Тройка мечей Нортон Андрэ
Часть первая
ЛЕДЯНОЙ МЕЧ
Глава 1
Моя мать принадлежала к Древней расе, которую герцог Ивъян изгнал из Карстена, объявив вне закона всех, чья кровь более стара, чем род этого выскочки, любителя запретного, якшавшегося даже с ненавистными колдерами.
Из всего состояния, унаследованного от предков с времён более давних, чем появление самого Карстена, матушке, спасаясь от гибели, удалось привести с собой в Эсткарп лишь трёх телохранителей, служивших ещё её отцу. Однако и тех она вскоре отправила к Пограничникам под командование Лорда Саймона Трегарта — для защиты от зла, которое пришло в наши края. Мать же нашла убежище у своей дальней родственницы — Леди Крисвиты. А потом она вышла замуж за человека из рода салкаров и, таким образом, оторвалась от своих.
Через некоторое время её муж был убит во время набега на южные порты. Ничем более не связанная с салкарами, мать вернулась в дом Леди Крисвиты, вынашивая во чреве ребёнка, зачатого во время своего короткого замужества. Внезапная болезнь подкосила её здоровье. Жизнь в ней едва теплилась, и в конце того самого дня, когда родился я, она тихо угасла, как свеча, задутая порывом ветра.
Леди Крисвита приняла меня в свою семью. Она была замужем за Лордом Хорваном, также бежавшем с юга. Вся семья погибла во время резни, он же был обучен военному делу и оказался весьма полезным на Границе. Пограничники доверяли ему и охотно подчинялись его приказам. У лорда Хорвана и Леди Крисвиты было трое детей — две дочери и сын Имхар, двумя годами старше меня: здоровый, крепкий парень, всегда готовый встать в строй по первому сигналу тревоги, потому что он вырос рядом с войной.
Со мною всё обстояло иначе. С рождения я рос болезненным, слабым, нуждался в постоянном уходе и внимании, капризничал и тем самым раздражал окружающих. Хотя я и пытался соперничать с Имхаром на протяжении всех наших мальчишеских лет, он не давал мне ни единого шанса на успех. Рукоятка меча сидела в его ладони настолько крепко, что казалось, будто он и родился с мечом. А владел он им с таким изяществом и ловкостью, будто клинок являлся продолжением руки. Наблюдать за ним было одно удовольствие.
Имхар бесстрашно ездил верхом, а в дозор начал ходить ещё до того, как просто смог сосчитать годы своих юношеских тренировок. Лорд Хервон по праву гордился наследником, ещё в юности получившим всё для того, чтобы пробить себе дорогу в жизни.
Я тоже тренировался с мечом и арбалетом, но боевое оружие было слишком тяжёлым для моих рук. Среди темнокожих из расы Древних я казался чужаком не только из-за своей слабосильности, но ещё и потому, что у меня светлая кожа и светлые волосы, присущие салкарам, хотя, к сожалению, ни роста, ни силы, свойственных этому народу, я не унаследовал.
Несмотря на постоянное соперничество с Имхаром, в глубине души я тяготел совсем к иному: привлекала меня не воинская слава, что было бы вполне естественно для сына военачальника, а учёба, забытая всеми ныне учёба, которая когда-то была неотъемлемой частью жизни Древних.
Это правда, что нет мужчин, которые могли бы обладать силой. По крайней мере, именно так провозглашали Мудрые Женщины — Колдуньи, которые правили Эсткарпом. Однако в старых легендах, обрывки которых хранились в моей памяти, говорилось, что так было не всегда. Иногда по разным причинам на эту стезю мог ступить и мужчина.
Я выучился читать достаточно бегло и жадно выискивал всё, что имело отношение к нашему исчезнувшему прошлому. Я никогда не говорил о таких вещах с окружающими поскольку они могли подумать, что я повредился в уме и пожалуй, сочли бы меня даже опасным для их Дома, если бы колдуньи узнали о моей ереси.
В тот год, когда я получил свой меч и впервые отправился верхом в дозор с Пограничной Стражей, главную угрозу для нас представлял Карстен. Преследуя Колдеров, Лорд Саймон и Леди Джелит предприняли рискованную вылазку за море и закрыли Врата, через которые приходил к нам этот ужас. Ивъян, лорд всего юга, был уничтожен как приспешник Колдеров. И затем там на некоторое время воцарился хаос, лорды боролись друг с другом за власть.
Победил Пагар из Клина и, чтобы примирить и объединить враждующих, провозгласил крестовый поход против Ведьм. Как всегда в подобной ситуации, хитрец направил усилия своего народа не на восстановление собственной мирной жизни, а на новую кровопролитную войну.
Произошло великое сражение, причём на пути захватчиков встали не столько наши мечи, сколько Сила Совета Владычиц. В течение одного дня и одной ночи Колдуньи вызывали всю мощь, какую только могли собрать. Сама земля повиновалась командам Совета. Двигались горы, вздымалась и разрывалась почва, реки текли вспять. Победа далась нелегко, многие Колдуньи при этом и сами погибли, так как их использовали в качестве проводящих каналов для этой Силы, пока они не сгорали.
Чтобы на нашей земле не воцарился хаос, как это случилось в Карстене, когда был умерщвлён Ивъян, Корис из Горма взял управление страной в свои руки, и вскоре вся власть целиком перешла от Совета к нему.
К тому времени Лорд Саймон и его Леди Джелит давно уже затерялись где-то в северных морях, и не было другого, достаточно крупного полководца, который заставил бы противника с должным уважением относиться к свободе и независимости Эсткарпа, так что Колдуньи не могли простить Лорду Саймону его исчезновения.
От поместья к поместью, от фермы к ферме передавалась смутная и пугающая весть о том, что дети из Дома Трегартов вынуждены спасаться бегством от великого гнева Колдуний, и что теперь они изгнанники, которым никто не смеет оказать помощь.
Шептались о том, что Сила, которой обладал лорд Саймон, передалась так же и его сыновьям, и они, вопреки всем обычаям, устроили заговор, чтобы помочь своей сестре выбраться из Обители, где она обучалась. И будто бы оба сына и дочь родились у Леди Джелит сразу друг за другом, в течение получаса, то есть являются близнецами! Я упоминаю об этой троице потому, что она внесла немалые изменения в мою жизнь, как и в жизнь всего Дома Хорвана. В то время я и сам горел нетерпением узнать как можно больше о молодых лордах Трегартах, которые, как и их отец, так отличались от людей нашей расы.
Когда угроза со стороны Карстена миновала, Лорд Хорван приступил к осуществлению своих заветных планов. За время военных походов он присмотрел райский уголок, который как нельзя лучше подходил для обустройства поместья. Местечко это находилось на востоке страны, в давно покинутом и почти позабытом крае, так что притязания его некому было оспорить.
Нам всё никак не верилось, что настал мир, и, даже приступив к строительству, мы ходили вооружённые, привычно ожидая сигнала тревоги, и расставляли часовых вокруг новостройки. Нас было около пятидесяти человек, в основном мужчины. Правда, под руководством Леди Крисвиты пять женщин занимались хозяйственными делами. В её собственную семью входили дочери, обе сестры и их мужья, а ещё девочка, племянница, на два года моложе меня, мать которой, младшая сестра Леди Крисвиты, впоследствии умерла.
