Большая маленькая ложь Мориарти Лиана

Глава 7

О горе мне! – подумала Мадлен.

Чудненько. Она только что подружилась с матерью маленького бандита. В машине он показался ей таким милым и славным. Слава богу, он не пытался задушить Хлою. Из этого ничего не вышло бы. Хлоя нокаутировала бы его правым хуком.

– Зигги ни за что бы… – пролепетала Джейн.

Ее лицо побелело, она была вне себя от ужаса. Мадлен увидела, что другие родители стали понемногу отступать от Джейн, и вокруг нее образовалось пространство.

– Не переживай. – Мадлен сочувственно положила ладонь на плечо Джейн. – Это же дети! Они еще не вполне цивилизованные!

– Извините.

Обойдя двух мам, Джейн вступила в маленькую толпу, словно взошла на сцену. И положила руку на плечо Зигги. Сердце Мадлен разрывалось из-за них обоих. Джейн по виду могла бы сойти за ее дочь. По сути дела, Джейн немного напоминала ей Абигейл – та же ершистость, тот же робкий сдержанный юмор.

– О господи, – сокрушалась Селеста рядом с Мадлен. – Это ужасно.

– Я ничего не сделал, – звонким голосом произнес Зигги.

– Зигги, нам лишь нужно, чтобы ты попросил прощения у Амабеллы, вот и все, – сказала мисс Барнс.

Бек Барнс учила Фреда, когда он был в подготовительном классе. Тогда она только что окончила педагогический колледж. Все у нее шло хорошо, но она была еще очень молода и излишне старалась угодить родителям. С такими мамами, как Мадлен, проблем не было, а вот с Ренатой Клейн приходилось туго. Хотя, по правде сказать, любой родитель попросил бы извиниться, если бы другой ребенок стал душить его чадо. Пожалуй, свою роль сыграло и то, что Мадлен выставила Ренату, принявшую Джейн за няню, на посмешище. А Рената не выносила, когда ее выставляли на посмешище. В конце концов, у нее гениальные дети. Ей надо поддерживать репутацию. Посещать собрания членов правления.

Джейн посмотрела на Амабеллу:

– Детка, ты уверена, что тебя обидел именно этот мальчик?

– Пожалуйста, попроси прощения у Амабеллы. Ты сделал ей очень больно, – сказала Рената Зигги. Она разговаривала приветливо, но твердо. – А потом мы все пойдем домой.

– Но это был не я! – Зигги говорил очень четко, глядя Ренате прямо в глаза.

Мадлен сняла солнцезащитные очки и стала грызть дужки. Может быть, это не он? Может быть, Амабелла ошиблась? Но она одаренный ребенок! И совершенно очаровательная девчушка. Иногда она играла с Хлоей, и с ней всегда было легко. Она позволяла Хлое командовать собой, выполняя второстепенные роли в любых играх.

– Не ври! – набросилась Рената на Зигги. Похоже, она позабыла о своем высказывании: «Я не меняю позитивного отношения к другим детям, даже если они неважно себя ведут». – Все, что от тебя требуется, – попросить прощения.

Мадлен заметила, как инстинктивно отреагировало тело Джейн – наподобие неожиданного броска змеи или прыжка животного. Она выпрямила спину, вздернула подбородок:

– Зигги не лжет.

– Ну а я уверяю вас: Амабелла говорит правду.

Небольшая аудитория примолкла. Перестали шуметь даже дети, за исключением близнецов Селесты, которые гонялись друг за другом по игровой площадке, выкрикивая что-то про ниндзя.

– Ладно, похоже, мы зашли в тупик.

Очевидно, мисс Барнс не имела понятия, что делать. Ей было всего двадцать четыре года.

Рядом с Мадлен появилась Хлоя, которая тяжело дышала после лазания по лесенкам.

– Мне надо искупаться, – заявила она.

– Ш-ш-ш, – зашикала на нее Мадлен.

