Зло, которое творят люди Дациери Сандроне

– Хорошо, прервись пока. Сначала мне понадобится новое исследование, чуть посложнее.

Самуэле протер линзы очков амарантовой тряпочкой.

– Простите, госпожа адвокат, но я веду два процесса и чудовищно отстаю. – Он снова надел очки, как раз вовремя, чтобы увидеть выражение ее лица. – Понял, вас это не интересует. Но остальные мои повелители придут в ярость.

– Я потом с ними поговорю… Послушай… – Франческа с трудом заставила себя вслух заговорить о том, что казалось ей больными фантазиями. – Мне нужно, чтобы ты провел небольшое исследование в отношении пропавших девушек – несовершеннолетних девушек от шестнадцати до семнадцати лет, которые, возможно, были убиты, но чьи смерти никто не расследовал или расследовали плохо. Ограничься теми, которые пропали между Ломбардией и Эмилией-Романьей, особенно если несколько месяцев спустя их обнаружили в реках.

– За какой период? – в замешательстве спросил Самуэле.

– За последние тридцать лет.

– Госпожа адвокат… простите, уж не ищете ли вы связь между вашей племянницей и печально известным Речным монстром?

Франческа несколько мгновений молчала.

– Что ты об этом знаешь?

– Контини – наша местная гордость, а вы защищали его, я видел в групонах. А ваша племянница – ровесница жертв заправщика… Простите, зря я это сказал.

– Действительно зря. – Франческа холодно посмотрела на него. – Если не хочешь, чтобы твоя стажировка закончилась, ни с кем не обсуждай эту историю.

– Послушайте, я не трепло, – встревоженно сказал Самуэле. – Значит, это правда? Вы ищете нового Окуня?

– Не факт, что нового. Возможно, Контини не был убийцей…

– Если не ошибаюсь, на него указывали физические улики. Нижнее белье жертвы и окровавленный нож…

– Перечитав досье, я задаюсь вопросом, как вообще были приняты эти улики. Нашли их случайно при обыске по подозрению в хранении наркотиков, и никто так и не провел анализ земли из горшка, где они были спрятаны. К тому же Кристину, девушку Контини, задушили, как и остальных жертв. При чем здесь нож?

– Может, он взял немного крови в качестве сувенира. Иногда серийные убийцы так поступают.

– Так делал Декстер[18]. Я тоже смотрю «Нетфликс».

Самуэле покраснел:

– Но почему его приговорили, если не было высокой степени вероятности вины?

– Контини был наркоманом, встречался с несовершеннолетней и никому не нравился. Он был из тех, кто может убить кого-то в драке – возможно, даже девушку, но не трех. Три – это патология.

– Многие социопаты хорошо это скрывают. Они не испытывают тех же чувств, что и все, но имитируют их, чтобы манипулировать людьми.

– Я была молода и глупа, но не настолько, – покачала головой Франческа.

– Вы могли бы поговорить об этом с окружным прокурором Металли…

– Сначала я должна понять, реальна ли такая возможность. Плевать, что обо мне подумают, но я не хочу, чтобы следствие теряло время на мои фантазии. У меня нет никаких доказательств, что Контини действительно был невиновен, а настоящий монстр до сих пор остается на свободе. Поэтому я и прошу тебя немного покопаться в данных. Ты хорош в исследованиях, все здесь говорят мне, что тебе больше нравится работать в бэк-офисе, чем ходить в зал суда.

– Да, это правда, я люблю собирать из кусочков единую картину. Но вы ведь понимаете, что в Италии каждый день пропадают тридцать пять несовершеннолетних…

– И что находят только одного из трех, – продолжила за него Франческа. – Но все-таки ты можешь это сделать. Свяжись с межведомственным центром обработки данных, козырни названием конторы и запроси актуальные данные.

– Если таковые существуют.

– Что ты имеешь в виду?

– Ввод данных зависит от усмотрения отдельных агентов, и не каждый хочет возиться, особенно если пропавшие – наркоманки, иммигрантки или родом из бедных семей. И даже когда расследование открывают, если что-нибудь быстро не всплывает, оно закрывается, и собранные данные ложатся под сукно.

– Система такая, какая она есть, ты привыкнешь.

Джерри вернулся в «убежище», бросил ботинки и одежду в ведро с хлоркой, принял душ, переоделся и, на этот раз прихватив с собой всю свою стаю, снова отправился к ювелирам.

