СССР 2010. Пионер – ты в ответе за всё! Широков Алексей

Глава 6

– Ну заходи, расхититель авторской собственности! – приветствовал меня Тихомиров, откровенно потешаясь. – Чистосердечное принес?

– Не смешно, – буркнул я, пожимая руку капитану и усаживаясь на стул рядом со столом. – Лучше бы помогли, раз в курсе ситуации.

– А я тебя предупреждал, – пожал плечами Илья Демидович. – Вот теперь сам и выкручивайся. Как ты там говорил? Сам себе злобный буратино?

– Ну-ну, – я ничуть не проникся воспитательным моментом. – А потом мы жалуемся, что у нас то того нет, то это не работает. А все потому, что везде окопались вот такие, как Митрофанов да Зайцева, которые сами ни хрена делать не умеют, зато чужую работу присвоить как здрасьте. Да еще и создателя в дерьмо макнуть, чтобы вперед заслуженных партийных товарищей не лез. А то моду взяли что-то изобретать, придумывать, а постановления за десять последних съездов партии наизусть не знают!

– Ты говори, да не заговаривайся, – даванул тоном чекист. – Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи. И если бы не большевики, ты бы сейчас не в школе учился, а батрачил на кулака какого-нибудь или буржуя!

– Или они на меня, – хмыкнул я. – Не надо мне политинформацию читать. Я сам могу рассказать такое, что уши в трубочку свернутся. И отрицать засилье партократов и начетников прямой путь на кладбище. Если человек становится неприкасаемым только потому, что прочитал все собрание сочинений Владимира Ильича или вызубрил пару десятков лозунгов, которые пихает к месту и не к месту, не пройдет и пятидесяти лет, как страна рухнет на хрен! Просто потому, что руками никто работать не будет! Зачем, если можно трындеть и жить на спецобеспечении, да еще других учить, как правильно, а как нет. И не важно, что сам ты ничего не умеешь, ты же выучил директивы последнего съезда наизусть – значит, можешь указывать, как правильно укладывать трубы. Логично же!

– Так, если ты пришел антисоветчину тут разводить, то вали давай! – хлопнул по столу Тихомиров. – И без тебя работы много.

– Это как раз самая что ни на есть советчина, и кому как ни Комитету госбезопасности с подобным бороться, – откинулся я на спинку стула. – Но я не за этим, собственно. Есть два момента, где вы можете мне помочь, а с Митрофановым я и сам справлюсь. Как только получу результаты экспертизы стихов от филологов, он сам на ту же жопу сядет и затихнет.

– Вот и посмотрим, – неопределенно как-то отозвался Илья Демидович, но все же поинтересовался: – Чего у тебя? Дел действительно много. Меня посылают на переподготовку, а то без этого майора не дадут. Хорошо еще Высшие курсы у нас в городе находятся. Не придется по гостиницам мыкаться.

– Поздравляю, – я был вполне искренен, связи мне пригодятся, и чем выше звание у знакомых, тем лучше. – Собственно, проблема у меня такая. Учитель физики от моего лица подал документы в Комитет по изобретениям на регистрацию трехмерного принтера. И в итоге нам отказали с какой-то предельно странной формулировкой. Вот посмотрите.

– Хм… – Тихомиров пробежал глазами по бланку и пожевал губы. – Да, странно. Ладно, с этим разберемся. Запрошу у них дело по вашей заявке, и, если что, переправим его в Москву. Принтер твой штука хорошая и нужная. А что оружие можно делать, так кухонными ножами убивают куда больше народу, чем из тех же охотничьих ружей. И что теперь, их не продавать?

– В Китае вроде так и делают, – я припомнил информацию из прошлой жизни. – Ножи только по паспорту и разрешению Компартии, и все равно психи регулярно на людей с тесаками кидаются. Да и вообще зубров бояться, в ро… ну в смысле волков бояться, в лес не ходить.

– Ну-ну, – усмехнулся чекист, прекрасно понявший, о чем я. – Ладно, это я принял, передам начальству, оно возьмет на контроль. Чего еще у тебя? С Сикорским проблемы?

– Да нет, – я пожал плечами. – Наоборот, он мне сильно помог. Не ожидал я, что эти уроды киллера пошлют, ну убийцу наемного. Кстати об этом. А вы в курсе, что это онлайн-казино превращается в настоящую банду по типу японских хангурэ?

