Судьбы местного значения Стрелков Владислав

Глава 2

На столе лист с записями в квадратиках, от которых тянутся стрелочки. Схема выстраивалась сложная. Вроде каждый элемент с фактами вполне логичен, даже совместно с другими фактами. А возьми все вместе – не сходится. Понятно, что чего-то не хватает. Того, что скрепит всю схему, сделает понятней, логичней. Маленького винтика, но важного и незаменимого. Именно его не хватает. Где искать этот фактор?

Старший майор гипнотизирует лист, пытаясь понять направление поиска, и вдруг замечает, что нарисованная им схема неожиданно обрела контур знака вопроса. Символично. И понизу выстроились вопросительные знаки. Некоторые дополнены восклицательным…

Всю ночь Судоплатов просматривал документы. Читал копии записей, сверял со сводками. Пытался анализировать. Строил схемы, но все упиралось в один большой вопрос – как? Как свести все факторы в логичную схему?

Кто может владеть такой информацией – предположить можно. Об источнике тоже варианты имеются. Но как можно знать точно, что все произойдет именно так, а не иначе? Достоверно известно время и дата передачи обеих тетрадей. Как объяснить точные действия противника, описанные в тетрадях после известной даты? Провидец какой-то писал, но это мистика и не вариант. В какой-то коварный план немцев тоже не верилось, смысл теряется. Тогда что?

Старший майор каждый раз возвращался к стенограмме беседы с лейтенантом Денисовым. «Резеда тетрадь мне передал около десяти двадцать седьмого…» Двое суток прошло, как лейтенант добрался до особого отдела армии. Как пояснил лейтенант, после подрыва моста, вместе с отделением сержанта, пару часов держали оборону, пока немцы не организовали артиллерийский обстрел и авианалет. Пока добирались до своих, Денисов никому тетрадь не показывал, гранату и бутылку не вынимал, что подтверждают опросы бойцов отделения сержанта Давыдова. Капитан Жаринов, начальник особого отдела, организовал эвакуацию…

С тетрадью от Маевского немного сложнее – имеется рапорт капитана Перепелкина и стенограмма краткой беседы с бригадным комиссаром Серебровским. Краткой из-за тяжелого ранения, врачи не дали много вопросов задать. Но комиссар утверждал, что Перепелкин передал документ лично, а сама тетрадь получена тоже двадцать седьмого в восемь утра.

Судоплатов нарисовал очередной знак вопроса, добавил пару восклицательных, подавил очередной зевок, потер лицо и продолжил рассуждать. Передача тетрадей случилась почти в одно время, но в разных местах. В обоих случаях фигуранты погибли. Были ли знакомы Резеда и Маевский – выясняется. Эксперты-графологи дали предварительные выводы – тетради написаны разными людьми. Причем людьми с высшим образованием, а в случае с Маевским двумя минимум. Кроме медицинского, технология производства, а еще военное, кроме того, предположительно, филологическое. С последним предположением пока вопрос – но с привлечением специалистов МУРа, решится. И еще одно, что объединяет обе тетради – псевдоним «Феникс». Почему неизвестный источник выбрал такой позывной? По полноте и методу передачи больше «Сирин» подходит. Хотя в мифологии Судоплатов был не силен.

Наконец старший майор не выдержал – глаза буквально слипались. На часах пятый час доходит, а в восемь совещание у наркома. Меркулов сообщил, что как раз доставят третью тетрадь от Феникса. Если успеют, то сделают копии для анализа, а исходник направят на экспертизу. Судоплатов устроился на кушетке и закрыл глаза. Пара часиков имеется. Выспаться не выспишься, но хоть бодрее будешь…

Недолгий сон прибавил бодрости. После умывания небольшой завтрак – чай с печеньем и к наркому.

Перед дверью стоял Меркулов. Вид имел бодрый.

– Глаза красные, Павел Анатольевич, – сказал, поздоровавшись, комиссар третьего ранга. – Поспал ли?

– Удалось вздремнуть пару часов. Работал бы и работал – что не документ, то вопросов ворох.

