Холодное золото Шарапов Валерий
Ждать капитану Егорову пришлось почти сорок минут. Наконец раздался телефонный звонок, и лейтенант сообщил:
– Нашел я твоего Петра, представляешь? Сам не верил, что найду, но нашел. Записывай адрес.
И он продиктовал обрадованному Егорову фамилию и адрес загадочного меломана. Тот записал полученные данные, положил трубку на рычаг и направился к двери – предстояло снова закрыть и опечатать квартиру, в которой произошло убийство. Егоров уже открыл внутреннюю дверь квартиры (здесь было две двери), когда услышал телефонный звонок. Кто-то звонил ныне покойной певице. Звонил почти в час ночи. Конечно, в Москве мало кто знал о трагической кончине Леонидовой, и, конечно, такой человек, как она, мог иметь очень необычный распорядок дня. Но все равно – в этом ночном звонке было что-то крайне тревожное. И Егоров решил на него ответить. Он вернулся к телефону и уже протянул руку, чтобы снять трубку, когда аппарат вдруг перестал звонить.
Капитан еще минуту постоял над молчавшим телефоном, ожидая, не зазвонит ли он снова, а потом опять направился к выходу.
Глава 5
Следующий день Егоров решил начать все же не с визита в Сокольники, а с похода в родной МУР. У него было опасение, что когда он встретится с Петром Измайловым – так, по информации Кузнецова, звали собирателя редких пластинок, жившего в Сокольниках, – то там, в Сокольниках, он и застрянет. Между тем Егоров остро чувствовал, что ему необходимо ознакомиться с первыми двумя делами. «А то мне дело Леонидовой все остальное заслонит, – думал капитан. – А так нельзя. Раз Семен Егорович решил объединить эти дела в одно, значит, и расследовать их нужно, как одно, сразу со всех концов».
Сначала Егоров поднялся в кабинет, в котором работал капитан Храпченко – он расследовал дело об убийстве дирижера Аркадия Воскресенского. Кроме Храпченко в кабинете сидел еще один сотрудник – лейтенант Сергей Никитин. И в данный момент лейтенант вел допрос какого-то гражданина, который горячо отрицал свою причастность к какому-то преступлению. Разговаривать в такой обстановке было трудно, и Храпченко с Егоровым вышли в коридор. При этом Храпченко прихватил с собой довольно объемистую папку.
– Вот, Егоров, сдаю тебе это дело, – сказал он, протягивая папку. – Тут все, что я успел накопать за эти четыре месяца. В основном здесь протоколы – осмотра тела, обыска квартиры, допросов подозреваемых…
– У тебя были подозреваемые? – заинтересовался Егоров.
– Были, а как же! – подтвердил Храпченко. – Сначала я подозревал племянника дирижера, Валерия Жабкина. Скользкий, противный тип. Нигде не работает, хотя формально числится страховым агентом. А фактически является театральным барышником – скупает билеты на спектакли, пользующиеся повышенным спросом, и затем продает их втридорога. В ходе следствия он без конца менял показания – где он находился в момент убийства его дяди. А главное – при обыске я обнаружил в его квартире несколько монет из коллекции убитого дирижера. В основном поэтому я и взял племянника под подозрение. Однако потом от этой версии пришлось отказаться – там имелся ряд нестыковок.
– А каких именно нестыковок? – продолжал допытываться Егоров.
– В основном они касались способа убийства. Понимаешь, этот Жабкин – человек физически очень слабый. По заключению врачей, он просто не мог сломать шею убитому. Ну, и алиби у него кое-какое имелось. А что касается монет, то Жабкин признался, что попросту украл их у своего дядюшки. Признался он и в том, что занимался такими кражами довольно давно. Однако, как я уже сказал, этого Жабкина пришлось оставить в покое. Тогда я взялся за одного нумизмата, Глеба Хрусталева. Тут уж я шел как раз от физических данных. Хрусталев занимается спортом, а именно тяжелой атлетикой. Руки у него – как у молотобойца, такими ручищами быку можно шею свернуть. И я некоторое время этого Хрусталева разрабатывал. Он даже в СИЗО у меня успел посидеть, такое он у меня вызывал подозрение. Но потом его пришлось выпустить – выяснилось, что в момент убийства Хрусталев находился на соревнованиях. Я потом еще троих нумизматов проверял, но эти проверки ни к чему не привели. В общем, трудное оказалось дело, настоящий «висяк». И я рад, что полковник передал его тебе. Теперь твоя очередь над ним мучиться.