– Это якудза, что ли? – не понял, о чем я, Тихомиров. – Этого нам еще не хватало. И так половина банд этнические. Но тут видишь, в чем проблема, это дело отдали милиции. Начальство решило, что это их и ОБХСС задачи.

– Хреново, – я покачал головой. – могут быть большие проблемы.

– Ты милиции не доверяешь? – удивился Илья Демидович. – То, что тебя разок закрыть хотели, не означает, что там все такие.

– Проблема не в одном уроде, решившем на мне палку срубить, а в самом подходе, – я скривился, потому что опять приходилось умничать и палиться. – Сама палочная система изначально порочна, она заставляет ментов не ловить преступников, а отрабатывать норму. При таком подходе справедливость и борьба с уголовным элементом идет побоку, главное ведь отработать заявление. А каким образом, уже никого не волнует. Но если со всем остальным такая система криво, косо, но работает, в основном за счет энтузиазма оперов и прочих рядовых сотрудников, то с хангурэ она справиться не сможет от слова совсем. Это ведь не якудза, а совсем наоборот.

– В смысле? – удивился капитан. – Это как вообще?

– Якудза имеет четкую структуру, так же как коза ностра и прочие так сказать «семейные» преступные сообщества, – начал объяснять я. – Есть глава – оябун, под ним ходят старшие офицеры – вака гасира, и сятей гасира, младший командный состав, которые рулят быками – кусей и сятей. Там еще есть ряд должностей, но это не важно, главное, что это четко структурированная организация, где каждый знает свое место, кому кто подчиняется и так далее. А хангурэ совсем наоборот. Там просто нет главарей в прямом понимании этого слова.

– Что-то ты меня совсем запутал, – покачал головой Тихомиров. – Какая же тогда это банда?

– Самая настоящая, – я тяжело вздохнул. – Дело в том, что приказы или задания, так будет точнее, члены хангурэ получают по телефону. И туда же приходит оплата. Например – разбить окна в кафе, прийти на стрелу… ну стычку с другой бандой то бишь. Причем там и драться может не придется, чисто постоять за компанию, изобразить массовость. И так далее.

– И даже если кто-то попадется, то ничего доказать не получится, потому что исполнители не знают, кто отдает приказы. – Мгновенно догадался, о чем я веду речь, Илья Демидович. – Да и искать их никто не будет. Если без мокрухи или воровства, то максимум хулиганку повесят и все, закроют дело. М-да… ты прав, это действительно будет проблемой, если сумеют реализовать такую схему, в чем я лично сильно сомневаюсь. Достаточно одного запроса на узел связи, чтобы получить полную распечатку с сотового, а там уже дело техники закрыть всех участников.

– Это если они будут палиться сообщениями через оператора. – К сожалению, для наших силовых структур все было не так просто. – Но создатель Лабиринта это предусмотрел. В приложение встроена возможность отправки сообщений. И они сто процентов зашифрованы.

– Даже так… – капитан постучал пальцами по столу. – Добро, напишу рапорт, отправлю наверх. Копию закину твоему Сикорскому. Это его епархия, пусть разбирается. Если банда и вправду копирует японскую, то это дело для контрразведки. Тем более что техническая подкованность организаторов вполне может указывать на японцев.

– Или американцев, – кивнул я. – Не надо забывать, что там стоят базы пиндосов, а янки как никто умеют копировать нужные им знания и умения. Их шпионы вполне могут воспользоваться опытом японских банд для создания у нас чего-то похожего. При этом исполнители даже подозревать не будут, на кого работают.

– Да, вполне. – кивнул Тихомиров и хитро посмотрел на меня. – Про этих хиромантов ты тоже во сне увидел.

– Ага, в нем, – я сделал морду тяпкой. – И кстати о снах. У меня есть кое-что для вас, точнее не для вас конкретно, и даже не для одиннадцатого управления или КГБ в целом, а для всей страны. Нечто, что совершит техническую революцию. Но очень хотелось бы, чтобы меня обломками старого мира не завалило.

– В каком смысле? – внешне Илья Демидович оставался спокоен, но я чувствовал, как энергия внутри него сжалась в шар, готовая и напасть, и отразить нападение.

– В том, что мне не хотелось бы остаток дней провести в каком-нибудь «почтовом ящике» в качестве кролика, – пояснил я. – Ни опытного, ни подопытного. Просто передайте наверх, кому там будете докладывать, что на свободе я смогу больше, а умирать мне не страшно. Я уже однажды того… во сне, конечно.

