Золотой Лис Смит Уилбур

* * *

Шон вновь театрально застонал, и Отто Хайдер, откинув назад голову, весело рассмеялся.

— Вот! — Он налил в стакан, стоявший на столике у кровати, еще на три пальца виски.

— Отличное болеутоляющее средство, лучше хлороформа.

Шон с трудом дотянулся до стакана и залпом проглотил его содержимое.

— Меня не раз топтал буйвол, на меня наступал джумбо, но это! Эй, Труди, нельзя ли полегче.

Труди, бинтовавшая ему грудь, на секунду отвлеклась от работы и сочно поцеловала его в губы.

— Не дергайся, — сказала она. — Я все делаю, как надо. — У нее был страшно сексуальный шепелявый акцент и мягкие розовые губки.

— Да, ты всегда все делаешь, как надо, — согласился он. Она захихикала и продолжила свое нелегкое занятие, просунув бинт у него под мышкой и передав конец Эрике, которая сидела позади Шона на его необъятной кровати.

— Больше никаких «трах-трах». — Эрика строго улыбнулась. — Долго-долго. — Она обернула бинт вокруг его спины и через другую подмышку вернула конец Труди.

Отто Хайдер вновь рассмеялся.

— Ты что, собираешься уйти на пенсию по инвалидности и бросить меня одного на растерзание этим двум маленьким ненасытным ведьмам? — Отто отличался исключительной щедростью по отношению к друзьям, а Шон был его испытанным другом. С друзьями Отто делился всем без исключения. Так что они вчетвером — Отто, Труди, Эрика и Шон — вместе не только охотились. Вообще это было потрясающее сафари. Если не считать случая со слоном, которого спугнул Гарри, все они получили огромное удовольствие от совместного времяпрепровождения.

— Да, ты больше ни на что не годишься. Но твой брат — он силен, как бык. — Труди ехидно прищурилась. — Он бесподобно дерется. Как думаешь, он так же хорошо делает «трах-трах»?

С минуту Шон задумчиво смотрел на нее, затем его лицо расплылось в довольной ухмылке.

— Мой братец типичный ханжа и подкаблучник. Я думаю, что до тех пор, пока он не женился на этой его толстощекой кобыле, он вообще был девственником. Вряд ли он сообразит, что надо делать, даже если его ткнут носом в то самое место, которое и создано для «трах-трах».

— Ну, мы покажем ему, что надо делать, — пообещала Труди. — Мы с Эрикой все ему объясним.

— А что, Отто? — Шон многозначительно взглянул на своего клиента. — Может, ты в самом деле одолжишь мне сегодня своих дам? Ненадолго, а? К полуночи они будут уже в твоей палатке.

Отто восхищенно затряс головой.

— Друг мой, ты большой шутник. Ты всегда придумываешь такие веселые шутки. Ну что, девочки, вам нравится? Как думаете, это будет смешная шутка?

Шон смеялся вместе с ними, на всякий случай держась за свои поврежденные ребра, чтобы не переусердствовать. Но в глазах его промелькнул мстительный огонек.

Ибо Шон лучше кого бы то ни было понимал, что именно произошло в этот злосчастный день. А произошло нечто гораздо более значимое, чем просто очередная стычка между братьями. Он спровоцировал решающее столкновение двух молодых самцов за верховенство на их территории, за право быть вожаком, и оказался побежденным в этой битве титанов. Последствия его поражения были очень и очень серьезны.

Он знал, что больше никогда не сможет оспорить лидерство брата. Гарри превзошел его во всем, от дебатов на совете директоров до рукопашной схватки. Теперь Гарри наконец стал неуязвим. Все, что оставалось Шону, это попытаться потихоньку расшатать его власть и авторитет. Нужно было чуть-чуть подстраховаться в преддверии бурь и штормов, которые, он был уверен, ожидали его в скором будущем.

* * *

Гарри снился сон. Необычайно ясный и реалистический. Он бежал по широкому лугу, а за ним гналась толпа лесных нимф. Ноги его были будто свинцовые, каждый шаг давался с большим трудом, словно он брел по болоту из горячей патоки.

На дальнем краю луга стояла Холли с детьми. Малышку она держала на руках, а остальные сгрудились вокруг нее, прижавшись к ее юбкам. Холли что-то кричала ему, но он не мог расслышать слов. Он видел только, что из ее прекрасных разноцветных глаз текут слезы.

Он рванулся к ним изо всех сил, но внезапно почувствовал на своем теле теплые нежные руки нимф, которые не пускали его, тянули назад. В отчаянии он видел, как Холли и дети отворачиваются от него. Они медленно растворялись в темноте леса, обступившего поляну.

Он хотел окликнуть их, попросить, чтобы подождали его, но никак не мог разобраться в нахлынувших мыслях и чувствах. Руки, ласкавшие его, возбуждали, влекли. Вдруг он ощутил непреодолимое желание. Он больше не хотел бежать от них, не хотел просыпаться, ибо даже во сне понимал, что это всего-навсего сон.

Странные, причудливые фантазии уносили его вдаль на легких крыльях, теплые, бархатные тела обволакивали его, прижимались к нему. В его ноздрях стоял невыносимо сладкий запах возбужденной девичьей плоти. Он слышал тихий смех, раздающийся откуда-то снизу, из-под него, и вдруг его собственная плоть затрепетала, ощутив на себе прикосновение горячих влажных губ.

Холли и дети исчезли, улетучились из его памяти; их образы утонули в охватившем его безумном вожделении. Он чувствовал, что у него нет сил ему противиться.

Тут он проснулся и понял, что это вовсе не сон. Его постель буквально кишела извивающимися женскими телами. Они были повсюду. Он не имел ни малейшего понятия, сколько рук одновременно ласкают его, гладят, трогают, щупают. Его лицо купалось в шелковистых волосах, как в морской воде. Маленькие язычки, горячие, мокрые, лизали его, исследовали каждый уголок его тела. Длинные тонкие руки и ноги оплетали его с головы до ног.

Еще какое-то мгновение он лежал неподвижно, затем с диким воплем соскочил с кровати. Лунный свет струился в окно, заливая палатку. Обнаженные женские тела, льнувшие к нему, мягко светились в полумраке, как огромные опалы.

На краю постели сидел его старший брат. Его грудь была обмотана белыми бинтами, но на лице играла веселая мальчишеская ухмылка.

— Ну, Гарри, старый хрен, твоя взяла. Все достается победителю. Пожинай плоды и наслаждайся жизнью, приятель!

— Ах ты, мерзавец! — Гарри потянулся к нему.

Но Шон уже испарился со стремительностью, явно несвойственной людям с поврежденными ребрами. Обе девушки в панике выкарабкивались из его развороченной постели, устроив небольшую кучу-малу из рук, ног, трясущихся грудей и вихляющихся бедер, а Гарри поднял их без малейшего усилия, словно пару котят. Затем он вынес их из палатки. Они отчаянно визжали и брыкались, впрочем, безо всякого эффекта.

В двери соседней палатки он увидел отца, затягивающего пояс своего халата.

— Послушай, старина, что здесь происходит?

— Мой дорогой братец подложил мне в кровать пару весьма ядовитых тварей. Я их выбрасываю оттуда, только и всего, — вежливо объяснил ему Гарри.

— И зря, — заявил Шаса. — Непростительное расточительство. — Но Гарри решительно зашагал дальше. Шаса, засунув руки в карманы халата, не спеша последовал за ним, довольно ухмыляясь.

Они увидели Изабеллу в короткой кружевной ночной рубашке; она выскочила из палатки, протирая заспанные глаза.

— Гарри, какого черта ты там тащишь?

— Странно, мне казалось, что это и так ясно.

— Сразу двух, Гарри? Не многовато?

— Спроси у Шона; идея принадлежит ему.

— И что ты собираешься с ними делать? Можно мне пойти с вами?

— Буду только рад. Вы с отцом обо всем доложите Холли.

Маленькая процессия во главе с Гарри прошествовала из лагеря через поляну и спустилась к краю озера. Ночь была холодной; мерзлая трава хрустела у них под ногами. Земля вокруг озера давно уже превратилась в грязное черное месиво под копытами бесчисленных животных, приходивших сюда на водопой.

— Пожалуйста, мы немного пошутили, — канарейкой заливалась Труди откуда-то из подмышки Гарри, делая слабые попытки вырваться.

— Это шутка, — слезно вторила ей Эрика. — Пожалуйста, отпустите. — Ее отчаянные усилия привели к тому, что теперь она висела вниз головой; луна освещала ее голый зад и ноги, беспорядочно молотившие воздух.

— Само собой, — утешил их Гарри. — Я, например, тоже шучу. По-моему, моя шутка еще лучше вашей.

Его первый бросок вышел не очень далеким, всего футов на двадцать. В оправдание следует сказать, что Эрика была поупитанней подруги, к тому же первый выстрел всегда считается пристрелочным. Вторая попытка оказалась гораздо убедительней, не менее тридцати футов;

Труди долго летела и визжала. В конце концов ее визг оборвался, когда она с громким всплеском погрузилась в ледяную воду.

Через минуту обе девушки, отплевываясь и жалобно поскуливая, показались на поверхности, с ног до головы покрытые толстым слоем черной блестящей грязи.

— Вот это я понимаю, настоящая шутка, — удовлетворенно заметил Гарри.

* * *

Наутро Шон опоздал к завтраку. Войдя в обеденную палатку, он на мгновение задержался и, прищурившись, огляделся вокруг.

Слуги почти полностью ликвидировали последствия вчерашнего разгрома. За ночь лагерный столяр починил сломанную мебель. Исаак соорудил новый сервиз из отдельных предметов, уцелевших во время побоища. Труди и Эрика кое-как смыли с себя грязь, но их волосы все еще были накручены на разноцветные пластмассовые бигуди. Однако внимание Шона привлекло отнюдь не это.

Он посмотрел на дальний конец длинного стола, туда, где стояло его кресло. Это был его лагерь, и это место, согласно традиции и обычаю, принадлежало ему. Это знали все. Сзади, на парусиновой спинке, крупными буквами было начертано его имя.

Теперь в его кресле восседал Гарри. Его нос уже не выглядел таким опухшим, как вчера. Оправа его очков, пострадавшая накануне, была аккуратно склеена. Его волосы еще не высохли после душа. В целом он казался большим, важным и самодовольным, а главное, он сидел на месте Шона.

Он на секунду оторвался от охотничьего завтрака, состоявшего из печени импалы с луком и омлетом, и поднял глаза на Шона.

— Доброе утро, Шон, — жизнерадостно приветствовал он брата. — Налей-ка мне чашечку кофе, раз уж ты там стоишь.

За столом воцарилось гробовое молчание. Все взоры обратились к Шону в ожидании его реакции. Медленно, очень медленно лицо Шона разгладилось, и он улыбнулся.

— Сколько сахару? — осведомился он, подойдя к боковому столику и взяв кофейник из рук Исаака.

— Двух кусочков, пожалуй, хватит. — Гарри как ни в чем ни бывало вернулся к трапезе, и вдоль стола прошелестел отчетливо слышимый вздох облегчения. Все разом возобновили прерванную беседу.

Шон принес младшему брату его кофе, и Гарри небрежно кивнул.

— Спасибо, Шон. Присаживайся. — Он указал на место рядом с собой. — Нам надо кое-что обсудить.

Изабелле безумно хотелось подслушать их разговор, но обе немецкие девицы громко хихикали и без умолку щебетали, флиртуя напропалую и с Шасой, и с Отто. Она знала, что Гарри обсуждает с Шоном программу встреч, запланированных на ближайшие несколько дней. Имена гостей, прибывших в лагерь, и любые сведения о них могли оказаться полезными для нее и для Никки.

— Что представляет из себя эта итальянка? Ты ведь с ней уже работал. Что ты можешь о ней сказать? — услышала она вопрос Гарри. Шон пожал плечами.

— Эльза Пинателли? Итальянка, живет в Швейцарии. Хорошо стреляет, правда, когда удается ее уговорить выстрелить. Никогда не стреляет без тщательной подготовки, но уж если спускает курок, во что-то обязательно попадает. Ни разу не видел, чтобы она промахнулась.

Гарри на миг задумался, затем кивнул.

— Хорошо. Что еще?

— Зверская баба. Всегда все делает по-своему, главное, на редкость проницательна — у нее словно глаза на затылке. Я как-то попытался немного похимичить со счетом, так она с ходу меня раскусила.

Гарри снова кивнул.

— Ничего удивительного. Она одна из самых богатых женщин в Европе. Фармацевтика, химия. Тяжелое машиностроение, реактивные двигатели, оружие. Она руководит компанией уже семь лет, с тех пор как умер ее муж. У нее крутая репутация.

— В прошлом году, когда мы охотились в густом буше, на нас напал раненый джумбо. Она не двинулась с места и всадила ему пулю прямо в лоб с двадцати шагов. Потом устроила мне жуткий нагоняй. Заявила, что я не имел права стрелять в ее слона. Так что насчет крутости — это точно.

— Что-нибудь еще? Как насчет слабостей? Пьет? — спросил Гарри.

Шон покачал головой.

— Бокал шампанского каждый вечер. Причем каждый раз из новой бутылки. Представляешь, раскупоривает бутылку «Дом Периньона», выпивает один бокал, а все остальное велит унести. Между прочим, одна бутылка стоит пятьдесят долларов.

— И что, это все? — Гарри пристально посмотрел на него через толстые стекла очков; Шон усмехнулся.

— Да ладно тебе, Гарри. Она уже старушенция — ей уж, наверное, лет пятьдесят.

— На самом деле всего сорок два, — поправил его Гарри.

Шон вздохнул.

— О'кэй, если ты хочешь знать, играли ли мы с ней в прятки под одеялом… Послушай, я ей предлагал. Черт побери, я просто обязан был это сделать. Это входит в прейскурант. Она рассмеялась мне в лицо. Сказала, что у нее нет ни малейшего желания сесть в тюрьму за растление малолетних. — Он сокрушенно покачал головой. Шон очень не любил признавать свои неудачи в этой области.

— Жаль! Она нам нужна позарез, — заявил Гарри. — Мне могут понадобиться любые рычаги воздействия.

— Сегодня в пять я ее сюда доставлю, — пообещал Шон. — Тогда она будет в полном твоем распоряжении, и я от всего сердца желаю тебе удачи.

Провожать Отто и его медсестер к взлетно-посадочной полосе поехали все вместе. Настроение было приподнятым.

Немки не только простили Гарри свое ночное купание, но и, судя по всему, сильно его зауважали; столь категорический отказ от их услуг лишь возбудил интерес. Они устроили ему впечатляющую сцену прощания, целовали его, обнимали, гладили по голове, пока он наконец не покраснел, как вареный рак.

— В следующий раз мы опять пошутим, — пообещали они напоследок. Они все еще энергично махали ему через стекла кабины, когда «Бичкрафт» с ревом пронесся по полосе и стрелой взмыл в небо. Набрав высоту в двести футов и удалившись примерно на милю, Шон на предельной скорости круто развернул самолет и пролетел прямо над ними, в каких-нибудь двадцати футах от их макушек. Девушки на заднем сиденье все махали рукой.

— Ковбой хренов! — проворчал Гарри, садясь за руль «тойоты». — Ты едешь, Белла?

— Я поеду с отцом, — отозвалась она. Она прекрасно понимала, что расколоть отца ей будет гораздо проще, чем брата. Она подбежала ко второму грузовичку и вскочила на сиденье рядом с Шасой.

Они были на полпути к лагерю, когда она наконец улучила подходящий момент.

— Так кто такая эта Эльза Пинателли? — проворковала она. — И почему я раньше ничего о ней не слыхала?

Шаса аж вздрогнул от неожиданности.

— Как ты узнала о ней?

— Па, ты что, мне не доверяешь? Насколько я понимаю, я все-таки твой личный помощник. — Это был весьма искусный ход; она внушила ему чувство вины, и он тут же принялся оправдываться.

— Белла, не сердись. Дело вовсе не в том, что я тебе не доверяю. Просто все это очень секретно.

— Судя по всему, мы все здесь главным образом из-за нее, не так ли?

Шаса все еще пытался уйти от прямого ответа.

— Эльза Пинателли страстная охотница, вылитая Диана. Она уже три сезона подряд охотилась с Шоном. Она обожает охотиться на крупных кошек — львов и леопардов. Ты ведь знаешь, что Шон как раз славится своим умением выслеживать хищников.

— Но мы-то, я полагаю, приехали не для того, чтобы смотреть, как она убивает несчастных кошек, — не давала ему ускользнуть Изабелла, и Шаса наконец обреченно покачал головой и сдался.

— Видишь ли, помимо всего прочего, корпорации «Пинателли» принадлежат ряд химических заводов — ну, разные лекарства, сельскохозяйственные удобрения, пестициды, пластмассы, красители. Так вот, у них имеются некоторые разработки, в которых мы заинтересованы.

— Почему же Гарри не полетел к ней в Женеву или Рим или где она там живет?

— В Лозанне.

— Так чего бы ему не встретиться с ней там, или почему бы ей не прислать кого-нибудь к нему в Йоханнесбург вместо того, чтобы устраивать все эти тарзановские штучки в джунглях? Из-за чего такая таинственность?

Шаса притормозил и сосредоточил все свое внимание на каменистом броде, по которому им предстояло преодолеть реку. Только когда машина взобралась на крутой противоположный берег, он ответил на ее вопрос:

— Извини, что я вовремя не ввел тебя в курс дела. Поверь, я давно собирался все тебе рассказать. Дело в том, что наши интересы в данном случае не ограничиваются удобрениями и пестицидами. И в окружающем нас большом мире найдется немало недоброжелателей, которых могут весьма заинтересовать переговоры между «Пинателли Индастриз» и президентом «Армскора».

— Ага, раз ты представляешь сейчас «Армскор», значит, речь идет о каком-то оружии.

Шаса задумчиво посмотрел на нее. Вокруг ее головы, подобно тюрбану, был обмотан яркий цветистый шарф; щеки разрумянились, от ветра. Она была очень хороша, и Шаса почувствовал угрызения совести из-за того, что на какое-то мгновение усомнился в ней. Она была частью его самого; он мог доверять ей, как самому себе.

— Мы с тобой уже говорили об оружии сдерживания, — пробурчал он.

— В смысле — не ядерном? — спросила Изабелла. — Бомба-то у вас уже есть. Я имею в виду весь этот шум с операцией «Скайлайт».

— Нет, я не о ядерном оружии, — вздохнул он. — Речь идет о другом, боюсь, не менее скверном. Ты знаешь, я разделяю твое отвращение к оружию массового уничтожения, не разбирающему правых и виноватых. Но ведь такое оружие и не предназначается для практического использования. Его роль заключается в самом факте его существования.

— Если оно существует, то рано или поздно найдется сумасшедший, который его применит, — заявила она.

Шаса вновь покачал головой:

— Мы уже не раз обсуждали это, радость моя. Но, как бы там ни было, мне поручено обеспечить нашу страну всеми, я подчеркиваю, всеми возможными средствами самообороны. При этом никто не давал мне права решать, какое оружие приемлемо с точки зрения морали, а какое нет.

— Но неужели нам действительно так уж необходимы все эти гнусности? — настаивала она.

— Видишь ли, сейчас по всему миру, поднимаясь все выше и выше, катится волна ненависти к нашей маленькой стране. Ее искусно разжигает маленькая кучка наших злейших врагов. Они промывают мозги целому поколению молодых людей в разных странах, изображая нас монстрами, которых нужно любой ценой уничтожить. В самом ближайшем будущем эти молодые люди сменят у кормила власти нынешних лидеров. Завтра решения будут принимать они. Так что в один прекрасный день мы можем увидеть у наших берегов американский военно-морской флот, намеревающийся установить морскую блокаду наших портов. Или нам может угрожать вторжение, скажем, индийских войск, поддерживаемых Австралией, Канадой и всеми прочими членами Содружества.

— Ну, па, это уж чересчур. Разве нет?

— Да, пока все это кажется маловероятным, — согласился Шаса. — Но ведь ты встречалась в Лондоне с влиятельными членами правительства лейбористов. Ты беседовала с видными деятелями американской Демократической партии — например, с Тедди Кеннеди. Надеюсь, ты помнишь, что он тебе сказал?

— Помню, — призналась Изабелла; это воспоминание несколько умерило ее пыл.

— Стало быть, мы должны быть абсолютно уверены в том, что ни одно государство — даже сверхдержава — никогда не сможет рассчитывать на безнаказанность в случае вооруженного вмешательства в наши внутренние дела.

— Но ведь у нас уже есть бомба, — напомнила она.

— Ядерное оружие очень дорого стоит, к тому же его трудно доставить к цели и совершенно невозможно как-то регулировать последствия его применения. Существуют другие, более эффективные средства сдерживания агрессора.

— И Эльза Пинателли готова предоставить нам эти средства? С чего бы ей помогать нам?

— Сеньора Пинателли наш давний друг. Она является членом Итальянского общества Южной Африки. Она хорошо знает и понимает Африку. Она заядлая охотница, и это не единственная ее связь с нашим континентом. Ее отец служил в штабе генерала Де Боно во время его вторжения в Абиссинию в 1935 году. Ее муж сражался в Западной Пустыне под командованием Роммеля и попал в плен у Бенгази. В качестве военнопленного он провел в Южной Африке три года и полюбил страну, продлившую ему жизнь. Эти чувства он передал ей. Она регулярно посещает Африку для охоты или для бизнеса. Она понимает наши проблемы и, так же, как и мы, отвергает упрощенные рецепты, которые остальной мир пытается нам навязать. Нынешняя встреча организована по ее инициативе.

У Изабеллы возникло много вопросов, но она знала, что будет лучше, если он сам все ей расскажет, когда сочтет нужным.

Поэтому она молча сидела рядом с ним, бесцельно уставившись на изрытую колесами дорогу и даже не выглянув на стадо антилоп импала, которое легкими скачками пронеслось прямо перед носом грузовика. Это были очаровательные животные, невесомые, как клубы дыма, разносимые ветром по лесу.

— Об этой встрече знают только четыре человека, Белла. Сеньора Пинателли не сочла возможным довериться даже своим ближайшим сотрудникам. Так что, кроме Гарри и меня, содержание переговоров известно только премьер-министру.

Тошнотворное чувство предательства вновь охватило ее, подступило к горлу, и Изабелла с трудом подавила его. Она хотела остановить отца, предупредить, чтобы он ничего не рассказывал, затем подумала о Никки и промолчала.

— Пять лет назад НАТО заключила контракт с двумя западноевропейскими химическими компаниями на разработку нервно-паралитического газа, который можно было бы использовать на поле боя. Прошлой осенью контракт был расторгнут, в основном под давлением социалистических правительств Скандинавии и Голландии. Тем не менее к тому времени уже была проделана большая работа в этом направлении, а одна из компаний сумела произвести и испытать газ, отвечавший всем изначальным требованиям заказчика.

— И этой компанией была «Пинателли Кемикалз»? — спросила Изабелла. Когда Шаса кивнул, она продолжала: — Какие требования предъявлялись НАТО к этому газу?

— В первую очередь безопасность хранения и транспортировки. «Пинателли» разработала две отдельные газообразные смеси, каждая из которых сама по себе совершенно инертна и безвредна. Так что их можно перевозить в цистернах автотранспортом или по железной дороге без малейшего риска. Но, соединяясь, они образуют газ тяжелее воздуха, который примерно в одиннадцать раз токсичнее цианида, применяемого в Америке для умерщвления приговоренных к смерти.

Шаса свернул с дороги и остановил грузовик у обочины, под раскидистыми ветвями цветущей кигелии, так называемого колбасного дерева с гигантскими стручками, размерами и формой, напоминающими свиные колбасы.

Он взял со специальной стойки за водительским сиденьем охотничью винтовку Шона, двустволку «Гиббэ» калибра 0, 577 мм, и зарядил ее двумя большими медными патронами из своего нагрудного патронташа.

— Давай спустимся к бегемотовому пруду, — предложил он, и Изабелла послушно зашагала за ним вниз по тропинке, ведущей к глубокой зеленой заводи у реки. Винтовка была явно не лишней, так как бегемоты убили в Африке больше людей, чем все змеи, львы и буйволы, вместе взятые.

Впрочем, они вовсе не выглядели опасными, когда нежились в мутной воде у самого берега, выставив наружу одни спины, похожие на огромные черные речные валуны. Но вот самец разинул пасть, демонстрируя бездонный розовый провал между челюстями и кривые клыки цвета слоновой кости, способные срезать, как траву, стебли папируса или раскромсать на куски взрослого быка. Он обратил к ним свои поросячьи глазки, налитые кровью, и окинул их весьма недоброжелательным взглядом. Они сидели рядом на сухом бревне, и Шаса на всякий случай держал винтовку под рукой. Через минуту бегемот закрыл пасть и медленно погрузился под воду, оставив над поверхностью только глаза и кончики маленьких круглых ушей. Шаса одарил его не менее злобным взором, так что они были квиты.

— В одиннадцать раз токсичнее цианида, — повторил он. — Это кошмарная штуковина.

— Тогда зачем все это, па? Это так отвратительно, мерзко. Зачем?

Он пожал плечами.

— Чтобы защититься от ненависти. — Он поднял камешек, валявшийся у его ног, и запустил им в бегемота. Он не долетел футов двадцать, но самец тут же целиком ушел под воду. Шаса вновь заговорил:

— Этот газ получил кодовое название «Синдекс-25»; он обладает и другими ценными свойствами, помимо того, что несет с собой быструю и бесшумную смерть.

— Как приятно это слышать, — пробурчала Изабелла. — И что же это за свойства?

— У него нет запаха. Смерть наступает внезапно, без предупреждения. Впрочем, ему можно придать любой запах, по вашему усмотрению, — скажем, аромат спелых яблок, или жасмина, или даже «Шанель номер пять», если угодно.

— Па, это не смешно. Такие шутки не в твоем стиле. Он пропустил ее упрек мимо ушей.

— Помимо всего прочего, он крайне нестабилен. Он распадается на составляющие всего через три часа смешения. После этого он становится совершенно безвредным. Это чрезвычайно удобно. Можно ухлопать неприятельскую армию, а через три часа ввести свои войска на освобожденную территорию.

— Замечательно, — прошептала Изабелла. — Не сомневаюсь, что премьер-министр не упустил из виду и внутриполитические перспективы. Допустим, если миллион черных вдруг поднимут бунт.

Шаса вздохнул.

— Об этом не хочется и думать.

— Но ведь ты думал об этом, па, разве не так? — Он молчал, не возражая. — Ты сказал, что НАТО расторгло контракт. Теперь этот «Синдекс-25» производит только «Пинателли Кемикалз»?

— Нет. Они произвели этот газ и испытали его. Это был уже двадцать пятый вариант, отсюда и цифра в наименовании. Но когда НАТО аннулировало контракт, они прекратили производство и позволили накопленным запасам разложиться.

Изабелла искоса посмотрела на него.

— Что значит разложиться?

— Я ведь уже говорил, что он крайне нестабилен. Даже в раздельном состоянии его можно хранить всего шесть месяцев. Так что необходимо постоянно воспроизводить его запасы взамен тех, что приходят в негодность.

— Весьма доходно для «Каприкорн Кемикалз», — заметила Изабелла, но Шаса никак не среагировал.

— Сеньора Пинателли может предоставить нам проект промышленной установки; это весьма сложная технологическая процедура со многими тонкостями, не допускающая ни малейшего отклонения от заданных параметров.

— И когда вы приступаете к производству? — спросила Изабелла, но Шаса лишь иронически хмыкнул.

— Попридержи лошадей, юная леди. У нас пока нет уверенности даже в том, что нам удастся уговорить сеньору Пинателли продать чертежи и химическую формулу газа. Как раз об этом нам и предстоит сейчас с ней поболтать. — Он взглянул на часы. — Скоро ланч, а нам еще полчаса добираться до лагеря.

* * *

Шон связался с лагерем по рации на «подлетной» частоте, будучи еще в сорока минутах полета до аэродрома. Так что, когда «Бичкрафт» появился над взлетно-посадочной полосой, они уже давно поджидали его.

Заслонившись от низкого вечернего солнца, Шаса ухитрился разглядеть голову пассажирки Шона через стекло кабины; она сидела на правом переднем месте рядом с пилотом. Ему показалось что он ощущает нечто большее, чем простое любопытство. Просто удивительно, что они с Эльзой Пинателли еще ни разу не встречались, ибо они принадлежали к одному и тому же миру — миру избранных, миру богатства, престижа и привилегий, миру, не знавшему национальных границ. Их общие друзья и знакомые исчислялись многими десятками, он знал, что несколько раз за последние годы их отделяли друг от друга считанные минуты и километры. К тому же Шаса прежде был на дружеской ноге с ее мужем.

Было время, когда они вместе катались на лыжах в Клостерсе и поднимались на печально известную Ванг, ту жуткую ледяную стену, нависавшую над деревушкой. Тогда Бруно Пинателли извинился перед ним за отсутствие жены, объяснив, что она улетела в Рим на уик-энд, чтобы навестить престарелую мать. Очевидно, они с Шасой разминулись в Цюрихском аэропорту, направляясь в разные стороны.

В другой раз, когда Шаса был уже послом в Лондоне, их, каждого по отдельности, пригласили на обед в швейцарском посольстве. Впоследствии он узнал, что они должны были быть соседями по столу, но буквально за день до этого Эльзе Пинателли пришлось по семейным причинам отменить свой приезд.

С тех пор Шасе доводилось слышать имя Эльзы Пинателли на многих светских раутах и приемах; ее обсуждали во всех подробностях, зачастую язвительно и неприязненно, но столь же часто с нескрываемым восхищением и завистью. Ему попадались ее фотографии в дамских журналах мод с глянцевой обложкой, которые Сантэн и Изабелла выписывали с поистине религиозным рвением. «Кортни Индастриз» в течение двадцати лет представляла интересы Пинателли в Южной Африке, к обоюдной выгоде и взаимному удовольствию. Так что за недели, прошедшие со дня, когда была достигнута договоренность об этой встрече, Шаса досконально изучил всю информацию из ее досье, представленного Особым отделом.

Шон вырулил на площадку из утрамбованной красной глины и заглушил двигатели «Бичкрафта»; Эльза Пинателли выбралась на крыло, затем легко спрыгнула на землю. Она двигалась с непринужденной грацией молодой гимнастки, и это при том, что до того, как она вышла замуж за Бруно Пинателли, она работала манекенщицей у Ива Сен-Лорана.

Хотя Шаса вроде бы все о ней знал, его собственная реакция на ее присутствие застигла его врасплох. Электрический ток, пробежав по шее, отправился дальше путешествовать по его рукам, и, когда она обвела взглядом встречающих, все волосинки на них вдруг встали дыбом. Ее темные глаза скользнули по Гарри, Изабелле, слугам и остановились прямо на нем.

Ее волосы были чернее ночи: заходящее солнце придавало им какой-то синеватый отблеск. Они были строго зачесаны назад и собраны на затылке в аккуратный плотный пучок. Такая прическа лишь подчеркивала изящные, тонкие черты ее лица, высокий, слегка выпуклый лоб и дугообразные скулы. И при этом ее лицо было округлым и женственным. Широкий чувственный рот и мягкие сочные губы.

— Шаса Кортни, — произнесла она его имя, направляясь к нему свободной, раскованной походкой манекенщицы. Она улыбнулась, и он убедился в абсолютной безукоризненности линий ее подбородка. Ему было известно, что в наступающем году, в июле, она отметит свое сорокатрехлетие. Тем не менее ее кожа под тонким слоем неброской косметики была свежа и тщательно ухожена.

— Сеньора Пинателли. — Он пожал ей руку. Она была твердой и прохладной, с длинными узкими пальцами. Рукопожатие, быстрое и крепкое, свидетельствовало о том, что эта рука могла с одинаковым успехом сжимать рукоятку теннисной ракетки и поводья чистокровного жеребца.

Мимолетность их соприкосновения огорчила его, но, взглянув ей в глаза, он почувствовал себя полностью вознагражденным. Они светились мягким коричневато-золотистым светом, исходившим откуда-то из глубины зрачков. Это были живые умные глаза, с длинными черными ресницами, чуть загибающимися кверху.

— Мое сожаление, что мы не встретились раньше, — выдавил из себя Шаса на неуклюжем итальянском; она улыбнулась и ответила на безукоризненном английском с едва заметным намеком на акцент, придававшим ее речи особую интригующую прелесть.

— И все же мы уже встречались. — У нее были ослепительно белые зубы, причем один резец чуть-чуть искривлен, что служило лучшим доказательством их подлинности; ни один протезист не смог бы это воспроизвести.

— Где? — удивленно спросил Шаса.

— В Виндзорском парке. В Гвардейском клубе поло. — Его замешательство явно ее позабавило. — Вы играли вторым номером за команду гостей герцога Эдинбургского.

— Боже мой, это было десять лет назад.

— Одиннадцать, — уточнила она. — Мы никогда не были представлены, но мы встретились после того матча в буфете, и встреча длилась примерно три секунды. Вы предложили мне бутерброд с копченой лососиной.

— Ну и память у вас, — признал он свое поражение. — И что, вы взяли этот бутерброд?

— Я вижу, вы все забыли; очень негалантно с вашей стороны, — поддразнила она его и повернулась к остальным: — А вы, очевидно, Гарри Кортни?

Шаса поспешно представил ей сначала Гарри, а затем Изабеллу.

Тем временем слуги загружали багаж сеньоры Пинателли в один из грузовиков. Он состоял из большого количества тяжеленных кожаных чемоданов с обитыми медью углами. Багаж таких размеров мог позволить себе только человек, привыкший летать на собственном самолете и незнакомый с многочисленными ограничениями коммерческих авиакомпаний. Среди чемоданов были четыре длинных ружейных чехла.

— Вы поедете со мной, сеньора, — окликнул ее Шон, элегантно встряхнув волосами и забираясь на высокое водительское сиденье своего охотничьего вездехода. Она проигнорировала приглашение и непринужденно пристроилась к Шасе, направлявшемуся к другому грузовику.

Изабелла тронулась было с ними, но Гарри схватил ее за руку и потянул к тому самому сиденью в грузовичке Шона, которым Эльза только что пренебрегла.

— Пойдем, Белла. Шевели мозгами! — шепнул ей Гарри на ухо. — Третий лишний.

Изабелла вздрогнула. Ей это никогда бы не пришло в голову — подумать только, отец и эта вдовушка! Она слегка оперлась на руку Гарри.

— Я не знала, что ты, помимо всего прочего, еще и прекрасный сводник.

* * *

На закате Исаак принес Эльзе Пинателли бокал пенящегося «Дом Периньона» из только что открытой бутылки. Ей не пришлось заказывать его; Исаак прекрасно знал все причуды своих постоянных клиентов.

Затем все уселись полукругом у лагерного костра, так, чтобы не вдыхать низко стелящийся голубоватый дым, и Шон созвал двух своих следопытов на вечерний совет.

Этот ритуал предназначался главным образом для клиента, ибо все существенное между ними обговаривалось заранее, в обстановке строгой конфиденциальности. Тем не менее на обычного клиента, особенно новичка, нескончаемый поток суахили, которым обменивались Шон и его следопыты, как правило, производил впечатление. К тому же присутствие при этом ритуале давало клиенту ощущение своей причастности к предстоящей охоте; он начинал чувствовать себя главным действующим лицом, а не просто балластом.

Оба следопыта, работавшие с Шоном еще со времени его первых шагов на этом поприще в Кении, во времена восстания «May-May», были прирожденными актерами и прекрасно ему подыгрывали. Они почтительно сидели на корточках по обе стороны шезлонга Шона и обращались к нему не иначе как Бвана Мкубва, то есть Большой Вождь. Они подражали животным, о которых шла речь, чертили их следы в пыли у своих ног, закатывали глаза, трясли головами, отхаркивались и плевали в костер для вящей убедительности своих слов.

Это была странная пара. Один — высокий молчаливый самбуру с обритой головой и типичным лицом жителя долины Нила, в оттянутых мочках его ушей красовались серебряные доллары с изображением Матери Терезии. Другой — настоящий гном с плутовской физиономией и сверкающими бусинками глаз.

Матату был одним из немногих уцелевших представителей лесного племени ндоробо, знаменитого своим поистине волшебным искусством охоты; это были настоящие профессора лесных наук, к несчастью, не сумевшие противостоять натиску прогресса, который уничтожил их девственные леса и заразил их всеми болезнями и недугами цивилизации, от туберкулеза до алкоголизма и венерических заболеваний.

Шон называл его Матату, что означало «третий», потому что никак не мог выговорить его настоящее имя и потому что он был третьим следопытом из нанятых в свое время Шоном. Предыдущие двое протянули не больше недели каждый. Матату же провел с ним больше половины всей жизни Шона.

Матату произнес «Нгви», закатил глаза и изобразил на земле идеальный след леопарда. Шон задавал ему вопросы на звучном суахили, Матату отвечал своим писклявым тенорком и в довершение смачно плюнул в огонь. Шон повернулся к Эльзе Пинателли и начал переводить.

— Неделю назад я повесил пять приманок для леопарда, две у реки, остальные вдоль границы Национального парка.

Эльза кивнула; она хорошо изучила местность во время своих предыдущих визитов.

— Несколько дней назад одну из них навестили. Старая кошка, которая пришла из заповедника. Она разок перекусила и ушла; ее следы ведут обратно в парк. С тех пор у нас было тихо.

Шон вновь повернулся к Матату и задал ему еще один вопрос. Маленький ндоробо отвечал не спеша, пространно, явно наслаждаясь всеобщим вниманием.

— Сегодня, пока я летал за вами в Солсбери, Матату еще раз проверил приманки. Вам везет, сеньора. Леопард клюнул на одну из приманок у реки. По словам Матату, это крупный самец. Он сытно пообедал прошлой ночью. Импала провисела там уже с неделю, и даже при такой прохладной погоде она изрядно вздулась, как раз по его вкусу. Так что если сегодня ночью он придет опять, то завтра вечером мы устроим засаду.

— Си, — кивнула Эльза. — Отлично.

— Итак, завтра утром мы проверим приманку и подстрелим еще несколько импал, на всякий случай, если они вдруг понадобятся. Затем после ланча мы с часок отдохнем и часа в три пополудни устроим засаду.