Хлоя вздохнула:

– Можно мне поплавать, мамочка?

– Тише!

У Мадлен разболелась лодыжка. Ее день рождения явно не удавался. Вот вам и праздник в честь Мадлен! Ей очень хотелось снова сесть на скамью. Вместо этого она, прихрамывая, бросилась в гущу событий.

– Рената, – начала она, – ты же знаешь, как это бывает у детей…

Рената качнула головой и сердито уставилась на Мадлен:

– Ребенок должен отвечать за свои действия. Должен понимать, что могут быть последствия. Нельзя, чтобы он разгуливал, пытаясь душить детей, и притворялся, будто этого не делал! Так или иначе, какое отношение это имеет к тебе, Мадлен? Не лезь не в свое дело.

Мадлен разозлилась. Она лишь пыталась помочь! И надо же было сказать такую пакость: «Не лезь не в свое дело»! С того прошлогоднего конфликта по поводу похода в театр для одаренных и талантливых детей они с Ренатой невзлюбили друг друга, хотя внешне оставались подругами.

На самом деле Рената нравилась Мадлен, но с самого начала в их отношениях присутствовал дух соперничества.

– Понимаешь, я свихнулась бы от скуки, если бы целый день сидела с ребенком, – такой я человек, – доверительно говорила Рената Мадлен, совсем не желая обидеть подругу, потому что Мадлен фактически не занималась ребенком целый день, а работала на полставки.

Однако всегда подразумевалось, что Рената умнее, что ей в большей степени необходима умственная деятельность, поскольку она занимается карьерой, а Мадлен – всего лишь работой.

К тому же Джексон, старший сын Ренаты, был знаменит в школе как шахматист, побеждающий в турнирах, а Фред, сын Мадлен, прославился тем, что стал единственным учеником в истории школы Пирриви, у которого хватило смелости взобраться на гигантскую смоковницу и оттуда совершить невероятный прыжок на крышу музыкального салона, чтобы достать тридцать четыре теннисных мяча. Для его спасения пришлось вызвать пожарную команду. Фред пользовался в школе недосягаемой репутацией.

– Мамочка, это неважно. – Амабелла подняла на мать глаза, в которых по-прежнему стояли слезы.

Мадлен заметила на шее бедного ребенка красноватые следы от пальцев.

– Нет, важно, – сказала Рената. Она повернулась к Джейн. – Прошу вас, пусть ваш ребенок извинится.

– Рената, – начала Мадлен.

– Не вмешивайся, Мадлен.

– Да, нам, пожалуй, не стоит вмешиваться, Мадлен, – встряла оказавшаяся поблизости Харпер.

Похоже, она всегда соглашалась с Ренатой.

– Мне жаль, но я не могу заставить его извиниться за то, чего он не делал, – сказала Джейн.

– Ваш ребенок врет, – настаивала Рената, сверкая глазами за стеклами очков.

– Я так не думаю, – вздернув подбородок, возразила Джейн.

– Мамочка, я очень хочу домой. – Амабелла не на шутку расплакалась.

Странная новая няня Ренаты, молчавшая все это время, подняла девочку, и та обхватила ногами ее талию и уткнулась носом ей в шею. На лбу Ренаты пульсировала жилка. Она сжимала и разжимала руки.

– Это совершенно… недопустимо, – заявила она бедной смущенной мисс Барнс, которая задавалась вопросом: почему подобные ситуации не изучались в педагогическом колледже?

Рената наклонилась так, чтобы ее лицо было напротив лица Зигги:

– Если еще раз дотронешься до моей малышки, тебе не поздоровится.

– Э-э! – воскликнула Джейн.

Проигнорировав ее, Рената выпрямилась и обратилась к няне:

– Пойдем, Джульетта.

Они вышли через игровую площадку, а все родители сделали вид, что заняты своими детьми.

Зигги проводил их взглядом. Посмотрев на мать, он почесал нос и сказал:

– Я не хочу больше приходить в эту школу.

