Я – бездна Карризи Донато
– Торговым представителем, – ответил он. – Продаю женскую обувь.
Однажды он где-то услышал, что женщины любят покупать обувь настолько, что готовы говорить о ней вечно. Присутствующие посмеялись, но, видимо, это была правда: сейчас его ответ, кажется, вызвал у собеседницы интерес.
– Разъезжаю туда-сюда, – добавил он. – Работа нелегкая, но мне нравится. Есть возможность посмотреть новые места, познакомиться с новыми людьми.
– Кто знает, со сколькими красивыми и юными дамами ты уже познакомился, – прошелестела Магда, намекая на разницу в возрасте.
– Что есть, то есть, – небрежно ответил он, глядя на кольцо с бирюзой, которое носил на мизинце правой руки. – Но я не сужу человека по тому, что написано в паспорте. Да и не всякая женщина произведет на меня впечатление.
Собеседница с равнодушным видом пропустила комплимент мимо ушей.
– И что же нужно сделать женщине, чтобы произвести на тебя впечатление? – уточнила она.
– Она должна быть блондинкой, – ответил он, глядя ей прямо в глаза. И это действительно было так.
Магда улыбнулась, и он воспользовался возникшей паузой, чтобы взять ее за руку.
– Позволишь? – спросил он, вглядываясь в ее ладонь.
– Ты что, читаешь по руке? – рассмеялась она.
– Бывает.
– Ну что ж, пожалуйста… – согласилась она, заинтригованная.
Микки снял темные очки, нахмурил лоб и сосредоточился, делая вид, будто пытается проникнуть в тайны бытия, сокрытые в линиях бледной кожи.
– И что же ты там увидел? – с любопытством поинтересовалась она.
Меж тем он нежно скользил подушечкой пальца по линиям ее руки, пробуждая у нее ощущение легкого возбуждения и щекотку.
– Я вижу, что ты долго и безнадежно ждала; а еще большую любовь. Несчастную любовь.
Рука женщины немного напряглась.
– Судьба была к тебе несправедлива, ты не смогла воплотить в жизнь свои мечты о любви. На твоем пути было много завистников и негодяев.
Женщина молчала, и это молчание говорило само за себя.
– Когда ты уже отчаялась встретить того единственного, ты бросилась в объятия случайных мужчин, но и это не смогло растопить твое одиночество. Короткие интрижки не спасали. Тебя ранили раз за разом. Ты перестала доверять мужчинам, и правильно сделала.
– А о будущем там ничего нет? – робко спросила она.
Микки улыбнулся:
– Ты отправишься в длинное путешествие – ты ведь всегда мечтала посмотреть мир. Затем произойдет нечто неожиданное. Я вижу встречу, которая изменит твою жизнь. Человека, который…
– И кто же он?
Микки оторвал взгляд от руки и посмотрел ей прямо в глаза, намекая, что ответ она должна найти внутри себя.
– Да у тебя талант, – нежно проворковала она. – Пожалуй, я готова еще выпить. – И с этими словами ее рука выскользнула из его ладони. Она вдруг развернула ее внутренней стороной запястья – той, где был светящийся отпечаток, – как бы намекая, что угощает он. Ей явно нравилось мужское внимание.
– Конечно, – кивнул Микки, поправляя очки. – Пойду закажу.
– Мне водку с тоником, – уточнила она, указывая взглядом на пустой стакан.
«Знаю, знаю», – подумал Микки про себя.
По пути от дивана до стойки он думал о том, как удачно все складывается. Так естественно. Поэтому он уже предвкушал кульминацию вечера. Когда с церемониями будет покончено, можно будет наконец перейти к сути. Я ведь знаю, что тебе нужно, хоть ты и стараешься изображать невинность. Если бы ты этого не хотела, тебя бы здесь сейчас не было. Ему нужно было лишь сохранять осторожность, чтобы не показаться слишком нетерпеливым. Надо было особенно тщательно подбирать каждое слово. Сколько раз он бывал так близок к цели, как вдруг терял с трудом завоеванное расположение из-за случайно оброненного слова. Вскоре он вернулся к дивану с коктейлем в руке.
