Вильгельм. Проклятие Саана Лисина Александра

© А. Лисина, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

Люблю препарировать мертвых. Лежат себе спокойно, помалкивают. Когда нужно, сами инструменты подают…

– Ну, и как твои успехи? – поинтересовался внезапно материализовавшийся в воздухе Мор.

Хм. Неужели уже вечер? Раньше он бы точно не появился.

– Ничего не понимаю, – со вздохом признался я, вкладывая в протянутую руку изучаемого образца узкий длинный нож. – Мозги и у мертвых, и у живых по структуре абсолютно одинаковые. Но при этом одни работают, а другие нет. И я до сих пор не могу понять, в чем дело.

Препарируемый зомби спокойно положил нож на стол рядом с собой и снова замер, позволяя мне безвозбранно копаться в своей черепушке. Но на сегодня я почти закончил – осталось только запихнуть мозги обратно, вернуть на место выпиленную кость, смазать ее экспериментальным составом под номером сто шесть и прикрыть всю эту красоту кожей, чтобы побыстрее зажило.

– Может, тебе пора переходить на живых? – предположил Мор, когда я принялся вытирать чистой тряпицей руки и жестом отправил зомби обратно в подвал, откуда его недавно взял.

Я качнул головой.

– Живыми Гнор занимается. У него там даже какой-то прорыв намечается, но сам знаешь, как нервно он относится к вмешательству в свои дела.

– По-моему, он слишком много на себя берет.

– Он умеет хорошо работать, – возразил я, откладывая грязную тряпку в сторону. – А еще он кровно заинтересован в результатах нашего совместного труда, так что подгонять его не нужно.

– Само собой, он заинтересован. Ему скоро на кладбище отправляться. Сколько вы уже экспериментируете? Лет десять?

– Десять лет четыре месяца и два дня. Старик уже стар, ты прав, но именно поэтому он из кожи вон вывернется, чтобы закончить работу как можно скорее.

– А-а-а! – вдруг донеслось из подвала радостное. – Я его нашел! Нашел!

Я вопросительно приподнял одну бровь, а призрак, прежде чем стать невидимым, скептически хмыкнул.

– Да неужели?

– Вот! – выдохнул показавшийся в проеме отчетливо запыхавшийся старик и любовно прижал к груди склянку с каким-то раствором. – Мой воскрешательный эликсир… мое сокровище… он наконец-то готов!

Ну, вот. Что я говорил? Личная заинтересованность способна принести гораздо больше пользы, нежели труд из-под палки.

Выглядел Гнор, конечно, неважно – резко постаревший, сильно исхудавший, со впалыми щеками и лихорадочно блестящими глазами, в которых горели фанатичные огоньки. Но именно фанатизм и неистовое желание жить делали его таким хорошим помощником и заставляли на протяжении многих лет искать ответы на мои вопросы, не отвлекаясь ни на что иное.

– Я его нашел! – с гордостью повторил Гнор, по-прежнему сжимая в руках колбу. – Три тысячи восемьдесят восемь крыс, шестнадцать кошек и десять собак благополучно воскресли благодаря моему величайшему изобретению. Я их травил, рубил, кромсал… А они все равно живые! При этом все их реакции остаются на прежнем уровне, а некоторые и превышают средние показатели для своего вида. У них даже инстинкты сохранены, понимаешь?! А значит, я нашел нужный состав, и теперь настала пора испытать его на человеке!

– Хорошая новость, – спокойно ответил я. – Сходи в хранилище и подбери себе подопытного.

– Нет! – тревожно дернулся Гнор и еще сильнее прижал к груди склянку. – Это мое открытие! Моя работа! Мой эликсир! А значит, именно я должен первым обрести бессмертие!

Вот уж когда скептический настрой призрака передался и мне.

– А если ты ошибся?

– Я не могу ошибиться! – взвизгнул старик, и его руки отчетливо затряслись.

В и без того горящих глазах зажглись совсем уж безумные огоньки, а скрюченные пальцы сжались, словно я прямо сейчас собирался вырвать у него драгоценную колбу и украсть плоды его многолетнего труда.

Ну, да, помощничек мне достался не самый покладистый. Гнор был по-стариковски упрям, себялюбив, неимоверно тщеславен и до крайности подозрителен, поэтому с самого начала настоял, чтобы ему выделили отдельное помещение. Там он не только работал в полном одиночестве, но и жил, а также вел подробные записи, которые, разумеется, тщательно прятал.

При этом любую помощь Гнор отвергал, а чужие идеи и предположения никогда не принимал на веру. Сначала ему надо было все по сто раз изучить, проверить, испробовать на зуб, разобрать по косточкам. И только убедившись, что идея действительно работает, он соглашался ее применить.

Надо ли говорить, что свои собственные исследования он дублировал и бесконечно перепроверял, чтобы быть абсолютно уверенным в результате. С таким подходом вероятность ошибки и впрямь невелика. Но все же применять на себе непроверенный эликсир было чревато, поэтому я предпочел бы, чтобы первым его принял кто-то другой.

– Нет! – отпрянул старик, когда я повторил свое предложение. – Он абсолютно надежен! И я это докажу!

Его лицо стало совсем нехорошим. Он замер, словно на что-то решаясь, после чего взмахнул рукой с драгоценной склянкой, вырвал из горлышка тугую пробку и быстрым движением опрокинул содержимое склянки в себя. После чего с полубезумной улыбкой выхватил из-за пазухи острый нож и с торжествующим воплем всадил его себе в грудь.

Шмяк!

Дряхлое старческое тело с грохнулось о каменный пол и забилось в конвульсиях. Опустевшая склянка с жалобным звоном разбилась. На губах Гнора появилась белая пена вперемешку с кровью. Несколько секунд он что-то еще бессвязно хрипел, закатив глаза и царапая ногтями торчащую из груди рукоятку. А потом так же внезапно вытянулся и благополучно помер, заставив нас с Мором синхронно вздохнуть.

Глава 1

– Старый дурак, – кратко охарактеризовал умственные способности Гнора призрак, когда стало ясно, что тот действительно мертв. – Совсем из ума выжил. На твоем месте я не стал бы его воскрешать.

– Эликсир-то он уже выпил, – напомнил я материализовавшейся тени. – Нам осталось только дождаться результатов.

Мор на это ничего не сказал. А я коротко свистнул и отступил в сторону, когда в пещеру изо всех щелей полезли многочисленные костяные паучки. Тихие, ловкие, почти незаметные, они с ходу окружили еще теплое тело и, подхватив, совместными усилиями приподняли его над полом. А затем проворно утащили в темноту, оставив после себя только большую красную лужу.

Еще одна партия пауков тут же принялась наводить порядок. Кровь они шустро вытерли, осколки убрали. Заодно мои инструменты помыли, заново отполировали и аккуратно сложили на специальный стол. Так что всего через пять минут в лаборатории стало так чисто, словно ее вообще никогда не использовали.

Замечательные создания эти скелеты.

Я начал работать над ними еще в Дамане. Там же довел эту методику до ума, кое-что со временем усовершенствовал, поэтому теперь в моем распоряжении имелась целая армия помощников, которые охотно делали все то, чем я не считал нужным заниматься. Они же выгрызли в горе кучу дополнительных помещений, поэтому вместо старой пещеры здесь теперь образовалась целая сеть тоннелей, несколько подземных этажей и множество комнат, которые мы с Гнором успели за эти годы хорошо обжить.

В его лаборатории тоже было довольно просторно, однако, в отличие от моей, уборщиков, да и вообще посторонних он туда не пускал. Здесь же он предпочитал есть, спать, думать. И, будучи не самым опрятным существом, умудрился превратить большую часть выделенных ему помещений в настоящий свинарник. При этом Гнор искренне верил, что достоин самого лучшего. Не скромничал, когда составлял список нужного ему оборудования. А поскольку от его успеха зависели и мои планы, то теперь в его лаборатории стояла сложная система увеличительных стекол, позволяющих изучать даже очень мелкие объекты при большом приближении, магические выпариватели, смесители, всевозможные артефакты и прочие приспособления, которые должны были облегчить ему жизнь.

Ждать результата пришлось почти сутки.

Признаться, я уже почти решил, что старик и впрямь что-то намудрил с формулой. Однако, как только на улице снова потемнело, из комнаты, где находилось его тело, донеслось знакомое покашливание и хруст костей, а затем оттуда, кряхтя, выбрался сам Гнор, в глазах которого горел настоящий триумф.

– Я… это… сделал! – хриплым голосом прокаркал он, как только мы встретились взглядами. – Я смог! Я воскрес! Смерть больше никогда меня не коснется!

– Ну, для начала это все-таки стоит проверить, – нейтральным тоном заметил я. – Как ты смотришь на то, чтобы провести парочку тестов?

Гнор тут же насупился, но наука в его понимании требовала доказательств, поэтому ему ничего не оставалось, как согласиться стать подопытной крысой.

В последующие несколько недель мы занимались исключительно им. Но, как вскоре выяснилось, воскрешательный эликсир и впрямь сотворил невероятное, потому что и физическая сила, и выносливость, и скорость реакции, и даже умственная активность у вчерашнего старика оказались на высоте. Постоянная хромота, которая так его раздражала, уже на следующий день стала менее заметной, а еще через сутки прошла совсем. У Гнора снова выросли зубы. Проснулся зверский аппетит. Кожа за считаные дни вернула тонус, почти как в молодости, глубокие морщины разгладились, на плешивой голове снова начали расти волосы, отчего вредный старик ощутимо помолодел.

Обрадовавшись приятным переменам, он даже настоял, чтобы в порядке эксперимента я сломал ему нос и потом вправил на место искривленные кости.

Я сделал. А потом во всех подробностях наблюдал, как обезображенное лицо стремительно восстанавливает форму, после чего старик уже не только стариком больше не выглядел, но и обрел вполне себе человеческую внешность.

Еще мы заметили, что он почти перестал нуждаться во сне, отчего его работоспособность очень выросла. У него появился прилив сил. Ощущение бодрости. И резко повысилась двигательная активность. Он стал абсолютно нечувствителен к ядам, приобрел повышенную регенерацию. При этом и дыхание, и сердцебиение у него оставались в пределах нормы. Так что можно было сказать, что он действительно воскрес. И одновременно с этим избавился от множества недостатков, которые безумно его злили.

Правда, были и другие изменения.

В частности, Гнор перестал ощущать боль, практически полностью утратил обоняние, и у него резко поменялись вкусы. Отсутствие необходимости во сне сделало его более раздражительным. Еще он пристрастился к мясу, стал требователен к выбору продуктов. Но поскольку на фоне других изменений это было весьма незначительным, а в экспериментах животные показывали схожие предпочтения, то находящийся в эйфории Гнор посчитал, что подобными мелочами можно пренебречь.

И только через месяц появились первые тревожные звоночки.

В частности, одна из крыс, которую старик воскресил в числе первых, вдруг без видимых причин набросилась на соседей по клетке и умудрилась перебить их всех до одной. Соседи, разумеется, вскоре снова забегали, однако животных пришлось расселить, а Гнор также отметил, что восстанавливались они после травм гораздо медленнее, чем раньше.

Потом он сообщил, что у всех без исключения крыс начало замедляться сердцебиение. Причем чем крупнее был грызун, тем больше оказалась разница между «было» и «стало».

Еще через месяц у животных появились признаки воспаления на коже. Гнойные прыщи, громадные волдыри, словно от ожогов, красные пятна, которые вскоре начали явственно чернеть. Остановить процесс Гнору не удалось: крысы продолжали болеть, а попутно исхудали и облысели. Можно сказать, запаршивели. Однако при этом выглядели достаточно бодрыми, сохраняли повседневную активность, лопали за троих и ничем не показывали, что страдают.

Наконец у одной из первых экспериментальных крыс появилось отчетливое пятнышко гнили на хвосте, которое начало неумолимо разрастаться. Через неделю таких пятен стало уже два, потом три… пока почерневший хвост не усох и не отвалился полностью. Крыса при этом продолжала вполне себе бодро бегать по клетке, яростно кусалась, если ее пытались оттуда достать, и особенно агрессивно вела себя с сородичами, у которых мы впоследствии стали обнаруживать такие же изменения.

Целительные эликсиры, амулеты, обычая магия оказались не в силах остановить этот процесс. Крысы стремительно лысели, худели, регулярно впадали в ярость, обильно ели, отдавая предпочтение сырому мясу, и медленно, но неотвратимо все важные жизненные процессы в них замедлялись до тех пор, пока не остановились совсем.

– Ничего не понимаю, – бормотал Гнор, сутками ходя вокруг клеток и пытаясь что-то предпринять. – Этого не должно было случиться. Все должно было быть совсем не так!

И вот наконец настал день, когда лысые, бесхвостые, не ощущающие боли, не чувствительные к яду и неистово бьющиеся в клетках крысы совсем перестали походить на нормальных. Нанесенные стариком раны больше на них не заживали, кровь из них уже не текла, зато и вреда они никакого не приносили. Крысы по-прежнему бодрствовали, день ото дня становились все уродливее и все равно наотрез отказывались подыхать.

К этому моменту я уже передумал размораживать Нардиса и переводить эксперимент в заключительную стадию, тогда как и без того скептический настрой Мора перешел в твердую уверенность в стиле «А я же говорил».

Однако Гнор не сдавался. Торчал в лаборатории днем и ночью, настойчиво искал ошибку в вычислениях, раз за разом пересматривал бумаги… пока однажды я не заметил у него на руке такое же подозрительное темное пятнышко и не озадачил его гораздо более важной проблемой, которую нужно было как-то решать.

– Да, – подтвердил я, когда уговорил старика на осмотр. – Твое сердце бьется заметно реже, чем раньше. Судя по всему, оживление было временным или неполным, а теперь природа берет свое, и тело постепенно умирает.

– Время еще есть, – дрогнувшим голосом прошептал Гнор. – У крыс изменения начались только через год.

– Скоро начнут меняться кошки и собаки. Отследи, как это происходит и сколько времени это займет. Возможно, трансформацию еще можно остановить.

Как оказалось, нельзя. У более крупных животных процесс омертвения тканей начался и закончился еще быстрее, чем у худосочных крыс. Всего через полгода после воскрешения они начали явственно меняться. Еще через две недели процесс полностью завершился. И очень скоро в моих подвалах скопилась целая армия мертвых животных, которые вели себя как живые. А именно регулярно искали еду в кормушках, сходили с ума от несуществующего голода, пугались, если громко стукнуть по железным решеткам, а если им давали такую возможность, то даже пытались спариваться. Несмотря на то что нужных органов давно уже не имели, да и в остальном выглядели так, словно вот-вот развалятся.

Когда стало ясно, что процесс действительно необратим, и без того раздавленный неудачей Гнор стал понемногу сходить с ума и изобретать самые дикие способы сохранить тела своим дохлым зверушкам. В частности, крысам он пытался пришивать обратно гнилые лапы, кошкам возвращать лысые хвосты, кому-то вроде даже голову пытался пересадить, но все эти попытки раз за разом оканчивались ничем. До тех пор, пока в отчаянии старик не смешал мертвую плоть с живой и не приживил дохлой крысе лапу от живой и совершенно здоровой товарки.

Это неожиданно принесло хорошие результаты, потому что лапа благополучно прижилась и крыса даже смогла ею полноценно пользоваться.

Гнор резко воспрял духом, принялся налево и направо истреблять поголовье грызунов в окрестностях логова, с чем ему серьезно помогли мои костяные гончие. Но оказалось, что и этот эффект был временным. А спустя месяц-другой новая лапа стала такой же, как старая, поскольку процесс разложения плоти так и не остановился. В то же время старик заметил, что если дохлую крысу кормить не только мясом, но и кровью, то гниение значительно замедляется и псевдожизнь можно существенно продлить.

Прекрасно понимая, что в ближайшем будущем его ждет такая же незавидная участь, он работал как проклятый, ища любой способ замедлить умирание плоти, дабы не превратиться в разумного, не подверженного влиянию смерти, но совершенно беспомощного перед слабостями собственной плоти мертвеца.

И тем не менее это все-таки случилось. Спустя меньше чем полгода процесс полностью завершился и сердце Гнора, несмотря на все наши усилия, все-таки перестало биться. Внешние изменения, правда, пока не проявились. Многочисленные гнилые пятнышки не доставляли старику ни малейшего неудобства, так что, если не заглядывать под балахон, его все еще можно было принять за человека.

Мы как могли старались замедлить этот процесс и в чем-то даже преуспели. По крайней мере, разваливаться на части старик стал гораздо позже, чем его крысы. И гораздо позже, чем кошки с собаками, процесс умирания которых мы проследили детально и изучили со всех возможных сторон.

Создания, которые уже перестали быть живыми, но так и не сделались полностью мертвыми, – это, безусловно, было новым словом в магической науке. Настоящее открытие, особенно важное в свете того, что все свои былые желания, стремления, инстинкты и память наши подопытные сохранили. Но Гнору это не могло послужить утешением. Ну, а когда у него впервые отвалилась рука, то мне волей-неволей пришлось искать замену, для чего понадобилось поднять старые связи и снова, спустя немало лет, обратиться к Леману.

Тот за прошедшие годы тоже успел состариться и отошел от дел, передав бразды правления преемнику. Однако просьбу мою все же уважил. Потоком смертников нас обеспечил. Вот только и этого Гнору показалось мало.

Он захотел еще больше людей. Больше доноров. Больше возможностей для замены вышедших из строя частей тела, порой еще до того, как изменения становились значимыми. Малейшие признаки ухудшения работы той или иной конечности вызывали у него приступы ярости. Он опять одряхлел. Захромал. Его гниющее, неумолимо разлагающееся тело начало ощутимо пованивать, привлекая к себе целые тучи мух. Сам Гнор стал капризен, как старая дева, и агрессивен, как мохноног в период весеннего гона.

Естественно, он не хотел ни ждать, ни слушать мои уговоры. Ему было наплевать, что я в это время тоже не сидел без дела. Он, как и всегда, хотел всего и сразу. Поэтому, когда я отказался удовлетворять его непомерные аппетиты, он сначала вспылил, потом замкнулся, а в один из дней, когда я вернулся с очередным смертником, попросту не застал никого в пещере. Ни Гнора, ни записей, ни дорогих амулетов из его немалой коллекции… Он забрал с собой все, что только смог унести. А единственное, что от него осталось, это горы мусора и корявая надпись на клочке бумаги, в которой было всего два слова: «Не ищи».

– Ну, и хвала Саану, – заключил Мор, когда стало ясно, что упрямый старик действительно ушел. – Без него гораздо спокойнее.

Я только плечами пожал.

Да пожалуйста. Моя-то работа с его уходом только начиналась.

Пока пауки убирали опустевшую лабораторию, я выбрался из пещеры и, усевшись прямо на пороге, прикрыл глаза.

Гнор полагал, что оставил меня без ценных сведений, думал, что отомстил за неудачу с эликсиром, и гордо ушел, уверенный, что без него у меня ничего не получится. Однако про Мора и про то, что за ним постоянно наблюдают, старик за все эти годы так и не узнал. А еще ему было невдомек, что мои крохотные помощники следят за ним из каждой щели и добросовестно сообщают мне все, что увидят.

Само собой, читать они не умели, да и я с их помощью сквозь стены видеть пока не научился. Однако они запоминали каждую закорючку и каждый штрих, сделанные Гнором в дневнике, а затем прибегали ко мне и, окунув лапку в чернила, скрупулезно воспроизводили все, что сумели подглядеть.

Со временем все его записи стали полностью мне доступны, и чтобы понять, где именно была допущена ошибка, Гнор был мне уже не нужен. Осталось только разложить эту информацию по полочкам и проанализировать все, чем занимался старик.

Это заняло мое время почти на месяц.

А когда я закончил разбираться, то пришел к выводу, что Гнор был не так уж и не прав, и когда сказал, что ключевым элементом в процессе воскрешения должна служить моя кровь, и когда предположил, что мое долголетие – прямое доказательство правильности его теории.

Кровь – это основа жизни. Величайшее сокровище, о ценности которого знали еще древние ведьмы. Кровь несла в себе ответы на многие наши вопросы. А я, не будучи, по сути, ни живым, ни мертвым, являлся той самой истиной, которая находилась где-то посередине, поэтому именно моя кровь должна была стать важнейшим элементом в магическом ритуале.

Еще мы оба сошлись на том, что без магии жизни она бесполезна. И что те же ведьмы, которые свободно такой магией пользовались, могли бы нам в этом помочь.

Гнора я, само собой, ознакомил с результатами работы нэла Тарио. Он также продолжил расшифровку символов и в результате пришел к выводу, что основа для конечного заклинания должна быть графической. Это раз. И что в ее составе обязательно должны присутствовать символы как жизни, так и смерти. Это два.

Вопрос заключался лишь в том, каким именно способом их совместить.

Увлекшись идеей создания жидкого лекарства, Гнор нанес эти символы на посуду – ту самую, где созревал его воскрешательный эликсир. Причем основу мы с ним придумывали уже вместе. Я со своей стороны наполнил ее энергией смерти. От него же мы, в свою очередь, позаимствовали энергию жизни. Кровь, в которой содержались оба этих компонента, должна была послужить связующим звеном. Ну, а для снятия побочных эффектов и большей стабильности заклинания Гнор использовал защитные знаки из ведьминого круга, а еще решил добавить алхимические присадки, которые пронумеровал, как когда-то Кариур, и испытывал одну за другой.

Понятно, что живой ведьмы у нас не было, зато имелась ее кровь – это раз. Еще была магия крови, для которой ни колдун, ни ведьма уже не нужны, – это два. И имелся ведьмин круг, структуру которого мы тщательно изучили, доработали, слегка видоизменили и не сомневались, что сумеем его запустить.

Однако только сейчас я осознал, о чем мы в свое время не подумали и что Гнор ошибся не потому, что был нетерпеливым или безграмотным. У нас просто отличались подходы к поставленной задаче. И были, как выяснилось, разные цели, поэтому-то эликсир и не сработал.

В частности, Гнор искал бессмертие лично для себя, тогда как я хотел всего лишь воскресить Нардиса.

Старик исходил из того, что экспериментальное тело будет сначала живым, потом мертвым и сразу снова живым, тогда как у меня в наличии имелся лишь замороженный труп, который омертвел давным-давно и уже утратил качества, которыми обладает свежее тело.

Гнор также верил, что эликсир бессмертия – самая подходящая субстанция для преобразования плоти. Мол, один раз выпил – и порядок. Вот только Нардис не смог бы его выпить по определению. А если бы я и влил ему лекарство в глотку, то из промерзших до хруста внутренностей ни единая его капля не смогла бы впитаться в кровь.

Это, в свою очередь, означало, что вариант Гнора, хоть и был, по сути, верным, мне абсолютно не подходил. Поэтому при наличии тех же компонентов для ритуала мне пришлось придумывать другой способ их использования.

Наконец главная и самая важная наша ошибка заключалась в том, что между нами не было доверия. Я не сказал ему о Море – он начал прятать исследования. Я использовал для получения нужной мне информации пауков – Гнор же с самого начала планировал работать только на себя, хотя на мои средства и на моем оборудовании. Я умолчал о скверне и о том, что на самом деле в моем бессмертии виновато не только проклятие, – он, не видя всей картины, жестоко просчитался и в итоге пришел к неверным выводам.

– Ты забыл еще об одной вашей вещи – о душе, – напомнил Мор, когда я поделился с ним своими умозаключениями. – У Гнора после смерти она не успела даже толком отлететь, тогда как душа Нардиса осталась в этом мире не по своей воле.

– Думаешь, она может не захотеть возвращаться?

– Думаю, я смогу ее уговорить.

– Уверен? Нардис всегда был довольно упрямым. И вряд ли за столько лет его душа стала более покладистой.

Мор только хмыкнул.

– Не только ты все эти годы работал. Я, пока за вами наблюдал, тоже пришел к кое-каким выводам. Так что если и не уговорю ее вернуться, то заставлю. Уж на это-то моих сил точно должно хватить.

И вот после этого работа закипела с новой силой.

Однако поскольку теперь колдуна у меня не было, то поделиться жизненной силой стало некому. Но я решил эту проблему, позаимствовав у Гнора одну любопытную идею, и нашел способ выделить из собственной крови две кардинально отличающиеся по составу субстанции. А именно: ту, что делала меня мертвым и была смертельно ядовита для всего живого, и ту, что еще была живой, позволяя мне мыслить, двигаться и восстанавливать поврежденные ткани.

Сразу у меня, конечно, не получилось сделать как надо. То одно оказывалось не так, то другое. Но путем проб и ошибок я все же добился нужного результата и спустя всего три года после ухода Гнора наконец-то вернулся в грот, вытащил оттуда тело Нардиса и переложил его в подвал. Размораживаться.

Дня через три, когда процесс подошел к концу, я раздел и обмыл тело, после чего использовал на трупе состав для заживления ран и подготовил к собственно ритуалу.

Еще через день, когда рана в груди закрылась, я нарисовал на камнях ведьмин круг, структуру которого мы видоизменили вместе с Гнором, поместил туда тело, покрыл его сложной вязью из ведьминских рун, положил рядом драгоценные камни, которые забрал из ведьминой пещеры, молча порадовавшись, что строптивый колдун успел их зарядить. А самыми последними нанес на грудь Нардиса два очень схожих по строению, но совершенно противоположных по значению символа: жизни и смерти. После этого осталось лишь запустить процесс, объединив живое с неживым и соединив их в нечто новое. Однако прежде…

– Мор, твой выход.

Призрак, подлетев к устало поникшей душе, с размаху ударил ей по хребту, буквально вбивая в мертвое тело.

– Давай!

После чего я торопливо вылил на два последних символа пробирки с собственной кровью, именно той, что была предназначена для каждого из них – мертвое для смерти и живое для жизни.

Ведьмин круг вспыхнул.

Разложенные в строго определенном порядке камни мгновенно опустели.

Магическая печать, которая когда-то привязывала Нардиса ко мне, благополучно испарилась. Лежащее на полу тело окуталось слепяще-ярким коконом, и… все тут же стихло. Неистово-яркий свет, от которого даже мне пришлось зажмуриться, снова угас. Лежащее на полу тело на первый взгляд ничуть не изменилось. Но, как и с Гнором, следовало дождаться результата и при этом поменьше думать о том, что второй попытки у нас наверняка не будет.

Правда, в отличие от того же Гнора ждать нам пришлось дольше обычного, потому что ни утром следующего дня, ни через день, ни даже через два Нардис так и не пришел в себя, его сердце не заработало и не появилось ни единого признака того, что ритуал завершился успешно.

Меня это беспокоило.

Мор даже предположил, что слишком долгая заморозка могла повредить телу сильнее, чем мы рассчитывали, поэтому состав для восстановления оказался слаб и упрямая душа все-таки сбежала.

И только на третий день, ближе к вечеру, в лаборатории раздался оглушительный треск, а следом за ним и страшный грохот, который сумел избавить нас от сомнений. Потом послышался истошный вой на множество голосов. Звуки разрываемой плоти. Утробный рев, в котором не было ничего человеческого. А как только я кинулся к лестнице, оттуда без предупреждения вылетело что-то живое, всклокоченное, абсолютно голое и при этом покрытое свежей кровью с головы до ног.

Сверкнув алыми глазами, это нечто свирепо оскалилось, продемонстрировав на редкость длинные и острые клыки. Затем потянуло носом, раздраженно рыкнуло. После чего с неимоверной скоростью промчалось мимо, безошибочно отыскало выход из пещеры и, выскочив наружу, все с той же поразительной скоростью кинулось по склону вниз, издавая по пути леденящее кровь рычание.

– По-моему, мы что-то не то наколдовали, – скептически заметил Мор, когда существо огромными прыжками помчалось прочь. – Тебе не кажется, что его надо остановить?

Я посмотрел вслед убегающему человеку и кивнул. После чего свистнул Кости, а уже когда она ринулась в погоню, принялся неспешно спускаться вниз, прекрасно зная, что с такой помощницей торопиться некуда.

Глава 2

Количество костяных гончих за время пребывания в горах я увеличил почти до пяти десятков голов, но в обычное время они мне были без надобности. Кость и Клык, которого я сотворил по ее образу и подобию, вот, собственно, и все, в ком я по-настоящему нуждался.

Остальная стая была рассредоточена в горах. На склонах вокруг пещеры. Вдоль тех немногочисленных троп, которыми к нам можно было добраться. Оставшись сидеть и лежать именно там, где им приказали, они годами сохраняли неподвижность, при этом постепенно обрастая песком, залежами мелких камней, нанесенной ветром землей, а вместе с ней – травой и кустами…

Наверное, кто-то, проходя мимо, удивился бы чудесам природы, сумевшей создать такие удивительно живописные скульптуры. Но гончие не спали. Я больше не считал нужным усыплять своих бессмертных стражей, которые могли понадобиться в любое мгновение. Поэтому стоило их только позвать, как вросшие в землю псы немедленно вскакивали и бросались наперерез беглецу, в два счета загородив ему дорогу и тем самым заставляя остановиться.

– Ну, что сказать, – задумчиво проговорил призрак, когда мы приблизились и присмотрелись к окровавленной фигуре. – Внешне это действительно Нардис. Вот только с мозгами у него что-то не то.

– Скорее всего, это временное явление, – предположил я, следя за тем, как гончие кружат вокруг голого парня, а тот пригнулся, словно зверь перед прыжком, и утробно рычит, не сводя с них бешено горящих глаз. – Смотри: реакции в норме, двигательная активность тоже в порядке – вон как он из пещеры припустил, хотя Гнор в первые сутки после пробуждения чувствовал себя не в пример хуже.

– Гнору было намного больше лет.

– А Нардис почти два десятилетия провел в глубокой заморозке. Тем не менее и скорость, и сила… Он ведь даже не запыхался. А еще у него на левой руке рана… была только что.

– Да, регенерация превосходная. Намного лучше, чем у подопытных образцов, – вполголоса заметил призрак, не торопясь, впрочем, приближаться к беглецу. – Хотя с аурой, похоже, такая же беда, как у Гнора.

Я присмотрелся, но второе зрение и впрямь показывало у Нардиса не нормальную салатовую ауру, как у живых, а такое же невнятное серое безобразие, какое было у старика. Хотя нет, не совсем такое же… У Гнора аура была неподвижной, а у парня она словно… дышала. Тревожно ужималась, если кто-то из гончих подбирался чуть ближе, и снова расслаблялась, когда угроза миновала.

Получив мысленную команду, псы начали медленно теснить парня обратно к пещере, но тот сумел меня удивить – неожиданно совершив обманный маневр, попытался прорваться, однако был дважды укушен и с шипением отскочил, скаля острые зубы.

– Похоже, я ошибся – мозги у него все-таки работают, – задумчиво обронил Мор.

– И он определенно умеет делать выводы из своих ошибок.

– Согласен. Вон как встал. Под когти больше не подставляется, зубов тоже старается избегать. Хотя поведение у него все еще далеко от нормального.

– Он просто голоден.

– Да, но он ведет себя как дикарь. Небось даже говорить не умеет.

– Сейчас мы это проверим, – пообещал я и, сходив в пещеру за дубинкой, оглушительно свистнул.

Нардис, окруженный псами, стремительно обернулся.

При виде меня и висящего у меня за левым плечом черного облака он замер. Его непривычно алые глаза сначала расширились, потом сузились, словно в его голове и впрямь происходила переоценка ситуации. Взлохмаченные, сплошь покрытые кровавыми ошметками волосы тревожно колыхнулись. Кончики ушей настороженно дернулись. Следом за этим он шумно втянул ноздрями воздух, после чего развернулся уже всем телом и, напрочь позабыв про костяных псов, огромными прыжками ринулся в нашу сторону.

– Ого, какая прыть!.. – тихо присвистнул призрак.

– Да, впечатляет. Возможности его тела оказались гораздо выше ожидаемого.

– Это хорошо или плохо?

– Я склонен считать, что скорее хорошо. Смотри, как он фокусируется на цели, – приятно удивился я, ощутив на себе горящий взгляд парня. – Тебя он явно видит, но как врага пока не воспринимает. Сообразительный мальчик.

– Уверен, что сможешь его остановить? – вместо ответа поинтересовался Мор.

Я только улыбнулся. А когда опасно изменившийся Нардис совершил последний, на редкость мощный и опасный прыжок, просто ушел в сторону и со всего размаха ударил ему дубинкой по голове.

Звук раздался такой, словно я зарядил не по человеку, а по стволу дерева.

Дубинка в моих руках разлетелась в щепы.

Нардиса отшвырнуло прочь. Насчет раздавшегося хруста я не был точно уверен, произвела его сломавшаяся дубина или же это пострадали кости, но парня от удара аж перекувыркнуло в воздухе. После чего он совершил красивый кульбит и ничком рухнул на землю, издав при этом приглушенный стон.

– Реакция на боль в норме, – с невозмутимым видом констатировал я, отбрасывая измочаленную деревяшку в сторону. – Хотя крепость костей и впрямь выше, чем у простого смертного. Обычному человеку я бы попросту снес черепушку, а этот еще шевелится. Нардис… эй, Нарди-ис… ты живой?

Мой незаменимый, некогда несправедливо убитый и заново воскрешенный помощник с еще одним приглушенным стоном перевернулся на спину, обеими руками зажимая расквашенный нос.

– Саан, за что?!.

А потом увидел над собой мое лучащееся доброжелательностью лицо и чуть не поперхнулся.

– Вилли?!

– Я же говорил, что сработает, – удовлетворенно кивнул я под насмешливое хмыканье Мора. – Дубинка – поистине незаменимая вещь в налаживании контакта между людьми. Вон как сразу мозги прочищает.

– Проклятье, Вилли! Зачем ты меня ударил?!

– Как это зачем? От радости, конечно, – оскалился я, протягивая своему помощнику руку. – А теперь хватит валяться. Вставай и приводи себя в порядок. За время твоего отсутствия накопилось слишком много дел.

– Сколько-сколько меня не было?! – в шоке переспросил уже умытый, одетый и аккуратно причесанный Нардис. – Двадцать с лишним лет?!

– Двадцать шесть с половиной, если быть точным.

– И ты все это время?!

Я молча подвинул к нему склянку со свежей кровью. Парень машинально дернулся, сцапал ее, с жадностью втянув ноздрями солоноватый запах. Но быстро опомнился и с отвращением поставил емкость обратно на стол.

– Фу. Я теперь что, должен это пить?

– Тебе придется. Хотя бы иногда. Такова цена твоего воскрешения.

К сожалению, это была сущая правда. Эксперименты на животных, которые я провел уже с учетом новых вводных, наглядно доказали, что в первое время употребление крови – это единственный способ сохранить им жизнь. Без крови их тела быстро утрачивали ценные навыки. Они неумолимо слабели, худели и постоянно стремились вернуться в исходное, то есть мертвое состояние.

По-видимому, сразу после воскрешения происходящие в организме подопытных процессы настолько ускорялись, что для их обеспечения простой пищи попросту не хватало. Тело тратило слишком много времени, чтобы переварить ее и усвоить, тогда как энергия ему была нужна немедленно, причем в огромных количествах. И обеспечить ее могла только кровь. Причем свежая. И желательно от существ того же вида, одного из представителей которого мне удалось воскресить.

Хорошая новость заключалась в том, что тяга к употреблению крови была не вечной. Обычно процесс длился месяц, максимум два для мелких животных и до полугода для представителей более крупных пород.

После этого реакции, происходящие в обновленном теле, постепенно возвращались к более или менее приемлемому показателю. Процессы, требующиеся для обеспечения жизнедеятельности, замедлялись. Потребность в чистой энергии и питательных веществах уравновешивалась возможностями организма добывать их из обычных продуктов. Поэтому тяга к крови постепенно снижалась. Вместо нее, как и следовало ожидать, возвращался нормальный аппетит. После чего животное переходило к обычному существованию, а потребность в крови активизировалась только тогда, когда телу наносился непоправимый ущерб и требовалась немедленная регенерация.

Ну, примерно, как у меня.

Единственное различие между мною и подопытными заключалось в том, что я никогда не ощущал чувства голода. Я просто знал, что мне нужна кровь, но не испытывал к ней тяги. Поэтому и отсутствие должного количества пищи не приводило меня в пограничное состояние. Тогда как звери, если их своевременно не покормить, быстро впадали в ярость, а потом и в неистовство. В скором времени теряли над собой контроль и были готовы разорвать любого, даже хозяина и собственного партнера, лишь бы погасить терзающий их голод, аналога которому я в животном мире пока не встречал.

Нардису я тоже все это подробно объяснил, прежде чем тот успел ощутить особенности своего нового состояния. Он должен был понимать, что к чему. Должен был сам нащупать границы дозволенного. Это, в свою очередь, помогло бы ему не утратить контроль в самые первые и сложные дни. И в конечном итоге подарило бы возможность вернуться к нормальной жизни.

– Но я не хочу! – возразил Нардис, когда я снова пододвинул к нему склянку. – Пить человеческую кровь – это же… это…

– Сейчас это необходимо. На время. Иначе ты умрешь.

– Но убивать ради того, чтобы жить самому…

– Можешь не волноваться – кровь я давно научился хранить про запас. Для тебя ее собирал давно, тем же методом, которым наполняю свою флягу. Поэтому ни мне, ни тебе не придется никого убивать. Склады пока полны, на несколько месяцев тебе точно хватит.

Нардис поджал губы.

– И часто мне придется ее пить?

– Сейчас ежедневно. Потом все реже и реже. А после того как ты вернешься к обычной пище, она тебе вообще не понадобится. По крайней мере, до тех пор, пока тебя серьезно не ранят.

– А если ранят, то я все равно начну сходить с ума от жажды и пытаться сожрать первого встречного?

– Боюсь, что так, поэтому постарайся до этого не доводить. И на всякий случай держи дома запас, который не забывай своевременно пополнять.

– Саан, – с тоской оглядел пустые стены Нардис. – И это уже не изменить, да? Я или умру, или останусь таким навсегда?

– Именно так.

– Тогда лучше бы ты меня не воскрешал. Жрать людей и постоянно испытывать желание пить чужую кровь… Я теперь что, живой мертвец? Зомби? Или еще какая-нибудь разновидность нежити?

– Напротив, ты сейчас живее всех живых.

– Но ты превратил меня в чудовище!

Я внимательно посмотрел на расстроенного парня.

– То есть я, по-твоему, тоже чудовище? Или ты забыл, что я время от времени тоже вынужден пить человеческую кровь?

– Нет, не забыл. Но становиться кровососом мне совсем не улыбается! Я не хочу так жить!

– Другого варианта нет. Или предлагаешь вернуть тебя обратно в мертвое состояние? – спокойно предложил я.

Нардис встрепенулся.

– А ты бы сделал это? Ну… если бы я попросил, ты помог бы мне умереть? Сам я, наверное, не смогу. Но если ты говоришь, что без крови я обезумею и все равно пойду убивать… Ты бы избавил меня от этого?

Я помолчал несколько мгновений.

– Я вернул тебя к жизни, потому что считал твою смерть преждевременной и неприемлемой лично для меня. Если ты считаешь, что я не прав, то да. Я могу это исправить. И у меня не дрогнет рука тебя убить, хотя сожалеть об этом я, скорее всего, буду.

– Дай зеркало, – вместо ответа буркнул Нардис, отведя сконфуженный взгляд. А когда вдосталь налюбовался на собственное отражение, недовольно насупился. – Я теперь всегда такой буду?

Я непонимающе перевел взгляд на отражение.

А что не так? Лицо как лицо. Обычное, без шрамов и прочих отклонений. Нос нормальный, последствия от встречи с дубиной с него давно исчезли. Рыжие патлы остались такими же, как раньше. Ну, цвет глаз поменялся. Что в этом такого? Ах да, в темноте они еще и светились. Кого-то однажды наверняка напугают до мокрых штанов, но за отличное ночное зрение, на мой взгляд, это была невысокая цена.

– Ну, так что? – совсем уж похоронным голосом осведомился парень, когда приоткрыл рот и обнаружил там приличные по размеру, определенно не человеческие клыки. Нардис даже попробовал расшатать один зуб, но тот, к его сожалению, оказался настоящим. – Я теперь не человек?

– А сам как считаешь?