– Ладно, как-нибудь помучаюсь, – согласился Егоров, принимая объемистую папку уголовного дела.
Теперь ему предстояло спуститься на второй этаж, где в отдельном кабинете работал майор Василий Пчелинцев. Майор встретил Егорова не слишком приветливо, не выказал особой радости по поводу того, что у него забирают дело об убийстве Бориса Соколова. И все-таки капитан отметил, что Пчелинцев не прочь расстаться с этим делом.
– Вот, бери, – хмуро произнес он, передавая Егорову папку с делом – менее увесистую, чем папка Храпченко. – Здесь все, что я успел накопать за два месяца.
– А подозреваемый у вас имелся? – спросил капитан.
– Имелся, а как же! – хмыкнул Пчелинцев. – Нам без подозреваемых никак нельзя. Есть у меня такой книжный маклер, который торговлей книгами занимается, Семен Маркуша. Он часто ходил к убитому, каждую неделю, точно знал, что у того имеется в коллекции. К тому же он знал, какие книги в коллекции ценные, а какие не очень, какие сколько стоят. И наконец, он знал людей, которым можно похищенное продать. Кому же убить, как не ему? Я уже и ордер на его арест у прокурора подписал, но тут пришло распоряжение передать все это дело тебе. Так что арестовывать Маркушу ты сам будешь.
– А физической силы этому книжному червю хватит, чтобы свернуть шею артисту? – поинтересовался Егоров.
– Вот, и ты туда же, – нахмурился Пчелинцев. – Семен Егорович тоже мне такой вопрос задавал.
– И что вы ответили?
– Ответил, что не знаю, я его силу на силомере не измерял. Откуда мне известно, на что этот спекулянт способен, на что не способен? Если у человека приступ жадности, может, у него силы в десять раз больше становятся. Ну, а теперь этот вопрос, насчет его силы, ты сам будешь решать. Все, флаг тебе в руки. А я этот камень с души сбросил.
Два объемистых уголовных дела оттягивали руки; ехать с ними в Сокольники было, конечно, неправильно. И вообще документы должны лежать в сейфе. Поэтому Егоров поднялся в свой кабинет, который он делил с лейтенантом Полозковым. В данный момент лейтенанта не было на месте, кабинет был пуст. Егоров положил бумаги в сейф и уже собрался выйти в коридор, когда дверь открылась и в кабинет заглянул лейтенант Игорь Кузнецов, с которым Егоров так много общался этой ночью.
– Ты здесь? – обрадовался лейтенант. – Хорошо, что я тебя застал. Хотел сообщить новость, я ее только сейчас узнал. Я как раз смену сдал, домой собрался. И тут зашел Пашка Чумаков и сообщил, что, оказывается, вчера в Сокольниках произошло убийство.
– И какая же это новость? – удивился Егоров. – Убийства у нас, к сожалению, случаются довольно часто.
Он это сказал, и в то же время его кольнуло какое-то нехорошее предчувствие.
– Потому что это убийство имеет к твоему расследованию самое непосредственное отношение, – объяснил Кузнецов. – Убит некий Петр Петрович Измайлов, известный меломан и собиратель редких грампластинок. Тот самый Петр Петрович, адрес которого…
– Понял! – перебил его Егоров. – Теперь я понял! Это мой свидетель, на которого я рассчитывал. А подробности ты знаешь?
– Нет, подробностей не знаю, – покачал головой лейтенант. – Знаю только, что туда, на место преступления, поехал лейтенант Позднышев из вашего отдела. Это где-то прямо рядом с парком. Если захочешь, ты их там найдешь. Так что решай, что тебе делать дальше. Ну, а я пошел.
И с этими словами Кузнецов исчез.
Первым побуждением капитана Егорова было немедленно мчаться в Сокольники, увидеть место преступления, узнать подробности… Потом вместе с Позднышевым отправиться на квартиру убитого, провести там обыск… Он даже встал, сделал несколько шагов к двери. И тут передумал. Вернулся к столу, сел и задумался.