– Не хочешь потанцевать? – спросила Магда, беря стакан у него из рук.
Он промолчал. Заметив его колебания, она огорчилась.
– Уже поздно, – попробовал исправиться Микки, поглядывая на позолоченные часы. – Я заехал ненадолго, завтра рано вставать на работу.
– Не страшно, – обиженно ответила она, чувствуя себя отвергнутой. И снова принялась рассматривать танцующие пары.
Выражение его лица выдавало человека, который только что все испортил и раскаивается.
– Моя бывшая ушла и бросила на меня своего кота… Похоже, ему не нравится ночевать одному.
Такая внезапная откровенность смягчила блондинку, и она снова повернулась к нему:
– Так у тебя есть кот?
– Не то чтобы он мой, но теперь он живет у меня.
– У меня тоже кошки, я понимаю, что это такое.
– И не говори, – поддакнул он с загадочным видом.
– Ну что же, пожалуй, я тоже поеду. Не хочешь меня подвезти?
– Само собой.
Он помог ей надеть легкий плащик, и оба направились мимо танцпола к выходу. На улице они свернули к парковке. Оба молчали, но Микки всем телом ощущал напряжение, повисшее в воздухе. На улице было свежо, при выдохе изо рта вырывалось белое облачко пара. Микки пропустил спутницу вперед, озираясь, чтобы удостовериться, что они одни. На площадке раздавался лишь цокот ее каблуков. Его «фиат-фьорино» стоял дальше всего от входа, поближе к дороге. Микки ускорил шаг, как бы указывая спутнице дорогу.
Она же медлила, и по звуку шагов он почувствовал ее нерешительность.
«Она увидела старый фургон, – подумал он. – Она почуяла неладное и дала задний ход». Но Микки предвидел такой поворот событий. Он обернулся к женщине и улыбнулся.
– Любишь носить туфли? – спросил он и продолжил шутливо: – Ну конечно, дурачок, какая женщина не любит туфли. У меня тут их целая машина. Хочешь померить? Посмотрим, что тебе подойдет. Какой у тебя размер? На первый взгляд тридцать восьмой.
– Так и есть, – заметила она слегка дрожащим голосом, недоверчиво поглядывая на фургон. Оставалось пройти всего несколько метров, но Магда застыла на месте.
Микки сделал вид, что ничего не заметил.
– Самый ходовой размер, ты в курсе? Но сегодня тебе повезло – я как раз затарился образцами. – И он вытащил из кармана брелок в виде игрушечного танка, на котором болтались ключи. – Подарок от племянника, – заметил он. – Мальчишка подарил мне его на день рождения, я с ним не расстаюсь.
Услышав «племянник», Магда немного расслабилась.
– Как мило, – заметила она. – Я уже кое-что о тебе знаю: у тебя есть кот и племянник.
Кажется, подобное открытие ее позабавило. Еще поразмыслив, она в конце концов решила, что этой информации вполне достаточно, чтобы довериться незнакомцу.
И снова зашагала к фургону.
Как настоящий джентльмен, Микки открыл дверцу кабины и подождал, пока она устроится на сиденье, а сам обошел вокруг и занял место водителя. Он завел мотор и, заметив, что Магда продрогла, сразу включил печку.
– Спасибо, – сказала она, застегивая воротничок плаща.
В машине пахло сосновым освежителем, который был закреплен на решетке одного из воздухозаборников. Включилась магнитола, и тут же запело ретрорадио. Из колонок зазвучала известная песня о любви.
Микки развернулся у входа в «Блу» и выехал за ворота. Машина понеслась по пустой дороге, вдоль которой расстилались окутанные туманом поля.
– Твоим пятерым котикам тоже грустно, когда тебя нет дома? – спросил он, возобновляя прерванный разговор.
– О да. Иногда мне кажется, что они в доме хозяева, а я – гостья, – засмеялась Магда.
И тут же глубоко задумалась.
