Черный Красавчик Сьюэлл Анна

— Ну, красавцы мои! — услышал я родной голос Джеймса. — Просыпайтесь и пошли отсюда скорее. Пора, пора, милые!

Джеймс говорил так весело и спокойно, что у меня сразу же отлегло от сердца. «Если ему не страшно, значит, нам всем ничего не грозит», — решил я. С этого момента я просто слушал его приказания и старался их в точности выполнить.

— Давай, Красавчик, — приговаривал Джеймс. — Сейчас наденем уздечку и быстренько выберемся из этого пекла.

С этими словами Джеймс снял с себя шейный платок, осторожно повязал его мне на глаза и, по-прежнему говоря что-то ласковое, вывел меня на улицу.

— Эй, подержите-ка кто-нибудь моего Красавчика! — снимая платок с моих глаз, крикнул он. — Мне надо вывести еще одну лошадь.

Он поручил меня заботам широкоплечего мужчины высокого роста и снова исчез в конюшне. Я заржал ему вслед. Мне было очень за него страшно.

Во дворе собиралось все больше людей. Одни наблюдали. Другие, боясь, как бы пламя не охватило каретный сарай, спешено выкатывали на улицу экипажи. Третьи стерегли лошадей, которых уже успели вывести из конюшни. Все окна гостиницы, которые выходили во двор, были распахнуты. В них тоже виднелись люди.

Я внимательно следил за входом в конюшню. Дым внутри становился гуще, всполохи пламени были все ярче, и мне опять стало страшно.

— Джеймс! Джеймс Ховард! Где ты? — услыхал я вдруг совсем рядом голос мистера Гордона.

Сквайр остановился совсем рядом с конюшней.

— Джеймс! Джеймс! Ответь мне! — вновь закричал он.

В это время из конюшни послышался оглушительный грохот.

«Все кончено! Бедный Джеймс!» — скорбно заржал я. Но всего секунду спустя в моем голосе уже не было ни одной грустной ноты. Потому что в дверях конюшни окутанные густым едким дымом появились Горчица и Джеймс!

— Мой мальчик! Да ты у нас настоящий герой! — воскликнул хозяин. — Надеюсь, не ранен?

Джеймс улыбнулся, кашлянул и отрицательно покачал головой.

— Таких смельчаков, как он, поискать, — с восхищением произнес высокий мужчина, который меня стерег.

— Совершенно с вами согласен, — с гордостью ответил сквайр Гордон. — А теперь, — повернулся он к Джеймсу, — выводи лошадей со двора.

Мы уже подошли к арке, которая выходила на площадь, когда из нее с шумом и грохотом вылетела повозка красного цвета. Везли ее две сильные лошади.

— Пожарные! Пожарные едут! — закричали в толпе.

Пламя уже плясало над крышей конюшни. Соскочив со своей повозки, пожарные принялись за работу. Больше я ничего не видел. Хозяин и Джеймс быстро вывели нас с Горчицей на площадь. За аркой оказалось неожиданно тихо. Лишь время от времени мой чуткий слух в ночи улавливал отдаленные крики. На небе ярко сияли звезды.

На другой стороне рыночной площади находилась другая гостиница. Сквайр Гордон отвел нас туда. Вызвали конюха. Едва тот появился, хозяин сказал Джеймсу:

— Оставайтесь тут, а мне нужно вернуться. Миссис Гордон, наверное, очень волнуется.

Я смотрел сквайру Гордону вслед. По-моему, прежде он никогда не двигался с такой быстротой. Итак, ужасы этой ночи были для нас позади. Однако отнюдь не для всех лошадей пожар в конюшне закончился столь счастливо. Прежде чем меня и Горчицу завели в денники на новом месте, мы услыхали ужасные вопли. Мы сразу все поняли. Это последний раз взывали к людям о помощи лошади, которых не смогли вывести из горящей конюшни. Вот почему, несмотря на прекрасное обхождение конюха в новой гостинице, остаток той ночи мы с Горчицей провели с тяжелыми чувствами.

Наутро хозяин пришел нас проведать. Он долго беседовал с Джеймсом. Мы разобрали не все слова, но нам было ясно, что сквайр Гордон не скупится на похвалы нашему молодому кучеру. Джеймс от радости покраснел, рот его растянулся в улыбке.

— Мы решили остаться тут еще на один день, — объявил под конец Джеймсу сквайр Гордон. — Жена моя очень нервничала всю ночь. Теперь она чувствует себя совершенно разбитой. Ей надо как следует отдохнуть. Так что до завтра отдыхай, Джеймс.

Конечно же Джеймс первым делом пошел разузнать о вчерашней трагедии. Вернувшись, он рассказал все конюху.

— Первоначально никто не мог разобраться в причинах пожара, — говорил наш Джеймс. — А после один человек вспомнил, что видел вчера вечером Дика Тоулера. Тоулер, покуривая, зашел в конюшню, а когда вышел, трубки в его зубах уже не было. Тут у помощника конюха тоже в памяти всплыло, что Тоулер поначалу курил. Потому помощник-то и потребовал у него вынуть трубку изо рта, когда тот на чердак за сеном отправился. Дик Тоулер, конечно, не вынул, только ни в чем не признался. Но и без всяких признаний теперь все стало ясно.

Мы с Горчицей слушали и возмущались. Можно ли таким, как этот Дик Тоулер, доверять жизнь лошадей! Наши конюхи Джон и Джеймс ни за что бы не стали курить в конюшне. И никого другого с трубкой или сигарой ко входу в конюшню близко не подпустили бы. Даже самого сквайра Гордона.

Самое печальное Джеймс сообщил конюху под конец. От конюшни остались одни лишь стены. Крыша и балки рухнули. Под ними сгорели заживо две прекрасные лошади.

Глава XVII

ЧТО РАССКАЗАЛ ДЖОН МЕНЛИ

На следующее утро мы были снова в дороге. Больше никаких происшествий нас не подстерегало, и к вечеру мы добрались до друзей хозяина. Меня и Горчицу устроили в чистых, уютных денниках. Пожевывая овес, мы слушали беседу Джеймса и местного конюха. Он оказался очень приятным и доброжелательным человеком. Услыхав, как Джеймс выводил меня и Горчицу из конюшни во время пожара, конюх друзей сквайра Гордона с большим уважением произнес:

— Да ты, молодой человек, просто мастер! Я-то уж точно знаю, какой это труд — вывести лошадь из конюшни, когда разразится пожар или, там, наводнение. Сколько их в денниках ни есть, они все дружно сопротивляются выходу. Тут от конюха нужно много сообразительности и доверительного отношения с лошадьми.

Сквайр Гордон с женой провели в гостях у друзей два дня. Еще два дня ушло на дорогу, и мы, наконец, возвратились домой. Встреча с Джоном нас очень растрогала. Мы все по нему очень соскучились. Впрочем, он по нас — тоже. Лицо у него прямо светилось от радости.

Нас с Горчицей завели в денники, а Джон и Джеймс остались в конюшне чуть-чуть побеседовать.

— Вы случайно не знаете, кого собирается взять хозяин на мое место? — спросил Джеймс.

— Маленького Джо Грина. Того, что в сторожке живет, — отозвался Джон.

— Джо Грина? — отер ладонью пыль с рукава Джеймс. — Да он же совсем ребенок!

— Ему уже четырнадцать с половиной! — возразил конюх.

— Никогда не подумал бы! — удивился Джеймс. — Рост у него просто какой-то…

— Правильно, — кивнул головой Джон. — Рост не самая сильная его сторона. Но ты как-нибудь посмотри, какой он проворный в работе. Еще у него душа очень добрая и попасть он сюда сильно хочет. И наш сторож, его отец, тоже считает подобный выбор судьбы для своего сына завидным. Хозяин к Джо расположен. Вот мы с мистером Гордоном и условились. Я беру Джо на испытание. Если за шесть недель я увижу, что он мне совсем не подходит, сквайр Гордон найдет другого помощника.

— Шесть недель! — недоуменно уставился на конюха Джеймс. — Да вы его за шесть месяцев всему не обучите. Ну и работы же у вас теперь будет!

— Пожалуй, ты прав, — услышали мы с Горчицей смех Джона. — Работа меня всю жизнь по пятам преследует. Зато мне не скучно.

— Мистер Менли! Какой же вы добрый! — воскликнул Джеймс. — Хотел бы я походить хоть немного на вас!

— Не очень-то обязательно походить на кого-то, кроме себя, — немного смутился Джон. — Но ты, мальчик мой, скоро уходишь от нас в большой мир, и, пожалуй, мне надо все-таки поделиться кое-чем из собственной жизни. Мне исполнилось столько же, сколько Джо Грину, когда отца с матерью унесла лихорадка. Они болели всего десять дней, а потом умерли. Мы с хромоногой сестренкой Нелли остались сиротами. И ни единого родственника на этом свете, чтобы помочь! Я работал на ферме, но моих денег едва хватало на еду одному. Нелли уже хотели отправить в приют. Тут и вмешалась в нашу судьбу миссис Гордон. Она разыскала одну такую вдову, миссис Мэллет, и сняла у нее для моей сестры комнату. Потом миссис Гордон нашла для Нелли работу. Сестренка моя начала по заказу вышивать и вязать. Когда сестренка здорова, она это делает. А как сляжет в постель, хозяйка распоряжается всякую работу ей прекратить и посылает ей на дом еду повкуснее, а заодно всякие там подарочки — для радости. Недаром же Нелли зовет миссис Гордон своей второй матушкой и хранительницей! Вскоре моя судьба тоже определилась. Тут уж сам сквайр постарался. Он нанял меня в помощники старому Норману, который тогда возглавлял все на этих конюшнях. Жалованья мне положили в неделю три шиллинга. На это я мог сам прокормиться и сестренке помочь.

Я сейчас как вспомню себя тогда, сочувствую старому Норману. Вид у меня был совсем неважный. И обращения с лошадьми тоже никакого не проявлялось. Норману в его годы куда больше бы подошел в помощники опытный конюх. Но он со мной мучился, прямо как с родным сыном, и целиком передал мне свое умение. Через пять лет старик умер. А меня хозяин определил заместо него. Теперь у меня самый высокий заработок среди всех конюхов в графстве. Я не только живу хорошо, но и откладываю на старость. И Нелли моя ни в чем не нуждается. Теперь, думаю, Джеймс, тебе ясно, отчего я не отказался от Джо из сторожки? Даже будь он еще незаметнее ростом, и тут бы его испытал! Конечно, без тебя мне трудно придется и скучно немного, — опустил вдруг голову Джон, — но из мальчишки, возможно, сделаю человека. Знаешь, я рад, когда хоть что-то выходит по-доброму.

— Да, мистер Менли, — задумчиво произнес Джеймс. — Уж вы-то совсем не из тех, кто кидает дрова только в свой очаг.

— Не из тех, — кивнул головой Джон. — Мне становиться таким не стоит и пробовать. Как подумаю, что сделалось бы со мной и Нелли без сквайра Гордона с его доброй женой, и охота для себя только жить сразу пропадает. А Черный Красавчик с Горчицей, по-твоему, тут бы сейчас стояли, если бы ты о себе слишком думал? — внимательно поглядел конюх на Джеймса. — Может быть, для кого-то кидать дрова только в свой очаг и спокойнее. Но мне так не нравится. И тебе, видимо, не подходит.

— Точно! — громко захохотал Джеймс.

Глаза его вдруг заблестели, и он с дрожью в голосе проговорил:

— Знаете, мистер Менли, лучше вас друга у меня нет и родной вы для меня не меньше, чем матушка. Пожалуйста, не забудьте меня, даже когда я уеду на новое место.

— Вот уж забыть тебя мне никак не удастся! — воскликнул Джон, и на глазах его тоже блеснули слезы. — Смотри у меня! Если чего понадобится, в ту же минуту мне сообщи. И вообще, я всегда для тебя тут есть.

На другой день в конюшню явился Джо. Он хотел хоть чуть-чуть поучиться у Джеймса. Тот сперва показал новичку, как подметать конюшню. Затем Джо поручили носить солому и сено. А вскоре он уже чистил упряжь и мыл экипажи. Джо очень хотелось ухаживать за лошадьми. Но для меня и Горчицы он был слишком маленького роста. Тогда наш умница Джеймс выбрал для его обучения Меррилегса. Джо оказался таким смышленым, что через несколько дней Джон полностью поручил серого пони его заботам. Меррилегс поначалу очень сердился.

— Как это можно доверить судьбу благородного пони какому-то начинающему ученику! — возмущенно сказал он однажды мне.

Две недели подряд Меррилегс ходил страшно надутый. А потом вдруг признался мне по секрету, что был не совсем прав и теперь считает этого юношу не безнадежным.

Наконец наступил день отъезда нашего Джеймса. Он был очень расстроен.

— Прямо не знаю, как буду там жить! — делился он с Джоном. — Все из живых существ, которые дороги мне, остаются здесь. И ты, Джон, и матушка, и сестра Бетси, и мой серенький друг Меррилегс, и остальные прекрасные лошади, и хозяин с хозяйкой. А к кому я там попаду, совершенно неизвестно. Конечно, у нового моего места будет больше почета. И денег я стану посылать матушке много. Но мне куда больше хотелось бы остаться с вами на целую жизнь!

— Я тебя понимаю, мой мальчик, — с сочувствием отвечал старший конюх. — Если бы ты сейчас радовался, я просто глазам бы своим не поверил. Только горевать больше не следует. Хозяин определил тебя в хорошие руки. Там новые друзья обязательно заведутся. И умение свое с лошадьми в настоящем размере проявишь. Не каждому в твои годы такая честь достается.

Джон еще долго говорил с Джеймсом. Наконец молодой человек почти успокоился. Мы попрощались, и он уехал. После этого тосковать стали мы, а больше всех — Меррилегс. У него даже пропал аппетит. Тогда Джон стал вместе со мной брать его на прогулку. На ходу мы с Меррилегсом беседовали на разные темы. После этого серый пони съедал все, что ему полагалось на ужин.

Новый наш мальчик Джо день ото дня работал все лучше. Его отец из сторожки тоже часто приходил помогать. Оказалось, и он с лошадьми обращаться умеет.

Глава XVIII

ЗА ДОКТОРОМ

Всего через несколько дней после отъезда Джеймса меня разбудил среди ночи громкий звон колокольчика. «Кому это понадобился так рано Джон?» — подумал я с удивлением. Почти тотчас же в домике Джона хлопнула дверь, и по звуку его шагов я понял, что он направляется к сквайру. Скоро он уже пробежал обратно и отпер двери конюшни.

— Красавчик! Красавчик! — услышал я его ласковый голос. — Просыпайся, дружок. Сейчас у тебя получится скачка как никогда.

Не успел я сообразить, в чем дело, как Джон уже надел на меня седло и уздечку. Сбегав за сюртуком, он влез в седло, и мы двинулись на быстрой рыси к хозяйскому дому. Сквайр с фонарем в руках ждал нас у двери.

— Ну, Джон, думаю, жизнь хозяйки зависит сейчас от того, насколько быстро ты сможешь доставить сюда доктора Уайта, — с волнением произнес мистер Гордон. — Вы уж с Красавчиком поспешите. Эту записку передашь доктору. Потом дай Красавчику отдохнуть немного и как можно скорее назад.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Джон.

Садовника успели предупредить о нашем отъезде. Проскочив сквозь распахнутые ворота, мы с Джоном скакали без остановки сквозь парк, и деревню, и холмы. Джон сбавил скорость только перед воротами. За проезд через них следовало заплатить деньги сторожу. Джон постучал в сторожку.

— Вот, — протянул он деньги выбежавшему на стук человеку. — И держи ворота открытыми, пока не проедет доктор.

— Хорошо, — отвечал человек.

Мы снова пустились вперед. Перед нами была равнина.

— Ну, Красавчик, — сказал мне Джон, — теперь прошу тебя постараться как только можешь. Для нашей хозяйки сейчас твоя скорость важнее всего.

Услыхав про хозяйку, я понесся таким галопом, что копыта мои едва касались земли. Так я скакал без остановки две мили. Полагаю, даже мой дедушка, который взял приз на скачках в Нью-Маркете, не смог бы в ту ночь меня обойти.

— Какой же ты у меня молодец, Красавчик! — похлопал меня по шее Джон, когда я его вез по мосту. — Лучше тебя коня во всей Англии не найти. Можешь теперь бежать помедленней.

Однако, едва мост кончился, я поскакал с еще большей скоростью. Стоял легкий мороз, луна хорошо освещала дорогу.

Мы миновали на полном скаку какую-то деревню. За ней начался подъем в гору. Потом дорога пошла под уклон. Проскакав по ней восемь миль, я въехал в город. Там было так тихо, что стук моих подков далеко разносился по улицам. Я понял, что все крепко спят. Когда мы поравнялись с домом доктора Уайта, церковные часы пробили ровно три. Джон дважды позвонил в колокольчик, потом принялся нетерпеливо стучать кулаком в дверь. Наконец окно распахнулось.

— Что вам угодно? — высунул голову в ночном колпаке доктор Уайт.

— Миссис Гордон, сэр, заболела, — ответил скороговоркой Джон. — Хозяин боится, что она в любую минуту умрет. Едемте, пожалуйста, к нам побыстрее, мистер Уайт!

Доктор сразу все понял.

— Подождите меня, я сейчас, — сказал он. Захлопнув окно, он отпер дверь и вышел на улицу.

— К сожалению, я гонял свою лошадь весь день, — обратился он к Джону. — Теперь она совершенно без сил. А на второй лошади мой сын только что уехал к больному по вызову. Так что придется мне, видимо, ехать на вашем коне.

— Красавчик весь путь от дома проделал галопом, — принялся объяснять Джон. — По правилам ему нужно бы дать сейчас отдых, но, думаю, у него сил хватит. И мистер Гордон при таких обстоятельствах, конечно, возражать бы не стал.

— Тогда дайте мне только одеться, — сказал доктор Уайт и снова побежал в дом.

Вскоре он вышел совершенно одетый. В руках у него был хлыстик.

— Вот это вы совершенно зря, сэр, — укоризненно покачал головой Джон. — Бить нашего Красавчика ни к чему. Он и так сейчас будет нестись во весь дух пока хватит сил. Так что уж вы с ним поласковей.

— Хорошо, хорошо, Джон, — поспешил успокоить нашего конюха мистер Уайт. — Я поступлю так, как ты просишь.

С этими словами он вскочил на меня, и мы поскакали так быстро, что Джон моментально скрылся из виду. Не буду тратить особенно много слов на описание обратной дороги. Замечу только, что доктор Уайт был наездником куда хуже, чем Джон, а весил гораздо больше. Но я все равно старался скакать как можно быстрее и, думаю, вновь не посрамил репутации своего дедушки. Сторож не забыл оставить ворота открытыми. Мы пронеслись сквозь них с такой скоростью, что ветер свистел в ушах. Только когда дорога пошла на подъем, я немного замедлил шаг. Доктор сразу почувствовал мое состояние.

— Отдохни-ка немного, дружок, — останавливаясь, проговорил он.

Его предложение было мне очень кстати. Сил у меня почти совсем не осталось. Впрочем, чуть-чуть отдохнув, я настолько приободрился, что смог весьма сносным галопом домчать доктора Уайта до Бертуик-парка.

У ворот нас встречал садовник. А едва мы подъехали к дому, навстречу выбежал сквайр Гордон. Он даже не поздоровался с доктором, просто взял его под руку и, ни слова не говоря, скрылся с ним в доме.

На конюшню меня отвел Джо. Дорога обратно совершенно меня измотала. Ноги мои дрожали, пот стекал по ногам. Наверное, на всем моем теле не осталось ни единой сухой шерстинки. Кроме того, я был до такой степени разгорячен, что от меня поднимался пар.

— Ты, Красавчик, сейчас как горшок с раскаленной кашей! — воскликнул Джо.

Он старался изо всех сил помочь мне. Жаль, только опыта у него тогда было еще слишком мало. Он обтер мне насухо ноги и грудь, но не стал накрывать попоной. Видимо, Джо показалось, что мне и так слишком жарко. По той же причине он дал мне целое ведро холодной воды. Вода была такой вкусной, что я немедленно осушил ведро. После этого Джо принес мне овса и сена. Увидав, что я с аппетитом ем, он пожелал мне спокойной ночи и с чистой совестью удалился.

Будь где-нибудь рядом отец этого мальчика, он подсказал бы, как надо по-настоящему устроить меня перед сном. Но, на мое несчастье, садовник уехал по какому-то поручению в деревню. Вскоре после ухода Джо я затрясся от холода. Ноги мои болели, грудь тоже. Теперь я просто мечтал о теплой попоне. Но рядом никого не было, и мне не оставалось ничего другого, как терпеть до прихода Джона. Но нас друг от друга разделяло расстояние в восемь миль. Прикинув, что Джон не очень-то скоро проделает такой путь пешком, я опустился на соломенную подстилку и попробовал заснуть. Я еще долго страдал от мучительного озноба и боли. Наконец дверь конюшни открылась. Услыхав шаги Джона, я окончательно скис и издал жалобный стон.

— Красавчик! Что с тобой, милый? — склонился он надо мной.

Как мне хотелось поделиться с ним своими горестями! Но наш умный Джон научился понимать лошадей безо всяких слов. Он тут же накрыл меня сразу несколькими попонами. Потом, сбегав в дом за горячей водой, он развел мне теплой кашицы из отрубей. Эта кашица оказала на меня самое благотворное действие. Поев ее, я немного согрелся и задремал. Джон так и не оставил меня до конца ночи. Иногда, просыпаясь, я слышал, как он с досадой бубнит под нос:

— Глупый мальчишка! Как же он мог забыть про попону! И водой, скорее всего, Красавчика напоил холодной. Такой помощник для меня совсем никуда не годится!

Конечно же, Джон говорил это просто в сердцах. Мы-то с ним знали, что сын сторожа — хороший и добрый мальчик. Мне, правда, от этого легче не стало. У меня сделалось воспаление легких, и я без боли даже вздохнуть не мог. Дни и ночи подряд Джон выхаживал меня как ребенка. Сквайр Гордон тоже часто ко мне заходил.

— Бедный мой, бедный конек! — сказал он мне однажды. — Ты ведь спас жизнь хозяйке. Да, да, именно спас.

Мне было тогда еще очень плохо, но сердце мое забилось от радости. И уж совсем понятная гордость охватила меня, когда сквайр Гордон сказал Джону:

— Доктор Уайт утверждает: если бы наш Красавчик его тогда не домчал так быстро, он бы не мог спасти миссис Гордон.

Глава XIX

«ТОЛЬКО ОДНО НЕЗНАНИЕ»

Не помню точно, сколько я тогда проболел. Каждый день мне наносил визит лошадиный врач мистер Бонд. Один раз он даже подверг меня кровопусканию. Он вскрыл мне вену, а Джон держал ведро, в которое капала моя кровь. Мне показалось тогда, что я умираю. И Джон, по-моему, подумал о том же. Вообще жизнь моя долго висела на волоске. Горчицу и Меррилегса перевели на время в другие денники. Теперь меня окружала полная тишина. Это было для меня очень важно. Из-за болезни у меня что-то случилось с ушами, и даже тихие звуки меня оглушали.

Как-то ко мне зашли Джон с Томасом Грином. Они вместе дали мне новое лекарство, которое прописал мистер Бонд.

— Я здесь побуду еще полчаса, — обратился к Томасу Джон. — Надо проверить, каково действие этого средства.

— Пожалуй, я тоже с тобой посижу, — решил сторож.

Они зашли в денник, где обычно жил Меррилегс. Теперь там была скамейка, чтобы Джон мог посидеть, когда долго возле меня дежурил. Поставив фонарь в ногах, чтобы свет не раздражал мне глаза, мужчины уселись на эту скамейку. Некоторое время они молчали.

— Слушай-ка, Джон, — вдруг с усилием проговорил сторож. — Очень тебя прошу за моего Джо. А то он в последнее время прямо скис от переживаний. И есть стал как-то не так, и не улыбается. Он говорит: «Если Красавчик умрет, не представляю, как дальше самому на земле оставаться». Конечно, он виноват, Джон, но у меня от таких его слов сердце болеть стало. Ты уж постарайся с ним как-нибудь подобрей, ладно?

— Не сердись на меня, Томас, — задумчиво отвечал Джон. — Я конечно же понимаю: мальчишка он у тебя неплохой и не со зла произошли у него все эти глупости. Но меня-то ты тоже пойми. Я так к этому коню привязался, и мистер Гордон его обожает. У меня душа изболелась смотреть, как Черный Красавчик измучен своим состоянием. Стоит мне только подумать, из-за какой глупости это все с ним получилось, и у меня к твоему Джо симпатии не остается. Но вообще-то ты прав. Если завтра Красавчику станет лучше, постараюсь вернуть настроение твоему Джо.

— Спасибо! Большое тебе спасибо! — с жаром произнес Томас Грин. — Я так и думал, что ты не нарочно расстроил Джо. Тем более вины-то его никакой. Только одно незнание.

— Только одно незнание! — с такой яростью повторил наш Джон, что я вздрогнул. — Как у тебя, Томас, язык повернулся такое сказать. Неужели не понимаешь? Невежество после злобы и всяких там зверств — самая ужасная вещь на земле. Если человек сделал плохо, потому что не знал, это не оправдание. Зло от его невежества не уменьшилось! Помнишь, к примеру, няньку, которая пичкала ребенка снотворным? Она тоже не знала, что дитя от лекарства умрет. Но за убийство ее все-таки осудили.

— И правильно! — согласился Томас. — Если берешься ребенка нянчить, то вся ответственность на тебе.

— Возможно, Билл Старки, о котором в газетах писали, тоже не знал, что сделает младшего брата помешанным, — снова послышался голос Джона. — Просто запугивал в виде привидения при луне мальчишку. Но матери-то не легче от невежества старшего, если младший ее сынок ото всех этих страхов на всю жизнь ум потерял! И тебе, помню, Томас, тоже было не очень весело, когда молодые хозяйки оставили на ночь раскрытой твою теплицу. Они тоже не знали, что овощи там поморозятся.

— Не знали! — топнул в сердцах ногой Томас. — Да они заморозили мне до самых корней все насаждения! Теперь теплицу хоть вновь начинай. Как подумаю, прямо плакать готов!

— Вот, вот! — усмехнулся Джон. — А говоришь, только одно незнание!

Тут лекарство, которое мне прописал мистер Бонд, наконец подействовало, и я крепко уснул. Однако впоследствии мне приходилось не раз и не два убеждаться, как прав был тогда дорогой наш Джон.

На другой день мне действительно полегчало, и Джон сумел поговорить ласково с мальчиком. Тот начал стараться еще больше прежнего. Когда же я выздоровел, отношения Джона и Джо стали совсем хорошими.

Глава XX

ДЖО ГРИН

С каждым днем наш Джо становился все более опытным. Джон теперь многое доверял ему делать самостоятельно. Только вот из-за малого роста этому славному юноше так и не разрешали проезжать по утрам меня и Горчицу. Джон говорил: пока Джо не вытянется, он даже речи с ним вести не будет о таких больших лошадях, как мы. Однако вскоре Джо пришлось поехать на мне. Случилось все так. Хозяин вошел в конюшню с письмом для одного знакомого джентльмена, который жил в трех милях от нас. Джона на месте не было. Он уехал по какому-то делу в повозке с Джастисом. Тогда мистер Гордон очень серьезно сказал:

— Дело срочное, Джо. Седлай Красавчика и отправляйся. Только прошу тебя, не гони.

Джо проявил себя очень неплохо. Спокойно добравшись до нужного джентльмена, мы вручили ему записку и поскакали назад. Все было прекрасно, пока не показался кирпичный завод. Там мы с Джо увидали одно из самых отвратительных зрелищ, которые только можно вообразить. Телега, нагруженная доверху кирпичом, застряла в канаве. Каждое здравомыслящее существо сразу бы поняло, что двум лошадям, которые были в этой телеге, без посторонней помощи такую тяжесть из канавы не вытянуть. Невзирая на это, возчик стегал несчастных животных кнутом. Их мышцы напряглись до предела, бока тяжело ходили. Но жестокому возчику не было никакого дела до их состояния. Извергая омерзительные ругательства, он тянул лошадей под уздцы и по-прежнему бил их кнутом с изощренной жестокостью.

— Не надо! Не надо! — попытался воззвать к разуму возчика Джо. — Колеса у вас так застряли, что лошадям не под силу.

Возчик даже не обернулся. Он продолжал жестоко стегать кнутом.

— Прошу вас, не бейте их! — вновь крикнул Джо. — Давайте я лучше помогу вам разгрузить телегу.

— Проваливай отсюда, нахал! — грубым голосом закричал мужчина.

И он снова начал бить несчастных своих лошадей. Тут наш маленький Джо повернул меня на другую дорогу, и мы помчались к домику управляющего. Сомневаюсь, что мистер Гордон и Джон одобрили бы столь быструю скачку. Но нас с Джо охватила ярость, и мы попросту не могли совладать со своими чувствами.

— Мистер Клей! Мистер Клей! — осадив меня у домика управляющего, позвал Джо.

Дверь немедленно распахнулась.

— Ах, это ты! — улыбнулся Джо мистер Клей. — Какое-нибудь поручение от сквайра?

— Нет, сэр, — выдохнул Джо. — Там, возле завода, кто-то хлещет кнутом двух лошадей. Я ему сказал, что так делать нельзя, повозку с кирпичами они все равно не вытянут, но он продолжает. Пожалуйста, сэр, если можно, поговорите с ним сами! А то ведь забьет лошадей бедных до смерти!

Управляющий бросился в дом и тут же вновь вышел со шляпой.

— Бегу, мой мальчик, — на ходу проговорил он. — Если я отведу этого типа в суд, ты согласишься дать показания как свидетель?

— Конечно, — заверил Джо. — Я расскажу все как было.

Управляющий побежал усмирять негодяя, а мы поехали широкой рысью домой. Джон уже возвратился и встречал нас у конюшни.

— Что с тобой? — внимательно поглядел он на Джо. — Неужели ты так сердиться умеешь?

— Умею, когда придется, — свирепо проворчал Джо.

Он слез на землю и рассказал обо всем, что с нами случилось по дороге домой.

— Ты поступил очень правильно, — внимательно выслушав мальчика, отозвался Джон. — Мне даже не очень важно, попадет этот изверг под суд или нет. Главное, что ты, Джо, не проехал мимо, а вмешался, выступил против жестокости. Такой поступок всегда зачтется на небесах.

Услыхав похвалу от Джона, Джо просиял. Когда же он принялся меня чистить, движения его были такими уверенными и четкими, словно у него за один только сегодняшний день прибавилось опыта.

— Джон! Джон! — внезапно влетел в конюшню слуга сквайра Гордона. — Хозяин просит Джо немедленно к нему в кабинет. Сейчас привели какого-то человека. Его обвиняют в ошибочном обхождении с лошадьми. Вот и выходит, что Джо должен там что-то подтвердить.

— Бегу! — звонко выкрикнул мальчик.

— Ты сперва вид пристойный прими для хозяина, — остановил его Джон.

Тогда Джо быстро пригладил волосы, подтянул галстук и скрылся за дверью.

Хозяин был в своем графстве одним из судей, и ему часто приходилось разбирать дела, подобные этому. Джо долго отсутствовал. Вернулся он в превосходном расположении духа.

— Мы с тобой никогда никому не позволим обижать лошадей! — похлопав меня по спине, сказал он.

Позже выяснилось, что Джо на редкость толково ответил на все вопросы хозяина. Благодаря этому возницу сумели отдать под суд. Теперь он будет строго наказан за жестокое обращение с лошадьми. С того дня наш Джо вдруг повзрослел. Он был по-прежнему добрым и ласковым, но в его движениях и поступках появилось куда больше уверенности. А Джон один раз сказал, что ему даже кажется, будто Джо за один день стал куда выше ростом.

Глава XXI

РАЗЛУКА

Я прожил в этом замечательном месте три года. Потом произошли печальные перемены. Время от времени до нас доходили слухи, что хозяйка продолжает болеть. Доктор Уайт к ней приезжал теперь часто. На хозяине нашем просто лица не было. Он все время о чем-то думал и теперь очень редко смеялся. И вот как-то раз Джон объяснил Джо, в чем дело. Болезнь миссис Гордон оказалась такой серьезной, что ей в нашем английском климате никак не поправиться. Поэтому врач ей велел немедленно переехать в какой-нибудь теплый край.

Всех людей и животных, которые служили у сквайра, эта новость повергла в уныние. Мы так привязались к хозяину, и к хозяйке, и к молодым мисс! Мистер Гордон начал спешно сворачивать дела в имении. Вокруг только и говорили о скором отъезде семейства. И всем было грустно. Джон теперь ходил кислый, а Джо иногда мог проработать целый день молча.

У нас с Горчицей служебных обязанностей заметно прибавилось. Нас то и дело посылали с Джоном привозить к сквайру и отвозить обратно разных людей. Или по каким-нибудь другим поручениям.

Первыми уезжали мисс Джесси, мисс Флора и их гувернантка. До сих пор не могу забыть, как они с нами прощались в конюшне! В особенности с Меррилегсом. Они обнимали его и говорили, что он самый их близкий друг. И Меррилегс на своем языке говорил молодым мисс то же самое. Конечно, все мы по доброй воле никогда не расстались бы. Но мы понимали, что хозяин просто ничего не может поделать. Нашей судьбой распорядилась болезнь миссис Гордон.

Нас с Горчицей сквайр продал графу У… Граф был его другом, и сквайр Гордон не сомневался, что лучшего места для жизни нам просто найти невозможно. Меррилегса подарили викарию с тем условием, что он его никогда не продаст. Мистер Бломфилд подарку очень обрадовался. Меррилегс же сказал, что в создавшихся обстоятельствах лучшего выхода из положения для него быть не может. Во-первых, у викария много детей, которых правильной езде еще учить и учить. А во-вторых, для ухода за серым пони мистер Бломфилд взял Джо. Ничего не скажешь: умел устраиваться в жизни наш Меррилегс!

Джону Менли предлагали работу во множестве мест. Но он говорил, что в подобных делах торопливость только мешает и надо сперва хорошенько подумать.

В последний вечер перед отъездом хозяин долго пробыл у нас в конюшне. Отдав Джону какие-то распоряжения, он по очереди попрощался с каждой из лошадей. На вид сквайр Гордон был бодр, даже весел, но меня это обмануть не могло. В голосе его звучала такая тоска, что я сразу понял: хозяину столь же трудно расстаться с нами, как и нам с ним. Мы, лошади, вообще понимаем в звучании голосов куда больше людей.

— Так и не решил ничего со своей работой? — опять обратился сквайр Гордон к Джону.

— Нет еще, сэр, — отвечал наш Джон. — Но мысли кое-какие есть. Думаю поискать себе место у тренера лошадей. Сами знаете, скольким из них смолоду навсегда портят характер. А ведь этого может не быть при хорошей заездке и правильном конюхе. Вот я и решил. Если у меня всегда с лошадьми настоящая дружба складывается, значит, и воспитание правильное я в них смогу заложить при самом начале жизни. Ну а раз так, то все-таки в этом мире добро совершу. Верно, сэр?

— Да, Джон, совершенно верно, — глухо отозвался хозяин. — Ни один человек не подходит для этой работы лучше, чем ты. Я сам сколько раз удивлялся, каким образом ты так лошадей понимаешь. Думаю, со временем ты сам замечательным тренером сделаешься. Если тебе будет нужна моя помощь, напиши в Лондон моему управляющему. Вот его адрес, — протянул сквайр Гордон листок. — Он передаст мне все твои просьбы. Кроме того, оставляю для тебя у него рекомендации. Если понадобится, сразу к нему обратись.

Хозяин дал Джону еще несколько деловых советов, а потом начал благодарить за хорошую службу. Глаза у Джона вдруг заблестели от слез.

— Умоляю вас, сэр, хватит! — взмолился он. — Иначе я прямо сейчас заплачу. И благодарить меня вам не надо. Это вы и хозяйка столько для нас с сестрой сделали, что отплатить никаких долгих лет не хватит. Мы с Нелли вас никогда не забудем! И даже если мне впрямь собственное дело по лошадям удастся когда-нибудь завести, все равно лучше, чем тут, мне уже никогда не будет. Молю только Бога, чтобы наша хозяйка совсем поправилась, и мы с вами снова ее здесь увидели в добром здравии. Без этой надежды, сэр, мне просто ничего самому в жизни не хочется.

Сквайр Гордон ничего не ответил. Просто пожал Джону руку, и они вместе куда-то ушли из конюшни.

Наутро Джон запряг нас с Горчицей в карету, чтобы отвезти на вокзал хозяина, хозяйку и горничную. Возле парадного входа в дом мы остановились. Сперва вышли слуги. Они расстелили на сиденье экипажа теплые пледы и положили подушки. Тут в дверях появился хозяин. Хозяйку он нес на руках. Он осторожно устроил ее на сиденье, а слуги смотрели и плакали.

— До свидания! — громко сказал им сквайр. — Мы никого из вас не забудем! Ну, Джон, поехали.

Джо вскочил на запятки, Джон тронул нас. Мы медленно двинулись через парк. Когда мы проезжали селение, люди вышли на улицу, чтобы проститься с хозяевами. Все тихо повторяли одно и то же: «Да благословит вас Господь!»

На вокзале меня поставили неудачно, и я не видал, как хозяева покинули экипаж. Но все-таки мне показалось, что на этот раз миссис Гордон шла на своих ногах.

— До свидания, Джон, — услышал я ее голос. — Благослови тебя Бог!

Джон ничего не ответил. Только поводья у него в руках дрогнули, и я понял, что говорить он сейчас просто не может.

Когда Джо вынул все вещи из экипажа, Джон отдал ему поводья, а сам отправился на платформу к хозяевам. Джо делал вид, что внимательно разглядывает меня и Горчицу, но мы видели, что по щекам его текут слезы. Скоро к платформе подошел поезд. Несколько минут спустя двери вагонов захлопнулись. Дежурный по станции резко подул в свисток. Паровоз запыхтел, и состав в клубах дыма скрылся из виду.

Джон медленно подошел к нам.

— Боюсь, никогда нам больше ее не увидеть, — с отчаянием проговорил он. — Боюсь, никогда!

Взобравшись на свое место, он взял в руки вожжи, и мы повернули домой. Только каждый из нас с горечью сознавал: Бертуик-парк уже не наш дом.

Глава XXII

У ГРАФА У…

Мы провели в Бертуик-парке еще одну ночь, а потом настала пора прощаться. Покормив нас завтраком, Джо запряг Меррилегса в легкий фаэтон миссис Гордон.

— До свидания! — проржал со двора Меррилегс нам с Горчицей. — Надеюсь, мы еще соберемся когда-нибудь в одной конюшне!

Мы в ответ высказали ту же надежду, и они с Джо уехали жить к викарию.

Потом Джон уселся верхом на Горчицу, а меня взял за длинный повод, и мы совершили пятнадцатимильное путешествие в поместье под названием Эрлхолл-парк. Оно принадлежало тому самому графу У… Дом у него оказался просто роскошный, конюшни — тоже.

Мы прошли сквозь каменную арку с воротами и остановились во дворе. Джон попросил какого-то человека позвать мистера Йорка.

Потом мы изрядное время ждали. Наконец мистер Йорк появился. Это был человек среднего роста. По его манерам и голосу чувствовалось, что он привык к беспрекословному повиновению. С Джоном он обошелся очень приветливо, нас же с Горчицей удостоил лишь беглого взгляда и, кликнув конюха, велел отвести в конюшню. Уходя, мы слышали, как мистер Йорк снова заговорил с Джоном, и они пошли чем-то там «освежиться».

Конюх привел нас в замечательную конюшню, где было много света и воздуха. Там нас почистили и накормили. Потом Джон с мистером Йорком зашли нас проведать. На этот раз наш новый кучер внимательно оглядел меня и Горчицу.

— Да, мистер Менли, — наконец почтительно проговорил он, — обе лошади мне кажутся идеальными. Но нам-то уж с вами известно: у каждой из них, как и у каждого человека, есть какие-нибудь недостатки или причуды. Так что уж поделитесь со мной, пожалуйста, по поводу этих двух. Так мне будет легче к ним выработать подход.

— Ну, мое о них мнение, что лучшей пары нет во всей Англии, — с чувством проговорил Джон. — И расставаться с ними мне просто жаль. Но вы правильно говорите: по своим характерам они очень разные. Черный конь совершенно спокойный. Уверен, его сроду не били и не обижали. С ним прямо чувствуешь, какое для него удовольствие исполнять команды. А вот с рыжей кобылой, боюсь, проявили неважное обращение. Нам с хозяином об этом торговец сказал, когда мы ее покупали. Сперва она и у нас ужасно подозревала всех в подлости и даже кусалась. Но потом мы другим обращением свели ее недостатки на убыль. Она ощутила ласку и успокоилась. И вот уж три года подряд никакого характера не показывает. И трудится лучше некуда. Конечно, с ней и сейчас надо быть повнимательней. Она, к примеру, на мух реагирует очень болезненно. И когда по городу идет в упряжи, может занервничать. А уж тому, кто захочет с ней обойтись грубо, совсем не придется завидовать. Горчица тут же покажет ему. Да вы сами прекрасно знаете: у каждой горячей лошади мстительность просто в крови.

— Еще бы не знать! — кивнул головой мистер Йорк. — Жаль только, конюшни тут очень большие. За каждым конюхом просто не уследишь. Но я буду стараться изо всех сил, мистер Менли.

Они уже выходили на улицу, когда Джон вдруг сказал:

— Мне еще об одном вас нужно предупредить, мистер Йорк. Мы у мистера Гордона никогда не запрягали их с мартингалом. Черный Красавчик ни разу в жизни вообще его не изведал. А про Горчицу торговец рассказывал, что характер ее именно через мартингал окончательно и испортился.

— Раз уж они попали сюда, — вздохнул мистер Йорк, — придется им привыкать к мартингалу. Я сам его не люблю, и граф, наш хозяин, тоже не жалует, потому что разумно относится к лошадям. Но графиня, его жена… — последовала выразительная пауза конюха. — Понимаете, мистер Менли, она совсем другой человек. Для нее главное — вид с большим шиком. Попробуйте запрячь лошадь без мартингала, и она в экипаж не сядет. Я-то, конечно, все равно возражаю, но наша леди не из таких, с которыми спорить возможно.

— Жаль. Очень жаль, — нахмурился Джон. — Боюсь, мистер Йорк, мне уже пора в путь. Иначе опоздаю на поезд.

Он подошел к нам с Горчицей. Как грустно звучал его голос! Я крепко прижался к нему головой. И Горчица сделала то же самое.

— Ну, храни вас Господь, — шепнул напоследок Джон.

Он повернулся и вышел. Больше мы не увиделись.

На следующее утро пришел граф У… Мной и Горчицей он остался очень доволен.

— Я возлагаю на этих двух лошадей большие надежды, — сказал он мистеру Йорку. — Мой друг Гордон дал им просто великолепные характеристики. Конечно, когда ставишь их в пару, сочетание мастей получается не очень хорошее. В Лондоне наша леди этого не потерпит. Но за городом мы их можем по-прежнему запрягать вместе. Гордон еще мне говорил, что Красавчик хорош для езды верхом. Надо его опробовать. Если мой друг прав, в Лондоне мы с хозяйкой будем брать его на прогулки верхом вместе с Бароном. Они по масти подходят.

Выслушав графа, мистер Йорк подробно передал слова Джона о мартингале.

— Хорошо, — кивнул головой хозяин. — Значит, тебе не следует слишком натягивать мартингал у новой кобылы. Пусть немного попользуется свободой. Думаю, ее светлость не будет против.

Во второй половине дня нас с Горчицей запрягли в экипаж. С третьим ударом часов мы подъехали к парадному графа У… Дом был просто великолепен. Он вчетверо превышал размером хозяйский дом в Бертуик-парке. Но если позволено лошадям иметь свое мнение об уюте человеческого жилища, скажу, что у сквайра Гордона все было гораздо естественнее и лучше. Может быть, конечно, я так говорю потому, что не привык к показной пышности, которой отличался дом графа. Двое слуг в серых ливреях, красных бриджах и белоснежных чулках замерли в напряженных позах у входа. Вскоре послышался шорох шелковой юбки, и новая наша хозяйка сошла вниз по широкой лестнице. Это была высокая женщина с гордой осанкой. Наш вид явно ее чем-то раздосадовал, но она, не сказав ни слова, вошла в экипаж. Не могу сказать, что мартингал меня слишком мучил. Я и без него держал всегда голову примерно в таком положении, и шея моя особенно не болела. Куда больше себя я тревожился за Горчицу, но и она держалась совершенно спокойно.

На другой день мы опять ровно в три стояли у парадных дверей. Лакеи в ливреях находились на прежних местах. А новое платье хозяйки шуршало точно так же, как и вчерашнее. Оглядев нас, она снова досадливо сморщилась.

— Йорк, — величественно проговорила она, — мне просто противно смотреть на это убожество. Подтяните-ка им мартингал.

Спустившись с козел, Йорк поклонился и очень вежливо возразил:

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Священное слово «замуж» приводило Катю в трепет. С мужчинами ей не везло – никто из них не торопился...
Филип и Сьюзен привязались друг к другу с детства, казалось, у них впереди чудесная безоблачная жизн...
На планете Авеста войны уже много лет носили лишь виртуальный характер, и обеспечить победу заговорщ...
Больше двадцати лет не был Осот дома. И вот он вернулся…...
Наконец-то сердце принцессы Патрисии принадлежит Тантоитану Парадорскому! Любовь, подвигшая великого...
Для того чтобы приблизиться к принцессе Патрисии и войти в ее окружение, Тантоитан Парадорский меняе...