(Не)дай мне утонуть Мейер Лана

Глава 5

– Ты что на дорогу не смотришь?! – оценивающим взором разглядываю Мари, приподнятую над асфальтом на согнутых руках. Мой взгляд цепляется за округлую вздернутую к верху задницу, совершенно не прикрытую короткими белыми шортами. Так и хочется обхватить ее по бокам, встать сверху, навалиться бедрамии отхлестать хорошенько по упругим полушариям.

Мне нужно перестать глазеть на нее, как на секс-объект, если я собираюсь сравнять ее с землей. Но пока это сложно.

– Алекс, ей нужна помощь, – до меня не сразу доходит смысл этой фразы. Честно говоря, слова Мари больше похожи на бред сумасшедшей, говорящей о себе в третьем лице.

Кому – ей?

– Что ты несешь? В последний раз спрашиваю: жить надоело? Ты же сама на дорогу кинулась.

– Со мной все в порядке, – дрожащим от слез голосом мямлит девушка. – Кто-то сбил ее, Саш. Ей нужна помощь, – тяжело выдохнув, Марина перекатывается на асфальте, открывая мне обзор на существо, которое прежде старательно закрывала собой.

Я слышу писк и жалобное мяуканье, вглядываясь в белую пушистую кошечку. Или кота. Одна из ее лап уродливо согнута, мягкая шерстка измазана кровью.

Душераздирающее зрелище для всех, у кого есть сердце. Но из достоверных источников известно, что лично у меня его нет.

«Саш», – единственное, что способно всколыхнуть окаменелую мышцу в моей груди. Только мама называла меня Сашей. А здесь, в Испании, я давно не слышу к себе подобного обращения.

Саша – это наивный мальчик, который отчаянно верил в чудо. И он похоронен вместе с пеплом и прахом Анны Кайрис.

– Не смей называть меня так, – наклонившись к Марине, грубо обхватываю заостренный подбородок девушки, заглядывая в испуганные голубые глаза. В них расцветают оттенки боли, а мне до безумия нравится это зрелище. Она смотрит на меня с ужасом, явно не понимая, как можно в такой ситуации думать не о кошке, а о том, как ко мне стоит обращаться, а как нет.

Но это, черт возьми, важно, и я не собираюсь позволять ей влиять на меня, используя то единственное светлое и прекрасное, что осталось во мне в виде воспоминаний о детстве.

– Алекс, она умрет. Слышишь, как плачет? – забыв, кажется, о том, что сама двадцать минут назад пережила дикий стресс, Марина самоотверженно гладит кошечку по здоровой лапке, пытаясь успокоить крошечное существо. – Я с тобой, лапонька. Я помогу тебе, я с тобой, милая. Какая же ты хорошенькая, девочка моя.

– Пошли уже домой. Оставь ее помирать тут. У моего отца аллергия на кошек.

– Как ты можешь быть таким ублюдком? – вспыхивает Марина, когда я небрежным жестом помогаю ей встать с асфальта. Она прижимает к груди кошку, совершенно не брезгуя кровью и тем, что у бездомной котейки наверняка вши и лишай. – Бездушное чудовище.

– Давай, продолжай своевольничать в том же духе. И точно не сможешь ей ничем помочь. До ближайшего госпиталя полчаса, и ты все равно не доберешься туда одна. К тому же это элитный район, и даже визит к врачу стоит огромных денег, которых у тебя, я полагаю, нет. И такси ты на наш холм просто так не вызовешь, – безжалостно добиваю Марину, разрушая ее надежды на спасательную операцию.

– Пошел к черту! – проклинает она и, крепче обнимая кошку, порывается идти вперед. Останавливаю Мари, хватая за ворот ночной рубашки.

– Куда собралась?

– Пешком пойду! Попутку поймаю!

– В таком виде? Хочешь, чтобы снова пристали и оттрахали во все дыры? – ее аж передергивает от моей грубости. – Это Испания, здесь много душевнобольных по ночам гуляют. Извращенцев и педофилов везде хватает.

– У вас же район для богатых! Богатых и бездушных идиотов, возомнивших себя Богами. Что вы за боги такие, раз беззащитному существу оказать помощь не можете?

Я бы сказал, что она ничем не отличается от меня, учитывая ее прошлое и проступок стервы-матери, гены и характер которой у нее в крови, но промолчу.

– Хочешь помогать всем кошкам подряд – проваливай, – достаю сигарету и подношу ее к зажигалке, равнодушно оценивая Марину, прижимающую к себе дрожащего котенка. Картина маслом, мать их. Аж бесят своей беспомощностью и жалобностью. Потому что мне приходится бороться с совестью, и мне не нравится, что подобное чувство подает во мне признаки жизни.

– Что мне сделать, чтобы ты помог ей? – очевидно, плюнув на свою гордость, Марина наступает себе на горло ради бездомной кошки и с надеждой заглядывает мне в глаза. Черт, и как ей отказать? – Давай лишь на вечер отбросим все наши игры и просто поможем животному. Пожалуйста.