Саманта. Все родители должны пойти в полицейский участок и написать заявление. До меня очередь еще не дошла. Меня все это очень удручает. Возможно, меня сочтут виновной. Серьезно, даже когда рядом со мной у светофора встает полицейская машина, я чувствую себя виноватой.

Глава 8

За пять месяцев до вечера викторин

Северные олени съели морковку!

Мадлен открыла глаза в свете раннего утра и увидела прямо перед собой наполовину съеденную морковку. Эд, тихо похрапывающий рядом с ней, потратил накануне немало времени и старания, разгрызая морковки, чтобы придать им такой вид, будто их на самом деле грызли северные олени. Хлоя в пижаме удобно устроилась верхом на животе Мадлен: копна волос, широкая улыбка, озорные сияющие глаза.

Мадлен потерла глаза и посмотрела на часы. Шесть часов. Вероятно, лучшее, на что можно было рассчитывать.

– Ты думаешь, Санта-Клаус оставил Фреду картофелину? – с надеждой спросила Хлоя. – Потому что в этом году он плохо себя вел.

Мадлен говорила своим детям, что, если они плохо себя вели, Санта мог оставить им завернутую в бумагу картофелину и они будут потом гадать, какой чудесный подарок заменила картофелина. Самым заветным желанием Хлои на Рождество было, чтобы брат получил картофелину. Возможно, это порадовало бы ее даже больше, чем кукольный домик под елкой. Мадлен всерьез подумывала о том, чтобы завернуть картофелины для них обоих. Это было бы таким мощным стимулом для хорошего поведения в будущем году. «Помните о картофелине», – могла бы она повторять. Но Эд не позволил бы ей. Он чертовски добрый.

– Твой брат уже встал? – спросила она Хлою.

– Сейчас разбужу! – закричала Хлоя, и не успела Мадлен ее остановить, как она с топотом убежала по коридору.

Эд заворочался в постели:

– Ведь еще не утро, правда? Совсем не похоже на утро.

– Украсьте залы остролистом! – запела Мадлен. – Тра-ла-ла-ла!

– Заплачу тебе тысячу долларов, если прямо сейчас замолчишь, – сказал Эд и закрыл лицо подушкой.

Для доброго человека он проявлял поразительную нетерпимость к ее пению.

– У тебя нет тысячи долларов, – парировала Мадлен и принялась петь «Silent Night».

Зазвенел ее мобильник, и Мадлен, не переставая петь, взяла его с ночного столика.

Пришла эсэмэска от Абигейл. В этом году она встречала Рождество с отцом, Бонни и сводной сестрой. Скай, родившаяся через три месяца после Хлои, была белокурой маленькой девочкой, которая следовала за Абигейл, как преданный щенок. К тому же она была очень похожа на Абигейл в детстве, отчего Мадлен становилось не по себе, а иногда она роняла слезы, как будто у нее украли что-то ценное. Ясно было, что Абигейл отдает предпочтение Скай перед Хлоей и Фредом, которые отказывались боготворить ее. Мадлен часто ловила себя на такой мысли: «Но, Абигейл, Хлоя и Фред – твои родные сестра и брат, и ты должна любить их больше!», что не было формально верным. Мадлен никак не могла уразуметь, что все трое имеют по отношению к Абигейл одинаковый статус сводных сестер и брата.

Мадлен прочитала эсэмэску:

Веселого Рождества, мамочка! Мы все – папа, Бонни, Скай и я – с полшестого утра в приюте. Я успела почистить сорок картофелин! Какой прекрасный опыт – внести свой вклад в хорошие дела. Я на вершине блаженства. С любовью, Абигейл.

– Она ни разу в жизни не почистила ни одной дурацкой картофелины, – пробубнила Мадлен и написала ответную эсэмэску.

Это замечательно, милая. Тебе тоже веселого Рождества, скоро увидимся, целую.

