Свет над тайгой Михановский Владимир
При последних словах гонца кровь бросилась в лицо Тилона. Хорошо, что в этот момент никто не смотрел на него.
БОЙ НА ВЕРШИНЕ
…Наступил день жестокого сражения, которое длилось не переставая уже четвертые сутки. Основная масса восставших была рассеяна отрядами спартанских лучников. Горные ущелья и вековые леса оглашались стуком мечей, яростными воплями сражающихся, стонами раненых.
Небольшой отряд, в котором находились Ликомед с Тилоном, оказался отрезанным от остальных. Отбиваясь от наседающего врага, отряд продвигался вверх по узкому горному ущелью, изрезанному оврагами.
Ликомед шел впереди, тяжело опираясь на плечо Тилона.
— Ты — мой посох, — говорил Ликомед, когда останавливался, чтобы вытереть пот с лица.
— Я — глаза твои, — отвечал Тилон.
Во вчерашнем сражении Ликомед был ранен в бедро боевой стрелой, и повязка сковывала его движения.
К вечеру отряду удалось оторваться от преследователей. Ликомед несколько раз обеспокоенно крутил головой и бормотал как бы про себя:
— Слишком легко они дали нам оторваться, спартанцы… Не нравится мне все это… Мы должны изменить наш путь!
— Это невозможно, Ликомед, — отвечал каждый раз Тилон, оглядываясь.
— А что вокруг?
— Все те же неприступные горы. Они нависают над нами, закрывая небо. Дорога одна — только по ущелью.
— Что ж, тогда поспешим, — говорил Ликомед, м маленькая колонна ускоряла шаг.
Путь их извивался по дороге подобно змее. На дне ущелья было сыро, меж камней бормотал невидимый ручеек. Пахло гнилой древесиной, прелыми листьями.
С каждым шагом Ликомед прихрамывал все заметнее, и Тилон видел, что лицо вождя все время морщится от боли. Но когда кто-то предложил сделать короткий привал, Ликомед только покачал головой.
Дорога стала круче, теперь вверх приходилось карабкаться. Тилона давно уже мучила жажда, и юноша на ходу срывал и жевал листья дикого орешника, чтобы хоть как-то утолить ее.
Камни срывались из-под ног бойцов и с грохотом катились вниз. Чтобы сделать шаг вперед, людям приходилось хвататься за ветки и стволы.
— Почему они перестали преследовать нас? Странно, очень странно, — говорил Ликомед. Тилон молчал — он не знал, что ответить.
Они шли всю ночь, а на исходе ее вышли к вершине горы. Вершина представляла собой небольшое плато, окаймленное острыми зубцами скал. Отсюда было видно далеко окрест. Начинающийся день уже разливал на востоке свое сияние, и туман, подсвеченный розоватым светом, уплывал вниз, клубясь ленивыми валами.
Площадку, на которую вскарабкался маленький отряд, со всех сторон окружала пропасть.
— Глянь-ка хорошенько, Тилон, у тебя глаза молодые, — попросил Ликомед, обойдя на ощупь площадку. — Есть ли отсюда дорога вниз?
Тилон до рези в глазах вглядывался в каждую складку местности, расстилавшейся перед ним.
— Есть только тот путь, по которому мы пришли сюда, — сказал он. — Другого пути нет.
— Они перехитрили нас. Мы в ловушке, — произнес Ликомед. — Нам остается продать свои жизни подороже.
Увы, худшие опасения Ликомеда вскоре подтвердились. В глубине ущелья, приведшего их на плато, крестьяне заметили блеск копий, мечей и щитов, а вскоре снизу донеслись отрывистые звуки спартанской речи.
— Эй, вы там, наверху! — донесся из ущелья гортанный крик. — Вы в мышеловке. Бежать вам некуда. Предлагаем сдаться на милость победителя.
Голос показался Тилону знакомым.
Лица восставших посуровели, взгляды обратились на Ликомеда.
— Мы не сдадимся, — твердо сказал он. — Будем драться до последнего. И пусть наша борьба послужит примером для грядущих поколений…
Тилон подошел к краю площадки и, с усилием сдвинув с места, столкнул вниз огромный, поросший мхом валун. Взметая прах, набирая скорость, камень с грохотом покатился вниз. Снизу послышались проклятия, затем все смолило. Из ущелья вылетело копье. Коротко блеснув в лучах утреннего солнца, оно вонзилось в землю рядом с Тилоном.