Микки только этого и ждал: он не просто так задал вопрос. Ему хотелось, чтобы она сама все осознала, так будет правильно.
– Слушай… – сказала избранница дрожащим голосом. – Я тебе говорила, что у меня есть кошки, но не говорила, что их пять.
Микки помедлил с ответом.
– Так и есть, – спокойно произнес он, не отрывая глаз от дороги. – Ты не говорила.
4
Щетки автомойки производили на него гипнотический эффект.
Держа руки в карманах, Микки смотрел, как они ерзают по «фиату». Внутри разливался благословенный покой. На мойке никого не было, к запаху ночного воздуха примешивался запах бензина. Это бодрило. Микки тщательно отмыл сиденья, прошелся по салону озонатором. Когда цикл мойки закончился, он снова влез в машину, чтобы отогнать ее на многоуровневую парковку, где собирался накрыть фургон серым чехлом.
Домой он вернулся около часа.
У двери спокойно разделся, собрал одежду с пола и как попало закинул в черный мусорный мешок, который понес в ванную.
Включив свет, он посмотрелся в зеркало.
Снял темные очки, аккуратно сложил и оставил на раковине, а с ними и кольцо с бирюзовым камнем, и позолоченные часы.
Глядя на свое отражение, он отклеил брови и вытащил голубые линзы.
Заведя руки за уши, медленно стянул блондинистый парик, обнажив лысый череп больного алопецией. Провел по голове ладонью, стряхивая остатки засохшего клея, и погладил два ровных шрама, симметрично рассекающих голову. Двадцать семь швов с одной стороны, двадцать три с другой.
«Два разряда молнии…»
Микки водрузил парик на голову манекена рядом с другим, каштановым, который обычно носил Чистильщик. Потом расчесал шевелюру, уложил феном и спрыснул лаком.
После этого он залез под душ и принялся натирать голое, без единого волоска, тело мочалкой, намыленной мылом с хлоркой. Кожу немного жгло, зато действовало отлично. Вычистив грязь под короткими ногтями металлической щеткой, он тщательно смыл с правой руки синюю печать.
Потом взялся за одежду.
Положил рубашку, штаны, носки и трусы в ванную, налив туда пятновыводителя, который разрушал белковые связи между органическими загрязнениями и волокнами ткани. Затем добавил ложку специального порошка, что обычно покупают домохозяйки, дабы придать нежность жаркому из говядины, или мясники, чтобы отстирать рабочую одежду от следов разделки туш. Такой есть в любом супермаркете. Пока остальная одежда сохла, он надел маску и тщательно отчистил тканевую подкладку кожаного блейзера и галстук с помощью баллончика для сухой чистки – в нем были дистиллированная вода и тетрахлорэтилен. Кожаный верх он промокнул льняной тряпкой, пропитанной раствором очищенного бензина. Продезинфицировал часы, кольцо, кошелек и ремешок специальной салфеткой, смоченной в аламиноле. То же самое проделал с ключами и брелком. Затем натер подошвы ботинок специальной пастой с добавлением хрома, а затем снял слой пасты вместе с остатками земли и волокон. Протер ботинки раствором карбоновой кислоты с семидесятипроцентным спиртом и снова протер маслом и кремом для обуви. Наконец, все еще не одеваясь, он отгладил и тщательно сложил каждую вещь.
Закончив ритуал, Микки отправился в свою комнату. Через некоторое время оттуда показался Чистильщик. Он закрыл зеленую дверь на ключ.
Опираясь на потемневшую латунную ручку, он думал о том, как ему жаль каждый раз расставаться с Микки. Сначала они не ладили, но затем их отношения стали почти идеальными. Микки всегда был рядом. Пусть они и разные, но идеально дополняют друг друга. Он скромен, а Микки дышит уверенностью в себе, умеет общаться с людьми; он же совсем не умеет. В лексиконе Микки нередко проскакивали словечки, которые Чистильщик слышал от ухажеров, вертевшихся вокруг Веры. Так, например, когда-то сербский дальнобойщик уверял ее, что умеет гадать по руке, и она залипла на него по полной. Микки дарил ему то, чего у него никогда не было: настоящую жизнь. Взамен Чистильщик старался за ним присматривать. Покупал ему новую одежду, экономил на всем, чтобы Микки мог сходить куда-нибудь оторваться. Они жили в полной гармонии друг с другом. И отлично друг друга понимали.
