Локон с Изумрудного моря Сандерсон Брендон
– Полагаю, это прописано в их должностных инструкциях, – сказал Чарли. – Вроде того, что они обычно делают в сказках. Воскрешают земноводных, сообщают родителям о том, что дитя намочило постель. Нужно быть довольно добрым человеком, чтобы оказывать подобные услуги.
– И все равно… – девушка глубоко вздохнула, – я бы предпочла, чтобы ты не женился на ком-нибудь из них.
– Что ж, тогда и не женюсь, – кивнул он.
– Не думаю, что у тебя есть выбор, Чарли. Твой отец хочет, чтобы ты женился. Это политика.
– Да, но, видишь ли, – он взял девушку за руки и наклонился к ней, – у меня есть секретное оружие.
Локон заметила, что отец юноши поднялся на бак и теперь хмуро смотрит вниз. Чарли в ответ криво улыбнулся. Его улыбка говорила: «Учти, я довольно коварен». Чарли пользовался ею, когда ему недоставало храбрости на какое-нибудь коварство.
– Что еще за секретное оружие, Чарли? – спросила Локон.
– Я могу быть невероятно скучным.
– Это не оружие.
– На войне оно вряд ли пригодится, спору нет. Но при сватовстве… разит не хуже самой острой рапиры. Ты же знаешь, что я могу болтать часами. Днями. Неделями.
– Мне нравится твоя болтовня, Чарли. И я даже не против, чтобы ты болтал недели напролет.
– Ты – особый случай, – сказал Чарли. – Ты… Как бы глупо это ни звучало, Локон, но ты как перчатки.
У Локон перехватило дыхание.
– Я… как что? – переспросила она, не веря ушам.
– Как перчатки, – повторил юноша. – Не обижайся. Видишь ли, если перед тренировкой с мечом я надеваю перчатки, то…
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – прошептала девушка.
С корабля донесся крик – это герцог велел Чарли поторапливаться. И тут Локон поняла: как у Чарли есть разные улыбки, так у его отца – разные хмурые взгляды. И сейчас хмурый взгляд явно говорил что-то нехорошее о ней.
Чарли сжал руки девушки.
– Послушай, Локон, – торопливо зашептал он, – обещаю тебе, что не женюсь ни на ком. Я намерен посетить все заморские страны, но при этом буду до того скучен, что ни одна принцесса не захочет взять в мужья такого зануду. У меня мало что получается действительно хорошо. Я не выиграл ни одного очка у отца в спаррингах. Я непременно пронесу ложку с супом мимо рта на официальном приеме. Я так много болтаю, что даже мой лакей, которому платят, чтобы слушал, выдумывает различные причины, лишь бы не терпеть до конца. На днях я рассказывал ему историю о рыбе и чайке, а он притворился, будто уколол палец на ноге…
Раздался новый окрик.
– У меня получится, Локон, – твердо произнес Чарли. – Из каждой страны я буду присылать чашку, хорошо? Как только я смертельно наскучу очередной принцессе и отец решит, что нам нужно плыть дальше, я отправлю чашку. В подтверждение того, что план работает. – Он вновь сжал ее руки. – Я иду на это не только потому, что ты слушаешь мою болтовню. Еще и потому, что ты понимаешь меня, Локон. Ты всегда могла разглядеть во мне то, что оставалось невидимым для других.
Чарли повернулся, чтобы ответить на зов отца. Локон держала его за руки, не желая, чтобы он покинул ее.
Чарли одарил ее последней улыбкой. И хотя он пытался казаться увереннее, чем был на самом деле, Локон знала все его улыбки. В этой звучал неуверенный вопрос, полный надежды и беспокойства.
– Для меня ты тоже как хорошие перчатки, Чарли, – сказала Локон.
После этого пришлось отпустить его руки, чтобы он мог подняться по сходням. Ей не хотелось показаться слишком навязчивой.
Герцог заставил сына спуститься на нижнюю палубу. Корабль соскользнул с мертвых серых спор, окружавших Скалу, в океан. Ветер надул паруса, и судно понеслось к горизонту, оставляя за собой след в изумрудной пыли. Локон, вернувшись домой, наблюдала с уступа за кораблем, пока тот не стал размером с чашку. Затем с крупинку. А затем и вовсе исчез за горизонтом.
И началось ожидание.
Говорят, что ожидание – самая мучительная из жизненных мук. Говорят так главным образом писатели, которым больше нечего делать, кроме как убивать время в размышлениях о том о сем. Любой человек, занятый настоящим делом, скажет вам уверенно, что ждать сложа руки – для него непозволительная роскошь.
Локон приходилось мыть окна. Приходилось готовить. Приходилось присматривать за младшим братом. Лем, ее отец, так и не оправился после несчастного случая на шахте. И хотя он старался быть полезным, у него это получалось плохо, ведь он едва ходил. Поэтому он помогал Ульбе, матери Локон, вязать носки на продажу морякам. Но пряжа стоила так дорого, что прибыль была мизерной.
Поэтому Локон не тратила времени на простое ожидание. Она трудилась и ждала.
Все же девушка испытала огромное облегчение, когда получила первую чашку от Чарли. Доставил ее юнга Хойд[3]. (Да, это я. Что вас насторожило? Может, дело в имени?) Красивую фарфоровую чашку, без единой трещинки.
В тот день мир словно озарился новым светом. Локон живо представляла себе поведение Чарли, читая вложенное в посылку письмо, в котором подробно описывались чувства первой принцессы. С героической монотонностью Чарли перечислял звуки, которые издавал его желудок по вечерам в зависимости от позы, принимаемой юношей. Поскольку этого оказалось недостаточно, Чарли поведал бедняжке, как бережно он хранит обрезки ногтей с ног и какие имена он им дал.
«Борись, мой любимый болтун, – подумала Локон, моя окна в замке на следующий день. – Будь храбрым, мой странноватый воин».
Вторая чашка была высокой и узкой, сделанной из чистого красного стекла. На вид она казалась вместительнее, чем на самом деле. Наверняка она прежде служила в какой-нибудь бедной таверне. Принцессу Чарли отпугнул подробнейшим рассказом о том, что он ел на завтрак, с классификацией кусочков яичницы-болтуньи по форме и размеру.
Третий подарок был не чашкой, а внушительного размера и веса оловянной кружкой. Возможно, она происходила из тех придуманных Чарли мест, где люди вынуждены не расставаться с оружием. Локон предположила, что такой посудиной вполне можно оглушить врага. Принцесса не выдержала обстоятельной лекции о преимуществах различных знаков препинания, в том числе существующих лишь в воображении сына герцога.
К четвертой посылке прилагалась карточка, на которой не было написано ни слова, но имелся рисунок: две руки в перчатках, держащиеся друг за друга. На чашке была изображена бабочка, парящая над красным океаном. Локон показалось странным, что бабочка не испугалась спор. Может, это пленница, вынужденная лететь над океаном навстречу гибели?
Пятая чашка не пришла.
Локон пыталась убедить себя, что посылка просто потерялась. В конце концов, с кораблем, плывущим по спорам, может случиться всякое. Пираты там или… знаете ли… собственно споры.
Но месяцы тянулись один за другим, и каждый последующий был томительнее предыдущего. Всякий раз, когда к острову причаливал корабль, Локон спрашивала, нет ли на борту посылки для нее.
Но увы.
И вот прошел целый год с того дня, как Чарли с семьей покинули остров. Лишь тогда пришло извещение (и не лично Локон, а всему городу) о том, что герцог наконец-то возвращается на Пик Диггена вместе с женой, наследником… и невесткой.
5. Принцесса-невеста
Локон сидела на крыльце в обнимку с матерью и смотрела на горизонт. В руках девушка держала последнюю присланную Чарли чашку. С бабочкой-самоубийцей.
Теплый чай был с привкусом слез.
– Любовь такая непрактичная штука, – пожаловалась Локон.
– Любовь редко бывает практичной, – отозвалась Ульба.
Мать была полновата и жизнерадостна. Еще пять лет назад она была тощей как тростинка. Но, узнав, что мама отдает часть своей еды дочери и сыну, Локон стала сама ходить за покупками, и семейного бюджета с тех пор хватало на больший срок.
На горизонте появился корабль.
– Я наконец поняла, что должна была сказать ему. – Локон убрала волосы с лица. – На прощанье. Я тогда сравнила его с добротными перчатками. Ничего тут странного нет – еще раньше он сам сказал, что я похожа на перчатки. Целый год я размышляла и поняла, что могла бы сказать кое-что еще.
Мать сжала плечо дочки, когда корабль почти вплотную приблизился к острову.
– Я должна была признаться, – прошептала Локон, – что люблю его.
Девушка двинулась к порту бравой походкой солдата авангарда под пушечным огнем; мать не отставала. Отец, с его больной ногой, остался дома, и Локон это вполне устраивало. Она боялась, что Лем закатит скандал, – очень уж нелестно он отзывался о герцоге и его сыне в последние месяцы.
Локон не находила в себе сил, чтобы обвинять Чарли в чем бы то ни было. Не его вина, что он родился в семье герцога. Подобное могло случиться с кем угодно.
Собралась большая толпа. В объявлении герцога говорилось, что он хочет устроить праздник по случаю своего возвращения: будут бесплатные яства и напитки. Какого бы мнения ни были люди о новой герцогине, упускать шанс выпить задарма они не собирались. (Важный секрет популярности – подарки. Второй важный секрет популярности – власть, позволяющая рубить головы тем, кто вам несимпатичен.)
Локон с матерью примкнули к толпе и вскоре заметили, что пекарь Холмс машет им рукой. Он предлагал женщинам встать рядом, чтобы лучше видеть происходящее. Добряк Холмс всегда припасал горбушки для Ульбы и отдавал их за гроши.
Девушке было отлично видно палубу корабля, и первой там появилась принцесса. Она была прекрасна: розовые щеки, блестящие волосы и тонкие черты лица. Ну прямо само совершенство: лучший художник в мире не смог бы ничего добавить в ее портрет, чтобы сделать его лучше оригинала.
Чарли наконец-то стал персонажем сказки.
Сделав над собой усилие, Локон порадовалась за него.
Следующим на палубу вышел герцог. Он махнул рукой толпе, давая понять, что сейчас самое время для восторженных возгласов.
– Я представляю вам, – прокричал он, – своего наследника!
Молодой мужчина поднялся на палубу и стал рядом с принцессой. Вот только это определенно был не Чарли.
Юноша был почти ровесником Чарли, но ростом шесть с половиной футов и с таким мужественным подбородком, что многие мужчины в толпе засомневались в собственной мужественности. А мускулы-то, мускулы! Когда он поднимал руку в приветственном жесте, Локон могла бы поклясться, что слышала, как швы рубашки взмолились о пощаде.
Во имя двенадцати лун, кто это вообще такой?!
– После того как в моей семье случилось несчастье, – объявил герцог притихшей толпе, – я вынужден был усыновить Дирка, моего племянника, и назначить его наследником. – Он дал людям время осознать услышанное. – Этот юноша отлично фехтует, – продолжил герцог, – и отвечает на вопросы одной фразой. Иногда даже одним словом! Кроме того, он герой войны, потерял десять тысяч солдат в битве при Отхожем озере.
– Десять тысяч? – переспросила Ульба. – О луны! Это ведь очень много!
– Сегодня мы отмечаем свадьбу Дирка и принцессы Дремании! – прокричал герцог, высоко воздев руки.
Толп молчала, все еще пребывая в замешательстве.
– Я привез вам тридцать бочонков вина! – сообщил герцог.
Только теперь раздались аплодисменты.
Итак, праздник начался. Горожане двинулись к пиршественному залу. Они восхищались красотой принцессы и удивлялись тому, как хорошо Дирк сохраняет равновесие при ходьбе, учитывая, что его центр тяжести, должно быть, располагается где-то в верхней части торса.
Мать заверила Локон, что на празднике та наверняка получит ответы на свои вопросы, а потому женщины последовали за толпой. Однако, когда Локон оправилась от шока, она заметила, как ей кто-то машет с причала. Это был Флик, слуга герцога, – добряк с такими огромными ушами, что казалось, они только и ждут возможности наполниться ветром, оторваться и улететь.
– Флик, что произошло? – тихо спросила девушка, пробившись сквозь толпу. – Что за несчастье? Где Чарли?!
Флик взглянул на вереницу людей, тянущуюся к пиршественному залу. Герцог с семьей присоединился к гостям; он теперь находился далеко, так что его хмурые взгляды теряли свою силу из-за сопротивления ветра и перепада высот.
– Он просил передать вам это. – Флик протянул девушке мешочек.
Когда девушка взяла мешочек, внутри брякнуло. Судя по звуку, керамические осколки.
Пятая чашка.
– Он так старался, мисс Локон, – прошептал Флик. – О, вы бы видели молодого господина. Он сделал все, что мог, чтобы отвадить этих девиц. Он запомнил восемьдесят семь сортов фанеры и все способы их применения. Он обстоятельно рассказывал каждой принцессе, к которой его сватали, о питомцах, что были у него в детстве. Он даже говорил о… религии. Я думал, ему придется жениться на принцессе из пятого королевства, потому что она была глухой, но молодой господин и тут не растерялся – за обедом его вырвало.
– Вырвало? – изумленно переспросила Локон.
– Прямо на колени принцессе, мисс Локон. – Флик огляделся по сторонам, дал девушке знак следовать за ним, взял с причала какой-то багаж и понес его в более уединенное место. – Но его отец в конце концов догадался, мисс Локон. Понял, чего добивается молодой господин. Герцог страшно разозлился, будто с ума спятил. – И Флик кивнул на мешочек в руках Локон.
– Понятно, но что же все-таки случилось с Чарли? – спросила девушка.
Флик опустил глаза.
– Пожалуйста, ответь! – взмолилась Локон. – Где он сейчас?
– Отправился в Полуночное море, мисс Локон, – грустно ответил слуга. – Прямо под Танасмиеву луну. И там его сцапала Колдунья.
У Локон по спине пробежал холодок. Полуночное море? Владения Колдуньи?
– Зачем ему понадобилось плыть к Колдунье? – растерянно осведомилась девушка.
– Ну… э-э-э… видать, отец заставил. Колдунья ведь не замужем. И король уже давно мечтает ее как-нибудь обезвредить. Так что…
– Король отправил Чарли свататься к Колдунье?
Флик не ответил.
– Нет, – наконец догадалась Локон. – Он послал Чарли на верную смерть.
– Я ничего такого не говорил! – испуганно зачастил Флик. – Если кто-нибудь спросит, я ничего такого не говорил!
Ошеломленная, Локон присела на причальную тумбу. Она прислушалась к шелесту спор – звук напоминал шуршание песка. Даже на таком отдаленном острове, как Скала, знали о Колдунье. Ее корабли периодически совершали рейды к границам Изумрудного моря, и противостоять этой армаде было невероятно трудно. Свою крепость Колдунья спрятала где-то в Полуночном море, наиболее опасном из всех двенадцати морей. Чтобы добраться туда, нужно пересечь Багряное море, чуть менее смертоносное, чем Полуночное, но совершенно необитаемое.
Узнать о том, что Чарли пленила Колдунья, – все равно что узнать о его путешествии на какую-нибудь луну. Но нельзя же поверить на слово одному человеку. В столь серьезном вопросе – нельзя. Девушка не осмеливалась беспокоить расспросами других слуг, но прислушалась к их разговорам с портовыми рабочими, спешившими разгрузить корабль и принять участие в празднике. Все слуги на разные лады пересказывали историю Флика: Чарли действительно отправили в Полуночное море; решение принято герцогом совместно с королем; так что, видать, идея-то неплохая – кто-то должен дать Колдунье укорот; и Чарли… э-э-э… очевидный выбор по определенным причинам.
Услышанное привело Локон в ужас. Герцог с королем поняли, что добиться от юноши подчинения невозможно, и решили избавиться от него! Дирк был назначен наследником через несколько часов после того, как пришла весть об исчезновении корабля Чарли.
В глазах знати это элегантное решение проблемы. У герцога наконец-то появился наследник, которым он может по-настоящему гордиться. Король получил выгодный брачный союз с принцессой из другого королевства. А Колдунья теперь повинна еще в одной смерти, так что общество получило лишний повод для войны с ней.
Три дня спустя Локон наконец осмелилась обратиться к Брансвику, управляющему имением герцога, с просьбой рассказать все, что ему известно на данный момент. По достоинству оценив кулинарный талант девушки, Брансвик признался, что от Колдуньи пришло письмо с требованием выкупа. Но мудрый герцог заподозрил, что это уловка, чтобы заманить больше кораблей в Полуночное море. Король официально объявил Чарли погибшим.
Еще несколько дней прошли как в тумане, поскольку девушка наконец осознала, что никому нет дела до случившегося. Люди считают это политикой. Хотя у нового наследника ума не больше, чем у размокшей горбушки, он популярен, красив и очень хорош в деле убийства других людей. В то время как Чарли… Собственно, Чарли – это Чарли.
Локон несколько недель собиралась с духом, прежде чем отправиться к герцогу с просьбой заплатить выкуп. Такой смелый шаг дался ей нелегко. Она не была трусихой, но навязываться людям… Это было противно самой ее природе. Однако в этом решении Локон поддержали ее родители, и она, в очередной раз взобравшись по тропинке к замку, спокойно высказала его хозяину свою просьбу.
Герцог обозвал ее шлюхой с патлами лещинного цвета и запретил мыть окна не только в замке, но и вообще в городе. Локон была вынуждена вязать носки вместе с родителями, что значительно сократило семейный бюджет.
Шли недели, и Локон впала в нечто вроде летаргического сна. Она чувствовала себя не человеческим существом, а человеком, который влачит существование.
Остальные обитатели Скалы быстро вернулись к обычной жизни. Никто не собирался ничего предпринимать, им было все равно.
Спустя два месяца после возвращения герцога девушка приняла решение. Ей-то не все равно, и она должна что-то предпринять. Локон не из тех, кто свои беды перекладывает на чужие плечи.
Она решила, что сама спасет Чарли.
Часть 2
6. Инспекторша
Сделав выбор, Локон испытала громадное облегчение – будто наконец сумела распутать упрямую прядь волос.
Она сделает это. Пусть сейчас понятия не имеет, как хотя бы выбраться с острова, но она обязательно пересечет ужасное Багряное море, войдет в Полуночное и спасет любимого. Да, каждая из этих задач выглядит невыполнимой. Но почему-то не такой невозможной, как попытка прожить остаток жизни без Чарли.
Однако прежде всего Локон решила поговорить с родителями. (Хотелось бы, чтобы герои подобных историй поступали как Локон.) Она усадила обоих за стол, рассказала о своей любви к Чарли, о намерении ему помочь, а также об опасениях, что ее отсутствие может причинить семье определенные трудности.
Родители выслушали молча. Отчасти молчание объяснялось тем, что Локон испекла пироги с перепелиными яйцами. С набитым ртом гораздо труднее возражать против временного помешательства дочери.
Как только Локон закончила говорить, Лем попросил добавки. Похоже, чтобы понять услышанное, одного пирога ему было мало. А вот Ульба съела только половину своего пирога, после чего откинулась на стуле. То есть для осознания всего масштаба бедствия ей хватило половины порции?
Отец принялся за второй пирог с нарочитой осторожностью: откусил сначала сверху, затем прогрыз середину и двинулся к краям, приберегая корочку на потом. Наконец Лем доел и уткнулся взглядом в тарелку. Неловкая пауза затягивалась.
Может, ему требуется аж три пирога, чтобы переварить рассказ дочки?
– Я вот что думаю, – сказал Лем, поворачиваясь к Ульбе. – Не будем ее отговаривать.
– Но это же чистой воды безумие! – воскликнула мать. – Покинуть остров? Отправиться в Полуночное море? Украсть пленника у Колдуньи?
Лем взял салфетку и стряхнул ею крошки с усов.
– Ульба, разве ты не считаешь нашу дочь более практичной, чем мы?
– Ну, в нормальных обстоятельствах я бы с тобой согласилась.
– И более рассудительной?
– Она всегда подумает, прежде чем что-то делать, – согласилась мать.
– Как часто она навязывается людям с просьбами?
– Почти никогда.
– Следовательно, – подвел итог отец, – ее решение правильное. Наверняка она перебрала все варианты. Покинуть остров ради спасения любимого? Это может показаться безумием, но если все остальные варианты отброшены, то безумие может быть и практичным.
Локон вся затрепетала. Так отец не против?
– Локон, – Лем подался вперед, положив некогда сильные руки на стол, – мы позаботимся о твоем брате и о себе. Пожалуйста, не беспокойся; ты чересчур о нас печешься. Но никто из семьи не сможет составить тебе компанию. Ты это понимаешь?
– Да, отец, – кивнула Локон.
– Мне всегда казалось, что наш остров слишком мал для таких, как ты, – заключил Лем.
Локон нахмурилась.
– Тебя что-то смутило в моих словах? – спросил он.
– Не хочу показаться грубой.
– Тогда говори – молчание станет еще большей грубостью.
Нахмурившись еще сильнее, Локон спросила:
– Отец, почему ты считаешь, что остров слишком мал для таких, как я? Во мне нет ничего необыкновенного. Если на то пошло, это я слишком мала для острова.
– Все в тебе необыкновенно, Локон, – возразила мать. – Вот почему ничто в отдельности не бросается в глаза.
Что ж, родителям положено так считать. Они должны видеть лучшее в своих детях, иначе жизнь с маленькими социопатами сведет их с ума.
– Значит, я получила ваше благословение? – на всякий случай уточнила Локон.
– Я все же считаю это ужасной идеей, – вздохнула Ульба.
– И ты права, – согласился Лем. – Но ужасная идея, блистательно воплощенная, лучше блистательной идеи, воплощенной ужасно. Взять хотя бы пеликанов.
– Верно говоришь, – кивнула мать. – Но способны ли мы совершить нечто блистательное?
– Нет, – сказала Локон. – Но быть может, если мы совершим много маленьких поступков, все вместе они покажутся блистательными тому, кто нас не знает.
Затем все трое взялись за дело. Локон прекрасно понимала, что Чарли в плену, скорее всего, несладко, но решила не торопиться. Раз уж она вознамерилась совершить такую глупость, как побег с острова, то прежде всего необходима осторожность. Возможно, последняя разбавит глупость, подобно тому как хорошей мукой разбавляют лежалую.
Прихватив вязанье, Локон шла к прибрежному обрыву, чтобы наблюдать за приходящими и уходящими кораблями. Ульба теперь устраивалась вязать носки за столом возле пристани. По вечерам мать и дочь обсуждали добытые сведения, а Лем слушал и высказывал собственное мнение.
Локон всегда интересовалась судовождением, а теперь появилась возможность вникнуть в нюансы этого ремесла. Разумеется, в первую очередь она выясняла поведение моряков. Высадившись на берег, те шли за покупками или оседали в тавернах. В этом отношении Скала ничем не выделялась, разве что пиво, которое варил Брик, славилось в окрестных морях. Когда щедро зальешь этого пива в брюхо, прочие радости жизни доставят куда больше удовольствия.
Кроме моряков, право регулярно покидать Скалу имели королевские чиновники. К их числу принадлежали не только герцог со всей семьей, но и другие администраторы, такие как сборщики налогов, посланники и инспекторы. Аристократы, посещавшие Скалу, тоже могли уплыть в любой момент. Обычно они так и поступали, едва осознав, насколько опрометчивым было решение заявиться на Пик Диггена.
Самую большую проблему представляла собой инспектор портового контроля. Эта суровая женщина проверяла грузовые декларации и осматривала трюмы на наличие зайцев. Хотя мало кому нравилось жить на Скале, остров мог кое-что предложить жителям других морей. Соль из шахт, отменное пиво и даже пух и перья чаек.
Островитяне имели право продавать все это только морякам с кораблей, получивших особое королевское разрешение. Его наличие и проверяла портовый инспектор. Обладательница сей должности приступила к своим обязанностям в начале года. Она категорически отказывалась открыть свое имя, требуя, чтобы ее называли просто инспектором. Женщина была уверена, что не задержится на Пике Диггена, а потому не видела смысла в разглашении личной информации.
Не было на памяти Локон более строгого инспектора в порту. Эта особа всегда носила палку и пускала ее в ход по малейшему поводу. Сущая мегера. Как будто ее не родили, а выродили, и потом она не росла, а метастазировала.
Локон вместе с матерью часами украдкой изучала работу инспекторши: как та взвешивала мешки с перьями и в поисках безбилетников прокалывала до дна содержавшуюся в бочках соль. Но не любую тару можно вскрыть без риска испортить товар. Что, если человек спрячется в бочке с пивом? А оставшийся объем заполнит солью или чем-нибудь, по весу и плотности похожим на жидкость?
К сожалению, инспекторша предусмотрела и такой вариант. У нее имелась штуковина, похожая на стетоскоп. Поговаривали, что она обладает феноменальным слухом и способна уловить даже сердцебиение нарушителя.
Существует ли вообще способ сбежать с острова при таком строгом досмотре?
Однажды ночью, спустя две недели после того, как Локон решила отправиться на поиски Чарли, она перелистывала свой блокнот, полный безумных идей. В небе ярко светила Изумрудная луна, как всегда стоически неподвижная. Где-то вдалеке падали споры – как будто светящиеся кристаллы сыпались с небесного тела.
Лем, прихрамывая, подошел к дочери, сел рядом и дал знак показать записи. Внимательно прочитав, он сказал:
– Может получиться.
– Мочь-то оно может… – Локон протяжно зевнула, – но, скорее всего, не получится. Допустим, я обману толпу моряков, но мне нипочем не провести Брика, Гремми или Сора. Они обязательно заподозрят неладное.
Девушка потерла глаза. Она готовила план побега, не тратя времени на сон, презрев усталость и беспокойство. (Беспокойство можно назвать падальщиком среди эмоций. Другие, более положительные эмоции, притягивают его, как поле боя притягивает ворон.)
– А зачем их обманывать? – спросил Лем. – Возможно, они захотят помочь.
– Я не могу просить их о помощи, – возразила Локон. – Что, если инспекторша меня разоблачит? Тогда моим помощникам не избежать неприятностей.
Лем понимающе кивнул. Разумеется, его дочь не могла ответить иначе. Он предложил ей лечь спать. У нее слипались глаза, и это кое о чем говорило, если учесть, сколько болтовни она выслушала от Чарли, даже ни разу не зевнув.
Когда Локон поднялась к себе, Лем взял трость, надел пальто и вышел из дому. Отцу предстояло доказать, что он достоин такой дочери.
7. Отец
Лем не был беден.
Вы можете возразить: «Хойд, но ведь все, что ты нам поведал, говорит об обратном. Семья Лема вечно экономит, чтобы свести концы с концами». И я вам отвечу: «Пожалуйста, не перебивайте».
Лем не был беден. У него просто было мало денег.
Когда Локон отправилась спать, Лем, прихрамывая, спустился по длинной дороге к таверне Брика. Он точно знал, что застанет там Гремми и Сора. Ведь таверна открыта до двух часов ночи.
Было еще достаточно рано для привычного шума и веселья. Вечера в таверне, как вы знаете, подобны огню в очаге. Эти заведения живут двойной жизнью.
В одной жизни они полны шума и веселья, в них царит атмосфера праздника. Но на исходе вечера таверна наполняется холодом, темнотой и тишиной. Обитателям этой второй жизни нужно общество – но не общение.
Вторая жизнь должна была начаться еще не скоро, так что Лем увидел в таверне шахтеров, оживленно болтающих за игрой о своих будничных делах. Заметил он и Гремми с Сором – эти сидели вдвоем, как обычно. Портовый рабочий и начальник порта, два конца одного гвоздя. Гремми был приземист и плоскоголов; волосы подстрижены на самый дешевый манер. Сор редко упоминал о своем высоком статусе – опасался, как бы ему не пришлось платить за двоих. В отличие от Гремми, он был высоким и стройным. В таверне он всегда потягивал пиво, чтобы никто не догадался, что он может позволить себе вино.
Брик, конечно же, трудился за стойкой: чтобы ловить взгляды посетителей, ему приходилось забираться на табурет. Локон нуждалась в помощи всех троих, но Лем не подошел ни к одному из них. Вместо этого он встал рядом с мишенью для дротиков. Джул, собравшийся бросить дротик, предложил это сделать Лему. Тот с радостью согласился.
Дротик вонзился на несколько футов ниже мишени в доску, рядом с двумя сучками, где уже имелась тьма дырочек от таких же промахов.
Джул одобрительно хмыкнул и метнул, попав в доску рядом с дротиком Лема.
– Слышал, ты снова выручил Гремми, – сказал Лем перед своим вторым броском. – Очень правильный поступок.
Джул признательно кивнул.
Следующая игра была против Рода, старого тавернщика. К сожалению, Лему не удались два броска. Первый дротик полетел так плохо, что даже попал в мишень. Однако третий вновь воткнулся около сучков.
– Недурно, Лем, – прокомментировал Род. – Должно быть, это трость помогает тебе не шататься. Сдается, после аварии ты стал играть намного лучше.
– Трости не помогают метать дротики, – возразил Лем. – Чего не скажешь о вынужденном безделье.
Род хмыкнул.
– Ты все еще помогаешь Брику с пивом по выходным? – спросил Лем.
– Чаще да, чем нет. – С этими словами Род сделал бросок.
Он отошел, уступив место другим игрокам, и пропустил две игры подряд. Подходя к доске, каждый игрок читал на лице Лема молчаливые вопросы.
Они вспомнили, как однажды вечером Лем помог в стельку пьяному Роду добраться домой. Еще он пособил Джулу в укладке новой черепицы на крышу, после того как старую сорвала буря. Подобных историй были десятки. Для этих людей Лем был как глубокий колодец, из которого всегда можно напиться чистой воды. Он предлагал свою помощь, ничего не требуя взамен. И не напоминал после о сделанном.
Если только ему не требовалось нечто исключительно важное.
Так что, пожалуй, с деньгами для уплаты налогов у Лема было туговато. Но если мерить состояние человека в той единственной валюте, которая имеет настоящую ценность, то Лем был сказочно богат.
В ту ночь по городу пополз слушок, что Лему что-то нужно от Гремми, Сора и Брика. Лем – человек без долгов – так сильно нуждается в этой услуге, что может даже попросить о ней. На языке таких людей это означало, что он молит о помощи.
Лем продолжал метать дротики, причем довольно успешно. Дело в том, что целью был вовсе не центр мишени. Пару лет назад кто-то заметил, что группа сучков на доске очень похожа на человеческое лицо. А точнее, на лицо герцога, если представить, что древесные волокна – это его волосы, а мишень – фамильный герб на его груди.
И конечно же, под мишенью на стене имелись два сучка, примерно там, откуда растут ноги.
Лем сделал бросок, и стоявшие рядом мужчины поморщились, как от боли.
– Точнехонько, – отметил один из них.
В течение этой ночи был сведен баланс в невидимых гроссбухах. Решения были приняты, но не озвучены – в этом не было необходимости. А утром, задолго до начала рабочего дня, Локон увидела на пороге своего дома троих: бармена, начальника порта и портового рабочего. Эти люди изъявили готовность помочь во всем, что бы она ни задумала.
Дней через десять Гремми доставил на пристань огромную бочку. Вместе с пятью точно такими же.
В тот день к Скале причалило идеальное для осуществления плана судно под названием «Мечта Ута». Оно не часто посещало Пик Диггена, и у капитана имелось королевское разрешение на покупку Брикова пива.
Матросы с «Мечты Ута» уже было взялись катить бочки, однако капитан хорошо помнил текст королевского разрешения.
– Разве груз не положено досматривать? – осадил он подчиненных. – Без этого нас не выпустят из порта.
Вызвали инспекторшу. Вид у нее был настолько хмурым, что способен был убить споры, а рука сжимала палку, всегда готовую покарать нарушителя. Женщина осмотрела первую бочку, затем приложила к ней свой прибор.
Рядом с ней стоял Сор и глядел на свои карманные часы, считая секунды. Его сердце бешено колотилось. Гремми вытер пот со лба, когда инспекторша двинулась к следующей бочке. Брик пихнул его локтем, чтобы не вел себя так подозрительно.
Наконец инспекторша добралась до последней бочки, достаточно вместительной, чтобы внутри могла свернуться калачиком юная девушка. Как ни прислушивалась инспектор, она не уловила ничего необычного.
Взмахом руки женщина разрешила грузить бочки на борт. Трое заговорщиков переглянулись.
Но вдруг инспектор резко обернулась. И резким движением опрокинула последнюю бочку.
Раздался тяжелый удар.
За ним последовало приглушенное «ой!».
– Так я и думала!
Инспектор взяла с настила пристани фомку, вскрыла ею бочку и обнаружила страшную правду: с острова пыталась улизнуть молодая особа с волосами цвета воронова крыла.
– Наполнитель – перья! – воскликнула инспекторша. – И ты надеялась, что они обманут мой слух?
Читать бесплатно другие книги:
