Только папе не говори! Дневник новой русской двадцать лет спустя Колина Елена

Среда, 1 сентября

Утро, где подарок? Первого сентября мне положен подарок. У кого начинается учебный год? Кто преподаватель? Я преподаватель! Хоть и бывший, но всё равно: преподаватели психологии бывшими не бывают.

Утро, подарка нет.

Чему я больше всего была бы рада? Больше всего я была бы рада всему. Книге, виниловой пластинке, картинке, даже аудиокурсу. Но, конечно, не по литературному мастерству. Зачем писателю курс по литературному мастерству?.. Подарка никакого нет.

Но ничего, подарки не всегда дарят по утрам… хотя человек, с которым ты вместе уже двадцать пять лет, мог бы знать: утром лучше. Можно, конечно, весь день ждать, надеяться, обижаться, совсем разувериться, зло поглядывать, а вечером получить, но утром – лучше.

Открыла банку с кофе, и тут случилось ужасное – а ложечка моя где?! Нет ложечки! Ложечка моя, моя серебряная, с мишкой, маленькая моя, миленькая, единственная моя, детская, – я ее потеряла?!

Подумать только, всё на своих и чужих местах – любимая бабушкина чашка в книжном шкафу, книги в кровати, ноутбук в ящике с бельем, – а ложечки моей нет. Дом огромный, хозяйство большое и безалаберное, куда же она делась, чтобы потом найтись в неожиданном месте?.. Я ее потеряла, потеряла навсегда!

Плакала. В душе, но громко. Я плакала не себе, а Андрею: думала, он услышит, придет и пожалеет меня. Скажет: «Не плачь, я куплю тебе новую ложечку». Я бы прижалась к нему, всхлипнула, и сказала бы: «Я хочу свою старую, зачем мне новая ложечка?» и «Но только красивую!»

– Ты! Ты всегда всё теряешь! Всё выбрасываешь! Здесь лежала моя папка с договорами, где она?! Где моя синяя папка?! Ты ее выбросила?! – кричал Андрей. Без подарка. Он кричал без подарка.

Ужасно, когда тебя несправедливо обвиняют: я не трогала синюю папку, я вообще ее не видела, не может быть, что выбросила! Или может.

Андрей ушёл, да еще и дверью хлопнул. А я продолжала плакать… сидела за столом с ноутбуком, закрыв глаза руками… Не часто я расстраиваюсь из-за вещей, – я же не расстроилась из-за синей папки, но это была не вещь, а памятная ложечка… Ничего у меня нет, теперь даже памятной ложечки нет, исчезла ложечка, и Андрей исчез… думаю, перед тем, как уехать на совещание, зашел выпить кофе в наше кафе. Пока я тут плачу, совершенно одна, идет к стойке, бармен кричит ему «двойной эспрессо, как всегда?», женщины в кафе провожают его глазами: мужественные молчаливые красавцы с годами не перестают быть мечтой всех девочек.

В плохие мгновенья я понимаю: он не чувствует тонких движений моей души. Неужели работа и рыбалка интересней, чем моя душа?.. В плохие мгновения я понимаю: любая треска была бы ему лучшей женой. Станет ли треска обижаться, что он не едет с ней в Париж? Захочет ли треска пойти на презентацию поэтического сборника? Рассердится ли треска, если по дороге домой по Фонтанке он не захочет держать ее за руку и читать стихи?.. …Исчез и дверью хлопнул. Я и так расстроилась, плакала. А на меня кричат. Я всегда, я всё выбрасываю, а что не выброшу, то испорчу, в моих руках всё горит… Уронила голову на клавиатуру, текст первой главы улетел. Блям! Вдруг – блям! Ложечка! Ааа?.. Ложечка? Ложечка! Упала на стол! С неба? Прямо передо мной? У ноутбука? Моя! Детская! Памятная! Как это, откуда?! Где взял?!

Где? А на помойке. Хлопнул дверью, спустился вниз, на помойку, открыл бак, отыскал в баке наш пакет с мусором. Долго искал: пакет я вчера выбросила, сверху уже много успели накидать. Ой, даже представить страшно – там ведь был не только наш пакет, наш мусор милый, чужой противный. А в нашем – ложечка!.. Ох, неужели прямо так – хлопнул дверью, направился на помойку, поискал в помойном баке и нашёл?! Может быть, это любовь? Да, точно, это подвиг любви. Человек, даже мужчина, всегда оказывается сложнее, чем думаешь. Думаешь, что он пьет кофе или уже проводит совещание, а он на помойке, совершает подвиг любви. …Где, кстати, подарок, книга, пластинка, картинка и (или) прочее ценное-драгоценное?..

Ничего, ложечка из помойки тоже достойный подарок. Ложечку из помойного бака я ценю больше всех подарков. Ложечка из помойки – это подвиг любви. …Хм, а если бы ложечка не нашлась?.. Если бы ложечка не нашлась, я бы сказала: «Ты что, правда, как койот, искал наш пакет в мусорном баке?» Несправедливо, что в жизни всегда всё зависит от успеха предприятия, а не от намерений. Ложечка нашлась – ты молодец, не нашлась – ты кайот.

Ура, текст первой главы не пропал: улетел, но вернулся. Мне говорят: «В ваших книгах так много самоиронии, это редкость». Ага, редкость. Когда кто-то выбросил ложечку в помойку, а ты смеешься «ха-ха-ха», это у тебя чувство юмора. Когда кто-то выбросил ложечку в помойку, и ты улыбаешься «хе-хе», это ирония: мол, такова жизнь, ничего не поделаешь. А если ты сам выбросил ложечку, плачешь и при этом наблюдаешь, как ты плачешь, это самоирония. Самоирония редкость, я редко выбрасываю ложечку в помойку.

…Если подумать, это хорошее предложение, чтобы нас хвалили не за успех, а за благие намерения. Тогда и за неуспех бы не ругали! Например, один человек забыл купить подарок, а другой не хотел выбрасывать папку с договорами… и ему за это ничего не будет. Если подумать, это предложение, которое может изменить мир, привнести гармонию в любовные и профессиональные отношения. Если учитывать только намерения, то никто никого никогда бы не ругал: мы же все всегда хотели хорошего.

Пятница, 3 сентября

Мы с Мурой встретились у мамы. Мама сказала, что ей нужно поговорить с нами обеими. Всего одну минутку. Вот мы и пришли. С опаской. Мало ли о чем – с нами обеими?

– Девочки, боюсь, у нас есть проблема, – сказала мама с лицом «не хотела говорить, но».

Я очень пугаюсь, когда у мамы такое лицо: а вдруг «не хотела говорить, но» означает, что она была у врача?

А Мура не испугалась. То есть немного напряглась, что ее будут за что-нибудь ругать, но не испугалась, как я, не подумала про болезни, врача…

Мура ничего не боится, потому что она еще маленькая, ей тридцать пять лет. В ее возрасте я тоже не воображала, что врач велел маме сдать анализы, она сдала, врач посмотрел и… и сейчас мама скажет, что у нас проблема…

– У нас проблема: Яша хорошо ест.

Ф-ф, слава богу! Бывают дети, которые плохо едят, а Яша хорошо ест.

– Яша слишком хорошо ест.

Маме лучше знать. Два раза в неделю Мура забирает у нее котлеты. Возможно, некоторые осудили бы Муру, а возможно, наоборот, похвалили бы за то, что она забирает котлеты. Мура врач, доцент, преподает, забирает котлеты. В любом случае, мама точно знает, сколько котлет в неделю съедает Яша.

– Яша просто крупный ребенок, – со скрытой агрессией сказала Мура.

Это правда, Яша крупный ребенок, крепкий как пушечное ядро, если с ней случайно столкнешься, отлетишь. Мама настаивает на формулировке «ребенок весит на пару кг больше, чем хотелось бы».

– Может быть, все-таки диета?.. Я не сплю ночами, переживаю.

Мы обсудили, пришла ли пора посадить Яшу на диету, или лучше сделать это чуть позже, или никогда. Должен ли ребенок знать, что у него есть проблема? Или расти в абсолютном принятии другими и собой? Запирать ли холодильник? Если Яшу ограничить в котлетах, она будет стоять у холодильника и плакать. Будет ли для Яши осознание того, что «сладкое – нельзя!», моральной травмой? Будет ли такой же травмой ограничить себя в булочках? Можно ли ограничить себя позже? Когда? В семнадцать лет? В тридцать?

Мура как представитель своего поколения считает, что диета – это насилие, ребенок должен быть собой, диета заложит в Яше жуткие комплексы… но ведь если Яша будет расти и толстеть, это когда-нибудь тоже приведет к комплексам? Мама как представитель своего поколения уверена, что не грех и надавить на человека для его же пользы. Я как психолог и писатель считаю, что современная идея «быть собой» работает до первой личной драмы, а также я кое-что считаю как преподаватель: нужно научить всему!.. Всему, чему можешь. Я же научила Муру умываться, а не оставила быть собой, счастливым грязным поросенком без комплексов. Есть ли у меня комплексы от того, что миллионы раз или больше мама сказала мне в детстве «не сутулься!» и «не косолапь!»?

Мама живет там же, где жила ребенком во время блокады. Переехала сюда двадцать лет назад, в ту самую квартиру, в том же доме: это невероятное совпадение, которое бывает только в романе. В романе она тут же нашла бы тайник под полом или в стене, блокадные письма, семейные фотографии, холст Рембрандта, спрятанный при эвакуации Эрмитажа. В жизни ничего не нашла… хотя мы делали ремонт.

Думала ли мама, когда жила здесь в блокаду, что будет ограничивать в котлетах свою правнучку?.. Ни о чем она не думала, ей было всего четыре года, она просто боялась, мерзла и хотела есть.

Когда Мура поняла, что разговор становится неприятным (она не должна заказывать домой Макдональдс, должна вместе с ребенком заниматься спортом, делать зарядку), Мура взяла котлеты и направилась к выходу.

– Мура какая-то грустная, у нее всё нормально? – тревожным полуобморочным голосом спросила мама.

– Всё нормально, я точно знаю.

Сделала вид, что мне нужно в туалет. Я всё время должна притворяться! Потому что я в сэндвиче, между мамой и Мурой. Как колбаса между булкой и листком салата, не могу показать маме, что ничего не знаю про Муру. У мамы мгновенно сделается полуобморочный вид. А я никогда – никогда не расстраиваю маму. Я не могу показать маме, что волнуюсь, и должна делать вид, что я в туалете, а не бегу за Мурой по лестнице.

Погналась за Мурой по лестнице.

– Мура! Ты какая-то грустная!

– Просто плохое настроение. – Мура снизу огрызнулась как подросток.

– У тебя какое-то хитрое лицо!

Мура захохотала басом. Доцент, мать, а хохочет как гиена-подросток.

Ох, совсем забыла, что я бывший психолог. Нельзя говорить «ты грустная», это вызовет раздражение. Нужно сказать «мне кажется, ты выглядишь грустной».

– Мне кажется, ты… – начала я, но Мура уже была на первом этаже, и я закричала: – А что у тебя случилось?

Мура внизу хлопнула дверью.

– А еще доцент!.. – бессильно выкрикнула я вслед.

Я очень горжусь тем, что Мура доцент, доцент – это будущий профессор.

…Почему у нее плохое настроение?! Она молодая, красивая, врач, у нее есть котлеты… Она что-то скрывает от меня, что? С другой стороны, у Муры всегда хитрое лицо.

В конце концов, некрасиво так себя вести! Если у тебя неприятности, скажи, какие именно. Не хочешь рассказывать, сделай вид, что всё хорошо. Зачем напрасно тревожить? Мы другое поколение, мы не расстраивали мам. Моя мама даже не знала, что у меня что-то не так.

…– Что у тебя с лицом? Ты чем-то расстроена? …Ну, я же вижу, что ты расстроена! Ничего от меня не скрывай! Что происходит?! У Андрея всё в порядке? Ты хорошо себя чувствуешь? Андрей хорошо себя чувствует? Не забывай, он уже не мальчик! Что-то с Мурой? Что с Мурой?

Обсудила с мамой (а с кем же мне еще поговорить, поделиться, она же моя мама): Мура не говорит, почему у нее плохое настроение. Может быть, ей снова пора замуж. Может быть, она больше не хочет выходить замуж. Мне не нравятся Мурины розовые ботинки. Я надеюсь, что Мура не пользуется Тиндером, она же врач!

С одной стороны, Мура врач, стоматолог. С другой стороны, Мура не совсем врач-стоматолог. Мура не любит зубы. После того как Мура окончила институт, внезапно выяснилось, что нужно работать: мазать ваткой, делать уколы, сверлить. Муре понравилось сидеть в белом халате, но не понравилось, что у людей зубы. Хитрая Мура защитила диссертацию, стала доцентом, читает лекции по терапевтической стоматологии и показывает студентам, как нужно лечить зубы, на пациентах-образцах.

…– Мам? Смотри, вот я… я никогда тебя не расстраивала. Я хорошо училась, тебе не приходилось говорить мне «вырастешь и станешь дворником!». Все свои проблемы я решала сама. Всегда понимала, что ты чувствуешь.

– Если бы ты понимала, что я чувствую, ты бы так не поступала, – многозначительно сказала мама.

Что?! Я бы так не поступала? Но как, как я поступала?.. Звучит, как будто в моем прошлом есть страшные тайны. Как будто я выросла и стала дворником, просто мы никогда об этом не говорим. Я хорошо училась (а Мура плохо!), я защитила диссертацию (Мура тоже), я написала много книг, я… Чем я расстраивала маму?!

Перебрала все свои поступки, так и не поняла, что я сделала. Ну, предположим, мама немного поволновалась, когда я на первом курсе родила Муру, развелась с ее отцом, ушла из университета, немного побыла хиппи… но это другое.

Понедельник, не самый удачный день, 6 сентября

ПЛАН ДНЯ

10:00–14:00 – написать третью главу, в крайнем случае, половину второй

15:00–16:00 – врач-травматолог, не забыть взять старое МРТ

17:30 – Ирка-хомяк, Алена, Ольга в кафе «Фартук».

15:00

Ровно в три часа была в кабинете врача на Литейном. Говорят, что это лучший врач в городе по колену.

– Да-а, – сказал врач, посмотрев в своем компьютере МРТ колена, – дело серьезное.

Да-а! Серьезное. Спортивные травмы. Как бы спортивные. Левое колено на МРТ выглядит так, будто я всю жизнь играла в футбол, бросалась на мяч не щадя себя, падала на колено, порвала мениск и связки ради победы. А я ведь никогда не падала на левое колено. Я имею в виду не во время игры в футбол, а вообще никогда, на правое тоже не падала.

– Операция, – сказал врач, – других вариантов нет. В том-то и дело, что вариантов нет, но один есть. Рассказала врачу, что я – медицинское чудо. Колено заболело три года назад. Сделали МРТ. Сказали, что мне поможет только операция. Можно попробовать сделать укол, – три укола какого-то волшебного вещества, но не поможет. А если поможет, это будет чудо.

Чудо случилось! Три укола, и всё прошло, я забыла про колено.

– Сделайте мне такие уколы, – попросила я.

– Уколы не помогут, у вас практически раздроблено колено. У вас есть старое МРТ?

Достала конверт, вытащила старое МРТ, протянула снимок врачу – вот, пожалуйста, МРТ колена.

Врач взглянул на снимок, поднял глаза и некоторое время смотрел на меня обалдевшим взглядом.

– Что? – спросила я.

– Что? – спросил врач.

Оказалось, я показала врачу вместо МРТ колена МРТ головного мозга. И светски спросила: «Ну что, теперь видите, что я медицинское чудо? У меня необычный случай… Мне вас рекомендовали как лучшего в городе врача по колену, вы же разберетесь, почему у меня так?»

Не понимаю, почему он смотрел на меня диким взглядом. Ну да, у меня вместо левого колена голова. У меня в левом колене головной мозг. Но он же лучший врач в городе, мог бы и не поглядывать на дверь кабинета, как будто хочет сбежать от пациента с необычной травмой.

…Долго не могла понять, откуда у меня МРТ головного мозга? Это вообще мой мозг? А если чужой, то чей? Наконец вспомнила: когда-то давно сделала МРТ по просьбе мамы. У меня сильно болела голова, и мама прописала мне МРТ головного мозга. Кстати, тогда его никому так и не показали: головная боль прошла.

– Там всё нормально? С мозгом? – спросила я. Врач по колену еще раз посмотрел мое МРТ головного мозга и сказал, что попробует сделать уколы в коленный сустав. Отлично!..

17:05

Позвонила Алена.

– Я не приду. У меня нет на тебя ни минуты! – рявкнула Алена.

Но… почему на меня? Мы дружим сорок восемь лет, с тех пор как в первом классе уселись за одну парту. Не то чтобы мы сорок восемь лет учились в первом классе, но в некотором смысле да, мы все еще за одной партой. Могла бы не говорить «у меня нет на тебя ни минуты»! Могла бы сказать «на вас», не только на меня нет времени, но и на Ирку, и на Ольгу тоже.

17:06

Я в кафе на нашем обычном месте у окна.

А вот и Ирка-хомяк!.. Хомяк живет со мной одним домом в одном доме (я на третьем этаже, Ирка на четвертом), милый, теплый Хомяк… Ни один человек не стал бы наряжаться, чтобы спуститься в кафе в своем доме. Иркин стиль – агрессивная женственность: губы, локоны, бусы, бант, жабо, пышная юбка. Словно Хомяк собрался на свой первый бал. Но. Агрессор не наряжается, агрессор живет нарядным. За много лет я видела Ирку разной, заспанной, рыдающей, страдающей от расстройства желудка, но ни разу не видела без банта и бус. Даже когда умер Иркин муж ПетрИваныч, год назад, в день серебряной свадьбы. Кажется, что умереть в день серебряной свадьбы верх легкомыслия, но ПетрИваныч был очень осмотрительный человек: если он так поступил, значит, у него были на то свои причины.

– Сегодня проснулась и подумала: а зачем я проснулась? Зачем вообще просыпаться, если я больше не предмет сексуальной охоты?.. – с порога выпалила Ирка.

Как интересно. Ирка-хомяк была предметом сексуальной охоты? ПетрИваныч двадцать пять лет охотился на Ирку прямо надо мной, на четвертом этаже? Охотился, а потом умер.

– Если бы я тогда знала, что это был последний секс в моей жизни! С другой стороны, если бы знала, тогда бы что?.. У меня завтра премьера. Журналисты придут, городская администрация. Пирожки, оливье, медовик обязательно… – перечислила Ирка.

Ирка директор театра. Ну, или почти – замдиректора театра по хозяйственным вопросам. Пришла в театр совсем ребенком, буфетчицей в театральный буфет, однажды испекла медовик и сделала потрясающую карьеру. Ирка настоящий серый кардинал: главный режиссер ставит то, что велит Ирка.

Почему у Ирки такая власть? Дело не в том, что зрители аплодируют Иркиному медовику, а многие зрители специально покупают билеты на Иркин медовик. Дело не в том, что главный режиссер будет есть то, что решит Ирка: Ирка захочет, – испечет его любимые пирожки с капустой, а не захочет, даст ему пирожки с мясом. Она может даже лишить главного режиссера медовика! Всё дело в другом: у Ирки чутье. Ирка требовала, чтобы ставили ее любимого Островского, – и вот, пожалуйста: зрители пошли толпой. Иркин театр имеет свое лицо, как Малый театр в Москве. Завтра премьера «Грозы», идут репетиции «Бесприданницы». А ведь у Ирки даже нет театроведческого образования, только чутье и любовь к Островскому.

– У меня интимный вопрос… хочу спросить тебя, пока нет Ольги, – сказала Ирка, – вот мой вопрос: неужели у меня больше никогда не будет секса? Это так же странно, как перестать дышать. Раньше ни один мужчина не мог спокойно пройти мимо меня на кухне.

Я не знаю, что сказать. Кого Хомяк имеет в виду, когда говорит «ни один мужчина»? У Ирки был один мужчина, ПетрИваныч, до того, как он умер, он не мог пройти мимо Ирки. Я тоже не могу пройти мимо Ирки на кухне: у Ирки пятьдесят второй размер, а кухня пять метров.

Скажу, что у Ирки обязательно будет любовь, роман, секс.

В юности мы без конца говорили о сексе. В юности секс как экзамен. Если у тебя есть секс, тебе четыре. Секс означает, что ты как все, занимаешь достойное место в социуме. Если скажешь, что у тебя есть оргазм – четверка с минусом, минус за вранье. А сейчас секс это что? Думаю, зачет без оценки. Если секс есть, нужно молчать. Если есть муж, но секса нет, тем более, нужно молчать. Возьмем Алену: можно ли представить, что мы с Аленой не говорим о сексе? Невозможно представить! Но мы не говорим. Алена только однажды сказала: «Каждый раз после секса думаю, зачет сдан».

17:09

Ольга – джинсы, худи оверсайз, кеды, рюкзачок. Бандана, кепка или ушанка, в зависимости от сезона, сейчас бандана. Подростки, смотря на Ольгу сзади, думают, что Ольга тоже подросток, забегают вперед, чтобы познакомиться. И тут же испуганно восклицают «ой!» или «ой, простите». Не знаю, что лучше. Когда восхищаются Хомяком сзади, никто не бывает разочарован: Хомяк спереди и сзади выглядит пышно. Зато Ольга со всех сторон выглядит как неординарная творческая личность.

У Ольги тоже есть власть. Ольга известный критик, автор всех модных изданий. Начинала как кинокритик, потом стала литературным критиком. Главное уметь критиковать, а что именно, не важно: Белинский, к примеру, мог бы стать знаменитым кинокритиком. Это было гениальное решение: книги пишут все кому не лень, и у Ольги полно работы. Люди покупают книги, которые она похвалит. Это настоящее чудо: лежишь на диване, поставил ноутбук на живот и прямо с дивана повелеваешь умами и кошельками!.. Когда у меня выходит новая книга, я с утра до вечера заглядываю во все модные издания – вдруг Ольга написала на меня рецензию? Мы дружим с первого курса, мы гуманитарии, должны быть гуманными друг к другу: могла бы и написать! Но нет, всегда нет… Ольга не написала ни об одной моей книге: она критикует меня дома. Я не обижаюсь, я понимаю: она любит открывать новые имена, а у меня старое имя. Писать обо мне все равно, что кулинарному критику писать о картошке фри. Зачем писать рецензию на картошку фри, просто купил и ешь. …Лучше умереть, чем сказать Ольге, как я мечтаю о ее рецензии. Но близким людям ни за что не признаешься в том, что для тебя важно. Чем важней, тем больше ни за что не признаешься.

– О чем это вы тут? О сексе? Неприлично в нашем возрасте говорить о сексе. А я делаю новый подкаст о литературе. Для интеллектуалов! Для тех, кто может отличить Шеллинга от Фихте, Монтеня от Боэси.

Бедная Ирка ожидала участия, а Монтеня и Боэсси не ожидала.

– Я не про секс, я просто… Я хочу завести роман, – сказала Ирка.

Ольга снисходительно фыркнула:

– Я с этим закончила. Под «этим» подразумеваю романтику, поцелуй на рассвете, вершину любви и мужчин в целом.

– А я нет! А я нет, я нет… – бубнила Ирка, – вы еще увидите…

Со стороны можно подумать, что Хомяк воплощение самоуверенности. На самом деле Хомяк воплощение здравого смысла: прекрасно знает, что мужчинам нравится медовик и пышные блондинки в локонах.

– Неужели ты правда думаешь, что есть кто-то, кому мы можем понравиться? – насмешливо спросила Ольга.

– Есть! Все! – Хомяк ответил, как отрезал. Ольга улыбнулась.

– Почему она улыбается?! Как будто я какая-нибудь гетера! – обиженно кричала Ирка. – А я не гетера! Я просто хочу, чтобы на меня охотились! Что тут такого?!

Хомяк не гетера: не может отличить Шиллинга от Шеллинга, Монтеня от Боэси, недавно перепутала концепцию с концептом. А гетеры были хорошо образованны. Но формально Ирка может считаться гетерой: она работник культуры.

– Ну, так что там с сексом? – небрежно спросила Ольга.

Ирка оживилась – хотите честно? Мы с Ольгой кивнули – хотим.

– У меня комплексы. Я стесняюсь: у меня тело. Ну, вы понимаете, не всё как в двадцать или пятьдесят. Как подумаю, что это будет не ПетрИваныч, а чужой человек, вся сжимаюсь и мысленно втягиваю живот. В нашем возрасте секс с новым мужчиной это так трудно!.. А хотите совсем честно?

Мы кивнули – очень хотим. Ирка на долю секунды задумалась, как задумывается человек, не решаясь открыться. Но по Фрейду, в человеке очень сильно желание открыться. Ирка оглянулась и, понизив голос, прошептала:

– Вот если бы это было животное! Если бы это было животное, тогда совсем другое дело… тогда да, а так нет!..

Животное?.. Я посмотрела на Ольгу ошеломленным взглядом:

«Не может быть, чтобы Ирка сказала “животное”». Ольга посмотрела на меня строгим взглядом:

«Все может быть. Ирке не решиться на секс с мужчиной, который не является ПетрИванычем. Она считает, если бы на его месте было животное, было бы совсем другое дело».

Если подумать, Ольга права: что мы знаем о мироздании? Думаем: «Ну уж вот этого не может быть никогда!», а УжВотЭто случается. Когда УжВотЭто случается, мы думаем «если УжВотЭто произошло, то все, абсолютно все, может случиться. Кроме, конечно, ВотЭтого». А потом ВотЭто случается, и так бесконечно. И не забудь про новую этику!»

В своих статьях Ольга часто рассуждает о новой этике: толерантность, принятие, уважение к опыту другого человека, готовность соблюдать границы. Я увидела всё это в Ольгином взгляде – толерантность, принятие и так далее. Я… ммм… согласна с новой этикой. Если Ирка говорит «животное», я должна это принять. Должна быть толерантной. Должна соблюдать Иркины границы. Не оценивать, не осуждать, не рассуждать. Я отношусь ко всему осознанно, всё принимаю, новую реальность, новую этику, чужую сексуальность, все, что положено принимать. Молчу, поддерживаю, ни о чем не спрашиваю. Но всё же интересно – какое животное?

– А… А?.. А какое животное? – робко пискнула Ольга. – Домашнее животное?

Очевидно, новая этика позволяет уточнить, какое животное, дикое или домашнее.

– Зачем мне домашнее животное? Конечно, дикое. – Ирка мечтательно задумалась. – Дикое сексуальное животное, пылкое и необузданное, но в то же время ласковое и внимательное.

– Ирка, ты… – испуганно пискнула Ольга. – Ты нашла в себе силы не противостоять своей идентичности. Трудно пойти наперекор общепринятым нормам… Я очень тебя одобряю, ты молодец!

Ирка важно кивнула: спасибо за понимание. Все любят, когда их хвалят. Особенно Ирка, привыкла к лести и похвалам в театре.

…Еще целую долю секунды мы с Ольгой не понимали, а потом поняли: Ирка имеет в виду брутального мужчину, который двадцать четыре часа в сутки думает о сексе. Как наш водопроводчик, страстный и свободный, отчасти даже грубый и жесткий. Мы не можем точно знать, думает ли наш водопроводчик о сексе двадцать четыре часа в сутки, но вид у него такой, будто думает.

Ирка считает, что дикое и страстное свободное животное заставит ее забыть о своих комплексах. Помоему, Ирка хочет слишком многого: пылкое и необузданное, и в то же время ласковое и внимательное? Это должно быть редкое животное, возможно, занесенное в Красную книгу.

17:28

…– Неужели вы могли подумать обо мне такое? – изумилась Ирка.

Ольга сказала: «Ты первая начала! Нужно выражаться ясней».

– Ты на ее стороне, – обвинила меня Ирка.

– Я просто сижу на ее стороне, – трусливо сказала я. – Могу пересесть, если хочешь. Но мы же мысленно шутили сами с собой, это шутка… в голове…

– О боже, что у вас в голове? Вам уже не по возрасту так шутить, – поморщилась Ирка, – мне пора. Это некоторым нечего делать, а у меня завтра премьера, это не ерунда собачья, мне нужно тесто для пирожков поставить.

– Мне тоже пора, – уклончиво сказала Ольга, – я тоже работаю. Мне нужно рецензию на две книги написать… а до этого книги прочитать. Как я буду писать, если не прочитаю?.. Хотя можно и не читать. Прочитаю начало и финал… это большая работа. …А кстати, почему не пришла Алена? Это неуважение! Это игнор!

Девочки поссорились, почти подрались, во всех возможных сочетаниях: Ирка-хомяк с Ольгой, Ирка и Ольга с Аленой. С Аленой они поссорились заочно.

17:31

Встреча в кафе отменилась. Сижу одна на нашем обычном месте у окна, так как встреча отменилась. Девочки ушли, не попрощавшись друг с другом и со мной.

…А если бы Ирка, действительно, имела в виду животное? …Фу, нет, всему есть предел! …Или нет? Или все-таки есть, но не всему? Боже, что у меня в голове?

В голове у меня веселящий газ, бурлит и пузырится. Ольга сказала, что она закончила с романами. Умом я согласна с Ольгой: мы закончили. Уходить из любовной жизни нужно добровольно, словно летишь с горы на санках и смеешься, а не как будто тебя за ухо выводят из класса, а ты выворачиваешься и упираешься.

А не умом я не согласна! Кто-то во мне, юный, от двенадцати до пятидесяти пяти, хочет бежать под дождем по дорожке Летнего сада с распахнутыми глазами …добежать, уткнуться в грудь, поднять голову, услышать «люблю» …по Марсову полю тоже можно бежать, по Фонтанке. Если бежать по Фонтанке, придется останавливаться на светофорах.

Ирка сказала, некоторым нечего делать. Некоторые это я, ерунда собачья тоже я. Почему я, писатель, за двадцать лет написавший сорок книг (ну, ладно, тридцать восемь)?! Почему из нас троих именно я ерунда собачья?

На самом деле я знаю почему: они шли, а я сидела. Я сидела дома за компьютером, а они шли по своему пути. У них есть власть. Каждый может мне сказать:

«Ну что, бездельничаешь, роман пишешь?» Мура на лекции, Ольга вся трепет и волнение, читает финал, Ирка вся медовик-оливье, ставит тесто, а я… что я? Сижу в кафе, продумываю интригу и характеры персонажей?.. Завтра утром по плану третья глава.

Вторник, 7 сентября

Сегодня придут девочки. Хочу, чтобы они прочитали главу.

13:40

Первое, что сделали девочки, войдя в дом: подрались прямо в прихожей, не раздевшись. Ничего не поделаешь, это издержки возраста: капризы, эмоциональность. В пылу драки они могут даже поцарапать друг друга или укусить. Главное, соблюдать спокойствие, чтобы дать каждой то, что ей в этот момент необходимо: одной что-то рассказать, другую выслушать. Никогда не знаю, с чего начать.

– Сейчас будем читать главу. Маленькую, одну!.. И чтобы я больше никогда не слышала «ненавижу читать»! Читать – это счастье. Что?! …А я сказала – счастье! Ах, вам не интересно?! Значит, сейчас будет интересно!

– Давай ты спрячешься в шкаф, а мы тебя не найдем, – предложили девочки.

Смотря на девочек, я думаю: всему свое время. Есть время бежать к любимому с распахнутыми глазами, а есть время сидеть в шкафу.

– Телефоны на стол! Пока не прочитаете главу «Как Незнайка был музыкантом», не встанете! А если встанете, будете читать «Как Незнайка был художником». Всё начинается с малого, сначала вы откажетесь читать Незнайку, потом Толстого, потом Хармса…

Девочки уселись с книгами в гостиной: нужно просто уметь их организовать, я умею. А Мура нет!.. У меня девочки с трех лет читают, а у Муры до сих пор дерутся. Мура привычно повторяет «Яша и Аркаша, перестаньте драться, вы же сестры». Яша бьет с размаха, и тут же рыдает басом. Аркаша царапается и щиплется, тоненько всхлипывая. Все люди разные: Яша простодушно злится, Аркаша томно ябедничает.

Яша и Аркаша на самом деле Яна и Аркадия. Новорожденную Яну переименовали в Яшу в честь одного знакомого кота. Аркаше дали имя Аркадия по желанию второго Муркиного мужа, Мурка с ним развелась. С первым мужем она, разумеется, тоже развелась. Но дети чудесные, Яша веселый крепкий толстячок, Аркаша ангелоподобная тростинка, Яша – вся щеки, Аркаша – вся глаза. По-моему, это закон природы: мужья дочерей всегда не очень, но дети чудесные.

В драгоценной тишине пила кофе из любимой бабушкиной кузнецовской чашки, розовой с золотом. Думала, как закончить главу. Услышав топот, закрыла глаза и притворилась мертвой. В животном мире, когда побег невозможен, это единственный выход: глаза закрыты, тело обмякло, передние лапы безвольно висят.

Первой вбежала Аркаша, за ней Яша. Яша на ходу била Аркашу Носовым. Бегали вокруг стола, то есть вокруг меня. Яша била Аркашу Носовым, Аркаша оборачивалась и колола Яшу карандашом, колола и плакала. Яша догнала Аркашу, вырвала карандаш, вцепилась в волосы, Аркаша завизжала как сирена, Яша заткнула уши и свалилась на меня. Яша крупный ребенок. Я выронила чашку, чай пролился на колени, чашка упала на Шницеля, Шницель взвыл и дернулся, чашка упала и разбилась, Шницель шмыгнул под кресло. Яша с Аркашей завыли хором «она первая начала!».

– Я не виновата, это Шницель виноват, нечего было тут стоять, – прошелестела Аркаша.

– Я тоже не виновата, это Шницель, – басом подтвердила Яша.

Моя бабушкина чашка, розовая, с золотом!..

– Сейчас вы увидите Белку в бешенстве, – сказала я тихим страшным голосом.

– Бежим, Белка в бешенстве, – испугалась Яша и, схватив Аркашу, ринулась вон из кухни. Молодец, перед лицом опасности ведет себя как старшая сестра.

Наверное, настоящие бабушки не бывают в бешенстве. А я бываю! Я не чувствую себя бабушкой: молодой человек не может чувствовать себя бабушкой. Я чувствую себя Белкой. Я очень люблю девочек, люблю, когда они у меня, люблю точно знать, во сколько их заберут.

…Девочки спрятались в шкафу в прихожей. Я встала перед шкафом, чтобы объявить наказание.

– Вот мое решение: вы можете навсегда попрощаться со своими телефонами. На два дня.

Преступники в шкафу замерли. Два дня без телефона – это жестокое наказание, особенно для Яши. Яша не расстается с телефоном. Мы говорим ей: «Иди есть, без телефона», «Иди делай уроки без телефона», «Иди мыться без телефона». Можно считать, что ее имя Безтелефона. Так к ней и обращаться: «Подойди ко мне, Безтелефона!» или «Безтелефона, иди обедать!» Безтелефона – красивое имя.

– Поговорим спокойно? – сдавленным голосом предложила Яша из шкафа. – Ты знаешь секретное качество женщины, от которого без ума мужчины?

– А? – обреченно пискнула я.

– Секретное, – подольстилась Аркаша.

Яше десять, она в третьем классе. Аркаше семь, она в первом классе. Каждый третьеклассник, как и каждый первоклассник, может забрести на порносайт. Сейчас я услышу что-то запредельно неприличное. Что делать? Есть ли у Муры на домашнем компьютере родительский контроль? Что делать? Заткнуть уши? Подпереть дверь шкафа шваброй и убежать? Пусть Мура сама разбирается с порносайтами, я всего лишь бабушка.

– Секретное качество, от которого без ума мужчины, это способность прощать, – сказала Яша. – Ты хочешь, чтобы мужчины были от тебя без ума? Тогда прости за чашку.

– Прости Яшу, ты же достаточно добрая, – попросила Аркаша.

– Яшу? А тебя?

– Меня-то за что прощать? – удивилась Аркаша. – Я не виновата.

Яшино второе имя Безтелефона, Аркашино второе имя Яневиновата, тоже красивое.

– Не прощу. Ладно уж, прощу в самый последний раз. Но за то, что подрались и разбили чашку, вы будете читать еще полчаса, потому что читать это счастье.

– Исключено, – твердо сказала Яша.

– Исключено, – тоненько поддакнула Аркаша.

Проще всего было бы провести оставшееся время в шкафу: девочки уже там. Локализованная драка лучше, чем драка по всему дому. Подерутся, посидят, подумают о своем поведении, а потом их уже заберут. Мура могла бы забрать их прямо из шкафа.

– Белка, принеси нам шкафную еду для пикника, – попросили девочки.

Думаю, шкафная еда – это канапе с чем-то изысканным. У меня есть корзиночки, в которые можно класть салаты или паштет. Хотела положить в корзиночки паштет «Перепелиный», попробовала: ужасный.

Пришла в шкаф с изысканными пельменями: если пельмени насадить на шпажки, получается изысканная еда для пикника.

У корги слишком короткие лапы, чтобы самому залезть в шкаф, Шницеля пришлось втащить на руках. Сидели обнявшись, все вчетвером, ели пельмени. Яша съела восемнадцать штук, Яша благодарный едок и участник пикника. Мама будет меня ругать за то, что я кормлю детей пельменями. Предупредила девочек: «Если вас будут спрашивать, что вы ели, говорите: ели бульон в шкафу».

В углу шкафа под пледами нашлась старая кукла, немецкий пупс в розовых трусах.

– О-о, это еще мой пупсик! Эти розовые трусы сшила пупсику моя мама, – растроганно сказала я. Должно быть, я уложила пупсика спать в шкафу и забыла. А сейчас, через полвека, пупс нашелся! Он хорошо выспался, мой дорогой пупс…

– Это не твой пупс, это мой пупс, это я его нашла, – сказала Яша, и тут у меня зазвонил телефон.

– Я тебя не слышу! – кричал Андрей.

Андрей далеко, в Сибири.

– Я в шкафу, тут плохая связь, – объяснила я.

– Что ты делаешь в шкафу?

– Дед, мы пупса нашли, – вмешалась Яша, – теперь это мой пупс.

Не могу привыкнуть к тому, что дед – это Андрей. Андрей говорит: «Они мои внучки, как же им меня называть?» Если бы меня называли дед, я бы каждый раз мысленно плакала.

– Дед, я тебя люблю, ты купил мне подарок? – прошелестела Аркаша.

В моем детстве считалось, что о подарках спрашивать неприлично. Мама говорила: нужно радоваться человеку, а не подарку. Но у нас другой педагогический прием: девочки выпрашивают подарки, потому что они… они… они… потому что это такой педагогический прием, развитие искренности. Из педагогических соображений Андрей дарит им подарки в ту же минуту, как их видит.

– Дед, я больше тебя люблю, ты купил мне подарок?! – закричала Яша.

– Дед, целую тебя сто раз, подарок мне не забудь.