Но что самое главное, Микки, в отличие от остальных, никогда бы не бросил его.
«Где бы ты ни был, нарисуй зеленую дверь, и я буду рядом».
Короткий электронный сигнал привел его в чувство: стрелка часов показывала две минуты четвертого. За окном было еще темно.
Начинался замечательный день.
День после всегда был невероятный, особенный, лучший. Он понимал, что сделал все, как надо, и внутри еще сохранялось приятное чувство отлично выполненной работы. Вскоре воспоминания о пережитом стирались, растворяясь в привычном безразличии к жизни, но в такие дни все было иначе. Сейчас ему предстояло насладиться драгоценными часами.
Он насыпал в гейзерную кофеварку кофе и поставил на плиту так, как делал всегда. Скоро нужно будет идти на работу. Важно не изменять своим привычкам. Он устал, но спать не хотелось, в крови еще оставался запас адреналина. Он понимал, что скоро усталость даст о себе знать, но вполне мог дотянуть до возвращения домой – завтра суббота, и уж тогда можно отоспаться.
В конце такого чудесного дня он всегда спал как младенец.
После чашечки кофе он сгреб разноцветные мешки для мусора и сложил в них то, что собрал за последние недели у дома блондинки. По дороге на работу в городскую жилищную службу он выбросил каждый куда полагается. Пока он раскладывал сокровища по мешкам, на него накатило странное чувство опустошения. К пониманию того, что столь кропотливая и долгая работа ныне завершена, примешивались сожаление и горечь оттого, что пришла пора проститься с тем, что наполняло его жизнь в последние недели.
По крайней мере, пока Микки не доверит ему новое задание.
С этим горьким чувством он протер пустой стол тряпочкой с «белизной», стирая следы пребывания избранницы в его квартире.
Когда все было закончено, он натянул обычную одежду, которую скоро предстояло сменить на зеленую форму уборщика. Затем нацепил на голову каштановый парик и надел очки в никелевой оправе. Выходя из дома, он помедлил на пороге, сжимая в руке связку ключей с игрушечным танком.
«Я невидимка», – сказал он себе. Начинался идеальный день.
5
Островок Комачина, поросший буйной растительностью, поднимался из вод озера, точно древнее ископаемое. Полоску пляжа омывали ленивые волны. Добраться до нее можно было по тропе, вьющейся по крутому лесистому склону. В выходные, уже с ранней весны, сюда приезжали семьи с детьми: на пикник или просто на прогулку. Но по будням здесь всегда было безлюдно.
В то утро Чистильщик должен был пройти по тропе, чтобы заменить мусорные пакеты в урнах вдоль маршрута, а на следующей неделе приехать еще раз и их забрать. Он припарковался на площадке над озером и пошел вниз по лесной тропе. Вокруг разливались птичьи трели, слышался плеск воды, легкий ветер сбегал с гор и ворошил листья лаврового куста, разнося вокруг его пряный запах.
Как всегда, Чистильщик старательно отдавался работе. Натянув на урны новые пакеты, он немного замешкался у подъема, оглядывая панораму. Горные вершины Альп обрамляли зеркало озера. Было не слишком жарко, но Чистильщик уже вспотел и вытащил платок, чтобы протереть шею и лоб. Маленький красный обломок ногтя выпал из платка к его ногам. Он наклонился, чтобы получше его разглядеть.
Тот самый, который он нашел в отходах избранницы. Его реликвия. Он поднял обломок ногтя, сдул с него песок и замер в замешательстве. Как он оказался в кармане рабочего костюма? Впервые в жизни его железная дисциплина и самоконтроль дали сбой. Как он мог упустить такую важную деталь? Подобная ошибка была непростительна и заслуживала наказания. Он понимал, что не успокоится, пока не найдет объяснения. Но пока Чистильщик мучительно напрягался, чтобы найти ответ, он вдруг понял, что у него нет ни малейшего желания подниматься к парковке и садиться за руль. Ему и здесь хорошо.