– И много вопросов наработал?

– Целый сундучок, точнее большой сундук.

– А ключика к сундуку не подобрал? – хмыкнул Меркулов. – Я тоже всю ночь голову ломал, но ребус не раскусил. Ничего, может, с третьим «посланием» намеки на источник найдутся.

Комиссар третьего ранга глянул на часы.

– Пора, – сказал он и открыл дверь.

В приемной сидело трое – два капитана госбезопасности и пехотный майор, но Судоплатову был знаком только один – капитан госбезопасности Лукин. Меркулов, очевидно, знал обоих, так как кивнув Лукину, он шагнул ко второму капитану. Тот тоже вскочил.

– Иван! – и Меркулов крепко пожал тому руку. – Какими судьбами?

– Служебными, Всеволод Николаевич, служебными! – радостно сообщил капитан.

– Знакомься, Павел Анатольевич, это мой давний друг – Иван Савельевич Горянников.

Но знакомству помешал секретарь, пригласивший всех, кроме пехотного майора, пройти к наркому.

– Проходите, товарищи, садитесь, – сказал Берия.

Судоплатов сел рядом с Меркуловым, напротив сели Лукин и Горянников. Перед каждым лежали папки с документами.

– Для начала хочу представить капитана госбезопасности Горянникова Ивана Савельевича, – сказал Берия. – Есть мнение, направить его для работы в вашу группу, товарищ Судоплатов.

Старший майор кивнул.

– Тогда начнем, товарищи, – нарком раскрыл папку. – Итак, на повестке сообщения от неизвестного источника под псевдонимом «Феникс». На данный момент имеется три послания от этого источника. С первыми двумя вы ознакомлены. Перед вами папки с копиями, снятыми с тетради, переданной капитаном Жуковым, командиром разведбатальона. Прошу просмотреть листы с первого по девятый номер.

Некоторое время все читали, перебирая листы, лишь Лукин просто сидел. Судоплатов понял, что именно он доставил третью тетрадь и с её содержанием знаком.

– Прежде чем высказывать предположения по информации из третьей тетради, – сказал нарком, когда все закончили чтение, – товарищ Меркулов, доложит по первым двум.

Комиссар ГБ третьего ранга поднялся.

– Начну с тетради Маевского. Передана утром 27 июня лично в руки командующему генерал-майору Степанову Александру Михайловичу. Содержит общую информацию по всем фронтам на несколько дней – с 27 по 30 июня. В ней имеются данные о противостоящих силах противника, количестве личного состава и техники, звания и ФИО командующих от полка и выше. Кроме того, имеется описание так называемого плана «Барбаросса», или директивы номер 21. Отдельно от этой информации имеется описание технологии производства лекарства с названием Penicillium.

– Тетрадь Резеды тоже передана утром 27 июня, – продолжил комиссар ГБ третьего ранга. – Содержит аналогичные сведения, что в тетради Маевского, включая описание директивы номер 21. Там же описание признаков подделки наших документов и сведения о батальоне «Брандербург-800». Обе тетради объединяют – дата и время передачи и наиболее полные сведения о силах вермахта в местах передачи. Объединяет стиль написания. И самое основное, обе тетради подписаны одним псевдонимом – «Феникс». Доподлинно известно, что в обеих тетрадях после передачи ничего не изменялось и не дописывалось.

– И последнее, – Меркулов сделал паузу, – все сведения из тетради тщательно проверялись. На девяносто процентов имеются подтверждения. У меня всё.

– Хорошо, товарищ Меркулов, – кивнул Берия, – садитесь. Теперь вы, товарищ Лукин. Начните с… вашего приезда в дивизию.