– Хоть на колени падай, не помогу, – рычу я, словив себя на мысли, что мне трудно ей отказать. Сложно. Докурю сейчас и назад к девчонкам вернусь. Накурюсь травы и выебу кого-нибудь. С глаз долой, из мыслей вон. А она пусть подыхает здесь с больной кошкой раньше времени.

Моей матери никто не помог. Она умерла в ужасных муках, но совсем их не заслужила. И я не обязан… помогать. Если каждой больной кошке помогать, никакого времени и нервов не хватит.

– Она умрет, Саш, – жалобно шепчет Марина, тихо всхлипывая. – Ей нужно помочь.

– Я все сказал, – ставлю точку и бросаю на нее пренебрежительный взгляд вместе с окурком от сигареты. Прямо ей под ноги.

Марина

Захлебываюсь беззвучными слезами, прижимая к себе маленькую пушистую крошку. Бедняга дрожит в моих ладонях, жалобно плачет и мяукает, истекая кровью. На открытый перелом не очень похоже, но кажется, у нее порвалось ушко. Мне страшно, что я держу ее как-то неправильно и еще сильнее могу сломать ей лапу или ребра. Но бросить ее здесь, на асфальте, я не могу. Нужно позвонить маме, но она даже не отвечает на мои сообщения.

А с Кайриса и взять нечего. Бессердечный недоумок. У меня даже слов нет, чтобы выразить свою злость в его сторону. Хочется пожелать ему вот так с переломанной рукой на дороге остаться. Посмотрела бы я на его «павлиний хвост», будь он на грани смерти или потери конечности. А с его страстью к мотоциклам, такое может случиться в любой момент.

Окурок сигареты, что он небрежно бросил к нашим ногам и свалил, расплывается перед глазами. Я понимаю, что нужно действовать, а не стоять и рыдать, но в то же время теряюсь от своей беспомощности и потерянности, связанной с тем, что нахожусь в чужой стране.

В тот самый момент, когда я начинаю ловить попутки и выставляю руку вперед, надеясь словить неравнодушного человека, что довезет меня до госпиталя, вздрагиваю от звериных звуков очередного мотобайка. Извиняюсь, моторчик у него такой лютый, что орет на всю питерскую. Раздражительный звук еще больше вгоняет в стресс крошечное животное, плачущее у моей груди.

Как только рядом со мной тормозит машина, и я уже порываюсь обратиться к водителю на испанском, Саша резко подъезжает на байке и тормозит между мной и авто. Снимает с себя шлем и протягивает его мне, вздергивая бровь:

– Садись и поехали, – бескомпромиссный тон его голоса пускает сотни ледяных иголок по моему позвоночнику.

_____

Дорогие мои, мне важен и ценен, каждый ваш комментарий, звездочка, отзыв.

Благодарю за то, что начали проживать историю вместе со мной.

Поверьте, впереди нас ждет много интересного : Саша и Марина 1000 раз раскроются для вас с разных сторон :)

Глава 6

– Садись и поехали, – бескомпромиссный тон его голоса пускает сотни ледяных иголок по моему позвоночнику.

– Не надо делать мне одолжение, – рычу я, проклиная его за подобные эмоциональные качели.

– Садись, сказал. Спорить будешь еще? – надменный тон убивает, но остановившийся на тачке испанец не внушает мне большего доверия, чем будущий сводный брат.

– Я никуда с тобой не поеду. Тем более на мотоцикле с котенком. Вали, куда шел.

– Будешь сопротивляться, я заберу твою чертову кошку и поеду один, – бескомпромиссно ставит точку в дискуссии Саша.

– Ты пьян, – мой последний аргумент.

– Нет, я пил только пиво. Садись, я сказал! – звереет окончательно Саша, надевая мне на голову свой шлем, полностью закрывающий челюсть и зону подбородка.

– Ее надо везти аккуратно, – вслух рассуждаю я, пряча кошечку за ворот своей рубашки. К счастью, она спокойна и неподвижна, и я надеюсь, что проблем по пути не возникнет.

– Перекидывай ногу и садись поудобнее, – четко выполняю указания Саши, стараясь сесть подальше от него.

– Хочешь назад улететь? Мы помчим быстро, – предупреждает он, газуя, что есть мочи. – Обхвати меня покрепче.

– Обязательно? Здесь есть за что держаться, – цепляюсь за небольшой поручень, расположенный сзади.

Не предупредив меня, он дергается с места, и в эту же секунду я ощущаю, как меня резко тянет назад. С такой силой, что я едва держусь на байке, и тут же инстинктивно прижимаюсь к Саше, обхватывая его за торс свободной от кошки рукой.

– Крепче! – настаивает он, заставляя меня буквально припечатать ладонь к его твердому прессу. Он до сих пор в одних лишь джинсах и расстёгнутой рубашке, и, если честно, я умираю от эмоций, прикасаясь к его разгоряченной и обнаженной коже.

Это слишком странно. Неправильно по всем параметрам: у меня есть парень, он фактически мой сводный брат, которого я ненавижу.

Мне все это очень не нравится.

Но я стараюсь переключиться на мысли о беззащитном существе, жалобно мяукающем у меня на груди. Сколько их тут таких? Сбитых, подбитых, истекающих кровью, сносно терпящих загнивающие раны? Я знаю, многие кошечки сами норовят броситься под колеса водителям, но не понимаю, когда те равнодушно проезжают мимо, не собираясь тратить и секунды своего драгоценного времени, чтобы искупить вину.

Наверняка, кошечку придавил кто-то из безумных гостей Алекса. Удивительно, что мой бессердечный братец все же сжалился над Мисой и снизошел до того, чтоб отвести нас в госпиталь.

Я назову ее Миса. Ей очень подходит это нежное и щекочущее язык имя.

Сама не замечаю, как привыкаю к скорости, с которой несется вперед Алекс. Пару раз мое сердце падает вниз, когда мы стремительно вылетаем на встречку, обгоняя машины, что относительно нас передвигаются со скоростью ленивых черепах. Кайрис водит настолько уверенно и умело, лавируя между другими байками и тачками, что я начинаю ему доверять, сливаясь с ним, превращаясь в единое целое. Чувство полета, что дарит езда на мотоцикле, ни с чем не спутать.

Адреналин закипает в крови, за спиной вырастают крылья, ну а если закрыть глаза – можно вообще раствориться во времени и пространстве. И я так и делаю, крепче сжимая его торс, на что Алекс реагирует волнующим ревом мотора.

Тормозим мы также резко, как и тронулись, поднимая небольшой столб пыли вокруг себя.

– Очевидно, ты не привык ездить с пассажирами, – спешу уколоть его я. – Вез меня, словно мешок с картошкой.

– Eres un grano en el culo, llo sabas? (перевод с испанского: Ты настоящая заноза в заднице, знаешь?) – он тараторит слишком быстро, и я не понимаю значение этой фразы дословно, но его недовольное выражение лица говорит куда красноречивее любого фразеологизма.

– Давай без уроков испанского. Я приехала, чтобы ты здесь не забыл русский.

– Ты приехала, чтобы бесить меня одним своим присутствием и вляпываться во всякое дерьмо.

– Вообще-то это из-за тебя меня чуть не изнасиловали, – стиснув зубы, злюсь я.

– Я тебе уже все сказал. Это Испания, и к сексу здесь относятся очень легко. У Даниэля были четкие указания, и он не причинил бы тебе вреда. А вот в следующий раз к тебе может пристать кто-то со стороны, и это уже будет проблема, – заявляет Алекс. – Такую фигуру здесь надо в парандже прятать, чтобы не лапали.

– А тебе то что? Пусть пристают.

– Не хочу, чтобы ты померла от действий насильника раньше времени, – с угрозой шипит Алекс, заправляя выбившуюся прядь моих волос за ухо. Какого черта он меня трогает или заставляет себя трогать? – Я хочу, чтобы ты задыхалась медленно, словно выброшенная на берег русалка.

Его взгляд по-настоящему пугает меня: в каре-зеленых глазах разрастается ненависть, словно он желает мне мучительной смерти.

– За что ты так ненавидишь меня, Алекс? Зачем вести нелепую игру? Может просто… поговорим?

– Не до разговора сейчас. Пойдем спасать твоего зверька, раз уж приехали.

– Ее Миса зовут, – поправляю я, и кошка мурлычет, явно радуясь тому факту, что теперь у нее есть имя.

Время в госпитале летит медленно. Алекс бегло разговаривает со всеми сотрудниками, кошку у меня забирают, и я понимаю, что нужно просто ждать. Надеюсь, ее залатают и позволят забрать к себе. Я ее выхожу, буду заботиться о ней, пока она не станет счастливой, упитанной и здоровой булочкой.

Саша не обращает на меня никакого внимания и сидит в телефоне, пока я заламываю пальцы, переживаю за Мису. Украдкой наблюдаю за ним: сосредоточенное выражение лица, закрытая поза, при этом расправленные и широкие плечи… В такие моменты Алекс выглядит как взрослый, деловой мужчина, решающий серьезные вопросы в своем гаджете. Он всего на два года старше меня, но на вид можно дать двадцать пять.

А я все думаю о том, почему он помог мне и Мисе, почему заплатил огромные деньги в регистратуре за лечение бездомной кошки. Как в этом человеке может помещаться столько дерьма и грязи, перемешанных с добротой и сочувствием?

Неужели в нем осталось что-то светлое?

Через два часа мучений, скитаний по больнице и ожидания, Мису возвращают мне в переноске. Врач уверяет нас в том, что мы обратились за помощью вовремя: ей подправили перелом со смещением, наложили гипс, и теперь кости срастутся правильно. Также ей обработали лишай, прописали необходимые лекарства и обезболивающие и сделали все необходимые процедуры.

– Я думал, можно оставить эту кошку вам. Вы заберете ее в приют или вроде того.

– Простите, сэр. Мы подумали, это ваша кошка, – когда они бегло говорят на испанском, я понимаю все лишь в общих чертах.

Я занималась испанским языком два года после того, как стала фанаткой испанских сериалов, но потом забросила это дело. Довольно легкий язык, и я думаю, что через пару месяцев я смогу поддержать любой разговор.

– Моя! Это моя кошка! – кричу я, и ветеринар, судя по выражению его лица, умиляется тому, как я говорю на испанском.

– Простите, моя смена заканчивается. Все процедуры выполнены, и вы можете ехать домой. Покажитесь нам через пять дней.

Доктор удаляется в противоположную сторону по коридору, а я ловлю на себе испепеляющий взгляд Александра.

– У моего отца очень сильная аллергия на кошек. Ты не можешь взять ее с собой.

– Мы в ответе за тех, кого приручили. Я ее не отпущу, – настаиваю я.

– Черт с тобой, делай что хочешь, – устало возводит глаза к небу. – Зря я за это взялся, конечно, но будешь должна. Я вам такси вызову, с переноской на мотоцикле стремно.

– Почему ты помог мне? Сначала ты был так категоричен, – я фактически готова протянуть ему ветвь перемирия. Забыть о сегодняшнем инциденте и начать все с чистого листа.

– Я на врача учусь. Не на ветеринара, но все же, – ухмыляется Саша. – Если я планирую спасать жизни, то нужно начинать с малого.

– И на какого врача?

– Нейрохирург или онколог. Пока не определился с профилем, это будет через год.

– Так странно: ты водишь байк, закатываешь шумные вечеринки. Ты же адреналиновый наркоман. Твой образ с врачом никак не вяжется. Твое желание стать онкологом связано с тем, что твоя мама умерла от рака? – судя по реакции Алекса, этим вопросом я просто окончательно распарываю ему вены.

Я сама не замечаю, как это происходит, но в следующее мгновение переноска выпадает из моих рук. Под аккомпанемент писка исы, Алекс впечатывает меня в ближайшую стену, плотно обхватив мое горло сильной ладонью.

– Не смей лезть мне в душу, – бросает взгляд в сторону и возвращает его мне, слегка сжимая пальцами шею. – Не смей совать нос туда, куда не следует, – удушливая паника за передавленную сонную артерию поднимает тревожность в моей крови до критической отметки.

Глава 7

– Как же мне не совать, – надавив на его запястье, заставляю его ослабить хватку. – Я вообще не планировала с тобой общаться, – давясь тугим кашлем, защищаюсь я. – Ты сам снова начал нашу игру. Будь готов к тому, что ты тоже мне будешь проигрывать.

– Не терпится посмотреть на то, что ты мне приготовила. Сомневаюсь, что ты осмелишься на что-то, что поразит меня. И доставит какой-либо дискомфорт. У тебя есть ровно три дня, чтобы дать мне задание. Иначе я заберу Porsche и ты пропустишь свой шанс хоть как-то на мне отыграться.

– И сколько ты намерен меня мучать?

– Столько, сколько потребуется. Пока мне не надоест, – в карих глазах вспыхивает ядовитое зеленое пламя. – Есть хорошая новость: твоя очередь меня мучать. Не так ли, Мари?

– Мне это не нужно. Если честно, я хочу домой, в Россию. И кошку бы с собой забрала, – когда он отпускает меня, я сразу кидаюсь к переноске, чтобы убедиться в том, что Миса в порядке.

– А может хватит быть такой тряпкой? Разозлись! Покажи себя, – науськивает меня Алекс.

– Зачем тебе это? Что такого я тебе сделала? – взмахнув руками, в последний раз пытаюсь найти ответ на мучительную загадку.

– Еще раз задашь этот вопрос, и будет хуже, – он вновь обхватывает мое горло. Уже нежнее, ласковее. Так, словно хочет поцеловать. Его губы так близко, и я, наконец, замечаю, насколько они полные, красивые, чувственные. Такой мерзавец не имеет права носить такие губы на своем лице.

Дьявольская привлекательность Александра Кайриса убивает меня, потому что… если бы я увидела его в театре или в спортивном зале, или даже на улице – я без всяких сомнений бы влюбилась в него с первого взгляда.

Мудаки всегда нравятся хорошим девочкам. А если это еще и красивый мудак – то проще сразу повеситься, чем играть с ним в «горячо-холодно» и «ближе-дальше».

Но мы с Сашей не остановимся, пока он, очевидно, не повзрослеет. Или пока я честно не признаюсь в том, что наделала в прошлом, и перестану бежать от этого.

Мудаки всегда нравятся хорошим девочкам. А если это еще и красивый мудак – то проще сразу повеситься, чем играть с ним в «горячо-холодно» и «ближе-дальше».

Но мы с Сашей не остановимся, пока он не повзрослеет, очевидно. Или пока я честно не признаюсь в том, что наделала в прошлом, и перестану бежать от этого.

ГЛАВА 2

Алекс

Я просыпаюсь от ярких лучей солнца, отчетливо пробирающихся сквозь щель, образующуюся из-за не до конца сомкнутых портьер. Горло сушит, голова раскалывается, несмотря на то, что напиться я вчера не успел из-за того, что провозился с Мари и ее несчастной кошкой, и, если честно, до сих пор не понимаю, какого хрена я потратил на это все несколько часов своей жизни и отвалил пять тысяч долларов.