Он хотел было выбросить ноготь, но в последнюю минуту остановился и снова завернул его в платок. Он подумал, что было бы логичнее избавиться от него в другом месте, не связанном с работой, но это было правдой лишь отчасти. Что-то все еще мешало ему расстаться с уликой. Он и сам не мог ответить, что именно. Он невольно вздрогнул. В этом малюсеньком, на первый взгляд ничтожном предмете крылась опасность. Мысль об этом его возбуждала. Не поддающиеся контролю эмоции тоже таили в себе угрозу, поэтому, чтобы прийти в себя, он положил мозолистую руку на ствол кипариса и закрыл глаза. Он представил, как дерево дышит, и его охватил неведомый ранее покой.
И тут он услышал крики.
Чистильщик открыл глаза и встревоженно огляделся. Снова стало тихо, и он подумал, что ему просто почудилось, но через несколько секунд снова услышал крик. Сердце бешено забилось. Он не понимал, что происходит, пока наконец не посмотрел на озеро.
Сквозь ветви деревьев он разглядел на поверхности воды чье-то тело.
Утопающий находился метрах в десяти от берега. С такого расстояния добраться до пляжа ничего не стоило; вода была спокойной, поэтому держаться на плаву тоже было несложно. Тогда Чистильщик понял, что тело невезучего незнакомца подхватило водоворотом, о которых нередко рассказывали местные. Водоворот тянет ко дну, и вырваться невозможно. Чистильщик поймал себя на мысли, что не хочет присутствовать при этой сцене. Такая бессмысленная смерть его ужасала. И потому казалась особенно жуткой. И в то же время он не мог отвести взгляда от утопающего.
Не мог игнорировать происходящее.
Он раздвинул ветви, чтобы получше разглядеть этого человека. Тело погружалось в воду и вновь всплывало на поверхность в отчаянных попытках схватить воздух ртом. На секунду Чистильщику удалось разглядеть лицо несчастного. Это был мальчик. Но не просто мальчик.
Полный, нескладный мальчик в сдутых оранжевых нарукавниках.
Не раздумывая ни секунды, Чистильщик бросился вниз, скидывая на ходу тяжелые рабочие ботинки. Очки тоже остались на галечном пляже. Он вошел в темную и холодную воду, с трудом продвигаясь вперед сквозь плотную жидкость, которая, казалось, не хотела его пропускать. Как будто озеро требовало крови, человеческой жертвы за то, что ему удалось выбраться из гнилой воды, из заполненного мусором бассейна много лет назад. Кто-то хотел вернуть себе старый долг.
Но Чистильщик этого не допустит.
Зайдя в воду по пояс, он бросился вперед вплавь, пустив в ход все навыки, полученные во время единственного урока, преподанного ему матерью вопреки ее желанию.
Нужно плыть.
Он делал большие гребки руками и энергично толкался ногами, стараясь держать темп, чтобы не растратить силы.
«Смотри, Вера, как у меня здорово получается!»
И греб, греб вперед, туда, где барахтался ребенок.
Через несколько метров он почувствовал холод, точно кто-то потянул его вниз. Подземный ключ казался щупальцем гигантского спрута. Чистильщик замедлил ход, но не сдался и быстро высвободил ногу. Меж тем малыш уже едва держался: он больше не мог кричать и беспорядочно бил руками по воде, как марионетка с отрезанными ниточками. Чистильщик хотел было крикнуть ему, что он уже рядом, что нужно потерпеть.
Но малыш вдруг замер и камнем пошел ко дну.
Тогда Чистильщик глубоко вдохнул и тоже нырнул, мысленно моля о том, чтобы ему хватило дыхания. Он вытянул руку вперед, продираясь сквозь зеленые водоросли, не понимая, куда плыть. И вдруг что-то нащупал и инстинктивно схватил, потянул к себе.
Это была рука – точнее, предплечье.
Он держал мальчика не очень крепко, но времени на вторую попытку не было; он поднял голову, и в ту секунду, когда свет погас и тьма готова была сомкнуться над его головой, изо всех сил толкнулся наверх.
Он оказался на поверхности с безжизненной ношей. Жив мальчик или нет, Чистильщик не знал, – оставалось только тащить тело к пляжу.
Время тянулось бесконечно, пока наконец он не почувствовал под ногами каменистое дно. Он шел, таща за собой безвольное тело, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на мальчика или проверить, что с ним. Он понял, что рука как-то неестественно выгнулась, – возможно, он вывихнул утопающему плечо. Но он не мог остановиться и оглянуться. Пока что не мог.
Добравшись до пляжа, он упал на четвереньки, пытаясь отдышаться. И только потом обернулся.
Не мальчик, а девочка.
Она лежала лицом вниз, но длинные темные волосы и хрупкое тело не вызывали сомнений в том, что это девочка. Чистильщик не задавался вопросом, почему она оказалась в воде одетой: в черных джинсах, кроссовках и с ярким рюкзаком за плечами. Ясное дело, что она не купаться пришла.
Девочка вяло пошевелилась. Она была жива. Она пыталась вдохнуть.
Непонятно, как он принял ее за пятилетнего ребенка. Однако думать об этом было некогда; Чистильщик перевернул девочку на спину, чтоб она не задохнулась. И, заглянув ей в лицо, отпрянул. Черты ее лица были тонкие и нежные. Растекшийся карандаш вокруг глаз, сережки в ушах, фиолетовая прядь, прилипшая ко лбу.
На вид ей было лет двенадцать, самое большее тринадцать.
Глаза девочки закатились, изо рта и носа шла белая пена. Чистильщик неподвижно глядел на нее, не решаясь пошевелиться.
Девочка не дышала. Жить ей оставалось недолго.
«К чему тогда столько усилий, если она умрет здесь, на пляже», – думал он. Что-то внутри отказывалось это принять. Он набрался смелости и сел на нее сверху, затем положил обе руки на грудь девочки и надавил. Сильнее, еще и еще.
Он не знал, нужно ли это делать. Он чувствовал под руками хрупкие, похожие на птичьи, косточки. Грудная клетка поднималась и с глухим хрипом опять опускалась. Он снова и снова нажимал ей на грудь, пока наконец изо рта девочки не выплеснулся фонтанчик, а вслед за ним не раздался короткий гортанный звук. Чистильщик замер в нерешительности, но понял, что его тактика сработала, и снова принялся за дело.
Вскоре девочка закашлялась и начала плеваться желтоватой жидкостью. Когда дыхание восстановилось, ее резко затрясло, как сломанную куклу. Чистильщик понял, что это судороги. Он вспомнил страшный день из своего детства, когда его в таком же состоянии забрала «скорая помощь». Поэтому он достал из кармана носовой платок и положил его девочке в рот, чтоб она не прикусила язык. Когда Чистильщик понял, что ей стало легче, он попытался встать, но едва не упал. Он не мог, никак не мог уйти. Он застыл на месте, каштаново-рыжий парик сбился вперед. И вдруг она успокоилась и в тот же миг открыла глаза. Огромные, глубокие и грустные карие глаза.
И он понял, что она его увидела.
«Но я же невидимка, – подумал он. – Ты не можешь меня увидеть». Она лежала неподвижно, и он поймал себя на том, что дрожит. Все остальное произошло быстро. Издали послышались голоса, по пляжу к ним направлялись какие-то люди.
Кто-то увидел происходящее, и теперь они шли сюда.
И прежде чем разглядеть, кто они, он принял решение. Нельзя оставаться на пляже. И хотя он не сделал ничего плохого, он не знал, как объяснить подобную сцену. Да и кто бы ему поверил. Опыт говорил о том, что чужакам доверять нельзя. Тогда он бросил последний взгляд на девочку с фиолетовой челкой, спрашивая себя, что таят ее бездонные глаза, неотрывно глядевшие на него.