Мадлен швырнула телефон на ночной столик, вдруг почувствовав себя обессиленной, и постаралась подавить вспышку гнева.

«На вершине блаженства… Прекрасный опыт».

И это пишет четырнадцатилетняя девочка, которую никак не допросишься накрыть на стол. Ее дочь начинает изъясняться совсем как Бонни.

На прошлой неделе Бонни сообщила Мадлен, что в рождественское утро они собираются всей семьей посетить в качестве волонтеров приют для бездомных. «Терпеть не могу всю эту тупую коммерциализацию Рождества, а ты?» – заявила Бонни, когда они случайно встретились в торговом центре. Мадлен занималась рождественским шопингом и была увешена десятками пластиковых пакетов. Фред и Хлоя сосали леденцы на палочке, их губы приобрели ярко-красный оттенок. Бонни же несла крошечное карликовое деревце в горшке, а Скай вышагивала рядом и ела грушу. Долбаную грушу, как потом сказала Мадлен Селесте. Почему-то она никак не могла отделаться от мысли о груше.

Как, черт возьми, удалось Бонни вытащить из постели в такую рань бывшего мужа Мадлен, чтобы отправиться в приют для бездомных? Когда они были женаты, Натан не вставал раньше восьми часов. Должно быть, Бонни постаралась с минетом.

– Абигейл набирается «прекрасного опыта» вместе с Бонни в приюте для бездомных, – сообщила Мадлен Эду.

Эд снял с лица подушку.

– Но это же противно, – заявил он.

– Знаю, – сказала Мадлен.

Вот за это она его и любила.

– Кофе, – сочувственно произнес он. – Принесу тебе кофе.

– ПОДАРКИ! – завопили Хлоя и Фред из коридора.

Хлоя и Фред от души предавались тупой коммерциализации Рождества.

Харпер. Представьте себе, как неуютно должна была чувствовать себя Мадлен, когда ребенок ее бывшего мужа оказался в подготовительном классе вместе с ее ребенком. Помню, как мы с Ренатой обсуждали это за поздним завтраком. Нас очень волновало, как это скажется на отношениях в классе. Разумеется, Бонни делала вид, что все мило и по-дружески. «Ах, мы все встретимся за рождественским обедом». Я вас умоляю! Я видела их на вечере викторин. Видела, как Бонни плеснула в лицо Мадлен напитком!

Глава 9

Селеста проснулась в рождественское утро, едва начало светать. Перри крепко спал, и из соседней комнаты мальчиков не доносилось ни звука. Они чуть с ума не сошли от возбуждения, когда узнали, что Санта-Клаус нашел их в Канаде. Санте были посланы письма, сообщающие ему об изменении адреса. Из-за сбоя биологических часов организма они с Перри с великим трудом уложили близнецов спать. Мальчиков поместили вдвоем на огромной кровати, и они долго возились на ней, переходя от смеха к слезам и обратно, пока Перри не крикнул из соседней комнаты: «Спать, ребята!» – и неожиданно наступила тишина. Когда несколько секунд спустя Селеста пришла посмотреть на них, оба они лежали навзничь, разбросав руки и ноги, как будто их мгновенно подкосила усталость.

– Иди посмотри на них, – сказала она Перри.

Он подошел и встал рядом с ней, и несколько минут они смотрели на спящих детей, а потом, улыбнувшись друг другу, вышли на цыпочках и отправились пить ликер в честь рождественского сочельника.

А сейчас Селеста выскользнула из-под пухового одеяла, подошла к окну, выходящему на замерзшее озеро, и приложила ладонь к стеклу. Оно было холодным на ощупь, но в комнате было тепло. На середине озера стояла громадная елка, сверкающая красными и зелеными огоньками. В воздухе медленно кружились снежинки. Было так красиво, что возникало желание попробовать все это. Потом, оглядываясь на эти праздники, она вспоминала их вкус и аромат: насыщенный, фруктовый, как у вина с пряностями, которое они пили.

