Аромагия. Книга 1 Орлова Анна

Не став спорить, повариха послала мальчика за Аснё.

– Мы не трогали ту пакость, даже пальчиком не притрагивались, все как было оставили! – гордо сообщила она, расправляя крахмальный передник и объемистый чепец, венчавший ее голову, как паруса – корабль.

Вскоре появилась искомая «кухонная девушка», которой было велено показать мне ее находку.

– И смотри мне, чтоб ни слова! – сурово наказала повариха служанке. – Посмей только!

– Да-да, – часто кивая, пообещала та. – Молчать буду!

А глазки у нее любопытно поблескивали и язык, совершенно определенно, уже чесался.

Впрочем, на чужой роток не накинешь платок, как любил говорить инспектор Сольбранд…

Служанка казалась совсем не огорченной тем, что происходило в доме, напротив, она наслаждалась кипением страстей, подозрениями и всеобщим вниманием. Ей посчастливилось раздобыть важную улику – чем не повод для гордости? Авось и в газетах о ней напечатают…

Подобные типажи меня не занимали, так что в монолог девицы я не вслушивалась, пропуская мимо ушей журчание ее слов. Куда интереснее таинственный приворот.

Пока мы пробирались по узким коридорам, я размышляла. Для заклятия вовсе не нужны тринадцать трав, собранных в полнолуние на кладбище, восковые куколки или прочие глупости. Все это лишь дань суевериям, а настоящий приворот – просто рифмованные строки, записанные рунами.

«Любовные песни по нраву Фрейе», – вспомнилось к месту.

Быть может, лукавой богине любви действительно угодны романтические стихи, однако люди смотрят на них совсем иначе. Сентиментальные поэмы вызывают слезы умиления у юных девушек и почтенных матрон, но вплетать в них магию недопустимо.

Мансег (в просторечье приворот) карается весьма сурово, так как, по сути, это насилие. Жертва не сможет сопротивляться власти рифмованных строк, оказываясь из-за них в беспомощном состоянии.

Но для этого не нужно ничего подбрасывать в постель! К тому же сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из прислуги рискнул пронести подобное в дом, даже за солидное вознаграждение. Ведь наказание за приворот – изгнание.

Так рисковать ради того, чтобы увести чужого мужа?! Впрочем, глупость человеческая бесконечна, поэтому все возможно.

Быть может, именно в заклятии кроется причина болезни господина Холлдора? Такое случается при неумелом использовании рун… Однако доктор с уверенностью заявил о мышьяке. Так что эту удобную версию пришлось отбросить.

Тем временем мы, наконец, прибыли.

Распахнув массивные створки двери, девушка поманила меня за собой, поблескивая глазками, словно любопытная мышка.

В центре спальни, на возвышении, царственно располагалась кровать, обрамленная мягкими складками балдахина. Моя провожатая откинула уголок пышной перины, под которой обнаружился небольшой навесной замочек, накрепко запертый. Я осторожно взяла его в руки, игнорируя протестующий писк служанки. Несомненно, подобная вещь никак не могла оказаться здесь случайно.

И верно, на обратной стороне увесистого замочка обнаружился следующий текст:

«Слову мудрому ключ, замок! А поставит она тело в тело, и будет жила твоя мужеская да тайная тверже любого железа, каленого и простого, и всякого камня, морского, земного, подземного. И не падать жиле твоей во веки веков…»

Это небольшое заклятие не подразумевало двоякого толкования!

Надо думать, госпожа Мундиса переборщила, подмешивая мужу мои составы, раз уж тому потребовались такие средства… Видимо, мужская сила господина Холлдора ослабла настолько, что он впал в панику.

Забывшись, я произнесла это вслух и тут же спохватилась.

По округлившимся губкам и горящим глазам служанки было видно, как ей не терпелось оказаться на кухне, чтобы выложить все подробности прислуге, а потом газетчикам.

– Милая, как тебя зовут? – спросила я, пристально на нее глядя. Разумеется, имя ее я отлично помнила, но тут важен психологический момент.

– Аснё, – пискнула она, теребя передник.

– Замечательно, – кивнула я. – Так вот, Аснё, никто не должен знать, что ты здесь видела. Понятно?

Она послушно кивнула, хоть явно не вняла.

– С твоим женихом может случиться та же беда… – задумчиво заметила я, безразлично отворачиваясь. Впрочем, это нисколько не мешало мне ощутить хлынувший от нее острый металлический запах страха. Иногда очень полезно, что тебя считают всемогущей ведьмой!

– Госпожа, не надо! – взмолилась она. – Я никому не скажу, никому!

– Вот и хорошо, – заключила я и велела: – А теперь проводи меня обратно на кухню.

