Дарующий звезды Мойес Джоджо

Глава 18

Предприимчивый бакалейщик из Оклахомы недавно продал за два дня две дюжины кнутов. Трое покупателей объяснили, что будут использовать кнут вместо удочки, а одна дама заявила, что собирается пороть им сына.

«Фарроу», сентябрь–октябрь 1937 года

В воскресенье утром, когда Марджери, склонившись над ведром теплой воды, мыла голову и, сполоснув волосы, скручивала их в толстый блестящий жгут, на кухню вошла Элис. Она невнятно извинилась, все еще сонная и немного заторможенная – прости, я не знала, что здесь кто-то есть, – и уже начала было пятиться к двери, однако, заметив выступающий живот подруги, обтянутый тонкой ночной рубашкой, застыла как вкопанная. Марджери покосилась на Элис, обмотала голову хлопковым полотенцем, но, неожиданно перехватив ее удивленный взгляд, выпрямилась и прикрыла пупок ладонью:

– Да-да, так и есть, я действительно беременна, уже на седьмом месяце, и я все знаю. Хотя это не входило в мои планы.

Ошеломленная Элис прижала руку к губам и вдруг вспомнила, как накануне вечером видела Марджери со Свеном в «Найс-н-квике»: она сидела у него на коленях, он бережно обнимал ее за талию.

– Но… – начала Элис.

– Похоже, я не слишком внимательно читала ту маленькую синюю книжицу. А зря.

– Но… что ты собираешься делать?

Элис не могла отвести глаз от окуглившегося живота Марджери. Это было так странно. Грудь Марджери тоже налилась. Сползшая с плеча ночная рубашка открывала взгляду голубые вены, расчертившие полоску бледной кожи.

– Делать? А что я могу сделать?

– Но ты же не замужем!

– Замужество? Вот, значит, из-за чего ты переживаешь! – Марджери горько рассмеялась. – Элис, неужели ты думаешь, что меня хоть сколечко волнует мнение других людей?! Ну, мы со Свеном, считай, что женаты. Мы воспитаем нашу дочурку и будем любить ее сильнее, впрочем, как и друг друга, чем большинство женатых пар вокруг. Я буду ее воспитывать и научу отличать добро от зла, и, пока у нее есть мама с папой, которые ее любят, отсутствие кольца на пальце – это мое личное дело.

У Элис не укладывалось в голове, как женщина на седьмом месяце беременности может не переживать, что ее ребенок будет незаконнорожденным и, вероятно, даже попадет в ад. И все же, глядя на уверенность Марджери в своей правоте, на исходящее от нее сияние – ведь лицо Марджери буквально светилось, – трудно было назвать случившееся катастрофой.

Элис тяжело вздохнула:

– А кто-нибудь… еще… знает?

– Кроме Свена? – Марджери принялась яростно вытирать волосы полотенцем. – Ну, мы, естественно, не кричим об этом на каждом углу. Однако мне вряд ли удастся долго скрывать беременность. Если я растолстею еще больше, у бедняги Чарли скоро начнут подгибаться колени.

Ребенок. Элис переполняли противоречивые чувства: шок от неожиданности, восхищение, что Марджери, как всегда, решила играть по своим правилам, ну и что самое главное, печаль, ведь все теперь снова изменится. Им больше не придется скакать галопом по горам, смеяться в уютных стенах библиотеки. Марджери теперь надолго засядет дома, как любая нормальная мать. Элис задумалась, что станет с библиотекой без Марджери, которая была ее сердцем и становым хребтом. И тут Элис вдруг стукнула еще более тревожная мысль. Как она сможет остаться здесь, когда родится ребенок? Для нее здесь просто-напросто не будет места. Сейчас им и втроем-то толком не развернуться.

– Элис, я даже из коридора чувствую, как ты волнуешься, – окликнула ее Марджери по пути в спальню. – И говорю тебе, что ничего не изменится. Когда ребенок родится, тогда и будем думать. И нечего трепать себе нервы раньше времени.

– Я в порядке, – ответила Элис. – И очень за тебя рада. – Она отчаянно хотела, чтобы это было правдой.

В субботу Марджери поехала верхом в Монарх-Крик, по дороге здороваясь с семьями, которые занимались ликвидацией последствий наводнения, выметали от передней двери горы ила, складывали в кучи испорченную мебель, годившуюся теперь разве что на дрова. Наводнение разрушило низкорасположенные предместья города, где жили самые бедные слои населения, не способного поднять шум. Хотя их бы в любом случае никто не услышал. Ведь в более благополучных районах жизнь практически вернулась в нормальное русло.