– Мы не можем с уверенностью сказать, тот ли это кусок ПВХ, но состав совпадает с найденным на осах, да будет благословенно имя Божье за помощь, которую Всевышний оказал нам, – сообщил Иммануил.

– А вы знаете, какое транспортное средство было им обклеено?

– Модель – нет, но я нашел следы красной краски для грузовых автомобилей. Точное название – «Красная эмаль 169».

– Кто знает, для скольких машин ее использовали…

– Только для грузовиков «фиат» двухтысячного года выпуска. Они меняются каждый год.

– Мне этого достаточно, – сказал Джерри.

Джерри заглянул поужинать на веранду трактира, пока стая паслась во дворике, за исключением Алеф, не отходившей от него ни на шаг. Он перекусил сэндвичем, который показался ему весьма сомнительным, и пивом, затем взял айпад и поискал веб-камеры в северном направлении. Таковых нашлись две: в мебельном магазине и в школе дизайна.

Он запустил запись первой – архив за последний месяц, – и в 15:35, согласно тайм-коду, на ней показался красный фургон. Ни водителя, ни номерного знака не было видно.

Однако вторая веб-камера, расположенная в трех километрах к северу, никакого фургона не показала. Джерри проверил маршрут автовоза, который на первой записи проехал почти одновременно с «красной эмалью», и увидел, как он своевременно появился снова десять минут спустя. Он собрал стаю, раздал печенья и ласки, затем двинулся в том же направлении в поисках дорог, на которые мог свернуть похититель Амалы.

Он обнаружил виадук, стройплощадку и несколько проселков через поля, а затем перегороженная дорога вызвала у него сильный зуд в затылке. Вот он, его знак. Ее закрывал шлагбаум с табличкой «Частная собственность», оба ржавые и пыльные, но навесной замок, запиравший шлагбаум, валялся посреди грунтовки.

Джерри оставил «вольво» и, сопровождаемый стаей, направился по тропинке через кукурузное поле. Оранжевое небо рассеивало бледный свет, отбрасывающий мимолетные тени среди готовых к уборке початков, но собаки не бросались на них. Они поняли, что время для игр миновало, еще раньше, чем их хозяин.

Джерри подошел к старому кладбищу, где уже стемнело, и увидел у входа троих мужчин прежде, чем они заметили его. Он спрятался в поле, и стая припала к земле рядом с ним. Мужчинам было лет по тридцать, все трое спортивного телосложения и в пиджаках.

– …сюда? – спросил один, отмахиваясь от полчищ комаров.

– Охраны здесь нет, – ответил другой. – По субботам приходит сторож, чтобы совершить обход, а по воскресеньям – день посещений. В остальное время здесь безлюдно.

Троица открыла калитку и вошла на кладбище, их голоса стихли.

Джерри приказал собакам оставаться на месте и приблизился, спрятавшись за статуей архангела Гавриила. Выглянув между мраморных крыльев, он увидел «красную эмаль», припаркованную среди кипарисов. Необычное укрытие, безопасное для того, чтобы перенести девушку из одного транспортного средства в другое, но обреченное вскоре быть обнаруженным. Похититель Амалы не собирался больше использовать фургон.

Джерри переместился за гранитное надгробие супружеской пары с крестообразным отверстием на уровне его ушей.

– …пригонят грузовик с лебедкой, и мы его погрузим, – говорил один из мужчин.

– Не лучше ли сделать все здесь? – спросил другой.

– Все-таки это кладбище, хотя и закрытое. Время от времени кто-нибудь приходит прибраться, и мы не знаем когда. Оставайся и жди, ладно? Если возникнут проблемы, звони.

– Конечно…

– Значит, договорились. Мы уезжаем сопровождать грузовик.

– Если найдете табачную лавку, купите мне пачку «Кэмела».

Двое качков сели в мощный автомобиль и уехали. Третий сунул в рот сигарету, роясь в карманах в поисках зажигалки. Джерри взял его шею в захват сзади и упал вместе с ним.

Мужчина попытался дотянуться до пистолета в кобуре на поясе, но его движения были слабыми и неловкими. Он потерял сознание.

Джерри вывернул его карманы. Он нашел удостоверение частного охранного агентства «Цапля», разрешение на ношение оружия, швейцарский ножик, бумажник с сотней евро и мелочью и пачку пластиковых стяжек. Джерри забрал сотенную купюру и нож и, связав ему запястья и щиколотки стяжками, сказал ему на ухо:

– Я знаю, кто ты. Бросай эту работу, иначе я приду за тобой и убью тебя и твою семью. Не пытайся на меня посмотреть и не шевелись, пока я не уйду.

Мужчина перестал брыкаться. Джерри взял его мобильник, чтобы воспользоваться им в качестве фонарика.

Замок водительской дверцы «красной эмали» был взломан, следы взлома имелись и на ключе зажигания. Фонарик осветил выдраенную приборную панель, пустой бардачок, начищенный руль. В кабине все еще стояла вонь отбеливателя.

Он открыл двигательный отсек, и, когда поднял капот, в воздух поднялась туча ос. Ко внутренней стороне капота было прикреплено маленькое сероватое гнездо неправильной формы, похожее на шляпку гигантского гриба. Сбив его камнем, Джерри вытащил липкий от масла корпус фильтра. Он вернулся к связанному мужчине, разрезал стяжки на его запястьях, снял с него пиджак, чтобы завернуть фильтр, а затем связал его снова. Тот не оказал никакого сопротивления.

Он попробовал загрузочную дверь, и она легко отперлась. В памяти всплыл обрывок осознанного сна; сцена была настолько похожей, что он не удивился бы, обнаружив, что там заперта женщина-насекомое. Но внутри было пусто и чисто.

В свете фонарика виднелись матовые следы на внутренних лонжеронах. Призраки длинных полосок скотча. «Пластиковые листы, – подумал он. – Отбеливатель. Никаких органических следов».

Джерри медленно повел лучом, обнаруживая целую вселенную царапин, покрывающих все внутренние стены фургона, защищенные пластиковыми листами. Он тщательно осматривал кузов, освещая бесчисленные отметины, оставленные на стенах, когда почувствовал привычный зуд в затылке.

«Что это?»

Он сел на пол, внимательно водя фонариком от стены к стене и стараясь освободить разум. «Ты ничего не ищешь, – сказал он себе. – Оставайся открытым». Однако на этот раз трюк не сработал – досадно, но он не хотел портить момент.

Джерри вернулся к связанному мужчине, помог ему подняться и заставил вприпрыжку проскакать на безопасное расстояние. Потом взял одну из пластиковых бутылок, из которых старухи поливают цветы на могилах, забрался под фургон, открепил топливопровод и наполнил ее бензином, оставив его стекать в лужу на траве. Затем облил из бутылки грузовой отсек и, бросив туда пару охапок хвороста, поджег их зажигалкой.

Огонь тут же занялся, и Джерри еще несколько мгновений постоял, любуясь языками пламени, облизывающими и чернящими кузов. Зуд стал очень сильным. Он вернулся, чтобы взглянуть сквозь пламя, и наконец ясно увидел то, что заметил инстинктивно. Черный дым оставлял копоть на листовом металле, подчеркивая каждую отметину и царапину. На секунду, прежде чем дым превратился в непроницаемое облако, на нижнем краю одной из внутренних стен проявилась выявленная пеплом надпись, криво начерченная чем-то острым.

Это были инициалы: СВ.

Вместе с ужином – супом, плавлеными сырками и крекерами – Амала получила несколько старых детских книг, о которых никогда не слышала, но которые немного ее утешали. Без Интернета, телевизора и мобильника ей нужно было чем-то заполнить огромные отрезки времени в этом подвале, особенно теперь, когда парализующий ужас слегка отступил. Своими твердыми обложками и суперобложками с примитивными иллюстрациями эти издания походили на книги с уличных развалов. Одна называлась «Шиворот-навыворот»[19] и рассказывала о мужчине, поменявшемся телами со своим сыном, другая – «Застенчивая Виолетта»[20]. Обе были настолько зачитанными, что страницы покрылись пятнами или истерлись, а то и вовсе отсутствовали, а устаревший язык авторов немного навевал скуку, но когда Амале удавалось пробежать глазами две страницы подряд, она на краткие мгновения забывала, где находится. Однако разбирать буквы и слова под тусклыми светодиодными полосами было тяжело, и, когда свет из вентиляционных отверстий померк, она прекратила чтение.

