Цесаревич Вася Шкенёв Сергей

– Вот это хуже всего, потом не отмоешься от позора.

– А в воздух стрелять?

– Да тоже ничего хорошего. Сам факт выхода с оружием против женщины ляжет пятном на репутацию. Представляете, Василий, вы в полной защите, а она…

– Я тоже могу без защиты.

– А вот это как раз правилами запрещено.

– И что делать? – Василий задумчиво почесал кончик носа. – Пётр Аркадьевич, а если я тоже выставлю замену?

– Как сторона, допустившая оскорбление действием, вы не можете это сделать.

Вася задумался, но нужные мысли в голову не приходили. Конечно, был вариант с раскрытием инкогнито, и тогда дуэль автоматически отменялась – если наследнику графа Бронштейна с некоторыми оговорками ещё можно стреляться с цесаревичем, то любые заместители рылом не вышли. Но этот вариант означал окончание вольной жизни и разрушение каких-то планов отца. Ведь не просто так император не стал возражать против поединка? Хотя мог бы и предупредить…

– Пётр Аркадьевич, а что будет, если я принесу извинения?

Лицо Столыпина сначала исказилось в брезгливой гримасе, а потом закаменело:

– В этом случае, господин Красный, я буду вынужден рекомендовать своей внучке сделать вид, будто она с вами не знакома. Думаю, Михаил Дмитриевич поступит точно так же. А что до извинений, то их обязательно примут.

– И не смогут отказаться? – Красный предпочёл не услышать первые два предложения.

– Не смогут, потому что это записано в правилах и высочайше утверждено.

– Спасибо, Пётр Аркадьевич, вы мне очень помогли, – Василий поклонился Столыпину и направился к распорядителю дуэли, который успешно противостоял напору генерала Бонч-Бруевича. – Михаил Дмитриевич, Вячеслав Михайлович, у меня есть заявление.

– Потом, – отмахнулся генерал. – Сейчас я объясню господину Скрябину всю его неправоту, и тогда…

– Спасибо, но уже не нужно.

– Что не нужно?

– Обсуждать правомерность замены уже не нужно, Михаил Дмитриевич. Я хотел бы принести извинения своему противнику.

На лице Бонч-Бруевича отразились те же самые чувства, что и у Столыпина минутой ранее, разве что комментарии не последовали. А Вячеслав Михайлович вздохнул с облегчением и захлопнул фолиант со сводом дуэльных правил.

– Я вас понял, господин Красный! Сейчас всё организуем.

Неизвестно, кто проектировал и строил стадион на Каменном острове, но акустика на нём вряд ли уступала Большому театру, где не довелось побывать ни Василию Красному, ни капитану Родионову. Память что-то подсказывала об усилителях звука инженеров Термена и Лосева, но и без магии здесь явно не обошлось. Голос Вячеслава Михайловича Скрябина был слышен даже на самых дальних трибунах:

– Дамы и господа! Спешу сообщить вам, что, к всеобщей радости, сегодняшнее кровопролитие отменяется! Один их участников дуэли выразил готовность принести извинения!

Василий стоял чуть ли не в центре стадиона и кожей чувствовал направленные на него взгляды. Кто-то смотрел с сочувствием, кто-то с брезгливым разочарованием, а кто-то с недоумением. А в глазах Яши Бронштейна ярко светилось торжество. Его тоже вызвали на центр стадиона, как главного виновника торжества, а рядом с ним кривила губы в усмешке его заместительница – сухая старушка неопределённых лет в роговых очках с толстыми линзами.

Вячеслав Михайлович показал на стол, где лежали приготовленные пистолеты ТТ:

– Это оружие сегодня не выстрелит, господа! Оно промолчит благодаря похвальному благоразумию и миролюбию, проявленным перед лицом Его Императорского Величества!

Вася скосил глаза в сторону императорской ложи – Иосиф Первый невозмутимо курил трубку и не проявлял эмоций. Если он и испытывал разочарование от поступка сына, внешне это не было заметно.

Тем временем Скрябин продолжил:

– Очень хочется надеяться, что поступок господина Красного послужит примером мирного разрешения любых конфликтов! Прошу вас, господин Красный!

Василий прокашлялся, убедился, что его хорошо слышно, а потом приложил руку к сердцу и громко произнёс:

– Я хочу извиниться перед господином Бронштейном-младшим за то, что разбил ему морду, а не кастрировал! Также прошу простить меня за отвращение, испытываемое к персоне господина Бронштейна-младшего, и рвотные позывы, случающиеся от лицезрения упомянутой персоны. Поверьте, господа, мои просьбы о прощении искренни и идут от самого сердца.

Вячеслав Михайлович подавился приготовленным панегириком миролюбию, и во внезапно наступившей тишине послышались редкие и негромкие аплодисменты из императорской ложи. Знакомый всей империи чуть глуховатый голос произнёс:

– Есть мнение, что это поступок настоящего большевика. А что нам скажет господин Бронштейн-младший?

На Яшу было больно смотреть. Его лицо стало белее крахмального воротничка, а дрожащие губы не могли произнести ни единого слова.

После трёхминутного молчания Вячеслав Михайлович объявил:

– Возражений не последовало, извинения приняты!

И трибуны внезапно разразились овациями. Полетели в воздух меховые шапки, котелки, цилиндры и форменные фуражки. В общем шуме затерялся визгливый мат с южной трибуны, разбавленный словами «тухес», «поц», «шлемазл» и чем-то ещё не совсем понятным.

К Вячеславу Михайловичу подошёл казачий офицер в форме Атаманского полка и протянул листок бумаги. Скрябин прочитал, кивнул и поднял руку, требуя тишины:

– Дамы и господа, и это ещё не всё! – он дождался относительного спокойствия публики и потряс в воздухе бумажкой. – Да, это ещё не всё! Как я только что узнал, за спасение знаменитого конструктора, можно сказать – короля дирижаблей Николая Николаевича Поликарпова, гимназист Василий Красный награждён орденом Святого Станислава третьей степени!

Ликование министра двора утонуло в восторженном рёве публики. Нет, они вовсе не радовались за Василия, они почему-то недолюбливали всё семейство Бронштейнов. И вот кто-то, перекрикивая шум, затянул гимн «Патриотического большинства», давно уже считающийся неофициальным гимном Российском империи.

Награда Красного порадовала. Капитана Родионова тоже. Пусть самый младший орден, пусть без мечей и банта, что в сравнении с советскими наградами ставило его где-то между Знаком Почёта и значком «Ударник коммунистического труда», но для тринадцати лет очень даже неплохо. Ну ладно, почти четырнадцати лет.

Кстати, это единственная уцелевшая из двух наград бывшего королевства Польского – орден Белого орла упразднён после известных событий осени семнадцатого года. Наверное потому, то получил в народе оскорбительные прозвища «Жареная курица», «Цыплёнок табака» и «Феникс-неудачник».

Дождавшийся окончания гимна Вячеслав Михайлович опять поднял руку:

– Его Императорское Величество просит гимназиста Красного…

Дружное «ах» не дало расслышать суть просьбы. Только что на глазах многочисленных зрителей случилось немыслимое, сравнимое с падением неба на землю. Император!!! Просит!!! Гимназиста!!!

– Господин Красный, подойдите к императорской ложе, – повторил Скрябин. – Господа, поприветствуем нашего героя!

Василий повернулся и пошёл в указанную сторону. Теперь он чувствовал не только взгляды, он ощущал эмоции. Обожание, восхищение, зависть, ненависть… всё смешалось и давало дивный коктейль, который напитывал весь организм восхитительной и чистой энергией. На короткий миг сам себе показался Архимедом, способным перевернуть землю без рычага и даже без точки опоры. Но уже в следующий миг Вася чётко осознал, что если в ближайшее время не избавится от излишков этой энергии, то бабахнет десятком килотонн в тротиловом эквиваленте – медные трубы нисколько не легче шапки Мономаха.

Император улыбнулся и провёл перед собой ладонью, убирая невидимый щит. Василий перешёл на строевой шаг, остановился за три метра и вскинул руку к виску:

– Ваше Императорское Величество, гимназист Красный по вашему приказанию прибыл!

И вдруг вопль за спиной:

– Государь, важное сообщение! – Вася оглянулся – старушка в очках тоже спешила к императору, продолжая кричать во всё горло. – Слово и дело государево!

Не иначе книжек на исторические темы начиталась. Какое ещё слово и дело? У императора для таких случаев существуют Особый отдел при Управлении дворцовой полиции и Департамент государственной безопасности при Третьем отделении собственной Е.И.В. канцелярии. Именно туда нужно обращаться по вопросам, не имеющим решения привычным путём. Анонимки не принимаются.

– Что у вас, сударыня? – император проявил интерес и не стал отсылать бабушку к тиграм бюрократических джунглей. – У вас какие-то проблемы?