Марджери остановила Чарли возле дома Софии и Уильяма, и у нее упало сердце, когда она увидела масштаб разрушений. Одно дело что-то знать, но совсем другое – видеть это воочию. Маленький домик вроде как уцелел, но, поскольку он стоял в самой нижней части дороги, на него пришелся основной удар стихии. Столбики аккуратного крыльца треснули и сломались, стоявшие там цветочные горшки и кресло-качалку смыло водой, так же как и два передних окна.

То, что некогда было ухоженным огородиком, превратилось в море черной жижи, где вместо растений из земли торчали сломанные деревяшки, и над всем этим стоял едкий запах разложения. Широкая темная линия прибоя проходила вдоль верха оконных рам и деревянной обшивки дома, поэтому Марджери, даже не заходя в дом, уже заранее знала, что творится внутри. Она с содроганием вспомнила холодные объятия воды и машинально положила руку на мягкую шею Чарли, интуитивно почувствовав настоятельное желание вернуться в тепло и безопасность родного дома.

Марджери спешилась – теперь у нее уходило на это гораздо больше времени – и набросила поводья на ближайшее дерево. Мулу даже нечего было пожевать – вокруг на холмах сплошной черный ил, и ничего более.

– Уильям? – Марджери, поскрипывая сапогами, направилась к хижине. – Уильям, это Марджери.

Она позвала хозяина еще пару раз, но, немного подождав, поняла, что дома никого нет, и вернулась к мулу, чувствуя непривычную тяжесть в животе, словно младенец решил, что он наконец вправе громко заявить о себе. Марджери собралась снять поводья, как вдруг что-то привлекло ее внимание. Она наклонила голову, чтобы рассмотреть след от прибоя на стволе дерева на высоте нескольких футов. На всем пути от библиотеки река оставляла за собой бурый след, состоявший преимущественно из грязи и ила. Но здесь след был черным как деготь. Марджери вспомнила, как вода внезапно почернела, а едкие химические примеси начали разъедать глаза и горло.

После наводнения Ван Клив почти три дня не показывался в городе.

Марджери присела на корточки, провела рукой по древесной коре, понюхала пальцы. И застыла в глубокой задумчивости. Затем вытерла руку о куртку и, кряхтя, села обратно в седло.

– Вперед, малыш Чарли! – Марджери развернула мула. – Мы еще не едем домой.

Она въехала в узкий проход в горах, ведущий в северо-восточную часть Бейливилла. Эта дорога всегда считалась непроходимой из-за отвесных каньонов и густой растительности. Однако Марджери с Чарли выросли в этом суровом горном краю и ориентировались здесь не хуже, чем торговец в денежных знаках. Марджери бросила поводья на шею Чарли, нагнулась вперед, доверив мулу самому прокладывать путь, и начала раздвигать нависающие над головой ветки. Чем выше они поднимались в гору, тем холоднее становился воздух. Она надвинула шляпу на лоб и уткнулась подбородком в поднятый воротник, дыхание поднималось вверх легкими облачками пара.

Лес постепенно становился все гуще, а тропа такой крутой и каменистой, что даже привычный к горным дорогам Чарли начал спотыкаться. Перед очередной россыпью вышедших на поверхность камней Марджери наконец спешилась, набросив поводья на тонкое деревце. Остаток пути до вершины она прошла пешком, пыхтя от тяжести дополнительного груза и постоянно останавливаясь, чтобы подержаться за поясницу. Марджери, которая после наводнения чувствовала непреходящую усталость, старалась не думать о том, что сказал бы ей Свен, знай он, куда она собралась.

У нее ушло не меньше часа, чтобы добраться до самой верхней точки, откуда открывался вид на ту часть участка площадью 600 акров шахты Хоффман, которая не просматривалась со стороны самой шахты и была закрыта от любопытных глаз подковой крутых и лесистых склонов хребта. Схватившись за ствол дерева, Марджери преодолела последние несколько футов и на секунду остановилась, чтобы отдышаться.

А потом она посмотрела вниз и чертыхнулась.

За хребтом находились три огромных коллектора для шлама, добраться до которых можно было лишь через закрытый воротами туннель в горе. Два разбухших от дождя коллектора по-прежнему наполнены тусклой черной водой. Третий оказался пустым, его дно покрыто черными илистыми наносами, а окружавшая его насыпь полностью разрушена потоком жидкой грязи, которая вырвалась наружу, оставив черный след в разветвляющихся руслах ручьев в нижней части Бейливилла.

