дух. С тех пор, как мы побывали тут, прошло (для нас) лишь несколько часов. Тогда здесь была самая настоящая глушь. Густой лес спускался к реке, из-за деревьев едва виднелась крыша дома, где лежал двуглавый мертвец, да возвышались над речной долиной лысые вершины холмов. Теперь же местность приобрела благородный и цивилизованный вид, а там, где стоял когда-то невзрачный домик, хозяин которого накормил нас вкусным обедом, я увидел здание, напоминавшее воплотившуюся в реальность мечту. Его белокаменные стены казались буквально невесомыми. Оно было Невысоким, но никак не приземистым. Каждое из трех крылец поддерживали изящные колонны, которые на расстоянии выглядели тонкими как карандаш. Сверкающие в лучах солнца окна опоясывали здание по всему периметру. С холма вниз к реке сбегала длинная лестница.

— Ты думаешь… — проговорила Синтия, запнувшись на середине фразы.

— Нет, не Душелюб, — ответил я. — Он бы никогда такого не построил.

Душелюб предпочитал осторожность, скрытность, осмотрительность. Он шнырял по округе, прилагая все силы к тому, чтобы остаться незамеченным, и похищал из-под носа у людей артефакты (вернее, предметы, что станут впоследствии артефактами), которые расскажут потом о жизни тех, от кого он прятался.

— Но дом его стоял именно там.

— Стоял, — подтвердил я, не зная, что еще сказать.

Неторопливо, не сводя глаз со здания на холме, мы подошли к началу лестницы. На речном берегу находилась обнесенная камнями площадка, вокруг которой посажены были, разумеется, вечнозеленый кустарник и тис.

Взявшись за руки, точно пара испуганных детишек перед поразившей их воображение вещью, мы разглядывали белокаменную лестницу, что вела к чудесному зданию на холме.

— Знаешь, что она мне напоминает? — спросила Синтия. — Лестницу в небеса.

— Как это? — не понял я. — Разве ты видела лестницу в небеса?

— Нет, но она очень похожа на описания в древних книгах. Только вот что-то ангельских труб не слышно.[3]

— Ты без них как-нибудь обойдешься?

— Попробую, — ответила она.

Интересно, подумалось мне, что привело ее в столь легкомысленное настроение? Что касается меня, то я был зол на призраков и пребывал в некоторой растерянности. Красота пейзажа радовала глаз, но мне не понравилось, что здание со сверкающими окнами построили на том месте, где стоял раньше домик Душелюба. Правда, вполне логично было бы заключить, что между ними существует какая-то связь, но как я не напрягал мозги, никакой связи мне обнаружить не удалось.

Лестница оказалась длинной и довольно крутой. Мы поднимались по ней в гордом одиночестве. За нами никто не наблюдал, хотя несколько минут назад на одном из крылец дома я заметил группу из трех или четырех человек.

Закончилась лестница еще одной площадкой, намного больше той, которая была внизу. Мы пересекли ее и направились к центральному крыльцу. Если издалека здание выглядело прекрасным, то вблизи оно ошеломляло своей красотой. Белоснежный камень, изящные обводы стен; при взгляде на него возникало своеобразное, я бы сказал, благоговейное впечатление. Надписи над входом, которая объясняла бы назначение здания, не было. Помнится, я без особого интереса подумал о том, чем же оно может быть.

Входная дверь открывалась в фойе, где царила та звонкая тишина, которая обычно встречает посетителей музеев и картинных галерей. Посреди залы, залитый ярким светом ламп, помещался под стеклянным колпаком какой-то предмет. У двери во внутренние помещения здания застыли в карауле двое охранников; я принял их за охранников потому, что они были в форме. Из глубины дома доносилось шарканье ног и слышались приглушенные голоса.

Мы приблизились к колпаку. Под ним находился тот самый кувшин, который показывал нам за обедом анахронианин! Я узнал его сразу: никакой другой воин не мог столь удрученно опираться на щит, никакое другое сломанное копье не могло выразить такого отчаяния от проигранной битвы.