«Что мне даст изучение места убийства Петра Петровича и его квартиры? – размышлял капитан. – Да, я уверен, что это убийство – никакая не случайность, что оно прямо связано с убийством Леонидовой. Но ведь покойник мне ничего не расскажет. Возможно, он был убит потому, что знал убийцу Леонидовой – вернее, он знал человека, которому рассказал об ожерелье, купленном певицей. Но теперь он об этом человеке уже не расскажет. С этой стороны мне теперь к убийце не подобраться. К тому же полковник Волков мне не звонил, он не объединил убийство Петра Петровича с тем делом, которое я веду. Убийство Петра Петровича будет расследовать Позднышев. А мне надо заниматься своим делом».
И капитан открыл блокнот и начал изучать записи, сделанные вчера. Вот что ему рассказали люди, работавшие в театре, с ними он беседовал в театральном буфете. А вот это ему сказал старый режиссер Княжевич. Ну да, конечно! Старый режиссер назвал ему имя человека, который был страстным почитателем Леонидовой, ходил к ней за кулисы, встречался с ней, обедал в ресторанах… Этого человека зовут Борис Маркович Шварцман, и вот его телефон. «Вот эту ниточку мне теперь и нужно тянуть!» – решил Егоров, пододвинул к себе телефон и позвонил Шварцману.
После нескольких гудков трубку подняли, и Егоров услышал:
– Шварцман у телефона. Кто спрашивает?
Голос был звучный; такой голос мог принадлежать человеку, который привык часто выступать, говорить с большой аудиторией.
– С вами говорит капитан Егоров из уголовного розыска, – представился оперативник. – Мне необходимо с вами поговорить в связи с гибелью Виолетты Игоревны Леонидовой. Кажется, вы…
– Что?! – прервал его речь крик, раздавшийся на другом конце провода. – Что вы сказали?! Летта погибла?! Этого не может быть!
– А вы не знали об этом? – немного удивился Егоров. Ему казалось, что, поскольку с момента гибели певицы уже пошли вторые сутки, этот факт широко известен. – В таком случае извините, что я так вас огорчил. Тем не менее это факт – Леонидова была убита позавчера, пятнадцатого октября. И мне поручено расследовать это преступление. Мы не могли бы сейчас встретиться?
– Встретиться… Да, конечно… – пробормотал собеседник на другом конце провода. – Я собирался кое-что прочесть к лекции, но это подождет… А где она сейчас? Я хотел сказать: где тело Летты? Ее еще не похоронили? Я хотел проститься…
– Тело Леонидовой в морге, – ответил Егоров. – Когда ее будут хоронить, я не знаю, но думаю, что не завтра, так что вы еще успеете проститься. А сейчас необходимо найти ее убийц. И я надеюсь, вы мне в этом поможете. Вы можете сейчас подъехать на Петровку, в МУР?
– Да, конечно, я приеду, – торопливо ответил собеседник. – Я сейчас…
– Буду ждать, – сказал Егоров.
И он вновь стал изучать свои вчерашние записи и намечать новые направления расследования.
Спустя сорок минут раздался стук в дверь, и в кабинет вошел представительный мужчина лет сорока пяти. Хороший костюм, польский плащ, правильно подобранный галстук – все говорило о том, что перед оперативником предстал человек высокого положения. Его холеное лицо выражало неподдельное горе.
– Моя фамилия Шварцман, – сказал вошедший. – Вы меня вызывали…
– Да, Борис Маркович, вызывал, – ответил Егоров. – Проходите, пожалуйста, плащ можно снять. Садитесь сюда. Сначала несколько формальных вопросов…
Из ответов свидетеля капитан узнал, что Шварцман – доцент, работает в Московском педагогическом институте, преподает математику и астрономию. Был женат, но сейчас разведен, есть двое детей, дочь и сын, оба уже взрослые.
Но вот формальная часть была закончена, и капитан перешел к основной части беседы.
– Вы давно были знакомы с Виолеттой Леонидовой? – спросил Егоров.
– Это сложный вопрос, – ответил преподаватель. – Смотря что считать знакомством. Я был страстным почитателем таланта Виолетты Игоревны уже давно – пожалуй, лет двенадцать. Я посещал все спектакли с ее участием, ходил на концерты, дарил цветы… Долгое время этим и ограничивалось. Но затем мне удалось попасть за кулисы и лично познакомиться с Леттой. Это произошло пять лет назад. Вот этот срок, пожалуй, и надо считать временем нашего знакомства.