Лукин поднялся и начал доклад:

– Утром 27 июня мы прибыли в расположение дивизии. Для выполнения приказа была необходимость в усилении, так как после боя группа потеряла почти весь состав. С этим вопросом я обратился к полковнику Скоробогатову. Командир дивизии пошел мне навстречу и выделил командира разведбатальона Жукова с бойцами. Кроме него в группу я взял майора Крамаренко, командира сто сорок девятого разведбата. В штабе дивизии мне передали трофейную карту с документами оберст-лейтенанта Йохана Ритгена, которого захватил капитан Жуков, вместе с картами он передал пояснительную записку в тетради. Я успел прочитать только первые листы, которые содержали описание действий противника. Отметил – краткость, точность и вполне разумные выводы с пояснениями, согласно трофейной карте. Далее читать времени не было. В Зельву как раз вошли немцы, и группе пришлось поторопиться. К спецвагону направились майор Крамаренко и капитан Жуков, имеющие опыт минирования. При закладке зарядов произошло столкновение с противником, и капитан Жуков был тяжело ранен. Он остался, чтобы подорвать заряд, и обеспечил уничтожение спецвагона. Вернувшийся Крамаренко передал слова капитана Жукова, дословно – Феникс возродится. Как случилась возможность, я просмотрел тетрадь подробнее и обнаружил там этот псевдоним. По опросам сослуживцев, характеризующих капитана Жукова с положительной стороны, подтверждаю – тетрадь написана лично капитаном. Большинство его уцелевших бойцов видели, как он работал над записями. Писал не задумываясь, от чего можно предположить – четкое знание изложенной информации.

– По содержанию тетради. Подробные действия противника в районе Гродно и общие по фронтам. Исходя из доклада товарища комиссара третьего ранга, эти данные тоже можно считать подтвержденными. Так же, как и в других тетрадях, имеется директива номер двадцать один, именуемая план «Барбаросса». Общие положения так называемого «плана Ост», некоторые иные рекомендации. Особый интерес представляет рекомендация по противовоздушной обороне городов, особенно по городу Горький.

– Лист номер одиннадцать, – сказал Берия, прерывая Лукина, – прочитайте, товарищи. Особое внимание на последний абзац.

Судоплатов нашел нужный лист и принялся читать.

«Важно! Так как заводы города Горький обеспечивают РККА до 30 % техникой и вооружением, заводы города и прилегающие предприятия, такие как Горьковский автомобильный завод, заводы Сокол, Красное Сормово, Двигатель Революции, находятся в приоритете на удар авиации люфтваффе. Прописано в директиве № 21 план „Барбаросса“ пункт № 4. В конце августа – начале сентября немецкая авиация совершит разведывательный полет для авиасъемки объектов военной промышленности города. Авианалеты начнутся по достижении оптимальной дальности авиации противника. Рекомендую провести более детальные мероприятия по маскировке объектов, а также качественное и количественное усиление ПВО города Горький и предприятий города Дзержинск. Кроме того, в самом городе будет действовать группа нелегалов, работающая на абвер. Не исключена передача сведений немецкой разведке о точном расположении предприятий и наведении сигналами самолетов противника при авианалетах».

После прочтения Лукин посмотрел на наркома, Меркулов задумался, а Судоплатов и Горянников принялись что-то интенсивно черкать на листочках. Ясно, что необходимо провести жесткие мероприятия по выявлению вражеской агентуры. Насторожило другое.

– Какова дальность немецких бомбардировщиков? – спросил комиссар ГБ третьего ранга.

– Максимальная – до трех тысяч, – ответил Горянников. – Но это общая дальность без груза. Точка возврата – полторы тысячи. С бомбовой загрузкой гораздо меньше, плюс время на бомбометание. Выходит что-то около семиста-восьмиста километров.

– Это же… – Меркулов не договорил.

– Получается по прогнозу Феникса, – продолжил Судоплатов, – в начале сентября фронт будет проходить через Смоленск – Брянск?

– Выходит, так, – кивнул нарком. – Возникает вопрос, что некие товарищи, скрывающиеся под псевдонимом «Феникс», не верят в силу Красной армии? Стоит ли доверять такому источнику?

На некоторое время воцарилась тишина.