– Конечно, – кивнул Тихомиров, не спеша расслабляться. – Ладно, давай, что там у тебя.

– Вот, – я положил на стол тетрадь на девяносто шесть листов, которую за вчерашний день исписал наполовину. – Тут полный технологический цикл производства аккумуляторов нового типа. Гораздо дешевле, чем современные литий-ионные, и при этом в десятки раз более энергоемкие. К созданию их аналогов остальной мир доберется в лучшем случае лет через тридцать. А то и больше, все-таки слишком много факторов должно сложиться.

– Ты сейчас серьезно? – Я думал, что капитан раньше был напряжен, но сейчас он представлял собой просто комок пульсирующей энергии. – Слушай, песни, вот эти твои устройства – это конечно, интересно, но ничего особого в них нет. А это…

– Я же сказал сразу, это революция, – я пододвинул тетрадь к чекисту. – Да, и советую сразу озаботиться охраной и секретностью. За этой технологией будет охотиться весь мир. Лучше всего найти одного какого-нибудь ученого химика для проверки. Там, по сути, нужна только гальваническая ванна и синтез особого полимера. Я все подробно расписал. Если с синтезом проблем не будет, можно за неделю управиться, но я там вроде все нюансы указал, так что должно получиться.

– Я… – Тихомиров хотел что-то сказать, но потом молча встал и убрал тетрадь в сейф. – Хорошо, я сегодня же лично передам записи куда надо и прослежу за ходом эксперимента. Раз уж ты курируешься нашим управлением, то и отвечать нам. Уверен, шеф согласится, слишком уж заманчивые перспективы маячат, если получится. И да, с Митрофановым я поговорю.

– Не стоит, – отмахнулся я, – там вроде никаких сложностей не предвидится пока, но если что, тогда, конечно, обращусь. Вы лучше передайте начальству насчет кроликов. И если уж хотите чем-то наградить, то лучше предоставьте мне максимально мощный и защищенный сервер в своем центре. Есть у меня одна задумка, светить которой тоже не стоит, однако перспективы на уровне тех же батарей.

– Ты… блин, вот не живется тебе спокойно. – У капитана даже слов не было, чтобы описать ситуацию и свои мысли по отношению ко мне. – Что там за хрень еще придумал? Не могу же я к командиру прийти и сказать, так, мол, и так, а давайте Чеботареву сервер подарим в нашем центре, он там чего-то придумал, оно, может, рванет, а может, и нет.

– Логично, – я почесал в затылке, размышляя рассказывать о нейросетях или нет, и решил, что рановато, за такое точно упекут. – Тогда ладно, проехали.

– Ни хрена не ладно! – вдруг вспыхнул Илья Демидович. – Ты думаешь, это тебе игры?! Да ты хоть понимаешь, сколько людей можешь подставить своими штуками?! Сколько уже задействовано, кто проверяет твои идеи?! При этом ты говоришь о свободе, но пытаешься чего-то мутить. Ты не понимаешь, что так делаешь себе только хуже?!

– А что вы от меня хотите?! – тут уже я поднялся в ответ. – Что я, блин, должен вам сказать?! Тут, сука, живешь как на вулкане, шаг влево, шаг вправо и хана, в лаву с головой. А прыжок считают попыткой улететь и стреляют на поражение!!! Могу я на все забить и жить, как обычный человек? Да запросто! Плевать мне и на песни, и на все остальное. Открою маленькую конторку, буду ковыряться помаленьку, клепать какие-нибудь программки на продажу. С голоду не помру.

– Сядь! – рявкнул на меня чекист. – Ты уже вляпался по самые яйца, заднюю давать поздно! Так что сел и подробно объяснил, что ты там делаешь и зачем тебе защищенный сервер. А я в рапорте укажу полное добровольное сотрудничество и мнение, что при минимальном надзоре твоя деятельность более продуктивна.

– Как вляпался, так и отляпаюсь, – я огрызался, чувствуя, как внутри закипает злость. – Сложно, что ли, взять и на все забить? По большому счету я только Шилову должен, но с ним уже песнями рассчитался. А с вами сотрудничаю на добровольных началах, просто потому что люблю свою родину, как бы пафосно это ни звучало. Но строить меня не надо. Я ведь не шутил по поводу того, что умирать легко. Раз и все. Никаких тебе тоннелей со светом в конце, ничего такого. Я точно знаю. Маму только жалко. Единственный родной человек как-никак.