– Я знаю, что вы вместе проводили время, бывали в ресторанах…
– Да, Летта любила хорошую кухню, и я старался ее баловать.
– Вы бывали у нее дома?
Тут Борис Шварцман несколько смутился. Видимо, ему не хотелось отвечать на этот вопрос. Но Егоров с нажимом повторил:
– Вы бывали дома у Леонидовой?
– Ну да, бывал… – признался Шварцман.
– У нее не было от вас тайн?
– В каком смысле?
– Уточню вопрос. Вы знали, что она собирает драгоценности?
– Да, конечно, знал. Она это и не скрывала.
– Вы видели ее коллекцию?
– Она мне ее показывала. Я видел ее ожерелья, броши, колье, браслеты, перстни…
– Она говорила, у кого она покупает те или иные вещи?
– Да, историю приобретения некоторых предметов я знаю.
– У нее был какой-то постоянный поставщик? Какой-то торговец драгоценными камнями?
– Нет, как я понимаю, какого-то одного поставщика не было. Летта приобретала вещи у самых разных людей. Понимаете, она ведь покупала не просто драгоценности, а старинные, редкие вещи. А они в комиссионных магазинах на прилавках не лежат. Чаще всего она приобретала вещи у молодых наследников, которым эти драгоценности достались от их родителей или даже дедушек и бабушек.
– Вы знаете, у кого она сделала последнюю покупку – бриллиантовое ожерелье?
– Да, я видел это ожерелье два дня назад – она надела его на спектакль. И рассказала, что купила его у какого-то, как она выразилась, «милого старичка», живущего в Сокольниках.
– Вы знали о существовании тайника с сокровищами? Видели его?
– Да… Тайник был в подзеркальнике…
– Вы бывали в квартире у Леонидовой, проводили там время. Скажите, кого вы встречали в доме у Виолетты Игоревны?
– Чаще других – домработницу Людмилу. Старательная женщина, она была привязана к своей хозяйке, уважала ее.
– А еще?
– Еще… Я встречал этого неприятного молодого человека, племянника Летты…
– Как его зовут?
– Леонид, фамилия Сазонов.
– А почему вы называете его неприятным?
– Потому что он постоянно просил у Летты денег. Или просил замолвить за него словечко, устроить его на хорошую должность…
«И здесь тоже имеется неприятный племянник! – подумал Егоров, вспомнив рассказ капитана Храпченко о расследовании убийства дирижера. – Там был Жабкин, здесь Сазонов…»
– А какую должность хотел получить этот Сазонов? – спросил он. – Чем он занимался?
– Как я понял, в семье родителей Летты все имели какое-либо отношение к театру, – начал объяснять Шварцман. – Сестра Летты, мать этого самого Лени, была актрисой, играла в театре Вахтангова. Леня тоже мечтал об актерской карьере, однако он не унаследовал таланта матери. И он стал работать в театре администратором… Его держат в театре благодаря Виолетте, ибо он пьет.
– А сколько лет этому Лене?
– Точно не знаю, но он, как мне кажется, уже не так молод, ему где-то около сорока.
– Значит, он просил у Леонидовой деньги. И она давала?
– Иногда давала, но чаще отказывала.
– И как реагировал племянник?
– Он начинал злиться, устраивал настоящие скандалы. Начинал ей грозить… Несколько раз мне приходилось вмешиваться, чтобы выставить этого приживалу за дверь.
– Понятно… Но, наверное, только домработницей и племянником список посетителей не ограничивался. Были и еще какие-то люди?
– Да, были люди театра, коллеги Летты. Например, я встречал режиссера Георгия Аполлоновича, встречал подругу Летты, певицу Ганскую…
– Кто-нибудь из этих людей знал о существовании тайника с сокровищами?
Преподаватель развел руками:
– Не знаю… Мы иногда встречались за столом в квартире Виолетты – были такие, знаете, дружеские застолья с участием Георгия Аполлоновича, Ганской, старого режиссера Княжевича… Мы беседовали… Но никогда эти беседы не касались темы драгоценностей, темы ее коллекции. Говорили всегда о музыке, о той или иной постановке, о трактовке ролей…
– Только о музыке… Ладно, Борис Маркович, настало время задать вам нескромный вопрос. Вы были близки с убитой?
