Зима 0001 Прошкин Евгений

АВГУСТ. 7

На пятом почему-то никто не жил. Егор обошел просторную, неправильной формы, площадку – все десять квартир были открыты для осмотра, и на каждой из десяти дверей висела броская табличка

«СДАЕТСЯ/ПРОДАЕТСЯ».

Егор побродил по этажу, заглянул в подсобное помещение, на аварийную лестницу и даже в технический ствол со множеством кабельных стояков. Он уже собрался подняться к себе, как из угловой студии, точной копии его собственной квартиры, донесся голос Топоркова:

– Сюда, сюда, Соловьев. И заприте дверь.

Он юркнул в комнату и растерянно остановился посередине – здесь, как и везде, было пусто.

– Соловьев! – Позвали его сзади.

Обернувшись, Егор увидел включенный монитор и пугающе большое лицо Сергея Георгиевича.

– Добрый день, – сказал он.

– Да уж не добрый, Соловьев. Куда как не добрый.

Егор занервничал. Аркадий не мог доложить, не успел бы. Когда они подъехали, записка уже лежала. А если и успел – что докладывать? Съездили в музей. И все. Странника Аркадий не видел, он ведь жив, не разбился. Не было ничего. Сон.

Егор пощупал в кармане платок – узелки не исчезли.

– Дверь закрыта? – Спросил Топорков.

– Вроде…

– Пытались связаться с вами в машине, но что-то не вышло. Куда вы там пропали? Хотя, может, оно и к лучшему. Беседа сугубо конфиденциальная.

Он уже в курсе, что Маришка живет у меня, отметил Егор. Фирма.

– Мы перехватили любопытную передачу, – нехорошо покачивая головой, сказал Топорков. – Не ту, которыми вы занимаетесь, но тоже зашифрованную. Мы ее расшифровали. Оч-чень, знаете ли… Адрес – одна из баз на Западе. База отнюдь не рыболовецкая. И, что примечательно, передача шла из вашего дома. Вот так вот, Соловьев.

– Этого не может быть!

– Разыгрывать подчиненных не в моих правилах. Поэтому определимся сразу: реплики типа «ты шутишь» оставим для жен и любовниц.

– Вы меня подозреваете?

– Эх, Соловьев, если б вас подозревали, беседа была бы менее теплой. Давайте по существу. В вашей квартире нечисто. Кто-то слушает спецканал.

– Вы говорили, это исключено.

– Я говорил – в него нельзя влезть. И в него не влезли. Они считывают информацию с монитора, саму картинку. Гениально просто! Но для этого им пришлось у вас обосноваться.

– Прямо с монитора? Дом напротив! – Вспомнил Егор. – Они могли в окно…

– Передача шла из вашей квартиры, – повторил Топорков. – Вы должны искать не оправдания, а решение проблемы.

– Маришка…

– Что Маришка?

– Не та, не ваша.

– Я понимаю, что ваша, – произнес он с ударением. – Проверка пока ничего не дала. Кто кроме нее? Соседей мы тоже щупаем. Тоже – ноль.

– Больше никого.

– Думайте, Соловьев! Разносчики, рекламные агенты, техники…

– Голенко заходил. Вернее, не заходил – так, на пороге постоял. Техники?.. Нет. Давно их не вызывал. У меня ничего не ломается, ломаться-то нечему. На днях мажордом заменил, но тут уж я сам справился. Это и ребенок…

– Мажордом? Сейчас, я посмотрю свои…

Топорков пропал с экрана и вернулся с какой-то распечаткой в руках.

– Мы его, когда канал подключали, до самых кишок… У вас примитивный аппарат, вы его, кажется, Холуем зовете. Что ж. Своеобразно.

– Вы ошибаетесь, Сергей Георгиевич. Холуй у меня был раньше. А теперь Сосед.