– Твою за ногу, – Тихомиров тяжело вздохнул, снова отпер сейф и вынул оттуда бутылку армянского коньяка и стакан, потом с сомнением посмотрел на меня и достал еще один. – Откуда только ты на мою голову взялся.

– Мы из тех ворот, что и весь народ, – я принял на четверть наполненную тару, покатал жидкость по стенкам, вдохнул аромат и только после этого отхлебнул. – Хороший коньяк! Настоящая Армения!

– Дерьма не держим, – довольно кивнул Илья и тоже хлебнул алкоголя. – А там, у себя… во снах, кем был-то?

– Не поверишь, собой и был, – я еще раз вдохнул запах, но пить не стал. – Чеботарев Семен Павлович, одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года рождения, город Новосибирск Российской Федерации. Ровно через тринадцать лет после развала Союза Советских Социалистических Республик. А знаешь, кто первым кинулся дербанить еще не остывший труп страны рабочих и крестьян? Комсомольские вожаки и верхушка ЦК. Те самые партократы трепологи, которые ни хрена не умели делать, зато задалбливали постановлениями съездов и собраниями сочинений вождей. Комитет к тому времени выхолостили, они уже лет сорок как не имели права работать по партийному руководству, только с разрешения ЦК, а сам понимаешь, ворон ворону глаз не выклюет. Сажали только тех, кто совсем зарвался, да и то пара показательных процессов, не более.

– Сука… – Тихомиров, глядящий на меня круглыми от шока глазами, только и смог, что это выдохнуть, и залпом допил коньяк, а затем налил себе еще полстакана и также опрокинул в глотку, даже не поморщившись. – Сука…

– Не то слово. – Я тоже глотнул, грустно усмехнувшись. – Там такое было… потом как-нибудь расскажу. Не хочу сейчас. Не смогу. Наверно, после войны и то было лучше. Как минимум потери населения сопоставимы. Не вписались в рынок, понимаешь? Ублюдки… я хоть это время почти не застал, совсем мелким был, но насмотрелся достаточно. И потом только понял, как мама себе во всем отказывала, лишь бы меня накормить. По двое суток голодала. И с Каленым сошлась только потому, что у него бабки водились. Воры и бандиты тогда хорошо жили. Я тоже вором хотел быть, пока не посадили. А пока сидел, этот ублюдок маму порешил. Ненавижу, сука! Мог бы, еще раз кончил бы его, своими руками!

– Мы узнали, кто такой Барон, – отвлек меня Илья, немного пришедший в себя. – Цыганский барон, жил на Лесоперевалке. Когда Каленого кончили, ушел в бега. Объявлен во всероссийский розыск. Найдем, не сомневайся.

– Или нет, – я грустно усмехнулся. – Знаю я, как оно бывает, бандиты в федеральном розыске десятилетиями живут не напрягаясь, да еще почетными гражданами становятся. Впрочем, это там было. У вас, может, и получится. Все же люди тут другие. Более человечные, что ли. Серьезно, там при малейших проблемах директор бы меня выкинул из школы, собственно, так и случилось, а тут прям бьются против райкомовских уродов, несмотря на возможные проблемы. И это норма.

И я готов за это бороться! Понимаешь, вы только думаете, что капитализм – это плохо, а я это точно знаю! Я жил в стране, где человек человеку волк. Где стариков резали за квартиры, брошенные и никому не нужные дети жили на улице и нюхали клей, потому что в детдоме еще хуже. Где русских резали во всех бывших союзных республиках с криками о сотнях лет оккупации. Так что большего патриота, чем я, еще надо поискать. Так своему начальству и передай. Или… наш разговор пишется?

– Такие правила, – немного смутился Тихомиров. – Положено.

– Ну и ладно, – я вдруг почувствовал, как меня отпустило. – Все равно же вы меня уже давно срисовали. Надо было бы – давно бы взять попытались. Не факт, что это бы получилось, при всем уважении к возможностям энергетов, но даже если тебя съели, у тебя есть два выхода. Ты понял, да?

– Эксперты говорят, что ты действительно способен на самоубийство в критической ситуации, – кивнул капитан. – И при этом не могут точно определить твой психологический возраст. Разные тесты выдают то пятьдесят лет, то шестнадцать.

– А мне и есть шестнадцать, – рассмеялся я. – Вот не поверишь, я реально чувствую себя как подросток. Разве что знаю чуть больше, а в остальном все то же самое. Может, я так никогда и не вырос, поэтому к переносу отнесся довольно спокойно. А ведь у меня там осталась семья. Жена, дети.

– И не скучаешь? – удивленно уставился на меня Илья.

– Скучаю, – я пожал плечами. – Но дети уже взрослые. Денег я оставил достаточно, чтобы еще их внукам хватило. Компания тоже работает как часы, сын в совете директоров, так что развалиться не даст. Жена опять же поможет. А я для себя пожить хочу. Маму устроить, чтобы пожила, как белый человек. Она заслужила больше, чем кто-либо. Короче, как-то так. Пойду я, а то поздно уже. Мама волноваться будет. И да, насчет вопросов, что у вас накопились – будущее я предсказывать не умею, а то, что было у нас, никакого смысла не имеет. Просто потому, что мир уже слишком сильно изменился за эти сто лет, различия настолько кардинальны, что даже сравнивать нет смысла. Максимум что я могу дать – это технологии. В основном айти, то бишь программирование, сетевые технологии и так далее. Для этого мне и нужен сервер.

– Но ты же понимаешь, что без контроля мы не можем на это пойти? – Тихомиров уже не пытался давить. – Максимум, что могу пообещать – это не лезть в код.

– Все равно же полезете, – я пожал плечами. – Не поймете правда ничего, но дело ваше. Решайте, короче. А я поехал. Мама обещала котлет нажарить, с пюрешкой. И «ленинградский» салат сделать. Так что сам понимаешь, опаздывать нельзя.

Глава 7

Разговор с Тихомировым назревал давно. Я не сомневался, что меня срисовали почти сразу, да и Выгорский это почти прямо подтвердил, но подозревать это одно, а признаться лично – совсем другое. Оставалось надеяться, что в итоге я все же не окажусь на столе вивисекторов или где похуже, а шансы на это были немаленькие, пусть даже я не блефовал насчет самоубийства. Перерождение, переселение души, временная регрессия – назови как хочешь, суть не изменится, все это подразумевает практически бессмертие. Ну или как минимум еще одну попытку. Откажутся ли от такого партийные бонзы? Я товарища Иосифа Виссарионовича, конечно, уважал, но при этом ничто человеческое ему не было чуждо. Что уж говорить о других, не столь морально крепких руководителях Советского государства.

С другой стороны, именно по этому вопросу я ничем не мог помочь. От слова совсем. Я даже момент своей смерти не помнил, последнее, что отпечаталось в мозгу, как надевал новейший шлем виртуальной реальности полного погружения. Он-то меня и убил, я уже думал об этом. Зажарил мозги, словно микроволновка, хоть конструкторы в один голос утверждали, что это невозможно. Но вот результат, как говорится, налицо.

Но даже если я соберу такой же, что не так просто, хотя бы потому что на данный момент нет даже одной пятой нужных технологий, я никогда не дам гарантию, что перенос повторится. И никто не даст. Скорее мы получим труп с вскипевшими мозгами, а там, где его душа, в раю, аду или ином измерении, мы никогда не узнаем. А как проверишь-то? Я бы с удовольствием отправил весточку семье, но как это сделать? Орать в космос?

К тому же было у меня подозрение, что я не первый такой красивый тут нарисовался. Уж слишком спокойно ко мне отнеслись, словно к обыденности. Мол, шастают тут всякие. Будем присматривать, но в целом ты нам нафиг не нужен. Оно понятно, даже если взять официальную историю про разрывы и прочее, там почти прямым текстом сказано, что первые техники и методики развития люди получили от гостей с той стороны. И не только демонические, обычные тоже. Понятно, что их потом исследовали, дорабатывали, развивали, но база точно была не местная.

Короче, предпосылки того, что меня реально могут оставить в покое, были. Может, поэтому я вчера и решился говорить почти напрямую. Ну еще и психанул, не без этого. Я не врал Тихомирову, что ощущаю себя подростком. Я им и был по сути. Никакого вот этого, старик, запертый в теле ребенка, ни фига. Я жил и дышал полной грудью, наслаждаясь молодостью. Тем, что пропустил в прошлой жизни, по дурости угодив за решетку. Правда, проблем теперь у меня только прибавилось, но, по сути, тот же Митрофанов – это так, мелочь.

Если бы не поддержка его со стороны райкома, а скорее всего Галкина-старшего, на него можно было не обращать внимания. Но даже с этим сильно нагадить Аристарх мне не мог, уж на слишком шатком фундаменте базировались его претензии, и если бы не Лаптев с Зайцевой, их никто даже рассматривать не стал. Впрочем, их и так никто всерьез не принимал, давили-то на мою комсомольскую сознательность и прочую совесть. То есть, по сути, разводили на шару, как лоха. Так что кто бы там что ни говорил, я считал, что поступил правильно, швырнув комсомольский билет на стол. Без средства давления райкомовцы мигом сдулись и отыграли назад. Оставалось только ждать хода Митрофанова, а пока я позавтракал и наслаждался выходными, работая над нейросетью, которая все больше принимала черты законченной матрицы, когда меня отвлек телефонный звонок.

– Слушаю, – номер был мне незнаком, но судя по коду местный, городской.

– Чеботарев Семен? – поинтересовался смутно знакомый голос. – Аристарх Владленович Митрофанов говорит. Не отвлекаю?

– Нет, Аристарх Владленович, – я мысленно усмехнулся, видать, приперло деда, я ждал звонка не раньше чем через неделю. – Слушаю вас.

– Семен, между нами возникло некоторое недопонимание, а ведь мы оба коммунисты и должны быть выше этой мещанской возни с правами. Я предлагаю встретиться и поговорить, так сказать, без посредников. Уверен, мы сумеем уладить это недоразумение, – Митрофанов говорил уверенно, словно действительно мы, просто случайно встретившись, не поняли друг друга, а не он приперся с поддержкой из райкома в мою школу, устроив грандиозный скандал. – Давай встретимся и все спокойно обсудим. Только ты и я. Нам как творческим людям будет проще найти общий язык.

– Я не знаю… – я придал голосу неуверенности. – Не то чтобы я не хотел поговорить, тоже уверен, что это недоразумение, но вы уверены, что хотите поговорить именно со мной?

– Конечно! – Аристарх прямо лучился добродушием. – Ты прекрасный поэт, и я уверен, скоро вступишь в Союз писателей. А я, как известно, секретарь парткома Союза. Получается, мы коллеги, так зачем нам кто-то еще. Посидим, поговорим, все обсудим. И найдем выход, я в этом полностью убежден.

– Ну… хорошо, – сдался я. – Когда и где?

– А чего тянуть? – заметно обрадовался Митрофанов. – Давай часика в два… нет, в три. То бишь в пятнадцать ноль-ноль, в кафе «Ромашка» возле Ленинского рынка. Знаешь такое?

– Вроде да, – я прикинул в голове, где это может быть. – Найду. Хорошо, тогда в пятнадцать часов в «Ромашке».

– Буду ждать. – Было ощущение что Аристарх облизнулся, но больше ничего понять не получилось, он положил трубку.

Я тоже отложил телефон, откинувшись на стуле. У Митрофанова, похоже, здорово подгорало, что он решился на такой шаг. Либо старый мудак что-то задумал и не хочет откладывать это в долгий ящик. Хотя возможно и то и другое сразу, уж слишком он был довольный, когда я согласился на встречу. Но что именно мне приготовил парторг поэтов и писателей, я пока не представлял. Впрочем, вряд ли там было что-то по-настоящему опасное.

Моя прошлая циничная половина намекала на киднеппинг, киллеров и тому подобные методы решения проблем с конкурентами, принятые в моем мире. Пусть не так широко, как в девяностые, но в целом никуда это не делось, и, если нужно, чтобы человек исчез, он исчезнет без проблем, вариантов для этого масса. Но новая, молодая, коммунистическая часть закатывалась от хохота на такие предположения. Ну какой в баню киднеппинг? Тут и слов-то таких не знают. Опять же белый день, центр города, людное место. Тут голос-то лишний раз не повысишь, чтобы замечание не сделали, а тут киллеры. Смешно, ей-богу.