Сегодня, после того как мальчики открыли свои подарки и в номер был подан завтрак – блинчики с кленовым сиропом! – они собирались пойти поиграть в снегу. Они слепят снеговика. Перри забронировал им прогулку на санях. Он разместит в «Фейсбуке» их фотографии, на которых они резвятся в снегу. И напишет что-то вроде: «Мальчики встречают свое первое белое Рождество!» Перри любил «Фейсбук». Все его подкалывали на этот счет. Крупный, удачливый банкир размещает в «Фейсбуке» фотографии, пишет бодрые комментарии к кулинарным рецептам приятельниц жены.

Селеста вновь посмотрела на кровать, где спал Перри. Во сне у него всегда были немного нахмурены брови, как будто его озадачивали собственные сны.

Едва проснувшись, он сразу захочет вручить Селесте подарок. Он любил дарить подарки. Впервые она поняла, что хочет за него замуж, заметив предвкушение на его лице, когда он смотрел, как его мать распечатывает подарок на день рождения от него. «Тебе нравится?» – выпалил он, как только она разорвала бумагу, и все домочадцы рассмеялись, потому что он был похож на большого ребенка.

Селесте не придется разыгрывать радость. Что бы он ни выбрал, это будет идеально. Она всегда гордилась своим умением выбирать содержательные подарки, но Перри в этом превзошел ее. Во время последней заграничной поездки он купил необычную пробку для шампанского из розового хрусталя. «Как только я взглянул на пробку, то сразу подумал о Мадлен», – сказал он тогда. Разумеется, Мадлен подарок очень понравился.

Сегодняшний день будет во всех отношениях идеальным. Фотографии в «Фейсбуке» не солгут. Так много радости. В ее жизни много радости. Этот факт не нуждается в подтверждении.

Нет нужды уходить от него, пока мальчики не окончат среднюю школу.

Это время будет как раз подходящим, чтобы уйти. В день, когда они сдадут последний экзамен. «Отложите в сторону ручки», – скажет экзаменатор. Именно тогда Селеста отложит в сторону свой брак.

Перри открыл глаза.

– Веселого Рождества! – улыбнулась Селеста.

Габриэль. Я опоздала к началу вечера викторин, потому что мой бывший, как обычно, опоздал, и мне пришлось парковаться за несколько миль под проливным дождем. Как бы то ни было, я случайно заметила Селесту и Перри, сидящих в машине, как раз неподалеку от входа в школу. Все это было немного странно, потому что оба они, одетые в карнавальные костюмы, смотрели прямо перед собой, не разговаривая, не глядя друг на друга. Разумеется, Селеста выглядела потрясающе. И вообще, я бывала свидетельницей тому, как она, не думая о завтрашнем дне, поглощает углеводы. Так что не говорите мне, что на свете существует справедливость.

Глава 10

Джейн проснулась от криков «Счастливого Рождества!», доносившихся с улицы под окнами ее квартиры. Сев в кровати, она подергала себя за футболку, которая оказалась мокрой от пота. Ей приснилось, что она лежит на спине, а Зигги в своей короткой пижаме стоит перед ней, улыбаясь и наступая ногой ей на горло.

– Отойди, Зигги, я задыхаюсь! – силилась сказать она, но он перестал улыбаться, продолжая с интересом рассматривать ее, словно проводил научный эксперимент.

Она приложила ладонь к шее и судорожно вздохнула.

Это всего лишь сон. Сны ничего не значат.

Зигги лежал в постели рядом с ней, прижимаясь к ней теплой спиной. Она повернулась к нему лицом и дотронулась кончиком пальца до нежной тонкой кожи над скулой.

Каждый вечер он ложился спать в свою кровать и каждое утро просыпался в ее. Ни один не помнил, как он туда попал. Они решили, что это какое-то волшебство. «Может быть, меня каждую ночь переносит добрая фея», – сказал как-то Зигги, округлив глаза и чуть улыбаясь, потому что лишь наполовину верил во всю эту чепуху.

