Сатанинские мысли Додосьян Игорь

Тридцать сребреников для Иуды

На площади меня ловит развратница, в переходе – проповедник. Через телевидение, газеты и радио они вламываются ко мне в дом. Они повсюду! Грех и святость. Церковь и эротика. Рынок.

Хочется кушать. И не только кушать. Поп в поле работать не пойдёт, шлюха – тоже. У меня кошелёк, у них – товар. Поп предлагает рай небесный, шлюха – земной. Конкуренция. Шлюха меня отвращает от своего конкурента, конкурент – от шлюхи. За святость плати. За грех плати.

Хочу на развале купить Плутарха, а мне предлагают «Житие почивших» и «Секс под микроскопом». Некоторые шлюхи надевают на шею крест. Некоторые батюшки втихаря смотрят порно. Охотятся на меня обе фирмы. Я не желаю ни тех, ни других.

Но Плутарха нет. Пойду к шлюхе. Потом в храм – грех замолю.

И всё-таки Иуда первым сделал деньги на Иисусе Христе. Попы в этот бизнес пришли позже.

Человеческая мысль всегда в поиске: «Кто, как и с какой стати?» Она чует, что вселенная сотворена не с бухты-барахты, что природа мудра в созидательной ипостаси и что за чем-то всегда стоит нечто. Разум формулирует вопросы и, как ищейка, шныряет в лабиринтах мироздания в поисках ответов на них. Разум – великий непоседа и труженик. Он всегда на пути к вершинам познания. Путь к вершинам не прост: чья-то мысль погребена под обвалом, чья-то идея сметена лавиной… Обитель мыслей – людские головы, которых столько покалечено на этом пути! Но жизнь милосердна и для сошедших с дистанции по немощи или получивших увечье голов она назначает инвалидный пенсион в виде религии. А крепкие ребята продолжают путь, начертанный человеческой сущностью, – путь познания мира.

Ничего на веру не принимаю. Просто живу доверием к увиденному мною и сказанному кем-то. При этом всегда допускаю, что кое-что может пойти не по ожидаемому сценарию – научная теория может оказаться заблуждением, друг предаст, а чудесный обед завершится обильным поносом.

Религия – одна из форм общественной безопасности. Говорить о

безбожии можно лишь тогда, когда религиозные технологии общественного обустройства исчерпаны и выработаны более совершенные способы организации нашей жизни.

Религия – наука для ленивого ума.

Если человеку одиноко, то пусть пребудет с ним хотя бы Господь. Одиночество – прижизненная смерть.

Я люблю читать Библию. Библия – это машина времени. Мы усаживаемся в эту машину и отправляемся в чудесное путешествие по прошлому. Как много интересного в том прошлом! На наших глазах за место под солнцем бьются древние народы, мировоззренческие школы… Нас встречают красивые герои еврейского эпоса – Самсон, Юдифь, Давид… Легенды евреев полны чувственности и драматизма, а образы их женщин заставляют чаще биться сердца впечатлительных читателей. Мы входим во дворцы великих мира того и участвуем в сражениях, распеваем дивные песни и пасём скот на бедных растительностью холмах… Как же это здорово – нам, сегодняшним, окунуться в глубины тех далёких времён! Потом мы, обогащённые познанием прошлого, возвращаемся в день нынешний, чтобы творить будущее. Но возвращаемся мы далеко не все – для многих экскурсантов машина времени ломается, и их сознание не может отыскать обратную дорогу. Оно остаётся там, в древности, погребённым под прахом тысячелетий, и луч света дня сегодняшнего не может пробиться к нему сквозь многовековую толщу. Погребённое сознание мы называем религией.

Чьи свободы ограничивала советская власть? Проституток, наркоманов, верующих и гомосексуалистов. Это не моя компания. Вот и не держу обид на эту власть.

«На всё воля Всевышнего», «Всё в Божьей власти», «Так Богу угодно» – хорошее успокоительное на все случаи жизни. Всегда под рукой виновник наших промахов и подлостей. Совесть сладко похрапывает на ложе веры. И если убрать эту подстилку, то совесть проснётся, и будет терзать наше сердце. Хорошо с Богом!

В этом мире не с кем поговорить по душам. А нам нужен тот, кто услышит, выслушает, поймёт и не предаст. И мы придумали такого слушателя – это Бог!

Если б Бог и вправду существовал и додумался спуститься на землю, то его бы поймали, оплевали, а потом растерзали на куски. И творили бы сие – далеко не атеисты.

Господь создал человека для того, чтоб тот постоянно восхвалял Создателя и поклонялся ему! Другой миссии на Земле, если верить церкви, у человека не существует.

Среди атеистов нет богоненавистников. Атеист не способен на это чувство к НЕМУ в силу неверия в НЕГО. Верующий ненавидит НАУКУ потому, что ОНА существует!

Тридцать сребреников для Иуды – это стартовый капитал, с которого начался самый грандиозный в истории человечества бизнес-проект под названием «Христианство».

Идея об общечеловеческом боге была самой прогрессивной из всех идей человечества. Равенство наше перед ним без социальных, национальных и расовых различий – это равенство наше друг перед другом.

Фантастика, религия… Они уводят душу нашу в небо. Может быть, это зов космической памяти? Тоска по скрытому от нашего сознания, какому-то галактическому прошлому?

Наука подвела фугас под старые религии и создала базу для новых. Не стройте иллюзий: будут еще иезуиты-прогрессисты, костры заменят электрическим стулом или радиационным стерилизатором. Дайте людям придти в себя после научных открытий. Дайте им освоиться, разобраться с трудами всяких там Эйнштейнов и Винеров. И новые боги из межгалактических глубин на звездолетах девятого поколения на гиперсветовых скоростях, искривляя пространство, помчатся на нашу грешную. И пребудут с нами гены, сканеры, клоны, матрицы… И мозг наш будет все это глотать и переваривать. А чьи-то уста – это приспособление для удаления из организма продуктов духовного пищеварения – исторгнут новые откровения. И в который раз возопит мир: «Аллилуйя!».

P.S. Всех неверующих Великий Энергетик отправит в черную дыру.

Идея об общечеловеческом боге была самой прогрессивной из всех идей человечества. Прогрессивней ее только атеизм.

Да не религиозно наше общество. Атеистично оно, но рядится в одежды православия. По сути – нормальные люди очень хотят выглядеть ненормальными.

Человек познает законы природы и потом подчиняет её. Сейчас он всерьёз занялся изучением законов космоса. Значит, и его подчинит. Трудно представить, как космос будет повиноваться нам, но знаю – будет!

Слава богу, что я неверующий. Одна соседка – православная, другая – евангелистка. Как они ненавидят друг друга! А для меня обе – милые дамы.

Я что-то там сказал о прогрессе и равенстве нашем перед Господом, но, кажется, был неправ. Прогресс – только в неравенстве!

Утро. Первые лучи солнца коснулись моего лица, и я ощутил их тепло. Легкий ветерок перебирает листья на дереве, и они серебрятся глянцевыми бликами. На цветке росинка, и свет превратил ее в бриллиант. Скрытно от моих глаз в стволе дерева побежали животворные соки к наливающимся плодам. Запели птицы, а ручей и ночью не смолкал. Небо из серого все синее и синее. Моя женщина стоит рядом, поёживаясь от утренней свежести и ловя щекой первое тепло. Она улыбается. Мне хорошо. Я счастлив. И женщине моей хорошо. Она счастлива тоже. И к нам подходит некто. Лицо серьезное, глаза – мудреца.

– Радуетесь?

– Да!!

– Чему?

– Солнцу… Птичкам… Ну, просто хорошо нам…

– Не тому радуетесь. Радоваться не птичкам надо. И не хорошо вам здесь. Хорошо будет там, – он указал пальцем на проплывающее в небе облачко, – и то, если хорошо пострадать здесь.

– А зачем страдать?

– Чтобы спастись. Видите ли, пару тыщ лет тому назад тут кое-кто пострадал за людей и от них же, а они теперь тоже должны страдать. А кто не будет страдать… Ну, в общем, им я не завидую. Там для них такое заготовлено! – палец его опять указал на облачко. – Короче, ребята, спасаться надо, а не цветочки нюхать. Шансов, правда, на спасение маловато, но есть.

Мы испугались, что шансов мало, и засеменили за ним. И сидели мы в темной комнате. Свет солнца не проникал к нам. Не доносился шум ручья, и пения птиц не было слышно. И не на цветы смотрели мы, а на икону. Поблекшую. Потемневшую. Страдали мы и спасались вовсю. А с иконы на нас глядело лицо. И было в выражении его столько скорби! Да и как без скорби смотреть на таких дураков, как мы?