К моему возвращению у поварихи был готов настоящий пир: холодные сандвичи с сыром, крепкий кофе (ума не приложу, как она догадалась, что я его люблю), пирожные с кремом, вишневые кексы и имбирные коврижки. Должно быть, она соскучилась по любимому делу и обрадовалась возможности хоть кого-то накормить до отвала.

Все это настолько вкусно пахло, что не было никаких сил удержаться и не попробовать хоть кусочек! Пряная сверкающая корица, сладкая нега шоколада, гладкая нежность кокоса, сливочный сыр, леденцовый имбирь – настоящее блаженство для обоняния.

За третьим кексом я принялась расспрашивать добрую женщину:

– Скажите, а когда это случилось, кто прислуживал за столом?

– Я-то и прислуживала, а Аснё помогала, – призналась она, ловко мешая тесто.

Я с одобрением отметила, что она добавила настоящий ванильный сахар, а для цвета – щепотку куркумы.

– Только вы не подумайте, ничего такого не было!

– Но ведь вы подтвердили, что госпожа Мундиса что-то подсыпала вашему хозяину?

Пожалуй, стоило бы погостить здесь неделю-другую, когда эта история закончится. С другой стороны, потом придется опять худеть… Впрочем, лучше неделю наслаждаться лакомствами, а после месяц сидеть на диете, чем лишать себя праздника желудка.

Подумав так, я решительно взяла четвертый необыкновенно вкусный кекс.

– Это Аснё сболтнула! – выдохнула повариха с такой злостью, что сразу стало понятно, почему она так взъелась на девушку. – А «леденцы» и рады-то…

– А что-нибудь показалось вам странным? Может быть, хозяин жаловался на необычный привкус? – спросила я. Лицо поварихи потемнело, и я торопливо объяснила: – Так можно понять, в каком кушанье содержался яд. Возможно, отрава попала в пищу по ошибке…

Хотя, откровенно говоря, я понятия не имела о вкусе мышьяка.

– Ну я-то вам одно могу сказать: стряпала я все как следует! – провозгласила повариха задиристо.

– Вы действительно очень вкусно готовите, – подтвердила я с чувством, любовно разглядывая ее кулинарные творения. Она разом подобрела, заблагоухала корицей, даже разрумянилась, сделавшись похожей на одну из своих булочек. – Значит, никто не заметил ничего необычного?

– Нет, они вообще не разговаривали, – покачала головой она. – В ссоре-то были, молчали больше. Только соль там просили передать или еще что… Да еще хозяин хворал последние дни, дурно ему бывало, потом вроде отпускало… А, хозяин говорил еще, мол, как хорошо грибами пахнет, я удивилась – я ж грибов не клала…

– Грибами? – обрадовалась я. – Вы хорошо помните?

– Да, точно так было! – закивала она. – Померещилось ему что-то.

А мне вдруг вспомнилась давешняя сцена: я сосредоточенно отмеряю любисток, а госпожа Мундиса стоит рядом, наблюдает с интересом и спрашивает о старом поверье. Я тогда рассеянно отозвалась, что не зря ведь говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок…

Имелось в виду, что любисток – великолепная приправа, которая усиливает вкус мяса и делает овощи необыкновенно вкусными.

Возможно ли, чтобы госпожа Мундиса поняла мои слова превратно?

Надо думать, вполне. А ведь любисток придает пище грибной аромат! Хм, но откуда тогда взялся мышьяк?!

Я глубоко вздохнула и поинтересовалась:

– А господин Холлдор весь день провел дома?

– Нет, он перед самым обедом явился. – В звучном голосе поварихи послышались осуждающие нотки: – От этой своей!

– Вы уверены?

– Что от нее-то? Конечно! – фыркнула она. – Он весь такой неопрятный был, зацелованный и растрепанный. Как не стыдно, перед всеми-то! А хозяйка-то как расстроилась, чуть не заплакала…

Она вытерла фартуком увлажнившиеся глаза и взмолилась:

– Госпожа, вы-то знаете, не могла она! Найдите, кто это сделал.

– Непременно найду, – пообещала я твердо.

– Хозяин тоже не верит-то, что это хозяйка! Днем инспектор к нему заявился, допрашивать вроде как. Так хозяин ему так прямо и сказал: мол, не верю, другого виновника ищите! Тот «леденец» аж красный выскочил от него! Вот так-то! – С этими словами она торжествующе помахала пальцем почти у меня перед носом.

Любопытно, весьма любопытно…

– А какие вообще отношения у ваших хозяев?

Прислуга зачастую знает куда больше, чем друзья и родные. Правда, обнаруживать осведомленность не любит.

Повариха поколебалась, но ответила:

– Ну, последние денечки они вроде как в ссоре были-то. А до того… Хозяин жену прям на руках носил… – Она снова огляделась и добавила жарким шепотом: – Не поверите, бывало, из спальни не выпускал, с ума по ней сходил! Прям безумная страсть-то!

У меня дрогнули губы. Видела бы она, какое лицо было у госпожи Мундисы, когда та прибежала искать спасения от столь впечатлившей повариху «страсти безумной»…

Я принялась прощаться.

Кстати, к хозяину дома меня не пустили, сославшись на предписание доктора.

С трудом удалось отказаться от свертков с пирожками, сандвичами и кексами и пришлось пообещать непременно зайти снова.

Меня торжественно усадили в кэб, благословили на дорожку и помахали вслед…

Уф. Мило, хоть и несколько утомительно.

– Куда ехать, госпожа хорошая? – поинтересовался возница, обдав меня запахом пота и перегара.

– Аптекарский переулок, дом доктора Торольва, – ответила я, дыша ртом.

Он фыркнул, пробормотал себе под нос что-то об изнеженных дамочках и тронул лошадей.

Мерное покачивание кэба на крутых улочках Ингойи, перестук копыт, гортанные выкрики возницы, даже смачные звуки плевков были так знакомы и привычны, что, думая немного поразмыслить по дороге, я незаметно для себя задремала.

Снились мне всякие нелепости. То Ингольв кричал, что я его бессовестно приворожила; то свекор требовал зелье для мужской силы; а потом лично я сыпала в тарелку господина Холлдора (лица его я не видела, но была твердо уверена, что это именно он) некий белый порошок, злорадно при этом хохоча…

Я была рада проснуться от стука в окошко и грубого голоса возницы.

– Приехали, госпожа хорошая, – громко сообщил он.

Рассчитавшись, я выбралась из тесного кэба и с радостью вдохнула свежий солоноватый воздух. Моросил дождик – такой может зарядить на неделю, а я опрометчиво не захватила зонт. Впрочем, идти недалеко, а полы шляпки и добротное пальто защищали от холодных брызг.

Кэб укатил, а я осталась на тротуаре. Аптекарский переулок состоял всего из двух зданий: собственно дома доктора и аптеки, принадлежащей господину Фросту.

К почтенному господину Торольву меня проводили незамедлительно.

Он вкушал послеобеденный отдых, лениво куря трубку и листая книгу, которую при моем появлении поспешно спрятал в ящик стола.

– Ох, здравствуйте, госпожа Мирра. Очень рад вас видеть! Попрощаться, так сказать. Да-да, попрощаться!

Доктор вскочил на ноги и стоял, забавно покачиваясь с носков на пятки и обратно, опираясь маленькими ручками на стол. Он напоминал пингвина: маленький, кругленький, в неизменном темном жилете и белой рубашке, плотно натянутой на солидном брюшке.

– В каком смысле – попрощаться? – начала я, но нас прервали.

Служанка принесла чай, на который доктор посмотрел с плохо скрываемым отвращением. Когда она вышла, он открыл ящик стола, чем-то там пошелестел и извлек небольшую бутылочку коньяка.

– Повод, да-да, есть важный повод! Я решил выйти на покой. Да-да, на покой! – сообщил он со смесью радости и сожаления, с потешной суетливостью наливая коньяк в чай. – Хочу розы растить, за овечками ухаживать. Тоска зеленая, смею вам сказать. Но деваться мне решительно некуда: я совсем ослабел. Я старик. Да-да, старик!

– Ну что вы, – возразила я. – Вы еще многим молодым фору дадите.

– Ах, госпожа Мирра, не утешайте старика. Да-да, старика! – расчувствовался доктор. – Я не оставлю старых пациентов, но остальным придется рассчитывать на вас, аптекаря Фроста и нового доктора… Да-да, нового!

– В Ингойю приезжает новый доктор? – удивилась я, принимая из его рук чашку.

Мало желающих переехать в самую северную столицу мира (а Ингойя действительно носит этот почетный титул, хоть и является столицей всего лишь острова). Тем паче среди переселенцев немного людей образованных и солидных – таких и в родных местах ценят. С другой стороны, местные тоже не стремились в другие страны, даже ради учебы. Выпускников единственного Хельхеймского университета отчаянно недоставало на все городки и поселки, поэтому на всю Ингойю из лекарской братии имелся только доктор Торольв, аптекарь Фрост и в определенном смысле я сама.

– Да-да, буквально на днях.

– Как жаль, – непритворно опечалилась я.

– Надеюсь, мой преемник окажется славным парнем. Да-да, славным парнем!

Я неопределенно пожала плечами – перемены всегда не слишком приятны – и решила говорить по существу:

– Доктор, а вы совершенно уверены, что господина Холлдора отравили?

– Несомненно! Да-да, несомненно, – ответствовал он, тщательно протирая пенсне и привычно покачиваясь с носков на пятки и обратно. Пахло от него лимоном – уверенностью. – Сам он ничего сказать не смог, но, видите ли, проба Марша…

Закончить ему не дали: дверь приоткрылась, в щель заглянул взволнованный секретарь и застрекотал что-то о срочном вызове.

Привычный к странной манере разговора своего секретаря, доктор с минуту слушал, потом вскочил, торопливо схватил медицинский чемоданчик и ринулся к двери. Только на пороге он вспомнил обо мне:

– Ох, госпожа Мирра, мне, право, неловко… Да-да, неловко. Простите меня, безотлагательное дело! Вы придете в другой раз или обождете здесь? Уверяю, это ненадолго. Да-да, ненадолго. О чем я? Ах да, мы с вами говорили о пробе Марша. Вот, у меня на столе новейший журнал, там есть статья, почитайте сами… Да-да, почитайте! А я вскорости вернусь…

Не дав мне даже слова сказать, почтенный доктор выскочил из кабинета.

Мне оставалось только взять предложенный журнал, лежащий чуть в стороне от стопки других.

Надо думать, доктор внимательно следил за новейшими веяниями в медицине, если выписывал с материка такую кипу литературы. Отыскать статью об отравлениях мышьяком удалось без труда. Действительно, весьма похоже, что несчастного господина Холлдора накормили этим ядом…

Не было решительно никаких соображений о том, кто, кроме госпожи Мундисы, мог покушаться на жизнь ее мужа.

Тут я добралась до любопытных фактов, изложенных в самом конце. Наряду с данными о безопасной для человека дозе мышьяка и сообщением, что он широко применялся стеклодувами и позволял придавать стеклу разную степень прозрачности, там содержались еще более интересные сведения…

Я отложила в сторону журнал. В этой темной истории наконец забрезжил свет! Расследование – будто клубок ниток, тут главное, найти кончик и суметь за него потянуть.

Все стало на свои места, но едва ли это можно считать моей заслугой, тут скорее невероятное везение и немножко внимательности. Просто полиция наверняка даже не удосужилась проверить другие версии! Обрадованный идеей моей причастности к отравлению, инспектор Бернгард ухватился за нее обеими руками…

Что ж, ему придется за это поплатиться!

За следующую четверть часа я успела хорошенько проштудировать статью. Оставалось прояснить один немаловажный момент, для чего пришлось дожидаться доктора Торольва.

Едва он появился на пороге, я выпалила:

– Доктор, а могло ли случиться так, что мышьяк господин Холлдор принял не во время обеда, а, скажем, за час до того?

Господин Торольв взглянул на меня с немым удивлением, снял пенсне и принялся тщательно протирать стекла.

– Да-да, могло. Если он регулярно потреблял небольшие дозы… Да-да, небольшие. Между нами говоря, и в этот раз мышьяка было совсем немного. Накопление, видимо… Но сейчас пациент уже уверенно пошел на поправку!

– Благодарю вас, доктор! – Я улыбнулась и встала. – Позвольте ненадолго позаимствовать этот журнал?

– Ах, разумеется. Да-да, разумеется, – недоуменно моргая, тотчас согласился почтенный доктор.

– Кстати, а вы кому-нибудь давали этот номер?

– Разумеется. Да-да, разумеется. Господин Фрост регулярно берет мои книги и журналы. У нас с ним договоренность, да-да, договоренность.

– Благодарю вас, доктор!

Я готова была его расцеловать: любезнейший доктор подтвердил все мои догадки.

Секретарь господина Торольва вызвал мне кэб – уже третий за этот день.

Куда теперь? Надо бы сообщить полиции о результатах моего небольшого расследования, ведь я никак не могла сама обыскать дом и допросить причастных…

«Волка ноги кормят», – вспомнилась фраза инспектора Сольбранда, и я решительно велела извозчику править в ИСА.

У тускло-серого дома, двери которого были окрашены краской веселенького кроваво-красного оттенка (такого же, как и фонари на примыкающей улице), я спешилась и решительно позвонила.

Никто не чинил мне препятствий, и вскоре я вошла в жарко натопленную комнату.

Инспектор как раз подбрасывал уголь в камин. Здесь, на острове, деревьев слишком мало, так что не каждый может позволить себе роскошь топить дровами. К сожалению, уголь сильно чадит, и черный налет оседает на обстановке, придавая ей мрачные тона.