– Однажды он перестанет это делать, – говорила мать Джейн, когда Джейн рассказывала ей, что Зигги по-прежнему каждую ночь перебирается к ней. – В пятнадцать он не будет этого делать.

На носу Зигги появилась новая веснушка, которую Джейн раньше не замечала. Теперь у него на носу было три веснушки, образующие очертания паруса.

Когда-нибудь рядом в постели с Зигги будет лежать женщина и рассматривать его спящее лицо. У него над верхней губой будут пробиваться черные усики. Вместо худых мальчишеских плечиков – широкие мужские плечи.

Каким он станет мужчиной?

Он станет добрым, замечательным мужчиной, совсем как ее папочка, категорично заявляла ее мать, словно для нее это был непреложный факт.

Мать Джейн верила, что Зигги – это реинкарнация ее любимого отца. Или, по крайней мере, она делала вид, что верит в это. Невозможно было понять, насколько серьезно она говорит об этом. Папочка умер за полгода до рождения Зигги, и как раз в это время мать Джейн читала книгу о маленьком мальчике, предположительно перевоплощенном летчике-истребителе Второй мировой войны. В голове у нее застряла мысль о том, что ее внук может быть, по сути дела, ее отцом. Это помогало ей пережить горе.

И по счастью, не было зятя, который глумился бы над ней с разговорами, что его сын – фактически дед его жены.

Джейн не поощряла разговоров о реинкарнации, но и не мешала им. Может быть, Зигги и в самом деле папочка. Иногда она различала в лице Зигги отголоски черт папочки, в особенности когда мальчик пытался сосредоточиться. Он так же морщил лоб.

Ее мать очень рассердилась, когда Джейн рассказала ей по телефону о происшествии на ознакомительном дне в школе.

– Это возмутительно! Зигги никогда не стал бы душить другого ребенка! Наш ребенок и мухи не обидит. Он такой же, как папочка. Помнишь, папочка не мог даже прихлопнуть муху? Твоя бабушка приплясывала с криками: «Убей ее, Стэн! Прихлопни эту чертову муху!»

Потом последовало молчание, а это означало, что на мать Джейн напал приступ беззвучного смеха.

Джейн выждала, пока мать вновь заговорит слабым голосом:

– Ох, это пошло мне на пользу! Смех улучшает пищеварение. Так о чем это мы? Ах да! Зигги! Этот противный ребенок! Не Зигги, конечно, а та маленькая девочка. Зачем ей было обвинять нашего милого Зигги?

– Да, – сказала Джейн. – Но дело в том, что эта девочка совсем не противная. Вот ее мать какая-то ужасная, а дочка показалась мне симпатичной. – Джейн говорила не очень уверенно, и мать почувствовала это.

– Но, дорогая, ты же не думаешь, что Зигги действительно пытался задушить ребенка?

– Нет, конечно, – ответила Джейн и сменила тему разговора.

Джейн поправила подушку и устроилась поудобней. Может быть, ей удастся заснуть. «Зигги разбудит тебя ни свет ни заря», – говорила ей мать. Однако в этом году Зигги не выказывал особого энтузиазма по поводу Рождества, и Джейн подумала, что, наверное, в чем-то его подвела. У нее часто возникало тревожное чувство, что она придумывает для него какое-то воображаемое детство. Она изо всех сил старалась создавать маленькие ритуалы и семейные традиции в день рождения и по праздникам. «Давай вывесим твой чулок!» Но куда? Они слишком часто переезжали с квартиры на квартиру, чтобы найти постоянное место. Край его кровати? Дверная ручка? Она металась из стороны в сторону, говоря высоким срывающимся голосом. Во всем этом было какое-то жульничество. Эти ритуалы не были настоящими, как в других семьях, где имелись мать, отец и по меньшей мере еще один ребенок. Иногда ей казалось, что Зигги просто соглашается со всем ради нее, видит ее насквозь и понимает, что его обманывают.