Как видно, за время допроса преподаватель успел мысленно приготовиться к тому, что ему зададут этот неприятный вопрос. Поэтому ответил без особого промедления:
– Да, в последний год мы с Леттой были близки.
– У вас были ключи от ее квартиры?
– Да, они у меня с собой.
– Это хорошо, что вы их взяли, – сказал Егоров. – Давайте их сюда.
Он взял у преподавателя связку ключей – такую же, что он уже получил у домработницы Петровой, убрал ее в стол и сказал:
– Хорошо, тогда я задам вам вот какой вопрос. Вы хорошо знали убитую, знали ее друзей, ее образ жизни. Скажите, кто, по-вашему, мог убить Виолетту Игоревну?
Борис Шварцман надолго задумался, потом заговорил – медленно, подбирая слова:
– Чтобы убить из-за бриллиантов, надо кое-что знать об этих камнях. Знать, сколько их, где они лежат… Легче всего узнать об этом было людям театра – они чаще других бывали в квартире Летты. Людям театра – ну, и мне, разумеется. Но из этого не следует, что убийца – один из нас. Конечно, не все музыканты или любители музыки – святые люди. Нет, совсем не так. Но среди коллег Летты, которых я знал, я не вижу ни одного человека, который мог решиться на такой шаг. Домработницу Людмилу я тоже исключаю. Уж скорее я бы подумал на племянника Летты, Леню Сазонова. Вот он мог… Да, он мог. А еще я бы проверил других людей, которые бывали дома у Виолетты, на предмет их причастности к убийству Леонидовой. Им мог быть совсем незаметный человек – вроде… ну, вроде почтальона.
– Вроде почтальона? – повторил Егоров последние слова преподавателя. – Интересная версия. Я подумаю над ней. Пока у меня к вам больше вопросов нет.
Глава 6
Проводив преподавателя, Егоров открыл блокнот, перелистал его, затем достал из сейфа две папки, которые утром туда уложил, заглянул в них. А потом открыл чистую страницу блокнота и наверху написал крупными буквами: «Список подозреваемых». Он решил составить общий список людей, которые могли совершить все три преступления. Он принялся снова листать дела и блокнот, вчитываться в каждую запись. Он работал так около часа, и вот что у него получилось:
«1. Валерий Жабкин, театральный барышник, племянник дирижера Воскресенского. Аргументы за включение в список подозреваемых: хорошо знал квартиру жертвы, имел в нее доступ; крал монеты у жертвы; нуждался в деньгах. Аргументы против: физически слабый, имеет алиби.
2. Глеб Хрусталев, нумизмат. Обладает большой физической силой, мог сломать шею жертве. Однако имеет алиби: в момент убийства находился на соревнованиях.
3. Семен Маркуша, книжный маклер. Отлично знал коллекцию убитого артиста Бориса Соколова, был в квартире своим человеком. Алиби, кажется, не имеет. Обладает ли большой силой, неизвестно.
4. Леонид Сазонов, племянник Леонидовой, человек при театре, пьяница. Мог знать о существовании драгоценностей. Постоянно нуждался в деньгах, устраивал скандалы, если ему деньги не давали.
5. Борис Шварцман, математик, меломан. Самый близкий человек для Леонидовой. Знал, где находится тайник, как его открыть. Знал, сколько в тайнике драгоценностей. Умен, расчетлив. Смерть Леонидовой воспринял как личное горе, но не было ли это горе показным?
6. Георгий Поздняков, режиссер, коллега убитой. Часто бывал у нее дома, знал о коллекции, мог знать о тайнике.
7. Людмила Петрова, домработница Леонидовой. Отлично знала квартиру убитой, видимо, знала о коллекции, могла знать о тайнике. Имела ключи от дверей. Знала распорядок дня певицы, знала, когда она будет одна в квартире. Не обладает достаточной силой, чтобы сломать ей шею».