«Нет, ну надо же было такому случиться, чтобы у Энни заболели ноги в самый неподходящий день!» – пробормотал себе под нос мистер Ван Клив, ожидая в кабинке, когда официантка принесет ему еду. Беннетт молча сидел напротив отца, его глаза были устремлены в сторону других посетителей, словно он пытался определить, что о них говорят люди. Конечно, мистер Ван Клив предпочел бы еще пару дней не показываться в городе. Но что остается делать мужчине, если в доме некому приготовить еду, так как служанка заболела, а невестка, потеряв остатки здравого смысла, отказывается вернуться домой?! Если не ехать в Лексингтон, заведение «Найс-н-квик» оставалось единственным местом, где можно было получить горячую еду.

– Пожалуйста, мистер Ван Клив. – Официантка, которую звали Молли, поставила перед ним тарелку с жареным цыпленком. – А еще овощи и картофельное пюре, как вы и просили. Вам крупно повезло, что вы вовремя успели заказать обед. А то повар уже собрался уходить, так как нам до сих пор не подвезли продукты и все такое.

– Ну разве мы не счастливчики! – При виде цыпленка с аппетитной золотистой корочкой у мистера Ван Клива сразу поднялось настроение.

С довольным вздохом он засунул салфетку за воротник и только было собрался предложить Беннетту последовать его примеру, а не раскладывать салфетку на коленях, подобно проклятым европейцам, как вдруг увесистый ком черной грязи, пролетев по воздуху, приземлился с громким шлеп прямо на цыпленка. Мистер Ван Клив вытаращился, не веря своим глазам:

– Какого черта!..

– Мистер Ван Клив, вы что-то потеряли? – Возле его стола возникла Марджери О’Хара, ее лицо гневно пылало, голос звенел. Она вытянула руку, черную от шлама. – Мистер Ван Клив, наши дома в районе Монарх-Крика разрушены вовсе не наводнением. Причиной был ваш коллектор шлама. И вы это прекрасно знаете. Вам должно быть ужасно стыдно!

Весь ресторан моментально притих. Кое-кто из посетителей за спиной Марджери даже встал с места посмотреть, что происходит.

– Ты посмела бросить грязь в мой обед?! – Мистер Ван Клив встал, со скрипом отодвинув стул. – Ты заявилась сюда после всего, что натворила, и при этом посмела бросить грязь в мою еду?!

У Марджери появился воинственный блеск в глазах.

– Не грязь. Угольный шлам. Яд. Ваш яд. Я поднялась на вершину хребта и увидела ваш разрушенный коллектор. Это вы виноваты. А отнюдь не дожди. Не река Огайо. Разрушены исключительно те дома, которые смыло вашей грязной водой.

По ресторану пробежал тихий ропот. Мистер Ван Клив резко выдернул салфетку из-за воротника и, шагнув в сторону Марджери, погрозил ей пальцем:

– Слушай сюда, О’Хара! Советую тебе хорошенько подумать, прежде чем разбрасываться подобными обвинениями. От тебя и так одни неприятности…

Однако Марджери его оборвала:

– Значит, от меня одни неприятности? И это говорит человек, застреливший мою собаку! А кто выбил два зуба своей невестке? Вы едва не утопили меня, Софию и ее брата Уильяма! Они и так начинали практически с нуля, а сейчас у них и того меньше! Вы бы утопили трех маленьких девочек, если бы мои девушки их не спасли! И вы еще имеете наглость как ни в чем не бывало показываться на люди! Да по вам тюрьма плачет!

Появившийся за спиной Марджери Свен положил ей руку на плечо. Но Марджери, войдя в раж, смахнула его руку:

– Мужчины мрут как мухи из-за того, что для вас деньги дороже людей! Вы обманом лишаете жителей домов. Они подписывают бумаги, толком не понимая, что делают. Вы разрушаете жизнь других людей. Ваша шахта – воплощенное зло! Вы сами – воплощенное зло!

– Довольно! – Свен, обняв Марджери за плечи, оттащил ее назад, но Марджери, тыча в Ван Клива пальцем, продолжала орать.

– Да! Спасибо, Густавссон! Убери ее отсюда!

– Вы ведете себя так, словно вы Господь Бог, чтоб вам пусто было! Словно вам закон не писан! Но я не спускаю с вас глаз, мистер Ван Клив! И пока я дышу, буду говорить правду о вас и…

– Довольно!

В зале, казалось, образовалось безвоздушное пространство, когда Свен выводил сопротивляющуюся Марджери из ресторана. Через стекло в двери было видно, как Марджери, отчаянно пытаясь освободить руки, орет на Свена.

Оглядевшись по сторонам, мистер Ван Клив сел на место. Посетители продолжали на него глазеть.

– Ох уж эта О’Хара! – громко произнес он, снова заправляя салфетку за воротник. – Никогда не знаешь, чего от нее можно ждать! – (Беннетт, на секунду оторвав от тарелки глаза, снова потупился.) – Густавссон – молодец. Он знает. О да. А эта девчонка – самая чокнутая из всей их компании, да? Да? – Ван Клив продолжал натужно улыбаться, пока посетители снова не вернулись к прерванной трапезе, затем облегченно вздохнул и поманил к себе официантку: – Молли, дорогая, будь так добра… хм… принеси новую порцию цыпленка. Спасибо большое.

Молли состроила печальную гримасу:

– Мне очень жаль, мистер Ван Клив, но цыпленка больше не осталось. – Она посмотрела на тарелку и слегка скривилась. – Я могу разогреть вам суп и принести пару крекеров.

– Вот, возьми мою порцию. – Беннетт подтолкнул к отцу нетронутую тарелку.

Мистер Ван Клив в очередной раз выдернул из-за воротника салфетку:

– У меня пропал аппетит. Ладно, угощу Густавссона выпивкой, и мы поедем домой. – Ван Клив посмотрел сквозь стекло в двери на Свена, который по-прежнему стоял на улице вместе с этой девицей О’Хара. – Сейчас он ее выпроводит и вернется. – Мистер Ван Клив чувствовал легкое разочарование, что именно Густавссон, а не его собственный сын выставил из ресторана эту нахалку.

Но странное дело: пока О’Хара продолжала кричать и жестикулировать, Густавссон, вместо того чтобы отряхнуть руки и вернуться в ресторан, шагнул еще ближе к Марджери О’Хара и склонился над ней.

А затем на удивленных глазах мистера Ван Клива Марджери закрыла лицо руками, и парочка молча застыла. После чего – и это было ясно как день – Густавссон бережно положил руку на округлившийся живот женщины, и, дождавшись, когда та поднимет глаза и накроет его руку своей, поцеловал Марджери О’Хара.

– Сколько еще неприятностей ты хочешь накликать на свою голову?

Марджери не глядя оттолкнула Свена и попыталась освободиться, но он крепко держал ее за плечи.

– Свен, ты этого не видел! Тысячи галлонов яда! Ну а он ведет себя так, будто во всем виновата река. Дом Софии и Уильяма разрушен, земля и вода вокруг Монарх-Крика погублены даже не знаю на сколько лет.

– Мардж, я тебе верю. Но наезжать на него вот так на глазах у посетителей ресторана – только испортить дело.

– Ему должно быть стыдно! Он считает, что ему все сойдет с рук. И как ты посмел выволакивать меня оттуда, словно нашкодившую собачонку?! – Марджери с силой оттолкнула Свена, высвободившись из его железной хватки, и он поднял руки вверх, показывая, что сдается.

– Я просто… боялся, что он на тебя набросится. Ты же видела, что он сделал с Элис.

– Я его не боюсь!

– А может, и стоило бы. С такими людьми, как Ван Клив, нужно держать ухо востро. Он хитер и очень опасен. И ты это знаешь. Ну ладно тебе, Марджери. Постарайся обуздать свой темперамент. Мы попытаемся сделать все правильно. Я пока не знаю как. Быть может, нужно поговорить с бригадиром. Подключить профсоюзы. Написать губернатору. Есть разные пути. – (Марджери, казалось, чуть-чуть успокоилась.) – Ну давай же! – Свен протянул ей руку. – Один в поле не воин.

И Марджери сдалась. Она стояла и ковыряла носком сапога землю, ожидая, чтобы дыхание пришло в норму, потом подняла на Свена полные слез глаза:

– Свен, я ненавижу его! Действительно ненавижу. Он разрушает все, к чему прикасается. Он разрушает красоту.

– Не все. – Свен притянул Марджери к себе и положил руку на ее живот, и она сразу оттаяла. – Вот и ладно. – Свен поцеловал Марджери. – Пошли домой.

Маленький городок – на то и маленький городок, а Марджери О’Хара – на то и Марджери О’Хара, а потому вскоре по городу поползли слухи, что она забрюхатела, и по крайней мере в течение нескольких дней в любом месте, где обычно собирались жители Бейливилла, – на рынке фуража, в церкви, в универмаге – только об этом и говорили. Для некоторых данная новость послужила очередным подтверждением уже сложившегося мнения о дочери Фрэнка О’Хары. Еще один никудышный ребенок семейства О’Хара, без сомнения обреченный на позор и несчастья. Ведь всегда найдутся люди, для которых внебрачный ребенок – объект громкого и эмоционального порицания. Однако были и такие, которые не забыли героического поведения Марджери во время наводнения и ее слова о роковой роли Ван Клива в бедствии. К счастью для Марджери, к последним относилось большинство жителей Бейливилла, которые считали, что на фоне всех обрушившихся на город несчастий рождение ребенка – и не важно, при каких обстоятельствах, – не повод для того, чтобы так возбухать.

Правда, София придерживалась несколько иного мнения.

– Теперь ты выйдешь замуж за своего мужчину? – узнав новость, спросила она.

– Нет, – ответила Марджери.

– Потому что ты эгоистка, да? – (Марджери, которая писала письмо губернатору, отложила в сторону ручку и смерила Софию взглядом.) – И нечего на меня так смотреть, Марджери О’Хара. Я знаю, что ты думаешь о том, чтобы соединить себя узами с мужчиной перед лицом Господа. Уж можешь мне поверить, нам всем хорошо известны твои взгляды. Но ведь теперь это касается не только тебя, так? Ты хочешь, чтобы твоего ребенка дразнили в школе? Ты хочешь, чтобы ее считали вторым сортом? Ты хочешь, чтобы она стала изгоем, потому что люди не захотят видеть одну из этих в своем доме?

Марджери открыла дверь, впустив Фреда, принесшего очередную порцию книг из своего дома.

– Может, прежде чем меня ругать, ты сперва дождешься ее появления на свет?

София возмущенно подняла брови:

– Я просто говорю. Жизнь в маленьком городке и так достаточно тяжела, а ты еще вешаешь несчастному ребенку дополнительное ярмо на шею. Ты не хуже моего знаешь, как легко люди выносят суждения о тебе, основываясь лишь на том, что сделали твои родители, хотя тебя там и близко не было.

– Ну ладно тебе, София.

– Что, правда глаза колет? Ведь только благодаря своему упрямству ты сумела построить себе жизнь так, как ты хочешь. А что, если твоя дочка не будет похожа на тебя?

– Она будет похожа на меня.

– Много ты понимаешь в детях! – фыркнула София. – Я тебе все сказала и больше повторять не буду. Ученого учить – только портить. – София швырнула гроссбух на стол. – Но ты должна хорошенько подумать.

Свен выступал в том же репертуаре. Он чистил ботинки, сидя на шатком кухонном стуле, а Марджери сидела рядом на скамье с высокой спинкой, и хотя речь Свена была лаконичнее, а голос спокойнее, его точка зрения не отличалась от той, что высказала София.

– Марджери, я отнюдь не собираюсь просить тебя во второй раз. Но сейчас все изменилось. Я хочу, чтобы все знали, что я отец ребенка. Хочу все сделать правильно. И не хочу, чтобы нашего ребенка считали ублюдком.

Свен бросил на Марджери пристальный взгляд через стол, и она, внезапно почувствовав себя упертой и ершистой, совсем как тогда, когда ей было всего десять лет, принялась теребить шерстяное одеяло, категорически отказываясь смотреть на Свена.

– У нас что, нет более важных тем для разговоров?

– Это все, что я собирался тебе сказать.

Марджери откинула волосы со лба, прикусила верхнюю губу. Свен скрестил руки на груди и насупился, приготовившись услышать от Марджери, что он сводит ее с ума, что он обещал больше не касаться этой темы, что она уже сыта по горло и он может катиться к себе домой.

Однако Марджери его удивила.

– Дай мне все хорошенько обдумать, – сказала она.

Несколько минут они сидели молча. Марджери барабанила пальцами по столу и, вытянув ногу, нервно то туда, то сюда поворачивала лодыжку.

– Что именно? – спросил Свен.

Марджери снова принялась теребить угол одеяла, затем расправила его и наконец покосилась на Свена.

– Что? – повторил он.

– Свен Густавссон, ты когда-нибудь сядешь рядом со мной? Или я стала совсем непривлекательной, превратившись твоими стараниями в дойную корову?

Элис вернулась поздно. Мысли о Фреде вытеснили из ее головы все, что она слышала (слезные извинения читателей за утонувшие вместе с остальными пожитками книги) и видела (черные следы от угольного шлама на деревьях, хаотично разбросанные вещи, в том числе туфли, письма и обломки мебели, усеявшие берега утихомирившихся ручьев).

Элис, единственное, что я могу дать тебе, – это слова любви.

Не было такого утра и такого вечера, чтобы Элис не вспоминала то, как Фред провел пальцем по ее щеке. Элис вспоминала его сузившиеся серьезные глаза и представляла, как эти сильные руки точно так же, нежно и целеустремленно, гладят ее тело, а воображение успешно заполняло пробелы в знаниях. От воспоминаний о его голосе, о его пронизывающем взгляде у Элис перехватывало дыхание. Она так много думала о Фреде, что ей начинало казаться, будто все остальные видят ее насквозь и даже ловят обрывки лихорадочных мыслей, жужжащих в голове и буквально сочащихся из ушей. И когда Элис, с поднятым воротником от пронзительного апрельского ветра, вернулась в хижину Марджери, то почувствовала некоторое облегчение, ведь по крайней мере на пару часов ей волей-неволей придется переключиться на нечто другое: книжные переплеты, или угольный шлам, или стручковую фасоль.

Элис вошла в дом, тихо закрыла за собой сетчатую дверь (с тех пор, как Элис покинула дом Ван Клива, хлопающие двери вызывали у нее ужас), сняла пальто, повесила его на крючок. В доме царила тишина. Видимо, Марджери на заднем дворе ухаживает за Чарли или кормит кур. Элис заглянула в хлебницу, в очередной раз почувствовав, насколько опустевшим кажется дом без шумного присутствия Блуи.

Она уже собралась было позвать подругу, но тут из-за закрытой двери в комнату Марджери до нее донеслись звуки, которых она не слышала уже много недель: сдавленные крики и тихие стоны наслаждения. Элис остановилась как вкопанная, и, словно в ответ на ее немой вопрос, голоса за дверью внезапно в унисон вознеслись к потолку и обрушились, пронизанные нежностью и эмоциями; заскрипели пружины, изголовье кровати со все возрастающей силой начало врезаться в деревянную стену.

– Чудеса в решете, – пробормотала Элис себе под нос.

Она снова надела пальто и, сунув в рот кусок хлеба, вернулась на крыльцо, где села в дряхлое кресло-качалку. В одной руке Элис держала кусок хлеба, другой затыкала здоровое ухо.

В том, что снег пролежал в горах на месяц дольше, не было ничего удивительного. Горы, будто демонстративно игнорируя то, что происходит внизу, в городе, отказывались разжать свои ледяные объятия буквально до того момента, когда сквозь кристаллическое ледяное покрытие уже начинали проклевываться восковые ростки, а голые коричневые ветви деревьев покрывались легким зеленым пушком.

Итак, тело Клема Маккалоу обнаружили только в апреле, после схождения снежных шапок с самых высоких горных вершин: из подтаявшего снега сперва показался обмороженный нос, затем – остальное лицо, частично обгрызенное дикими зверями, глаза давным-давно исчезли. Тело нашел промышлявший в горах над Ред-Ликом охотник на оленей из Береи, которому еще много месяцев будут являться в ночных кошмарах мертвецы со сгнившими лицами и призрачными дырами вместо глаз.

Обнаружение тела известного местного пропойцы не стало особым сюрпризом для жителей маленького городка, расположенного в пьяном округе самогонщиков, и, скорее всего, об этом бы пару дней поговорили да и забыли, если бы не одно «но».

На этот раз все было по-другому.

Затылок Клема Маккалоу, объявил шериф, спустившись со своими людьми с горного склона, был проломлен острым камнем. А на груди покойника, показавшейся после того, как сошел снежный покров, лежала книга «Маленькие женщины», на ее пропитанном кровью тканевом переплете значилось: «Конная библиотека Бейливилла, УОР».

Глава 19

Мужчины хотят, чтобы женщины были спокойными, собранными, отзывчивыми и целомудренными. Эксцентричное поведение не приветствуется, и любую женщину, позволившую себе зайти слишком далеко, ждут серьезные неприятности.

Вирджиния Кулин Робертс. Женщины были слишком крутыми

Мистер Ван Клив, с сияющей улыбкой, с полным животом свиных шкварок и блестящим от приятного возбуждения лбом, вошел в кабинет шерифа. С собой у Ван Клива была коробка сигар, хотя он вряд ли сознался бы в том, что имел для этого особый повод. Конечно нет. И все же найденный труп Клема Маккалоу означал, что разрушенный коллектор и вырвавшийся на свободу поток угольного шлама внезапно стали вчерашними новостями. Семейство Ван Клив снова могло спокойно ходить по улицам города, и впервые за много недель, выйдя из своего автомобиля, мистер Ван Клив почувствовал, что его походка обрела былую бодрость.

– Что ж, Боб, не могу сказать, будто особо удивлен. Ты ведь знаешь, она весь год была источником неприятностей, расшатывала основы нашего общества и насаждала порок. – Наклонившись вперед, он щелкнул латунной зажигалкой перед сигарой шерифа.

Шериф откинулся на спинку кресла:

– Джефф, я не вполне уверен, что целиком и полностью на твоей стороне.

– Но ты ведь арестуешь эту девицу О’Хара, да?

– С чего ты взял, что она имеет к этому какое-то отношение?

– Боб… Боб… Мы с тобой старые друзья. И ты не хуже моего знаешь, что между семьями Маккалоу и О’Хара существовала кровная вражда. С незапамятных времен. Да и кто еще мог забраться верхом так высоко в горы? – (Шериф промолчал.) – И кстати, одна маленькая птичка принесла мне на хвосте, будто возле тела была обнаружена библиотечная книжка. Что отлично подтверждает все вышесказанное. Дело закрыто. – Ван Клив затянулся сигарой.

– Джефф, хотел бы я, чтобы мои ребята так же быстро раскрывали преступления, как ты! – Шериф насмешливо прищурился.

– Ну, ты же знаешь, она подбила жену моего Беннетта уйти от него, хотя мы старались не поднимать шума, чтобы не ставить Беннетта в неловкое положение. Они были вполне счастливы в браке, пока не появилась эта девица! Да, она внушает порядочным женщинам порочные идеи и сеет вокруг себя хаос. Лично я буду спать сегодня гораздо крепче, зная, что она уже сидит под замком.

– Так ты считаешь это правильным? – Шериф уже давно знал о том, что невестка Ван Клива ушла от мужа, ведь в этом городе буквально ничего не ускользало от его внимания.

– Боб, эта семейка… – Ван Клив пустил кольцо дыма в потолок. – По линии О’Хара в их жилах всегда текла дурная кровь. Ты ведь помнишь ее дядю Винсента? Вот уж был негодяй…

– Джефф, не могу сказать, чтобы твои доказательства звучали слишком убедительно. Строго между нами, мы не можем с уверенностью доказать, что она была на том маршруте, а по словам нашей единственной свидетельницы, она точно не знает, чей именно голос тогда слышала.

– А кто еще мог такое сделать! Уж конечно не эта полиомиелитная девчушка и не наша Элис. Остаются лишь деревенская девчонка и та цветная. Но бьюсь об заклад, что цветная не умеет ездить верхом.

Уголки губ шерифа опустились, свидетельствуя о скептическом отношении к выдвинутой версии.

Ван Клив стукнул пальцем по столу:

– Боб, она оказывает плохое влияние. Спроси хотя бы губернатора Хэтча. Он знает. Девица О’Хара под прикрытием семейной библиотеки распространяла непристойную литературу. Ой, неужели ты не знал? Она подстрекала жителей Норт-Риджа препятствовать законной деятельности владельцев шахты. За последний год все неприятности в нашем округе исходят от Марджери О’Хара. Библиотека внушила этой девице вредные идеи насчет ее статуса. Чем дольше она останется под замком, тем лучше для всех.

– Ты ведь в курсе, что она ждет ребенка?

– Ну и ты туда же! Вообще никаких моральных устоев! Разве порядочные женщины так себя ведут? Неужели ты хочешь, чтобы подобный человек входил в дом, где могут быть молодые и неокрепшие умы?

– Полагаю, что нет.

Ван Клив, глядя куда-то вдаль, начертил в воздухе маршрут Марджери О’Хара:

– Она поехала своим обычным маршрутом, а когда бедный старина Маккалоу возвращался домой, их пути пересеклись. Он был пьян в стельку, и она поняла, что у нее, таким образом, появился шанс отомстить за своего никчемного папашу. В результате она убила Маккалоу первым подвернувшимся под руку предметом, прекрасно понимая, что тело будет погребено под толстым слоем снега. Возможно, она надеялась, что труп сожрут животные и тогда его точно никогда не обнаружат. Ведь беднягу Маккалоу удалось найти лишь благодаря удаче и милости Божьей. Хладнокровная убийца, вот кто она такая! Нарушает естественные законы во всех аспектах. – Ван Клив затянулся сигарой и покачал головой. – Говорю тебе, Боб, я не удивлюсь, если она сделает это снова. – И после секундной паузы Ван Клив добавил: – Вот почему я так рад, что за наш округ отвечает такой человек, как ты. Человек, способный пресечь беззаконие. Человек, который не боится сделать так, чтобы с законом считались. – Ван Клив потянулся к коробке с сигарами. – Почему бы тебе не взять парочку домой? А знаешь что? Забирай, пожалуй, всю коробку.

– Джефф, это очень щедро с твоей стороны.

Шериф больше не произнес ни слова. И с довольным видом затянулся сигарой.

Марджери О’Хара арестовали в библиотеке в тот самый вечер, когда они поставили обратно на полки последние книги. Шериф прибыл со своим помощником, и Фред тепло их приветствовал, полагая, что шериф, подобно остальным местным жителям, пришел осмотреть новый пол и заново прибитые полки; оценка достижений в ходе восстановительных работ стала новым аспектом ежедневного времяпрепровождения в Бейливилле. Однако суровое лицо шерифа было холодным, точно надгробие. И когда он прошествовал в центр комнаты и обвел глазами помещение библиотеки, у Марджери внутри что-то оборвалось – тяжелый камень, упавший в бездонный колодец.

– Кто из вас ездит по маршруту через горы над Ред-Ликом?

Девушки растерянно переглянулись.

– В чем дело, шериф? Кто-то не вернул вовремя книги? – спросила Бет, однако никто не рассмеялся в ответ.

– Два дня назад в районе Арнотт-Риджа было найдено тело Клема Маккалоу. И след орудия убийства привел нас к вашей библиотеке.

– Орудия убийства? – переспросила Бет. – У нас здесь нет никаких орудий убийства. Ну разве что истории об убийствах.

Кровь отлила от лица Марджери. Она растерянно заморгала и оперлась о стену, чтобы не упасть. Это не ускользнуло от внимания шерифа.

– Она в интересном положении. – Элис взяла Марджери под руку. – Поэтому у нее слегка кружится голова.

– А женщину в интересном положении нельзя прямо с порога оглоушивать такими страшными новостями, – добавила Иззи.

Однако шериф продолжал сверлить Марджери взглядом:

– Мисс О’Хара, так это ваш маршрут?

– Шериф, иногда мы делим наши маршруты, – вмешалась в разговор Кэтлин. – На самом деле все зависит от того, кто в этот день работает и насколько вынослива его лошадь. Некоторые не годятся для крутых горных троп.

– А у вас есть записи о том, кто и куда ездил? – спросил шериф Софию, которая поднялась, вцепившись побелевшими пальцами в край письменного стола.

– Да, сэр.

– Я хочу проверить маршрут каждой библиотекарши за последние шесть месяцев.

– Шесть месяцев?

– Тело мистера Маккалоу уже начало… разлагаться. Поэтому сейчас трудно определить, как долго оно там пролежало. А его семья, судя по нашим данным, не сообщила о его исчезновении. Поэтому нам нужна вся необходимая информация, которую мы способны собрать.

– Сэр, но это… это множество гроссбухов. А у нас тут небольшой кавардак после наводнения. И мне понадобится время, чтобы найти их среди всей этой кучи книг. – София осторожно подпихнула ногой гроссбух подальше под стол.

– Откровенно говоря, мистер шериф, у нас пропала часть гроссбухов. – Элис оказалась единственной, кто видел маневры Софии. – Имеется большая вероятность того, что соответствующие записи катастрофически пострадали от воды. А некоторые были просто-напросто смыты. – Элис пустила в ход свой самый изысканный английский акцент, способный, насколько она знала, поставить на место самых крутых мужчин, но только не шерифа.

Он остановился перед Марджери, склонив голову набок:

– Семьи О’Хара и Маккалоу уже много лет враждуют друг с другом. Я прав?

Марджери принялась задумчиво ковырять трещину на сапоге:

– Полагаю, что да.

– Мой дедуля еще помнит, как ваш папуля охотился за братом Клема Маккалоу. Как же его звали? Том? Тэм? Выстрелил ему в живот на Рождество тысяча девятьсот тринадцатого… нет, кажется, четырнадцатого года. Спорим на что угодно, если поспрашивать людей, это не первая кровь, пролитая в ходе вашей вражды.

– Лично для меня, шериф, та вражда умерла одновременно с моим последним братом.

– Наверное, это первая в истории кровная вражда, растаявшая, точно снег весной. – Шериф жевал спичку, ходившую вверх-вниз у него во рту. – Чертовски необычно!

– Ну, я никогда не придерживалась ваших так называемых традиций. – Казалось, Марджери полностью взяла себя в руки.

– Выходит, вы не знаете, почему Клем Маккалоу оказался на земле с проломленной головой?

– Не знаю, сэр.

– К несчастью, вы единственный человек, который мог иметь на него зуб.

– Ой, да бросьте, шериф Арчер! – возмутилась Бет. – Вы не хуже моего знаете, что его семья – самая настоящая белая рвань. Деревенщина. У них врагов – вагон и маленькая тележка. Почти до самого Нэшвилла в штате Теннесси.

Чистая правда, согласились присутствующие. Даже София сочла нужным кивнуть.