Она смотрела, как поднимается и опускается его грудь.

Он такой красивый. Ну не мог он обидеть ту маленькую девочку и не мог соврать.

Но все спящие дети красивы. Даже ужасные дети во сне, наверное, выглядят симпатичными. Откуда ей наверняка знать, что он этого не сделал? Разве кто-нибудь знает по-настоящему своего ребенка? Ваш ребенок – маленький незнакомец, который постоянно меняется, прячется, а потом предстает перед вами в новом свете. У него могут внезапно проявиться новые черты характера.

И потом было…

Не думай об этом. Не думай об этом.

У нее в мозгу, как пойманный мотылек, трепетало одно воспоминание.

С того момента как маленькая девочка указала на Зигги, оно стремилось ускользнуть от нее. Кто-то сжимает ей горло. Ужас затопляет душу. Из глотки готов вырваться крик.

Нет, нет, нет!

Зигги – это Зигги. Он не мог. Не стал бы. Она знает своего ребенка.

Он зашевелился. Затрепетали голубоватые веки.

– Угадай, какой сегодня день, – сказала Джейн.

– Рождество! – прокричал Зигги.

Он выпрямился так стремительно, что сильно ударил Джейн головой по носу, и она упала на подушку, а из глаз полились слезы.

Теа. Я всегда считала, что с этим ребенком не все в порядке. С этим Зигги. Глаза у него какие-то странные. Мальчикам нужен мужчина как образец для подражания. Мне жаль, но это факт.

Стью. Черт, вокруг этого Зигги поднялась такая суматоха. Я не знал, чему верить.

Глава 11

Ты летаешь так же высоко, как этот самолет, папа? – спросил Джош.

Они уже примерно семь часов летели из Ванкувера домой в Сидней. Пока все было хорошо. Никаких споров. Мальчики заняли места у иллюминаторов, а Селеста и Перри сели у прохода.

– Нет. Помнишь, что я тебе говорил? Мне приходится лететь низко, чтобы не засекли радары, – ответил Перри.

– Ах да. – Джош опять повернулся к окну.

– Почему тебе надо избегать радаров? – поинтересовалась Селеста.

Покачав головой, Перри обменялся снисходительной усмешкой, означающей «женщины!», с Максом, который сидел рядом с Селестой и прислушивался к разговору.

– Это очевидно, Макс, так ведь?

– Это совершенно секретно, мамочка, – терпеливо объяснил ей Макс. – Никто не знает, что папа умеет летать.

– Ну конечно, – сказала Селеста. – Извините. Глупо с моей стороны.

– Понимаете, если меня поймают, то, наверное, будут проводить разные проверки, – добавил Перри. – Захотят узнать, как у меня развились такие способности, потом постараются завербовать в военно-воздушные войска. И мне придется выполнять секретные миссии.

– Ага, и мы этого не хотим, – сказала Селеста. – Папа и так много путешествует.

Перри потянулся через проход и молчаливо накрыл ее руку своей.

– Ты ведь не умеешь по-настоящему летать, – заявил Макс.

Перри поднял брови, округлил глаза и слегка дернул плечами:

– Разве не умею?

– Наверное, нет, – неуверенно произнес Макс.

Перри подмигнул Селесте через голову Макса. Он уже давно рассказывал близнецам о своей скрытой способности к полету, вдаваясь в нелепые подробности о том, как в пятнадцать лет обнаружил ее у себя, и говоря им, что в этом возрасте они, возможно, тоже научатся летать, если унаследуют его способности и будут есть много брокколи. Мальчики никак не могли понять, шутит он или нет.

– Я тоже летал вчера, когда съезжал на лыжах и сделал большой прыжок. – Макс показал рукой траекторию полета. – Вжик!

– Да, летал, – согласился Перри. – У папы чуть не сделался сердечный приступ.

Макс прыснул.