Звали её Крита. Я должен рассказать о ней, хотя это и нелегко. Дело в том, что с того самого мгновения, как я заглянул в её колыбель на женской половине, возникло нечто, связавшее меня с ней. Это не было ни родственным чувством, ни симпатией к противоположному полу, ибо по древнему обычаю нашего народа она должна была, когда придёт время, выйти замуж за Имхара, заложив таким образом фундамент объединённого лордства Хорвана.
Крита бесспорно принадлежала Древней расе, темнокожая и стройная. На мой взгляд, в ней было что-то особенное, какая-то отстраняющая сосредоточенность, будто она порой слышала то, что недоступно слуху и пониманию окружающих.
Из-за слабого здоровья в детстве я больше дружил с Критой, нежели с Имхаром, и она часто обращалась ко мне по разным пустяковым поводам — например, просила помочь ей выходить птичку со сломанным крылышком и тому подобное. С самых ранних лет она обладала особым даром врачевания.
Были у Криты и другие таланты, о чём я узнал гораздо позже, приблизившись к тому возрасту, когда юноши имеют право поступить на службу к Пограничникам. Это случилось, когда я совершенно неожиданно встретил её у ручья, бежавшего вдоль ограды фермы, которую Леди Крисвита называла в то время «домом».
Крита притаилась в траве, та скрывала её почти с головой. Глаза девушки были закрыты, как будто она спала, но руки плавно двигались взад и вперёд. Я в замешательстве глядел на неё и вдруг меня передёрнуло от отвращения и ужаса: перед Критой извивалась змея длиной, пожалуй, с мою руку вместе с мечом. Голова змеи была поднята и качалась, следуя мановениям руки Криты. Я хотел было выхватить меч и изрубить её, но не мог пошевелиться.
Вдруг девушка хлопнула в ладоши и открыла глаза. Змея опустила голову и исчезла в траве, как будто её и не было, как будто мне всё это привиделось.
— Не бойся, Йонан.
Она не оборачивалась и не видела меня, но всё же знала, что это именно я. Как только она заговорила, оцепенение, так внезапно сковавшее меня, прошло. Я сделал к ней пару шагов, и во мне поднялся гнев, равносильный тому страху, который я только что пережил.
— Что это ты делаешь? — строго спросил я. Она обернулась ко мне.
— Подойди и сядь, иначе я вывихну свою бедную шею, разговаривая с тобой. Ну и гора!
Прежде чем сесть, я тщательно осмотрел траву, борясь с сильным желанием потыкать туда мечом, чтобы не угодить на её недавнего «собеседника» (можно себе представить, какие бы это имело последствия для нас обоих), и только потом опустился рядом с ней.
— Я думаю, это — часть врачевания… — голос её звучал неуверенно. — Меня не боятся ни крылатые, ни мохнатые, а сегодня я убедилась, что и чешуйчатые — тоже. Я думаю, мы напрасно ограничиваем своё сознание и отгораживаемся от явлений, подобных тому, что ты сейчас видел, — она чуть наклонилась вперёд и, прикоснувшись кончиками пальцев к моему мечу, вложенному в ножны, продолжала:
— Вот из-за этого мы и не можем слышать многое из того, что составляет окружающий нас большой мир!
Я перевёл дух, гнев мой поостыл. К тому же какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что Крита так же хорошо знает, что делает, как я знаю приёмы обращения с мечом.
— Йонан, помнишь те старые сказки, которые ты мне когда-то рассказывал?
Обрывками легенд и словами из древних песен я делился с одной только Критой.
— В том мире Силой обладали и мужчины, — сказала она.
— Эту Силу кое-кто имел и в Эсткарпе, — уточнил я. И вдруг во мне всколыхнулся новый страх. Эти Колдуньи… Они всегда стремились пополнить свои ряды и прибирали к рукам всех девочек, у которых обнаруживались необычайные способности. Нет, это не для Криты, она не должна исчезнуть за глухими серыми стенами Обители Мудрости, отдав весь окружающий мир за право обладать Силой!.. Крита всё поняла, хотя я не произнёс ни слова и мягко сказала:
— Йонан, я не Колдунья и не собираюсь ею стать. Всем что я знаю и умею, я делюсь только с тобой. Потому что ты понимаешь, что свобода превыше Силы, хотя так думают, наверное, только единицы.
Я крепко сжал её запястья и встретился с пристальным взглядом её глаз.
— Поклянись, что больше не будешь так делать ни с кем из чешуйчатых! — запальчиво воскликнул я.
Она усмехнулась.
— Я не стану клясться, Йонан. Самое большее, что я могу тебе обещать, это не очень рисковать.
Мне пришлось довольствоваться этим, хотя в глубине души я вовсе не был удовлетворён, особенно когда думал о том, что она ещё может вытворить. Но больше мы об этом не говорили. Вскоре я ушёл к Пограничникам, и с Критой мы виделись теперь очень редко.
Но когда мы начали строить новое поместье, всё изменилось. Крита приближалась к возрасту, когда девушке пора выходить замуж. Ещё несколько месяцев — и она будет принадлежать Имхару. Мысли об этом окутывали меня тёмным покрывалом горя. Я старался избегать её, старался совладать со своими чувствами, но ничего не получалось.
А уже в самом конце строительства пришёл этот чужеземец.
Его привёл один из наших часовых, к Лорду Хорвану он обратился с должным приветствием, как гость к уважаемому хозяину. Однако все заметили в нём некую странность — глаза. Он был молод и в его жилах явно текла кровь Древней расы, но глаза у него были не серыми, как у всех Древних, а синими. Держался он с достоинством, словно имел право приветствовать взрослых воинов, как равный среди равных.
Сначала он предупредил, что находится под заклятьем, но вскоре открылся. Он оказался одним из сыновей Саймона Трегарта, объявленных вне закона, и пришёл вербовать добровольцев для заселения земель, простиравшихся далеко на востоке, — Эскора, той прародины расы Древних, откуда происходили все мы.
Лорд Хорван усмотрел в появлении молодого Трегарта опасность, и капитан его воинов, Годар, разделял его опасения. Решено было отдать юношу в руки стражников Совета, иначе мы бы тоже оказались вне закона.
Годар и молодой лорд ускакали, а нами вдруг овладели нетерпение и охота к перемене мест. Все заговорили о восточных землях. Нам надо было идти рубить лес, а вместо этого мы топтались вокруг недостроенного дома и поглядывали на горы, которые высились на востоке. В нас зрело напряжение и желание что-то предпринять.
Затем вернулся Годар со своими людьми и рассказал невероятную историю, хотя мы и без того знали, что на этой призрачной земле происходит много странного. Едва они пустились в путь, как откуда-то появились огромные стаи птиц и зверей и преградили им путь на запад. Двигаться можно было только на восток. В сопровождении этого эскорта пернатых и мохнатых молодой Лорд Кайлан Трегарт отправился к горам, а Годару и его людям позволили беспрепятственно вернуться домой.