Он хотел было забрать платок, но она не ослабляла хватку.
Счет шел на секунды. Он быстро подобрал очки и сброшенные впопыхах ботинки и босиком взбежал вверх по тропе, стараясь затеряться среди деревьев. Оказавшись на площадке, где был припаркован фургон, он услышал голоса сбежавшихся людей. Он понадеялся, что они будут слишком заняты девочкой и никто не станет его преследовать. Но обернуться побоялся.
Добравшись до машины, он вскочил в кабину, тут же завел мотор и рванул вперед. Только тогда он мельком посмотрел в зеркало заднего вида, но увидел позади лишь пустую дорогу.
19 сентября
Запах развеял сон. Мальчик уже знал этот запах, вот только не помнил откуда.
Мальчик попробовал открыть глаза, но веки оказались невероятно тяжелыми. Поэтому он все никак не мог понять, спит он или все-таки уже нет. Ему казалось, что он снова проваливается в сон, в животе что-то урчало, а потом голова выныривала на поверхность, опять и опять – вверх-вниз, как будто на американских горках, но вокруг темнота. Ни капли не весело.
Голова болела. Как будто ее сжали железным обручем от уха до уха.
А запах становился все ближе, пронизывал все вокруг. Запах дезинфицирующего средства, запах больницы. Да. «Я опять в больнице, – подумал он. – Точно».
– Как ты не понимаешь, так больше не может продолжаться, – кричал кто-то. – На этот раз повезло, а что потом? Мы едва успели.
Это голос Мартины из службы опеки. С кем она говорит?
– Но я… я… – всхлипывал кто-то.
– Что «я»? Это твоя ответственность, Вера. Ты мать, ты должна о нем заботиться.
Они в его палате. Голоса становятся тише, наверное, чтобы не разбудить его, а может, они думают, что он ничего не слышит. Он может представить их обеих и с закрытыми глазами. Вера в короткой юбке, на высоких каблуках, она ужасно хочет закурить и потому обкусывает кутикулу. У нее длинные накрашенные ногти. Волосы Мартины собраны в хвост, она смотрит на Веру снизу вверх, на ней кеды, и поэтому она ниже, и хотя она сильно моложе Веры, говорит с ней так, словно его мать – нашкодившая девчонка.
– Я не знала, что все так плохо, – оправдывается, всхлипывая, Вера.
– А что ты думала, у него две дырки в черепе!
«Два разряда молнии…»
Мальчик запомнил этот голос, этот смех, долетевший до подвала, и запах крови. Его крови.
– Он никогда его не обижал, говорил, что он ему как сын. Даже в зоопарк водил.
– Вера, ну как ты можешь быть такой наивной? Или ты просто тупая?
Он никогда еще не слышал, чтобы Мартина ругалась. Обычно она такая милая и всегда улыбается.
– Откуда мне было знать? Я пришла домой, он спал у себя в комнате. Он перебинтовал мальчишке голову, а мне сказал, что тот упал с лестницы.
– Он не спал, Вера. Он был в коме.
Вера расплакалась.
«Видишь, что ты натворил? Ты сам во всем виноват».
«Но я не падал с лестницы», – хотел возразить он.
– Нет, я не верю.
Настроение Веры всегда менялось внезапно. Теперь она строила из себя обиженную.
– Во что ты не веришь?
– Микки не мог! Уж я его знаю, он на такое не способен.
– Почему ты его защищаешь? Да он чуть не убил твоего сына!
– Он нас любит!
– Мне дела нет до того, с кем ты спишь, – резко сказала Мартина. – Но если твой сожитель от скуки решил проверить, насколько крепкий череп у твоего шестилетнего сына, ты как минимум должна на него заявить.
«Иди сюда, дружок, мы с тобой немного поиграем…»
Люк в полу открывается. Он зеленый, а ход ведет в подвал. Спуск в подвал находится на кухне. Они держатся за руки, ступенька, еще ступенька… Мальчик покорно спускается вниз: если тебя любят, бояться нечего, никто не сделает тебе больно.