Отложив «Виолетту», она снова задумалась о стоке уборной и о том, что может скрываться под полом. Если это канализационный коллектор или сток под открытым небом, она могла бы через него выбраться наружу. Оставалась проблема с тросом, но, если найти что-нибудь твердое и острое, например край железной трубы, его можно было бы постепенно отпилить.

Амала дотронулась до крюка в своей лопатке: марля вокруг него снова промокла, и, понюхав пальцы, она почувствовала неприятный запах.

«Если я как можно скорее его не отцеплю, то умру от заражения крови».

Завернувшись в одеяло, она дотащилась до уборной по самому длинному пути, который оставлял ей дополнительные полметра свободы на привязи, и, запершись в кабинке, снова покачалась на турецком унитазе, пытаясь поднять его как можно выше. Когда ей это удалось, она воткнула кусочек картонного подноса в зазор, чтобы он не закрылся. Те же манипуляции она повторила с краю унитаза, пока зазор не стал достаточно большим, чтобы просунуть пальцы и рвануть изо всех сил. Керамическая чаша накренилась градусов на двадцать, а затем застопорилась. Амала заглянула под нее, но ничего не смогла увидеть, и, вместо того чтобы поднимать унитаз, она попыталась повернуть его, используя сточную трубу в качестве оси. Преуспев, она поставила край унитаза на пол, а потом свернулась калачиком, упираясь ногами в гибкую пластиковую стену кабинки, и просунула внутрь руки до самых костяшек. Пальцы погрузились в густой, липкий слой грязи и нечистот, от которого исходила ужасная вонь.

Накатил приступ тошноты, но она подавила его и погрузила в эту гадость руки по запястья, коснувшись железной трубы.

Что-то поползло по ее руке, и она стряхнула это и смыла гадость под струей воды. В стоке с жужжанием исчезла трехкрылая, безногая оса.

Амала размяла ноющие мышцы и снова свернулась калачиком, до предела натянув трос и чувствуя, как винты трутся о ее кости. Сточная труба исчезала в бетонной плите, но, пошарив под турецким унитазом, она обнаружила отверстие размером с кулак, за которым, похоже, была пустота. Температура там была холоднее, и ей показалось, что она ощутила на коже дуновение ветра.

Вряд ли за преградой находилось открытое пространство, но возможно, там есть какое-то соединение. Орест или его работники сдвинули плиту, чтобы установить туалет, закрыв предыдущее отверстие, но справились с задачей неидеально. Требовалось что-нибудь, чтобы сломать плиту. Амала нащупала трещину в бетоне шириной с ее ладонь, но, потянув, добилась только легкого подрагивания. Отломив достаточно большой кусок, она могла бы защититься им от маньяка, даже если бы ей не удалось каким-то образом выбраться через отверстие. «Намажь меня мазью», – попросит она, а когда он подойдет поближе, она резко развернется и ударит его по голове. Оставалась проблема, как сбежать. Если она не придумает, как отцепить трос, то умрет от голода рядом с трупом своего тюремщика.

Ей вспомнились выпуски «Еженедельных головоломок» с незаконченными кроссвордами, которые отец вечно бросал в туалетах дома (мама разгадывала только кроссворды в The New York Times). Иногда там печатали карикатуры с бородатыми узниками, подвешенными к стенам средневековой темницы среди скелетов. Теперь они уже не казались такими забавными.

Когда она сменила позу, чтобы дать отдых мышцам ног, привязь провисла и зацепилась за зазор под унитазом. Амала начала доставать ее, чтобы та не защемилась, но на середине жеста остановилась и подползла по полу на животе поближе к дыре: изгиб привязи опускался в сток. Амала сложила из него своего рода петлю и закрепила за бетонный выступ. Чтобы трос не дернул за лопатку, она обернула его вокруг руки, а затем уперлась ногами и потянула. Сначала ничего не происходило, потом что-то хрустнуло, и кусок бетона отвалился, высвободив трос. Амала упала навзничь, ударившись раной, и до крови прикусила губу, чтобы не закричать, но хотя она снова пролезла рукой в отверстие, ухватить камень так и не смогла. Она услышала, как он отскочил от металлической трубы, а затем шумно покатился, как будто упав на наклонную металлическую поверхность.

Испугавшись, что эти звуки могли донестись до Ореста, она поднялась на колени и поскорее поставила чашу унитаза на место. Прежде чем она успела ее задвинуть, из дыры под ней раздался душераздирающий крик.