У Егорова было желание продолжить список, внести в него еще два-три имени коллег Леонидовой по театру, но он не стал это делать. Так можно внести в список подозреваемых всех людей, которые знали троих убитых. Но это не приблизит его к раскрытию преступлений, а, напротив, отдалит – внимание будет распылено, время будет уходить на проверку людей, совершенно не причастных к преступлениям. Нет, надо остановиться и поразмыслить над уже имеющимся перечнем.
Капитан так и сделал. Он прочитал свой список и стал размышлять.
«Ни один из людей, внесенных в мой список, не мог быть убийцей всех троих. А теперь, с учетом убитого вчера ночью меломана Петра Измайлова, и четверых. Люди, знавшие Воскресенского, никак не связаны с кругом общения Соколова и Леонидовой, и наоборот. Но кто-то из этих людей наверняка знает убийцу! Да, такой вывод можно сделать. Надо допросить всех подозреваемых, и в ходе этих допросов появится имя человека, которого я ищу. Он не будет человеком театра, как Сазонов, или нумизматом, как Хрусталев, или книжником, как Маркуша. Но этот человек, убийца, вращается во всех этих кругах. Он не слишком заметен, на него не обращают внимания… Как это сказал Шварцман: «незаметен, как почтальон»? Да, пожалуй. Вот этого «почтальона» мне и надо искать. А начну я… начну, пожалуй, с домработницы Петровой. А потом возьмусь за племянника погибшей, Леонида Сазонова. Надо будет его сегодня же вызвать на допрос. Интересно, есть у него дома телефон? У театрального администратора должен быть».
Егоров порылся в телефонной книге и действительно обнаружил там телефон некоего Леонида Сазонова. Он снял трубку и позвонил. Ждать ответа пришлось долго, наконец трубку сняли, и сиплый голос нетрезвого человека произнес:
– Ну, чего еще? Не могу я сегодня на работу выйти, я же сказал. Горе у меня. Как вы не понимаете?
– Слушайте меня внимательно, Сазонов, – строго произнес капитан. – С вами говорят из уголовного розыска. Я официально вызываю вас сегодня на допрос в связи с убийством вашей тети Виолетты Леонидовой. Вы должны явиться сегодня в тринадцать ноль-ноль на Петровку, 38, в 317-й кабинет, к капитану Егорову. Считайте, что я вам вручил повестку с вызовом. Если не явитесь, мы вас доставим с нарядом милиции.
И, не дожидаясь ответа, он повесил трубку. Он не сомневался, что Сазонов явится к назначенному сроку. Будет проклинать милицию, проклинать все на свете, но явится. А это и требовалось.
После этого капитан нашел в деле данные домработницы Петровой. Телефона у нее не было, так что вызвать ее на допрос, позвонив, было нельзя. Однако она жила не так далеко от Петровки. Егоров снова убрал дела в сейф, взял свой блокнот и отправился искать квартиру Людмилы Петровой.
…Домработница жила в двенадцатиэтажном доме на последнем, двенадцатом этаже. Лифт еле тащился, и Егоров подумал, что он бы, наверно, быстрее поднялся пешком. Но вот наконец он оказался перед дверью, обитой обычной клеенкой. За дверью слышались детские голоса и топот ног. «По крайней мере, ясно, что хозяйка дома», – подумал капитан, нажимая кнопку звонка. За дверью сразу же дружно завопили:
– Мама, звонят! Наверное, это тетя Галя!
– Нет, это у папы работы нет, и он вернулся!
Затем послышались шаги, и дверь открылась. На пороге стояла невысокая худенькая женщина лет сорока. Капитан уже видел ее вчера, в квартире убитой певицы, но видел мельком, он тогда думал о другом. Сейчас, глядя на Людмилу Петрову, он подумал, что она, с ее сложением, ну никак не могла бы свернуть шею своей хозяйке. А еще: если бы Людмила Петрова меньше была бы замотана по хозяйству и больше следила за своей внешностью, она бы выглядела очень даже ничего. «В молодости она, наверное, была очень красива», – подумалось капитану.
– Я капитан Егоров из МУРа, – сказал он. – Мы с вами вчера виделись, помните? Я буду вести дело об убийстве Виолетты Игоревны. И мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Да, я понимаю, – кивнула Людмила. – Пойдемте на кухню, а то в комнате дети кавардак устроили.
Егоров вошел в чистенькую, ухоженную прихожую. Из дверей комнаты на него поглядывали мальчик лет пяти и девочка чуть постарше.