Поработав до двух часов дня, я начал собираться. Опаздывать было неприлично, мне нужно было, чтобы Митрофанов не сорвался с крючка, поэтому я отказался от мотоцикла и постарался одеться как можно скромнее. Старые брюки, простая шерстяная рубаха, немного потертая на локтях, штормовка. Учитывая, что после перехода на новый ранг я принялся снова расти, все мне было слегка мало, что еще лучше подходило для стиля, что я пытался создать. Единственное, то, от чего я не смог отказаться, это «гриндерсы». Тяжелые ботинки были моим главным оружием, что в сочетании с новыми умениями делало удары ногами смертельными в прямом смысле этого слова. Тут даже Разряднику, полностью освоившему энергетическое укрепление тела, придется несладко.

Кафе я нашел без труда. Довольно обычное, я бы даже сказал, совдеповское кафе, судя по табличке, государственное, а не кооперативное, поэтому обслуживание в нем было так себе. Как и меню, подходившее скорее какой-нибудь столовой, чем кафе. Впрочем, завсегдатаев все устраивало, и скатерти не первой свежести, и запах пирожков с беляшами, жаренных на давно не меняющемся масле. И выбор алкоголя, не слишком богатый, но достаточный, чтобы расслабиться после трудового дня.

Меня давно поражал этот контраст, госучреждений, того же общепита и кооперативов. Если последние реально боролись за клиента, то первым было реально плевать. Они словно отбывали повинность, но оно и понятно, ведь их зарплата не зависела от качества обслуживания и прочих нюансов. Но даже если переходили на хозрасчет, все равно работали так, будто их тут держат насильно. Хотя были и другие примеры, но во всех, о которых я слышал от Шилова, фигурировали молодые энтузиасты, стремящиеся не построить коммунизм в отдаленном будущем, а наладить свою жизнь здесь и сейчас. Как новая заведующая столовой Новосибирского оловокомбината.

Старое предприятие, основанное еще до войны, выпускало олово, припои и баббиты высшего качества на уровне лучших мировых образцов, за что комбинат был награжден орденом Ленина, а его сотрудники не раз получали звание Героев труда, и даже Государственные премии СССР. Но вот со столовой комбинату катастрофически не везло. И ведь не воровали, но почему-то повара готовили так отвратно, что зачастую вызывало возмущение рабочих. Заведующие менялись как перчатки, но ничего не помогало, и директор уже хотел было вовсе закрыть столовую, организовав доставку готовых обедов, но тут к нему на прием прорвалась девочка-комсомолка лет двадцати двух. Она работала в бухгалтерии на какой-то мелкой должности, но решила рискнуть.

Директор поначалу даже слушать не хотел, ему и без активных комсомолок было чем заняться, но девочка произнесла волшебное слово «хозрасчет», и все поменялось. Госпредприятия с большой неохотой переходили на хозрасчет, несмотря на все потуги государства, хотя бы потому, что это же надо не просто работать, а отвечать, чтобы твоя продукция пользовалась спросом. И конкурировать с кооператорами, которым палец в рот не клади. Впрочем, сам комбинат давно перешел на эту форму хозяйствования, но у них конкурентов почти не было. А вот со столовой все было не так просто. За годы плохой готовки рабочие уже выработали разные схемы, начиная от тормозков из дома, заканчивая массовым походом в соседские кафе и столовые. Короче, девочка рисковала.

Пару месяцев все было очень плохо. Она перессорилась со всеми поварами и сотрудниками кухни, ей объявили бойкот. Потом, когда стало понятно, что девочка не поддалась на шантаж, они дружно уволились. Она набрала молодых, только из техникума, благо проблем с этим не было, у нас в городе учебных заведений хватало на любой вкус и цвет, начиная от ядерной физики, заканчивая легкой промышленностью, дизайнерами и прочими креативщиками, разве что назывались по-другому.

Мотивированная зарабатывать молодежь зубами вцепилась в возможность и буквально через очень короткое время столовая полностью преобразилась. Готовить стали вкусно, приветливый персонал радовал глаз, а главное, они вышли сначала на самоокупаемость, а затем начали получать прибыль. Директор, с плеч которого свалился почти мертвый актив, нарадоваться не мог и повадился водить гостей в обновленную столовую, короче, все были счастливы, кроме бывших поваров. И у меня сложилось такое впечатление, что все эти обиженные жизнью и привыкшие работать спустя рукава бабы и прибились в кафе типа этой самой «Ромашки». Иначе я не понимал, почему нельзя хоть немного положительно относиться к посетителям. Ну как минимум, когда я вошел, на меня зыркнули так, будто я являлся тут постоянным гостем, причем каждый раз устраивал дебош со скандалом.