Юноша столкнул вниз еще один камень, и целый рой стрел и копий вылетел из ущелья. Кто-то из восставших, раненный стрелой, протяжно застонал.
…В полдень сражение иссякло. Все попытки спартанцев занять с ходу горную площадку были отбиты. Своих раненых восставшие поместили под наскоро сооруженный навес, спасавший от палящих лучей солнца.
— Выдайте главаря! — кричали снизу спартанцы. — Мы знаем: он с вами. Выдайте его, иначе мы уничтожим всех!
Ликомед появлялся на самых опасных участках битвы, угадывая их чутьем. Но боги щадили слепого смельчака — на нем не было и царапины, хотя вокруг вились вражеские стрелы и копья.
Постепенно спартанцы, царапаясь по скалам, окружили площадку, и теперь она напоминала остров, охваченный со всех сторон бушующими волнами.
Метательные снаряды врага выскакивали снизу и, описав дугу, обрушивались на восотавших. Те отбивали их щитами, отвечая противнику градом камней.
Но силы были слишком неравны, к тому же защитники плато метали камни наугад, не видя противника, который в отличие от них имел превосходную возможность маскироваться.
Вскоре к мятежникам подобрался еще один коварный противник — жажда.
— У нас кончились продукты, Ликомед, — сказал Тилон вождю восставших на исходе вторых суток их пребывания на скалистой площадке.
— Не беда, — невесело усмехнулся Ликомед. — Боюсь, мы уже не успеем проголодаться.
Теперь ранены были почти все, кто сгрудился на площадке: кто в руку, кто в ногу, кто в живот.
В душе Тилона бушевали сложные чувства. Внимая возгласам атакующих, он слышал голос почти забытой родины. Нет, не забытой! Юноша знал, что до смерти сохранит в памяти ее образ. Гм, до смерти!.. Похоже, ждать недолго. И уже никогда не повидает он мир, далекие земли, не осуществит мечту своей жизни — не станет лауреатом Олимпиады…
Тилон вздрогнул, очнувшись от минутного забытья. Среди торжествующих и яростных криков тех, кто осаждал площадку, ему почудился голос ирена. О, он узнал бы его из тысячи — злобный, чуть хрипловатый, будто напоенный ядом змеи.
— Эй, Тилон! И ты здесь? Вот так встреча, хвала Зевсу, — услышал он снизу, из ущелья. Сомнений нет — это ирен.
— Мало того что ты попрал законы Спарты, — продолжал кричать ирен, — ты и сражаешься против нас!
— А где твой ореховый посох? — спокойно спросил Тилон. — Не забудь на него опереться.
Ирен потряс копьем.
— Значит, и здесь ты вздумал воду мутить? — прокричал он в приступе ярости. — Что ж, тем теплее будет наша встреча. Теперь ты от меня не — уйдешь! Мы воздадим тебе по заслугам, не сомневайся!
— А я и не сомневаюсь, — ответил Тилон, подойдя к самому краю площадки.
Пользуясь каждым выступом, каждым кустом, к ним все ближе подбирались спартанцы. Потерпев неудачу в открытом штурме, они избрали коварную тактику. Оставаясь, сами невидимыми, они принялись осыпать площадку метательными снарядами. Спартанцы решили деморализовать восставших, подавить их дух, уничтожить — не в рукопашном бою, а на расстоянии. В то же время спартанцы шаг за шагом продвигались вперед. Вскоре верхушки их копий начали посверкивать на уровне площадки.
Тактика спартанцев оправдала себя. Уклоняясь от ближнего боя, они вывели из строя почти весь отряд.
Ликомед прижал к себе Тилона, стоя посреди распростертых тел.
— Кто может двигаться — ко мне! — призвал Ликомед.
Но никто не подошел к нему, никто из восставших не был в состоянии сделать и шага.
— Я знаю, Тилон, ты из Спарты, — тихо проговорил Ликомед. — Я догадался об этом еще в ту ночь, когда на площади ты подошел ко мне, окованному цепями… — Ликомед перевел дух и продолжал: — Казнь, которая угрожает тебе, вдвойне ужасна.
Первый из спартанцев, преодолев заградительный вал из каменьев и наспех срубленных веток, сооруженный защитниками, уже вылез на рлато.
— Тебя-то я и ищу! — воскликнул он, увидев Тилона.
Это был ирен.
Тилон сразу узнал его. Узнал, несмотря на то, что ирен сильно постарел за годы, прошедшие после бегства Тилона. Юноша мельком успел заметить, что кожа на лице ирена пожелтела и ссохлась, словно пергамент.
Спартанцы, вслед за иреном взобравшиеся на площадку, устремились к горстке раненых, лежавших под навесом.
— За мной! Добьем сначала этих! — крикнул ирен и бросился впереди всех к раненым.
Тилон заступил ему путь, и мечи их скрестились. В первые мгновения взгляд Тилона блуждал, ища кого-то среди спартанцев. Однако знакомых лиц, кроме ирена, среди нападающих, к счастью, он не обнаружил.
Какой-то рослый спартанец, размахивая копьем, бросился на помощь ирену.
— Прочь! — оттолкнув его свободной рукой, крикнул ирен. — Сам с ним справлюсь. У меня с ним старые счеты, с проклятым прыгуном!
По стуку мечей, который то отдалялся, то приближался к нему, слепой Ликомед с волнением следил за ходом поединка. Яростная схватка привлекла внимание всех. Спартанцы окружили их плотным кольцом, криками подбадривая своего сотоварища.
— Я заколю тебя, как паршивую крысу! — орал ирен, все ближе прижимая Тилона к краю площадки.
Да, ирен знал свое дело! Его меч, со свистом рассекая воздух, плясал словно молния, выжидая мгновение, когда усталый щит Тилона уже не успеет отразить его очередной выпад.
Раненые крестьяне, затаив дыхание, также наблюдали за стычкой. Близился финал трагедии, которая в течение нескольких лет потрясала одно из греческих государств…
Какое-то время Тилону удавалось увертываться от разящих ударов противника за счет своих великолепных прыжков.
— Ну и скачет парень! — не удержался от восхищения один из спартанцев, указывая копьем на Тилона.
Недаром, однако, ирен был бессменным чемпионом агелы по фехтованию. Исход поединка ни у кого, пожалуй, не вызывал сомнений.
Весь сжавшись в тугой комок мускулов, старый Лнкомед, на время позабытый спартанцами, вслушивался в ход единоборства. Казалось, несмотря на слепоту, он видит все: он читал это сражение, как открытую книгу, по восклицаниям сражающихся, топоту их ног, торжествующим крикам ирена, по. предостерегающим и подбадривающим возгласам спартанцев.
Двое воинов, державших Ликомеда за плечи, увлеченные ходом поединка, отпустили руки. Куда он теперь денется, старый слепец?.. Неуловимый Ликомед, в течение столь долгого времени наводивший ужас на всех землевладельцев государства, притеснявших крестьян, теперь был безвреден. Не то что дни — часы и минуты его жизни были сочтены.
Ловким маневром ирен вышиб из рук Тилона щит.
Тот со звоном упал на камни и, коротко прокатившись, ухнул в пропасть. Положение Тилона стало безнадежным. К тому же он больше не мог отступить ни на шап позади него площадка обрывалась.
— Молись Зевсу, отступник! — воскликнул ирен и занес над Тилоном меч.
В этот самый момент Ликомед оттолкнул стоящих рядом охранников и бросился вперед, на голос ирена. Слепец бежал с такой скоростью, что ирен не успел попятиться.
Ликомед обхватил ирена обеими руками и, увлекая за собой врага, вместе с ним рухнул в пропасть.
На какое-то мгновение спартанцы замерли, пораженные неожиданным финалом. Превозмогая боль от раны, которую ему нанес ирен, Тилон опустился на каменья. Ценой своей гибели Ликомед спас его. Точнее, отсрочил смерть Тилона на небольшой, видимо, срок. Гибель вождя потрясла юношу.
Мир опустел…
И ему уже было безразлично, когда двое спартанских воинов по приказу офицера пинками подняли его с земли и заставили спускаться с плато и двигаться вниз по ущелью. Оба спартанца отлично поняли со слов ирена, которые тот выкрикивал во время яростной стычки с Тилоном, что за человека они ведут и чего он заслуживает по законам Спарты.
…Вот и долина…
Еще несколько дней назад Тилон знал ее цветущей. Теперь она была истоптана ногами безжалостных спартанских наемников. Путь по жаре, под пинками воинов казался бесконечным.
С чувством облегчения Тилон увидел впереди наскоро сметанную ограду, за которой — он догадался — располагался военный лагерь спартанцев. Пленника провели мимо палатки, где, судя по всему: и по усиленной страже, и по колышущемуся на ветру флагу, — располагался начальник наемной спартанской армии.
ПЛЕН
Двое спартанских воинов подвели Тилона к сараю, похожему на скотный, и втолкнули внутрь с такой силой, что пленник, не удержавшись, упал на колени. Здесь было сыро и полутемно, пахло соломой и овечьим пометом.
Пока Тилон оглядывался, дверь за ним со стуком захлопнулась. Лязгнул засов.
— Здесь твой пост. Береги пленного как зеницу ока. Там, в сарае, опасный преступник, враг Спарты.
Как догадался Тилон, это сказал один из воинов подошедшему часовому.
— Не убежит, — произнес часовой. При звуках его голоса сердце Тилона забилось. Ему почудилось… Нет, не может быть! Хотя, впрочем, что же тут невозможного?..
Переживания последних дней и часов вконец обессилили Тилона, хотя он и выделялся среди восставших силой и выносливостью. Он уже не слышал, о чем говорили с часовым воины, доставившие его сюда.
Тилон свалился на охапку сена и забылся тяжелым сном. Когда он проснулся, стояла глубокая ночь.
Прильнув к узенькой щели в двери, он сумел увидеть лишь две-три звезды да узкий серп луны, повисшей над палаткой командующего. Часового рассмотреть не удалось, как Тилон ни старался. Видимо, тот пребывал в неподвижности, вне поля зрения Тилона.
Он прислушался: лагерь спартанцев опал.
Что ж, придется рискнуть.
Тилон осторожно, одним пальцем постучал в дверную филенку.
— Что тебе? — послышался недовольный голос часового.
Сомнений нет — это он!
— Филлион… — хрипло прошептал Тилон, припав к щели.
— Ты знаешь, как меня зовут? — удивился часовой. — Кто ты такой, пленник?
— Я Тилон.
— Тилон?..
Стукнул засов, и дверь отворилась. На пороге сарая выросла высокая фигура в коротком воинском плаще и боевых доспехах, облитая скудным лунным светом.
Несколько секунд оба стояли не двигаясь и жадно разглядывали друг друга. И впрямь вид у Тилона был плачевный. Однако Филлион, как истый спартанец, привык сдерживать свои чувства.
Они тут же, на пороге, обнялись, и Тилон, не сдержавшись, застонал: Филлион задел рану, которую нанес ему ирен.
— Что с тобой? — тревожно спросил Филлион. — Ты ранен?
— Пустяки, — махнул рукой Тилон. — Теперь это уже не имеет значения. Лучше расскажи о себе. Как ты жил эти годы? Чего достиг? Чем занимался? Правда, о последнем можно догадаться, — щелкнул он по щиту, издавшему в ответ мелодичный звон.
— Ты прав, догадаться нетрудно, — согласился Филлион, окидывая привычным взглядом свои доспехи, потускневшие и побитые в многочисленных стычках. — А долго рассказывать — времени нет.
— Давай вкратце.
— Ну, если вкратце… После твоего бегства нас всех подвергли наказанию. Что еще? Мне несколько раз довелось участвовать в криптиях — честное слово, никак нельзя было уклониться. Ты же знаешь, какая у нас дисциплина. Особенно свирепствовал ирен — он самолично погубил множество илотов.
— Негодяй… — процедил Тилон.
— Могу тебя порадовать: он погиб во вчерашнем бою. Мне рассказывали, что он вступил в стычку с каким-то бесноватым, а потом слепой Ликомед, вождь восставших крестьян…
— Этим бесноватым был я, — перебил Тилон.
— Ты?.. А мне говорили, что это был великан чуть ли не двухметрового роста, вот с такими кулачищами. Но если это в самом деле был ты, то теперь тебе наверняка не миновать казни.
— Знаю, — спокойно сказал Тилон. — И знал, на что шел, когда сражался рядом со здешними крестьянами, которые восстали.
— Ты должен бежать отсюда, Тилон, — прошептал Филлион. — Я отпущу тебя.
— Не болтай глупости. Я знаю, сарай находится посреди спартанского лагеря. Видел, когда меня вели сюда. Лагерь огорожен. Отсюда и мышь не выскользнет, не то что человек.
Филлион промолчал, что-то обдумывая.
— Да, выбраться из лагеря непросто, — вздохнул он. — Ты прав, Тилон.
Произнеся эту фразу, Филлион резко повернулся и вышел, быстро, но без шума прикрыв за собой дверь.
«Ну, вот и все, — подумал Тилон, устало опускаясь на охапку соломы. — Филлион поступил правильно, я его не осуждаю. Разрешив мне бежать, он и меня не спасет, и себя обречет на смерть».
Тилон сидел погруженный в невеселые размышления, когда снаружи послышались шаги: к сараю подошел кто-то второй.
— Как проходит дежурство, Филлион? — спросил властный голос, по всей видимости, принадлежащий офицеру. — Пленник на месте?
— На месте. Где же ему еще быть?
— Завтра перед экзекуцией его хочет допросить сам командующий. Уж не знаю, чем он так крепко насолил спартанцам… Ладно, дежурь, — спохватился офицер, поняв, что сболтнул лишнее. — Постой, постой! На тебе два плаща? Это еще зачем?
— Замерз немного. Ночи здесь холодные… — пробормотал Филлион,
— Да ты, оказывается, неженка, — с осуждением произнес офицер. — Вроде и не спартанец. Ладно уж, не снимай… На рассвете тебя сменят.
Четкие шаги офицера замерли в отдалении. Спустя короткое время дверь в сарай, скрипнув, тихонько приоткрылась и в синем проеме показался Филлион. Он снял с себя второй плащ и бросил его Тилону, сказав:
— Надевай.
— Я не замерз.
— Надевай, надевай! Вот тебе щит, вот палица, — продолжал Филлион. — Сейчас я выведу тебя за пределы лагеря, в таком виде тебя никто не узнает. Да бери, бери, у меня есть запасное оружие, я оставил его снаружи. Ну? Готов? Что же ты медлишь? Вот, теперь ты не пленник, а истый спартанский воин. Идем!
Однако Тилон не двинулся с места.
— Нет, я останусь, — покачал он головой. — И сброшу все это. Ты понимаешь, что тебе грозит?
— Ничего, придумаю что-нибудь, — деланно-беспечным тоном ответил Филлион.
— Тебя убьют.
— Да выкручусь я, клянусь Зевсом! — Филлион дернул его за руку, и они вышли из сарая. — Иди за мной, не отставая ни на шаг, — произнес озабоченно Филлион. — Старайся не шуметь. Да, чуть не забыл, — добавил он еле слышным шепотом. — Пароль на эту ночь: «Спарта превыше всего!»
— Спарта превыше всего… — одними губами повторил Тилон, спеша за Филлионом между спящих палаток.
Без всяких препятствий добрались они до ограждения. Сколоченное основательно, хотя и на живую нитку, оно охватывало спартанский лагерь.
Обстоятельства складывались удачно. Часовые, видимо, хорошо знали Филлиона. В то же время они и не догадывались, что он покинул пост часового, которым был поставлен на эту ночь.
Выслушав пароль, охранники молча распахнули бревенчатые ворота, ведущие из лагеря. Путь был свободен.
Приостановив шаг, Филлион громко проговорил, обращаясь к Тилону, так, чтобы его слышали часовые:
— Нигде не задерживайся. Сообщение передашь только начальнику соседнего лагеря. И учти: дело чрезвычайной важности. Идем, я немного провожу тебя до дороги.
Когда они отошли на достаточное расстояние, Тилон схватил Филлиона за руку и горячо произнес:
— Бежим вместе!
Филлион покачал головой.
— Нам не по пути, — сказал он. — Что бы ни ждало меня, я не могу покинуть Спарту. Дома меня ждет невеста, — добавил он после еле заметной паузы. — Но что я все о себе да о себе! — спохватился Филлион. — Ты-то как провел все эти годы?..
Тилон бросил взгляд на восток, который приметно начал светлеть, и сказал:
— В двух словах об этом не расскажешь, а на много слов времени нет. Лучше скажи, ты ничего не знаешь о моих родителях?
Горло Тилона перехватило волнение. Этот вопрос жег его с того самого момента, когда он угадал по голосу в часовом, поставленном у сарая, своего прежнего друга Филлиона. Но только сейчас Тилон решился задать этот вопрос.
— Года полтора назад был я в вашем селении, видел твоих родителей, — сказал Филлион. — Сильно постарели оба. Тоскуют по тебе, беспокоятся. Только и живы надеждой на твое возвращение.
— В Спарту мне ходу нет.
— Нет, — согласился Филлион.
— Но, думаю, мне когда-нибудь удастся добиться этого права — вернуться на родину.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Филлион, но ответа не услышал. Он бросил взгляд на товарища. Лицо его в свете едва намечающегося рассвета было нахмурено, глаза, устремленные вдаль, излучали непреклонную волю.
Они миновали колючие заросли терновника и вышли к глухой проселочной дороге, по обочинам которой росли высокие травы. Оба, не сговариваясь, переглянулись — им одновременно припомнилась та далекая дорога, по которой они, семилетние мальчишки, уходили в первый в своей жизни военный лагерь, предводительствуемые свирепым иреном.
Сделав несколько шагов по дороге, Филлион остановился.
— Что ж, давай прощаться, Тилон, — сказал он. — Вот-вот должна быть смена караула, мне нужно быть на месте.
Они снова по-братски обнялись, и глаза обоих влажно блеснули.
— Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, — сказал Тилон.
— Не о чем говорить, — махнул рукой Филлион. — Ты на моем месте, думаю, сделал бы то же самое.
Мгновения бежали, а они все медлили расстаться.
— Если жив останусь, что дома сказать твоим родителям? — спросил Филлион.
— Расскажи отцу и матери, что до тебя дошли достоверные слухи обо мне: мол, жив-здоров, все у меня в порядке. Денег накоплю — вернусь… Ну сам придумай что-нибудь, не умею я этого! — в отчаянии закончил Тилон.
Филлион кивнул.
— Свидимся ли еще когда-нибудь? — донеслись до него издали последние слова Тилона.
ВСТРЕЧА
Козы разбрелись по северному склону холма, выбирая между камней чахлую зелень, лишь кое-где пощаженную солнцем. Лето в этом году в Афинах выдалось жаркое — такого жаркого лета не помнят старожилы.
Хуже всего приходится земледельцам. Поля выгорают, несмотря на то, что рабы, выбиваясь из сил, день и ночь таскают глиняные сосуды с водой, стараются напоить растрескавшуюся землю. А вот виноградники сулят богатый урожай. Говорят, что вино, полученное из винограда, созревшего в такое вот жаркое лето, обладает особыми качествами и вкусом… Впрочем, вкус вина Тилона не интересует.
Размышления Тилона прервал бойкий козел, который, пока Тилон отвлекался воспоминаниями, отделился от стада, тартар его ведает, каким образом перебрался через глубокий ров и теперь, воинственно тряся бородой, тыкался рогами в высокий плетень, обмазанный белой глиной.
Тыкался в плетень — только этого не хватало Тилону!
Хозяин огороженного участка — темная личность, о нем рассказывают в селении и в окрестностях всяческие небылицы. Толком его не видел никто, поскольку обитает он на отшибе и ведет образ жизни затворника. Может, кто и видел этого человека — кто его знает? — но Тилону он не попадался ни разу. Да, честно говоря, Тилон и не жаждет встречи с ним: старики говорят, что. человек из-за плетня знается с нечистой силой и может наслать порчу. А у Тилона здесь и своих неприятностей хватает…
Молодой человек вскочил на ноги и понесся вниз. Ветки маслины хлестали его по лицу, крохотная полуденная тень, вся уместившаяся под ногами, прыгала словно облачко.
Кусты расступились, и впереди показалась разверстая пасть оврага. Его прорыл немолчный горный поток, который, перебирая тяжелые, как жернова, валуны, стремился к морю.
Давно забытая страсть к прыжкам вспыхнула у Тилона. Это было как наваждение.
Молодой пастух долго не раздумывал. Прыгнуть! Снова ощутить себя в полете, когда тело утрачивает вес, становясь удивительно гибким и послушным.
Тилон успел выбрать взглядом на самом краю оврага рыхлую плиту известняка, от которой можно было оттолкнуться в прыжке, гортанно крикнул и взвился в воздух. Потревоженные камни струйкой потекли вниз, туда, где царил вечный сырой полумрак. Третьего дня в ров сорвалась неосторожная коза, соблазнившаяся сочной травой. Бедное животное упало на острые каменья и успело проблеять лишь, несколько раз, пока поток тащил его вниз, к морю.
…Камешки не успели долететь и до середины, а Тилон был уже на другом берегу рва. Коснувшись ступнями земли, он покачнулся, и почва рванулись из-под ног. Нет, прыжок он рассчитал правильно, только силенок не хватило. Или, может быть, уменья прыгать?.. Да, в последние годы Тилон тренировался в прыжках все реже и реже. К чему? Все равно олимпийский рекорд он не побьет — Тилон это давно уже понял. А без этого какой же смысл прыгать? Здесь, в забытой Зевсом деревушке, расположенной поодаль от великолепных Афин, жизнь его текла вяло и однообразно. Спасибо, что жители селения приютили его, ни о чем не расспрашивая, — им нужен был пастух.
Юноша был неразговорчив, согласился на ничтожную плату — чего еще желать? Никто не знал, откуда он пришел в селение. Жители пожалели высокого худющего парня, который весь был в синяках и кровоподтеках и ходил, заметно приволакивая ногу. Крепко, видать, ему досталось!
Падая спиной в овраг, Тилон инстинктивно успел вцепиться обеими руками в колючий кустарник, которым ощетинился почти отвесный откос. Он изорвал ладони в кровь колючками, но все же кое-как вырвался наверх.
Козел, напуганный прыжком пастуха, прервал свое занятие и отвернулся от высокого забора. Тилон пинком отогнал его от ограды и без сил повалился в траву.
Только теперь, после счастливо пережитой опасности, он почувствовал испуг. Сердце тревожно заколотилось.
Пастух закусил травинку и, повернувшись на спину, уставился в бездонное, словно вылинявшее от жары, небо. Мысленно он снова и снова переживал ни с чем не сравнимое ощущение свободного полета, которое человеку дано испытать только в прыжке.
Интересно, а на какое расстояние может прыгнуть самый сильный, самый ловкий эллин? Каков предел человеческим возможностям, положенный Зевсом-громовержцем? И существует ли он вообще, этот предел?! Сейчас, например, он прыгнул на тридцать дельфийских стоп!
Козел, обиженно мекая, принялся спускаться по крутому склону оврага. Тилон повернулся на бок. Присмотревшись, он увидел внизу, в полутьме оврага, тонкое, освобожденное от веток и листвы деревце, которое кто-то заботливо перебросил через поток. Странно, подумал Тилон. Раньше он не видел этот импровизированный мостик, хотя все лето пасет здесь стадо.
Покусывая травинку, Тилон наблюдал, как козел прошел по переброшенному через поток деревцу и вскарабкался на противоположный берег.
Юноша прикинул на глазок ширину оврага, и у него под ложечкой противно засосало. Неужели это он перепрыгнул?! Ай да Тилон! Да тут добрых тридцать пять стоп будет, не меньше. Расскажи такое в селении — не поверят, сочтут хвастуном вроде деда. Впрочем, он там почти и не разговаривает ни с кем…
Да, а прыжок что надо!
Тилон снова свалился на землю, без сил раскинув руки. Он чувствовал себя опустошенным. Немного отдохнув, поднялся и приготовился было спускаться к переправе — о том, чтобы совершить обратный прыжок, не могло быть и речи.
— Эй! — послышался позади оклик.
Тилон обернулся. Калитка в ограде была приоткрыта. В ней, как в раме, стоял невысокий коренастый человек с широкой окладистой бородой.
— Не уходи, юноша, — улыбнулся пожилой незнакомец, — мне надо с тобой поговорить.
Что-то в голосе незнакомца заставило Тилона остановиться, хотя он и не собирался этого делать. Несколько мгновений они пристально вглядывались друг в друга.
— Пелоп! — вызвалось у Тилона.
Человек грустно улыбнулся.
— Я знал, что мы встретимся, — просто сказал он и шагнул навстречу Тилону. Тот подбежал, и они обнялись.
— Трудно тебя узнать. Ты постарел, — сказал Тилон, когда они разжали объятия. — Вон и борода стала на три четверти белой.
— Да и ты сильно изменился, мальчик, — покачал головой бородач. — Годы бегут словно кони.
Они поговорили еще немного, избегая расспрашивать друг друга о вещах важных.
— Где ты обитаешь? — спросил Пелоп озабоченно.