– Считаю – стоит! – решительно сказал Судоплатов. – Во всех трех посланиях все факты были подтверждены. И немцы действовали согласно записям. Несли тяжелые потери. При таких условиях все подозрения на отвлечение нашего внимания от чего-то – бессмысленны. А раз прогнозы Феникса сбываются, то не верить нельзя. Зная предстоящие события, мы можем предотвратить наши возможные потери и нанести свой удар. К дополнительным сведениям, таким как улучшение ПВО советских городов, необходимо отнестись крайне внимательно. Это касается и иных вопросов по Фениксу.

– Хорошо, – кивнул Берия. – Я с вами согласен. Теперь насчет «иных» вопросов. Возьмите и прочтите лист номер 12.

Присутствующие перебрали листы в папках, нашли нужный и принялись за чтение.

«4 августа 1941 года состоится совещание командующих и начальников штабов вермахта. Совещание пройдет в Старо-Борисово, в бывшей усадьбе великих князей Романовых. На совещании ожидается присутствие Гитлера. Он считает знаковым проводить совещание в доме, где ночевал Наполеон накануне Березинской переправы в 1812 году. Перед посадкой на аэродроме города Борисов самолет рейсхканцлера совершит облет города Минск. Точное время облета и посадки – не известно. Точно известно – перед совещанием запланирована встреча с военным атташе императорской Японии».

После прочтения Судоплатов даже немного вспотел – какая информация! Боковым зрением отметил мимику капитана Горянникова и комиссара третьего ранга. Если Меркулов держал покерфейс, то капитан зловеще улыбался. Наверно, представляя, как он лично уничтожает Гитлера. Хм, сам бы не отказался. Павел Анатольевич вернулся к чтению.

«Информация без подтверждения – планируется покушение на рейхсканцлера. Инициатор генерал-майор, 1-й офицер Генерального штаба, в штабе группы армий „Центр“ Хеннинг фон Тресков».

Тоже интересный момент. Надо будет подумать – как таковой факт использовать?

«14 августа 1941 года запланировано посещение рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером города Минск. Гиммлер прибудет в Барановичи, в сопровождении Карла Вольфа. Из Барановичей кортеж Гиммлера проследует через Ляховичи в Минск. Гиммлер проинспектирует концлагеря и гетто для евреев. Посетит картинную галерею и оперный театр. Не упустите такие возможности!»

– Неожиданный поворот, – резюмировал Меркулов. – Похоже на медовый пряник из ящика Пандоры…

Присутствующие с этим согласились.

– Очень точное определение, Всеволод Николаевич, – покачал головой Берия. – Сведения горячие, я бы сказал. И поверить сложно, и игнорировать нельзя.

Повисла пауза.

– Такую возможность нельзя упускать! – воскликнул Горянников.

– Ты, Иван Савельевич, не горячись, – поднял руку Берия. – Это еще проверить надо.

– Как проверить?

– Хм… – нарком развел руки. – Но согласен, – упускать нельзя. Необходимо все тщательно взвесить. Просчитать последствия. Однако работу по «рекомендации Феникса» следует начать сразу.

– Тут малой группой не обойдешься… – задумался Меркулов.

– Забросить несколько групп, – сказал Лукин.

– Забросить можно. И нужно! Нужно подобрать надежных людей с диверсионной подготовкой, знанием языка и привычками, чтобы не выделяться на общем фоне. Много ли у нас найдется бойцов с такими требованиями?

– Можно привлечь армейцев, военных переводчиков, спортсменов в конце концов, – перечислил Горянников. – Доучить, доподготовить…

– Необходимо учитывать, – сказал Лукин, – что охранять Старо-Борисово будут плотно. Наверняка служба безопасности возьмет под контроль все войска в округе. И если до начала совещания немцы что-то заметят, то самолет Гитлера просто вернется в Берлин. И у Гиммлера тоже охрана будет достаточной.

– В любом случае для тщательной подготовки очень мало времени, – сказал Меркулов.

– А если сбить самолет Гитлера?

– Тут встает вопрос времени с конкретикой – когда, где, какие силы привлечь? – ответил Лукин. – Да, цель для любого пилота вкусная, и наши соколы не пожалеют жизни за нее. Тут не один истребительный авиаполк положишь – цель оправдаешь. Или собрать авиагруппу для налета на Старо-Борисово. Но повторюсь – когда, где и как.

– Пусть это будет резервный вариант, – сказал Берия. – Но проработать обязательно с привлечением авиаспециалистов.

– Что касается Гиммлера, – продолжил Лукин, – то времени для подготовки группы перехвата тоже мало, но вероятность удачного исхода гораздо больше.

– Хорошо. Проработайте варианты с заброской групп, как под Борисов, так и под Минск. Но остается вопрос доверия источнику. Не исключено, что это масштабная провокация немецкой разведки, хотя цели таковой акции пока не ясны. – Нарком хлопнул ладонью по папке. – Что мы знаем?

– Все три послания идут от людей, которых проверить исключительно трудно, – огласил выводы Меркулов. – Где и с кем был сержант Резеда до встречи с лейтенантом? Маевский где-то месяц пропадал до появления в штабе армии. Капитан Жуков вернулся из разведки один. По его словам – группа погибла вместе с «языком», под случайной бомбардировкой. По запросу в истребительный полк, дислоцированный неподалеку, ответили утвердительно – да, такой бой случился, и место указали то же. Но это все. Поэтому полного доверия нет. Крайне необходимо выяснить – кто именно скрывается под псевдонимом «Феникс», его намерения и истинную цель. Местоположение источника. Группа это или одиночка.

– Я считаю, это группа, – сказал Судоплатов. – Организовать сбор таких данных, сгруппировать и передать с помощью людей с хорошей памятью… но смущает объем информации.

– Да, люди с уникальной памятью большая редкость, – согласился Лукин. – Найти их труднее, чем нам вычислить состав группы Феникса. Но это одно из возможных направлений поиска исходного источника.

– И кто же?

– Сочувствующий?

– В самом генеральном штабе?

– А фон Тресков не может быть Фениксом? – спросил Горянников.

– Сомнительно, – сказал Судоплатов и заглянул в блокнотик. – Фон Тресков штабной офицер группы армий «Центр». Каким образом он передает все сведения? Это уже более трех человек в группе, не считая самого штабиста.

– И большая вероятность засветиться, если исходить, что он переправил сведения по нескольким направлениям, – сказал Меркулов. – Не исключая импровизации источника по способам передачи, но в любом случае это большой риск.

– Считаю, источник имеет большую свободу передвижения, и он вне подозрений, – продолжил Судоплатов. – Пока вне подозрений. Кто бы это ни был – одиночка или группа, сочувствующий из генералитета вермахта, кто-то из нелегалов, но даже работая в том бардаке, который создавали немецкие прорывы, дело рискованное и заметное. Огромный риск не донести важные сведения и засветиться перед немецкой контрразведкой. Если источник в генштабе вермахта, то есть вероятность, что Феникс замолчит навсегда.

– Если не генералитет и штабисты, тогда кто?

– Кто-то из нелегалов?

– Тогда это должен быть не простой нелегал. С широким доступом к стратегической и оперативной информации, и достоверным прогнозированием событий.

– Брайтенбах?[5] – предположил Судоплатов.

– Хм… Брайтенбах… – Меркулов задумался. – Он по гестапо проходит. Откуда у него стратегические и тактические сведения генштаба? Последняя связь с ним была в середине июня. Не думаю, что он Феникс, иначе бы передавал сведения по оговоренным каналам, а не известным нам образом.

– Так, товарищи, – сказал Лаврентий Павлович. – Времени мало. Проработкой всех вопросов займетесь позже. Товарищ Судоплатов, вам поручается создание особой группы при НКВД. Задачи – организация разведывательно-диверсионной работы и партизанской войны в тылу немецко-фашистских войск. Работа по «Фениксу» тоже на вашей группе. На вас же проработка действий по листу № 12. Учтите все варианты. Планы действий и потребности на утверждение мне. Учитывайте, что к группе будут приданы войска из резерва при наркомате. При необходимости привлекайте специалистов со стороны.

Меркулов и Судоплатов при этом переглянулись. А привлекать придется. Уже ощущается острая нехватка квалифицированных кадров. Возможно, получится вернуть большинство уволенных сотрудников, а иных вообще освободить из тюрем.

– Даю на это сорок восемь часов, – закончил Берия.

– Товарищ народный комиссар, – обратился к Берии Лукин. – В приемной ожидает майор Крамаренко.

Он чуть более меня общался с капитаном Жуковым. И он последний, кто его видел живым.

Берия позвонил секретарю:

– Пригласи Крамаренко.

Майор вошел и доложил, прикрыв дверь:

– Товарищ народный комиссар, майор Крамаренко по вашему приказанию прибыл!

– Проходите, товарищ майор, – сказал нарком. – Садитесь. Что можете сказать о капитане Жукове?..

Глава 3

Маша тщательно полоскала и отжимала тряпку, в которой теперь никак не угадать бывшую когда-то гимнастерку, и вновь терла пол. По сторонам старалась не смотреть. Тяжело видеть страдания людей, слышать многоголосый стон и крики боли, и никуда не денешься. Уже четыре дня в госпитале, но привыкнуть никак не получается. Как тут привыкнуть? Вскрикнул ранбольной – Маша невольно вздрогнет. Раненых в госпитале битком, везут и везут, даже в коридорах койки стоят. Полы мыть приходится часто. Что поделать, если грязь постоянно наносится с улицы. Санитары ранбольных несут, лекарства привозят, посыльные снуют туда-сюда, врачи с медсестрами выходят в редкие минуты покурить или просто подышать. Кроме мытья, уход за больными. Поить, кормить и помогать оправляться. К последнему тоже пришлось привыкать.

– Сестричка… – хрипит тяжелораненый боец, – пить… пить…

– Сейчас! – спохватывается Маша и, оставив швабру у ведра, бежит к корзинке с бутылками воды.

Раненый голову поднять не может, значит, надо налить чуть-чуть в глубокую ложку и поднести к губам.

Кому воды можно вволю, кому-то дать только-только, чтобы немного жажду утолить, а некоторым пить вовсе нельзя, лишь губы и полость рта смочить. Это Мария знала, старшая медсестра несколько раз повторила.

– Спасибо… – выдохнул боец и бессильно откинулся, закрыв глаза.

Маша вернула посуду в корзину и вернулась к мытью полов. Протирая половицы, сместилась к следующей койке, где остановилась, глянув на лежащего. Этот ранбольной несколько дней был без сознания, лишь раз очнувшись во время перевязки. Молодой, но геройский – санитары рассказали, что подобрали его около сгоревших немецких танков. Имя бойца выяснить не смогли – документы сгорели, а сам, когда очнулся, ничего не смог сказать. Маше особенно было жаль его, почему-то запал он в сердце.

Вдруг ранбольной, которого недавно напоили, захрипел, сделал судорожный вдох, выгнулся весь…

– Вера Федоровна! – крикнула Маша. – Скорей сюда!

Девушка обхватила раненого, зашептала, успокаивая, но боец смотрел в потолок, хрипел и вздрагивал. Уже спешила по коридору старшая медсестра, даже из операционной выглянул главврач.

Ранбольной задрожал, еще раз судорожно вдохнул, выдохнул и замер. Глаза остекленели…

– Отмучился, бедолага, – сказал кто-то.

Маша прижала ладони к лицу, подавляя крик. Потекли слезы. Иван Семенович отстранил Машу, тронул ранбольного за шею, вздохнул, прикрыл умершему веки и тихо сказал старшей медсестре:

– Санитаров позови, пусть в мертвецкую унесут.

Затем посмотрел на девушку. Сжал ей плечо и устало пошел в операционную.

– Выйди и слезы вытри, – шепнула медсестра.

Маша выскочила из корпуса, свернула в скверик. Слезы катились не переставая. Хотелось взвыть, но крик удалось удержать. Как к такому привыкнуть? Страшные ранения, оторванные руки и ноги, ожоги… боль и смерть…

Маша могла стерпеть боль, ни пискнув даже, но слезы удерживать не могла. При виде чужих страданий глаза мгновенно намокали. Да, комсомолка, но не сдержать… никак не сдержать.

На улице остро пахло горелым – в городке бушевали пожары, недавно авианалет был. Немцы что-то бомбили на окраине. Слышалась далекая канонада. Но несмотря на дым, дышалось легче, чем в корпусах, и особенно в палатах с ожоговыми ранениями. В госпитале стоял одурманивающий и сводящий с ума смрад. Запах лекарств и крови перебивала вонь гниения, пота и давно не мытых тел. Проветривай, не проветривай…

Со свежего воздуха зайдя в госпиталь шибало в нос так, что даже в глазах темнело, и приходилось подавлять тошноту. Конечно, потом неприятные запахи притуплялись, да и не до брезгливости было – дел невпроворот. Медбригады работали бессменно, отдыхали мало. Даже поесть да покурить – и то на бегу.

В корпусе, как обычно, шибануло в нос вонью. Как к этому привыкнуть? Переждав приступ тошноты, Маша прошла по коридору, подняла швабру и принялась домывать пол. Умершего уже унесли и белье в прачечную забрали, но на пустую койку Маша старалась не смотреть…

– Кузнецова! – из дверного проема выглянула медсестра.

Девушка распрямилась и обернулась.

– Что?

– Домывай и приходи помогать.

– Хорошо.

Уже через пару минут пол был вымыт. Маша прополоскала тряпку, тщательно её отжала, но сушиться не повесила, а пристроила в углу, ибо вскоре опять придется полы протирать.

Ведро было тяжелое, несмотря на то, что воды было всего наполовину. Маша протащила его по коридору к выходу, осторожно спустилась с высокого крыльца и свернула к кустарнику. Воду слила под куст и направилась к колодцу. Следовало сполоснуть ведро и набрать воды в запас, чтобы потом за ней не бежать.

У колодца воду набирал дядя Ваня. Ему было лет за шестьдесят, правая нога у него практически не гнулась из-за ранения, полученного еще в империалистическую. В госпитале он работал на кухне. Кашеварил и замечательно, надо сказать. Любое блюдо у него выходило – пальчики оближешь, а кулеш какой варил…

– А, это ты, Машутка-малютка? – обернулся дядя Ваня. – За водой? Давай-ка ведро, налью.

Маша протянула свое ведро. Хорошо, что не самой воду набирать. Нет, ничего трудного, просто колодезный сруб для неё был высок, а приступка у него не было.

Журавельная жердина качнулась вниз, задирая противовес, послышался всплеск, затем дядя Ваня, перебирая руками по сцепленным скобами жердинам, вытащил полное ведро воды и из него наполнил ведро Маши.

– Вот, полное. Ты погоди, я свою бадью наполню и твое ведро донесу.

– Да я сама…

– Сама-сама, – гмыкнул в бороду дядя Ваня. – Машутка-малютка, росточком с ведро.

– Да я невысокая, но мне почти шестнадцать! – на шутки по поводу своего невысокого роста Маша давно не обижалась.

– Не в этом дело, дочка, – возразил старик, – на тебе же лица нет. Сутками в госпитале работаешь.

Ветром уж шатает. И опять слезы лила, гляжу. Отдохнуть бы тебе…

– Некогда отдыхать! Война идет, а я комсомолка!

– Война… – вздохнул кашевар. – Это да…

– Я пойду, дядь Вань, там раненые…

– Как там твой? Очнулся хоть?

– Какой он мой? – смутилась девушка. – Я даже имени его не знаю.

Дядя Ваня лишь усмехнулся в бороду. В госпитале всё на виду, и то, что Кузнецова Маша чаще других ухаживает за молодым парнем, заметили все.

Тут очень сильно загрохотало. Недалеко. Отчетливо слышались разрывы и стрельба. Как будто фронт прыгнул на пару десятков километров ближе. Все, кто находился в госпитальном скверике, замерли, настороженно смотрели на запад.

– Наши ведь не пустят сюда немцев?