Синтия, которая нагнулась к колпаку, чтобы получше рассмотреть кувшин, выпрямилась.

— То же самое клеймо, — проговорила она. — Взгляни.

— Ты уверена? Ведь ты не понимаешь по-гречески. Или понимаешь?

— Нет, не понимаю. Однако на клейме можно разобрать имя. Никостенес. Значит, клеймо должно читаться так: «Никостенес изготовил меня».

— Он мог наделать таких кувшинов без счета, — возразил я. В меня словно вселился бес противоречия; я отказывался признать очевидное — что именно этот кувшин мы видели на буфете в доме Душелюба.

— Конечно, мог, — согласилась Синтия. — Наверно, он был прославленным мастером. Мне кажется, его кувшин был в своем роде шедевром. Потому-то Душелюб и позаимствовал его для коллекции. Шедевры же неповторимы. Быть может, наш горшечник вылепил его для кого-то из великих современников…

— Например, для Душелюба.

— Может, и для него, — сказала Синтия.

Я так увлекся созерцанием кувшина, что не заметил подошедшего к нам охранника.

— Прошу прощения, — отчеканил он. — Вы, должно быть, Флетчер Карсон?

Расправив плечи, я поглядел на него.

— Да, — сказал я, — но откуда вам… А ваша спутница — мисс Лансинг?

— Верно.

— Соблаговолите следовать за мной.

— Подождите, — запротестовал я. — С какой стати? — С вами хочет поговорить ваш старый друг.

— Что за чушь! — воскликнула Синтия. — У нас тут нет никаких друзей.

— Я вынужден повторить приглашение, — негромко произнес охранник.

— Не Душелюб же? — пробормотала Синтия.

— Человечек с лицом тряпичной куклы и перекошенным ртом? — справился я у охр. анника.

— Нет, — ответил он. — Ничуть не похоже.

Нам не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Он повел нас по длинному коридору, вдоль стен которого расставлены были столики с экспонатами, причем рядом с каждым из предметов лежала пояснительная табличка. Однако охранник шел быстрым шагом, так что возможности задержаться и оглядеться у меня не было. Подведя нас к ничем не примечательной двери, он постучал. Чей-то голос пригласил зайти.

Он распахнул дверь, пропустил нас и закрыл ее за нами, сам оставшись снаружи. Стоя у порога, мы разглядывали сидевшее за столом существо — не человека, а именно существо.

— Вот и вы, — сказало оно. — Долгонько же вы добирались. Я уже начал было опасаться, что вы не придете, что наш план пошел насмарку.

У существа была металлическая голова, прикрепленная к слабому металлическому же подобию человеческого тела. С нами разговаривал робот, который, при всем при том, был ни капельки не похож на прежде виденных мною роботов. Он разительно отличался от Элмера, да и от любого другого нормального робота. Он представлял собой металлическую пародию на человека.

— Хватит морочить нам голову, — не выдержал я. — Охранник обещал нам встречу со старым другом. Позвольте спросить…

— Разумеется, — перебил меня робот. — Мы знакомы с вами давным-давно. Вам трудно узнать меня, поскольку я существенно изменил свой внешний вид, но для вас я — все тот же Рамсей О'Гилликадди.

Я чуть было не расхохотался ему в лицо.

— Мистер О'Гилликадди, — проговорила Синтия, — ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Сколько было металлических волков?

— Ну, это просто, — заявил О'Гилликадди. — Их было трое. Элмер расправился с двумя, так что уцелел лишь один.

Он указал на кресла перед столом.

— Присаживайтесь. Вы убедились, что я — это я, и нам пора приступить к делу.

Мы сели.

— Я от души рад приветствовать вас, — сказал он. — Мы тщательно все продумали, и ошибки как будто быть не могло, но в темпоральных вопросах от ошибок не застрахован никто. При мысли о том, что могло бы произойти, если бы вы не появились здесь, меня начинает бить дрожь. Хорошо, что вы не знаете того, что известно мне. Короче говоря, тут ничего бы не было, хотя, если рассуждать здраво…

— Под «тут» вы имеете в виду ваш музей? — спросил я. — Музей, где хранится коллекция Душелюба?

— Так вы знаете про Душелюба?

— Скорее, догадываемся.

— Ну да, ну да, — проговорил О'Гилликадди. — Вы очень сообразительны.

— А где Душелюб сейчас? — поинтересовалась Синтия. — Мы надеялись встретить его здесь.

— Убедившись в том, что его собрание артефактов, в том числе и богатейшая коллекция, хранившаяся в балканских пещерах, переданы в музей, — сообщил О'Гилликадди, — он отбыл на планету Олден с тем, чтобы возглавить археологическую экспедицию на свою родную планету. Не получив за много лет ни единой весточки с родины, он пришел к выводу, что его раса прекратила существование по одной из тех причин, которые обычно приводят к исчезновению расы. Пока никаких сообщений от экспедиции не поступало. Мы ожидаем их с нетерпением.

— Мы?

— Я и мои собратья-тени.

— Вы что, все теперь такие?

— Разумеется, — ответил он. — Это входило в условия соглашения. Однако я забыл, что вам ничего не известно о договоре. Позвольте мне рассказать вам.

Естественно, мы не возражали.

— Дело обстоит следующим образом, — заговорил он. — Мы отправим вас в ваше настоящее, в тот темпоральный момент, в который вы рассчитывали прибыть, войдя во временную ловушку…

— Вы напортачили тогда, — перебил я, — и наверняка напортачите снова и…

Он поднял металлическую ладонь.

— Мы не напортачили, — сказал он. — Мы сделали то, что намеревались сделать. Мы перебросили вас сюда потому, что иначе наш план не сработал бы. Не очутившись здесь и не получив необходимых сведений, вы бы не имели представления о том, как вам надлежит себя вести. А теперь вы вернетесь во всеоружии.

— Подождите-ка! — воскликнул я. — Вы все запутали. Я не вижу смысла…

— Смысл есть, — заверил меня О'Гилликадди. — Он заключается в том, что мы перекинули вас из далекого прошлого в наше сегодня для того, чтобы вы ознакомились с планом; затем мы отошлем вас в ваше настоящее, где вы осуществите задуманное, что приведет к тому будущему, в котором вы сейчас находитесь.

Я вскочил и стукнул кулаком по столу.

— Хватит пудрить нам мозги! — гаркнул я. — Что вы тут плетете насчет времени? Каким это образом мы очутились в будущем, которое не наступит, пока мы чего-то там не сделаем в нашем настоящем?

О'Гилликадди, казалось, излучал самодовольство.

— Разумеется, вам трудно уловить суть идеи с хода, — великодушно признал он. — Но поразмыслив, вы поймете, что к чему. Мы. собираемся переместить вас обратно во времени…

— Промахнувшись на пару тысячелетий, — съязвил я.

— Вовсе нет, — возразил О'Гилликадди. — Мы больше не полагаемся на свои способности. Попадание в яблочко гарантируется, поскольку в наше распоряжение, согласно одному из пунктов договора, предоставили темпоральный селектор, который выполняет переброску во времени с точностью до доли секунды.

— Вы часто упоминаете о плане и о договоре, — сказала Синтия. — Объясните, что вы имеете в виду.

— Охотно, — ответил О'Гилликадди. — Мы отправим вас в ваше темпоральное настоящее, где вы встретитесь с Максуэллом Питером Беллом и…

— И Максуэлл Питер Белл вышвырнет меня из окошка, — докончил я.

— Он не посмеет, — сказал О'Гилликадди, — если вас будут сопровождать две боевые машины с полным боезапасом. Их присутствие в корне изменит ситуацию.

— Но откуда вы знаете, что боевые машины…

— Вы ведь назначили им встречу в определенном месте в определенный день, не так ли?

— Так, — ответил я.

— Ну вот. Вы зайдете к Максуэллу Питеру Беллу и скажете ему, что у вас есть доказательства, что он прячет на Кладбище контрабандные артефакты, и что…

Страницы: «« « ... 345678910 » »»