– Этот дядя – из милиции, – объяснила им Людмила. – У нас с ним важный разговор, говорить будем на кухне. Нам не мешать, ясно?
После чего повела гостя на кухню. Здесь было еще чище, все просто сияло. «Как видно, Людмила хорошая домработница, поскольку от природы чистоплотная, – подумалось капитану. – Такой легко поддерживать порядок не только в своей квартире, но и в чужих».
Они сели за стол, покрытый яркой клеенкой, Егоров достал блокнот и задал первый вопрос:
– Давно вы работали у Леонидовой?
– Давно, – ответила Людмила. – Летом семь лет исполнилось.
– Вы знали, что она собирает драгоценности?
– Знала, конечно. Сколько раз видела, как она их перед зеркалом примеряет. То одну вещь наденет, то другую. Она ведь никогда из дома не выходила, чтобы ничего из той шкатулки не надеть. Или ожерелье, или колье, или хотя бы брошь какую, но обязательно наденет.
– Стало быть, вы знали, где Леонидова хранит драгоценности? Знали о шкатулке?
– Да, и это я знала. Она от меня ничего не таила.
– Значит, вы знали, как открывается тайник?
– Нет, вот этот секрет я не знала. Догадывалась, что там надо на что-то нажать. Но я сама никогда доставать шкатулку не пыталась.
– Но знали, что тайник в подзеркальнике?
– Да, знала, видела, как она оттуда достает эту шкатулочку, выносит в зал, все оттуда вынимает. А потом, когда выберет, что нужно, опять прячет.
– А от других Леонидова оберегала свой секрет?
– Смотря от кого. От профессора она не таилась. А другим, конечно, не показывала.
– А кого вы называете профессором?
– Бориса Марковича, конечно, кого же еще. Он для Виолетты Игоревны был самым близким человеком, и от него тайн не было.
– А в целом, как вы считаете, Леонидова была скорее человеком скрытным или, наоборот, доверчивым?
– Я бы сказала, ни то ни другое. Я еще удивлялась ей, когда узнала про ее тайну. Я же не сразу о драгоценностях узнала, где-то на второй год службы. Первый год она от меня таилась, а потом, когда узнала получше, перестала. Я до этого думала, что те, кто собирает сокровища, они все ужасно жадные, неприятные люди. А Виолетта Игоревна такой не была, нет.
– Кто, кроме вас и Шварцмана, знал, где находится тайник?
– Кто знал… Да, пожалуй, никто. Люди, которые из театра к ней приходили – Георгий Аполлонович, Лида Ганская, – они не знали. А другие – тем более.
– Хозяйка при вас вела телефонные разговоры? Скажем, о покупке драгоценностей?
– Да, несколько раз я такие разговоры слышала.
– А она не упоминала имен людей, с которыми разговаривала?
– Наверное, упоминала… Дайте вспомнить…
Людмила Петрова задумалась. Потом тряхнула головой и сказала:
– Знаете, в последний месяц она несколько раз упоминала какого-то Петра Петровича. Да, точно! Она у этого Петра Петровича очень хотела купить ожерелье. И, кажется, купила.
– А раньше, до Петра Петровича, она называла какие-то имена?
На этот раз женщина задумалась надолго. Потом неуверенно произнесла:
– Кажется, весной она вела переговоры с одним человеком. Я слышала имя Александр. Да, Александр Юрьевич. И, кажется, этот Александр Юрьевич имел отношение к книжному миру. Может быть, он какой-то писатель или просто собиратель книг.
– Фамилии этого Александра Юрьевича вы не знаете?
– Нет, фамилию Виолетта Игоревна никогда не называла.
– А что она хотела у этого Александра купить?
– Кажется, серьги. Да, точно, речь шла о бриллиантовых серьгах, очень старинных и дорогих.
– Кто еще бывал в доме Леонидовой, кроме вас и ее близких друзей? Постарайтесь вспомнить всех, даже случайных людей.
– Всех, кто бывал? Ну, почтальоны приходили… Ей после каждой премьеры присылали телеграммы… поздравляли…
– А почтальон мужчина или женщина?
– Женщина какая-то. Я ей обычно открывала. Но как ее зовут, я не знаю.
– Понятно. А еще кто приходил?