Когда Годар закончил свой рассказ, поднялась Леди Крисвита и обратилась к собравшимся:
— Этому можно верить. Неужели хоть кто-нибудь здесь в доме станет отрицать, что у него не возникло сильное желание сесть на коня? Я говорила с Кайланом Трегартом наедине — он прав, приглашая нас туда. Я думаю, мы должны последовать его совету и побыстрей отправиться в путь. Нам уже трудно противиться нашему стремлению.
Я почувствовал, что она передала и мои ощущения, во мне поднималось страстное желание отправиться в путь, как будто меня ожидало какое-то великое и радостное событие. Взглянув по сторонам, я прочёл на лицах собравшихся те же чувства.
Вот так и получилось, что мы отправились неведомо куда, бросив недостроенное поместье, которое собирались сделать своим домом, устремившись навстречу неизвестным опасностям, может быть, даже более страшным, чем Карстен или Колдеры.
Глава 2
Таким вот образом мы и оказались в Эскоре, стране давным-давно погубленной волшебством адептов, возомнивших себя выше законов природы и человеческих. На протяжении многих поколений, сменявших друг друга, эта местность являлась миром, в котором сохранялось неустойчивое равновесие между Силами Света и Тьмы. Постепенно Великие исчезли — часть их погибла в диких ссорах между собой, оставив после себя осквернённую и погубленную землю. Другие сотворили Ворота в иные миры и ушли через них — кто из любознательности, кто в погоне за властью.
Прошло ещё какое-то время, и на месте исчезнувших Великих оказались их потомки. Они творили посредством мутаций различные жизненные формы, нечеловеческие по облику. Некоторые из них были достаточно близки к человеку, чтобы угадать родство с ним. Другие принадлежали Тьме и действовали по её законам, продолжая опустошать страну.
Ещё до того, как раса Древних вызвала к жизни свою Силу, на этой земле жил другой народ — не людей, но существ, похожих на них. Они имели более тесную связь с природой, поскольку не стремились противоборствовать ей или изменять её, как это в обычае у людей. Напротив, они жили в единении с ней, подчиняясь сезонным ритмам, и жизнь их была тесно связана с жизнью окружающей природы.
Это был народ Зелёного Безмолвия. Когда катастрофа, вызванная войной Великих, обрушилась на эту землю, они переселились в долину, расположенную восточнее, и прихватили с собой некоторых из существ, созданных адептами, — кого добровольно, а кого и насильно. В своей долине народ Зелёного Безмолвия жил уединённо и замкнуто, не поддерживая никаких связей с остальными жителями этой несчастной страны.
Были ещё и другие побочные ветви расы Древних, которые не сумели овладеть запретным знанием и потому были обречены на прозябание. Гонимые порождениями Мрака, они переселялись на запад, пока не достигали Эсткарпа и Карстена. Там, подобно тому как поступили Колдуньи с войском Пагара, те из них, кто обладал Силой, вызвали мощные землетрясения, отрезавшие их от древней родины. Заклятие, которое они наложили на людей, было таким сильным, что мы даже думать не могли о востоке, он стёрся, исчез из нашей памяти. Так было до тех пор, пока полукровки, молодые лорды из Дома Трегартов и их сестра, на которых заклятие не действовало, не осмелились вернуться и позвать за собой других.
Путешествие было нелёгким. Сама местность, казалось, воздвигала бесчисленные преграды на нашем пути. У границы нас встретил Кайлан и повёл дальше знакомым ему путём, но вскоре нас выследили создания Тьмы, так что до Зелёной Долины мы добирались с таким же трудом, как предыдущее поколение спасалось от бойни в Карстене.
Зелёная Долина сама по себе в какой-то мере могла предоставить безопасность. Древние скалы, пещеры и валуны до сих пор хранили старинные знаки и руны. Тем не менее посланцы Тьмы проникали и сюда, и от соприкосновения с ними никто не был застрахован. Тьма могла вторгаться в жизнь людей и других созданий.
Дома Зелёного Народа выглядели странно, хотя и радовали глаз. Они были построены не из дерева, камня или других материалов, а скорее выращены. Кусты и деревья сплетались ветвями, образуя как сплошные зелёные стены, так и небольшие перегородки внутри, а крышей служил зелёный навес, населённый птицами. И птицы здесь повиновались Леди Дагоне.
Она словно вышла из самых древних наших легенд — лесная женщина, способная заставить растения цвести или плодоносить по одному лишь её желанию. Как и весь этот народ, она выглядела чуждой. В глазах мужчин она не была одной и той же, меняясь каждую минуту. Так в какой-то миг она имела волосы салкаров — рыжие солнечного цвета на концах прядей, а в следующий — чёрные локоны и кожу цвета слоновой кости, как у расы Древних.
Её соправителем здесь был Эфутур. Он тоже непрерывно менялся, хотя и не так разнообразно, как Леди Дагона. При всех его видоизменениях единственное, что оставалось постоянным, так это маленькие рожки, которые начинались надо лбом, от первых завитков волос. По приказанию Лорда Хорвана мы разбили в долине палаточный лагерь, потому что приближалась зима, скоро должны были наступить холода.
Казалось, сами легенды здесь претворились в жизнь. Вокруг нас летали, ходили, резвились странные создания, известные по древним песням. Мы долго считали, что создания эти — всего лишь плод нашего воображения. Так, там были фланнаны — очень маленькие, но в достаточной мере человекоподобные существа, издали кажущиеся детьми. Крылатые, они иногда танцевали в воздухе, доставляя окружающим истинное наслаждение своим видом. Там были рентаны — большие, как лошади, но с пушистыми хвостами, которыми они неторопливо обмахивались. У каждого на лбу торчал рог — красный, светлый, изгибающийся наподобие серпа. Это они привезли нас с гор, но их никак нельзя было назвать рабами своих всадников. Гордый, образованный народ, союзники, а не слуги.
Среди обитателей долины был и народ Ящериц, их я вскоре узнал достаточно хорошо, потому что мой первый здешний друг принадлежал именно к Ящерицам.
Для Криты Долина стала раем, землёй обетованной. Она расцвела, превратившись из подростка в красивую загадочную девушку, которую даже я не мог понять. Крита очень привязалась к Дагоне и неотступно следовала за ней в страстном желании познать всё, чему бы волшебница не стала её учить.
Имхар всё свободное время пропадал на совете воинов, большинство которых было старше нас; он жадно, как губка, впитывал в себя сведения о военном деле.
Мы пришли в Долину, где царил мир, однако Долина была лишь малой частью этого обширного края. Эскор вокруг нас прямо-таки бурлил. Сам Эфутур и молодой лорд Кимок Трегарт отправились к жителям вод кроганам, предлагая заключить союзнический договор. В разные стороны устремились и другие посланники, чтобы в случае войны собрать всех наших сторонников под боевые знамёна.
Мы обладали оружием, испытанными кольчугами, но всего этого могло оказаться недостаточно, чтобы успешно противостоять врагу, потому что здесь нам придётся иметь дело не с людьми, а с чуждой нам жизнью, дьявольским порождением.
Я наряду со всеми другими занимался военной подготовкой, но чувство одиночества не оставляло меня. Во всём нашем отряде не было никого, кто мог бы стать мне братом-защитником или хотя бы собутыльником. С Критой же мы теперь встречались совсем редко.
И вот наступил день, когда буря грянула! Собственно, с этого дня и начинается истинная история Йонана, потому что, если окинуть взором прошлое, приходится признать, что до этого я был всего лишь заготовкой, грубо обработанной болванкой.
В тот день проводник из народа Зелёного Безмолвия повёл на разведку меченосцев Лорда Хорвана, среди которых был и я. Нам предстояло подняться на скалистый хребет, который окружал и защищал от злых ветров нашу Долину. Нам предстояло перевалить на ту сторону и, произведя рекогносцировку, выбрать подходящее место для отражения вражеского нашествия. Когда мы выходили из лагеря, стоял солнечный день, но вскоре небо затянули тучи, и наш предводитель Ягат, глянув на них, объявил, что надо вернуться до того, как на горную цепь налетит буря.
Тучи (порождение Тьмы или каприз природы?) надвигались так быстро, что мы и в самом деле заторопились. Я был в колонне замыкающим, и когда на скалы с рёвом обрушился ураганный ветер, заглушивший предостерегающий крик нашего проводника, я потерял равновесие и начал соскальзывать вниз, пытаясь уцепиться за камни и обдирая пальцы в кровь. Каким-то чудом мне удалось задержаться в небольшой расщелине. Хлынул ливень, и водяные струи обрушились на меня. Я как можно глубже втискивался в узкую щель, пытаясь укрыться хотя бы от ветра, но это были напрасные попытки.
Кусочек неба, который я мог видеть, непрерывно озаряли молнии, и это напомнило мне о самом грозном оружии народа Зелёного Безмолвия — силовых кнутах. Одна из молний ударила где-то совсем рядом, земля содрогнулась, раздался оглушительный треск, сопровождаемый характерным запахом разряда.
Расщелина моя начала заполняться водой. Быстрые мутные струи несли с собой клочки сухой травы, ветки, мелкие камешки. Вода очень быстро поднялась мне до колен, затем до бёдер. Я извивался всем телом, пытаясь забраться повыше, но мне не за что было ухватиться, не на что опереться.
Я был совсем один в этой каменной мышеловке, под секущими струями дождя, сопровождаемыми непрерывными громовыми раскатами; мутный поток, достигавший уже моей груди, каждый миг грозил сбить меня с ног и унести в пропасть. В довершение всего я сделал неловкое движение, и лодыжку пронзила боль — такая острая, что я на секунду потерял сознание.
Внезапно при очередной вспышке молнии в стене расщелины как раз над моей головой что-то блеснуло отражённым светом. Наверно, какой-нибудь кристалл, каких немало можно найти среди скальных пород. Сбитыми до крови пальцами я дотянулся до этого «чего-то» и ощутил холодную отполированную поверхность, удивительно приятную на ощупь. В полной темноте я попытался исследовать свою находку.
Она была размером с мой большой палец, может быть, чуть побольше, и походила на обломок жезла. Я попробовал выдернуть его из скалы, и мне показалось, что он поддаётся моим усилиям, но их явно недоставало, чтобы всё-таки выдернуть эту штуковину. Что-то привлекало меня в находке, какая-то странная магнетическая сила исходила из этого отполированного куска… я не знаю чего. Поверхность его была слишком гладкой для камня и напоминала грань кристалла или отполированный металл. И можно было не сомневаться: находка моя — явно нерукотворного происхождения — она буквально вырастала из скалы.
Стихия понемногу утихомиривалась. Их своей западни я пытался рассмотреть, что делается внизу, но темнота стояла кромешная. Видны были только вспышки молний, они смещались вместе с грозой в сторону, яркость их ослабевала, изменялся цвет. Я знал, что голубые вспышки указывают безопасное место, где можно найти приют, тогда как зелёные или, ещё хуже, чёрно-красные, указывают места-ловушки. В своих походах по горам мы всегда старались отмечать такие места.
Гроза стихала, небо прояснялось. Мне показалось, что прошло очень много времени. Бурный поток, устремившийся в мою расщелину, резко пошёл на убыль. Я высунулся из-под каменного навеса, под которым пытался укрыться от грозы, и сделал попытку распрямиться. Тело моё закоченело, я промок до нитки, а повреждённая лодыжка делала болезненным каждое движение. Кое-как я всё-таки выбрался из расщелины, но двигаться дальше не мог — острая боль в ноге буквально не давала ступить.
И тут я застыл. Внезапно над моей головой раздался какой-то шорох, посыпались мелкие камешки. Казалось, кто-то спускался по склону. Может быть, это создание Тьмы и мне следует остерегаться?
Сверкнула молния, и я разглядел сверху зубастую физиономию существа народа Ящериц, а потом и его передние лапы, так похожие на детские ручонки с растопыренными пальчиками. В них он держал тонкую сеть с мелкой ячеёй в которой лежал небольшой округлый камень, от которого исходило неяркое свечение.
Народ Ящериц, подобно другим негуманоидам, общается с помощью обмена мыслями. Но я и подумать не мог что Крита так быстро сумела научиться этому. Ясно было только одно: Ящерицу послала ко мне она. Я поднял руку и взял светящийся камень. С его помощью мне удалось осмотреть ногу. Ступня и лодыжка распухли: я основательно подвернул ногу.
Жестами я попытался объяснить своё положение. Мой спаситель безмолвно глядел на меня изумрудно-зелёными глазами, а затем исчез. Хотелось надеяться, что он отправился за помощью. Но я не знал, радоваться мне по этому поводу или огорчаться. Моя неприспособленность и без того долгое время была предметом насмешек и грубоватых шуток, которыми меня осыпали в отряде. И теперь в первом же серьёзном походе я опять попал впросак…
С уходом Ящерицы любопытство потянуло меня назад, под выступ, посмотреть, что же я нашёл в скале. Я протянул вперёд свой неяркий светильник, и в глаза мне брызнул ослепительный луч.
Да, скорее всего, это был жезл, увенчанный кристаллом. Свет, который он испускал под воздействием тусклого светильника Ящерицы, был синеватого оттенка. Жезл торчал прямо из скальной породы, но в том, что это продукт иного разума, сомнений быть не могло. Удивляло то, что он так плотно находился в породе, будто упакованный в неё.
Я протянул руку и дёрнул изо всей силы. Кристалл даже не шелохнулся. Для того, чтобы извлечь его, надо было разрушить окружавшую его породу. Но как? Однако я знал, что должен это сделать. На всех нас, пришедших в Эскор, влияли некие чары. Теперь я почувствовал, что мною движет какая-то сила. И я мог бы поклясться, что находка моя имеет большое значение.
Сверху опять послышался шорох, и я быстро обернулся. Это Ящерица с необычайной лёгкостью спускался вниз по почти отвесной стене. С плеча его свисала смотанная в кольцо верёвка. Спустившись ниже, он сделал мне знак, чтобы я обвязался её концом.
Вот так и случилось, что в эту грозовую ночь я узнал своё предназначение на этой земле, столь долго покрытой Тьмой, и нашёл друга. Этим другом стал Тсали из народа Ящериц, существо, которое готово было отдать за меня не только жизнь, но и нечто большее…
Глава 3
Итак, на какое-то время я стал пленником Долины. Но сразу по возвращении в Долину Крита, применяя полученные от Леди Дагоны знания, принесла мне пузырящейся красной глины. Нога так распухла, что снять ботинок оказалось невозможно, и его просто разрезали. Крита обмазала глиной всю лодыжку, боль постепенно утихла, и я уснул.
Мои сны никогда не совпадали с реальностью, ни один из них нельзя было назвать и посланием Силы, какие время от времени получали люди моей расы как предостережения. Однако на этот раз сон мой был настолько реален, будто я вовсе и не спал и всё происходившее в нём случилось наяву. Я держал меч, который подходил к моей руке так, словно являлся частью тела, и в своём сне я не мог представить жизни без него.
Но вместе с тем я испытывал великую печаль и великий страх, но не за себя, а за других. Я шёл и безмолвно оплакивал потерю, великую потерю, которая давила меня к земле сильнее, чем самый тяжёлый заплечный мешок. Кольчуга, в которую я был одет, местами порвалась и пошла пятнами ржавчины; левая рука, прижатая к боку, была окровавлена и при малейшем прикосновении вызывала боль. Это угнетало меня больше всего, потому что тело должно было ещё послужить мне. Мне необходимо было кое-что сделать на этой земле, прежде чем умереть.
Смерть настигала меня, и это была истина, которую я знал. Всё потеряно, всё отдано Тьме, оставалось лишь то, что висело у меня на поясе, — мой меч. Угасающим сознанием я понимал, что этот меч не должен достаться тем, кто меня преследовал буквально по пятам.
Я шатался, боль и слабость гнули моё тело к земле. Перед глазами всё мелькало и расплывалось. Время моё кончалось, жизнь вытекала капля за каплей. Я знал, что если упаду, то уже не смогу подняться.
На ноги будто привесили камни, и каждый шаг становился короче предыдущего. Но я ещё двигался вперёд. Всё вокруг было как в тумане. С губ слетали слова, непонятные мне самому. Однако когда-то я понимал смысл этих слов, они были для меня оружием столь же надёжным, как и сам меч…
Пожалуй, именно Сила слов помогла мне перешагнуть пределы человеческой выносливости. Дыхание прерывалось, я уже не мог совладать с болью, пронзавшей всё моё тело, хотя пока и держался огромным усилием воли.
Наконец я доковылял до края пропасти, слизывая с губ капли влаги. Вот и конец моего пути. Снизу поднимался туман, но я понимал какой-то частичкой моего изнурённого сознания, что туман этот рождался в глубине пропасти, лежавшей передо мной. Там горная порода бурлила, пенилась и вдруг начинала кипеть, словно вода. В это бурление я и швырнул свой меч. И некая сила, которая всё это время помогала мне держаться на ногах и прийти сюда с поля боя, где восторжествовала Тьма, та Сила оставила меня окончательно.
Я рухнул на землю и беспомощно распластался на ней, зная, что сделал всё как надо и теперь могу с готовностью принять смерть. И в этот момент я проснулся. Я осмотрел себя, ожидая увидеть порванную кольчугу и пятна запёкшейся крови на ней, но вместо этого увидел свою гладкую, чистую, молодую кожу. Только тогда я понял, что мне все приснилось.
В этом сне я не был Йонаном, нет. Я не мог назвать имя человека, которым был во сне, зато вынес из него главное: тот кристалл, тот обломок жезла, который я обнаружил в стене расщелины во время недавней грозы, — это и есть меч. Однажды его рукоять уже лежала в моей ладони удобно и надёжно, да пребудет и снова так!
У меня возникло ощущение, что всё происходящее следует сохранить в тайне. Не знаю, почему я так решил. Имхар стал глумиться над моей неприспособленностью — я смолчал, терпеливо вынося насмешки. Когда пришла Крита, чтобы осмотреть мою ногу, я попросил её позаботиться о мужчине из народа Ящериц, который нашёл меня и помог выбраться.
Она-то и назвала мне его имя — Тсали — и сказала, что он один из проводников через хребет. Я вновь позавидовал её дару общения с другими существами и попросил передать Тсали мою благодарность. Однако удивлению моему не было границ, когда позже, вскоре после того, как ушла Крита, он проник в маленькое помещение, где я лежал, и присел на корточки рядом, разглядывая меня своими изумрудными глазами.
Среди своего народа он слыл очень рослым — доставал мне почти до плеча. Сейчас он сидел на задних лапах, откинув назад для равновесия хвост. Одно из его запястий охватывал браслет, состоявший из чередовавшихся красных и белых бусин, которые он перебирал поодиночке своими тонкими пальцами, как будто пересчитывал. Я и прежде видел такие браслеты у существ его народа и вспомнил замечание кого-то из наших, что таким образом Ящерицы производят свои записи.
Я посмотрел на его голову, украшенную гребнем, и заговорил, хотя знал, что слова, звучащие даже на древнем языке моей расы, лишены для него всякого смысла. Передавать информацию из мозга в мозг, минуя язык, умеют только народы Зелёного Безмолвия, и адресуется это тем, кто, как и они, часть Светлых сил и противостоят Тьме.
Внезапно Тсали перестал перебирать свои бусины на запястье и достал из мешочка на поясе, который был единственным элементом одежды на его радужно раскрашенном теле, плоский гладкий камень размером с мою ладонь. На нём виднелись вырезанные строчки рун. Буквы первой строчки были заполнены золотой краской, второй — красной, третьей и последней — зловещей чёрной.
Мне и прежде доводилось видеть такие плитки. Они служили для предсказаний, ими пользовались Мудрые Женщины, у которых недоставало Силы, чтобы стать истинными Колдуньями. Однако, когда Тсали поднёс плитку к моим глазам, стало ясно, что эти руны чем-то отличаются от виденных ранее мною.
Держа камень с письменами в одной руке, мужчина-Ящерица другой взял меня за запястье, прежде чем я понял, что он собирается делать. Своей рукой он поднимал мою до тех пор, пока пальцы не ощутили гладкую поверхность камня и не почувствовали неровности глубоко врезанных знаков. Странно, но камень был не холодным, как я ожидал, а тёплым, будто находился неподалёку от огня.
Под пальцами символы стали гораздо чётче и как бы засветились. Первая строчка — золотым, вторая — красным, и наконец, третья — чёрным. Правда, от последнего ряда мои пальцы сами собой отдёрнулись, потому что я знал, хотя и не соприкасался близко с Силой, что чёрные письмена могут оказаться знаками дурных предзнаменований и отчаяния.
Тсали наблюдал, как под моими пальцами руны возрождаются к жизни и снова гаснут, и в его Чешуйчатом теле ощущалось растущее напряжение. Мне почудилось, что он удивился, когда я оказался не в состоянии прочесть то, что оживало под моими пальцами, а он — мог. Когда я наконец коснулся последнего символа, он взял у меня из рук плитку и положил обратно в мешочек.
Мне показалось, что он сейчас встанет и уйдёт, но он лишь подался вперёд и устремил на меня настойчивый взгляд, как будто требовал какого-то ответа. Медленно, очень медленно в моём мозгу что-то слабо зашевелилось. Вначале меня даже отшатнуло от него. Я был изумлён и никак не мог поверить, что это более, чем игра моего воображения.
Это не было полноценным общением на уровне сознания, я был начисто лишён такой способности. Однако заданный мне вопрос определённого смысла я смог ощутить. Вопрос этот имел какое-то отношение к отдалённому прошлому.
Но к чему это? В моём прошлом не было ничего примечательного, что заставило бы Тсали так глубоко проникать в мой мозг. В Доме Хорвана я считал себя наименее значительным лицом. Я даже не был чистокровным Древним. Или…
Кем же я был на самом деле? На миг мне показалось, что я вернулся обратно в свой сон, сон, в котором я шёл прямо к смерти, чтобы сохранить что-то важное, гораздо более ценное, чем собственная жизнь, хотя оно и не принадлежало мне. Оказывается, даже наяву я в подробностях помнил, как поднимался к жерлу вулкана и как бросил в кипящую магму меч, который был словно частицей меня самого.
Но то был лишь сон, всё в нём происходило не здесь и не сейчас, не я был тем чужестранцем, смертельно раненым в неизвестной мне битве. А я — это я, Йонан, полукровка, слабак…
Я — и он! Оба! Оба во мне!..
Теперь я знал это, но каким образом — объяснить не мог. Мне доводилось слышать утверждения некоторых чудаков, что кроме Великих, способных прожить много жизней, были и другие, обычные люди, которые после смерти снова возвращались в эту жизнь, рождённые заново, если не выполнили какую-то миссию, возложенную на них свыше. Таким образом, им снова предоставлялась возможность завершить свою миссию.
Был ли я таким человеком? Был ли мой сон вещим или просто игрой воображения? Никто не мог ни доказать, ни опровергнуть это. Однако та моя дорога к смерти стала для меня настолько реальной, как будто я действительно совсем недавно — вчера или позавчера, — спотыкаясь, шёл этим путём.
Теперь я знал, что должен выяснить для самого себя. Но чтобы сделать это, остаётся только одно: я должен вернуться на скалы, где нас застигла гроза, отыскать расщелину и извлечь из камня то, что в нём заключено. Если бы я увидел ЭТО ещё раз, ещё раз взял в руку, тогда, пожалуй, то знание, которое было моим и которому предначертано снова стать моим, могло бы возвратиться ко мне.
Тсали издал тихое шипение. Что бы оно ни означало, я стряхнул охватившее меня оцепенение. Тсали всё ещё глядел на меня, но уже не так пристально и требовательно. Голова его, украшенная гребнем, несколько раз дёрнулась сверху вниз — он кивал мне, тем мыслям, которые прочёл в моём мозгу и одобрил.
Я заговорил, хотя и не был уверен, что издаваемые мною звуки понятны его слуховому аппарату, устроенному совершенно иначе, чем у нас:
— Туда! Я должен вернуться в скалы!
Казалось, он понял, потому что с важным видом кивнул ещё раз. Этот кивок являлся как бы разрешением поступить так, как я задумал.
Теперь я нетерпеливо ждал, когда снова смогу ходить, и надоедал Крите просьбами избавить меня от тяжёлого глиняного комка. Надоедал до тех пор, пока она не разбила его и не освободила мою ногу. Боли я не испытывал. От опухоли не осталось и следа, а когда я встал, то почувствовал себя совершенно нормально.
Тем не менее, чтобы выполнить задуманное, мне необходимо было время, а улучить его оказалось очень не просто. Я не мог оставить лагерь, не имел права уклониться от ежедневных обязательных упражнений с оружием — ведь из всех этих поверок, ходьбы строем, тренировок и состояла жизнь нашего маленького гарнизона. Не мог я и отпроситься у Лорда Хорвана — не знаю, почему, но во мне появилась твёрдая убеждённость, что я никому, кроме Тсали, не должен рассказывать о своей находке. Но вот после трёх дней нетерпеливого ожидания мне всё же удалось ускользнуть. Предстояло ещё раз взобраться на те скалы. Прежде чем я достиг первых уступов, откуда-то появился мужчина-Ящерица, мелькая среди скал с проворством, на какое не способен ни один человек.
То, что ко мне присоединился Тсали, порадовало меня. Той ночью я не заметил надёжных ориентиров и теперь стоял в растерянности: я не знал даже, в каком направлении начать поиск расщелины, в которую так неожиданно свалился. Тсали догадался о моём затруднении и ясно дал понять, что поведёт меня.
В этот день не было облаков, и суровые вершины гор, окружавших Долину, были хорошо видны. Горы оказались изрезаны множеством расщелин, и все они походили друг на друга как две капли воды. Но Тсали сразу взял нужное направление и уверенно повёл меня за собой.
Очень скоро я оказался перед знакомой расщелиной. На поясе у меня висели в мешочке небольшой молоток, который я тайком взял в кузнице, и острое зубило. С их помощью я надеялся вырубить из скальной породы заключённое в ней ЭТО, хотя и не был уверен, сможет ли металл одолеть камень скалы.
Я влез в расщелину и пробрался до знакомого каменного козырька, под которым пытался укрыться от ливня. Где-то здесь… Тсали улёгся брюхом прямо на камне с краю расщелины и спокойно наблюдал за мной, а я никак не мог найти то, что искал, потому что по цвету ЭТО никак не отличалось от заключавшей его породы.
Мне помогло то, что оно чуть высовывалось из каменной стенки, и я нашёл его на ощупь. Да, ЭТО действительно имело форму кристалла, но серого, непрозрачного, не отличимого от любого выступа рядом. Каким же образом тусклый свет камня-фонаря заставил его так сверкнуть? Я тронул ЭТО пальцем. Да, оно чуть заметно шевельнулось. Присмотревшись, я обнаружил едва заметную границу, отделявшую находку от породы.
Я пустил в ход зубило и молоток, с величайшей осторожностью отбивая от скалы мелкие осколки вокруг кристалла.
Работа поглотила меня целиком. Я не замечал, как палит солнце, превращая расщелину в раскалённую сковородку. Пришлось сбросить сперва кольчужную рубашку, затем жилет из многослойной кожи. Спину жгли солнечные лучи, но я ничего не чувствовал. Руки мои начали дрожать, я прервал работу и привалился к стенке расщелины, внезапно испугавшись, что неосторожным движением могу повредить ЭТО. Сверху послышалось шипение. Я поднял голову. Тсали спускал мне выдолбленную тыкву, некое подобие фляжки.
Выдернув затычку, я с благодарностью напился воды. Болели руки, горели обожжённые на солнце плечи, но когда я вернулся к прерванной работе, дух мой воспрянул, подобно глотке, утолившей жажду. Штырь с кристаллом, по мере того как я отбивал вокруг него породу, всё больше напоминал рукоятку меча. Но тогда сколько же потребуется времени и сил, чтобы высвободить весь клинок, и возможно ли это вообще? Любой металл расплавится, попав в раскалённую магму, как это произошло в моём сне.
Я протянул руку и обхватил кончик рукоятки пальцами. Ощущение, которое я испытал во время сна, вновь овладело мной. Эта вещь была моей! Никогда прежде у меня не возникало такого сильного чувства собственности, как будто эта рукоятка предназначалась только для моей руки и ничьей больше. Я ухватился покрепче и, смутно осознавая, что делаю, рванул рукоятку на себя. Что-то треснуло, она оказалась у меня в руках, а я не удержался и упал, отлетев назад, к противоположной стене расщелины.
Разочарование моё было так велико, что я чуть не заплакал, как ребёнок, которого обманули. В руке оказалась одна только рукоять, а клинка — стального, острого, разящего — не было! Меч был, но главная часть его исчезла, расплавилась в клокочущей магме…
Но я не мог выбросить этот обломок. Пальцы сжимали его так, будто отказывались мне повиноваться и не хотели отдавать то, что по праву когда-то принадлежало им.
Вместе со своей находкой я выбрался на солнце. Пожалуй, кто-нибудь из кузнецов Долины смог бы выковать мне по заказу клинок. Насколько я понимал, сама рукоятка ничего ценного из себя не представляла. Она была невзрачного серого цвета, даже на солнце улавливались лишь слабые внутренние блики. Крупно вырезанные руны предназначались, судя по всему, для того, чтобы рукоять не проворачивалась в руке. Правда, они теперь стёрлись настолько, что выглядели лишь слабо различимыми бугорками и впадинами. Поперечина была сделана из того же кристаллообразного материала, что и сама рукоять. При этом то, что я считал кристаллом, не походило ни на один известный мне минерал.
Я снова покрутил рукоять в пальцах, потом зачем-то потёр её о кожу жилета.
Не знаю, что это было — проблеск ли прежней памяти или что-то другое, сверхъестественное, но только я снова ощутил твёрдую уверенность в том, что эта вещь мне совершенно необходима, и раз она снова попала в мои руки, значит, тому имелась веская причина.
Глава 4
В последующие дни я несколько раз порывался отдать рукоять кузнецу, чтобы он выковал для неё клинок, но всякий раз что-то удерживало меня. Существовал только один клинок, пригодный для этой рукояти. Но всему своё время… Пока же моя находка оставалась бесполезной вещью.
Но я обнаружил, что всегда, как только я оказывался в темноте или там, где меня никто не мог увидеть, рукоять неизменно попадала мне в руки. Может быть, мне нужен был ключ, отпирающий прошлое? Хотя часть меня вовсе не желала этого. Тем не менее я никогда не расставался с ней.
Как бы то ни было, рукоять, пожалуй, приносила мне удачу, хотя всё можно было объяснить и тем, что я взрослел и жизнь под небом Долины оказала на меня благотворное влияние. Я стал лучше владеть мечом и однажды, во время учебного боя, даже сумел выбить оружие из рук Имхара — тем же способом, каким он часто проделывал это со мной чтобы лишний раз подчеркнуть мою никчёмность.
Иногда я даже начинал верить, что если бы нашёл меч целым, то смог бы противостоять в поединке любому из нашего отряда, а ведь большинство из них были закалённые в боях воины.
Мы, обитатели Дома Хорвана, были не единственными людьми, пришедшими в Эскор через горы. Многие последовали за нами. Встретившись на границе с проводниками Зелёного народа, мы продолжили путь, (Леди Дагона узнала о перебиравшихся через горы от своих крылатых вестников).
Как я уже говорил, большая часть Эскора находилась под властью Зла, за исключением тех мест, которые охранялись остатками Силы. Вот почему мы всегда были настороже, когда отваживались предпринять очередной переход. И вот однажды ночью, несмотря на то, что мы расположились на месте, охраняемом силами Света, нас атаковали фасы.
Они живут в подземных норах и на поверхность вылезают только по ночам или в непогоду. Конечно, они не были главными последователями тёмных сил, но в это время их привлекла к себе Тьма, и, таким образом, они становились нашими врагами. Они атаковали нас едва пришла ночь, и были побеждены лишь благодаря тому, что Годар и Лорд Кимок сумели пустить на них водный поток. Однако в бою лорд Кимок получил тяжёлое ранение и вскоре на переправе был унесён от нас той же самой водой, которая недавно спасла нас.
Это была тяжёлая потеря. Дело в том, что, хотя Лорд Кимок и был мужчиной, он изучал древние рукописи в Лормте. И было признанным фактом, что он бросил вызов и на этот вызов ответил один из Великих, хотя считалось, что все они покинули Эскор. Его сестра, волшебница Каттея, удалилась в святилище, пытаясь там найти ответ на вопрос, жив или мёртв Лорд Кимок. Потому что она была уверена, что он не проходил Последней дорогой.
Таким образом, ближайшей компаньонкой Леди — Дагоны стала Крита, хотя она, в отличие от Леди Каттеи, и не получила колдовского образования. Теперь я видел её ещё реже. Время было не подходящее для свадеб, и эта мысль грела меня. Имхар не мог заявлять свои права на неё, когда вокруг нас разгоралась война.
Но не только фасы угрожали нам. Со всех сторон нас окружали горные хребты, но именно в их пещерах и ущельях таились всевозможные чудовищные твари, пытавшиеся проникнуть в Долину и принести смерть всему живому. Там были Серые — полуволки — полулюди — беспрестанно беспокоившие нас, какие-то крылатые чудища, а иногда приходилось сражаться с такими созданиями, что перед ними побледнели бы самые жуткие ночные кошмары.
Всякий раз, когда я участвовал в патрулировании на вершинах гор, меня издали сопровождал Тсали. И я с радостью понял, что наше безмолвное товарищество стало частью моей жизни. Когда мы оказывались наедине, что случалось не часто, он знаками давал мне понять, что хочет взглянуть на рукоять меча. Я уже говорил, что она постоянно была со мной, и мне не составляло труда исполнить просьбу мужчины-Ящерицы.
Возможно, как я только догадывался, несмотря на то, что меч до недавнего времени находился в скале, Тсали, пожалуй, знал о нём побольше моего. Не раз я мысленно спрашивал его об этом. У людей свои легенды, у народа Ящериц — свои. Может, в одной из них и рассказывается о том умершем мужчине, который не был Йонаном.
Более подробного общения, у нас, к сожалению, не получалось, передавать свои мысли на расстояние мне никак не удавалось научиться. Хотя в другом я испытал большие перемены. И что могло бы произойти, если бы другая судьба не коснулась моей жизни, я не могу даже предположить.
Именно Крита положила конец одной части моей жизни и начало другой. Потому что однажды утром она пропала из жилища Леди Дагоны. Предводительница народа Зелёного Безмолвия пришла в лагерь Хорвана с озабоченным лицом. В руках у неё была грубо слепленная из глины кукла, к голове которой прилепилась прядь женских волос, а одеждой служил обрывок шали, в которую Крита любила кутаться в сырую или прохладную погоду.
Взглянув на куклу, Леди Крисвита побледнела. Руки её дрожали, когда она протянула ладонь, чтобы прикоснуться к ней, и тут же отдёрнула её, не решаясь сделать это. А глаза вспыхнули таким гневом, какого никто прежде не видел. Она воскликнула:
— Но вы же уверяли нас, что эта земля безопасна!
— Так прежде и было, — ответила Леди Дагона. — Да и мерзость эта сделана не здесь, — она кивнула на уродливую поделку из глины. — Не знаю, как она попала в постель вашей дочери. Я выяснила, что Крита вышла из дома на рассвете, сказав моим людям, что хотела бы собрать лекарственные травы, пока лежит роса. Выглядела она как обычно, но, судя по всему, на этот раз ею определённо управляла чужая воля.
Леди Крисвита глядела поверх наших голов, будто желая проследить путь Криты. Она взяла себя в руки, губы её плотно сжались.
— Вы можете проследить её путь? — спросила она.
— Мы так и сделали, — ответила Леди Дагона, — но конец её пути оказался вон там!
Она жестом указала на вершину, стены которой спускались в Долину почти отвесно.
— Но почему именно Крита? — требовательно вопрошала моя приёмная мать. — И кто её похитители? Её непременно нужно найти!
— Почему Крита? — усмехнулась Леди Дагона.
— Потому что она хранит в себе зародыш ещё не развитой Силы. И находится в том возрасте, когда эту Силу могут использовать другие. Откуда оно пришло — зловонное дыхание фасов? Они обладают многими способностями, о которых мы можем только догадываться, и развивают их до неизвестной нам степени. Где сейчас находится девушка, я не знаю, но попытаюсь выяснить с помощью магического кристалла, потому что передо мной глухая стена, за которой простым взглядом ничего не видно.
Я думал о фасах, которых видел во время сражения, когда их наступление было отражено потоками воды. Ростом они ниже людей, их приземистые тела покрыты жёсткой корнеподобной растительностью. У людей они вызывают отвращение, подобно легендарным демонам. Как если бы они были не рождены, но сделаны. И жутко представить себе, что именно они утащили Криту!
В тот момент я совсем забыл, что являюсь вассалом своего господина, что я воин и подчиняюсь приказу. Не раздумывая, я протянул руку к небрежно слепленной кукле, которую всё ещё держала Леди Дагона.
— Йонан! — Леди Крисвита уставилась на меня, будто я внезапно принял облик одного из жителей подземного мира. — Что с тобой?
Но я уже больше не был тем Йонаном, которого она вырастила, слабаком, обязанным всей своей жизнью её заботам. Едва мои пальцы коснулись сырой холодной глины, я почувствовал, что где-то глубоко внутри меня, как тогда во сне, что-то шевельнулось. Во мне находился ещё кто-то, сильный и свободолюбивый, не то, что слабак Йонан, и теперь обе эти половинки слились воедино, сделав меня сильным и смелым. Я даже не ответил Леди Крисвите, ибо не мог снова раздвоиться.
— Где именно вы потеряли её след на вершине? — обратился я к Леди Зелёного Безмолвия.
Я говорил с ней, как равный с равным. Она взглянула на меня, и глаза её расширились, мгновение она колебалась, а леди Крисвита успела тем временем промолвить:
— Йонан, ты же не можешь… Я обернулся, забыв приличия.
— Это моё дело! Либо я верну Криту, либо умру.
На этот раз удивление превзошло гнев и страх, только что владевшие ею.
— Но ты…
Я сделал ей знак помолчать и вновь обратился к Леди Дагоне.
— Где? — повторил я резко.
Её глаза изучали моё лицо, как мне показалось, слишком уж долго. Затем она сказала:
— Ни один человек не может без риска для жизни пробраться через норы фасов. Это их земля, и она помогает им.
— Разве? Я не верю этому, Леди.
Моя левая рука легла на грудь, закрытую кольчугой, и я будто наяву ощутил, как рукоять древнего меча шевельнулась у меня на теле. Дагона закусила нижнюю губу. Её правая рука поднялась и начертила в воздухе какой-то символ. Там, где она провела рукой, сначала возникло слабое свечение, а потом медленно растаяло. После этого Дагона кивнула.
— Рискуй, воин. Но помни, что даже мы не осмеливаемся вторгаться в норы фасов без высшей защиты, какой сейчас не располагаем. Может быть, фасы похитили Криту для того, чтобы присвоить себе её расцветающий талант, а может, и для того, чтобы ослабить наши воинские силы, необходимые для защиты Долины.
— С уходом одного человека ваша защита ослабнет ненамного, Леди. С вашего позволения или без него — но я это сделаю!
— Что ж, ты сам определил свой путь, — заметила она серьёзно, — но вот о чём я хочу предупредить тебя. Не исключено, что фасы похитили Криту не по своим побуждениям, а по желанию кого-то из Тёмных. Человек немного может противопоставить Тьме. Учти это!
— Учту, — сказал я. — Но кто знает, укладываясь спать, что принесёт ему восходящее солнце?
Слова эти принадлежали не мне, их произнёс кто-то другой во мне, тот, кто внезапно пробудился и потрогал рукоять меча.
Внезапное шипение заставило вздрогнуть нас обоих. Слева от меня поднялся Тсали. Его яркие глаза на мгновение встретились с моими, после чего он перевёл взгляд на Леди Дагону. Я знал, что между ними сейчас происходит разговор, которого мне не дано услышать. Захотев было смять омерзительную куклу из глины, волос и куска материи, я тут же спохватился, что в действительности никогда этого не сделаю. Мне было известно, как проявляет своё воздействие Тьма, потому не следовало пытаться уничтожить глиняную куклу. Это могло лишь навредить той кого я так хотел защитить и спасти. К тому же кукла олицетворяла хоть какую-то связь с Критой. Мою грудь наполнило тепло и ощущение единства с моей второй, более значительной половиной, которую я пока что ощущал в себе весьма смутно.
— С тобой пойдёт Тсали, — объявила Леди Дагона.
Настала моя очередь удивляться. Народ Ящериц любит солнечный свет и ненавидит сырую темноту подземных нор, тогда как у фасов всё обстоит наоборот.
— Он сумеет помочь тебе, как ни один человек, — продолжала Дагона. — И он добровольно вызвался пойти с тобой.
Я ещё не решил, принять это предложение или отказаться. Какую пользу может принести мне Ящерица в скрытых от дневного света обиталищах фасов? Однако та половина во мне, которая была Йонаном, более нерешительная, воспрянула от этого предложения. К тому же только Тсали знал тайну рукоятки меча. И разве дело в том, что его кожа чешуйчатая, а моя — гладкая, что он может передавать свои мысли, а я — нет? Я почувствовал, что Тсали прав, и я должен взять его с собой.
Я надел ранец с провизией, взял две фляги с водой, а из оружия — только меч. Арбалет я решил оставить, их и так недоставало для защиты Долины.
Леди Дагона принесла мне мешочек со снадобьями для врачевания ран, и я прикрепил его к поясу. Леди Крисвита напутствовала меня, поскольку Лорд Хорван находился в дозоре. Я уже собрался идти и тут снова услышал голос Леди Крисвиты:
— Она уже помолвлена, Йонан.
Моя приёмная мать говорила торопливо, будто ей было трудно и она стремилась побыстрее высказать то, что её тяготит.
— Знаю, — коротко сказал я.
— Если бы Имхар был здесь…