– Ну да, Микки, когда выпьет, немного теряет голову. Но он не злой. И потом, когда он приходит в себя, ему так жаль! Мы как-то поссорились, и он мне нос сломал, так сам потом больше меня плакал. Всю ночь пришлось успокаивать.
– Не знаю, что мне с тобой делать, Вера. Ну правда, – по голосу слышно, что Мартина устала. – Микки разыскивает полиция. Если он даст о себе знать, ты должна на него заявить. Ясно?
– Ладно, ладно, – бурчит Вера.
– И займись уже своим сыном. Купи ему нормальные вещи, из этих он вырос. Проверяй, чтобы он ел как следует, он выглядит младше своего возраста.
– Может, ты подыщешь ему другую семью, – предлагает мать примирительным тоном. – Так было бы лучше для всех. Для него в первую очередь.
– Ты сама знаешь, чем это кончилось в прошлый раз.
– Ну можно же еще раз попробовать, – просит Вера, как ребенок, когда уговаривает родителя купить очередную игрушку.
Но Мартина твердо стоит на своем:
– Никто не возьмет твоего сына, Вера. Как только узнают о его прошлом, откажутся. А теперь, после такой травмы, станет только хуже, ты сама понимаешь.
«Как только узнают о моем прошлом, – думает мальчик, погружаясь в забытье. – Каком еще прошлом?»
6
Он вошел в квартиру и быстро закрыл за собой дверь.
Внутри было тихо, слышалось лишь его учащенное дыхание. Он сразу рванул домой, не позаботившись о том, чтобы вернуть рабочий фургон на стоянку и даже не переодевшись. Форма все еще была мокрой, на полу образовались небольшие лужицы. Сбившийся парик выглядел как намокшая тряпка, на лицо стекала вода.
«Что я наделал? – подумал он, злобно сорвав парик с головы. – Что же я наделал?»
В его памяти постоянно возникал образ распластанного на мокрых камнях тела; он видел широко раскрытые глаза девочки с фиолетовой челкой, смотревшие прямо на него. Он не мог избавиться от ощущения, будто она видит его прямо сейчас. Она знала, кто он, знала, где он живет, хотя он никогда никого не приводил к себе домой. Но что самое ужасное, она видела его истинную суть.
«Я невидимка», – твердил он. И все же он еще никогда не чувствовал себя таким уязвимым.
Обычно это Микки решал, когда придет время снять маску. И когда они всё понимали, времени на осознание уже не оставалось: этот миг был очень краток, мысль вспыхивала во взгляде за секунду до того, как потухал огонек жизни.
Теперь же все было кончено. Появился свидетель.
Если бы она утонула, ничего этого бы не случилось. Он решил вмешаться в ход событий и теперь чувствовал, как внутри расползается какое-то позабытое чувство.
Страх.
Он давно избавился от страха, поклявшись самому себе, что у него все будет под контролем, включая и этот непристойный, низменный инстинкт. Но теперь его сердце билось в бешеном ритме, как бьются сердца самых обычных трусов.
– Нет, – раздался чей-то голос и снова решительно повторил: – Нет, этому не бывать.
Чистильщик направился к закрытой комнате. Там, за дверью, слышался голос Микки. И как по приказу, сердце Чистильщика стало биться ровней и спокойней.
– Помнишь, чему я тебя научил тогда в подвале?
Он помнил. Помнил блеклый свет из маленького окошка. Запах скипидара. Коробки с гвоздями, шурупами, гайками. Верстак с аккуратно разложенными инструментами. И огромные железные челюсти, распахнутые над ним.
– Тогда повтори…
Чистильщик невольно потянулся руками к голове, словно старые шрамы напомнили ему пережитую боль и заныли.
– Никогда не плачь и не кричи, – твердо сказал он.
Он почувствовал невыносимую боль, слишком сильную для его маленького тела. И запомнил глядевшее на него лицо с сигаретой в уголке рта.
«Это ради твоего же блага, сынок. Ради твоего же блага».
Читать бесплатно другие книги:
