Зло Хруцкий Эдуард

– Полегчало? – усмехнулся дядя.

– Немного есть.

– Только не увлекайся этим. Водка не всегда помогает.

– Ты же меня знаешь. Просто я сегодня хочу быть легким. Раскованным и веселым.

– Тогда давай еще по одной. – Дядя снова разлил.

Только они выпили, как позвонили в дверь.

– Ну, встречай, – засмеялся Ельцов-старший, – и помни: к тебе сегодня придут разные люди. Одни станут искренне радоваться, что ты вернулся, другие захотят свое любопытство удовлетворить, а третьи проагентурить придут, узнать, что ты собираешься предпринять. Поэтому будь осторожен. Очень осторожен. Дело-то твое не закончено – оно только начинается.

Первыми пришли два старых друга, из той далекой поры, когда он увлекался боксом. Валя Семин и Леша Парамонов, два бывших чемпиона СССР и Европы.

Развела Ельцова жизнь с этими простыми и добрыми ребятами. А вот случилась беда – и пришли они к нему. Плечистые, немногословные, крепкорукие.

Обнял их Юра и повел к столу. Сели, налили по рюмке, закусок в тарелки набросали. И разговор начался сразу деловой.

– Ну, страдалец, – спросил Леша, – как с пропиской у тебя?

– Да вроде ништяк, – вспомнил словечко их молодости Ельцов.

– Когда тебя к канатам прижали, они, случайно, с тебя звание мастера не сняли? – вмешался Валька.

– Случайно нет.

– Вот и хорошо. Я, Юрок, теперь директор школы «Боевые перчатки». Слыхал о такой? – Леша налил себе еще шампанского.

– Смутно.

– А зря. – Леша выпил шипучки, закусил форшмаком. – Зря. Я тебе работу предложить хочу.

– Какую?

– Тренером, у юниоров. Не забыл еще, как на лапах работать? Что молчишь?

Вот она, удача-то. Вот она. Это не редакция или киностудия. Отсюда его выгнать посложнее будет.

– Деньги у нас, правда, небольшие, – продолжал Леша, – ставка – стольник, но за переработку почасово платим. Так что сотни полторы вполне сможешь иметь. Ну? Согласен?

Леша протянул ему руку.

– А то! – Юра крепко сжал ладонь старого товарища.

– Спасибо вам, ребята, – сказал Ельцов-старший, – огромное спасибо. Это именно то, что ему сейчас необходимо, через год надо судимость снимать.

– Мы ему такое ходатайство зарядим в суд, что не только судимость снимут – Героя Соцтруда дадут.

Пошла-покатилась беседа, вспоминалась прежняя веселая жизнь. Бои, победы, проигрыши, тренировки, сборы. Бокс, в отличие от других видов спорта, всегда был клановым. Человек, получивший даже самый низший, третий разряд, становился полноправным членом своеобразного клуба мужественных людей. Боксеры, уйдя с ринга, помогали друг другу независимо от того, были ли они соперниками или товарищами по команде.

А гости шли и шли, скоро пришлось подставить стол из кухни.

Приехали Игорь Анохин с Женькой, Слава Шатров с друзьями-киношниками, Борька Лосев, с которым они когда-то работали в одной газете.

Много разного народа набежало.

Шли не с пустыми руками. Борька Лосев приволок две бутылки португальского портвейна, Шатров с ребятами – целую коробку закусок и выпивки из ресторана Дома кино, Игорь притащил гору пельменей из кулинарии ресторана «Пекин». В общем, всего хватало.

Опьяневший не столько от спиртного, сколько от компании, привычных разговоров и песен, Юра вышел на балкон покурить.

– Устал? – К нему подошел Игорь Анохин.

– Нет. Не хочу, чтобы люди уходили. Отвык от них за два года, все наговориться не могу.

– Как с пропиской? – Игорь достал сигарету.

– Вопрос решен, но это между нами.

– О чем ты говоришь. А работа?

– На год пойду тренером в спортивную школу.

– А журналистика?

– Мою же фамилию не пустят на полосы.

– Возьми псевдоним.

– Не хочу. Пока буду писать для себя. Не все этих сук верх будет.

– Это как сказать. Уйдут одни – придут другие, живем-то мы по их законам. Надоело.

– Что делать, Игорек, не мы изобрели этот мир, мы в нем только живем.

– Пусть тебя успокаивает, что жизнь тяжела, но, к счастью, коротка.

– Если это считать утешением.

– Но все равно, Юрка, мы должны стараться стать сильнее обстоятельств…

– Это ты правильно заметил. Но, дружище, они, эти обстоятельства, не всегда добры к нам.

– Юра, я вышел на людей, которые тебя арестовали…

Игорь замолчал, на балкон вышел поддатый Борька Лосев.

– Не помешал, старички?

– Да что ты, Боря, – засмеялся Ельцов, – кто же может помешать в такой день.

– Давайте по лампадке, на свежем воздухе, – предложил Лосев и вышел в комнату.

– Как он тебе? – спросил Анохин.

– Не пойму.

– Знаешь, Борька один из немногих, кто искренне расстроился, когда тебя загребли. Говорил всегда о тебе только хорошее.

– Ну и слава богу, что он пришел, – ответил Ельцов.

Появился Борька с бутылкой коньяка и тремя рюмками. Поставил все на маленький столик на балконе, словно из рукава, вынул куски буженины.

– Давайте, ребята, за счастье.

Они выпили, закусили солоноватой бужениной.

– Как жить думаешь, узник замка Иф?

– Хорошо, Боря, теперь очень хорошо.

– Не все пришли, не все, – Лосев вновь разлил коньяк, – раньше у тебя от знаменитостей не продохнуть было. И где же они? Как ты думаешь?

– А я, Боря, чтобы не думать о них плохо, вообще о них не думаю.

– Весьма афористично, – засмеялся Лосев и поднял рюмку.

Они опять выпили.

– А как с работой? – доедая буженину, спросил Лосев.

– Вот чего не знаю, того не знаю. Сначала надо с пропиской решить, а уж после о службе государевой печься душой, – усмехнулся Ельцов.

– У меня есть шанс помочь тебе, – значительно изрек Лосев.

– Это каким образом? – вмешался Анохин.

– Ребята, я когда-нибудь трепался зря? – спросил Лосев.

– Да что-то не помню, – честно признался Анохин.

– То-то. Я тут, правда, ни фамилий, ни лавки пока называть не буду. Так вот, с главным я перекинулся парой слов. Он мне обязан сильно. Газетка формата многотиражки, но, как ни странно, гонорар платят.

– Ну и что сказал главный? – продолжал допрос Анохин.

– А сказал он вот что. Может он Юрку взять. На должность учетчика писем, а на самом деле он будет спецкором.

– Значит, опять под псевдонимом прятаться? – Ельцов щелчком отправил сигарету в темноту.

– А это как договоришься.

– Спасибо, Боря.

– Да что ты, Юрка.

– А он знает, что я судим и из партии исключен?

– Он все знает.

– Уж больно смелый мужик. – Ельцов снова закурил.

– Жди звонка.

На балкон вышла Женька:

– Юра, Игорь, Боря, вы зачем нас бросили? К столу, мальчики, к столу.

Разошлись ближе к полуночи.

Юра и Игорь Дмитриевич убирали со стола, мыли посуду.

– Ты иди, отдохни, – сказал дядька. Он был в фартуке, посуду мыл стремительно и аккуратно. – Иди, я один справлюсь.

Юра пошел в комнату, начал раздеваться.

Зазвонил телефон.

– Да.

В мембране слышался непонятный шум и треск. Он положил трубку. И вдруг Ельцов подумал, что, возможно, сигнал этот был послан сюда много лет назад. Может быть, номер набрала его первая, уже забытая любовь. Сигнал запутался среди проводов, сопротивлений и конденсаторов и много лет пробивался сквозь пульты АТС и, наконец, добрался до цели. Он даже представил себе зрительно этот заблудившийся импульс. И ему почему-то стало спокойно и радостно, и сон пришел невесомый и звенящий, как в детстве.

– Не хочу домой, – капризно сказала Женька, садясь в машину. – Поехали в Архангельское.

– Я же поддатый, – попробовал воззвать к ее разуму Игорь.

– Ну и что? Кто тебя остановит? Ты же любимец московской милиции. Удостоверение с собой?

– Конечно.

– Тогда едем. Что у нас с деньгами? – деловито осведомилась Женька.

– С деньгами нормально.

– Тем более. Погулять хочется. Толик споет нам.

– Ну что делать! Я же слабый мужик. – Анохин повернул ключ зажигания.

Ночное Архангельское. Вернее, ресторан «Архангельское». Место, привлекавшее всю гуляющую Москву. Ночью, когда закрывались рестораны, «Архангельское» тоже закрывало двери. Открывали их только для своих. Богатых и знаменитых и, конечно, для иностранцев, потому что только ради них и был устроен этот полулегальный кабак.

Здесь разбросал свои силки КГБ, здесь были специальные столы, толкались дамы, приятные во всех отношениях, здесь подводили их к иностранцам. Это была тайная, закрытая от всех жизнь. Но для ее существования ресторан открывал свои двери для светской московской публики. Дочери и сыновья, зятья и невестки секретарей ЦК и членов Политбюро… Даже сама Галина Брежнева приезжала сюда со своей свитой. Веселое это было место. Остров развлечений в аскетической Москве.

Игорь вел машину аккуратно, до ресторана доехали без происшествий. Швейцар узнал их и немедленно пропустил.

С порога они услышали голос Толика, он пел пастернаковское «Мело, мело по всей земле…». Мэтр, старинный приятель Игоря, повел их к столику на две персоны у стеклянной стены. И Толик их увидел и помахал рукой. Народу было не так много, половину зала, как всегда, занимали иностранцы.

Официант принес шампанское и холодные закуски. В самом углу мэтр руководил сервировкой большого, человек на двадцать, стола.

– Кто-то крупно гулять собрался. – Игорь разлил шампанское.

– Давай поспорим, что я точно скажу кто, – засмеялась Женька.

Она курила и, прищурив свои зеленые ведьмины глаза, поглядывала на зал. Мужики за столиками сворачивали шеи, пялясь на нее. Оркестр замолчал. Толик, спрыгнув с эстрады в зал, пошел к их столу. Взял свободный стул, присел.

– Какая же ты красивая, Женька, – весело сказал он, – поглядишь, и сердце радуется. Вообще, вы классная пара.

– Ты будешь шампанское? – спросил Анохин.

– Нет, я сейчас кофе попрошу.

– Устал?

– А как ты думаешь? Каждый день по десять часов глотку рвать. Но надо, бабки нужны. Машина разваливается, чинить пора.

У Толика была старенькая «вольво»-седан, которую он купил по случаю, дешево. Он очень любил ее. Ремонт такой машины, несмотря на громадные связи ее хозяина – как-никак, а весь московский автосервис гулял в «Архангельском», – стоил весьма дорого.

– Вы откуда приехали? – Толик сделал себе бутерброд с икрой.

– Ты сначала прожуй, – засмеялась Женька, – а то, не дай господь, подавишься.

– Жую, – с полным ртом промычал Толя. – Откуда?

– У Юры Ельцова гуляли.

Толя и впрямь подавился, закашлялся, выпил налитый Игорем боржом.

– Вот это да! Вернулся. Налей мне шампанского, я за это выпью. Он где живет-то?

– У дядьки.

– На Грузинском Валу? Рядом со мной?

– Да.

– А эта мочалка его с квартирой кинула?

– Именно.

– Кстати, Толик, стол не для нее накрывают? – прищурилась Женька.

– Целая кодла во главе с Шориным.

– Ну что я говорила? – Женька так и не закончила фразу, в зал вошла большая веселая компания.

– Ну вот, – усмехнулся Игорь, – те же, знакомые до слез, лица.

К их столу подошел, радушно улыбаясь, Шорин:

– Ребята, я рад вас видеть. Почему не приехали на шашлык?

– Дельце было, милый Сашенька. – Женька подарила Шорину одну из своих ослепительных улыбок.

– Наслышан, наслышан, – по-доброму прищурился Шорин, присаживаясь к столу, – долг дружбы – самый наиглавнейший.

– А откуда вы знаете? – поинтересовался Игорь.

– Игорек, милый, при моей работе в этом городе для меня нет секретов.

«Кто же сбросил ему информацию?» – подумал Игорь. Он не очень верил в подлинное могущество Шорина.

А за столом, кивая и приветственно махая руками, рассаживалась знакомая компания. Барски уселся помощник первого секретаря МГК КПСС Гришина, на другом конце образовались два мужика, консультанты из самого ЦК КПСС, солидная компания собиралась за столом. Игорь узнал начальника Московской таможни, замминистра внешней торговли.

Ну и, конечно, актеры и Вовчик.

Вот он подбежал к их столу. Веселый, добродушный, кругленький.

– Здравствуйте, Толик, Женечка, Игорек. Вы извините, мне спросить у Александра Михайловича кое-что надо.

– Вовчик, – лениво, не оборачиваясь, сказал Шорин, – сходи, попроси шампанского, коньяка пару бутылок, фрукты, кофе, мороженое. Ну и икорки по Стендалю.

– Это как? – спросила Женька.

– Красную и черную.

Вовчик исчез. Никто не знал, откуда в московских компаниях появился этот человек. Никто не знал, чем он занимается. Иногда у него появлялись деньги, и он накрывал роскошные столы, чаще он просто скидывал свою долю, халявщиком Вовчик не был. Он знал всех, и его знали все. Он снимал квартиру на Таганке и охотно давал друзьям ключи. Добрый, веселый, а главное, услужливый человек. У него не было врагов, казалось, все любят этого стареющего пацана с Крещатика.

– Толечка, – повернулся к певцу Шорин, – вы споете нам?

Он быстро вынул купюру и сунул ее Толику в карман рубашки.

– Конечно, Александр Михайлович, конечно.

– Вот и спасибо, мой дорогой, я после ваших песен словно молодею.

– Значит, лихая молодость у вас была? – поинтересовался Игорь.

– Всякая, мой дорогой, всякая. Я же в номенклатуре не со дня рождения. Почему вы за наш стол не садитесь?

Женька повернулась и поймала из-за цековского плеча ненавидящий взгляд посольской дочки Тани.

– Боюсь локальных конфликтов, – засмеялась Женька.

– Тогда понятно. Ну как вы нашли узника собственной совести?

– В форме, – кратко ответил Игорь.

– Значит, вправила ему зона мозги. А то, как я узнал, он со слов какого-то уголовника написал статью, что ереванский банк якобы ограбили чуть ли не по решению ЦК. Не ожидали мы от него такого. Не ожидали. Но ничего, поедет на сто первый, поработает, судимость снимет. Вернется. Поможем устроиться, да и в партии восстановят. У него вся жизнь впереди.

За столом повисла пауза.

– Ну, не буду мешать, – Шорин встал, – отдыхайте.

Он вальяжно пошел к своему столу.

– Конечно, он башляет оркестр круто, – в спину ему сказал Толик, – только я его терпеть не могу. Номенклатура! Я его в «Сосновом бору» с такой хивой видел, у каждого четвертак срока на ушах.

Он поднялся, пошел к эстраде, легко вспрыгнул к микрофону, дежурно улыбнулся залу.

– По просьбе уважаемого Александра Михайловича начинаем нашу ночную программу. Выступает инструментальный коллектив Бутырской тюрьмы. Знаменитый романс «Мы сидели вдвоем», музыка народная, слова КГБ.

И заиграл оркестр. Началась знаменитая ночная гулянка, именуемая в определенных кругах «Разгуляй».

Хлопоты. Хлопоты. Пустые хлопоты. Да нет, не такие уж они пустые были. Правда, все, что казалось за столом на кухне простым и решаемым стремительно и просто, на деле оказалось значительно сложнее. Председатель Московской федерации бокса уехал на три дня в Софию, а без него кадровик никак не хотел решать вопрос с работой.

Начальник паспортного стола отделения, несмотря на грозные резолюции, потребовал справку с места работы. Ельцову-старшему он сказал прямо:

– Указание замминистра для меня, товарищ полковник, закон, но вы же знаете, что есть инструкция. Без справки с места работы никак не могу. Паспорт выдам и сделаю так, что ваш племянник получил его не на основании справки об освобождении, а по замене старого. А вот штамп прописки поставить не могу. Мне до пенсии, Игорь Дмитриевич, всего восемь месяцев.

И опять выручил Леша Парамонов. У него в школе свой бланк был и печать. Плюнул он на все формальности и написал бумагу, что мастер спорта Юрий Петрович Ельцов работает в юношеской боксерской школе «Боевые перчатки» тренером-преподавателем с окладом сто рублей.

Конечно, в такой ситуации начальник паспортного стола просто обязан был дать задание участковому поехать в вышестоящую организацию – Московский городской комитет по физической культуре и спорту – и проверить подлинность документа. Но он этого делать не стал: письмо с резолюцией первого замминистра прикрывало любую справку.

Из отделения Юрий Ельцов вышел с новеньким паспортом, в котором стоял штамп прописки по адресу: «Грузинский Вал, дом 26, квартира 143». И главные слова были оттиснуты на листочке с водяными знаками: «прописан постоянно».

С новым паспортом поехал Ельцов в кадры спорткомитета. Начальник этого департамента оказался чересчур бдительным и позвонил в отделение. Попал сразу на начальника.

– А что вам надо? – удивился подполковник. – Товарищ Ельцов прописан в этот адрес по личному указанию первого замминистра внутренних дел. Надеюсь, вам не надо разъяснять, кто это?

Разъяснения спортивному кадровику не понадобились. Он сразу же понял, что у нового тренера весьма высокие связи, поэтому пригласил Ельцова в кабинет, говорил с ним предельно любезно и издал приказ о назначении его старшим тренером-преподавателем с окладом сто пятнадцать рублей.

На прощание, крепко пожимая руку, сказал:

– Хоть вы со спортом давненько расстались, но мы помним вас. Хорошо помним. Да и ваша журналистская деятельность большую пользу спорту принесла. Мы вас, Юрий Петрович, на звание «заслуженный тренер РСФСР» представим.

– Спасибо, – Ельцов подивился внезапной перемене в настроении кадровика, – не рано ли?

– Самое время, самое время, Юрий Петрович, эта школа должна стать лицом юношеского бокса, поэтому и тренерский состав должен быть регалиями увенчан.

Конечно, начальник отделения перезвонил Игорю Дмитриевичу и пересказал беседу с кадровиком. Поэтому, когда племянник в полном недоумении поведал о встрече в спорткомитете, Ельцов-старший хохотал до слез.

За всеми хлопотами Юра забыл о разговоре с Игорем Анохиным на балконе. Тогда им помешал Борька, а потом началась закрутка с работой и пропиской.

Вспомнил об этом только, когда, отработав первую половину дня, шел он по Сретенке в спортивный магазин, чтобы купить там несколько методических пособий для тренера.

Из телефона-автомата он позвонил Анохину в редакцию, где ему сообщили, что Игорь уехал собирать материал; дома его тоже не оказалось. Тогда из глубины памяти Ельцов выскреб телефон Женьки Губановой. Там он и разыскал Анохина.

– Послушай, Игорь, ты помнишь наш разговор на балконе?

– В общих чертах, – рассмеялся в трубку Анохин.

– Помнишь, Борька Лосев пришел…

– Я-то помню, – перебил его Игорь, – думал, что ты забыл.

– Нет, не забыл, хорошо бы эту тему продолжить.

– А ты где?

– На Сретенке, рядом со «Спортивной книгой».

– Молодец, серьезно за дело взялся.

В трубке послышался голос Женьки.

– Что у вас там? – поинтересовался Ельцов.

– Кричит, чтобы ты приезжал к нам обедать. Но мы поступим иначе. Ты «Яму» знаешь?

– А то.

Кто из центровых жителей Москвы не знал знаменитый пивной бар на углу Пушкинской улицы и Столешникова, называемый в просторечии «Ямой»?

– Так вот, тебе от Сретенки пешком минут двадцать. Давай встретимся у входа через полчаса.

Хотя рабочий день в столице еще набирал силу, у «Ямы» стояла длинная очередь. На перилах, огораживающих вход, сидели два парня с испитыми лицами и на виду у всех распивали портвейн. Нравы здесь были просты и незатейливы. Народ из очереди поглядывал на них с явным неодобрением.

«Яма» была не просто баром, не просто общепитовской точкой, куда можно было забежать накоротке выпить пару кружек дрянного пива, поесть мелких, как тараканы, креветок, распить из-под полы прихваченную бутылку. В бар этот ледяной ветер эпохи, словно осенние листья, нес всех, кто попал под его беспощадную силу. Оседали здесь неудачники, те, у кого не сложились жизнь, карьера, творчество. Здесь не ценили титулы и заслуги. Другая человеческая мерка была у завсегдатаев бара. Здесь ценились товарищество, храбрость, широта. Качества, сильно подзабытые в государстве развитого социализма. «Яма» была клубом, приютом, местом, где люди становились на душевный ремонт. Пестрый был здесь контингент, неоднородный: сбытчики наркоты, воры, фарцовщики, черные антиквары и золотишники.

Юрий бывал здесь пару раз. Заскакивал с ребятами с кинохроники выпить на бегу пивка, заесть его безвкусными сосисками, по цвету походившими на отрубленные пальцы трупа. И не более того. Люди того круга, куда он попал, в такие места не ходили. Пиво пили в престижном баре Дома журналиста или в пивном ресторане «Валдай» на Новом Арбате. В том круге были свои понятия о респектабельности.

Игорь Анохин подошел ровно в назначенное время, он вообще был человеком пунктуальным. Ельцов с удовольствием оглядел его. Весенний был Игорь: голубые брюки, невесомые мокасины, фирменная куртка.

– Что, дружище, – улыбнулся Игорь, – начал трудовую жизнь?

– Сегодня отработал утренние занятия со своей группой.

– Не забыл, как переносить тяжесть тела в удар?

– Вспомнил. Мне теперь многое придется вспоминать.