Их я заработал сам, поскольку в последнее время стараюсь не трогать деньги отца. Пока это сложно, но моя цель – постепенно слезть с «иглы» его денег любой ценой. День, когда я переплюну его по бабкам и перестану нуждаться в средствах Владислава Кайриса, при этом приду к высокому уровню жизни самостоятельно, без его помощи, – станет лучшим днем в моей жизни и будет выделен красным в календаре. Выбрав карьеру врача, я максимально отдалил от себя этот день, но честно говоря, мне похер, если однажды я проснусь с осознанием того, что спасаю жизни людей и несу хоть какую-то пользу своим существованием.

Не будь у меня такой амбициозной и энергозатратной цели, я бы сжег свою жизнь за ближайшие пару лет: просадил бы деньги отца, трахал бы лучших шлюх во всех точках мира, объездил бы планету за восемьдесят дней и в итоге разбился бы на мотоцикле черт знает где.

Хотя признаюсь, я давно не знаю, где мой дом. Во мне смешались два менталитета, две субличности, которые постоянно конфликтующие друг с другом: одна из них все время стремится к дозе адреналина, вторая – жаждет спокойствия, умиротворения, структурности, четкости и порядка.

Мой терапевт говорит, что для моего возраста это нормально, и мне хочется верить, что к двадцати пяти я перестану творить херню и стану серьезным человеком и уважаемым врачом, ну а пока… пока мне девятнадцать, я буду кайфовать от этой глупой и доступной соски, что уже десять минут щекочет мою грудь своими волосами, забравшись на меня сверху.

– Поработай ртом, у меня утренний стояк, малышка, – прикрыв веки, хватаю Кристал за густые волосы, направляя ее рабочие губы к своему паху. Болезненное напряжение, сконцентрированное ниже пояса, заставляет меня представлять, как я трахаю ее до самого упора, не церемонясь с ее хвостом и горлом.

– Какой ты грубый, Алекс, – она пытается сопротивляться, но мы оба знаем, как быстро она затыкается, когда я заталкиваю ей за щеку. От этого она течет еще сильнее, возбуждаясь от унижения и ощущения моей власти.

Мне нравится, когда девушка выполняет все, что я хочу. Это удобно, приятно, предсказуемо. Иногда хочется чего-то другого, конечно. Когда у девушки нет границ и правил, играть с ней становится скучно. Она превращается в тело для секса, не имеющее личности и характера.

Но, как я уже сказал, это безумно удобно и лучше, чем смотреть порно. Хочется чего-то большего и настоящего… но на утренний стояк и эта кукла сойдет.

– Да, вот так. Интенсивнее, но нежнее, – раздаю указания ей, пытаясь сконцентрироваться на ощущениях. Кристал старается, обхватывает меня глубоко и плотно, но двигает головой слишком быстро. Мозг не успевает обрабатывать этот дерзкий вакуумный отсос.

– Нежнее, детка. Резко я тебя чуть позже трахну.

Опуская взгляд на свои бедра, я внимательно разглядываю то, как ее губы обхватывают мой член. Он едва помещается у нее во рту, но Кристал пытается вместить как можно больше, и должен признать, получается неплохо. Она давится, издавая пошлые звуки, и мой взор цепляется за красивую попку, виляющую в процессе выполнения минета, словно напрашиваясь на то, чтобы после ее неимоверных усилий я вошел в нее и как можно скорее.

– Да, это пиздец, – выдыхаю я сдавленно и закрываю глаза, представляя перед внутренним взором другую красивую задницу, на которую вынужден был пялиться вчера целый вечер. К моему сожалению, Мари не выросла страшненькой, как бы сильно мне этого ни хотелось. Она всегда была невероятно красивой девочкой, но сейчас – расцвела в полную силу, словно редкий цветок.

И только я знаю, насколько сильно ядовитым может быть этот бутон.

Представляя чувственные изгибы своей русалки, я сильнее сжимаю пятерней волосы той, что пытается поразить меня глубоким горловым минетом, но от этого не приобретает ценность в моих глазах. Ощущая, как Кристал наглаживает мои яйца, при этом засасывает член, словно пылесос, я переношусь во вчерашний день, вспоминая, как Мари крепко прижала ладони к моему прессу. Как дрожали ее бедра, когда мы летели вперед, рассекая пространство и время. Я ненавижу сам факт ее существования, что еще сильнее усугубляет эту нездоровую одержимость, сдавливающую не только член, но и грудную клетку.

Толкаясь вперед, в глубину рта другой девушки, я, наконец, взрываюсь в теплом отверстии, прижимая к бедрам голову измученной девушки.

– Зачем ты так со мной?

Глава 8

– Зачем ты так со мной? – в глазах подружки на ночь блестят слезы, она аккуратно стирает пальцами семя, стекающее по ее губам. Ощущение ненавязчивой эйфории после оргазма сменяется всепоглощающей пустотой. Тело Кристал после испытанного оргазма уже не кажется мне сексуальным и возбуждающим, и все, чего я хочу, – скорее избавиться от нее и остаться наедине с собой.

В тишине, в покое, в ресурсе, мать вашу.

– Ищи ответ в своем поведении, детка. Ты же со всей «верхушкой» колледжа спишь, чтобы заслужить внимание, – ленивым жестом бросаю в нее пачку влажных салфеток, пытаясь выдавить из себя благородство и чуть больше, чем ленивая снисходительность и потребительское отношение.

– Сегодня ты был особенно груб. Что с тобой? – Крис пытается выяснить правду, которую ей лучше не знать, чем вызывает во мне лишь большее раздражение и нервозность. Даже покайфовать не даст после секса и покурить в тишине. – Я не хочу спать со всеми и не буду, Алекс… просто скажи, что ты мой. Просто поставь точку, не отпускай меня, – романтично мямлит Кристал, прикасаясь к моим пальцам. Ее губы до сих пор в моей сперме, она пытается взять меня за руку, забраться сверху и проникновенно заглянуть в глаза, но это так чертовски отталкивает, что меня буквально трясет от отвращения.

Мой психотерапевт утверждает, что у меня тревожно-избегающий тип привязанности, и, судя по тому, как я реагирую на близость, он мне не лжет.

– Я никогда и никому не скажу подобного. Насмешила, – меня забавляет ее наивность.

«Твой»? Еще чего.

– Я ничей и никогда чьим-то не буду.

– Тогда зачем вчера ты наплел мне, что хочешь меня? Меня одну? Или ты забыл, что ты вчера говорил для того, чтобы я оказалась в твоей постели? Что молчишь?! – пытает меня Крис, пока я курю не вставая с кровати и пялюсь в одну точку.

– Ты ублюдок, ты просто используешь меня, – всхлипывает девушка, хотя сама вчера легла в мою постель, сама с утра на меня залезла сверху и сама согласилась сделать мне утренний минет. Что я вчера ей наплел, я уже не помню. Мне необходимо было снять стресс, накопленный от контакта с девчонкой, к которой я испытываю такой спектр противоположных эмоций, что сам не могу их проанализировать.

Я думал, что ненавижу ее. Что все, чего я хочу, это видеть ее мертвой. Но стоило ей появиться на пороге моего дома, как все мои мысли мгновенно пошатнулись к совершенно другому вектору.

А это был лишь первый вечер после пяти лет разлуки. Что будет дальше? Меня пугает то, что Мари во мне будит, и мне бы хотелось как можно быстрее расправиться с ней и ее мамашей. Но Агата неприкосновенна и все время под крылом отца, поэтому пока я плотно занимаюсь ее дочерью.

– Продолжай, детка. Мне нравится. Скажи, какой я бессердечный мудак, – от души зеваю, проверяя в телефоне почту.

– Ты – хуже! – встав с постели, она быстро натягивает юбку на свою задницу, уже не вызывающую у меня интерес. – Ты никогда не станешь врачом, Алекс. У тебя совсем нет эмпатии, сочувствия, сострадания… в тебе нет ни одного качества, присущего хорошему доктору.

Ага, поэтому вчера три часа с бездомной кошкой возился. Именно потому, что эмпатии во мне нет. Ни капли, ни грамма.

– Отличные качества для хладнокровного доктора, способного четко выполнять свою работу, а не распускать нюни над пациентом, – парирую я, и Кристал кидает в меня подушку, но я успеваю поймать ее прямо перед своим носом.

Я резко выключаюсь из разговора с Крис, поскольку мой телефон начинает разрываться от трека, что стоит у меня на звонке от отца. Я знаю, что он собирается отчитать меня за вчерашнюю вечеринку, но в целом он к ним привык и позволяет мне их устраивать. Хотя вчера я на всякий случай отключил камеры в саду и дома, потому что кутили мы жестче обычного.

– Спишь? – рявкает разъярённый отец, когда я подношу телефон к уху. – Немедленно спустись в гараж, – беспрекословным тоном раздает указания он. Выругавшись матом, я выпроваживаю Кристал и быстро натягиваю футболку и джинсы, чтобы явиться царю на поклон.

Кланяться, конечно, не собираюсь, но его душноту потерпеть придется.

– Как ты мне это объяснишь? – как только я захожу в просторный гараж, где хранятся два моих мотоцикла и три автомобиля отца, я понимаю причину его агрессии.

Для Владислава Кайриса гараж – это святая святых, его место силы. Он олицетворяет любовь отца к роскоши и изысканности, отражает его власть и сколоченное состояние. Под светом потолочных прожекторов сияют его тачки, намытые до блеска драгоценных камней. Повсюду ощущается запах свежей кожи и масла, и, если честно, я и сам фанатею от этих ароматов и мечтаю заехать в этот гараж на Porsche, купленным на свои деньги.

Первая тачка, на которую падает мой взгляд, – мощный Bentley Continental GT, ее изящные линии и благородный шоколадный оттенок вызывают восхищение, а характерный рев двигателя привлекает всех девчонок в округе, когда я беру эту машину в прокат у отца, несмотря на то, что она принадлежала матери. Она ни разу не прокатилась на ней за рулем, потому что уже была не в силах этого делать.

Второй «зверь» в его автопарке – изысканный Rolls-Royce Phantom, воплощение роскоши и утонченности.

Среди всей этой роскоши и красоты в глаза бросается яркое пятно – разбитое лобовое стекло LamborghiniAventador, прежде полноценный символ скорости и азарта. Дефект, словно открытая рана, нарушает гармонию и роскошь обстановки отцовской святыни.

Цепенею на мгновение, кроссовки прилипают к полу, утопающему в осколках битого стекла. Лобовое окно любимой тачки отца раздроблено в щепки, машина явно нуждается в дорогостоящем ремонте. Мне конец. Я прекрасно знаю, что Владислав Кайрис ненавидит подобные непредвиденные и глупые расходы, связанные со мной.

Наверное, мне стоит порадоваться тому, что разбита не мамина тачка. Тогда бы не только отец, но и я был бы в гневе.

– Как ты мне это объяснишь? – произносит Влад вкрадчиво и негромко, но лучше бы он кричал. Он всегда так делает. Говорит тихо, а смотрит при этом, как на пустое место и ничтожество. Все потому что я – главный «бизнес проект» в его жизни разочаровал его.

Не опять, а снова.

В последнее время мой отец помолодел на 15 лет – с тех самых пор, как объявил мне о том, что оплакал тело матери и готов строить новую личную жизнь с расчетом на то, что не хочет одинокую старость. Думаю, они с его ненаглядной Агатой планируют совместных детей в будущем… Не знаю почему, но меня это дико злит, и далеко не только потому, что я не хочу, чтобы у меня были младший брат и сестра.

Общий кровный родственник с Мариной… учитывая мои утренние фантазии о ней во время орального секса с другой девушкой, это стремно.

Пытаюсь отбросить все развратные картинки с Мари, что разлетаются в моей голове роем пчел, облепивших мед. И не прогнать никак, блин. Нездоровая одержимость Мариной нарастает с каждой секундой, и я уже не уверен, чего желаю больше – видеть ее мертвой или видеть ее голой подо мной. Обнаженной, уязвимой, беззащитной.

Радует одно: в двух вариантах ее жизнь находится в моих руках. И дойдя до последней точки, доведя ее до края обрыва, только я решу: скинуть ее в бездну или помиловать.

– Эм. А что объясняют камеры?

– Камеры в гараже и саду были отключены. Два дня, – белки его глаз мгновенно краснеют, желваки под скулами превращаются в пульсирующие бугры, демонстрирующие едва сдерживаемый гнев. – А камеры у забора явно работали, но почему-то записи с них стерты, – Владислав пронизывает меня пытливым взглядом типичного Шерлока, хотя тут и без полета дедукции все очевидно.

Я устроил вечеринку. Дом был напичкан моими друзьями и знакомыми. Ответственность за разбитую тачку полностью лежит на мне.

– Ты же знаешь, Алекс, мне ничего не стоит восстановить машину, вернуть ей первоначальный вид, – изрекает Влад, всем своим видом демонстрируя, что это не так. Это стоит ему его нервов и глубокого разочарования во мне, к тому же в связи с тем, что предстоящая свадьба таит в себе много затрат, подобный ремонт совсем не кстати. – Но если я снова спущу тебе это с рук, ты так ничего и не уяснишь, не возьмешься за голову. У тебя есть варианты, кто именно это сделал? Мы заявим в полицию, страховка возместит убытки. Просто назови мне фамилию и имя, – немного смягчает тон Влад.

Моему отцу, как и мне, свойственны перемены в настроении. Горько осознавать, но мы с ним очень похожи: в отношении к женщинам, в одержимости к тачкам и другим средствам передвижения, к нездоровой тяге к большим деньгам. Не говоря уже о том, что внешне мы являемся полным отражением друг друга.

– Это была тихая и спокойная вечеринка, пап. Никому из моих друзей в голову не придет заниматься этим дерьмом, – выразительно посматриваю в сторону раздробленного стекла. – К тому же гараж открывается только изнутри дома. Возможно, тебя ненавидит кто-то из прислуги. Платишь им мало, вот и выпустили пар.

– Поверить не могу, что ты хочешь обвинить в этом людей, вцепившихся в свои рабочие места, – отец прикладывает два пальца к вискам, словно пытается унять их бешеную пульсацию. – Что еще скажешь в свое оправдание?

– Внутри дома находились только я, персонал и Марина, – усмехаюсь я. – Она и ее мать доставят нам много проблем. Все еще не могу поверить, что ты действительно женишься на ней. Это плевок в могилу мамы, – сжимаю кулаки до такой нестерпимой боли, что жжет кожу. Если драка неизбежна, то я ударю его первым. Не физически, нет – этого я не смогу себе позволить, как бы сильно ни хотел.

Но ментальный удар пришелся ему прямо в область сердца.

– Поговори у меня тут, – стиснув зубы, Влад резко подходит ближе. Карие глаза Кайриса старшего сворачиваются в черные дыры, засасывающие меня в свой беспощадный омут. Отец сатанеет от моего смелого заявления и, не выдержав напряжения, я на мгновение опускаю взгляд в пол.

Не потому, что не могу смотреть ему в глаза, нет.

Потому что стало дурно от воспоминаний о маме. И следом все тело охватывает дикое и жгучее ощущение несправедливости происходящего. Внезапно мой взгляд цепляется за женскую сережку, блеснувшую среди битого стекла. Черт. Удивительно, но моя наспех вырвавшаяся фраза оказалась правдивой. Уверен, что видел вчера эту сережку в виде клевера, покрытого белой эмалью, в ухе Марины.

Сучка так разозлилась, что я помог ей с несчастным котиком, что решила отомстить мне таким образом? Возможно, она спалила в социальных сетях мои фотки на этой тачке и подумала, что я владелец авто. Тогда она что-то определенно попутала. В нашей игре есть правила, беспредел в их список не входит.

Глава 9

– Кто из твоих друзей заходил прямо в дом? – цедит Влад, и я фактически вижу, как из его ушей валит иллюзорный пар. Очевидно, ему мало просто наказать меня. Отец хочет закатать в асфальт того идиота, что посмел нанести ему личное оскорбление.

Да только вряд ли он способен причинить вред дочери своей невесты, даже если это она по своей великой дурости устроила такую истерику и испоганила дорогую тачку.

– Это я сделал, – киваю в сторону разбитого лобового. – Напился и проспорил другу. Я мог отделаться, но был на кураже, а потом все как в тумане, – мечтаю быстрее закрыть этот разговор и вернуться в спальню. Даже к надоедливой Крис я бы вернулся сейчас с огромным удовольствием.

Вместо словесного ответа от отца мне прилетает хлесткая пощечина. Выдерживаю удар достойно, лишь едва поведя головой и бровью.

– Твоя мать была бы в ужасе от того, в кого ты превратился, – рычит отец, смерив меня ледяным взглядом.

Я готов броситься на него с кулаками и разорвать его грязный рот.

– Она в ужасе от того, что ты трахаешь ее подругу, которая…

– Не смей так говорить об Агате, – пресекает отец, пряча руки в карманы брюк. – И держись подальше от Марины. Мне не нравится, как ты на нее смотришь. Видел, как ты пялился в окно, пока они шли к нам по подъездной дорожке. Думаешь, мне незнаком этот взгляд? Тебе пора завязывать с одержимостями и зависимостями, сынок, – мой отец виртуозно подает двойные послания. Сначала может вмазать, а потом бросить дружелюбное «сынок».

– И как я буду держаться от нее подальше, если ты отправишь ее в мой колледж?

– В SEK одно из лучших образований в Испании. Моя будущая дочь получит все самое лучшее. Поэтому даже не думай о том, что прикоснешься к ней. Она – твоя сестра, Алекс. Сестра, а не предмет одержимости. Ты это понял?

– А если не понял, то что ты мне сделаешь? – ухмыляюсь я, думая лишь о том, что Мари не моя сестра, а орудие мести.

– Если хоть один волос упадет с Марины или с Агаты, я лишу тебя наследства. Твое желание стать врачом – дело похвальное, сын. Я понимаю, почему ты выбрал именно эту профессию. Ты был очень привязан к матери,и ты до сих пор пытаешься сублимировать боль от резкой утраты. Но я по-прежнему настаиваю на том, чтобы ты подумал и занялся моим бизнесом. Куда мне все это девать после моей смерти? Если некому будет продолжать то, что я накопил и создал? Я бы хотел, чтобы мой бизнес процветал на несколько поколений вперед, а я стоял у его истоков, как часть огромной истории.

– Ты сам себя слышишь? Угрожаешь тем, что лишишь меня наследства. А потом просишь продолжить твое дело, твой бизнес. Ты уж определись, – пытаюсь достучаться до отца, но это невозможно. Он во всем видит холодный расчет, ему абсолютно похер на чьи-либо чувства. Он только над своей Агатой трясется и то обнимает ее через силу и ледяной слой – такой человек, и я весь в него, к сожалению. Мы оба непробиваемые и ненормальные манипуляторы, знающие чего хотят и меняющие свое взрывное поведение несколько раз за день. Только я пока оправдываю свой характер юношеским максимализмом, а вот мой отец в сорок два года остается богатым ребенком.

– Мне девятнадцать, я еще в поиске себя. Но мысль о том, что я буду заниматься тем, что мне интересно, приносить пользу людям и не зависеть от тебя и от твоего долбаного наследства, меня радует.

– Долбаного наследства? – цокнув языком, повторяет отец. – Ты мне обязан всем, что у тебя есть, – взглядом победителя окидывает свои тачки, которые я бы с радостью засунул в его задницу.

– Из-за тебя я потерял то, что уже никогда не вернуть.

– Думаешь, только ты потерял мать? Я потерял жену, Алекс. Любимую женщину.

– Не делай вид, что она не была для тебя обузой в последние месяцы. Ты трахал других баб, пока она болела и медленно умирала. И это ты довел ее до такого состояния, – рычу я, в очередной раз сжимая кулаки до боли в пальцах и бросая ему вызов.

Вполне объяснимо, что отец снова хочет меня ударить, но я ловлю его ладонь на лету, смерив его злостную гримасу испепеляющим взором.

– Это все, на что ты способен? Тебе даже сказать в свое оправдание нечего.