– Весной слесаря вызывали, кран на кухне чинить… Еще врачи приходили…
– Какие врачи? Леонидова болела?
– Нет, к счастью, она не то что болела, но, понимаете, с возрастом человек чувствует себя хуже… Начинает больше заботиться о своем здоровье. И Виолетта Игоревна договорилась с одним врачом из какой-то известной больницы – чуть ли не из Склифосовского, – чтобы он регулярно приходил и ее осматривал. И тот раз в месяц приходил. А еще он велел, чтобы каждую неделю приходила медсестра, измеряла давление и делала какие-то уколы.
– А как звали врача?
– Врача, врача… Подождите… Сейчас… Да, вот, вспомнила! Его звали Святослав Игоревич! Но из какой он больницы, хоть убейте меня, не знаю.
– А кто он по специальности – хирург, терапевт, кардиолог или еще кто-то?
– И этого не знаю.
– А медсестру как звать?
– Лена… Да, и еще этот Святослав Игоревич рекомендовал Виолетте Игоревне сеансы массажа. И она искала массажиста…
– Так она нашла массажиста или нет?
– Кажется, нашла.
– А на массаж она куда-то ездила или массажист к ней в квартиру приходил?
– Вот этого я не знаю. Виолетта Игоревна мне об этом не говорила, и я никакого массажиста у нас никогда не видела.
– Так, а еще кто был, кроме врача и медсестры?
– Нет, больше никого не было. Вот тут у нас часто всякие прощелыги звонят, деньги просят. Так что я детям велю никому дверь не открывать, а когда меня нет дома, то и не отвечать на звонки. А в доме, где Виолетта Игоревна жила, такого нет. Там на двери подъезда специальный замок стоит, называется кодовый. Да что я вам рассказываю – вы сами там были, сами знаете.
– Да, о замке в подъезде я знаю… А скажите, Люда, что вы думаете о племяннике Леонидовой Лене Сазонове? Ведь вы его знали, верно?
Женщина с сожалением покачала головой:
– Да, знала, конечно, как не знать! Даже странно, что вы о нем раньше не заговорили. Вот кто у нас в доме часто бывал, так это он. Каждый месяц являлся, а иногда и чаще.
– А с какой целью он приходил?
– Да уж известно, какая у него цель! У таких людей цель всегда одна – денег получить, да побольше. Какие он скандалы Виолетте Игоревне закатывал! Она даже несколько раз собиралась милицию вызвать, чтобы его утихомирить. Но до этого не доходило – он сам уходил.
– А Леонидова давала племяннику деньги?
– Да, давала. Вот я бы ни за что не стала давать! Ведь это все равно как пьянице водку дать. Но Виолетта Игоревна его жалела. Я даже думаю, он ей был близок, почти как сын. Детей-то у нее самой не было…
– Как вы думаете, мог Сазонов убить свою тетку?
Людмила не сразу смогла ответить на этот вопрос. У нее на глазах выступили слезы, она молча, ничего не говоря, качала головой. Наконец выговорила:
– Хотелось бы сказать: «Нет, не мог!» Но не скажу. Мне самой эта мысль сразу пришла, как только я Виолетту Игоревну вчера нашла мертвую. Я сразу подумала: «Это он, Ленька!» Да, он мог убить. Вообще-то он добрый, чувствительный, музыку очень хорошо понимает и человека понять может. Но если разозлится, в раж войдет – тогда держись. Он в руках себя не умеет держать. Вот так, от злости – мог убить.
– А он знал, где находится тайник?
– Не знаю… Вряд ли… Не думаю, чтобы Виолетта Игоревна ему о тайнике говорила. А сам он никогда бы не догадался. Он, знаете, не из сметливых.
– Значит, кроме Сазонова, вам никто на ум больше не приходит? Других кандидатов в убийцы у вас нет?
– Нет, про других я не знаю.
– А скажите, Люда, вы никогда не слышали о таких людях: Валерий Жабкин, Сергей Хрусталев и Семен Маркуша?
– Хрусталев, Маркуша… Нет, я таких не помню. А кто это?
– Неважно. Виолетта Игоревна никогда не упоминала этих имен?
– Нет, не помню такого…
– Скажите, а когда в квартире звонил телефон, кто первый снимал трубку – вы или Леонидова?