Егор набрал воздуха и занял убедительную позу – сейчас он все объяснит, это же элементарно. Немного подумав, он выдохнул и встал в прежнее положение. Элементарно, да не совсем…

Егор попробовал восстановить хронологию: на фирму он ездил два раза, и спецканал, правда, без доступа, уже существовал. Значит, сначала настроили канал, потом появился Сосед, потом он поехал на собеседование – первый раз. Тогда он от работы отказался. А канал уже был. Или нет, это началось с того, что его уволили из метеослужбы – естественно, по указке Топоркова. То есть на фирме все знали заранее…

Да ничего они не знали, обозлился на себя Егор. Они так же путаются, а может, и похлеще. То, что он принял за петлю во времени, оказалось вовсе не петлей, не кольцом. Какая-то загогулина – дикая, изогнутая…

– Сергей Георгиевич, у меня к вам разговор. Хорошо, что мы здесь… В смысле – я здесь. Не хотелось бы, чтоб Маришка… Моя Маришка, Стоянова… ну, ладно. А разговор серьезный, очень. Серьезней даже, чем шпионы. Не знаю, связано ли это с нашим сигналом, только все, что со мной происходит, получается связано – с ним.

– Слишком длинное вступление, Соловьев.

– Я не аналитик, Сергей Георгиевич. И никогда им не был. Теперь, наверно, подробней?

– Не нужно, Соловьев, – с каменным лицом ответил он. – Это неинтересно.

– Но я метеоролог! – Воскликнул Егор. – И мой диплом…

– Какой из дипломов вы имеете в виду? По перистым облакам? Мы его уничтожили.

– И подделали другой?!

– Не забывайтесь, Соловьев. Мы не подделываем, мы оформляем.

– И грамоты, и выписки из школьных протоколов…

– А вы что, участвовали в математических олимпиадах?

– Нет, не участвовал… Но зачем?!

– Чтобы вы поверили в свои силы и согласились с нами сотрудничать, – без тени улыбки сказал Топорков. – Это было предрешено, но мы решили ускорить.

– Кем предрешено? – Оторопел Егор.

– Пророчества, приходящие с Земли, иногда имеют позитивный характер.

Егор попятился и, наткнувшись на покрытый пластиком диван, тяжело осел. Затем поводил ладонями в поисках пульта и, вспомнив, что находится не у себя, покорно сложил руки на коленях.

– Вы получили послание… обо мне?

– А что удивительного? Я и про себя несколько штук читал. Так, мелочь: в тотализатор тысячу таксов выиграл, кошку на дороге задавил. Все сбывается. У вас, конечно, не кошка, а покрупнее…

– Кого же я задавлю?

– Надеюсь, никого, – впервые рассмеялся Топорков. У него были желтоватые зубы и неправильный прикус. – В вашем послании не про кошку.

– А про что? – Вяло спросил Егор. – Я умру, да?

– Перестаньте молоть чепуху! Мы не похоронная контора. – Он бросил распечатку на стол и посмотрел куда-то в потолок. – Хорошо, Соловьев. Не хотел так рано открывать вам глаза, но в принципе, поверьте, собирался. По наитию, без жесткой установки, действовать легче. Однако если вы уж свели кое-какие концы, больше морочить вас не буду. В послании сказано, что вы его раскусите. Вы первым поймете, что это за сигнал, и кому он предназначен. Вот почему мы так настойчиво звали вас к себе, и почему мы так боимся утечки из вашей квартиры. Мы могли бы сразу взять вас под плотный колпак, но это привлекло бы внимание людей с Запада. Мы не были уверены, что они отыщут человека, указанного в послании, ведь вы на нашей территории. Но теперь это очевидно.

– И вы берете меня под колпак? – Спросил Егор.

Он оглянулся на дверь и приготовился к появлению отряда телохранителей или, по меньшей мере, Степана Голенко с карманным парализатором.

– Не берем, – покачал головой Топорков. – Вы будете работать еще активней, будете делать много выводов и часто произносить их вслух. Будете трепаться со мной по спецканалу и разглашать секреты в разговорах с товарищами.

– Товарищей у меня нет.

– С врагами, со своей невестой – с кем угодно.

– Дезинформация, – сообразил Егор. – Только погодите… Когда вы меня приглашали на работу… Диплом – это ясно. А как вы мне внушили знания? Их же не подделаешь. И не оформишь.

– Знания? – Удивился Топорков. – А, вот вы о чем. «Аналитические технологии»? «Свободный поиск»? Такого факультета вообще нет. Мы не старались построить безупречную легенду. Кому это нужно?

– Я не про документ, я про знания, – возразил Егор.

– Да какие у вас знания, о чем вы?

– Когда я приезжал к вам первый раз… вернее, прилетал – их еще не было. А во второй…

– Что «во второй»? – Прищурился Топорков.

– Во второй раз. Я был у вас дважды.

– Помилуйте! Я на память пока не жалуюсь. Вы пришли, мы с вами поговорили, вы дали согласие, потом мы пообедали. Могу сказать, что вы ели. Осетрину.

– Не спорю. Но я приходил и до этого.

– Ночью, что ли? – В голосе Топоркова все отчетливее слышалось раздражение.

– Я докажу. Время… события повторяются. Вы утверждаете, что когда настраивали спецканал, моего мажордома звали Холуй? Это было, опять же, в первый раз. А еще был второй. Вы снова настраивали, но уже с Соседом. Проверьте. Соединитесь с моей квартирой.

– Ну… Единственно ради вас.

Экран померк, и Егор принялся нервно кусать ноготь. Сейчас. Сейчас Топорков поймет и согласится. Он вынужден будет признать: здесь не шпионская история, а нечто большее. Петли. Словно кто-то отматывает ленту назад, и люди, как телегерои, проживают эпизод заново. А он, Егор Соловьев, – почему именно он?! – не выключается, он проходит этот отрезок, помня первоначальный вариант. Он видит и чувствует, как отличаются результаты. Взять те же рекорды по прыжкам…

И еще. Здесь есть кое-что другое. Они состряпали диплом, которого нет в природе. Но когда он появился, – пусть фальшивый – вместе с ним появились и знания – реальные. Егор приобрел то, чего не имел раньше. И никаким самовнушением этого не объяснить.

Кто-то его ведет… Куда и зачем?.. Вопрос не для Топоркова. Сергей Георгиевич – такая же фигурка, как и все остальные. Он занят сиюминутным: Восток – Запад… А тот, кто вытворяет эти штуки со временем, кто заставляет людей вспоминать то, чего нет, забывать то, что было… тот, кто заставляет людей верить…

– Он не Кто, он Что. Ему дела нет до вашей возни, граждане Востока и Запада. Вы – его часть, а ваша возня – часть его игры.

– А?..

Егор рывком повернулся к экрану, но увидел там не странника, а Топоркова.

– У вас, Соловьев, стоит скверный КИБ, – сказал тот. – Медленный и тупой. Вы неплохо зарабатываете, можете позволить себе технику поприличней. А, ну и зовут его Холуй. Обратитесь к врачу, Соловьев. Не бойтесь, на вашу карьеру это не повлияет.

– У меня… Холуй?

– Идите к себе и отдохните

– Значит, Холуй…

– Вы хотите сказать что-то еще?

– Нет… неважно. До связи, Сергей Георгиевич.

Егор поднялся с дивана и, не глядя на монитор, вышел.

Мажордом не распознает спецканал, отстраненно думал он, дожидаясь лифта. Зато умница Сосед представляется, как убогий Холуй, и связисты фирмы этого тоже вроде бы не замечают. Соседа подарила Маришка, кроме того, уж очень неожиданно их поверхностное знакомство преобразилось в любовь. Аккурат к его походу на фирму. И Маришка сразу уволилась, теперь она много времени проводит дома. У него дома – со своим хитроумным Соседом. Здесь все абсолютно ясно: Маришка работает на Запад. Но почему, почему Топорков этого не понимает?

Вместо того, чтобы хорошенько встряхнуть Стоянову, он предлагает сомнительный план с дезинформацией. Что втирать западным друзьям, он, кажется, еще не решил. Фигурка: сделал ход и замер.

Это очень похоже на поддавки. Маришка в открытую, не утруждая себя конспирацией, отправляет данные на Запад, а Топорков ломает голову над утечкой информации. Это не работа разведок, это какой-то цирк.

ВАША ВОЗНЯ – ЧАСТЬ ЕГО ИГРЫ.

ОН НЕ НАСТОЛЬКО СЛОЖЕН. ОН ГОРАЗДО ПРОЩЕ.

Насчет игры странник был прав. Но сам-то он кто в этом раскладе? Третья сторона… Наблюдатель? От кого?

Не от людей, мгновенно осознал Егор. Обе петли появились сразу после встречи со странником – в электричке и в лифте. Поправку к рекордам он обнаружил лишь благодаря книге странника, и сегодня – то ли сон, то ли явь, но странник опять что-то изменил. Изменил в мире. В Близнеце? Да, он говорил об этом. Близнец… место, где мы живем. Не планета – место.

Егора пробрала дрожь. Он полез за книгой, но вспомнил, что оставил плащ в музее.

ВЫ ЕЩЕ ВЕРНЕТЕСЬ, ВАМ ДЕВАТЬСЯ НЕКУДА.

Это были слова Катерины. Сегодня все только и делают, что цитируют послание.

Лифт остановился на его этаже, но покинуть кабину Егор не смог: путь преграждала высокая тележка, накрытая черной пленкой.

– Секундочку, – сказал молодой парень в форменном плаще. – Тут у нас…

В голове сверкнуло: Маришка! Они с ней что-то сделали! А он – про поддавки… Тюфяк набитый!

Егор подался вперед и, затаив дыхание, взял уголок покрывала.

– Не надо, примета плохая, – остерег его парень.

– Хуже не будет, – сказал Егор.

Поборов слабость, он приподнял пленку и чуть не засмеялся от счастья – это был мужчина лет пятидесяти. Кажется, он жил в левом крыле здания. Покойник был домоседом, и за все время Егор виделся с ним раза два или три. Он даже фамилии его не знал.

На груди у мужчины лежал планшет с заполненным бланком, и Егор, бесцеремонно откинув клеенку, прочитал:

ЖМЫХОВ АНАТОЛИЙ ГЕННАДИЕВИЧ.

– Сердце, – кратко пояснил парень и, ударив ногой по колесу, отодвинул тележку в сторону. – А будете без плаща ходить – на таком же самокате повезем, – добавил он.

– Сам в пассажиры не угоди, – огрызнулся Егор.

Он дошел до квартиры и потрогал ручку – дверь была открыта.

– Ну как там, в музее? – Спросила Маришка, перемешивая в стеклянной миске что-то нежно-розовое.

– Потрясающе, – буркнул он. – Камеру переноса видел, своими глазами. И про Колонизацию… лекцию…

– Ты чего такой бледный?

– Да… на площадке…

– Сосед умер? Я слышала. Салат будешь? Из лосося.

– Буду. Рыбы побольше. А Жмыхов…

– Всех не спасешь, Егор, – не отрываясь от стряпни, сказала Маришка. – Вы направления в клинику разослали? Разослали. Сто Жмыховых явились, а этот поленился. Скоро привыкнешь.

– Дура ты. Я за тебя испугался.

– Это с какой стати? Разве ваш главный по плащам тебе не говорил, что мы друг друга не убиваем?

– А что же вы друг с другом делаете?

Маришка пожала плечами и скрылась на кухне.

– Вообще-то, спасибо, я тронута, – крикнула она.

– На здоровье, – язвительно ответил Егор. – Ты спишь со всеми объектами, или только со мной?

– Только с тобой. Но мне было не противно, – с глумливым спокойствием отозвалась она.

– Спаси-ибо…

– На здоровье, Егор. Они тебе уже сообщили?

– Что?

– Ну, что я…

– Пять минут назад. Вернее, я сам допер, но они тоже догадываются.

– Да уж пора бы.

Маришка снова вошла в комнату – на ней были бриджи и объемная курточка с косой «молнией». В руках Маришка несла две тарелки с салатом.

– Ты куда это собралась?

– Сперва поедим, – сказала она, садясь на диван.

Егор ковырнул розовую массу и отбросил вилку: лосося в салате было не больше половины. Остальное – не-рыба – будило в нем рвотный рефлекс.

– Угораздило же меня со старухой роман закрутить…

– С какой старухой?! – Возмутилась Маришка.

– Ты на десять лет старше меня. По документам.

– А-а… Егор, этой шутке знаешь, сколько? Ну где там ваши бойцы? Я готова.

– Бойцы?.. – Недоуменно переспросил Егор и еле успел уклониться: выбитая дверь плашмя пролетела над столом и ударилась о стену.

В дверном проеме повисло непроницаемое облако пыли, из которого, словно из ночного кошмара, выскочили ноги в мягких, зашнурованных до колен, сапогах.

Степан, самый дорогой курьер на Близнеце, был одет в черную рубаху с длинным рукавом – более абсурдного наряда Егор представить не мог.

– Обедаем? – Слащаво спросил Голенко. – И опять рыбка? Ты, Соловьев, однообразен.

– Стучаться надо, – с улыбкой сказала Маришка. – В школе не учили?

– А я постучался.

Он указал на сломанную дверь и картинно почесал затылок. Когда его ладонь вернулась из-за головы, в ней оказался короткий ребристый цилиндр. Слева от Егора что-то звякнуло, и он вжался в спинку дивана. Маришка, как и Степан, держала в руке парализатор.

Стоянова и Голенко, продолжая улыбаться, целили друг другу в живот и – не стреляли.

– Мы будем платить больше, – сказала Маришка.

– Больше мне не надо, – ответил Степан. – А тебе кроме денег мы предлагаем статус. До конца жизни.

– Орден и коттедж в умеренной зоне? У меня уже есть.

– Значит, не договорились.

– Значит, нет.

В комнате одновременно раздались два щелчка, и Голенко повалился на пол.

– Маришка!..

Та что-то промычала и уронила голову Егору на плечо.

– Вы спятили, да?! – Он вскочил и, прыгнув к Степану, остановился.

Маришка умоляюще смотрела ему в лицо. Моргнув, она показала глазами на сумочку.

– А… анти… – бессильно прошептала она.

– …дот, – хрипнул Голенко.

– Шпионы, маму вашу! – Обозлился Егор. – Как вы меня все!..

Он расстегнул у Степана нагрудный карман и достал оттуда шприц-ампулу. Потом подошел к столу и, вывернув сумочку, разыскал в куче брошек второй, такой же.

– Хорошо, что вы говорить не можете. Представляю, что бы вы тут…

Егор подкинул в ладони прозрачные тюбики и, взглянув на тела, задумался. Из двух вариантов он предпочел бы третий, однако не был уверен и в нем. Оставить обоих и уйти – это поссориться сразу со всеми. Сам по себе, один против Запада и Востока, против двух Австралий, гори они синим пламенем… Не хотелось даже и пробовать.

Он снял на шприце защитный колпачок и слегка надавил – по тонкой игле сползла маленькая слезинка.

– Куда колоть-то? – Раздраженно спросил он у Маришки. – В шею? В руку? В жо?..

– …ута …очешь, – беззвучно ответила она.

– Надо же, какая покладистая.

Егор распахнул на ней куртку и прицелился в плечо, но Маришка неожиданно перехватила его запястье.

– Вот дать тебе по морде, хамло несчастное! – Бодро произнесла она.

– Сама выздоровела?

– Вроде того. – Маришка встала и, подойдя к Голенко, быстро ощупала его рубаху. – К таким встречам надо заранее готовиться, усек?

Она подняла с пола парализатор и сделала шесть выстрелов подряд. Степан дернулся – шесть раз – и, кажется, намочил штаны.

– Он не умрет? – С опаской спросил Егор.

– Нет. А ты молодец.

– Проверочка, да?

– Куда ж без этого!

– Угум… большие деньги, коттедж и… что еще? Орден?

– Тебе это ни к чему.

Маришка принесла из кухни портативный КИБ и, откинув крышку-экран, начала что-то выстукивать на клавиатуре. Егор попытался понять, чем она занимается, но Маришка работала в незнакомой операционной системе, и ничего, кроме хаоса символов, он не обнаружил. Однако этот хаос что-то напоминал…